Текст книги "Джекпот (СИ)"
Автор книги: Maxime
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Мириам как с цепи сорвалась. Если до поцелуя я ещё сомневался, что мы в ближайшее время займёмся сексом, то после я начал бояться, что не смогу удовлетворить её так же качественно, как трах-машина.
Мой член стоял, как каменный. Джинсы не давали ему подняться, и он палкой упёрся в ширинку, выгибаясь до боли у основания и в головке.
###
После кино морозный воздух охладил страсти, бушевавшие между нами. Я взялся проводить Мириам, и пока мы шли, разговаривая, как ни в чём не бывало обо всём на свете, кроме нас двоих, я незаметно скатился к убеждению, что она получила от меня то, что хотела, и теперь идёт спокойно спать, оставляя мечтательного юношу терзаться в муках любви.
Родион снимал для Мириам квартиру на последнем этаже двенадцатиэтажного дома. Дом находился за Троицким предместьем, совсем недалеко от центра.
Мы как раз подходили к её подъезду, когда неожиданно из-за угла дома нам на встречу, пошатываясь, выкатился здоровый бугай в тёмном пальто. Я едва узнал в нём Родиона. В темноте его хориные глазки светились особенно зловеще. Чёрная борода, как у Бармалея, делала его похожим скорее на чечена с кинжалом за пазухой, чем на загулявшего сисадмина.
– А я звоню-звоню, – притворно дружелюбным тоном начал он. – Теперь понятно, кому надо звонить. Здароў, Вицёк! Как жизнь молодая? – у него заплетался язык.
– Привет, Родион. Вот, доставил в целости и сохранности.
– Да... Наш пострел везде поспел, – он дыхнул на нас перегаром.
– Ну ладно, Мириам. Я пойду? – я незаметно пожал ей руку. – Всем доброй ночи! – я попятился назад.
– Пока-пока, – Родни провожал меня ухмылкой.
Я забежал за угол дома и сбавил ход.
«Откуда он только взялся?» – думал я.
Я даже представить себе не мог, как плотно он опекает Мириам. Снова вспомнилась наша первая встреча в метро, как влюблённо он смотрел на Аню тогда. Как Аня светилась от счастья. Знать, что он изменяет ей с Мириам, и не говорить. Встречаться с Аней, смотреть ей в глаза, смеяться с глупых шуток Родни, знать и продолжать обманывать, становясь соучастником.
«Какой же я трус, – думал я. – Убеждаю себя, что боюсь причинить ей боль, боюсь сделать её несчастной и поэтому молчу. Хотя кого я обманываю? Ведь я боюсь совсем другого. Боюсь потерять работу, боюсь мести Родни, боюсь, что он унизит меня при Мириам или при Ане. Трус! Трус! Трус!»
В глубине души у меня ещё теплилась надежда, что Родни продолжает любить Аню, а Мириам – это временное увлечение.
До метро оставалось метров двести, и я уже шёл мимо остановки, когда неожиданно зазвонил телефон. Это была Мириам.
– Витя, я жду тебя возле подъезда через пять минут, – шёпотом сказала она и сразу повесила трубку.
И я побежал назад: через мост, вдоль улицы, во дворы, вниз по лестнице, опять дворами. Возле дома я замедлил шаг, отдышался и аккуратно выглянул из-за угла. У подъезда никого не было. Прижимаясь боком к дому, я подошёл к козырьку и стал у двери, ведущей к мусоропроводу. То ли от волнения, то ли от быстрого бега сердце громко стучало, отдаваясь эхом в ушах. Оно никак не хотело успокаиваться.
Мириам спустилась через минуту. Я услышал, как открывается дверь с домофоном, и выглянул. Мириам помахала мне рукой.
«Что она ещё задумала?» – думал я, неуверенно поднимаясь по лестнице. У меня не было ни малейшего желания снова встречаться с Родионом.
Она взяла меня за руку и потащила к лифтам. Я неохотно следовал за ней. Мы поднялись на третий этаж, вышли на общий балкон. Здесь было не так холодно, как на улице, но так же сыро и темно. Во дворе гулял ветер, редкий свет горел в окнах соседних многоэтажек. Люди спали.
