Текст книги "Behind the Moon (СИ)"

Автор книги: Mariette Prince

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Громко хлопнув книгой, она отбросила её в сторону и села на кровати. Взыгравшее в ней негодование как-то само переросло в нечто другое: теперь Гермионе было интересно выяснить все особенности этой странной связи между ними. Как Люпин её почувствовал? Случилось ли это мгновенно или прошло какое-то время перед тем, как он смог понять, что произошло? Есть ли разница в его ощущениях в человеческом и волчьем обличии? Был ещё один вопрос, который Гермиону очень волновал, но она старалась не задавать его даже самой себе. К чему это приведёт? Если она – самка волка и Люпин всё-таки её обратил, то что за этим последует? Смешные и в то же время страшные мысли возникали у неё в голове, чуть только она развивала эту тему. Хагрид как-то говорил о волчатах, родившихся в Запретном лесу… Нет-нет-нет! Это было уже слишком!

Так Гермиона промучилась ещё несколько дней. Никто не спешил сообщать ей о результатах расследования. Только Снейп как-то обронил на уроке ЗОТИ, что ученикам временно не рекомендуется покидать замок во внеучебное время, особенно любителям ночных прогулок.

– Вы можете подумать, что ваша мнимая храбрость и жажда приключений не выйдут вам боком, – язвительно заметил он и покосился в сторону гриффиндорцев. – Однако не забудьте, что нет ничего романтичного в том, чтобы остаться без головы или всю оставшуюся жизнь глотать аконит.

Намёк был понят недвусмысленно, и Гермиона поспешно отвернулась от преподавательского стола. Уж в страсти к тайным свиданиям под луной после отбоя её было трудно обвинить! Она никогда не нарушала правила ради этого. Это Гарри пропадал по ночам с мантией-невидимкой, да и то с совершенно другими целями.

В обед за столом было подозрительно тихо. Рон, как всегда, с аппетитом уплетал кролика, а Гарри задумчиво возил вилкой по тарелке. В этой траурной обстановке Гермиона чувствовала себя очень дискомфортно, но ей пришлось нарушить тишину первой.

– У меня есть к тебе просьба, Гарри, – произнесла она негромко, привлекая внимание друга.

– А… да-да, конечно, – встрепенулся тот. – В чём дело?

– Мне нужна твоя карта, – Гермиона прикусила губы. – Сегодня.

Гарри посмотрел на неё с недоумением, но согласился.

– Что ты собираешься с ней делать? – спросил он по пути в гостиную.

Вокруг было слишком много ушей, и Гермионе не хотелось, чтобы её план кто-то случайно услышал. Они дошли до её комнаты, где, к счастью, никого больше не было. Гарри быстро выудил из кармана своей толстовки карту.

– Так зачем она тебе? – он настойчиво повторил свой вопрос.

– Торжественно клянусь, что замышляю только шалость, – Гермиона поспешила взглянуть на пергамент и параллельно ответила, – Я хочу знать, где они держат Люпина.

– Тебе же сказали, что он не под стражей! – отозвался Рон. В его голосе она слышала разочарование и пренебрежение. Кажется, он не очень-то верил в невиновность бывшего учителя.

– Да, но его не отпустили, – возразила она. – Никто не торопится его оправдать или хотя бы попытаться найти улики в его защиту. Ты видел этих авроров из Министерства? Они выглядят, как пираньи, готовые его разорвать!

– По-моему, ты много себе напридумывала.

Упрямым взглядом Гермиона взглянула на Рона. То, что он так легко поверил в причастность Люпина к нападению, огорчало её. Как же критическое мышление? С другой стороны, в глубине души она знала, что Рон просто беспокоился за неё и готов был оскалиться на любого, кто собирался причинить ей вред.

