Текст книги "Don't burn out (СИ)"

Автор книги: MasyaTwane

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– В одном ты не прав. Один друг у тебя всё же есть.

– Открой мне своё тело, Гарри.

Голос его стал более глубоким, опасным. Изменился вместе с хозяином – за спиной демона выросли крылья. Гарри чувствовал касания жёстких игольчатых перьев к своей коже и стонал от ужаса.

Гарри сильно дрожал; ему казалось, что он лежит лицом вниз на кожаном одеяле; он всем телом ощущал холод, исходящий от сильной груди мужчины, от его твёрдого живота, от плотно прижатых к нему бёдер. Сердце демона билось о его грудь, а настойчивые пальцы уже добрались до пуговиц школьной рубашки.

Люди приходили в церковь каждое воскресенье, но Гарри не видел тёплого огня веры в их глазах. Каждый раз заглядывая в очередное скучающее лицо он задавался вопросом: был ли суеверный страх перед Богом так силён или их приводила сюда привычка?

Сам он вырос в компании своих демонических кошмаров, с мыслью о том, что рано или поздно ад разверзнется перед ним. Вера в Дьявола была неразрывно связана с верой в Бога.

– Здравствуй, мой дорогой мальчик.

Отец Наварро поправил рясу и присел на скамью. Гарри кивнул в ответ, задумчиво разглядывая танцующее пламя свечей на алтаре. Тишина церкви успокаивала, ложилась на плечи, подобно мягкому шерстяному одеялу и согревала.

– Как твои дела? – наконец завёл разговор священник. – Всё ещё мучают кошмары?

– Да, но уже меньше, – честно ответил Гарри. – По правде говоря, я их уже не помню после пробуждения. Найл говорит, что это к лучшему. Отпускает значит.

– Ирландский оптимизм, – засмеялся священник. – Думаю, твой друг прав. Ты выглядишь лучше.

Гарри прислушался к эху своих ощущений: повернул руку ладонью вверх, и в неверном церковном свете внимательно осмотрел линию жизни. Рука была его обычной рукой. Гарри согнул пальцы, растёр между ними воздух.

– У меня появился новый друг, святой отец, – улыбаясь, сказал он. – Новичок в школе. Уже успел меня спасти от хулиганов, и, пусть неосознанно, но помог определиться с трудным решением.

– Это прекрасно, мой мальчик! – отец Наварро потрепал его волосы. – Возможно, именно хорошее новое знакомство окончательно выгонит демонов из твоей головы. И твоей души.

Гарри кивнул, уверенный, что так и будет. Встреча с Луи точно к лучшему.

========== Май ==========

Комментарий к Май

Простите за долгое отсутствие. Будем считать, что это был незапланированный отпуск за свой счёт.

Всем, кто ждёт историю про ферму – отдельное извинение. Я закончу эту, и обещаю вернуться к той.

Annsmith моя пожизненная благодарность. Вечный источник вдохновения и мотивации.

И пссс, написание фанфиков не такое уж плохое хобби <3

У него в ушах снова раздался насмешливый, жестокий хохот демона, без предупреждения, и от воспоминания о ледяных руках, скользящих по телу, Гарри бросило в жар. Одеяло заскользило по коже, словно его ладони, пугающие до холодного озноба, и упало на пол. Гарри рывком сел на кровати.

Грудь вздымалась, и за каждый вдох приходилось бороться с собственным телом – испуг сжимал кольцо всё туже, лишая лёгкие кислорода. Волосы слиплись от пота, и каплями он стекал по позвоночнику.

Но в комнате всё-так же пахло кондиционером для постельного белья, что использовала мама, а не серой и мускусом. В каждом его сне от мужчины, так безжалостно владевшим телом Гарри, пахло адом и сексом. Он очень хорошо помнил этот запах, помнил рельеф тела, тугие переливы мышц под кожей, жёсткие волосы, горячий юркий язык. Но лицо…

Лицо оставалось в тени памяти. Стоило утру заглянуть в окно, скользнуть солнечным лучом по лицу, или трелью будильника достигнуть ушей, и лицо демона забывалось, растворялось в уходящей ночи.

