Текст книги "Карусель безумия (СИ)"
Автор книги: MadAlena Mor
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Труба летела на них. Джим продолжал вжимать педаль тормоза, мёртвой хваткой вцепившись руль. Труба с лёгкостью стрелы пробила лобовое стекло. В лицо Джиму брызнули осколки, он успел прикрыться руками, но не успел оттолкнуть из-под удара отца. Труба, как в масло вошла ему в голову, медленно и неумолимо, сминая мышцы и дробя кости, чтобы вылететь с другой стороны. На самом деле это всегда очень быстро, но сейчас будто невидимый злодей замедлил плёнку реальности, чтобы Джим лучше мог разглядеть всё в мельчайших подробностях.
Труба пробила голову его отца и на четверть торчала из затылка. Джим не мог ни пошевелиться, ни отвести взгляд. Где-то на периферии что-то происходило. Грузовик затормозил, из кабины выскочил водитель, кинулся к ним, но так и остался стоять на половине пути.
По щекам текли слёзы, но Джим по-прежнему не мог шевельнуть и пальцем. И только когда в боковое стекло с опаской постучали, Джим завыл от бессилия.
Ошибка.
Он не смог отрешиться от иллюзии.
/Не забывай, у любого безумия есть своя система/
Он снова был в кресле и выл через кляп, будто всё ещё находился в той машине рядом с мёртвым отцом. На него внимательно смотрели профессор и вернувшаяся мисс Пибоди. В глаза светили медицинским фонариком. Что они пытались там увидеть?
– Сеанс был достаточно долгим, – профессор сверился с карманными часами. – Мисс Пибоди, выньте кляп.
Джим облизал пересохшие губы.
– Мистер Гордон? Как вы себя чувствуете?
– Хорошо, спасибо, – хрипло ответил Джим, во рту кажется, стало ещё суше.
– Знаете, мистер Гордон, я всё-таки решил поработать не только с вашим разумом. Знаете ли, во многом болезни ума оказываются связаны с болезнями тела. Избыток или недостаток в крови секрета одной единственной железы – и собственный мозг превращается в злейшего врага. Мисс Пибоди, помогите перенести нашего пациента на стол.
– Нет! – крикнул Джим, но рот снова заткнули.
– Полно, мистер Гордон. Мы наслушались вас достаточно. Теперь вы нас выслушаете до самого конца.
Он не мог поверить, что до этого всё-таки дойдёт. Его перенесли с кресла на операционный стол. Его не связали. Джим попробовал вырваться, но тело не слушалось, хотя он продолжал его чувствовать. Это пугало больше всего, ведь когда они начнут, он будет поскуливать так же, как до этого Освальд.
Его не раздевали, только расстегнули на животе пиджак и рубашку. Профессор зелёным маркером пометил место разреза и взялся за скальпель. Джим закрыл глаза и почувствовал боль от первого надреза. Как это вообще можно вытерпеть?
– Мисс Пибоди, зажим. Хорошо. Ещё один. А теперь подайте расширитель. Прекрасно. Просто прекрасно. У вас прекрасные органы, мистер Гордон. Вам есть чем гордиться, такое здоровое сердце на чёрном рынке стоит бешеных денег, но его мы на этот раз оставим, – рассуждал Профессор, пока его рука в латексной перчатке шарила внутри разреза на животе. – Нужно что-то другое… Что-то не существенное. Вам ведь ещё нужно пережить два сеанса, а это важно.
По вискам Джима текли слёзы. Он был готов отдать этому ублюдку в белом халате все ключи мира, если бы только мог говорить, если бы мог шевельнуть хотя бы рукой и протянуть этот проклятый ключ.
В ведро у стола что-то влажно упало.
– Зажим, мисс Пибоди, – снова скомандовал профессор. – Одной почки вполне достаточно. Ещё зажим. Мы же не хотим, чтобы мистер Гордон залил тут всё кровью. Желчный пузырь тоже будет лишним. Ещё зажим.
«Блядь, блядь, блядь, блядь, блядь, блядь…»
– Думаю, часть печени тоже можно удалить. Со временем она восстанавливается, а наш дорогой мистер Гордон получит неплохой урок. С одним лёгким люди тоже живут…
Джим задрожал, глаза закатились от неизбежного ужаса. Вот бы потерять сознание. Вот бы умереть.
