Текст книги "За перевал (СИ)"

Автор книги: М. Кимури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

– Не командуй, – фыркнул Морьо. – Хотя бы дома.

Взглянул на левую руку Майтимо, лежащую на столе. Взял ее в свои.

– Я видел тебя… В видении. Один раз. Ты сказал – я справился, и ты справишься.

Майтимо стиснул ему руку так, что у Морьо в левой ладони чуть не треснули кости. Побледнел.

– И ты?! Я решил, проснувшись – ты умираешь! Там. А здесь… Я не мог снова отправить кого-то – туда!!! – Он скрипнул зубами. – И промолчал.

– Не мог, – кивнул Морьо. – Все верно, Нельо. Знал бы ты, как я боялся увидеть там Макалаурэ, Тьелпе… или Рыжих…

– Знаю, – сказал Майтимо тяжело.

– Что?..

– Я видел… Все. Сверху далеко видно. Следующие дни думал неотрывно, кого увижу рядом с собой. А увидел Финдэ, первая мысль была – и он в плену.

Морьо даже не понял, поймал ли воспоминание Майтимо, или сам так хорошо представил скалу, низкие облака и войско внизу, на которое плещет поток огня, что чуть не взвыл.

Уткнулся лицом в ладони.

– Безумно рад, что не увидел рядом тебя, – Майтимо вздохнул и дёрнул его за ухо, как в детстве.

– Финдэ… не управился бы – с двумя, – не без труда выговорил Морьо, криво усмехаясь. – Слухи о твоём спасении… разнеслись среди пленных за считанные дни. Все были счастливы так, словно свод разломился и солнце пришло.

Перевел дух. Бросил взгляд за окно – солнце клонилось к закату и его лучи уже проникали вглубь комнаты. Впервые он разглядел сквозь стекла вид отсюда – слияние рек, убегающий вдаль поток и раскрывающаяся к западу долина.

Майтимо разломил пальцами ржаную лепешку. Кажется, просто, чтобы занять руку.

– Я хочу знать то, о чем ты умолчал при встрече, – сказал он. – Что было на землях синдар.

– Тингол.

– Тебя узнали?

– Я назвался ему и его спутникам. Главное в другом. Он в ярости, Нельо. В очень… Знакомой ярости.

– Скажи главное. Он готов мстить? Он ударит нам в спину на востоке? – Майтимо тоже ждал худшего, какое знакомое чувство!

– Против этого подняла голос его же дочь и некоторые верные и родичи. При мне, Нельо. Прямо при мне. Думаю, удара в спину не будет.

– Что?! – выдохнул хрипло старший брат.

– Я с тех пор не могу перестать думать – что, если бы мы поддержали тебя? Что, если бы не дали хотя бы сжечь корабли, если не…

– Молчи!!!

Майтимо сжал кулак так, что побелели костяшки пальцев и выступила сеть мелких шрамов, незаметная прежде.

Стало тихо. Морьо встал и распахнул окно, звякнули мутноватые стекла в рамах. Ветер смел хлебные крошки со стола.

– Я обещал приют всем товарищам по бегству, если их не примут родичи, – сказал Морьо твердо. – И всем, на кого падёт немилость Тингола после того случая. Всем нандор и синдар, кто придет и спросит Дагмора или Карантира.

– Не стану возражать. Даже если это будет дочь Тингола.

– Не думаю… Но его командира пограничной стражи, который поднял голос за меня и делился одеждой, я был бы рад видеть.

– Куталион? Хорошо же ты взбаламутил болото за Завесой!..

Майтимо помолчал.

– Я отправил письмо Нолофинвэ, – добавил он. – Возможно, король захочет тебя видеть. Но раньше зимы никуда не отпущу.

– Не пытайся быть нянькой!

– Я твой кано, хочешь ты того или нет. И мне нужен военачальник и союзник, а не только мой вспыльчивый брат. До зимы ты здесь и набираешься сил, это приказ.

– Надеюсь, ты не станешь проверять, словно целитель, что я ем и сколько раз?! – Морьо нестерпимо хотелось возразить хоть в чем-то, как ни глупо это было.