Вот и сегодня, после пробуждения, Гарри продолжал слышать его смех, ощущать наглые, собственнические прикосновения на коже, но лицо вновь ускользнуло от его внимания. Хотя было одно кардинальное отличие сегодняшнего сна от других – он вновь вспомнил это издевательски нежное прозвище, которым чудовище наградило его десять лет назад.

Снежинка.

Гарри стряхнул наваждение, наклонился, чтобы затянуть упавшее одеяло обратно на кровать, а когда выпрямился, то едва смог удержать рвущийся из горла крик. Кто-то был за окном.

Тёмный силуэт поднял руку и костяшкой пальца постучал. В голове Гарри этот стук прозвучал набатом, возвестившем о том, что палач явился за его головой. После жуткого кошмара, приснившегося ему этой ночью, никакой другой мысли у Гарри не было – это демон, и только он.

Силуэт вновь постучал, сложил ладони вместе, будто спрашивая разрешения. Переборов нервную дрожь Гарри дотянулся до ночника и включил. Неяркий свет от ночной лампы разлился вокруг, и сгусток обрёл цвета – зелёный и белый.

– Луи, блин, – простонал Гарри, когда разглядел друга за стеклом: волосы в беспорядке, накинутая на белую измятую футболку зелёная рубашка расстёгнута. В голубых глазах словно застыла некая мольба, руки беспокойно перебирали ткань, и все движения отличались напряжением.

Гарри поднялся, не раздумывая открыл окно. Луи грациозно скользнул внутрь вместе с майским ветром и запахом предрассветных сумерек.

– Пять утра, – констатировал Гарри вместо приветствия.

Страх отступил, больше не душил, не стоял комом поперёк горла. Теперь лишь волнение покалывало в кончиках пальцев, как и всегда в присутствии Томлинсона.

– На самом деле мне приснился очень дурной сон.

Уголки его тонких губ были опущены, и глубокие горькие складки сформировались вокруг рта. Сердце скакнуло вверх, ударилось о грудную клетку и полетело вниз, в бездну первой любви. Гарри наполнился неумолимым восторгом только глядя в эти голубые, полные интриги и тайны глаза.

– И ты пришёл ко мне?

Голос дрогнул. Луи повернулся и взял его за подбородок: большим пальцем слегка провёл по нижней челюсти, затем поднял его, обвёл губы. Гарри прикрыл глаза – он ждал поцелуя. Жаждал его.

– Мне приснилась птица, попавшая в силки, – поцелуя не последовало. Горячий рот Томлинсона прижался к виску, руки скользнули вдоль плеч к спине, и тот прижал Гарри к себе. – Почему-то, когда я проснулся, то не смог думать ни о чём кроме тебя.

Запах Томлинсона, уютный и сладкий, как домашнее печенье, окутал с ног до головы, и Гарри вдыхал его полной грудью, удивляясь, как он смог погрузиться в это чувство так быстро. Луи сломал все его барьеры за жалких пару месяцев, проникнув под кожу.

– Я не верю в предчувствия и всякую подобную фигню. Я не особенный, у меня нет дара, – Луи вдруг расцепил руки и отошёл от Гарри. Он мерил комнату шагами, и волнение расплёскивалось вокруг крупными каплями. – Но почему мне кажется, что ты в беде?

Гарри тряхнул головой, отгоняя рассеянность, вызванную близостью Томлинсона. Он совершенно ничего не понимал в происходящем, но тревога, помноженная на нежданные, выбивающие из хрупкого равновесия, чувства к Луи, подобно сильному напору воды прорвали его плотину.

Гарри пристально посмотрел в голубые глаза напротив и правда хлынула из него потоком, сметая тайны и нерешительность со своего пути.

– Меня мучают кошмары…

Гарри видел реки крови, уносящие прочь всё человеческое. Стоя на возвышении он вглядывался в алый поток, внутренне содрогаясь. Внизу плескалась мутная субстанция чужой души.

– Это живёт внутри каждого из нас, – тихо прошептал Гарри.

Дыхание опалило его шею сзади, две ледяные руки обвились вокруг плеч, как лозы ядовитого плюща обвиваются вокруг мраморной статуи в тенистом саду. Гарри тяжелым выдохом отогнал страх и откинулся назад. В объятия ада.