– Мисс Пибоди, нашатыря! Иначе мистер Гордон пропустит всё интересное.
Он снова очнулся, чтобы ощутить всю гамму ужаса и боли происходящего с ним. В ведро снова что-то шлёпнулось.
– Это была часть кишечника, – услужливо доложил профессор, послав Джиму дежурную улыбку. – Мы с мисс Пибоди посовещались, что такой длинный кишечный тракт вам ни к чему. Не переживайте, осталось совсем немного. Селезёнка и поджелудочная.
В нём осталось совсем не много, а смерть всё не приходила.
– Зажим, мисс Пибоди, – в последний раз скомандовал профессор. – Зашивайте. Как закончите, сообщите, и мы продолжим работать с разумом нашего дорогого мистера Гордона. Если конечно от него ещё что-то осталось.
Джим думал, что снова теряет сознание, когда перед глазами замельтешили светотени.
/Безумие – это смысл, разбитый вдребезги/
В глаза снова светили фонариком.
– Реакция, несомненно, есть.
– Джим, вы меня слышите?
Джим попытался ответить, но вместо человеческой речи из неповоротливого рта вырвалось какое-то невнятное мычание.
«Да! Я слышу вас!» – кричал его разум, а изо рта по подбородку текла липкая слюна.
Он хотел стереть её рукой, но руки тоже ему не подчинялись. Лежали безвольно вдоль тела.
– Это не имеет смысла. Безусловные рефлексы, несомненно, в норме, но что касается психики… – сказал один.
– Кто знает, что он пережил, – сказал другой, и добавил шёпотом: – там.
– Его разум мёртв. Уже полгода прошло, но позитивной динамики не наблюдается. Продолжать терапию не имеет смысла.
– У него же были какие-то родственники?
– Кажется, брат…
«Что они говорят? Что за чушь они несут? Я здесь! Не смейте разговаривать так, будто меня здесь нет!»
– М, м, м… – замычал рот, еле шевеля губами.
– Что это с ним?
– Обмочился, должно быть. Нужно позвать медсестру. С этим, думаю, всё. Продолжим обход. Ещё пара пациентов, а там и ленч…
«Стойте! Куда вы? Сделайте что-нибудь! Вы не можете меня так оставить! Вытащите меня отсюда! Я ещё жив! Я здесь!»
Дверь палаты закрылась. Стало темно. Всё внутри Джима содрогалось в невидимой истерике. Он переворачивал вымышленные столы, пинал несуществующие стулья и они разлетались в щепки о невидимую стену того, за пределы чего он не мог вытолкнуть свой разум. Его неподвижный взгляд продолжал оставаться направленным в сторону белого прямоугольника смотрового окошка.
«Кто-нибудь. Помогите мне».
– Кто здесь?
В белом прямоугольнике появилась голова охранника в фуражке. Глаза снова ослепило фонариком. Безусловный рефлекс помог сощурить веки, а внутренний Джим изо всех сил пытался разглядеть лицо, потому что это лицо должно было принадлежать ему.
/То, что выжил, – это хорошо, но то, что из ума, – это…/
Он снова куда-то падал, пока не очнулся уже в кресле. Снова пыточная. Вымазанные в копыти ладошки машут ему со стены тупика. И перед ним чёртов вивисектор.
– Ну что, офицер Гордон? Теперь вы готовы дать приемлемый ответ? – с лицемерной улыбкой спросил он. – Ещё раз, вы отдадите мне ключ?
– Да, – кивнул Джим.
За спиной Профессора возмущённо замычал через кляп Освальд. Почему он так возмущён? Как будто не видел, что с ним делали. А разве он был здесь? Джим попытался припомнит хоть что-то, кроме боли и страха, охватившего его сознания. Был ли там Освальд? И куда делась мисс Пибоди? Почему это важно?
Потому что здесь что-то не так. Всегда что-то не так. Общая картина всегда лжёт. Только мелочи имеют значение.
Был ли под ногами жемчуг, когда его волокли на операционный стол? Есть ли сейчас на его теле какие-нибудь разрезы?
Джим опустил взгляд, но пиджак и рубашка оказались застёгнуты на все пуговицы. И с каждой мыслью отголоски боли в животе становились всё меньше и незначительней. Это был очередной кошмар. Очередная пытка разума. Его никуда не переносили, не резали. Это всё было не по-настоящему.