– Послушайте, я просто хочу с ним поговорить, – Гермиона неловко пожала плечами и с надеждой обратилась к друзьям. – Никто не может понять, что именно произошло в ту ночь, а мне необходимо это знать. Виновен Люпин или нет – это нужно доказать. Но посудите сами, сколько здесь несостыковок: как он оказался в лесу в это время? Зачем покинул Орден? Помнишь, на Рождество мистер Уизли говорил, что у Люпина в конце апреля будет особое задание? Если бы его послали в Хогвартс, мы бы знали об этом.

Она уже обдумала всё это накануне. Сфокусировавшись на фактах и отбросив своё внутреннее стремление во что бы то ни стало защитить Люпина (теперь она понимала, откуда в ней это чувство), Гермиона разложила всё по полочкам. О её собственных мотивах такого безрассудного поступка, как прогулка по Запретному лесу, рассуждать не пришлось: внешнее воздействие на неё было неоспоримо. Кто-то хотел, чтобы она покинула замок и отправилась туда, где её никто рано не хватится. Кому придёт в голову искать старосту Гриффиндора одну в лесу? Все знали, что Гермиона в здравом уме не способна на такое.

Иначе обстояли дела с мотивацией Люпина. На рождественских каникулах он настаивал на том, чтобы Гарри был предельно осторожен и подчёркивал, что помощь не всегда будет рядом. Судя по его рассказам, он не собирался покидать Орден без особой надобности: в Министерстве на оборотней имели зуб, так как считали, что все они поддерживают Волдеморта. Стоило Люпину появиться не в том месте не в то время – билет до Азкабана был ему обеспечен. Неужели нашёлся повод для того, чтобы он решил рискнуть своей свободой?

– А что, если он просто искал безопасное место для трансформации? – предположил Гарри. – В Запретном лесу он прятался целый год и хорошо его знает…

– Нет, Люпин не стал бы подвергать такому риску учеников, – отвергла это предположение Гермиона. – Он не принимает зелье и не контролирует свою трансформацию. Прийти в Хогвартс было бы безрассудно и опасно – Люпин не пошёл бы на это. Если только он не надеялся здесь получить зелье…

Мысль не успевала превращаться в слова, раскручиваясь в её голове, как большой клубок. Гарри так удачно дёрнул ниточку, из которой разворачивалась вполне убедительная и рабочая версия.

Снейп узнал о происшествии одним из первых и, кажется, совсем не был удивлён появлению Люпина. Тогда в больничном крыле он был не удивлён, а скорее озадачен. Значит, он мог знать, что Люпин собирался прибыть в Хогвартс. Была только одна причина, по которой он мог быть в курсе: он готовил для него зелье. Волчье противоядие не сваришь за полчаса, но каким-то волшебным образом оно, вернее его модифицированная версия, была у Снейпа наготове. Но мог ли он…?

Вовремя спохватившись, Гермиона решила не озвучивать свою догадку. Мальчикам стоило только сказать, что в этом мог быть замешан Снейп, – они непременно решат, что это его рук дело. Вплести зельевара в это запутанное дельце с его репутацией не составляло труда: вкупе с помощью Малфою попытка подставить Люпина и натравить его на Гермиону смотрелась очень даже правдоподобно. К тому же, откуда ему было знать, что есть причины, по которым оборотень не может причинить вред мисс Грейнджер?

Эти размышления заставили и саму Гермиону сомневаться в невиновности Снейпа. Благодаря этой версии точно можно было оправдать Люпина, вот только собрать для неё доказательства – практически нереально. Да и что-то подсказывало ей, что сила предубеждения против Снейпа будет выглядеть чересчур преувеличенной. На одних предположениях доказательства вины не построишь. Гермиона разочарованно вздохнула. И защиту тоже.

– В любом случае, – произнесла она, уткнувшись в карту в поисках нужного имени. – Мне нужно поговорить с ним. Есть вопросы… эм, на которые только он может мне ответить.

Ни Рон, ни Гарри не обратили внимание на её запинку, а она сама решила не углубляться в детали. Сообщать им об их необычной связи с Люпином было рановато: Гермиона не была уверена, что мальчикам кто-то уже сказал, но в то же время ей не хотелось тратить время на объяснения того, что сама до конца не понимает. Наконец она заметила на карте нужный маячок с подписью «Ремус Люпин».