– Я думаю, ты справишься сам, – сказал Майтимо – и снова чуть улыбнулся.

…Спустя свечу времени Морьо приветствовал младших братьев, от души засветив каждому в челюсть и в живот.

Те даже не пытались закрыться, только Амбарто побледнел до кончиков ушей.

Третьего удара Морьо сделать не смог. Если бы они хоть защищались!

– Бей, если тебе станет легче, – сказал Амбарусса. – Я все равно рад.

– Глупцы! Дурачье!

Теперь уже Амбарто сгреб его в охапку.

– Мальчишки! Полоумные!

– Даже орёшь почти как раньше!.. – сказал Амбарусса, шмыгая носом. Амбарто уже плакал и смеялся, не скрываясь.

– Поверить не могу…

– Пяти дней не хватило?!

– А ты отъелся, пока спал! На себя стал похож…

– Прости, не отдыхал на море!

– Морьо, умолкни! – сказали они хором, совсем как раньше, только сквозь слезы.

– Дурачье, – повторил он, вытирая глаза.

– Ну, дурачье…

– От дурака слышим…

Амбарусса нехотя отпустил его – и достал из поясной сумки свёрток.

– Сладостей принесли, – сказал он неловко. – И, знаешь…

– Твои вещи. Все сохранили, – заторопился Амбарто. – Доставят вечером.

– И ты ещё не видел здешнюю купальню!

– Мы ее особо для Нельо обустроили, на теплой минеральной воде…

– Пойдем, запихаем его в воду! А то кто-то с дороги только ел и спал!

– Хотя давно пора помыться!

– И надеть чистое!

– С вами невозможно говорить всерьёз!

– Не надо с нами говорить всерьёз… Пока ещё, – Амбарто цапнул с постели стопку чистой одежды, и они дружно потащили Морьо по коридору и вниз по лестницам, не слушая возражений.

В купальне близнецы в азарте стащили с него рубашку – Морьо начал было всерьез отбиваться – и уронили в каменную чашу с водой.

…Чистая, очень теплая вода обняла еще лучше стеганого одеяла. Над поверхностью заклубился пар, по воде побежали блики…

От непривычного тепла ногам стало больно. Он едва сдержал дрожь и сел в воде, чтобы скрыть ее. И вздрогнул снова – от руки на плече.

– Морьо, – сказал Амбарто хрипло, – твоя спина…

– Это было… давно. Забудь.

В воде было тепло, а он еще дрожал.

Здесь слишком хорошо. Неправдоподобно. Простая комната его не смутила, гостиные Арафинвионов тоже, но здесь, в зале под куполом, посреди чистоты и тишины, когда вокруг светлый мрамор и чистейший белый известняк, где дробятся на воде лучи феаноровых ламп… где стоит запах солей, трав и бальзамов… неправдоподобно теплая и гладкая поверхность под ладонями…

– Тебе плохо!

– Мне хорошо. Уйдите.

– Морьо…

У него свело челюсти, он плеснул воды в лицо – пусть бежит много капель.

– Уй… дите.

– Одежду тебе оставим за дверью. Все для мытья – на полках позади, – один из близнецов уводил прочь второго, и Морьо был не в силах разобрать, кто есть кто. И обернуться тоже не в силах. Его трясло все сильнее, дрожь разбегалась по воде.

Слишком хорошо. Слишком тепло. Все – слишком.

Лег в воде, откинув голову на край чаши – голова удобно легла в выемку, не иначе, так и задумали… старался дышать глубоко и ровно, но все равно по щекам текло. Свет показался избыточно ярким, камень свода – ослепительно белым.

Закрыл глаза. Вспомнил убранство купальни, скупое, спокойное, ее красота – в пропорциях свода, в гармоничной форме, в равномерном свете.

