Текст книги "Behind the Moon (СИ)"

Автор книги: Mariette Prince

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– После ужина опять пойдёшь в библиотеку? – разочарованный голос Рона раздался где-то очень далеко. Если бы он не чихнул так громко и основательно, то она бы так и не поняла, что на самом деле он сидел рядом с ней.

– Что? – спохватилась Гермиона. – Прости, что ты спросил?

– Я спросил, собираешься ли ты торчать в библиотеке до скончания веков или у тебя всё-таки найдётся время, чтобы кое-что обсудить? – Рон сегодня явно был не в духе.

Его очень раздражали её отлучки, ставшие постоянными и отнимавшие всё то время, которое раньше Гермиона тратила на ребят. Теперь она иногда отказывалась помочь им с домашними заданиями, вернее, просто не успевала их просмотреть. И даже это было не самым главным. Куда страннее оказалась причина этих перемен. Для мальчиков, в особенности для Рона – Гарри реагировал немного спокойнее, появление Люпина и резко возросшая его значимость для Гермионы не имели никакого исчерпывающего объяснения. Они знали про создание пары, про то, что это явление совсем не рядовое, но не спешили углубляться в проблему. Не потому, что им было неинтересно… Гермиона сама не хотела их во всё посвящать.

Толком она не знала, как объяснить им, что происходит между ней и их бывшим профессором: казалось, такого слова просто не было в языке. Рассказать им подробности – они решат, что она просто влюбилась в него, ну, а со стороны Люпина – просто нездоровое влечение к девочке, намного его младше. Объяснить всё животными инстинктами – мальчики воспримут это, как потенциальную опасность и наверняка будут против её ежедневных походов в Воющую хижину. Что же тогда? Забота? Преданность? Предназначение? Любое из этих слов подходило и каждое их них могло быть неправильно истолковано. Гермиона не была уверена в том, что её друзья поймут всё так, как она того бы хотела, даже если бы она напрягла все свои способности объяснять. Ведь они не смогут почувствовать… Никто не может почувствовать то, что она ощущала рядом с Ремусом, то, что заставляло её каждый день, как по часам, вышагивать по узкой тропинке к человеку, который (в этом она была уверена) всегда её ждал. Это чувство… Оно, наверное, было выше любви. По крайней мере, той, о которой Гермиона имела представление. Теоретическое, конечно.

Рон всё ещё прожигал её испытывающим взглядом. Если она сейчас ответит ему отказом, то он наверняка вспылит и этим привлечёт лишнее внимание. С некоторых пор Гермиона сделалась очень подозрительной: она боялась, что её походы к Люпину могут выследить какие-нибудь умники вроде Малфоя. И зачем Рон спросил это в Большом зале?! Как назло, никаких рациональных отмазок вроде надвигающейся контрольной или длиннющих сочинений у неё в запасе не было. Пришлось выкручиваться на ходу.

– Вообще-то я… – Гермиона задумчиво почесала шею, выгадывая себе ещё несколько секунд для раздумий, пока не встретилась взглядом с Дамблдором, который вдруг отвлёкся от разговора с одним из инспекторов Аврората. – Ты знаешь, мне очень жаль, что я избегала вас с Гарри последнее время. Может, поговорим об этом на Астрономической башне?

Директор подозрительно улыбнулся, будто по губам прочитал то, что она только что произнесла. А вот Рон искренне удивился.

– Не могу поверить своим ушам, – пробубнил он, когда они выходили из Большого зала. – Ты точно не исчезнешь в последний момент?

Мимо них продефилировали две студентки Райвенкло и, перешёптываясь, бросили подозрительные взгляды на Золотое трио. И, к сожалению, объектом их интереса был не Гарри. Слухи в школе всегда расползались гораздо быстрее желаемого.

– Я же сказала! – бросила Гермиона с раздражением, но тут же поспешила взять себя в руки.

После обеда у них было ещё два занятия: сдвоенная травология с пуффендуйцами и зельеварение со слизеринцами. К каждому уроку Гермиона всегда готовилась заранее, но, раскладывая свои учебники, вдруг заметила, что вместо конспектов по зельям захватила свои исследования о ней и Ремусе. Она уже собиралась наскоро забросить их обратно в сумку и попросить у Гарри запасной пергамент, как одна короткая записка, словно зачарованная, выпорхнула из-под обложки и приземлилась прямо под ноги Панси Паркинсон.

