Текст книги "За перевал (СИ)"

Автор книги: М. Кимури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Белег это выслушал все с тем же спокойствием и снова спросил:

– За что дали имя Дагмор?

Ну да, с такими именами не рождаются…*

(Прим. * Дагмор – «темный убийца»)

«Я его должник», – снова сказал он себе, посмотрев на перевязанные ступни и половинку лембаса. – «Если не за себя, то за своих».

– После неудачного бунта. С десяток эльдар вместе со мной после него прятались в старых штреках, убивали орков и искали выход. Навели страх. Тогда сверху снова привели гауров и отловили. Я выжил после наказания – опять отправили рубить руду. Но теперь меня боялись надзиратели и не смели убивать для развлечения тех, кто был со мной на одной цепи.

Белег смотрел и слушал очень внимательно, изучая Дагмора с головы до ног словно заново.

Так, не все же Белегу задавать вопросы!

– Скажи, страж Дориата, что происходит с Домом Феанора? Последним вестям, которые до нас дошли, больше двух лет.

– Была договоренность, чтобы Феанарионы основали укрепления к востоку от Дортониона, – ответил Белег. – Она остаётся, на Восточных Вратах или Аглоне однажды встанет их крепость. Маэдрос возглавляет свой Дом. Маглор и двое младших князей живы. Больших сражений не было в последние годы.

– Благодарю. – Слишком кратко, но вряд ли можно ждать многого. И вряд ли стоит спрашивать подробнее.

– Хотел бы снова встать рядом с ними? – Вдруг спросил Белег.

– После такой дурости…

Дагмор осекся.

– После разгрома под Ангбандом я не слишком верю в их таланты военачальников, – сказал он, понимая, что размяк от благодарности и сказал лишнего. – Не хочу. Но должен. И, если начистоту… Где-то ещё мне места не будет.

«После Ангбанда, пожалуй, тоже. Синдар и нандор опасаются беглецов, говорили они, не ко Вторым же или Третьим… Ты отлично разговорил меня, добрый и заботливый Белег Куталион. А я – болтливый дурак!»

– И не остался бы с товарищами по несчастью? – добрый, заботливый Белег смотрел сейчас пронзительно и цепко.

– В лесах нандор, гонять белок!? – фыркнул он. – Среди синдар, которые будут помнить и напоминать? Нет. Если вечером я их увижу живыми…

«То я свое дело сделал».

– … то мне довольно. А Врага надо бить, пока есть силы.

Нет, теперь удача отвернулась, и разговор его не вывел.

– Кто ты, Дагмор? – спросил Белег негромко.

Он пожал плечами. Лгать серым – не то, что допросчикам Ангбанда.

– Ты не простой воин. Говорил со мной как равным. Судишь глав своего дома.

– Ангбанд научил дурному, – усмехнулся Дагмор. – Там неважно, военачальник или простой воин сидит с тобой на одной цепи. Там важно, чтобы сейчас он помог встать тебе, а в другой раз ты ему. Там важно, что отчаяние кано Маглора, пославшего войска биться о двери Ангбанда, привело к гибели тысяч и плену многих сотен. Только со мной на одной цепи приковали больше сотни, когда гнали внутрь. Я и в лицо Феанарионам скажу, что думаю!

– Назови свое настоящее имя.

В горле Дагмора застряли оба имени сразу. Как при допросе там.

– Я думаю, ты был среди военачальников сыновей Феанора, – подвёл итог Белег. – Ты привык командовать и отвечать за своих. И пугать тебя мне нечем, да я и не хочу. Но я должен знать твое настоящее имя. А главное, я должен знать, что ты не был сломан в Ангбанде и не несёшь в себе зла. Что мы здесь решаем судьбу свободного эльда. А раз ты не простой воин, сломать тебя пытались непременно.

– Считаешь, и сбежать мне дали нарочно? – процедил Дагмор сквозь зубы. – Нам всем?

– Нет, не считаю. Но ты всерьез думаешь, что мои опасения напрасны?

Он очень хотел сказать да, швырнуть в лицо этому чистюле.

«Взять их!», – снова звучит у него в ушах голос темного майа, и снова на вожаков бунта, собравшихся в штреке, спускают волков. Они все там, они все на виду, кто предал их – Дагмор уже никогда не узнает.