– Я освобожу одну вашу руку, и вы передадите мне ключ, после чего я обещаю освободить вас полностью.
Джим согласно моргнул.
Освальд продолжал выть через кляп, и молотить своими культями-крыльями по бокам, пока профессор отстёгивал ремень с запястья пленника. Сознание Джима двоилось. Слабая, испуганная часть собиралась подчиниться и отдать ключ. Другая наблюдала, как будто со стороны холодная и решительная, точно знающая, что сделает дальше. Они всё больше раздваивались. Напуганный Джим умирал, уступая место сильному.
Он смотрел на Профессора, на его элегантные очки в тонкой оправе, на шариковую ручку в нагрудном кармашке халата и холодно и спокойно раздумывал, как выхватит её свободной рукой и воткнёт в горло этого стерильного ублюдка, а затем будет наблюдать, как тот в корчах будет захлёбываться на полу собственной кровью.
– Джим, не смей! – крикнул Освальд, на губах белели остатки измочаленной марли.
Почему Освальд против? Ему тоже за что было ненавидеть мясника.
Рука была свободна. Джим встряхнул её, делая вид, что разминает затёкшую кисть. Он бы наверняка выхватил ручку, если бы ему не помешали.
Двери кабинета распахнулись, но это была не мисс Пибоди. Лабораторию слишком быстро заполнили вооружённые люди. Парни с пушками из смертельного клуба, а во главе них та изящная чернокожая женщина, которую и здесь старался прикрывать шкафообразный здоровяк с гранатомётом.
– Фиш Муни? – Профессор никак не выказал своего удивления или страха, продолжая благодушно улыбаться неожиданным визитёрам. – Какими судьбами?
– Я пришла за ним, – ответила Фиш, указав дулом пистолета на Джима.
– Позволь узнать, с какой целью? Хотя, не скрою, мне искренне плевать на твои мотивы, потому что пленника вам отдавать я не намерен. Это мои владения и ты не имеешь здесь никакой власти. Убирайся.
– Это ты что-то путаешь, Стренж, – недобро усмехнулась Фиш. – Или как там теперь тебя звать. Странная свинья? В любом случае, ты захватил его не по праву. Его ждёт Суд, а затем исполнение приговора, но никак не твои больничные казематы. Уйди с дороги, если не хочешь схлопотать пулю.
– Ещё раз повторю, Фиш Муни, я…
Договорить Профессор не успел. В какое-то мгновение Освальд подорвался с коляски и вцепился ему в горло. Стренж, или как там его, не сумел увернуться или оттолкнуть Пингвина, так сильно его поразило это отчаянное нападение. Он беспомощно молотил руками по кафельному полу, пока сидящий на нём Освальд продолжал рвать зубами его глотку.
Его никто не остановил. Бандиты просто равнодушно стояли и ждали, когда он закончит. Наконец Освальд отнял от горла окровавленное лицо и, глядя на Джима, хищно слизнул с губы, налипший кусочек плоти. Таким Джим ещё не видел его. Кровавое зрелище подействовало не хуже ледяного душа. Как будто это не он парой минут ранее планировал сделать с Профессором почти то же самое. И всё же…
И всё же, до сих пор Освальд казался Джиму жертвой, хорошим парнем, который помогает ему вопреки всему этому безумию, но сейчас он смотрел на этого взъерошенного, вымазанного чужой кровью Освальда, – Пингвина, – и не узнавал его. Озлобленный калека взирал на Джима с каким-то сумасшедшим превосходством, как будто говорил – «Смотри, я сделал то, о чём ты только думал. Я делаю это не впервые. Я могу это повторить. Я такой же, как все остальные».
– Хватайте его, мальчики, – хмыкнула Фиш, когда молчаливый диалог ей наскучил. – Заседание уже началось.
Джима вынули из кресла и вывели из операционной. В дверях они столкнулись с мисс Пибоди, которая ошарашено разевала безъязыкий рот и прижимала к себе пару ног, больше похожих на звериные, чем на человеческие.
– Выбери ей пару получше, – посоветовал Джим.