– Что это у нас? – гаденько усмехнулась она, подбирая бумажку на долю секунды быстрее, чем Гермиона. – Асцедент в Скорпионе, Венера в Водолее. Эй, смотрите, заучка Грейнджер оказывается верит в астрологию! Решила доказать, что ты ещё более сдвинутая, чем профессор Трелони?

Мерлин знает, чем бы мог закончиться этот несчастный случай, если бы в класс не вошёл профессор Слизнорт. Гермиона возблагодарила всех героев английского эпоса и торопливо вырвала записку из рук Панси. Хорошо, что эта пустоголовая курица не догадалась, что описания натальной карты на бумаге принадлежат совсем не ей. Хватило же ума не подписать имя!

Записку Гермиона забила на самое дно сумки и на всякий случай придавила учебником по травологии. Слизнорт что-то возбуждённо рассказывал о временах своей буйной молодости, когда он со своим знакомым пытался изобрести чмокающее зелье: эффект его был неочевиден и заключался в обезболивании фурункулов, но само зелье, находясь даже в стерильном флаконе, издавала звуки, похожие на причмокивания. Увлекательная история, но совершенно бесполезная.

После того, как профессор закончил с воспоминаниями, он наконец выдал задание и не потрудился долго его объяснять. Им нужно было сварить зелье от икоты, рецепт которого Гермиона прочитала ещё прошлым летом. Без привычных уточняющих вопросов она приступила к приготовлению.

– Венера в Водолее? – услышала она нервный шёпот Рона.

Вместо ответа Гермиона только удивлённо вскинула брови. Зачем он это спрашивает?

– Ты ведь никогда не верила в астрологию, – продолжил её рыжий друг. – В том смысле, что, ну, я понимаю, если бы там это сделала Джинни – девчонки любят заниматься этой чепухой, гадать там, всякое такое, но ты… На кого ты составляла натальную карту?

Её брови поползли ещё выше на лоб.

– С чего ты взял, что я составляла её на кого-то ещё? – шёпотом спросила Гермиона.

– У тебя Венера не в Водолее, а в Весах, а асцедент – Рак.

Лирный корень шумно хрустнул под её ножом, а Рон виновато потупился. Вот чего она от него никогда не ожидала, так этого.

– Откуда ты знаешь? – Гермиона привычно огляделась по сторонам, очень надеясь, что их разговор никто не подслушает.

За её спиной прошаркал Слизнорт. Он, даже не взглянув в её котёл, сказал что-то поощрительное и с воодушевлением двинулся в сторону Гарри.

– Всё эти чёртовы прорицания, – ответил наконец Рон. – Нам нужно было сделать натальную карту исторического персонажа, чтобы описать его характер и я… решил, что будет проще описать тебя.

За покрасневшими щеками на его лице уже почти не было видно привычных веснушек. В другой раз Гермиона непременно бы разозлилась за то, что он решил сжульничать, чтобы не делать всё, как следует, но сегодня ей это показалось даже милым.

– Вынуждена признать, что, по крайней мере, в этой области прорицаний, ты преуспел, – с улыбкой отметила она и продолжила мешать своё зелье.

Во время ужина за столом Гриффиндора было непривычно шумно: близился матч с Хаффлпафом, а обновлённая команда всё ещё до конца не сыгралась. Кормак дулся на Гарри за то, что вратарём стал Рон, Джинни не могла собраться из-за постоянных ссор с Дином, а остальные толком не понимали, что им делать. Всё это обрушилось на Гермиону скопом: из-за своих дел она отстала от факультетских проблем и теперь чувствовала себя абсолютным новичком.