Снова в мастерских кричит безостановочно Линдор, обещая рассказать что угодно, лишь бы его не тронули, Дагмор своими руками ломает ему шею, и тот вдруг смотрит с благодарностью ещё несколько мгновений…

– Не думаю, – бросает он и замолкает.

– Сейчас придет целитель, который лечил твои ноги, – заключил Белег, поднимаясь. – И не пренебрегай лембасом. Не то я решу, что он стал тебе невкусен. Говорят, сломанные Морготом от него плюются.

– Да ты! Да ты!! – задохнулся Дагмор, не зная, как коротко объяснить, что наелся не меньше, чем до завтра.

– Да ты раугов обжора! – бросил он вслед синда.

Белег, сволочь, ещё засмеялся, уходя.

Затем вошёл целитель в широком сером плаще с прорезями для рук. Вошла.

Дагмор мысленно взвыл и попытался замотаться в остаток покрывала, чувствуя каждый уродливый шрам на шкуре, каждое пятно ещё не сошедшего старого ожога на щеке и каждую частицу недосмытой грязи. Клеймо на груди зазудело так, словно его поставили совсем недавно. Провалиться бы сквозь землю…

Потому что даже с полускрытым капюшоном лицом целительница казалась невероятно хороша. Подбородок и губы ее словно Вана из цветочных лепестков сложила, а коса на грудь ей спускалась иссиня-черная, толще кулака.

– Да вы тут с ума посходили, что ли? – вырвалось у него.

Губы синдарской красавицы отвердели.

– Я ещё слова не успела тебе сказать…

И голос у нее нежный и теплый. Хорошо, что не слышал, как она поет.

– Я успел. Я что, должен пустить себе в голову нежный цветок из-за вашего забора, ковыряться в воспоминаниях о том, как режут орков, рубят эльда живьём на куски и травят волками? – Дагмор с трудом сдерживал желание вскочить и убежать.

«Белег, сволочь драугова, убоище, скотина, ты меня пугать не хотел!? А удалось!»

– Ты решил меня оскорбить в благодарность за лечение? – отозвалась синдэ холодно. Мягкий голос зазвенел льдом. Сжала косу, стал виден синий рукав одежд. – Я ученица Мелиан, а не ребенок. Я лечила раненых и бежавших из плена уже много лет, ещё до закрытия Дориата. Я осмотрела твои раны, пока ты спал, и видела все, что ты пытаешься прятать. Не думала, что придется напоминать храброму воину, что боевые шрамы его не позорят.

– Боевые – нет!

– Они все получены на твоей войне с Морготом. Или тебе есть что скрывать?

– От тебя – да, – отрезал Дагмор. – Я стерплю, если мужчина увидит воспоминания о том, как я ору от боли и порой прошу пощады, и о том, как я убивал в темноте и как чуть не сдох сам в луже крови и грязи. Мужчине можно обещать голову оторвать за болтовню об этом. Но тебе я не хочу угрожать, и не хочу сгореть перед тобой от стыда.

Синдэ невозмутимо села, скрестив ноги, как до этого Белег.

– Здесь нет таких целителей-мужчин, Дагмор. В другом отряде тоже. Но главное, я не собираюсь рыться в твоих воспоминаниях. Мне хватит лишь соприкосновения, чтобы узнать достаточно. На первый раз я готова простить твою грубость. От беглеца из Ангбанда мы не ждём учтивых речей. Но других оскорблений я не потерплю.

Кажется, его лицо запылало, как от жара костра.

– Сожалею, – заставил он себя выговорить. – Нет. Мне будет сложно удержать это под замком.

– С другими целителями, не учениками Мелиан, удержать что-то под замком будет ещё сложнее, Дагмор, – сказала она мягче. – Подумай об этом. И о том, хочешь ли ты сам узнать ответ, и не боишься ли его.

– Был бы рад сказать, что не боюсь ничего, – он снова стиснул ткань в кулаке. – Увы. Но боюсь я только плена, а не того, о чем говоришь ты.

– Подумай об этом, – сказала она ещё раз, поднимаясь и выходя.

Дагмор остался наедине с пустой чашкой, половиной лембаса – и с чувством того, что он на редкость злой дурень. Вот рауги принесли проклятых синдар, даже целителя с собой не могли обычного взять, вместо этой стальной нифредили!