/Безумие и отчаяние нередко похожи друг на друга/
Джима одного втолкнули в совершенно тёмную комнату. Он хотел проверить, заперто ли, но за спиной уже не было двери. Не было даже стены, к которой она могла бы крепиться. Джим отчётливо понял, что оказался совершенно один в полной темноте. Затхло несло погребом и совсем немного сладковатой гнилью, как будто где-то рядом выкинули ящик порченых яблок. Даже слышалось, будто где-то совсем рядом гудит рой насекомых, привлечённых этим запахом. Джим смахнул со щеки невидимую муху и встряхнулся. Глупости. Он думает совсем не о том.
Куда теперь идти и где обещанный суд, если это не была шутка? Зачем он здесь? Вот главные задачи.
«Стоя на месте, я никуда не приду».
Джим сделал шаг наугад и в тот же миг с характерным щелчком переключателя над ним зажёгся мощный прожектор, высветив чёткий круг пыльного бетонного пола.
Где-то вдалеке такой же прожектор выхватил фигуру судьи за трибуной. Он равнодушно смотрел сквозь чёрные прорези совиной маски и прежде чем Джим успел бы до него добежать, тяжело ударил молотом и пропал.
Эхо от молотка затихало в полной тишине. Джим ждал, что произойдёт дальше, но больше никто не показался и не заговорил.
Что это было, если не начало слушания? Но где присяжные, свидетели и всё остальное? Почему он стоит тут один, как полный идиот?
Не найдясь с ответом, Джим не смог придумать ничего лучше и продолжил свой путь. Шаг. Ещё шаг. Прожектор следовал за ним, как за актёром на сцене – неотрывно. От всматривания в чернильную темноту уже начинали слезиться глаза. Сколько он уже прошёл? Звенящая тишина иглой впивалась в уши. Джиму начало казаться, что его шагам вторит где-то капающая вода, а может эхо?
Усталость брала своё сторицей, будто он пробежал марафон, хотя он не сделал и сотни шагов.
В голову сами собой лезли непрошеные мысли. Почему-то об отце. Он ведь ушёл от мамы, как раз, когда Джим закончил школу. Просто исчез, будто его никогда и не было. Исковерканное Профессором воспоминание о том, как отец учил его вождению, было одним из последних, и самых ярких. К чему он снова вспомнил о нём?
Джим утёр лицо рукавом и остановился, чтобы немного передохнуть. Под ногами был всё тот же бетонный безликий пол. Стало заметно холодней, а вонь усилилась, только несло уже не гнилыми фруктами, а чем-то похуже, тленным, мёртвым. Теперь он точно слышал, но не капель, и даже не шаги незнакомца за спиной. Его собственный пульс клокотал в ушах, громкий, как будто сердце билось прямо в голове. Но пульс тут же подскочил в разы, когда Джим почувствовал это прикосновение, будто кто-то провёл пером по его затылку.
Он отшатнулся, как только невидимое перо достигло ворота. Оглянулся. Как и думал, за спиной никого не было. Проклятый шутник, если он вообще был, спрятался во тьме. Совсем рядом Джим почувствовал лёгкое дуновение, будто кто-то пролетел мимо, но из-за проклятого прожектора, всё за пределами столба света становилось недоступно зрению.
«Зато ты сам как на ладони. Отличная мишень».
Чтобы немного успокоиться, Джим сделал два глубоких вдоха и выдоха. Изо рта вырвались два густых облачка пара. Как же холодно…
Нужно было двигаться. Джим сунул руки в карманы плаща и снова нащупал треклятый ключ. Вот же ирония, у него есть ключ от всех дверей, но нет ни одной двери. Вот его наказание. Он будет вечно скитаться по этому бесконечному подвалу, пока не сойдёт с ума.
Собственный истеричный смешок в полной тишине напугал ещё больше, как будто смеялся кто-то другой. Тьма давила и напирала со всех сторон. Казалось, что даже тот столб света, что его ограждал, стал меньше. Становилось труднее дышать от усталости и смрада, а собственные ноги превратились в две непослушные колоды. Что-то сжималось в животе в узел и не отпускало, хотя по-прежнему ничего не происходило. Непонятный страх не отпускал.
Он успел сделать не больше пяти шагов, как снова что-то пронеслось мимо, и Джим почувствовал касание на этот раз на спине, ближе к плечу. Он поспешно стряхнул его, как надоедливую муху, будто оно было всё ещё там, перебирало своими мерзкими лапками. Под ногами что-то проскользнуло, будто холодный сквозняк.