Впрочем, это недолго её беспокоило: её внимание уже второй день привлекал один и тот же инспектор, живо беседовавший с Дамблдором. Невысокий мужчина в старомодной шляпе, с седеющими усами-щёточкой, немного горбился, как будто его шерстяная мантия была для него слишком тяжела. Он торопливо что-то говорил директору через узкую щель улыбки, а тем временем маленькие чёрные глазки суетливо бегали из стороны в сторону. Было в нём что-то нервозное и настораживающее. В отличие от своих предшественников он появлялся в Большом зале гораздо чаще, совсем не избегал студентов и без конца крутился около директора. Более того, Гермиона частенько чувствовала на себе его изучающий взгляд. Он, определённо, изучал её, может быть, даже следил.

– Ты случайно не знаешь, кто это? – спросила она у Гарри, кивнув в сторону инспектора. Глубоко в душе она надеялась, что он здесь по делу Избранного, хотя для этой надежды не было и одного процента оснований.

– Понятия не имею, – пожал плечами её друг. – Дамблдор о нём ничего не говорил, но я пару раз сталкивался с ним, когда приходил к директору.

– И он у тебя ничего не спрашивал?

Гарри поёжился и взглянул на неё из-под нахмуренных бровей.

– Боюсь, он здесь по твою душу.

Теперь это становилось по-настоящему странным. За всё то время, что инспекторы пробыли здесь, а это около двух недель, ни один из них ни разу не обратился напрямую к ней. Будто они решили проводить расследование вообще без её участия. Несколько раз Гермиона пыталась узнать у Люпина о том, как они общаются с ним, но он всегда отвечал на её вопросы уклончиво, бегло стараясь переменить тему.

– Мне им нечего больше рассказать, – признался он однажды и с обречённой улыбкой пожал плечами.

– Тогда зачем они держат вас здесь?! – возмутилась Гермиона.

– Я всё ещё главный подозреваемый.

Ремус сказал об этом так легко, словно его обвинения были всего лишь шуткой. Гермиона и сама уже несколько дней не могла отделаться от чувства, что происходящее вокруг – какой-то нелепый фарс, в котором её обманом вынудили участвовать. Дело не двигалось с мёртвой точки, как будто кроме неё никто и не пытался найти настоящего преступника и доказательства. Зачем тогда столько шуму из ничего?

– Мисс Грейнджер!

Они не успели дойти даже до поворота от лестницы, ведущей к Большому залу, как перед ними выросли фигуры Дамблдора и подозрительного инспектора. Тот выглядывал из-за директора, как из засады. Его маленькие крысиные глазки расширились точно не от удивления.

– Мисс Грейнджер, это инспектор Гордон Коулти из отдела расследований, – Дамблдор ловко обернулся и выставил незнакомца на первый план. – Не могли бы вы пойти ко мне в кабинет для небольшого разговора? Гарри, мистер Уизли, извините, что забираю вашу подругу. Это не займёт много времени.

– Рад познакомиться, мисс Грейнджер, – спешно произнёс инспектор Коулти и выдавил из себя нервную улыбку.

Его манеры чем-то напомнили ей неврозы Барти Крауча-младшего, которые проявлялись даже пока он принимал оборотное зелье и носил лицо Грюма. Тревожные звоночки её нервов уже стремительно становились полноценными колоколами.

В кабинете директора Гермиона чувствовала себя ещё менее комфортно, чем раньше. В отличие от Гарри, утверждавшего, что рядом с Дамблдором он всегда ощущает себя в безопасности, она вообще не испытывала ничего подобного. Наоборот, ей казалось, что вот-вот с ней произойдёт что-то кошмарное. Этот маленький инспектор своей крохотной физиономией вселял ей ничем не объяснимый и необоснованный страх.

– Итак, мисс Грейнджер, прошу меня извинить за длительную задержку, – прошелестел он уже менее нервозно, чем в коридоре при знакомстве, садясь на стул рядом с директорским столом. – Нам уже давно пора было пообщаться с вами, неправда ли?

В этой протокольной любезности она отчётливо услышала позицию Министерства: они уже всё решили и дело только за формальностями. Очевидно, подчинённые Фаджа оказались ему под стать. Виноватые найдены, Ремус не случайно всё это время находился в изоляции. Значит, никого из них не интересовала правда на самом деле. И что теперь? Они ждут, что она согласится обвинить во всём человека без доказательств его вины?