Мириам сразу прижимается ко мне и присасывается губами, её жадный язык коброй проникает мне в рот. Я следую её примеру и тут же попадаю в ловушку. Мириам засасывает меня, как вакуумная помпа, и не отпускает, пока я не начинаю мычать. Её рука скользит у меня в паху, крюком поддевает яички.
Я не возбуждаюсь, скорее наоборот: мне больно. Мириам сдавливает яички, вырывает язык, действует агрессивно. Этот балкон, темнота, сырость, спешка – совсем не то, как я себе представлял секс с Мириам.
Оторвавшись на секунду, она испытующе смотрит на меня широко открытыми глазами.
– У нас мало времени, – шепчет она.
От долгого поцелуя её дыхание сбилось, она напряжена до предела Родни, наверное, задремал перед телевизором, вот-вот проснётся и тогда уж точно возьмёт плеть, ружьё и отправится на поиски сбежавшей лошадки и конокрада.
Мириам неловко опускается передо мной на коленки, долго копается длинными ногтями в ширинке, на ощупь находит резинку трусов, наконец вытягивает мой вялый член и яички и тут же полностью погружает их в горячий рот. Резинка трусов поджимает яички снизу, выдавливая их наружу.
Похоже, у нас действительно мало времени. Таких скоростных минетов у меня ещё не было. Я, как назло, утром подрочил, и вся эта спешка вызывает у меня лишь одну дурацкую мысль: нужно поскорее кончить, пока Родни не нашёл нас. Я медленно возбуждаюсь, Мириам довольно урчит, чувствуя слабую эрекцию. Она втягивает член, как до этого втягивала язык. Не могу сказать, что мне не нравится.
«Если оторвёт член, придётся переквалифицироваться в девочку», – на моём лице застывает глупая улыбка.
Мириам погружает член в рот до конца так, что тот упирается ей в заднее нёбо. Её нос трётся о лобок, нижняя губа облизывает мошонку.
Зубы неожиданно смыкаются на основании члена, и я вздрагиваю, дёргаюсь, как червяк на крючке. Глупая улыбка на моём лице сменяется испугом. Голова Мириам трясётся от смеха, она крепко вцепилась в меня, как пиранья. Мой член по-прежнему гнётся, извивается, как сосиска, у неё во рту, но он уже вытянулся во всю длину. Головка втыкается в узкое отверстие горла, её язык щекочет меня снизу. Мириам замирает секунд на пять, прежде чем вырваться и, задрав голову, возбуждённо спросить:
– Поможешь мне?
Она берёт меня за руки, кладёт их себе на затылок. Потом давит на руки, показывая, как я должен притягивать её голову. Ускоряет темп, шлёпает меня по ягодицам, чтобы не сачковал, давая понять, что я должен работать ещё и бёдрами.
Я трахаю её в рот, или она трахает меня ртом – совсем запутался. Головка втыкается в узкую щель, Мириам всё дальше проталкивает её внутрь.
Неожиданно двери лифта открываются, и кто-то выходит на нашем этаже. Я в ужасе замираю, быстро заправляю член в штаны. Мириам подскакивает, вытирая рот рукавом.
Двери лифта закрываются, человек топчется в темноте перед лифтами, покашливает. Это тянется бесконечно долго. Непохоже на Родиона, тот всегда в движении. Наконец человек идёт к квартирам.
Мы облегчённо вздыхаем, смеёмся и возвращаемся к поцелуям.
«Всё-таки ты у меня кончишь сегодня», – наверное, думает Мириам, натирая задом мой пах через джинсы. Она в первый раз вышла из конюшни и гарцует перед наездником, демонстрируя таланты.
Я сдаюсь, стягиваю с неё джинсы, сдвигаю набок белую ажурный треугольник стрингов и тут же вгоняю в шоколадку восемнадцать сантиметров пульсирующего кнута. Он проскальзывает внутрь, как раскалённый нож в масло. Её попа горит, обжигает изнутри, как кипящее масло. Действую на автомате: быстро, слаженно, в темноте на ощупь у меня получается гораздо лучше, чем у Мириам.
Она удивлённо фыркает, замирает, привыкая к новому хозяину, выгибает спину и, повиливая задом, ждёт моих указаний. Шикарная чёрная грива волнами скользит по спине. Я выбираю аллюр. Медленный шаг, постепенно переходящий в рысцу. У Мириам тату на копчике в виде крыльев бабочки. Хоботок болтается где-то снизу, иногда я чувствую, как он стукается о мошонку.