– Это только ветер, – шепнул он себе.
А ещё расшалившиеся нервы. Потому что с другой стороны снова почувствовал прикосновение, более ощутимое. И ещё. И ещё. Джим крутился, как волчок, но ни схватить, ни увидеть никого не мог, ведь даже шагов не было слышно. Нельзя так быстро перемещаться. Их должно было быть не меньше двух.
«А может, никого и нет? Может, мне уже кажется?»
Джим остановился и зажмурился, пытаясь успокоится. Это нервы. Он просто слишком долго шёл один в темноте. Так бывает. Он слышал. От недостатка информации мозг начинает придумывать всякие образы, звуки, даже запахи…
Он зажмурился и как по команде со всех сторон нахлынули разноголосые шепотки невидимой толпы, что таращилась на него из мрака всё это время. Зрители еле слышно о чём-то переговаривались, временами посмеивались, поправляли одежду. Вот сейчас кто-то наверняка очень громко провёл пальцами по лацкану пиджака, чтобы стряхнуть крошки. Джим почувствовал прикосновение к собственным отворотом и распахнул глаза.
Никого.
– Покажись! – крикнул он, на грани истерики. – Покажи свою уродливую морду!..
Уже не перо, острое лезвие вполне ощутимо кольнуло голень, так что от неожиданности подогнулись колени. Джим упал на холодный бетонный пол.
Спокойней, спокойней…
Непослушной рукой он ощупал ногу, но никаких повреждений, кроме дырки на штанах не обнаружил. Эта призрачная дрянь с ним просто играет.
Джим поднялся и вытащил пистолет. Ощущение бороненной стали в руке придало немного уверенности. Две пули. У него сталось всего две пули. Он должен попасть в этого шутника. Как никогда это казалось правильным.
Джим ждал. Взъерошенный и злой, готовый, если понадобиться, убить злодея голыми руками.
Незнакомец затаился, будто почувствовал угрозу. Выждав немного, Джим снова сделал пару шагов. И снова сквозняк скользнул по лицу, будто неизвестный пролетел на невидимых крыльях прямо в шаге от него, а его лезвие болезненно скользнуло по груди. Слои одежды прорезало, точно бумагу, а на ней медленно проступили розоватые капли крови. За спиной раздался смех, высокий и дребезжащий. Так мог бы смеяться злой ребёнок над раненой пичужкой. Джим крутанулся на месте и тут же получил сильный удар в спину. Он устоял, но чуть не выронил пистолет.
Секунды ожидания новых ударов растягивались в минуты. По лбу скатилась холодная капля и сорвалась с брови, яркой жемчужиной пролетела перед распахнутым в ужасе глазом детектива.
Кто-то кружил перед ним в чёрном удушающем мраке, беззвучно переставляя призрачные подошвы. Джим мог поклясться, что начал слышать его шаги, видеть его гнусную физиономию, сотканную из черноты. Он наверняка ухмылялся, видя, как дрожит револьвер в руках перепуганного детектива.
«Ну же, нападай, ублюдок. Иди сюда. Я готов».
Будто демонстрируя Джиму его неправоту, на него посыпался град уколов, которые больше рвали одежду, чем приносили реальный вред. Разве что, порез на плече немного кровил.
– Глупый-глупый детектив! – пропел из черноты всё тот же звенящий голос. – Заблудился в пустой комнате!
Призрачное перо взъерошило волосы на затылке детектива и, когда Джим нервно дёрнул рукой, лезвие молниеносно вонзилось в беззащитный бок. Он отшатнулся, чтобы остриё не вошло глубже, и снова завертелся, пытаясь предупредить нападение, пока голова не начала кружится. Ноги заплетались.
Он не сможет убить того, кого не видит. Ублюдок просто убьёт его. Надо бежать и неважно куда.
– Беги! Беги! Глупый детектив! Всё равно не сбежишь!
Лёгкие сжигал огонь, но страх продолжал гнать его плетью. Липкий пот капал с ресниц и заливал глаза. Рана в боку сильно кровоточила, пропитывая одежду, и причиняла боль каждым движением. Джим запинался и почти падал, отталкиваясь от пола рукой, и продолжал свой ломаный бег. В спину летел раскатистый детский смех, эхом отдаваясь в ушах.