Выругавшись шепотом, он лег, завернувшись в свое покрывало. И лежал без движения, отгоняя назойливые мрачные воспоминания, пока солнце не опустилось, и не раздался перестук копыт, возвестивший о возвращении другого отряда синдар, с беглецами.

Шатер Дагмора снаружи стерегли двое, и выйти ему не дали. Один страж говорить не пожелал, второй был добросердечнее и спросил, что он хочет узнать.

– Среди беглецов были ещё двое нолдор. Они живы?

– Я узнаю, – сказал страж. – Если не будешь пытаться покинуть шатер.

И Дагмор нехотя подчинился.

Сделки, хмуро подумал он, закинув в рот ещё крошку лембаса. Сделки здесь возможны, но предложить ему нечего. Скверно. Потому что после отдыха и драгоценного лембаса начинают прибывать силы и возвращается желание жить, будь оно неладно, а что с ним будет, ещё не решено.

Казалось, про него все забыли. Солнце опускалось за горы невероятно долго, и сумерки почти закончились, когда вновь послышались шаги, и появился Белег, придерживая что-то под плащом.

– Я рад передать, что почти все твои спутники уцелели, – сказал он. – Мне сказали, ты волнуешься о них.

– Все живы? А двое нолдор? – спросил Дагмор, не в силах сдержать беспокойства.

– Нолдо по имени Нарион и нандо Ласэдин тяжело ранены волком, их несли на носилках. Нандо Куэлин погиб. Остальные целы или хотя бы на ногах.

…А до этого Нарион едва не погиб, вытаскивая Куэлина из расщелины под водой, а до того – приняв вину за недоработки Дагмора, пока готовили побег, а ещё до того… Глупец, сумасброд!

Стой. Сделка. Они идут на сделки, несмотря на то, что назвали Первый Дом преступниками. Но так быстро!..

Да, решать придется прямо сейчас.

– Я обязан Нариону своей рауговой жизнью. Спасите его, и… Тогда я буду говорить с целителем, раз вам это нужно, – сказал он, словно прыгая в ледяную и очень грязную воду.

– Я рад слышать, – сказал Белег, помолчав. – И будет ещё лучше, если все же назовешь свое имя.

– Моррамэ, – бросил он, чувствуя, что врать получается скверно. В Ангбанде это звучало куда убедительнее и искреннее.

– Здесь не Ангбанд, Дагмор, – Белег говорил даже сочувственно, и Дагмор невольно проверил прочность своей аванирэ. Все было в порядке!

– Я сейчас слышу, как ты лжешь, – продолжал Куталион. – И как созвучно лжет Нарион, называя тебя этим именем. Да, я понимаю. Он тоже просил спасти тебя, знаешь ли.

Полог шатра колыхнулся. Там стоят двое, один из которых терпеть не может нолдор.

– Тогда, – сказал Дагмор тихо, – это имя услышит разве что король Тингол.

– Почему? – синда тоже понизил голос.

– Потому что у синдар отличный слух и слишком длинные языки. Сотня нолдор с моей цепи однажды не выдали меня, и я не хочу, чтобы выживших резали на куски за это.

Взгляд Белега стал ещё внимательнее и цепче.

– Обидно такое слышать! Что ж, я тебя понял. Целители сделают все, чтобы спасти Нариона. И он помогал жителям Дориата.

Он откинул плащ и протянул Дагмору свёрток зеленоватой ткани.

– По росту никто не подходит, кроме меня, – сказал Белег. – Штаны и рубашка. Целительница придет утром.

– Или никто не хотел делиться с убийцей, – добавил Дагмор, мрачно усмехаясь. – Благодарю.

Кровь снова бросилась в лицо от неловкости. Он устал быть все время кому-то обязан, и особенно синдар! Но отказаться от возможности скрыть свои уродливые шрамы от глаз синдарской нифредили… это выше его сил.

Сумрачно кивнув, Белег исчез, а Дагмор поймал себя на глухой, злой зависти к его лёгкости движений, даже сам удивился.

«Надеюсь, это говорит усталость, а не что-то похуже».

Он доел лембас, понимая, что силы лишними не будут, завернулся в покрывало и приказал себе спать. И не воображать, что раз выбрался из рудников, необходимость временами терпеть и ждать куда-то испарилась.