– Да, я была удивлена, что вы до сих пор не допросили потерпевшую сторону, – с той же вежливой наглостью заявила Гермиона. – Неужели всё было так очевидно?

Её словесная шпилька угодила инспектору в нужное место, и тот на долю секунды раздражённо скривился. Они не найдут общий язык, это ясно, как белый день.

– Напротив, мисс Грейнджер, без ваших показаний дело не может быть завершено, – инспектор Коулти снова изобразил учтивость и раскрыл большую кожаную папку. – Это не займёт много времени.

– Я готова потратить столько времени, сколько нужно, чтобы найти настоящих виновных в этом деле.

Коулти с опаской перехватил вызывающий взгляд Гермионы.

– Разумеется.

Гермиона едва не пожалела о своём громком заявлении. Первые полчаса Коулти задавал ей те же вопросы, что она слышала уже десять раз до этого: что было после ужина, что она помнит, как оказалась в лесу. Ей пришлось напрячь все свои деловые способности, чтобы сдерживать внутреннюю агрессию и отвечать полно по делу. Наверняка это было обманной тактикой со стороны инспектора, потому что через некоторое время Гермиона расслабилась, устав от очевидных вопросов, и чуть не проморгала нужный момент для концентрации.

– Как бы вы охарактеризовали мистера Люпина, когда он был вашим преподавателем? – вкрадчиво спросил инспектор Коулти, проведя пальцем по листу.

Здесь была какая-то проверка, она чувствовала. Ей ни за что нельзя было выдать свою пристрастность в отношении Ремуса, иначе это могло обернуться против него.

– Он был замечательным профессором, одним из лучших в своём деле, – Гермиона тщательно старалась подобрать слова. – Прекрасно знал свой предмет, умел понятно объяснить и теоретические, и практические аспекты ЗОТИ, был дружелюбен и тактичен.

– Скажите, не был ли он никогда излишне внимателен к некоторым ученикам…?

– Ничего «излишнего» в действиях профессора никогда не было.

Она сама на долю секунды испугалась резкого тона своего ответа. Инспектор это, конечно, заметил. Что ж, можно было надеяться, что он воспримет это, как неприязнь лично к нему, а не попытку выгородить Люпина.

– Хорошо, – Коулти отложил папку в сторону и скрестил пальцы обеих рук у себя на груди – совсем как крысиный король из постановок «Щелкунчика». – Тогда скажите, изменился ли мистер Люпин в последнее время? Особенно после нападения. Вы не заметили за ним ничего странного?

Глаза Гермионы удивлённо расширились. Так всё-таки они всё знали!

– Что вы имеете в виду? – с трудно скрываемым недоумением спросила она.

Инспектор выдавил очередную улыбочку и довольно заёрзал на стуле.

– Не глупите, мисс Грейнджер, вы всё понимаете, – потянул он. – Мы знаем, что вы регулярно посещаете мистера Люпина в Воющей хижине. Мы не стали вам препятствовать, зная вашу настойчивость в порывах добраться до истины. Более того, – он подался вперёд, как будто собираясь сообщить ей что-то по секрету, – он сам нам об этом рассказал. Представляете?

Поражённая и разбитая Гермиона вскочила со стула. Что?! Так значит, всё это и вправду было постановкой?

– Да как вы смеете! – вскрикнула она и тут же обернулась к Дамблдору. – И вы? Вы всё знали и потворствовали этому? Решили эксперименты на нас поставить? Ремус ведь вам доверяет…

– Мисс Грейнджер, сядьте, – спокойно отозвался Дамблдор. – Мистер Люпин находится под следствием и был вынужден сообщать нам обо всём, что с ним происходило, но, – он склонил голову и продолжил более настойчиво, – ни о каких экспериментах тут речи не идёт.

Только излишняя наблюдательность заставила Гермиону подавить свои эмоции и заметить, как директор коротко ей подмигнул. Неужели? С короткой задержкой до неё начало доходить. Весь спектакль был поставлен для инспектора, а не для неё. О, Дамблдор, великий режиссёр-постановщик! Если Ремуса допрашивали, вполне вероятно, что могли применять даже сыворотку правды, он не мог утаить целей их постоянных встреч, но если «допрос» вёл не инспектор, а Дамблдор… Он знал об исследованиях Гермионы и предстоящем эксперименте, но мог не сообщить Коулти. Но зачем ему это? Спасти Люпина? Обезопасить Гермиону? Не допустить министерство во внутренние дела школы? Или просто выждать и получить результат?