Озноб не отпускал. Темные пятна плыли под веками. Вдруг, одолев и тепло, и свет, настигло то чувство, с которым он уже не раз просыпался – что в пути через Дортонион, что в гостях: слишком хорошо, чтобы быть правдой. Сон, видение, память, сейчас он откроет глаза – останется лишь камень, темнота, давящие потолки, не будет ничего, кроме грязи подземелий, кроме Ангамандо. Просто где-то пробился теплый подземный источник…

Ударил кулаком по воде, открыл глаза, рывком сел. Свет резанул больно, выбил слезы.

Сколько еще это будет продолжаться?!

Он провел рукой по краю каменной чаши, по резному пояску. Через силу прислушался к камню. Его касались руки эльдар и ничьи другие, его резали с радостью, свободно, для того, кого любили. Он здесь, не в подземельях. Лишь в основании замка.

Настоящее – тут.

Где тепло.

Журчание воды в желобках.

Свет.

Мокрая ткань штанов, которые так и не снял.

Каменный уступ в воде, на котором он сидит.

…равномерно дыша, чтобы утишить, наконец, эту дрожь и этот холод внутри, где все скручено, словно зажато в кулак, и ждет удара, подвоха, нападения…

Близящийся цокот когтей по камню словно решил подтвердить эти глупейшие ожидания, и Морьо настороженно приподнялся в воде – только чтобы увидеть, как дверь с легким скрипом отворяется и внутрь вваливается огромный пес.

Встряхивается – и, сделав прыжок, рушится в воду с громким плеском, заглушающим возмущенный вопль. Волна почти выкинула Морьо наружу, он с размаху плюхнулся на край чаши, ушибив худой зад о камень. Вода разбежалась по полу, покрыв его сплошным тонким слоем, зажурчала в нескольких стоках разом. Звонко запела струя воды из наполняющего желобка, падая теперь с высоты в несколько ладоней.

– Гадкая ты псина! – от души сказал Морьо, потирая отбитое место. И засмеялся. Мысли о темноте и подземельях разбежались по дальним углам, отступая перед бесхитростным ушибом и перед бесспорным и несомненным Хуаном, весившим сейчас, наверное, раза в три больше него самого.

Хуан только фыркнул.

Встав и встряхнувшись сам не хуже собаки, Морьо поинтересовался, наконец, полкой, где стояли в ряд горшочки и подставки с мылом разной твердости. Утащил тот, из которого пахло пряными травами. Содрал с себя мокрую тряпку, спрыгнул в каменную чашу – и вытряхнул почти весь горшок на собаку. Теперь можно было запустить обе руки в мыльную шерсть и долго чесать пса от холки до крестца, чтобы Хуан фыркал от удовольствия и вываливал язык прямо в воду, а потом чихал от мыльного вкуса.

Когда-то они с Турко так мыли собаку в фонтане после охоты, перед тем, как зайти в дом…

Он плеснул в пса водой несколько раз, потом Хуан со вздохом ткнулся в него лобастой головой. Зарывшись лицом и руками в его мокрую шерсть, Морьо вдохнул запах пса, трав, тепла – и тихо завыл.

Отпустило его нескоро, вода в чаше изрядно прибыла. Когда он выпрямился, тяжело дыша, Хуан облизал ему ухо, как обычный пес. Морьо был теперь весь в мокрой шерсти.

Он выгреб остаток мыла из горшочка, вымылся сам возле текущей из желоба струи воды. Хуан выбрался наружу, от души встряхнувшись, растянулся на теплом камне. Морьо тоже вышел из воды, присел рядом.

– Это ведь ты увел Тьелпе? – спросил вдруг у пса Морьо неожиданно для себя самого.

Хуан вздрогнул – и поднял на него чудовищно тоскливые глаза.

– Потому что никак не мог спасти хозяина… – шепотом сказал Морьо, снова запуская пальцы в мокрую собачью шерсть. – И я не смог. И никто. Он рвался вперёд. Ты только умер бы рядом с ним. Как Курво. И Тьелпе бы тоже… Теперь тебе стыдно. И мне.

Мокрый нос ткнулся ему в щеку.

– Но ты спас мальчишку, а я… Я просто злой дурак.

Вздох и тонкий недовольный звук.

– Что, не согласен?