– Он в Воющей хижине, – её голос невольно повысился от волнения. – А вы говорите, он не под стражей! Да там ещё хуже, чем в башне!

Не взглянув больше на друзей, она тут же помчалась вниз к гремучей иве, как будто могла куда-то опоздать. Поместить Люпина в Воющую хижину было логично, но очень далеко от понятия «комфорт». Если он находился там всё это время, то по сути был в заключении. Оставалось надеяться, что его хотя бы не охраняют дементоры.

Уже по пути Гермиона подумала, что ей стоило быть осторожнее: за ней могли следить. Она подозревала не только людей из Министерства, но и того, кто заварил эту кашу. Нужно было придумать, как вывести его на свет. Может быть, этот человек уже давно покинул Хогвартс – настоящий преступник не стал бы долго задерживаться на месте преступления. К тому же, сделав главным подозреваемым Люпина, он убил сразу двух зайцев: сделал своё грязное дельце и запутал следы. Вот только зачем кому-то нападать на Гермиону?

Этот вопрос ставил её в тупик. У неё, конечно, были недруги, в основном девочки со Слизерина, подружки Малфоя, или те, кто ещё помнил её нелепый двойной роман с Виктором Крамом и Гарри во время Турнира Трёх Волшебников. С того времени уже много воды утекло, но… наверняка оставались те, кто ей завидовал или ненавидел просто за то, что она существует. Ужасное чувство, к сожалению, свойственное людям, особенно подросткам.

Дорога до гремучей ивы заняла у неё всего несколько минут. Здесь, по её предположениям, был самый небезопасный участок: на этой тропинке она становилась максимально доступной для нового нападения. Ведь что, если на неё хотели не просто напасть, а убить? Тогда миссия оказалась провалена, и преступник мог отважиться на вторую попытку. О, мысли о том, что тебя в любой момент могут убить, выпускали толпу мурашек по её телу. И как только Гарри выносит такое давление уже шесть лет?!

Буйное дерево уже давно перестало быть для неё преградой. Гермиона была впечатлена, когда во время их с Гарри короткого путешествия в прошлое, заметила, что Люпин воспользовался «Иммобулюсом» и заморозил ветки. Так просто, так гениально! С тех пор она знала, как пройти. Миновав потайной ход, она с готовностью подняла палочку: мало ли, вдруг у него есть охрана. Под её ногой скрипнула доска.

– Кто здесь? – услышала она голос Люпина. Кажется, он всё-таки был один.

– Это я.

Гермиона опустила палочку, ощутив необъяснимый прилив облегчения. В комнате, мрачной не столько от древности, сколько от окутывавших её легенд, теперь всё было как-то иначе. Старая постель, куда в прошлый раз отлетел Снейп после атаки Гарри, была застелена свежим бельём и немного преобразилась. В углу комнаты стоял письменный стол – немного пыльный, но вполне рабочий. Камин не горел, однако чёрные угольки внутри свидетельствовали о том, что его иногда растапливают. Рядом с ним стоял Люпин.

– Гермиона? – удивился он и опустил палочку.

Воющая хижина даже после такого наспех проведённого косметического ремонта не могла преобразиться в нормальные условия для жизни, и долгое нахождение здесь отразилось на внешнем виде Люпина. Он был бледен, истощён, на шее горел свежий шрам, которым он, скорее всего, одарил себя в последнее полнолуние. Если бы его здесь встретил какой-нибудь первокурсник, то легко мог бы принять за привидение.

Поддавшись внутреннему порыву, Гермиона бросилась к нему на шею. Да что это с ней такое? Она буквально каждой клеточкой своего тела ощущала потребность удостовериться, что с ним всё в порядке. Такого никогда не было прежде. Вернее… нечто подобное проскальзывало в её голове, когда они пересекались с ним на Гриммо после очередной «миссии», но тогда Гермиона тщательно контролировала себя. А впрочем, кое-что всё-таки изменилось. Потребность прикосновений стала ощущаться отчётливее.