Джим мчался, пока окончательно не выбился из сил. Кровь ударами молота грохотала в ушах. Просто дышать, уже было мучительно больно. Ему нужна передышка, совсем небольшая. Все сокровища мира за минуту покоя.
«Плевать. Пускай делает что хочет».
Джим выпрямился в столбе света и, зажмурившись, задрал голову, когда лезвие издевательски медленно скользнуло по щеке. Он прижал ладонь к порезу и взглянул на свои пальцы. Как ярко светилась кровь в свете прожектора.
Прожектор. Его свет ослеплял даже сквозь веки. Правильно. Чтобы прозреть, нужно было уйти в темноту, тогда они будут на равных. Но как, если проклятый прожектор преследует его везде, точно привязанный?
Лезвие снова чиркнуло его по спине, но Джим не обратил внимание. Рука с револьвером, будто подчиняясь нити кукловода, сама собой поднялась вверх.
Вот и ответ.
Джим успел выстрелить вверх, прежде чем невидимое лезвие коснулось его шеи. Прогремел выстрел, звон стекла. Напоследок брызнули искры, и на Джима чёрным покрывалом опустился мрак.
/Сумасшедшие и дети всегда глаголют истину/
Глаза достаточно быстро привыкали к темноте, видели сквозь неё, осязали её, слышали.
Где-то рядом чуть слышно плескалась вода. Что-то постукивало. Джим всё ещё не мог определить размеров помещения, но точно мог сказать, что справа от него в ещё более чёрную пропасть вытягивался деревянный причал. Зачем он нужен в подвале оставалось загадкой.
Лёгкое касание к затылку, почти, как в первые, снова побудило стремительно развернуться, чтобы, наконец, увидеть того, кто играл с ним в жмурки.
– Это ты, – узнал он худенького мальчика из сна.
Чёрные глаза неподвижно смотрели на измученного детектива с синевато бледного лица, оно будто светилось тусклым призрачным светом и казалось мёртвым. На секунду Джиму даже показалось, что это и есть мертвец, просто закреплён, как те люди на старых фотографиях Пост-мортем. Тонкие губы мальчишки чуть дрогнули в презрительной улыбке, стирая наваждение и возвращая чуть отступивший ужас.
«Ну же, стреляй. Это маленькое исчадие ада, чуть не свело тебя с ума. Даже хуже, оно чуть не убило тебя. Убей раньше, – шептал нетерпеливый голос страха. – Убей его, потому что иначе это сделает он».
Желание было так велико, и Джим бы нажал на спусковой крючок, но в последний момент замешкался. Что-то не давало выстрелить. Неправильно. Он никогда не стрелял в детей. Это дикость. Ребёнок не мог причинить вред, но рана в боку продолжала пульсировать болью, напоминая, что возможно именно этот мальчик и был тем исчадием ада, способным на преступление…
«Убей его! Он опасен! Убей…»
Джим замотал головой, пытаясь отделить доводы разума от воплей инстинктов, но пока что всё в нём вопило о скорейшем избавлении от источника угрозы.
Мальчик продолжал стоять неподвижно, а Джим целиться ему в голову, держа пистолет двумя руками. Руки мальчика были пусты, и висели вдоль тела. Безоружен. Чем он мог ранить? Если не мальчишка, то кто тогда нападал на него из темноты?
«Стреляй! Разве ты не видишь, сколько злобы в его глазах? Он полон тьмы! Он набросится на тебя, как только ты повернёшься к нему спиной. Он уже бил в спину. Чего же ты медлишь? Убей его…»
Перед ним по-прежнему стоял просто ребёнок. Чёрные волосы, форменный костюм без единого пятнышка. Чёрные глаза, как ружейные дула следили за детективом. Джим с трудом смог отвести от них взгляд и только после этого заметил какую-то дымку. Она еле различимо колыхалась над головой мальчишки, будто мираж и расползалась в стороны продолжением чего-то много большего.
«Оно за спиной», – понял Джим, и, сместив точку прицела чуть выше, выстрелил.