Он подождёт. Чем дольше будут решать его судьбу, тем больше сил к нему вернётся. Неизвестно, можно ли бежать из-за завесы Мелиан, но здесь, как и с Ангбандом, главное – попытаться. А если успеть раньше…

Проснувшись на рассвете, он попросил стражей сопроводить его к реке, и что удивительно, они согласились. Добрел туда и торопливо выкупался и умылся под прицелом двух синдарских стрел. Сидя в холодной воде, оттер грязь песком везде, где смог это сделать, не тревожа свежие рубцы. Надел чистую одежду – впервые за все время. Восхитился этому ощущению. Одежда Белега на нем висела. Заодно он с удивлением понял, что грязь для узника Ангбанда – это защита, лишний способ скрыть лицо, и что полностью умытым и чистым он чувствует себя среди синдар более беззащитным, чем раньше, едва ли не голым, несмотря на штаны и рубашку. Хоть волосами лицо закрывай. Отражение даже подсказало, что остаток ожога на щеке разглаживается и, не пройдет и двух лет, исчезнет. Если будут эти два года.

Впрочем, с таким зажившим лицом их и в Ангбанде могло не быть.

«Я отдохнул и захотел жить. Не поторопился ли?»

Отросшие ниже плеч волосы роняли на рубашку капли воды. Разбитые ступни болели меньше, и идти удавалось почти ровно, только слишком уж медленно. Целительница подошла к шатру одновременно с ним – он видел, как женщина в серой накидке вышла из-за большого шатра в верхней части поляны и спустилась, пока он медленно поднимался. Ее лицо, как и в прошлый раз, оставалось полускрыто, и от этого почему-то было легче. Что бы она ни узнала, они разойдутся, и не нужно будет вспоминать ее.

– Ты все же захотел узнать ответ? – спросила она, садясь.

– Нет. Я изменил решение.

– Почему?

– Решил, что от этого зависит жизнь моего спутника, которому я очень многим обязан. Или я неправ?

– Если ты о нолдо по имени Нарион, его жизнь теперь в безопасности, – сказала она.

– Тогда я готов. И… Я сожалею о вчерашних резких словах.

Он тоже сел, скрестив ноги на манер синдар. Закатал было левый рукав слишком просторной рубахи, чтобы не мешал, но посмотрел на шрам на запястье и поспешно разгладил рукав снова.

– Что нужно сделать?

– Просто дай мне руку и попытайся открыться. А затем посмотри изнутри на меня. Ничего больше.

Он не смотрел ей в лицо – только на руки. И теперь видел, что эти руки умеют держать не только цветы. Что руки привычны к напряжению, на пальцах небольшие уплотнения, и это говорит о частых усилиях, и что на указательном пальце у нее след от кольца для стрельбы из лука. У иной нолдэ руки нежнее.

…И что он пытается тянуть время и не думать о защите, которую не снимал больше двадцати лет ни на мгновение.

– Маленькая дверь. Или окно, – подсказала целительница. – Подумай о них.

– Окно, – повторил он с досадой. Потер лоб левой рукой. Сосредоточился снова.

…Ощутил себя словно бы за глухим забором в темноте. Торопливо укреплённым и заколоченным изнутри забором. Где-то вовне он ещё чувствовал прикосновения прохладных тонких пальцев целительницы – и попытался захотеть взглянуть на это изнутри наружу.

…протереть изнутри стекло, заросшее пылью…

…открыть много лет запертое маленькое окно мастерской, в ней мусор и темнота по углам…

… приоткрыть изнутри большой сундук, в который он забрался…

…отворить изнутри низкую дверь в садовом домике для игр, который давно забросил старший брат…

Глухо. Он пробовал снова и снова.

…дверь каюты на корабле…

…приоткрыть окно своей комнаты…

…или узкое высокое окно в Форменоссэ…

…или маленькую ставню в доме на Митрим…

…которой словно мешает снаружи насыпавшийся снег…

…это не снег, это осыпь…

…осыпались края трещины в потолке штрека…

… если просунуть туда руку и проверить, проходят ли плечи…

…в трещину виден свет далеко наверху, и он протискивается и тянется туда из-под земли…

… медленно и упорно, стараясь лишь, чтобы оставалось место в груди на полвздоха…

…такие трещины зовутся шкуродеры, и главное, не застрять…

…он упорно протискивается все дальше к свету, и солнце безжалостно бьёт ему в глаза, так что он видит лишь на мгновение склон холма и деву в синем платье, а затем пронзительный свет вышибает слезы, и все расплывается, но он вслепую тянется и тянется к нему вперёд…

…пока не касается снова прохладных тонких пальцев…

Своей грязной, ободранной, покрытой кровью рукой.