– Вы приручили его, нарядили в шелка, – полился ему в ухо сладостный шёпот демона. – Вы сделали вид, что оно умерло. Вы загнали его в книги, фильмы и чувственные сны. Вы видите его в кошмарах. Но оно с вами постоянно. И оно живо, оно пульсирует, оно горячее и влажное, от него воняет мускусом и гнилым мясом.

Рука скользнула в вырез распахнутой школьной рубашки и лаская кожу опустилась ниже. Гарри закрыл глаза, отдаваясь наслаждению. Отдаваясь демону.

– Грех, Гарри.

Майское цветение в полной мере отражало чувства Гарри. Они словно бутоны назревали в груди в течении весны: март посадил семена первой встречей с Луи, а апрель поливал дождями, питал разговорами и взглядами украдкой. Сейчас они набрались сил и окрепли. Они были готовы выломать Гарри рёбра, чтобы вырваться на волю.

Глядя, как Томлинсон пересекал столовую, сжимая своими тонкими пальцами края пластикового подноса, Гарри слышал треск, с которым его влюблённость рвалась навстречу. Сдерживать вспыхивающий всполохами в глазах восторг становилось всё труднее.

– Хей, – поздоровался Томлинсон, присаживаясь за их столик. Его бедро плотно прижалось к ноге Гарри, и сквозь слои одежды тот почувствовал тепло чужого, желанного тела. – Как спал?

– Нормально, – с деланным безразличием ответил он. От близости к Луи дрожали пальцы, и Гарри приходилось контролировать свои порывы – хотелось скользнуть под руку Томлинсона, устроить свою голову на его плече. Хотелось иметь право это сделать.

– Кошмары отступили?

Гарри лишь кивнул и бросил быстрый взгляд через столик на Найла. Его тёмные, контрастирующие со светлыми волосами брови сошлись на переносице. Друг хмурился, и Гарри знал почему.

– Ты рассказал ему?

Подросток кивнул и уткнулся в собственную тарелку, пряча пунцовые щёки.

– Ревнуешь к оказанному мне доверию? – вздёрнул Луи аккуратную бровь.

Уголки его губ приподнялись вверх, и глянувшему на него в этот момент Гарри на долю секунды привиделся жестокий оскал. Перед внутренним взором мелькнули алебастрово-белые клыки и эти тонкие бескровные губы, но видение тут же рассеялось под светом улыбки Томлинсона. Он растянул губы, и его лицо преобразилось, будто наполнилось светом.

– Вовсе нет, – пожал плечами Найл и улыбнулся в ответ. – Я рад, что у Гарри появился ещё один друг. Уж вдвоём мы точно позаботимся о нём.

Улыбка Луи обезоруживала, и Хоран попал под то же очарование, что и Гарри. Оба они не смогли удержаться от смеха: губы растягивались сами собой и восторг рвался наружу короткими смешками. Счастье искрилось в воздухе, и по-настоящему хотело жить.

Гарри дышал глубокими вдохами, окутанный заботой своих близких друзей, и ничто не могло омрачить его радость. Даже вчерашний неприятный инцидент между ним и мисс Сторм. Он отгонял воспоминания о разговоре, о своём жёстком и категоричном отказе, дальше, потому что стыд заставлял кончики ушей пылать.

И будто подслушав его мысли, Луи спросил:

– Как твой переезд в Лондон? Ты принял решение?

Весенним ветерком развеялась лёгкость. Гарри сел прямее на стуле, откашлялся. Две пары голубых глаз жадно пожирали его. Друзья, подумал Гарри, глядя в эти вопросительно-напряжённые лица.

Не отдавая себе отчёта он потянулся вперёд и взял ладони парней в свои руки, сжал влажные и прохладные пальцы Найла, сухие и горячие – Луи. Облегчение смыло тревоги и последние сомнения, и, прежде чем произнести, Гарри окончательно принял свой выбор.

– Нет, я остаюсь тут. Мне не нужен Лондон, чтобы быть счастливым.

Пальцы Томлинсона дрогнули в его руке, и глаза по-настоящему загорелись. Гарри мгновенно забыл о чём шёл разговор: его дыхание участилось, а в висках застучала кровь. Луи был так близко, что в шуме столовой всё равно было слышно, как он дышит, а тепло его кожи рождало мурашки по позвоночнику.

Найл откашлялся, отпустил руку Гарри.

– Ты его надоумил? – спросил он напрямую.