Люпин не оттолкнул её. Более того, он сам принял её в свои объятия, будто давно их ждал. Но стоило ей подумать, как это странно, отчего вдруг их так потянуло друг к другу, она поспешила отстраниться. Волчий эффект или как там его? Неужели он правда той ночью обратил её?

– Что ты здесь делаешь? – спросил Люпин, пряча руки в карманы.

По его лицу, на котором зачастую всё было написано, Гермиона поняла, что эта внезапная близость смутила не только её. Должно быть, ему в тысячу раз более неловко из-за пробудившейся в нём потребности в бывшей ученице, к которой он, в общем-то, всегда относился с уважением, но не имел никаких личный отношений, как с Гарри.

– Я пришла к вам, потому что… – она вдруг растеряла все свои заготовки. – Мне надо… Я думаю, нам стоит поговорить.

Люпин посмотрел на неё с интересом, не торопя. Как учитель, он умело пользовался методикой и умел слушать: если у студента есть мысль, то лучше не перебивать его и дать возможность сформулировать её самостоятельно. Но Гермионе от этого было не легче. Она не могла сказать то, что хотела не от того, что не знала как, а потому что жутко смущалась. И это Люпин тоже быстро понял.

– Разумеется.

Он кивнул и жестом пригласил её сесть на небольшой диванчик. Раньше его тут не было, подумала Гермиона. Наверное, он трансфигурировал его из чего-то. Под пытливым и в то же время участливым взглядом Гермионе всё-таки удалось собраться с мыслями.

– Я изучила всё, что смогла найти о парах, – деловито заявила она. – Информации ничтожно мало, поэтому я подумала, что мы могли бы подобрать решение проблемы эмпирическим путём, – она набралась ещё немного смелости. – Я хочу провести эксперимент, и для этого мне нужна ваша помощь, профессор.

========== Глава 4. “Предопределение” ==========

Всё время, пока Гермиона излагала подробности своей идеи, Люпин внимательно её слушал. Он позволил ей высказать всё, с чем она к нему пришла, ни разу не перебил и даже не уточнил то, что казалось ему спорным. По нему сложно было понять, одобряет ли он эту затею или нет.

– … я думаю, только таким образом мы сможем полноценно изучить этот феномен и придумать, как действовать дальше, а также доказать вашу невиновность, – завершила она свой рассказ и выдохнула. – Что скажете?

Люпин, задумчиво почёсывавший свою щетину, ещё несколько секунд молчал, но затем беспомощно развёл руками.

– Скажу, что это – безумие, – в его голосе прозвучало не возмущение, а лёгкая назидательность. – Теоретическая часть безукоризненна – я готов ответить на твои вопросы. А что касается самого эксперимента… Нет, я не могу на него согласиться. Гермиона, ты рассчитываешь, рискнув своей жизнью, выяснить то, что не смогли изучить десятки учёных до тебя. Ты – блестящая ведьма, но даже для тебя это слишком.

По его губам скользнула грустная улыбка. Как будто её идея не оправдала его надежд.

– Но ведь это практически безопасно! – возразила она.

– Это очень опасно, – Люпин склонил голову набок, как будто разговаривал с ребёнком и объяснял очевидное. – Остаться один на один с оборотнем, даже принявшим зелье, – чертовски опасная авантюра.

– Но, профессор!

– Я уже давно не твой профессор.

Улыбка сделалась чуть шире, и Люпин полез в карманы своей кофты. Наверняка за шоколадом, предположила Гермиона и улыбнулась, когда её догадка оказалась верна.

– Вы же сами утверждали в кабинете у Дамблдора, что не можете причинить мне вреда, – напомнила она, благодарно забирая из его рук кусочек.

– Утверждал, – Люпин кивнул в знак согласия. – Но после того, как ты ушла, директор справедливо напомнил мне, что я не могу знать этого наверняка.