– Ну, ладно, – примерив маску смирения, Гермиона опустилась обратно на стул. – Вы спрашиваете, изменилось ли что-то в мистере Люпине? Да, пожалуй, – в её глазах сверкнуло презрение. – Как думаете, изменится ли человек, которого поместили в изоляцию и обвинили в том, чего он совершал, что отвратительно для него не меньше, а даже больше, чем для других? Идеальный кандидат на обвинение, да? Больше никого искать не надо. Думаете, он признается вам во всём?

Это было чертовски несправедливо! Она прекрасно понимала, что хотел услышать от неё Коулти, – то, что на самом деле происходило с Ремусом. Его раскаяние, сомнение в собственной невиновности, ненависть к своей болезни и себе самому. Даже её крохотные попытки и псевдосерьёзное исследование, пусть и отвлекавшее его от мыслей о произошедшем в лесу, но недостаточное для того, чтобы переубедить полностью, всё это сдерживало только смешную часть трещины внутри него, под которой скрывалась настоящая бездна. Они хотели, чтобы она подтвердила, что он сломался. Перехватив немного воздуха, Гермиона с последними силами сдерживала слёзы.

– Вы совершенно не знаете его, – она шмыгнула носом и самодовольно вскинула голову. – Он сильнее, чем вы думаете. Проще простого – раздавить человека, в котором есть чувство вины. Даже доказывать ничего не нужно. Но у вас ничего не получится. Я не дам вам этого сделать и Ремус тоже. Потому что он – невиновен.

Комментарий к Глава 5. “Главный подозреваемый”

Да, представляете, я вернулась! Ужасно извиняюсь, мои милые читатели, что так долго пишу! Надеюсь, с наступлением весны у меня будет побольше времени, чтобы вас радовать))

========== Глава 6. “Новое звено” ==========

Разговор с инспектором Коулти ещё несколько дней не выходил у неё из головы. Вот так теперь работает Министерство? Окончательно увязнув в бездне страха перед Волдемортом, министр магии совершенно позабыл о такой категории, как справедливость? Зачем тогда эти инспекторы столько времени слонялись по замку, если виновного в произошедшем назначили заранее? Всё это вызывало у Гермионы настолько устойчивое отторжение, что она не сразу смогла рассказать о произошедшем Гарри и Рону. Но больше всего в этой истории её возмущала, конечно, наглость самого инспектора Коулти. Он совершенно не постеснялся и дал ей понять, что всё решено!

Было и ещё кое-что, не дававшее ей покоя – то, каким образом в этой истории был замешан Ремус. Просто немыслимо! Гермиона до выходных не могла найти в себе сил пойти к нему. Она не знала, как теперь себя вести: сделать вид, что ничего не произошло или хорошенько встряхнуть его, взять за воротник и заставить бороться. Почему он ей ничего не сказал? Она ведь спрашивала, несколько раз сама заводила тему расследования. Неужели они заставили его молчать? В том, что на Люпина давили психологически, не могло быть никаких сомнений.

Только приближающееся полнолуние вынудило Гермиону взять себя в руки и вернуться к работе. В конце концов, если она ничего не сделает, то этот мерзавец-инспектор окажется прав. Ей необходимо было достать доказательства невиновности Люпина, а кроме её эксперимента никаких других возможностей этого сделать попросту не было.

Ломая пальцы за спиной, она почти что бесшумно приблизилась к Воющей хижине.

– Ремус?

В горле саднило от колючего чувства вины вперемешку со страхом и обидой. Как вообще в ней смешался такой эмоциональный коктейль? Но стоило ей не услышать ответ чуть дольше привычного, Гермиона уже готова была начать проклинать себя за глупое поведение. А если они увезли его? Если забрали на допрос? Если они пытают его? Все самые худшие сценарии мгновенно пронеслись в её голове и только долгожданный голос Люпина их разрушил.