– Я всего лишь сказал, что нужно следовать за своим сердцем, – Луи всё ещё держал ладонь Гарри в своей, будто это было привычным, и смотрел на Найла. – Если он чувствует, что не хочет, он не обязан.

– Это даёт ему возможности, которых нет в нашем городе, – повторил тот слова мисс Сторм. – Я просто, как и ты, хочу лучшего для него.

Прежде чем Луи успел возразить, Гарри ответил сам:

– Я более чем уверен, что мне будет лучше, если я останусь, – он тепло взглянул на своего нового друга, а свободной рукой потрепал старого приятеля по голове. – Луи просто помог сформировать мои собственные мысли.

Найл кивнул, хоть и не был до конца убеждён. Прозвучавший звонок всколыхнул учеников, и они, издавая тот шум, что наполняет школу жизнью день ото дня, поднялись со своих мест, торопясь на урок.

Гарри поднялся, вытер пальцы о бумажную салфетку и скатал её в упругий комок. Прежде чем они успели покинуть столовую, оставив произошедший разговор забыто лежать поверх пластиковых стульев, Луи придвинулся ближе, и тихо, едва слышно прошептал на ухо:

– Спасибо, что прислушался к моим словам и остался. Ты действительно нужен мне здесь.

Чья-то рука гладила завивающиеся волосы Гарри. Ласково. Так прикасаться может лишь по-настоящему влюблённый. Самыми кончиками пальцев даря нежность, невесомую негу. Гарри томно, разнеженно улыбнулся. Распахнул глаза.

Крик рванул горло, будто металлическим крюком, но мужчина положил ледяные пальцы на приоткрывшиеся губы, и порыв умер. Гарри задохнулся, заметался, но ни звука не издал. Демон качнул головой – в чёрных глазах полыхнули искры света. Это означало – нам с тобой слова ни к чему. Но на лице мелькнула ответная улыбка – скользнула по губам и пропала, точно облака в небе. Эта улыбка одновременно и манила и успокаивала. Тёмные, непроницаемые глаза устремились на Гарри с пристальной, какой-то жестокой нежностью.

– Я люблю тебя, снежинка.

– Обычно, сон бежит от меня, – медленно рассуждал Гарри. Они с Луи брели вдоль парка рука об руку, едва дотрагиваясь до кожи друг друга при ходьбе. Каждое прикосновение было подобно разряду тока, и мышцы внутри тела Гарри находились в постоянном напряжении. Он едва мог поддерживать разговор. – Я всё время твержу себе, что мне мерещится, но странное чувство, что рядом со мной что-то есть никогда не проходит.

С внешней стороны краска решётки поблёскивала новизной в лучах неспешно заходящего солнца, но изнутри, Гарри помнил, она облупилась, и будто бурые пятна крови, тут и там проступала ржавчина. Поэтому они и выбрали пройтись по улице, полной спешащих по своим делам людей, чем остаться вдвоём в мрачном уединении парка.

– Каждый вечер я вслушиваюсь в тишину – не различу ли звук чужого дыхания, я всматриваюсь в темноту – не увижу ли чью-то тень.

Луи молчал, только глазами выражая участие. Бледный аквамарин потемнел до цвета снежных туч, а горькая складка у губ давала понять, что он полон заботы о Гарри. Время рядом с ним всегда наполнялось теплом и смыслом. Назад ушли почти все тревоги, и всё меньше мыслей занимали кошмары. Дни Гарри принадлежали Томлинсону.

Ночи продолжали принадлежать демону. Пусть ему не стало места в голове Гарри при свете, тьма всё равно полнилась потусторонним присутствием. Вместе с ночью она наползала, будто волна на песчаный пляж, и утаскивала с собой на глубину. Гарри тонул.

– Честно говоря, это так выматывает, – сознался он.

Гарри говорил это не ради жалости, не пытаясь вызвать доверие или расположить к себе, а лишь потому что не мог больше молчать, обуреваемый пожирающими изнутри страстями. Луи стал его отдушиной, стал той опорой, что помогала держать голову над водой и барахтаться, держаться на плаву. Между ними родилось то доверие, какого никогда не было с Найлом: страх оказаться непонятым больше не парализовывал язык, и Гарри рассказывал все свои мысли, как есть. Без утайки.