Они оба вздрогнули. Мальчик упал, как подкошенный, а на его месте что-то взревело и забугрилось, ещё больше обозначая зловещую тень, что всё это время стояла за спиной ребёнка. Джим отступил на шаг, пытаясь понять, где кончается это чудовище и с ужасом понял, что оно окружает всё помещение. Всё пространство вокруг Джима Гордона ходило ходуном. Лишь в одном месте тусклой звёздочкой мерцал след от выстрела, и с каждым движением тени, рана становилась всё больше, расходилась дырами и трещинами во все стороны. Вой монстра усиливался, он уже ревел, как орда демонов, разрывая барабанные перепонки. Джим отбросил бесполезный уже пистолет и зажал уши руками, сжался на полу и зажмурился, чтобы не видеть безобразных оскаленных в агонии морд. Тень продолжала метаться, и Джим чувствовал её зловонное дыхание, удары нетопыриных крыльев, треск разрываемой плоти…
Казалось, что это никогда не кончится, но в один момент стало настолько тихо, что Джиму показалось, будто он наконец-то оглох. Он замер без движения, боясь поднять голову.
– Как же жалок.
Джим вздрогнул и осторожно огляделся. Над ним стояла Кошка, спрятав руки в карманы чёрной потёртой куртки.
– Я хочу домой.
Джим сам поморщился от того, насколько жалко, по-детски прозвучали его слова.
– Правда? – усмехнулась девчонка.
– С самого начала я хотел только этого.
– Правда? – снова спросила она, неприятно улыбаясь.
– Да! – ответил Джим и поднялся, хотя ноги всё ещё подрагивали. Его ощутимо качнуло в сторону, но всё же устоял, держась за бок.
Декорации подвала сменил пейзаж серой безжизненной пустоши. Горизонт был размыт таким же серым туманом. Бетонный пол вокруг резко переходил в каменистое плато. Свинцово-серое небо давило на плечи. Будто все краски мира исчезли. Вдалеке виднелись чьи-то фигуры, одни отстранённо бродили, каждый сам по себе, другие стояли неподвижно и, казалось, смотрят прямо на них. Почему-то не хотелось на них смотреть, и он перевёл взгляд на чёрное озеро, что раскинулось перед ним, и выходящий в него деревянный причал.
Джима уже не задавался вопросом, каким образом он мог переместиться из подвалов Аркхэма в это уныло место. Его интересовало совсем не это.
– Пожалуйста, помоги мне выбраться. Я хочу вернуться домой…
– Ложь, – бросила Кошка, уходя в сторону причала, будто увидела что-то в воде. – Зачем тебе возвращаться? Кто тебя ждёт? Семья? Родные? Твой запойный напарник? Может быть, девушка?
– Если не собираешься помочь, исчезни, – прошептал Джим, потому что правота Кошки ему не нравилась.
– Я уйду, когда сама захочу. Я – Кошка. А у тебя есть ключ, но ты по-прежнему блуждаешь в темноте.
– Почему ты дала его мне?
– Я ничего тебе не давала.
– Тогда, кто?
– А ты не знаешь? – усмехнулась Кошка.
– Не знаю.
– Надо же. Ты глупее, чем я думала… Подойти сюда, – подозвала его Кошка.
Зажимая рану, Джим подошёл, кое-как ковыляя по скрипучим доскам причала, и остановился рядом с девчонкой. Внизу всё так же плескалась чёрная вода. Что-то постукивало по опорной свае и, приглядевшись, Джим увидел огромную глыбу льда и застывшего в ней, точно муха в куске янтаря, Эда.
«Самая главная загадка состоит в том, как выбраться из Аркхэма», – вспомнил Джим слова Нигмы.
– Он не мог дать мне ключ.
– Естественно, – сказала Кошка откуда-то из-за спины, и в то же мгновение Джим почувствовал толчок.
Он не удержался, ноги всё ещё были слабы, только нелепо взмахнул руками и полетел вниз. Чёрная вода приняла его тихо, без всплеска, без брызг и мягко сомкнулась над головой.
====== Финал первый ======
/Безумие относительно. Все зависит от того, кто кого запер в какой клетке/
Джим вынырнул и отчаянно забарахтался. Огляделся. Справа в грязное окно под потолком проникал тусклый дневной свет. Джим поплыл навстречу ему, забрался на ящик и, подтянувшись, ударил по раме. Решётка даже не сдвинулась. Джим готов был расплакаться, но вовремя заметил в потрескавшейся краске замочную скважину. Ключ подошёл, и как только створка открылась, упал в траву. Джиму было плевать. Он выбрался наружу.