Его плечо случайно соприкоснулось с её, и Гермиона про себя удивилась, когда это они успели подвинуться друг к другу. Теперь она с интересом отмечала всякие мелочи, ускользавшие от её внимания, которые они делали, казалось, инстинктивно. Всё же, не зря она пришла сюда, точно не зря.

– Я не принимал зелья накануне полнолуния, – продолжал Люпин, – поэтому не контролировал волка и ничего не помню. Видишь ли, за столько лет мы с ним так и не подружились, не научились понимать друг друга, – он усмехнулся. – Так что, снимать с меня подозрения рановато. К моему огромному сожалению, в порыве своего безумства это мог быть я.

Гермиону словно окатили водой после этого признания. Нет, она ведь всё просчитала с упором на то, что Люпин не может быть виновен в этом. Оставшись с ним наедине во время трансформации, она бы подтвердила то, что он не мог её укусить. А как же быть теперь? Он наговаривает на себя, специально берёт на себя то, что не совершал. Ему так долго ставили в вину его сущность и называли болезнь пороком, как будто это был его собственный выбор, что он и сам свыкся с этими предрассудками.

– Нет, я отказываюсь в это верить, – твёрдо заявила Гермиона. – Вы наговариваете на себя, сомневаетесь в себе только потому, что привыкли считать себя угрозой для окружающих. Ваше чувство вины с вами так давно, что вы даже не пытаетесь с ним бороться. Но вам нечего стыдиться! И я никому не позволю обвинять вас в том, что вы не совершали!

В эмоциональном запале она совсем не обратила внимания на то, что её слова произвели эффект, обратный желаемому. Вместо того, чтобы вместе с ней гордо вскинуть голову (как она планировала), Люпин наоборот весь сник и съёжился.

– Ты не знаешь, о чём говоришь, – сдавленно ответил он и отвернулся.

Между ними было двадцать лет разницы, но Гермиона видела перед собой до боли знакомые симптомы сопротивления. Да, так ведут себя все мальчишки, как оказалось, в любом возрасте. Окружающий мир так долго выстраивал вокруг него эту непробиваемую стену и заколачивал в неё большие гвозди, снова и снова заставляя Люпина верить в то, что он – человек второго сорта. Он привык жить с этим. Те, кто поддерживал его, не могли бороться за его права. Дамблдор со всем своим могуществом не смог переменить отношения к оборотням в волшебном мире. Он был вынужден принять его заявление об уходе три года назад, потому что знал, что не все предрассудки можно преодолеть. И это был всего один случай из тысячи, когда Люпину приходилось смиряться с тем, что ему не удалось победить. Так можно ли осуждать его теперь за нежелание снова бороться с волнами?

– Мистер Люпин… – осторожно позвала Гермиона.

– О, Мерлина ради, какой мистер Люпин, – в его голосе снова появилась насмешка.

– Ремус.

Звук его имени заставил его посмотреть на неё. Она и не думала, что у него такое красивое имя.

– Вы ни в чём не виноваты, Ремус, – Гермиона уверенно назвала его так второй раз и произнесла это с удовольствием. – Я не знаю, что собирается делать Дамблдор, но я хочу во всём разобраться. Не только из-за нападения.

Она осторожно положила ладонь ему на предплечье.

– Если так случилось и нас объединяет непонятная нам обоим природная связь, я хотела бы знать о ней больше.

В её словах не было подвоха, и она знала, что Люпин это чувствует, потому продолжила.

– Не могу представить, каким это шоком было для вас, когда вы узнали, – Гермиона тщательно старалась подбирать формулировки. – Может быть, пока я не знала, вам действительно было проще игнорировать эту связь и просто держаться от меня подальше. Но раз всё так произошло… Мы должны разобраться в этом, понять, что это значит для нас обоих. Давайте сделаем это вместе.