…Орк наступает ему, лежащему, на пальцы сапогом и давит, ломая, он выдергивает руку, ободрав кожу до мяса, хватает у низкого орка из-за пояса нож и бьёт снизу вверх, вгоняя лезвие врагу в пах по самую рукоять, орк воет так, что в ушах звенит…

…В ушах звенит от собственного крика «Нет! Не надо!.. Не надо!..», уже не хватает дыхания, а кто-то смеётся, и тело словно горит в огне, и снова вспыхивает огненная полоса поперек спины, вгрызаясь вглубь, и пахнет кровью…

… пахнет кровью, у Нариона лицо окровавлено и перекошено, и он все дальше тащит его, и Дагмор шепчет «убей меня, дурень, чего тебе стоит», и тот кричит безостановочно «Убью! Убью, сволочь! Держись!! Только посмей сдохнуть! Приду в Мандос и башку тебе откручу!!»…

…он прыгает, обхватывает орка ногами и крутит ему голову, словно рукоять тяжёлого ворота, шея того хрустит, что-то лопается и брызгает темным…

…темная вода вдруг бьет из стен, мимо него, в трещину, и Нарион исчезает под ней…

…из трещины брызжет туда, наверх, где солнце…

…он поворачивается, как может, заклиниваясь в этой трещине, затыкая поток собой, потому что больше нечем.

Оставляет темноту колыхаться позади, и все, что в ней – тоже.

Тяжело дыша, словно едва вынырнув на поверхность, мокрый от пота.

Ещё стискивая в руке чужие пальцы.

Понимает, что произошло, что не удержал воспоминания – и стыдом его ошпаривает, как из котелка. Горят разом лицо, шея и даже уши. Отчаянно хочется выбежать вон.

«Могло быть хуже, – твердит он себе, скрипя зубами, – могло быть куда хуже…»

Разжимает руку через силу. Вытирает рукавом и вправду слезящиеся глаза.

От его пылающих ушей можно лучины зажигать. А лицо наверняка выглядит так, что имя и называть вслух не надо. Он знает, как это раньше было в зеркале.

И целительница напротив него потирает руку, которую он сдавил слишком сильно.

– Ты не был сломан, – говорит она тихо, прячась в тени капюшона, – морготовой тьмы в тебе нет. Только твоя собственная. Твой кусок рудников, с которым ты привык сражаться в темноте. Который ты унес с собой наружу. Так бывает. И… Другая темнота, которая была с тобой прежде Ангбанда.

Дагмор вспоминает свет солнца за трещиной, и настоящего, и мысленного, закрывает глаза на несколько мгновений. Он знает, из какой темноты выполз и знает, что на нём кровь эльдар. Но первый раз подумал о том, насколько мог к темноте и крови привыкнуть, чтобы мысленное прикосновение обычного эльда показалось… Таким ярким.

Или не совсем обычного? Или это ученичество у Мелиан?

Ему ещё трудно думать связно. Вернуться к этому позже. Говорить трудно, челюсти свело, как от злости. Даже безо всякого «как». Да, этого он и боялся. Так и случилось. И… Могло быть хуже, повторяет он снова и снова.

Вся стройность мыслей, которая была когда-то, потеряна. За броней аванирэ и тела не нужно было ими управлять… Так, наверное, учатся ходить заново после переломов. Осторожно, шаг за шагом.

Маленькая рука синдэ снова касается его собственной на несколько мгновений. Все в порядке, говорит эта рука без слов и соприкосновения разумов.

Он заставил себя дышать размеренно, и ядовитый стыд за себя, державший его со вчерашнего дня, словно бы сделал шаг назад. И даже уши начали остывать. Дело сделано. И он даже не сгорел от этого стыда, как грозил вчера, вот дурень.

Это тоже можно пережить.

Снова вошел Белег, переглянулся с целительницей. Почему-то снаружи раздались удаляющиеся шаги стражи.

– Он цел, – повторила та. – Не сломан Морготом.

– Я рад, – сказал Белег с улыбкой. Снял с пояса флягу, а в руках у него свёрток листьев дикого винограда. Ещё один лембас! Протянул еду и воду.

А затем целительница откинула капюшон.