Утреннее солнце согревало замёрзшее тело, свежий воздух наполнял лёгкие, но самое главное, он был жив. Он выбрался из этого безумного ада. Почти. Близость проклятого дома всё ещё ощутимо давила.
Собрав последние силы, он поднялся и пошёл прочь от сгоревшего здания больницы, по заросшим тропам, через разрушенный мост, подальше от острова, не оглядываясь, но даже, если бы он вдруг посмотрел назад, то всё равно не увидел бы, как в одном из чёрных окон ему вслед смотрят двое.
– Ты позволил ему уйти, – с упрёком сказал тот, что носил маску совы. – Он был моим.
– И по-прежнему твоим остаётся, – с улыбкой заверил Пингвин, поглаживая по чёрной шёрстке, лежавшую у него на руках кошку. Кошка в ответ на ласку жмурила свои красивые янтарные глаза и чуть выпускала от удовольствия острые коготки. – Зачем здесь ещё один проклятый? Что толку в очередной неприкаянной душе?
– Я должен был получить его лицо. Мы должны были стать одним.
– И станете. Но позже. Терпение, мой старый друг. Это случится быстрее, чем ты думаешь. Сейчас наш доблестный детектив бредёт домой, уверенный, что чудом выбрался из ада, но как сказала бы наша милая мисс Томпкинс, «его карманы всё ещё полны жемчуга». Джим Гордон слишком многое видел, многое пережил. Пил нашу отравленную воду, вдыхал подвальный смрад. Он насквозь пропитался гнилью этого места. Не замечая того, он сам принесёт в Готэм порченые семена. Они прорастут в каждом чистом сердце безумным смехом, низким предательством, оглушительными выстрелами. Свежая кровь омоет улицы. И вот когда Готэм снова наполнится скверной, двери Аркхэма распахнуться сами собой, без всякого ключа, и все мы, проклятые, будем по-настоящему свободны.
– Ты так уверен в этом?
Пингвин вынул из кармана чёрного старомодного пиджака, смятый платок и глубоко вдохнул его запах.
– Не сомневайся, мой старый друг. Я видел это своими глазами.
====== Финал второй ======
/Мир полон безумцев и если не хочешь на них смотреть, запрись у себя дома и разбей зеркало/
Последнее, что Джим помнил – как он из последних сил молотит по ледяной стене, которая в момент покрыла чёрное озеро. Он истратил весь воздух, потерял последние силы, когда из кармана, будто поплавок вынырнул ключ. Джим как в полусне воткнул его в льдину и дверь в ней распахнулась.
Он очнулся в больничной палате. Трубки тянулись от носа, опутывали запястье. Слева аппарат отсчитывал пульс. Душный жёлтый свет падал из окна. На подбородке липкой плёнкой присохла струйка слюны. На секунду Джим испугался, что снова застрял в своей голове, но свободная от капельницы рука подчинилась приказу мозга и неловко вытерла рот. Так-то лучше…
– Ты наконец-то очнулся.
Харви сидел у его постели, как мог бы сидеть на своём рабочем месте, с чашкой кофе, читая газету и поедая хот-дог. На столике рядом с ним, где обычно оставляют букеты для пациентов, стояла полупустая коробка пончиков и стеклянный кувшин с водой.
– Харв… – просипел Джим.
– На, хлебни водички.
Буллок помог ему осушить стакан, а за ним и второй.
– Ну как, лучше?
– Харви, как я..? Сколько я здесь?
– Не долго, в общем-то. Дня три. Больше бы я тут не высидел. Тебя выловили из готэмского залива. Еле откачали.
– Какое сегодня число?
– Пятнадцатое.
Джим прикидывал в голове даты. Три дня назад было двенадцатое, в Аркхэм он отправился десятогоо. Что же, он там пробыл два дня? И это не считая, что он неизвестно сколько дрейфовал в заливе…
– Хочешь пончик? – Харви протянул коробку с последним, обсыпанным сахарной пудрой. – Клянусь тебе, это самые вкусные пончики в моей жизни. Вредно, но оно того стоит. Не будешь?
– Нет, Харв, спасибо…