– Иууууу.

– Я не смог ничего сам, Хуан. Я гожусь лишь убивать орков и гауров, все остальное за меня делали другие. Ещё камень рубил неплохо, особенно когда обрушение готовили.

…Хуан посмотрел так, словно силился сказать – «дурак ты».

– Вот я и говорю – дурак…

Простучали тяжёлые шаги по мощеному полу, дверь распахнулась от меткого пинка.

– Если ты рыдаешь от счастья или терзаешься, то на сегодня тебе хватит, – объявил Майтимо, заходя в купальню в красном потертом кафтане и ещё более потёртых сапогах, явно помнивших валинорский берег и Древа в цвету. Бросил на скамью сложенную одежду темно-красного цвета.

– Ты немного опоздал, мне поплакать тебе в плечо? – фыркнул Морьо немедленно.

– Раз мог орков убивать, то и мечом помахать сможешь. Идём на площадку. Можешь поначалу беречь ноги.

– Ты понимаешь, что произойдет, когда начнёшь меня бить?

– И я тот, кто знает, что с этим делать. Сочувствовать тебе будем за пределами учебной площадки. И потом купайся хоть всю ночь.

– Князь Маэдрос Безжалостный, – сказал Морьо на синдарине, начиная одеваться.

– Я дал тебе выспаться.

Два кристальных светильника стояли по бокам площадки, разгоняя сумрак. Рядом не было никого. Дерево тяжелого учебного меча быстро теплело под рукой.

– Или тебе отыскать кирку? – подначил его Майтимо, становясь перед ним и поднимая меч левой.

– Сам выкую.

– Нарисуешь, обсудим.

– Обсудим – это обязательно, – согласился Морьо, надевая рукавицы с нашитыми стальными пластинами. – Поверь, Майтимо, обсудить нам надо будет… Очень многое.

Он наклонился, словно бы поправить сапог, ухватил горсть опилок и бросил Майтимо в лицо.

Уклоняясь, тот, наконец, засмеялся.

========== Предыстория. Орочьим глазом. Фрагмент из Ангбандского быта ==========

Ещё внезапно картинка из Ангбанда.

*

Болдог Ларгор ввалился в Логово и бросил оркам притащенный мешок снеди как щенкам. Мелкие засуетились. Старшие солидно раздали пинков и сели потрошить дары вожака. Каждый отжалел немного мяса своим мелким, запустили зубы сами. Ларгор и сам пожрал за компанию. Все же свои.

– Никто не удрал, а, раззявы?

Шутке привычно посмеялись. К этому времени в ихних отнорках почти никого не осталось, уже распихали по рудникам и мастерским, так что сейчас шутка и впрямь была смешная – не то что три новолуния назад, когда плюнуть было некуда, чтобы в пленного не попасть. Часть даже сразу в рудники отправили. Впервые такое богатство.

Пройдя несколько шагов в отнорки, Ларгор крякнул и отвалил камень от ближней пещерки. Оттуда завоняло. Единственный обитатель скорчился на пятачке не чистой, само собой, но вроде как наименее грязной земли у стены. Ошейник шипами внутрь не давал ему лежать, только сидеть, привалившись к стене.

Ларгор его пнул.

– Ну что, Упрямец, ещё упрямишься?

Тот зыркнул из-под обгорелых волос. Рожа у него была – краше пьяного орка, красная, широкая, облезшая, едва-едва поджившая. Херово на голугах заживают ожоги от повелительского огня. Даже не ожидали, что настолько херово.

Мелкий орк притащил пленному кружку воды и ломтик хлеба, чисто чтоб не сдох. Вода исчезла почти мгновенно. Когда мелкий выбил кружку, она была уже пуста.

– Выучился, – хмыкнул Ларгор. – Ну-ну.

Мелкий попробовал развлекаться, протягивая хлеб и отдергивая руку, но Упрямец уже не особо попадался. Да и не хочется ему сейчас уже есть, скорее всего, догадывался Ларгор.

