Текст книги "Don't burn out (СИ)"

Автор книги: MasyaTwane

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Как ты думаешь, почему связь между нами окрепла так быстро? – Луи вздёрнул его тело, перевернул подростка на живот. Гарри лишь зажмурился, но позволил управлять собой, будто марионеткой. – Это чувство, словно мы вечность знакомы.

Теперь он понимал откуда пришли ощущения: они и были знакомы все эти десять лет. И пусть Гарри не помнил своих снов, его душа помнила Луи, помнила их откровенные разговоры. Помнила их секс.

– Правильно, – холодная ладонь коснулась ягодицы, и Гарри почувствовал, как покрылась мурашками его кожа. – Ты рос под моей опекой, снежинка. Ты не мог не откликнуться на мой интерес. Даже, когда забыл меня.

Луи всё говорил: рассказывал о том, как трудно ему было бороться с собой и оставаться очаровательно-нежным, о том, как сладко было заниматься с Гарри любовью, о том, как невыносимо хорошо им будет целую вечность и только вдвоём. Но подросток уже не слушал. Ледяные руки, путешествующие по телу, изучающие каждый изгиб, каждую выемку, будили странный огонь внутри. Гарри чувствовал, как невыносимо ноет его плоть внизу живота, будто тело зовёт Луи. Словно он нуждается в этих обжигающих холодом прикосновениях больше, чем готов признаться себе.

Длинными белыми пальцами Луи проник в его тело. Их влажное скольжение внутри упругой девственной плоти оказалось самым странным ощущением, какое Гарри удавалось испытать в своей недолгой жизни. Он захлебнулся стоном и сжал пальцы в кулаки, в ужасе осознавая, что тело, наученное сотнями снов, подаётся назад. Позволяет овладеть собой, будто даже без воли хозяина.

Довольный смех Луи кнутом прошёлся по коже. Настоящий удар был бы не таким болезненным, как этот низкий похотливый звук.

Пронизывающие волны удовольствия накатывали одна за другой, распространяя по всему телу негу и бессилье. Поначалу Гарри хотел сопротивляться, выждать момент и попытаться сбежать ещё раз, но чем больше уверенных, ритмичных движений совершал демон, чем глубже он касался подростка, тем слабее становились тело и мысли. Стоны, вот всё, на что у Гарри оставались силы, и как бы он не прикусывал губы, они рвались наружу птицами, шумели в кронах деревьев, взмывали в ночное небо к тускло блестящей луне.

– Всё ещё невинный, – прошептал Луи. Он прижался к подростку всем телом, потёрся кожей о кожу, и Гарри почувствовал его возбуждение – твёрдый, адски горячий член у своих ягодиц. – И такой податливый.

Гарри застыл, когда демон принялся целовать его шею. Клыки то и дело царапали кожу, и капельки крови скапливались на плечах. Больше всего он боялся, что Луи применит их – вонзит в плоть. Страх перед болью был настолько силён, что Гарри почувствовал, как кружится от ужаса голова. Удовольствие рассеялось. Однако до того, как он смог заставить своё слабеющее с каждой секундой тело совершить подвиг и попытаться скинуть чужую тяжесть с себя, властные пальцы покинули его нутро.

– Тебе не сбежать! – рявкнул демон в ответ на эти мимолётные мысли, дёрнул за волосы так, чтобы была видна бледная жертвенная шея. – Ты мой!

Гарри должен был испугаться. Эта тварь, это чудовищное порождение ада, возникшее из первобытного болота, пыталось пожрать его личность, присвоить бессмертную душу себе. Оно могло порвать его плоть острыми хищными когтями, высосать всю его кровь отвратительной пастью. От него пахло преисподней.

Но оно возбуждало Гарри. Он хотел демона и позволил овладеть собой, содрогаясь в жестоких судорогах, когда горячий, пульсирующий член проник внутрь. Одновременно невыносимо сладко и болезненно грубо.

– Такой прекрасный, – восхитилось существо. Гарри больше не мог называть его Луи, голос стал диким, таким же первобытным и непонятным, как и чернильные знаки на его коже.

Мир закружился, и подросток закрыл глаза. Реальность исчезла, осталась только затягивающая всё глубже чернота под веками. В ней сверкали те же жёлтые точки, что и в глазах чудовища.

Гарри наслаждался происходящим, не был способен насытиться болью и удовольствием. Каждый новый толчок внутрь его тела смывал и уносил какую-то часть его “я”. С каждым яростным, диким движением демона внутри него в голове оставалось всё меньше воспоминаний. Пустота отвоёвывала кусок за куском, и от мальчика по имени Гарри оставалось всё меньше.