– Теперь, когда я знаю тебя, – Луи остановился, повернулся лицом к Гарри. Между ними было расстояние не больше ладони, и он его сократил, чтобы закинуть руку подростку на плечо. – Знаю, с какими кошмарами тебе пришлось взрослеть и бороться. В одиночку. Теперь, – Луи прижался лбом к его лбу и тихо прошептал. – Теперь я восхищаюсь тобой ещё сильнее. Ты удивительный.

Момент был настолько интимным, что у Гарри перехватило дыхание. Он приоткрыл губы, стараясь дышать ртом, но кислород из воздуха выжгла близость Луи, его дыхание со вкусом чая и зефира. Ладони легли на поясницу под рюкзаком – медленно и осторожно Луи притянул его ещё ближе. Бёдра коснулись бёдер. Гарри широко распахнул глаза и будто оказался в центре безбрежного океана, когда встретился со взглядом Томлинсона.

Но Луи медлил.

– Ты нравишься мне, Гарри, – его голос странно осип. – Очень сильно. И я безумно хочу поцеловать тебя прямо сейчас.

– Что останавливает тебя? – едва смог выдавить подросток.

– То, что я провожаю тебя до церкви, – шепнул Луи, сжал руки вокруг талии сильнее, словно боялся отпустить. Потерять. – Я примерно представляю, что сказал бы твой душеприказчик, если бы ты явился на встречу с ним зацелованный другим парнем.

Слова едва пробивались сквозь стучащее в висках возбуждение. Оно пульсировало по всему телу, отдавалось в кончики дрожащих пальцев. Колени готовы были подогнуться, и Гарри положил руки на плечи Томлинсона, стараясь удержаться в сознании.

Всё его тело кричало, умоляло о поцелуе: от покрывшейся мурашками спины, до горящих в огне кончиков ушей. Доводы Луи лишь слегка остудили жар, но не избавили от него до конца. Тяжело дыша Гарри произнёс:

– Мне действительно лучше пойти.

– Да, – согласился Томлинсон, и выдох от его ответа коснулся губ подростка, оставил на них сладкое ощущение чужого дыхания. – Они скажут, что это грех, – продолжал шептать он, уверяя их обоих в неправильности происходящего, но опровергая собственные доводы склонялся всё ниже.

– Грех, – завороженно повторил Гарри, и его глаза заволокло пеленой, дымом страсти.

Где-то за углом улицы прозвучал низкий “бом”. Часы церкви отбили положенное время, напомнили Гарри о долге, о собственных принципах и представлениях, и он был готов отстраниться, но пальцы Луи скользнули под рубашку и коснулись голой кожи на пояснице.

– Ох, – выдохнул от неожиданности подросток и сам сократил оставшиеся дюймы до чужих губ.

На вкус Томлинсон был подобен праздничному рождественскому утру: сладость и чистота переплетались в нём с ощущением надежды на лучшее и веры в светлое. Гарри захлебнулся восторгом, когда чужие губы дрогнули под его напором, и весь Луи будто обмяк, расплылся под лаской.

– С ума сошёл, – просипел он, чуть отталкивая действительно обезумевшего от этого поцелуя Гарри. – Послушай, я не хочу… – Луи прижал ладонь к горящей щеке подростка, положил его голову на своё плечо и лихорадочно шептал в волосы, – я не хочу стать тем, кто изменит тебя. Ты единственный по-настоящему чистый во всём мире.

Пытаясь ответить Гарри почувствовал, что его тело начало погружаться в какое-то странное, загадочное оцепенение – ноги и руки потяжелели и едва двигались, голова не могла оторваться от плеча Томлинсона. Сколько он не пытался заглянуть в светлые аквамариновые глаза, нега одолела его. Единственным возможным желанием осталось тепло этих рук. Гарри закрыл глаза и взмолился, чтобы Луи не разжал объятия. Не отпустил его.

– Проводи меня домой, – просьба далась титаническим усилием: во рту всё пересохло и язык еле двигался. – Сегодня я не пойду в церковь. Отец Наварро простит, я уверен.

– Гарри, – протянул Луи, и сожаление сочилось из его голоса густым ядом, отравляющим душевное спокойствие.