Он размышлял, сыграть ему в доброту и отдать хлеб, или нет. Отобрал мятый комочек еды у мелочи, отдал пленному. Ничего, ест, не кидается и не плюется.

Все они поначалу буйные.

К исходу четвертого новолуния от битвы пленные голуги уже более-менее поделились на упрямцев и на податливых, ну, те голуги, которых пробовали на прочность. Податливых рассовали по мастерским, самых интересных забрал Жестокий и вытряс из них полно всякого.

Этого злюку Ларгору хотелось придавить ещё разок и посмотреть, что получится. Очень уж достал драться поначалу.

Но нужен был повод.

Ларгор отступил к Логову, где ещё доедали подарки, и мигнул – мол, развлекайтесь. Встал так, чтобы его не было видно из пещерки.

Другой мелкий, соскучившись по развлечениям, прибежал радостно. Сперва тоже совал огрызки еды и отнимал, потом покидался мусором, а затем, расхрабрившись, полез тыкать пленного костью и дергать за цепь. Звякнуло раз, другой, а затем снага с воплем выскочил в коридор и запрыгал на одной ноге, обхватив колено другой.

Упрямец не подвел, не иначе, пяткой в колено заехал. Молодец. Предсказуемый. Хороший голуг.

Ларгор мигнул снова, подбежал старшина и завел нужную песню.

– Ты достал уже всех, гаденыш голугов! Малого моего испортил! Только хлеб на тебя изводим! Да сдохни уже, наконец! Не будет работы в мастерской – завалим тебя здесь, и дохни, как знаешь!

Поорав и попинав Упрямца, старшина выговорил медленно и раздельно, так, как пленные уже научились понимать:

– Работать будешь? Мастерская работать? Или сдохнешь тут. Я сказал.

Ругательств на этот раз Ларгор не услышал. Ответа не было вовсе.

– Ну и сдохни там.

Старшина свистнул остальных, и они втроём, три здоровых орка, с трудом и с руганью завалили пещерку камнем, плотнее обычного воткнув его в проем. Чтобы свет не проходил.

Отчаянием и яростью оттуда шибануло хорошо, мощно так. Послышался слабый и беспорядочный звон цепи.

Ларгор постоял довольный, послушал это все с наслаждением и беззвучно вернулся в Логово – дожрать принесенное со стаей. Ещё подумал, что журчание логовищного ручья в пещерке упрямца слышно хорошо, и это тоже удачно, правильно.

– Сдастся, – сказал старшина. – Спорим на пять оплеух?

– Спорим, что нет, – благодушно кивнул Ларгор. Остальные зашушукались, тоже заспорили, подражая вожакам.

– Может, этот сам из вожаков? – спросил, глядя снизу вверх, третий из старших.

– Доспехи жареных трёх вожаков при мне владыке несли, – отмахнулся Ларгор. – Двое в уголь, третий в шкварки, жрать толком нечего. А главный удрал.

– Хорошие дни были, сытые…

– А из остальных вообще не угадаешь, кто есть кто. Один сразу раскололся, что тысячник, много интересного рассказал, другого только сломавшиеся тысячником назвали. Иные упрутся, как вожаки, а сами вообще мелкие, соплей перешибить. Не надо гадать, надо использовать. Упрямцы эти предсказуемые до смешного, особенно поначалу, пока сил много. Забей, силы ещё на них тратить. Руки устанут. По уму надо, дурни.

Спохватился Ларгор на четвертый день после этого. Так-то могли уже и дохлого найти. Но когда он сам отвалил камень, для вида браня старшину, что чуть не уморил зазря будущего работника, голуг был ещё живой, только макушка вся стала седая, и крови под ошейником прибавилось. Так и сидел, скорчившись у стены. Может, стенки сырые облизывал, может просто живучий.

Ларгор сам выдал упрямцу здоровенную кружку воды и не мешал пить. Пусть проникается его добротой, пока стучит зубами о край. Когда вода закончилась, даже выдал хороший ломоть хлеба.

– Быстро не жри, – предупредил он заботливо, – а то вывернет.