Оказавшись распластанным и беспомощным под мощным нечеловеческим телом демона подросток потерял счёт времени. Он только понимал, что эта беспомощность ему сладостна и желанна. Тревоги уплыли прочь, смытые удовольствием секса, воля таяла последним весенним снегом под лучами солнца. Гарри не мог шевельнуть даже пальцем. Да и зачем?

Руки Луи, ласкающие его тело, внезапно остановились. Демон упёрся сжатыми кулаками по обе стороны от лица Гарри, и тот увидел краем глаза, как медленно и величественно расправляются крылья за спиной мужчины. Их могильная чернота заслонила собой бледную луну.

От этого зрелища в душу Гарри холодной змеёй вновь заползло беспокойство. Луи замедлил темп своих движений, и подросток почувствовал прикосновение этих необычных крыльев к своей коже. Оно было похоже на множество одновременных уколов острейшими иглами и приносило боль. Сладкую боль.

Гарри дрожал.

Луи грубо сжал его бёдра, царапая кожу, и приподнял тело над шезлонгом. Крылья трепетали в такт его дыханию, постоянно касались Гарри, будто демон не мог решить, хочет ли он обнять подростка целиком или не касаться вообще. Под этим давлением Гарри таял и изнемогал, и всё ближе приближался к краю бездны. Когда же когтистая рука сжалась вокруг его влажного, истекающего возбуждением члена, он выгнул спину, подаваясь навстречу.

– Хороший мальчик, – похвалило чудовище, и будто какой-то рычаг переключился внутри: Гарри закричал от силы скрутивших его ощущений и выплеснулся на шезлонг под ним.

И вторя его оргазму по телу демона прошла конвульсивная дрожь: он сжал пальцы сильнее, вгоняя когти Гарри под кожу, в дюйме от шеи скрипнули друг о друга жуткие, чудовищные челюсти. Но страшнее всего оказался сжигающий изнутри огонь. Гарри не чувствовал боли в ногах, не чувствовал, как кровь скапливается на его коже в крупные капли и стекает по бёдрам. Он кричал. Кричал от заполнившего его жара. Луи, как и обещал однажды, наполнил тело Гарри огнём, и он тёк по венам, выжигая кровь.

Крик долго рвал горло, но когда невыносимые ощущения начали сходить на нет, когда подобие сознания вернулось к подростку, он затих. Луи уже не было в нём. Или на нём. Он стоял поодаль, прекрасный в своей демонической силе. Тёмные крылья были раскрыты за спиной.

Гарри с трудом перевернулся на спину: в теле ныла и стонала каждая косточка, каждый нерв был напряжён, каждая мышца скручена болью. Пересиливая себя подросток дышал.

Ночь была нема. Или это Гарри внезапно оглох? Ни звука не существовало вокруг них. Только воздух в саду дрожал, точно вода во всколыхнувшемся пруду. Подросток взглянул демону в глаза и вместо чернеющих провалов преисподней увидел родной голубой. Луи бесшумно подошёл, и его крылья мерно покачивались в такт шагам. Несмотря на состояние полного изнеможения болью, на грани смерти, Гарри всё равно оказался заворожен этим зрелищем. И только прикосновение губ – уверенное, властное, вернуло его из мира грёз к реальности.

Поцелуй Луи не был похож на прощание. В него демон вложил обещание. Выжег его внутри Гарри клятвой, что старше Вселенной. Этот поцелуй был, словно отголосок того важного поцелуя в лесу, словно его отзеркаленная версия. Когда же он закончился, и демон отстранился, голубых глаз больше не существовало. Тьма вернулась.

Тишина вокруг перестала быть тишиной. В ней возникли какие-то звуки, какой-то шум – тот самый, что много раз Гарри слышал в своих кошмарах. Явь теперь слишком походила на сон: вокруг пахло сгоревшей плотью и серой, мускусным запахом секса и металлическим привкусом крови. Звук нарастал.

Ад приближался. Гарри с трудом удалось улыбнуться, и когда уголки его губ наконец дрогнули в этом простом, но сейчас почти невыполнимом движении, он почувствовал влагу на лице. Гарри плакал.

Не потому что боялся смерти. К мысли о ней он привык за прожитые после сделки годы. Он плакал потому что за чёрными глазами демона был тот, кого он полюбил. Даже если Луи был всего лишь маской, всего лишь способом соблазнить, Гарри чувствовал в себе любовь к нему. И именно ей был обязан слезами.

Земля под ним задымилась. Её края проваливались вниз, а сочная весенняя трава вспыхнула, подобно соломе. В разрастающейся яме Гарри увидел никогда не гаснущее пламя и в ужасе зажмурился. Его сердце отчаянно застучало, и страх скрутил каждую клетку тела, превратив подростка в один сплошной оголённый нерв.