И Дагмор почему-то подумал о ярком луге в белых и лиловых цветах. Под солнцем. В горах, в начале лета. Чтобы позади луга громоздился ледник, тогда цветы будут ещё ярче. На пологих уступах Пелори были такие места…

Жаль, что она это сделала.

Он перевел взгляд на ее руки. Предпочел бы помнить их.

– Ты говорил, что назовешь свое настоящее имя лишь королю Тинголу, – улыбка Белега неотвратимо сулила подвох, и Дагмор подобрался.

– Да.

– Госпожа Лутиэн, дочь короля Тингола, готова выслушать тебя и принять решение. Здесь и сейчас решать вправе она, – сказал Белег. Теперь – серьезно.

Дагмор успел подумать, что новостей сегодня некоторый перебор, и снова засмеялся. Негромким, кашляющим и долгим смехом.

Отдышавшись, увидел, что Белег ждёт с некоторым удивлением, а целительница и дочь Тингола смотрит… С сочувствием даже. И это снова его дёрнуло неприятно, но уже не так остро.

Он тряхнул головой.

– Что ж, госпожа Стальной Нифредиль, я буду рад, если ты не станешь тянуть с решением. Говорить «к твоим услугам» не буду, толку от меня сейчас… – Выдохнул и медленно, через силу, выговорил:

– Морифинвэ Карнистиро Феанарион. В Митрим синдар говорили – Карантир.

Имя, казалось, должно было заскрипеть, заржавев за эти годы.

– Или был им… Двадцать лет назад, – зачем-то добавляет он.

– Двадцать пять, – поправляет Белег Куталион растерянно.

Брови Лутиэн чуть приподнимаются, она удивлена – но не поражена. Словно успела нечто подобное подумать, но отвергла от недостатка сведений. А вот Белег несколько… Обалдел, припечатывает про себя Дагмор и усмехается.

– Но, но… – говорит Белег, разводя растерянно руками, – тогда получается… В этот раз ты, кажется, не врешь.

Предводитель стражи долго переглядывается с королевной, и кто знает, о чем они думают и говорят. Лутиэн кивает.

– Это правда.

– Хочешь сказать, ты его… Провел? Самого Бауглира? – переспрашивает Белег потрясённо. – Ты двадцать пять лет пробыл неузнанным у него под ногами?

– Я провел? – тихо и зло отзывается Дагмор. Говорить с Белегом было проще, чем с ней. – Да сейчас! Сотня нолдор видели, как меня с обожженным лицом сажают на цепь рядом с ними – и ни один не выдал меня умайар. Пусть даже узнали не все, ожоги были сильные, пусть разглядели не все, сам же Враг своим огнем и дымом постарался! Моей заслуги здесь – с собачий хвост! Врать поучился, не заслуга вовсе! – Он выдохнул, чувствуя, что распаляется. – …Бауглир, знаешь ли, не бегал осматривать каждую группу пленных. Но… Да. Я сидел неузнанным у него под ногами. А Моррамэ был моим тысячником, стоял рядом и погиб в огненной буре.

– Тогда уверен ли ты, что другие братья…

– Уверен. Тьелкормо… Келегорм и Куруфин стояли прямо там, куда ударил огонь.

«Вспыхнули как факелы, и все, кто был рядом – тоже… Наверное, и Тьелпе… Молчи!»

– Но одежда и доспехи могли выдать тебя!

Терять Дагмору было уже нечего.

– Белег, трусом меня успели назвать свои же братья перед дракой. А я их назвал тупыми баранами в ответ. И надел в битву доспехи без украшений, потому что выиграть такую битву было нельзя. Предчувствий у меня не было, только понимание ошибки. Но и бросить братьев я не мог. Считай, что это трусость, если хочешь.

– Это странно, – согласился Куталион. – Но и трусом я тебя не назову.

Они умолкают. Дочь Тингола тоже молчит, лишь вновь многозначительно переглядываясь с военачальником.

Какое-то время стоит тишина, и только Дагмор медленно пьет воду из белеговой фляги – у него резко пересохло во рту. Нет видимой причины ждать дурного – но он слишком привык к тихой ненависти Хитуэна, и все равно готов услышать худшее.

Особенно теперь, лишившись последней защиты – умолчания.