И Ремус согласился. Он дал ей возможность сделать всё так, как она умеет, – идеально и грамотно. Перед экспериментом необходимо было выполнить теоретическую часть исследования: они должны были узнать как можно больше о природе их связи и только после этого Гермиона могла остаться с ним во время трансформации, чтобы доказать свою неприкасаемость. Возможно, Люпин надеялся, что за те пару недель до полнолуния, что у них будут, она передумает. Но не тут-то было.

Гермиона со свойственным ей педантизмом разработала целую программу: каждый день они делились друг с другом своими воспоминаниями, особенно чувственными, и пытались их сопоставить. Если бы речь не шла о ликантропии, то это с лёгкостью можно было принять за первые робкие свидания. Об этом она старалась не думать.

Они начали с самого простого и очевидного: с симптомов. Как врач, собирающий анамнез, она дотошно и щепетильно расспрашивала его о каждой детали, которая могла иметь отношение к делу. Гермиона предвидела, что им обоим будет нелегко: сначала они оба стеснялись говорить и сами до конца не понимали, насколько откровенны должны быть их ответы. Ремус адаптировался несколько быстрее, возможно, всё-таки из-за того, что был старше и видел, какую тонну неловкости старательно пытается преодолеть Гермиона. Первые вопросы щекотали ей горло, и от волнения приходилось по нескольку раз перечитывать написанные ею же вопросы. Это злило её и раздражало, но Люпин лишь снисходительно улыбался, пытаясь её поддержать.

– То есть, у вас не сразу возникло это эм…чувство, – Гермиона запнулась – она до сих пор не могла найти нужной формулировки для обозначения того, что их связывало. – Вы осознали его через сколько дней?

– Нет, оно возникло сразу, – мягко поправил Ремус. – Я почувствовал перемену уже на следующий день, но не смог её понять. Стоило мне тебя увидеть – ты вошла в большой зал, и я почувствовал твоё приближение. Интуитивно и в то же время непривычно. Как будто не я сам, но в то же время это чувство было внутри. Вроде волчьего чутья, – его губы дёрнулись в отвращении. – А потом я увидел шрамы у тебя на лице и…

Он скользящим движением коснулся сначала своей щеки, а затем уголка губ, точно повторяя те места, где у Гермионы действительно были шрамы после приключений у гремучей ивы. В этом его прикосновении было что-то необычное, что-то неподдающееся описанию: он прикоснулся к своему лицу, а она в то же мгновение ощутила тепло на своей коже. От изумления Гермиона затаила дыхание. Как такое могло быть? Даже в мире магии это казалось странным. От Ремуса не укрылась её реакция, и он, слегка покраснев, поспешил поменять позу. Гермиона чувствовала, как он занервничал, напрягся. Они подобрались к наиболее щекотливому вопросу: тогда ей было всего четырнадцать лет. В её голове вдруг мелькнуло невероятное предположение. Уж не потому ли Люпин тогда так торопился с увольнением? Безусловно, то, что он был оборотнем, наделало бы много шуму, но Дамблдор теоретически мог его замять, а вот это…

– Опишите, что вы почувствовали, – на автомате уточнила Гермиона, не в силах справиться с волной внезапного озарения.

Во взгляде Ремуса она прочитала, что она на верном пути.

– Беспокойство, – его глаза забегали, а голос немного осип. – Я внезапно поймал себя на мысли, что первой заметил именно тебя и что меня волнует, всё ли с тобой в порядке, не ранена ли ты сильнее, чем на первый взгляд. Ты, именно ты, не Гарри…

Люпин как-то сконфузился после этих слов. Несмотря на то, что сказанное им было чистейшей правдой, она прозвучала крайне неудобно. Ему словно было теперь стыдно за то, что он выделял в первую очередь Гарри, а не Гермиону, хотя к ней всегда относился с большим уважением. Люпин вообще был одним из тех немногих преподавателей, которые старались показать каждому ученику, что тот может быть особенным. Наверное, потому что сам Ремус – особенный человек, – подумала Гермиона и испугалась своих же мыслей.