– Я хочу провести этот вечер с тобой, – вцепившись в ткань футболки Луи прохрипел подросток. – Мне просто необходимо продолжить то, что мы только что начали.

Томлинсон не ответил, но его рука коснулась ладони Гарри, и пальцы переплелись, даря уверенность в том, что совершённое верно. И до самого дома Гарри они не разъединяли рук, а щекочущее чувство счастья не покидало груди.

Ни разу в сознании подростка не проскочила мысль о том, что он предпочёл свою веру любви Луи.

Когда ладони демона скользнули по его бёдрам, и мужчина резко дёрнул вверх, приподняв Гарри, у того внутри закрутилась воронка беспокойства. Такое смятение обуревает душу, когда падаешь с огромной высоты. Только он не падал, он был распят на стене, насажен на горячий твёрдый член, как бабочка под булавкой энтомолога.

– Хватит! – надрывал горло криком Гарри. – Хватит с меня твоей любви!

Но демон не слушал, скаля острые клыки в ответ, полностью поглощённый удовольствием. Это же удовольствие, наполненное огнём и кровью, приносящее стыд и боль, уничтожило внутри Гарри любые мысли и желания. Осталось лишь одно – лететь, бороться, такое властное и настойчивое.

И такое абсолютно… невыполнимое.

В звучащей чересчур громко музыке было что-то дьявольское, что-то заставляющее сердце колотиться о решётку рёбер. Разливающийся кисло-сладкий запах алкоголя пьянил, отдавался в кончиках пальцев пульсирующим волнением. Возбуждением. Гарри пробирался сквозь толпу в поисках Луи, одновременно желая этой встречи, но также боясь.

Вечеринка перевалила за полночь, и её дыхание, разгорячённое удовольствиями, касалось кожи Гарри, как напоминания о тех лёгких поцелуях, что Луи подарил ему вчера. Он разжёг искры первой влюблённости до горящего осенним костром желания, до замутнённой страсти.

Поэтому Гарри пришёл сюда, оставил свою тёплую, полную кошмаров постель, и явился в дом одноклассника, с которым никогда не дружил, на праздник, который никогда раньше не посещал. И пока он продирался сквозь скопление тел, будто сквозь разросшийся кустарник, в адресованных ему улыбках окружающих сквозило вежливое, но отчётливое удивление.

Всеобщее внимание не волновало Гарри. Он почти не чувствовал прикосновений незнакомой кожи к своему телу, не обращал внимания на звуки чужого голоса, не реагировал на попытки заговорить. Ладони касались чужих плеч и чуть подталкивали мешающих пройти подростков, глаза искали его одного.

– Стайлс на вечеринке! – воскликнул один из парней у окна гостиной, распахнутого настежь. В его бледных губах была зажата сигарета, мелко цедил от неё серый дымок, закручиваясь спиралью вверх. Ночной ветер уносил его прочь. – Мир рушится, или что?

В этих словах не таилось угрозы, и Гарри, коротко выдохнув, улыбнулся в ответ, смыв со своего пути неловкость и волнение.

– Видел Томлинсона? – уверенно вскинув подбородок, поинтересовался Гарри.

– Видел, – кивнул одноклассник и затянулся. Кромка сигареты окрасилась алым, вспыхнула огнём, и на мгновение перед внутренним взором Гарри блеснули демонические крылья, но он движением головы отогнал наваждение. – Такой же нелюдимый, как и ты. Я вовсе не удивлён, что вы сошлись.

Гарри лишь неясно хмыкнул в ответ: он то лучше других знал, что Луи полная ему противоположность. Открытый и смелый, он смотрел на мир с тем вызовом, которого не хватало Гарри. Весь огонь подростка выжег себя для демона, а Луи пылал ярко.

– Так где он? – с нажимом повторил он.

Пьяные глаза парня доли секунды изучали Гарри, и тот видел внутреннюю борьбу, попытку понять, будет ли забавно поиздеваться над тихоней или лучше просто отпустить. Победила разумность. Или может равнодушие, но одноклассник отвернулся к окну и выплюнул в ночную тьму, будто именно ей и предназначались произносимые слова:

– Облюбовал музыкальный салон моей мамаши, – и махнул рукой в сторону задней части дома, где Гарри ещё не был. – Только не трахайтесь на рояле.