«Бабочка просит кушать, бабочка проголодалась».
Мои яйца распухли от бесконечных эрекций. Они – как два огромных подшипниковых шара, только что не стучат так же громко.
Я хорошо вцепился в седло, удовольствие от езды ничем не испортишь: холод, грязь, темнота – мне всё нипочём. Пришпориваю Мириам, мою гнедую лошадку-шоколадку. Шлепки по попе звенят на весь подъезд. Мириам чутко прислушивается к командам наездника, ведёт ухом и сразу переходит на галоп. Сбавляю темп, поглаживая её по ляжкам, опять рысца. Бабочка сидит на кончике члена и вот-вот готова присосаться к заветному лакомству. Её хоботок втыкается в головку, проникает в отверстие уретры, входит глубоко внутрь. Пришпориваю, отправляя Мириам в сумасшедший галоп. Теперь она скачет, высоко забрасывая круп, не давая мне расслабиться. Бабочка расправляет крылья. Мириам забывает о всякой опасности и громко стонет.
Я хватаю её за гриву, собираю хвост, оттягиваю назад и, вгоняя конус для подачи начинки глубоко в зад, тяну за поводья. Мириам хрипит, приседает назад, встаёт на дыбы. Я в этот момент закачиваю в неё молочно-кремовую начинку. Бабочка довольно подрагивает крылышками.
Когда всё закончилось, Мириам, повиливая задом и тихо фыркая, отправилась назад в конюшню, а я, опустошённый, поплёлся домой готовить новую порцию лакомства для бабочки.
13
На следующий день Мириам заболела, и шоу пришлось отменить. Родион, скрипя зубами, предложил зрителям деньги за билет или сто токенов, если они готовы подождать. Почти все выбрали токены. Ажиотаж вокруг Мириам только набирал обороты.
В среду она как всегда пришла на разогрев, и Родни снова разминал ей вымя за закрытыми дверями.
После эфира, не переодеваясь, она зашла ко мне в операторскую в чёрном открытом платье-сарафане, босоножках на шпильке. Какой-то козёл запретил ей мастурбировать, и она целый час сидела с анальной пробкой, сетуя на жизнь, призывая зрителей к милосердию, напоминая им, что у неё не было оргазма почти две недели.
С этой пробкой она и пришла ко мне на заплетающихся ногах.
– Поможешь достать? – Мириам поворачивается попой, закидывает платье и длинным ногтем сдвигает в сторону тонкую полоску чёрных стрингов.
Прозрачная ручка похожа на блюдечко, которым Мириам прихлопнули сзади, как огромной канцелярской кнопкой. Внутри пятнадцать сантиметров конуса с диаметром, доходящим до семи с половиной. Все эти подробности мне известны, потому что я сидел рядом, когда Родни заказывал игрушки.
Неуклюже направляю настольную лампу на попу, прищуриваюсь, как хирург, которому предстоит вытащить занозу. Передо мной зияет внутренний мир Мириам: слизистая оболочка, испещрённая алыми кровеносными сосудами, синими венками. Ярко-красный мешок, предварительно залитый смазкой, натянут до предела, как кожа на барабане. Он скользит по конусу, обсасывает его, как леденец.
– Расслабься, – кладу ладони на половинки Мириам и пускаю волну.
– Да, мой Господин, – наигранно воркует она, раздвигая ноги и слегка приседая.
Ягодицы, как два желатиновых тортика, трясутся из стороны в сторону, шпильки воткнулись в пол, заземляя вибрации тела.
Широко открываю рот, хватаюсь зубами за ручку, тяну её, одновременно массируя тортики. Мириам кряхтит, выталкивая конус наружу. Края сфинктера быстро расширяются перед моими глазами. Огромная дыра, в которую свободно войдёт детская головка, хлюпнув смазкой, резко смыкается.
Я сижу офигевший, с конусом в зубах, дрожащими от возбуждения руками, чётким стояком в джинсах.
Мириам, улыбаясь, забирает конус и, наклонившись, целует меня в губы. Потом пристально смотрит мне в глаза дурманящим чёрным бархатом больших сверкающих зрачков, облизывая сухие губы, и говорит всё так же театрально:
– Мой Господин, только Вы даёте мне удовольствие. Только Вы решаете, когда я кончаю.