– Где ты была? – без всяких приветствий воскликнул он, в одно мгновение оказавшись перед нею. – Что случилось? Почему ты не дала знать, что что-то не так?

Люпин выглядел в сотню раз бледнее и тревожнее обычного, как будто полнолуние уже случилось накануне и теперь он боялся, что причинил кому-то вред. Его цепкие руки плотно сомкнулись на её плечах, а остекленевшие глаза хаотично изучали её лицо. Гермиона сама перепугалась: она не думала, что всё настолько серьёзно…

– Говори, говори же! Умоляю тебя! – выпалил Люпин и слегка встряхнул её за плечи. – Я с ума сходил, я чувствовал, я знал…

– Ремус… Ремус, я…

Она не успела даже мысленно сформулировать ответ, который, в общем-то был у неё наготове, но Люпин не дал ей лишней доли секунды для этого. Он прижал её к себе, тяжело дыша и не в силах совладать с обезумевшим сердцем. Оно так звонко колотилось в его груди, что Гермиона чувствовала его, кажется, в своём собственном теле.

– Прости, – он мгновенно сбавил скорость и громкость своего голоса. – Прости меня, я тебя напугал.

В его отчаянии она слышала свою неправоту. Какая же она глупая, Мерлин, какая же она глупая и малодушная, что позволила своим сомнениям затмить истину, которая теперь была для неё очевидной. Люпин нуждался в ней. Как человек с ограниченными возможностями в буквальном смысле, он был лишён равноправного контакта с ней: Ремус не мог написать ей или послать патронус, он не мог отыскать её и удостовериться, что у неё всё в порядке. Больше того, Гермиона сама согласилась стать его источником информации, единственной ниточкой, связывавшей с миром вне заключения. Так как же она посмела оборвать её из-за банальной слабости?

– Нет, это я должна извиниться, – отозвалась Гермиона и прижалась к нему плотнее. – Я так виновата, я… я должна была тебе всё рассказать, но испугалась.

Уткнувшись носом в его шею, она наконец ощутила долгожданное успокоение. С ним, с запахом его измятой рубашки, теплом его тела и нежностью рук она обрела то, чего ей так недоставало все эти дни. Связь между ними только укреплялась. Только ли из-за полнолуния? Гермиона не знала.

– Со мной беседовал инспектор из министерства, – призналась она спустя несколько минут, когда первая волна беспокойства схлынула с них обоих. – Коулти. Он задавал много глупых вопросов. И хотел, чтобы я… Ремус, они намерены сделать тебя виновным в произошедшем.

– Это было предсказуемо, – усмехнулся в ответ Люпин. – Это тебя испугало?

– Конечно! – Гермиона вспыхнула. – Они не собираются проводить расследование! Они даже доказательства искать не собираются! Мало того, что это несправедливо по отношению к тебе, это вообще незаконно!

Люпин шумно выдохнул, как будто гора свалилась с его плеч. Кажется, он ожидал более серьёзной причины её тревог. Услышанное не вызвало у него ни капли возмущения.

– А я уже подумал, что они решили тебя шантажировать, – Ремус покачал головой.

– Они хотят, чтобы я согласилась с этими обвинениями!

– Этот Коулти тебе так и сказал?

Гермиона фыркнула с нескрываемым разочарованием. Ей было не за что зацепиться, чтобы обвинить инспектора в предвзятости. Со стороны его действия выглядели совершенно чистыми и, можно сказать, протокольными. Настоящие же намерения… упрекнуть его в несправедливости можно было только словами, но кто будет её слушать, если сценарий постановки уже отрепетирован без её участия?

– Почему ты мне не сказал, что тебя допрашивали? – вдруг вспомнила Гермиона.

Вместо ответа Люпин театрально развёл руками, мол, разве не очевидно? Отмотав в памяти их разговор немного назад, она обнаружила зацепку.

– Ты сказал, что они могли меня шантажировать, – проговорила она скороговоркой, чтобы поспеть за своей мыслью. – То есть, они шантажировали тебя?