– Сомневаюсь, что Стайлс знает, как пользоваться своим членом, – донеслось уже в спину. Гарри скривился от пошлости произнесённой фразы и поспешил затворить за собой дверь, оставив ребят наедине с сигаретным дымом, так нещадно сжигающим их лёгкие.

Обстановка дома располагала к классическому семейному уюту, но атмосферу, так любовно созданную дизайнером интерьера, портила грохочущая музыка и гвалт пьяных подростков. С каждым сделанным шагом Гарри удалялся от общего веселья всё дальше. В поисках Луи он открывал дверь за дверью, проверял комнату за комнатой, и лишь в дальней, одной из последних – нашёл его.

Бесшумно открывшаяся дверь не потревожила покой Томлинсона: его узкие пальцы не дрогнули на чёрно-белых клавишах инструмента. Гарри вошёл, не отрывая восторженных глаз от чуть сутулой спины, под трепет взбудораженного сердца, и неслышно затворил за собой дверь.

Рояль блистал. Тусклый свет лампы, стоящей в углу на полированном столике, отражался от крышки инструмента и, усиленный многократно идеальным лаковым покрытием, рассеивается по комнате. Кожа Луи приобрела абрикосовый оттенок, и Гарри против воли сглотнул выделившуюся слюну – со вчерашнего вечера единственное, о чём он мог думать, были поцелуи Томлинсона.

– Гарри на вечеринке, – вдруг произнёс Луи, и в голосе легко было различить его задорную улыбку. – Какой сюрприз.

– Приятный, надеюсь, – не задаваясь вопросом, как Томлинсон узнал, что это именно он, подросток подошёл ближе. – Могу присесть?

– Конечно, – Луи подвинулся на низком пуфе, освобождая место.

Рядом с ним было комфортно. Стоило только коснуться своим бедром его сильной тёплой ноги, как вечеринка растворилась за границей их пузыря, будто они двое существовали вне времени и пространства. Весь мир замер, оставив их в покое.

Об ощущении этого покоя Гарри мечтал много последних лет, преследуемый по пятами кошмарами, под гнётом давнего соглашения. Сегодня, глядя в насыщенно-голубые глаза Луи, он был готов поверить в увещевания Хорана – детский мозг придумал демона, столкнувшись с близостью смерти.

– И каким ветром тебя сюда занесло, снежинка?

Бум.

Напоминание о застарелом ужасе, бьющее точно в цель. Гарри вздрогнул и зажмурился. Чувства вдруг выключились, погасли, как гаснет свет по лёгкому щелчку переключателя. Всего одно слово разбило спокойствие и безмятежность, вернуло сердцу нестройный ритм, заполнило ледяным страхом до краёв.

– Почему? – слово застряло в гортани, встало острой костью поперёк глотки. – Почему ты назвал меня так?

За закрытыми веками замельтешили картинки снов, вырванные у памяти куски: жестокие пальцы, тёмная бездна глаз, мерзкий нечеловеческий язык. На ресницах скопились слёзы, Гарри чувствовал их жгучую влагу. Мир завертелся вокруг, увлекая всё глубже в круговорот душераздирающих эмоций.

Но тёплое прикосновение к щекам вдруг остановило набирающую скорость карусель. Луи провёл кончиками пальцев по пылающим щекам, нежно смахнул солёные капли с ресниц и вынудил открыть глаза одним искренним вопросом:

– Что я сделал не так?

В голосе звучало неподдельное замешательство, и когда Гарри открыл глаза и посмотрел в лицо, застывшее в дюймах от его лица, оно отразилось в аквамариновых глазах – их насыщенный голубой вдруг поблек, превратился почти в серый. Цвет смятения и неуверенности.

– Ты назвал меня… прямо, как он.

Удивительно, с какой точностью Луи уловил интонацию. Он мгновенно поменялся в лице: брови сошлись на переносице, образуя ломанную линию, а рот скривился в горьком понимании оплошности.

– Прости меня, – горячо прошептал он, крепко обнял всё ещё еле дышащего Гарри за плечи. – Я не специально. Я понятия не имею, почему это слово пришло мне в голову.

Гарри трясло. Хоть он и кивнул Луи, коротко обнял того в ответ, но все его конечности мелко подрагивали. Страх не желал отступать даже в тепле любимых рук. И он больше не был мелькающим на периферии сознания ночным кошмаром – с этой случайностью он стал реальным. Ощутимым. Как будто вместе со словом демону удалось проникнуть в осязаемый мир.