– Вот как?
– Да. Вот как.
– Я – Господин? – подыгрываю, как умею.
– Да. Ты – Господин, я делаю, что ты говоришь, – ей нравится отвечать на простые вопросы. Мы могли бы играть в вопрос-ответ бесконечно.
– Зачем тебе это? – смущённо спрашиваю её.
Её глаза грустнеют, театральная маска опадает. Мириам поджимает губки, возвращаясь в реальный мир.
– Ладно, извини, – в её голосе слышатся едва уловимые нотки стыдливости, и вся её игривость тут же улетучивается. Мириам вздыхает, разворачивается и идёт к двери.
Чувствую, что теряю её. Сейчас она выйдет, накрутится, в следующий раз её уже не выведешь на откровенный разговор. Ну почему, почему я совсем не чувствую себя Господином? Почему я всё время боюсь потерять её? Нет, это я – Раб, исполняющий желания и прихоти капризной Хозяйки.
Какое-то отчаяние охватывает меня.
– Мириам, постой. Что я должен делать?
Она неуверенно задерживается в дверях. Включаю нежность:
– Научи меня, пожалуйста.
Она разворачивается, бредёт назад, понурив голову. Садится, скупо объясняет правила игры, как по учебнику. От необходимости таких отношений у меня, честно говоря, голова идёт кругом.
– Ну почему всё так сложно? – спрашиваю её. Во мне борются возмущение и жалость. Я хочу здоровые отношения, а не этот бред.
Мы говорим по душам не меньше получаса, я по-прежнему не могу смириться с отсутствием выбора. Я должен, видите ли, делать ей больно и унижать её, потому что она чувствует себя виноватой. Психотерапевты и антидепрессанты уже не помогают. Одиночество и чувство неполноценности задавили её так, что она каждый день думает о самоубийстве. И только боль, которую она научилась причинять сама себе, помогает ей на время забыть о фальши и лжи, которые стали частью её жизни. И вот я – единственный человек, с которым она нашла общий язык, кто по-настоящему верит в её женскую сущность, – отказываюсь ей помочь.
Я тяжело перевариваю информацию о тайном желании Мириам свести счёты с жизнью. Я боюсь, я готов на всё, лишь бы этого не случилось. Где-то в глубине души я догадываюсь, что Мириам может шантажировать меня таким образом, но отступать смысла нет.
– Ну хорошо. Давай попробуем, – решаю про себя, что буду действовать аккуратно. – С чего начнём?
В руке у неё появляется ключик размером с ноготь. Она задирает платье, отводит в сторону ажурный треугольник стрингов, обнажая вымя, спрятанное в плетёном пластиковом чехле, похожем на корзинку. Сквозь дырочки я вижу, как мошонка и член свободно лежат внутри. Мириам вставляет ключик в отверстие у основания сбоку и размыкает чехол. Внутри он весь покрыт сотнями иголок и похож на ежа, вывернутого наизнанку. Иголки готовы впиться в малейшую эрекцию. Они хитро расположены: сверху и спереди, а не снизу. Направлены в центр и не оставляют шансов.
Неожиданно вымя, почувствовав свободу начинает наливаться кровью. Мириам наспех запихивает его назад, с трудом защёлкивает ежа и поворачивает ключик. Её лицо искажается в гримасе боли. Она жмурится, оголяя жемчужные зубы, сжимает ежа обеими руками, пританцовывая, как будто безумно хочет в туалет.
Но постепенно она успокаивается. Видимо, от боли возбуждение быстро спадает, вымя теряет твёрдость и вяло опадает, в дырочках чехла появляются просветы.
Мириам даёт мне ключик:
– Ты мой Господин.
Мне хочется тут же освободить рабыню из заточения, нельзя, чтобы вымя Мириам пострадало.
– Я твой Господин? – кисло улыбаюсь.
– Да, Господин, – Мириам снова включается в игру. В её голосе слышны печаль и смирение, она опустила взгляд и всем видом выражает покорность.
– И ты будешь кончать, когда я разрешу? – усмехаюсь.
– Да, Господин.