Ремус поморщился и отвёл взгляд в сторону. Чем они могли зацепить его? Чего он боялся? Теперь Гермиона ещё отчётливее понимала, как виновата перед ним, что не пришла раньше. Такой человек, как Коулти, способен на самые низкие провокации, и если он применял их к Люпину, то его тревога из-за её прекратившихся визитов была более, чем обоснованной.

– Что они сделали, Ремус?

– Не важно. Гермиона, они хотят, чтобы я признал вину, – нервно дёрнув плечами, он подскочил с дивана. – Они – не идиоты, вернее, не в том смысле, в каком бы хотелось, и знают, как вынудить меня быстрее сознаться. Хорошо, что они пока допускают до дела Дамблдора – единственного, кто хотя бы немного способен их сдержать…

– Дамблдор делает недостаточно! – Гермиона недовольно скрестила руки на груди.

За то время, что у неё было для размышлений, она начала по-настоящему сомневаться в мотивах директора. Очевидно, что в этой истории он вёл какую-то свою игру. Непонятно было не только, на какой стороне он играет, но и какую выгоду собирается из этого извлечь. Для защиты Ремуса он мог бы сильнее напрячься, если бы действительно желал, чтобы его признали невиновным. Что же тогда?

– Дамблдор делает даже больше, чем должен, – возразил Люпин и задумчиво нахмурился. – Он сохраняет это хрупкое равновесие, которое невозможно удержать. Я обязан ему хотя бы тем, что нахожусь здесь, а не в башне или в Азкабане. Он добился того, чтобы ко мне пускали тебя и Снейпа.

Если Гермиона из-за внутреннего возмущения на мгновение и потеряла логику размышлений в словах Ремуса, то, услышав последнее замечание, даже вздрогнула от неожиданности.

– А Снейп что здесь делает?

Их взгляды с Люпином встретились, и в этой точке пересечения шторм породил неловкость. Получается, у него были ещё тайны? Лишь интерес перебивал в Гермионе чувство, что ей опять дали не полноценную информацию, а только её часть, и ей приходится вытаскивать правду по частям, как будто она не заслуживает её.

Когда ответа на вопрос так и не последовало, а Люпин продолжал смотреть на неё виноватыми глазами, догадка сама выплыла на поверхность. И Гермиона чуть не задохнулась от возмущения.

– Не говори мне, что ты принимаешь зелье, – с первыми нотками пассивной агрессии произнесла она.

– Гермиона…

Боже мой, это же катастрофа! Как она не предусмотрела, что его могут заставить принимать волчье противоядие, чтобы сделать безопасным, пока окончательный приговор ещё не вынесен? И опять же – он снова ей не сказал! Но об этом Гермиона ещё не успела подумать.

– Нет, если ты их пьёшь, то всё будет напрасно, – она всё ещё мысленно пыталась удержать шаткую, рассыпающуюся на глазах пирамиду своей надежды. – Эксперимент не удастся и…

Прикосновение горячих рук к её собственным отвлекло её от озвучивания самого жестокого прогноза. Не в силах поверить в то, что сама только что произнесла, Гермиона опустошённо взглянула на Люпина, но тот смотрел на неё совершенно иначе.

Этот немой разговор продлился вне времени. «Разве не так?» – спрашивали её глаза, а его – всё отрицали: «Нет, ты ошиблась, не беспокойся». Раньше ей казалось, что только в женских романах и мелодрамах герои способны беседовать без слов, где каждое движение ресниц имеет своё особое, но доступное значение. А теперь она говорила так с Ремусом и не сомневалась, что правильно его понимает.

– Сама посмотри, – он кивнул в сторону камина, на котором стоял скромный ряд пустых флаконов.

И всё же, ей нужно было удостовериться: в отличие от инспектора Коулти, Гермионе всегда нужны были доказательства. Люпин это знал и поспешил достать ей один из флаконов. Взяв его в руки, Гермиона невольно вспомнила о том зелье, что дал ей Снейп в больничном крыле, – оно было точь-в-точь в таком же.

– Это не волчье противоядие, – резюмировала она, не уловив знакомый запах.

– Снейп не приносит мне аконитовое зелье, – в подтверждении её слов кивнул Люпин и улыбнулся. – Это уловка для инспекторов. Они ничего не должны знать об эксперименте.