Мерзкий запах ударил в нос, вызвав рвотные спазмы, но в желудке было пусто. Пахло обожжённой плотью, сгоревшими волосами. Пахло трупами. Гарри затрясся, забился глубже в деревянный шезлонг, но уже ничто не могло спасти его от приближающегося ада.

Прикосновения множества рук к его коже вырвали крик полный ужаса. Гарри распахнул глаза и заметался в страхе: обожжённые, буро-розовые руки тянулись к нему отовсюду из под земли. Их касания, липкие от крови и поплавившейся плоти свели его с ума, лишив последних крупиц самообладания. Гарри всё кричал, срывая голос, а внутри был лишь ужас.

Но всё прекратилось ещё быстрее, чем началось. Один миг ледяной пустоты в груди, когда мерзкие руки тянули вниз, и кричащего без остановки Гарри поглотил огонь. Боль бесчисленного множества сладких грехов заполнила его тело и поработила душу.

Луи улыбнулся краем губ, осматривая выженный пятачок земли, поднял разбросанную вокруг одежду и неслышно растворился во тьме.

И только ночь продолжала шептать им вслед навсегда, навсегда, навсегда…

========== Эпилог ==========

Тусклый свет кладбищенских фонарей едва рассеивал мрак, не достигая самых дальних уголков, отчего в этой части кладбища царила тьма. Надпись на надгробии было невозможно различить, но сутулой фигуре с трясущимися в рыдании плечами не нужно было видеть буквы, чтобы знать кто закопан в земле. Вернее, должен был быть закопан.

Чем дальше продвигалась минутная стрелка на наручных часах позднего посетителя, тем темнее становилась ночь, всё кладбище – страшнее, а сами фонари – жалкими и бессильными. Густая, сплошная тьма наполняла пространство, как будто даже твёрдая. В этой тьме не было слышно посторонних звуков, лишь тихий безутешный плач, задушенный приложенным ко рту рукавом кофты.

Мальчик, что застыл над свежей могилой, не чувствовал ночной прохлады. Его ноги не подкашивались от усталости. Глаза не болели от беспрерывных слёз. Страшная потеря высосала все силы, лишила эмоций и физических ощущений. Теперь внутри осталась лишь горечь утраты, и именно она выплёскивалась в ночь горячими слезами.

– Тебя там даже нет, Эйч, – упрекнул надтреснутый голос холодное надгробие. – Так где же ты?

Поодаль, в самом сердце этой сплошной густой тьмы что-то закопошилось, но мальчик не видел. Он продолжал говорить с могилой.

– Они говорят, что ты мёртв, говорят жить и двигаться дальше, – холодными пальцами подросток пытался утереть текущие по щекам беспрерывным потоком солёные слёзы. – Могила ещё свежая, даже трава не выросла.

Он упал на колени в грязную землю, мокрыми пальцами сжал её маслянистые комья в кулаках, будто это могло бы сделать его ближе к мёртвому другу.

– Как, ради всего святого, я могу жить дальше или двигаться вперёд, когда на твоей могиле ещё не выросла трава?! – закричал мальчик.

Крик полный боли сошёл на нет, захлебнулся в собственной горечи. Найл сжал раскалывающуюся голову в ладонях, пачкая светлые волосы грязной землёй. Вокруг ярких когда-то глаз залегли глубокие тени. Под ресницами нарисовались окантовкой печали морщины.

– Это даже смешно, что ты пришёл сюда со своим горем, – вдруг засмеялась тьма.

Мальчик на коленях не вздрогнул, но слёзы высохли на покрывшихся румянцем злости щеках. Он совершенно точно знал, что рано или поздно встретит здесь того, кого считал повинным в своей утрате. Врага.

– Знаешь, – продолжила тьма, – ведь многие из тех, кто лежит в сырой земле не нуждаются в чужих слезах. Они ускользнули от боли и страданий, царящих вокруг. И только другим, кому-то вроде тебя, приходится так несладко.

Налетевший ветер разогнал облака, будто намереваясь осветить этот участок кладбища серебристым светом Луны. Слабое сияние едва достигло могилы, скрытой под раскидистыми ветвями деревьев, но тьма обрела силуэт. Мальчик разглядел высокого мужчину за холодным надгробием лучшего друга.

– Ты совсем не удивлён, как погляжу.

В голосе демона всё так же искрились нотки веселья, сдерживаемый смех журчал весенним ручейком. Найл сжал зубы, гася ярость, кипящую в крови.

– После того, как Гарри пропал, о Луи Томлинсоне магическим образом забыли: ни учителя, ни тренер, ни администрация школы понятия не имели, почему я был так уверен, что этот мальчик был моим одноклассником. Никто из взрослых его не знал.

Запыхавшись, Найл остановился. Слова давались с трудом: застревали в глотке, обжигали содержащейся внутри яростью и болью.

– Я не идиот, – выплюнул он. – Я понял, кто ты.

Мужчина засмеялся.