Вставляю ключик в ежа, расстёгиваю его. Беру пластиковый стаканчик из-под кофе, даю ей.
– Кончай. Прямо сейчас, – складываю руки на груди, злорадно улыбаясь.
Она облизывает губы, начинает активно мастурбировать. Вымя стремительно вырастает до гигантских размеров. Она не шутит, дрочит, как ненормальная, пытаясь поскорее кончить в стаканчик. Тяжело дышит, кряхтит. От осознания того факта, что она послушно сливает очередную порцию глазури, которая, возможно, стоит сто тысяч евро, у меня отваливается челюсть. Я останавливаю её, когда она переходит к заключительной стадии.
– Хватит, – рявкаю на неё и тащу за руку в ванную. Включаю ледяную воду и душиком поливаю раскалённое вымя над раковиной. Оно постепенно опадает.
– В следующий раз кончишь в воскресенье во время шоу, как обычно. Поняла? – меньше всего мне хочется, чтобы мы лишились работы из-за дурацких игр.
– Да, Господин.
Мы возвращаемся в прихожую.
– Сейчас переоденься и отдыхай до пятницы, – на самом деле мне не обязательно наказывать её сегодня. Достаточно проявить властность.
Она вопросительно смотрит на меня. Спрашиваю:
– Что ещё?
– Вы меня не хотите, Господин? – обиженно шепчет она. Снова тот страх быть отвергнутой. Я совсем запутался: когда началась игра, когда игра стала реальностью, когда закончится, если вообще закончится? И кто тут Господин?
– Хочу, но боюсь, что ты можешь случайно кончить. Тогда нам обоим крышка.
Она достаёт вывернутого ежа с ключиком, торчащим сбоку.
Я киваю:
– Надевай, – чёрт с ней, пускай страдает, если хочет.
Через минуту она стоит передо мной в полной амуниции, готовая к безопасной эксплуатации.
– На колени.
Послушно опускается вниз. Я скидываю джинсы, трусы – мой член торчит уже в сотый раз за сегодняшний день.
Мириам начинает сосать, смотрит на меня, не отрываясь, вверх. Её лицо искажается в знакомой гримасе боли, ёж в паху заполняется плотью и начинает подрагивать. Он акульей хваткой вцепился в вымя и сжимает челюсти всё сильнее. Она стонет, жмурится, оголяя зубы.
– Нежнее. Не кусать.
Обхватываю её голову сзади, начинаю работать бёдрами, как она учила. Она пялится мне в глаза, приглашая поиграть в «гляделки». Давится, продолжая сосать, из глаз у неё сыплются слёзы. Я представить себе не мог, что она выкрутит ситуацию в такое садо-мазо. Она рыдает, всхлипывает и продолжает сосать. Мне жалко её, но я не знаю, что с этим делать. Она сама хочет страдать. Она придумала эту игру, сама предложила использовать ежа во время секса. А теперь ещё упрямо таращится на меня, зарёванная, но непокорная. Я трахаю её, как мне нравится.
Постепенно она привыкает, она выплакалась, напряжение в еже спадает. Она сосёт расслабленно, веки опустила. Это странное приятное ощущение власти: знать, что ей нельзя возбуждаться, делая мне минет. Только я получаю удовольствие, только я решаю, когда ей можно возбудиться, только я пользуюсь её ротиком по своему усмотрению. Только я могу освободить её из заточения и приказать кончить.
Неожиданно чёртик в моей голове шепчет: «Заставь её страдать! Ты ведь можешь и это!»
Ставлю её к стене, задираю платье и легко вхожу сзади, как в масло. Начинаю трахать, ускоряя темп. Хватаю за груди, нежно кручу соски. Её анус вдруг просыпается и начинает жадно сосать меня, почти как ротик, но сильнее. Гораздо сильнее. Выхожу из неё, разворачиваю и целую так страстно, как только могу.
«Уж это точно должно её завести!»
И действительно: во время поцелуя она неожиданно стискивает плотно зубы, выпячивает глаза, таращится, жмурится – она готова лопнуть от боли. Я присасываюсь губами к соскам. Ёж дёргается в экстазе, вгрызаясь в плоть. Мириам опять ревёт, покрываясь слезами.