– Ну, Гарри, ну ты что? – Луи растирал его плечи ладонями, пытаясь поймать блуждающий по комнате взгляд в ловушку своих глаз. – Я всё испортил этим дурацким словом. Ты пришёл на вечеринку ради меня, а я… – он поджал расстроенно губы. – Позволь мне всё исправить.

В следующую секунду он вскочил с пуфика, оказался позади Гарри.

– Давай отвлечёмся от всех ужасов, сводящих тебя с ума, – он наклонился над плечом Гарри, медленно провёл ладонями по рукам вниз, обхватил пальцами тонкие запястья.

Следом за его руками по телу Гарри поползло тепло. Оно распространялось широкими волнами, вытесняя холод. Дрожь превращалась в едва заметную пульсацию желания.

– Давай забудем обо всём, что тревожит нас, – на ухо прошептал Луи, горячим шёпотом заполнив пустоту в груди. – Я покажу тебе кое-что, чего уже много лет не показывал никому.

Гарри вновь почувствовал себя безвольным цветком: Луи владел его желаниями и заставлял действовать по-своему одним лишь взглядом. Его сердце стучало так близко, и этот стук соблазнял. Уговоры, которые Луи продолжал шептать, действовали: подросток откинул голову на плечо Томлинсона и заинтересованно улыбнулся.

– Ты поцелуешь меня? – смело спросил он, но щёки всё же окрасил румянец смущения.

Луи положил кисти Гарри на инструмент, коснулся своими руками сверху. Не успел подросток опомниться, а из рояля полилась музыка: яркая, будто капли росы поутру, звонкая, как рассыпающееся стекло.

– Я буду целовать тебя вечность, – наконец произнёс Луи. Он управлял пальцами Гарри на клавишах, высекая звуки, подобно искрам для костра. – Если ты позволишь.

И всё оказалось так логично и естественно. Получилось само собой, но чувствовалось, словно сама жизнь свела их. Словно они созданы друг для друга. Гарри ни на секунду не спросил себя, почему он чувствует такую непреодолимую тягу к парню рядом с собой. Но щека нежного абрикосового цвета была так близко, что подросток чувствовал тонкий запах кожи, а глаза блестели вдохновением, пока Луи заставлял Гарри играть на рояле.

И возможно этот вид ангела, увлечённого созданием прекрасного, толкнул Гарри к точке невозврата. Или может то, как Луи накладывал тонкий ненавязчивый слой заботы, даже наслаждения, на незаживающие воспалённые раны, нанесённые многолетними кошмарами. В любом случае, Гарри произнёс это наконец:

– Я, кажется, люблю тебя.

========== Луи ==========

– Идём со мной, – внезапно, вместо ответа на серьёзные, важные слова, отрывисто произнёс Томлинсон.

Взял за руку таким привычным и тёплым жестом, что у Гарри не возникло ни одной мысли отказаться или хотя бы узнать, куда именно его ведут. Будто на заклание, он покорно последовал за Луи. Сквозь гудящую весельем толпу, не видя ничего вокруг, кроме узких подростковых плеч, затянутых в тёмно-синюю мягкую ткань кофты.

Они покинули дом, оставив за собой яркость жизни, пульсирующую энергию подростков, и вступили в ночь. На улице неярко горели фонари, прогоняя сумрак прочь: он теснился под деревьями, жался к стенам домов, клубился затаённой угрозой в парке, которым заканчивалась улица.

Луи повёл его в обратную сторону. Просто потянул за руку, пока Гарри, неясно околдованный летней тьмой, смотрел на ночных мотыльков упрямо бьющихся в фонарное стекло. Тусклое свечение придавало картине магии, создавало ауру вокруг хрупких созданий, но где-то внутри Гарри понимал – нет никакой романтики в том, что глупые насекомые стремятся к огню. Пусть они не понимают, но это смерть для бедных существ.

– Куда мы идём? – вдруг опомнился он.

– Доверишься мне? – вопросом на вопрос ответил Луи. В светлых глазах блеснул вызов, но улыбка, мягкая и дружелюбная, успокоила. – Почти пришли.