С внутренними противоречиями ей приходилось мириться теперь каждый день. Для того, чтобы продолжать изучение их связи с Люпином, Гермионе требовалось больше свободного времени, которого у неё не было и в лучшие времена. Тучи сгущались, атмосфера в школе становилась ещё более напряжённой. Особенно её волновал Гарри: с тех пор, как он узнал о крестражах, он не мог найти себе места. Ещё и стычка с Малфоем в туалете, за которой последовал разнос от Снейпа. Всё навалилось так неожиданно! Гермиона чувствовала себя виноватой, что ей приходилось разрываться между другом и своей собственной неразгаданной тайной. Ведь от неё зависела судьба Ремуса, поэтому она теперь просто не имела права отступить назад.

Так продолжалось несколько дней: после обеда она сообщала мальчикам, что идёт в библиотеку, а сама, забежав на кухню и захватив там чего-нибудь к чаю, спешила в Воющую хижину. Её расстраивал факт, что ей приходилось пользоваться рабским трудом домовиков (мысленно она так и не поступилась своими принципами о свободе эльфов), но у неё не было иного выхода. Люпин был заключённым, пусть официально этого никто не признавал, и ей хотелось хотя бы как-то скрасить его пребывание в изоляции. К тому же, она уже не могла отрицать, что теория давно отошла на второй план – компания Ремуса стала для неё куда важнее. Ей нравилось проводить с ним время, занимаясь с одной стороны делом, а с другой – узнавая его самого. Это было ещё одной её маленькой тайной.

За первую неделю эксперимента удалось выяснить многое, но данные ещё окончательно не складывались в какую-то логически выстроенную систему. Во-первых, как Люпин и говорил, основным инстинктом внутреннего волка была защита его половины: он мог почувствовать, что Гермиона в опасности, даже не находясь рядом. Они выяснили это, сопоставляя воспоминания по времени и хронологии: когда на основной состав армии Дамблдора в отделе Тайн напали Пожиратели, Ремус почувствовал опасность ещё до сообщения от Снейпа.

– Я решил, что это просто интуиция, – пожал плечами он. – Она обостряется накануне полнолуния.

Ещё одно важное наблюдение было связано как раз с лунным циклом. Затмение притупляло связь, а новолуние укрепляло её. Люпин описывал это так, будто вместе с ростом Луны в нём увеличивалось не только чувство тревоги, но и раздражительность – волк становился агрессивнее, если не знал точно, где находится его пара. Трансформация становилась болезненнее и по утрам оказывалось, что он пытался вырваться из помещения, где был закрыт, вероятно, для того, чтобы найти свою половину и убедиться, что та в порядке. Но самые поразительные открытия были впереди.

Совершенно случайно Гермиона заметила, что у них оказались идентичные привычки и вкусы, и часть из них сформировалась уже после того, как между ними образовалась волшебная связь. Это наблюдение показалось ей занимательным, и она решила подробнее его изучить. Правда, Гермиона не знала, с чего лучше начать, потому подборка вопросов получилась несколько хаотичной. Ремус поддержал её идею, хотя признался, что никогда не пытался анализировать свои пристрастия.

– Наверное, опять не повезёт и достанется какой-нибудь мерзкий вкус, – вслух предположил Люпин, закидывая себе в рот конфету «Берти Ботс». – Ого, марципан!

– Мне он никогда не нравился.

– Мне тоже.

Гермиона довольно усмехнулась и сделала ещё одну пометку. Это было уже интереснее. Согласно её плану, чем больше точечных совпадений возникнет в том, как они оба воспринимали окружающий мир непосредственно через органы чувств до формирования их пары, тем больше подтверждений получит её маленькая теория, о которой она пока не решалась никому сообщать.

На очередном листе уже не осталось свободного места. Ей пришлось дописывать на полях – убористым почерком она втиснула последние заметки, сокращая слова до минимального набора букв. Как потом всё это разбирать? Для неё каждая новая задача была вызовом. И всё же, вопросы неумолимо кончались, а ей отчаянно хотелось оттянуть момент самостоятельного анализа. Вернее гораздо больше Гермионе хотелось приходить сюда, в этот пыльный старый дом, садиться на уютный, но хрупкий диванчик и чувствовать себя на своём месте. Странное ощущение.