Но постепенно и эта эрогенная зона теряет чувствительность, приученная к наказанию за возбуждение. В таком состоянии поворачиваю её к стенке и вгоняю член в каменное заляпанное смазкой кольцо сфинктера. Она по-прежнему сильно сдавливает меня, пританцовывая на шпильках. Я трахаю её что есть мочи, рычу, вгоняя член в зажатый анус, который совсем недавно принял бы полено, который теперь не принял бы и мизинец. Моё возбуждение передаётся ей. Сильнее тру соски, от которых у неё железный стояк. Соски не помнят боли в сочетании с анусом и радостно наливаются кровью. Она орёт, как ненормальная, сжимаясь ещё больше. Как будто боксёр схватил мой член в кулак и пытается выжать его, как лимон. Я уже не смогу вырвать из неё член, даже если сильно захочу. Просто дёргаюсь внутри, как кобель, прилипший к сучке. Головка разбухла, как гайка на болте, и не может вырваться. С трудом взрываюсь, продавливая внутрь узкие болезненно-острые струи спермы.
Торчу в ней ещё минут пять, прежде чем ёж расслабляет челюсти и её анус начинает проявлять признаки жизни. Кровь с трудом отливает от члена, и я наконец выхожу из неё.
14
Быть Господином – большая ответственность. Это становится очевидным, как только видишь, какое воздействие доминирование оказывает на человека.
Мириам – такая уверенная и весёлая на камеру – после шоу возвращалась к образу стыдливого подростка. Когда мы сблизились, она рассказала мне, что не раз обжигалась при знакомстве. Её предавали, разоблачали, перешёптывались за спиной. Незнакомые люди пялились на неё. Она шокировала, пугала, вызывала притворное сочувствие, нездоровый интерес. Парни искали в ней экзотики. И отношение к ней было соответствующее:
– Ты же парень. Знаешь, чего я хочу, а ломаешься, как баба.
Она, как магнит, притягивала к себе извращенцев. Чувствовала себя уродом, фриком, таким же извращенцем, которого за деньги показывают в интернете, которого богатые используют для своих утех. Она так привыкла к этой роли, смирилась с ней, что не представляла жизнь иначе. Она не умела зарабатывать деньги, могла только выставлять своё тело напоказ и продавать его. Она бы давно отрезала себе это вымя, если бы не страх остаться никому не нужной без средств к существованию. И ещё она боялась, что перестанет испытывать оргазм. Этот замкнутый круг загонял её в тупик одиночества.
Со мной она почувствовала себя женщиной. Желанной, красивой. Я, сам того не замечая, оказывал ей мелкие знаки внимания: пропускал вперёд, вызывался поднести сумку, если возникала такая необходимость, помогал снять куртку, иногда дарил ни к чему не обязывающие розочки, говорил комплименты, флиртовал, шутил – в общем инстинктивно делал всё то, что сам не воспринимал как ухаживания.
Она искала во мне защитника, который бы оградил её от жестокости мира, Хозяина, который бы позаботился о ней, принял бы решения, которых она так боялась, человека, который бы взял на себя вину и ответственность за то, что с ней происходит.
Когда этот тяжкий груз свалился с плеч Мириам, она словно расцвела. В это тяжело поверить, но она становилась собой, только когда входила в роль Рабыни. Именно в этот момент она по-настоящему освобождалась от оков страха и вины. Её фальшивая жизнь заканчивалась, как только она надевала ошейник, её настоящая жизнь полная свободы и безумной страсти начиналась, как только она становилась на колени перед Хозяином.
Всё это я осознал не сразу. Мириам ничего не скрывала, только высказывала опасения, что я брошу её, как только мне надоест с ней возиться. Я же, напротив, волновался, что не справлюсь с поставленной задачей. Я не умел причинять боль, унижать. С раннего детства я сам часто становился предметом насмешек и издевательств. Мне была противна сама мысль глумиться над кем-либо, тем более над Мириам.
Но, как оказалось, даже унижать можно, испытывая любовь и уважение.
###
Через пару недель после болезни, которую Мириам подцепила в кинотеатре, произошёл примечательный случай, запустивший череду событий, навсегда изменивших нашу вялотекущую жизнь.