Если все же удастся ещё одного в мастерские заманить, можно и награду потребовать…

Позже Ларгор взял зубило и пошел разнимать цепь на кольце. Он ведь не Жестокий, чтобы с железом – и голыми руками. Снял цепь со стены, вывел на ней голуга – тот еле шел, как ожившая деревяшка двигался, только щурил слезящиеся глаза. Похоже, плохо соображал. Ещё чуть, и стал бы вовсе негоден.

– Пойдешь в мастерские? – спросил Ларгор почти дружески. Хлопнул по спине.

Ответа не было. Голуг медленно, как спросонья, жевал хлеб.

То ли отупел вконец, то ли не пойдет. Ну, Ларгор был либо в выигрыше, либо при награде, чего уж тут.

Ларгор повторил вопрос.

Голуг все так же медленно проглотил кусок хлеба – и всё-таки покачал головой.

– Тю… – разочарованный больдог только рукой махнул.

Проигравший старшина отвесил голугу хорошего пинка и хотел от души добавить, но Ларгор не дал.

– Цыц, убьешь уже. Пусть жрет. Я выиграл, я добрый сегодня.

– У-у, гаденыш глазастый, ещё сдохнет в своем дерьме, – посулил старшина.

– Пусть с пользой сдохнет.

Подумав, Ларгор снял с голуга и ошейник. Дальше эта штука только помешает, и вообще, это их штука, логовищная. Для новеньких пригодится. Или если на дознание снизу кого притащат.

Конец цепи вручил третьему старшему.

– Отведешь на самый нижний уровень, в шахту двенадцать. Дюжина на нижнем уровне, понял? И скажи тамошнему главному, чтобы дня три его хорошо кормил.

– Нахрена?! – возмутился старшина.

– Чтоб работал сносно.

– Он же не будет.

– В шахте все будут, его не спросят.

Третий старшина уже поволок голуга за собой, и тут раздался топот, и в Логово, поднырнув у того под локтем и отпихнув голуга, ворвался один из мелких, тараща глаза на полморды.

– Вести – озвереть! – заверещал он. – Рыжего со скалы спёрли!

– А ну цыц! – заорал Ларгор. Пинками выгнал Третьего и голуга, чтобы пленный лишнего не расслышал. И только тогда разрешил говорить.

– Ну?!

– Говорю, рыжего вожака голугского со скалы сперли! Дозорные рассказали! Вышли вечером туда – пусто на стене! Полезли смотреть – только рука почерневшая в наручнике кукишем торчит! Все трясутся теперь, гадают, кто пойдет Самому сообщать!

– Да ты ж… Да они ж!

Ларгор некоторое время орал, объясняя всему Логову, что он думает об охране и обо всех безмозглых вокруг себя. Распахнул дверь – проверить, не подслушивал ли Третий. Но было пусто.

– Ты, – ткнул он пальцем в горевестника, – сидишь тут, заткнув рот кулаком, понял?! Сунется наружу – можете его сожрать.

Все радостно закивали.

– А я схожу, послушаю, чего как.

– Вожак… – старшина почесал в затылке. – А этого последнего ты чё, просто в шахту и все? А прогнуть?

– Дурак!

Тут Ларгор очень кстати вспомнил про выигрыш, и отвёл душу пятью тумаками. Ему несомненно полегчало, и он даже расщедрился на ответ.

– Потому что не все дела с наскока делаются, дурень. Сразу ты таких не прогнешь, только убьешь быстро, это зряшная трата пленных. Мало времени прошло ещё. Вот продолбается такой гордец годика три в шахте, пополучает кнутом почаще, пожрет сырой хлеб и коренья, почует, что деваться некуда и загнётся там однажды – и может передумать. Многие так передумывают. А нет – ну, будет рубить камень, пока не сдохнет, все польза Твердыне. О пользе надо думать. Понял?

Старшина закивал, потирая наливающийся на морде желвак.

– То-то, – сказал Ларгор поучительно. И отправился выяснять, что происходит наверху.

Главное было – не подвернуться при этом под руку Жестокому и не стать горевестником Самому. Чтобы не пришибли сгоряча.