– Гермиона?

Затерявшись в своих мыслях, она не с первого раза поняла, что её зовёт Ремус. У него была совершенно особенная манера речи: фразы перетекали одна в другую, словно контрастные полутона, безошибочно попадая в нужную интонацию. Вот и её имя прозвучало с той самой нотой вопроса, которая уже несколько минут сидела в её собственной голове.

– Да? – она подняла на него глаза и тут же невольно прижала к груди свои записи – не в попытке отгородиться, а чтобы не выпустить из рук по невнимательности. В его компании в последнее время она чувствовала себя дико растерянной.

– Твои духи, вот эти цветочно-апельсиновые, – Люпин неопределённо, но изящно подчеркнул пространство вокруг своей шеи, а затем неловко нахмурился. – Ты давно ими пользуешься?

Духи? Гермиона открыла рот, но ещё несколько секунд из него не могло вырваться ни звука.

– Мне… – она наконец смогла продохнуть. – Их подарила мама в шестнадцать лет. С тех пор я почти всегда ими пользуюсь.

На губах Люпина возникла мягкая улыбка – со школьных лет Гермиона научилась безошибочно её воспринимать. Она была такая редкая, но самая понятная. Так по-мальчишечьи, заговорщицки, словно у него в голове созрела безумная идея создания необычного артефакта вроде карты мародёров. Да, в этой улыбке скрывался именно юный мародёр – тот, которого Гермиона никогда не знала, но хотела бы разгадать.

– Что?

Он отрицательно покачал головой, но всё ещё не мог перестать улыбаться. Что бы это могло значить? Очередная загадка? Только спустя томительные минуты, после того, как Гермиона собрала все свои вещи и сообщила, что ей пора, Люпин поспешил проводить её до двери и уже там наконец совершил странное, но очень милое признание.

– Я знаю этот запах, – сказал он и, протянув руку, убрал прядь волос с её плеча назад. – Он попадался мне прежде, не могу только вспомнить где. Я подумал сначала, что он мог быть воспоминанием с того времени, когда я учил вас на третьем курсе, но раз ты пользуешься им не больше года… – его улыбка сделалась чуть шире. – Получается, что он мне нравился ещё до того, как мы встретились.

Гермиона отчаянно покраснела. Это был ещё один пунктик для её теории, что теперь казалась ей совершенно сумасшедшей. Разве можно научно обосновать предопределение? У оборотней оно существовало, но у людей… Неужели и вправду могло так случиться, что судьба связала их ещё до знакомства?

– Это странно, – всё, что смогла выдавить из себя Гермиона.

Подняв глаза, она заметила, что Ремус всё ещё смотрел на неё, будто следил за её реакцией, ждал, что она скажет. Верит ли она? Верит ли он сам? Ведь всё это слишком нелепо и сентиментально, больше походило на книжные выдумки и почти что сказки. А впрочем, разве любовь – не сказка, рождённая реальностью?

– Задолго до нашей встречи у нас бывали одинаковые сны, – Ремус прошептал так, что Гермиона отчётливо это услышала.

Слова показались ей очень знакомыми. Где-то ей попадалось это, в какой-то книжке…

– Кто это сказал? – осторожно спросила она, боясь встретиться с ним взглядом.

– Набоков.

– Точно.

Ещё несколько секунд, тягучих, как мёд, стекающий вниз по ложке, и она бы точно натворила глупостей. Гулкий ветер предчувствовал её слабость, потому наверное, вовремя загудел и поспешил растормошить дверь, иронично скрипнувшую в тишине. И всё растаяло. Гермиона, наскоро попрощавшись и едва подавляя желание убежать, степенно покинула комнату.

========== Глава 5. “Главный подозреваемый” ==========

Тик-так. Стрелки на её аккуратных наручных часах отбивали задиристую мелодию в унисон с пульсом.