В то воскресенье перед шоу Мириам сразу вошла в роль Рабыни. Она хотела, чтобы я повелевал. Просто стимуляция трах-машиной, подключённой к интернету, не заводила её так сильно, как мысль о том, что я сижу в соседней комнате и руковожу процессом. Что это я управляю трах-машиной, разгоняя анальный стимулятор до десяти проникновений в секунду, я решаю, когда наступит оргазм.
– Господин хочет, чтобы я сегодня кончила? – Мириам стоит в коленно-локтевой позе, разогретая, готовая к путешествию в один конец.
Родни ушёл, я сам пристёгиваю трах-машину.
– Да. Не сразу, минут за пять до конца, – рассеянно поправляю ремешки, стягивающие круглую попу, убеждаясь, что они хорошо сидят.
– Ровно пять?
С сомнением смотрю на неё:
– А ты что, можешь ровно?
– Если прикажите.
Усмехаюсь:
– Ну хорошо. Давай ровно пять.
Возвращаюсь в операторскую, включаю камеры.
«Ровно пять!» – тихо смеюсь про себя, сдерживаясь, чтобы не заржать, как осёл.
Всё как обычно: разогрев, знакомство с игроками, весёлое общение, первые симптомы наступления оргазма – Мириам открывает рот, обнажая белоснежные зубы, морщится. Затем я постепенно отключаю фаллостимулятор, входим в анальный режим. Расслабленный полёт на высоте двух проникновений в секунду. Цена детская – всего 30 токенов за проникновение. В чате каждую минуту автоматически выводится оставшееся время. Игроки знают, что Мириам не спешит расставаться с оргазмом. Все ждут последних двух-трёх минут, когда всё и решится. Скорость с недавних пор привязана к оставшемуся времени – чем меньше времени, тем скорость выше. От меня мало что зависит, я слежу только за безопасностью и соблюдением правил. Если Мириам не кончит, то весь призовой фонд перейдёт на следующий раз. Джекпот, как в настоящей лотереи. Собственно, сегодня третий такой случай. В прошлый раз Мириам не кончила, потому что я ей, видите ли, приказал. Тогда она меня точно так же спросила:
– Господин хочет?
– Нет, не хочу, – сердито буркнул я, думая, что от меня всё равно ничего не зависит.
А она и в самом деле не кончила, как народ ни старался. И я ходил всю неделю в раздумьи: может, она действительно не кончила, потому что я ей приказал? Две недели Мириам оставалась голодной, и в последние дни возбуждалась от любого прикосновения так, что я даже попросил её снимать ежа во время наших игр, чтобы она не орала, как мартовский кот.
Поэтому 300 тысяч токенов осталось с прошлого раза. Плюс 350 с этого, плюс ставки, плюс билеты, проданные после начала шоу. Итого почти миллион. Делим на десять – сто тысяч евро. Это и есть сумма выигрыша, которую сегодня заберёт счастливчик, угадавший момент наступления оргазма. Родни заработает тысяч сто – сто пятьдесят, владельцы сайта тысяч двадцать, Мириам десяточку, ну и я свои шестьдесят. Не тысяч, конечно, и даже не евро.
Но Мириам не торопится. Трах-машина повышает градус до трёх проникновений в секунду, а ей хоть бы хны. Улыбается, весело щебечет, временами закатывает глаза, судорожно сглатывая. За шесть минут до конца шоу наступает затишье перед бурей. Редкие токены вызывают десять-пятнадцать анальных стимуляций. Потом пауза секунд пять, и снова кто-нибудь вкинет сотню токенов. Все ждут момента, когда машина увеличит скорость проникновения. Тогда и шансы больше. Но тогда и максимальная ставка меньше.
Истекает двадцать четвёртая минута. Трах-машина застыла в ожидании новых токенов. Пять секунд тишины, десять, пятнадцать. В чате появляется сообщение: «5 minutes left».
В этот момент Мириам закрывает глаза, её ротик приоткрыт, она шевелит губами, как будто шепчет мантру или молится, и вдруг взрывается в презерватив, кончает с громким стоном так, что микрофон глохнет.
Мешочек наполняется заветной жидкостью и тяжело свисает, как намытое золото старателя. Народ в шоке, я под столом.
Мириам кончила без всякой стимуляции, просто лежала на пуфике, предоставленная сама себе и трах-машине. А последние тридцать секунд только себе. И вдруг взорвалась, как мина замедленного действия. Фитиль догорел, и она взорвалась.