– Но Коулти сказал, что из-за моей настойчивости в порывах добраться до истины…

– Коулти ничего не знает о том, что ты задумала, – Ремус осторожно сжал её руку, в которой она держала флакон. – Дамблдор навешал ему на уши лапши о том, что ты боишься стать оборотнем и потому изучаешь возможные риски, – на его губы вернулась привычная усмешка. – Вообще-то это очень благородно, что ни он, ни Снейп не проболтались о нашей связи.

Глаза Гермионы расширились так, будто вот-вот готовы были лопнуть.

– Снейп в курсе?! – чуть ли не вскрикнула она.

Такого она себе даже представить не могла. Снейп – человек, который всеми возможными способами демонстрировал свою неприязнь, граничащую с ненавистью, в отношении Люпина, раскрывший его секрет и ставший самой главной причиной увольнения лучшего профессора ЗОТИ за энное количество лет в Хогвартсе, – этот человек согласился держать в тайне нездоровую и научно не описанную связь между взрослым оборотнем и студенткой? В это не поверил бы даже умалишённый!

– Ты… – Гермиона с трудом подбирала слова. – Дамблдор уверен, что Снейп нас не выдаст? Какие у него гарантии? По доброте душевной он только яд тебе в зелье подсыпать может.

Её замечание рассмешило Люпина, и ей самой от этого сделалось лучше. Сколько она не слышала его смех? Вечность?

– Северус, конечно, не большой любитель переводить бабушек через дорогу, – согласно кивнул Ремус. – Но Дамблдор ему доверяет. Знаешь, я сам до конца не знаю почему, но… может, он заинтересован в чистоте эксперимента?

Когда он озвучил её мысли, Гермиона была вынуждена согласиться. Самой вероятной из невероятных теорий было именно то, что Снейп согласился на это из любопытства. Её друзья обязательно бы уловили в его решении толику злорадства – «что ж, Дамблдор, если Люпин разорвёт девчонку на куски, мы точно будем знать, что он преступник». Впрочем, этому мог бы поверить Гарри и многие, чего уж там, студенты Хогвартса, но не Гермиона.

– Думаешь, он не считает это опасным?

– Ещё как, – Ремус вскинул брови. – Он до сих пор настаивает на том, чтобы в это время с нами был кто-то третий, кто смог бы тебя защитить.

– Нет!

Гермиона выпалила это раньше, чем осмыслила. А ведь, на самом деле, в предложении Снейпа был смысл. Всё, что она могла противопоставить ему, – только свою непоколебимую уверенность в прочности их связи. Было ещё одно: её собственное желание провести всё самостоятельно и… остаться с Люпином наедине. За время их предварительной подготовки она так привыкла к тому, что в Воющей хижине нет посторонних глаз, есть только они вдвоём и никто их не смеет тревожить. Но это положение звучало ещё менее обосновано, так что его не стоило даже озвучивать. Так что, если уж говорить критично об обстоятельствах предстоящего эксперимента, чего наверняка потребует зельевар, то из них двоих он был куда больше прав и объективен.

– Об этом мы ещё поговорим, – Люпин поспешил успокоить её мягкой улыбкой. – А сейчас тебе не пора идти? Я задержал тебя дольше, чем следовало.

Взглянув на часы, Гермиона огорчилась: она пропустила ужин и её отсутствие наверняка заметили. Она пообещала Люпину больше не исчезать и обязательно давать ему знать, если не сможет прийти. Их прощание в этот раз было каким-то поспешным и угловатым. Ей хотелось ещё раз обнять его – просто так, без всякой причины, как будто без этих прикосновений она не сможет заснуть. Но что-то заставило Гермиону опомниться. Что-то, какая-то рациональная струна в порванной скрипке её подсознания обожгла это желание. Нет, дело было уже не в связи оборотня и его наречённой. Всё стало гораздо сложнее, и Гермиона вдохнула это осознание с глотком свежего воздуха, выйдя из-под корней Гремучей ивы: она была абсолютно, необратимо и ужасно глупо влюблена в Ремуса Люпина.