– Что же ты не понял раньше? – ехидно спросил демон.

Больно, прямо в цель попали эти едкие слова, как сгусток кислоты, проели и без того слабую защиту. Он вновь спрятал лицо в грязных ладонях, лишь бы сдержать слёзы, не показать всю степень отчаяния этому существу из другого мира.

А тьма улыбалась, скалила сверкающие белизной клыки, впитывая боль и гнев, впитывая это выворачивающее душу горе.

Демон приблизился к надгробию и коснулся тонкими, слишком длинными для человека пальцами камня. Лаская, он пробежался по едва заметным неровностям, прикрыл глаза от наслаждения, словно дотрагивался не до безжизненного куска камня, а до любовника.

Найл глубоко вдохнул, решаясь. Когда Гарри пропал, внезапно исчез, и никто не знал, куда делся мальчик, никто не мог найти концы, так ловко спрятанные во тьме, тогда для друга постепенно стали обретать смысл все рассказанные Стайлсом истории. Найл с ужасом обнаружил, что мир больше не был похож на простое и понятное место: он стал наполнен тёмными тайнами, грехами и дьявольскими существами, подобными Луи. Всё больше думая о случившемся, всё внимательнее сопоставляя рассказанные сновидения, Найл сложил картинку, понял истину, сокрытую в тени.

Он приходил на кладбище, ночь за ночью, не только скучая по лучшему другу. Он приходил в поисках встречи. И вот это существо, так перекрутившее их жизнь, отобравшее у Гарри сначала детство, а потом жизнь, возможно душу, явилось, будто на зов разодранной горечью души.

– Давай и мы заключим с тобой сделку, – не узнавая свой голос произнёс Найл, тот скрипел, будто несмазанный механизм. Задержанный воздух наполнил грудь огнём.

Демон скользнул ладонями по надгробному камню, как будто обнимал человека со спины, словно его пальцы обводили не мёртвые буквы имени, а тёплые контуры грудной клетки. Тонкие губы прижались в поцелуе, и Найла затошнило от испорченной, неправильной любви, которую было так легко разглядеть в каждом движении чудовища.

– Нет, – посмеиваясь, разрушил демон последнюю зыбкую надежду.

Выдох освободил грудь, мгновенно заполнив её разочарованием. Найл поднял полные слёз глаза к небу, не позволяя скопившейся влаге пролиться. Его зрение размылось, но он смог увидеть Луну. Ветер не давал тучам собраться вновь, и она горела спокойно, распространяя ровный свет.

Походка Луи была полна радости, светящейся любви к жизни, когда он покинул своё убежище в тени надгробного камня своей последней жертвы. Демон вышел на ночной свет, выпрямился во весь нечеловеческий рост, сверкнул в улыбке алебастровыми клыками. Бездонные, дьявольски-чёрные глаза смеялись над мальчиком у могилы.

– В любом другом случае я бы согласился на сделку. Вы, люди, совсем не понимаете, что каждый последующий договор лишь усугубляет ваше положение, – он направился прочь, полностью игнорируя коленопреклонённую фигуру у могилы, будто делился мыслями с самой ночью, а вовсе не с разбитым отказом парнем. – В любом другом случае, но не в этом. Гарри – моя маленькая невинная снежинка. Его душа слишком чиста для вас, людей, поэтому он останется со мной. Навсегда.

Обессиленный неудачей Найл упал рядом с могилой, будто пытаясь обнять сырую землю. Слёзы горячими каплями текли по лицу, солью скапливались в уголках губ. Больше не было смысла скрывать рыдания от чудовища, так безжалостно разрушившего последнюю надежду. И будто монстр мог испытывать жалость, он обернулся, уже на краю слышимости и бросил:

– Если это утешит тебя, то я клянусь, я буду любить его всегда.

Он ушёл так же, как появился – растворился во тьме, она поглотила его, и на кладбище воцарилась глубокая тишина. До Найла, бессильно всхлипывающего на земле, не доносилось ни звука. Он лежал и слушал эту тишину, давившую, как толща морских вод, если нырнуть поглубже.

Мысли разбредались: они то возвращались к детским воспоминаниям о Гарри, то наполнялись ядом справедливого гнева из-за того, как обернулась жизнь. Он винил себя в случившемся. Винил Луи. В какой-то поворотный момент Найл почувствовал укол злости и понял, что Гарри он тоже винил. За боль потери, поселившуюся глубоко в костях.

И боль эта не уйдёт даже спустя много лет. Она будет жить внутри, подпитываясь памятью, будет мучить.

Но спасение от этой боли нельзя искать в могиле. Только в собственной голове, среди остатков разговоров с Гарри, среди кусочков памяти о нём, в его образе, живущем всегда внутри Найла.

Осознание этого было дьявольским. И божественным.