В это тяжело поверить, но такое возможно. Если долго не кончать, а потом довести себя до точки невозврата, когда стоишь на самом краю, покачиваясь, отчаянно размахиваешь руками, выгибаешь тело, чтобы не упасть, делаешь это бесконечно долго, но потом всё-таки медленно, теперь уже безнадёжно, обречённо, заглядываешь в бездну, чтобы, уверенно оттолкнувшись, всё же нырнуть туда, то такое даже более чем возможно. Зрители понимают это, я тоже. Мы все стояли на этом обрыве не раз. Мы знаем, как приятно оттягивать момент падения, какое блаженство испытываешь, ныряя в пропасть. От этого падение Мириам кажется фантастикой. Она стояла у самого края, так долго размахивая руками, не делая шагу назад, но и не решаясь оттолкнуться для прыжка, а мы не могли даже догадываться об этом. Она ведь ничего не говорила! Лицо её лишь периодически искажалось в гримасе блаженства. Но теперь то мы точно знаем, в каком отчаянном положении она находилась как минимум полминуты.
Запускаю процедуру остановки шоу по протоколу «Джекпот». Снова истерика в чате, слова благодарности, слёзные просьбы выложить поскорее запись шоу для скачивания.
А у меня в голове свербит одна мысль: Мириам кончила ровно за пять минут до конца шоу, как и договаривались. Неужели она действительно контролирует наступление оргазма. Но как такое возможно?
Вспомнился наш первый разговор на эту тему, её неловкое признание.
Когда шоу закончилось, я выключил камеры и пошёл в студию. Мириам уже снимала с себя трах-машину. Я начал помогать ей.
– Ты сегодня всех очень удивила.
Она коварно улыбается, повиливая задом.
– Господин доволен?
Я не могу хвалить её. В нашей игре Господин должен вести себя сдержанно. Поэтому я просто ухмыляюсь. Потом говорю притворно строгим тоном:
– Так о чём ты думала сегодня во время шоу?
– О Вас, Господин.
– Обо мне?
– Да, Господин.
– Что обо мне?
Она молчит, с опаской косится на меня.
– Не знаю.
– Что «не знаю»?
– Думала о Вас.
Мы закончили с трах-машиной, и Мириам вся заляпанная смазкой в одних красных туфлях на шпильке сидит передо мной, вызывающе откинувшись назад, свесив раздвинутые ноги с кровати. Обмякшее вымя неприлично сжалось, сиськи мерно колыхаются.
Собираю чёрную гриву в хвост, наматываю на кулак и оттягиваю назад. Её лицо задирается вверх, бесстыжие глаза всё так же улыбаются, смотрят на меня нагло, не моргая.
– Что думала? – произношу почти по слогам.
Её ротик приоткрывается, брови взлетают, она нервно сглатывает, моргает наконец.
– Что Господин целует меня.
– Вот так? – нежно целую её.
– Нет.
– А как?
– Там, – она косится вниз, облизывая губы.
У меня нет слов. Мириам кончает от одной мысли, что я сосу её член? Неужели ей мало того, что я к нему прикасаюсь?
Рука сама выпускает хвост волос. Хмурюсь, разглядывая сморщенное вымя. Оно свернулось в кожаный мешок и похоже на летучую мышь, спящую вверх ногами, сложив крылья.
– Надеть ежа, быстро.
Мириам озадачена. После оргазма от ежа мало толку. Она не спеша извлекает его из сумочки и упаковывает в него мышь, отдаёт мне ключик.
– Ложись.
Ложится на спину и по-женски раздвигает ноги передо мной, воткнув шпильки в покрывало. Ёж безучастно свисает к анусу. Груди распластались по грудной клетке. Попа Мириам похожа на две дыни, подложенные снизу вместо подушки. Дыни перекатываются, напрягаются. Мириам волнуется – что я задумал? Сочная щель между дынями разбита трах-машиной, залита смазкой. Сухой член без труда проскальзывает в горячее лоно, которое тут же обхватывает его и начинает сосать. Трахать Мириам после шоу – одно удовольствие. Она как разогретый пластилин, который мяли тысячи рук, готовили к работе, она – как глина в руках мастера, гипс, из которого мне предстоит слепить прекрасное творение.