– Тогда вот моё решение, – Лутиэн выпрямляется. – Ты свободен. В благодарность за спасение жителей Дориата ты и другие нолдо получили нашу помощь. Хотя твоя вспыльчивость может быть опасна в будущем, и тень Ангбанда надо изживать немало лет. Но тебе следует уехать немедленно, покинув земли короля Тингола.

– Немедленно… – хмуро повторяет он, ещё не отойдя от удивления.

– С нами охотились гости из Дортониона, уедешь с ними. Мы с Белегом сохраним твой секрет, о нем узнает лишь сам Тингол. Но перед тем я хочу услышать ответ ещё на один вопрос.

– …Альквалондэ, – опережает ее Дагмор, чтобы не ждать вопроса как ещё одного приговора.

– Как это было возможно? Для тебя самого, Морифинвэ Карантир?

Он смотрит на ее руки, потому что смотреть во внимательные серые глаза слишком тяжело. Вопросы ее – та ещё глыба камня. Слова не должны тяготить, но спина его ноет, как от тяжёлого груза.

– Ты любишь отца, дочь Тингола?

– Люблю, – спокойно кивает она. – Несмотря на то, что он становится в последние годы горделив и подозрителен.

– Сколько я себя помню, дочь Тингола, – заговорил Дагмор очень медленно, – отец был для нас как ещё один Лаурэлин. Сейчас, наверное, скажут – как другое солнце. Свет, огонь и тепло, которого хватало на всех. Работа его, которая краше песен Макалаурэ, сравниться с нею было невозможно. За мыслью его не поспевали многие старшие и мудрые. За ним хотелось идти на край света. И мы пошли. Сперва – ковать оружие, потому что это интересная идея и новые задачи. Затем в Форменоссэ на север, в изгнание, потому что это было несправедливо. Затем мстить Морготу и готовиться к Исходу. Он зажигал нас – и мы горели его словами и делами, были счастливы их разделить. Он был… Лучшим. Мы любили его больше своей жизни. Разве что Майтимо порой находил решимость ему возражать. Его боль обожгла нас огнем, не хуже собственной. Его слова тоже жгли и пьянили. И когда отец позвал нас в Альквалондэ, мы снова загорелись – и пошли за ним, не зная ещё, насколько далеко.

И снова очень тихо, и ветер колышет полог маленького шатра, а глаза Лутиэн мерцают в сумерке. Лицо ее неподвижно как маска.

– Вести на преступления тех, кто любит и верит тебе безгранично – это или безумие, или предательство доверившихся, – говорит она негромко.

– Нет! – вспыхивает Дагмор мгновенно. Сил на настоящую ярость ещё не хватает, быть может, к лучшему. – Слепых и детей там не было! И если обо мне… Для меня он был прав во всем – до того, как… – Он снова переводит дух и до крови прикусывает губы. – Остановимся здесь. Хватит! Иначе наговорю такого, что королевна трижды пожалеет о своем решении. Я ответил на вопрос!

– Да, – кивнула Лутиэн, голос у нее был невеселый. – Уговор выполнен, и ответ услышан. Но… Мне показалось, или ты ждал от нас несправедливости по отношению к себе и Нариону?

– Справедливость? – Он усмехнулся. – Наверняка среди вас немало тех, кто справедливым счёл бы снести мне голову. Хитуэн предупреждал. А ждать я привык худшего. И почему бы Тинголу не думать о справедливости именно так? Что он скажет, когда услышит эту историю?

«Немедленно уехать, хм».

Ух, что скажет Тингол, понял он вдруг. На квэнья и слов-то таких не было до Исхода.

– Это уже будет не твоя забота, – заметил Белег. – Но ты, думая так, все равно вел беглецов на земли Дориата?

– А что, у меня был выбор? – едко переспросил его Дагмор. – Через весь Ард Гален к горам Эйтель, наперегонки с погоней? В Дортонион, прыгать по скалам вместе с обессилевшими и ранеными, да среди диких орков? Через Восточные ворота в Оссирианд, куда идти выходило вдвое дольше? Половина моих – здешние синдар! Нам и так невероятно повезло выбраться ближе к Аглону и Химрингу, чем к Ангбанду!

Он осекся, чувствуя, что снова напрасно распаляет свою злость.

– А ты?

– Не будь погони, я бы в этих местах уверился, что синдар доберутся домой без помех. Взял бы Нариона с Нимраном и все же ушел бы через Дортонион, на его западный край. К детям Арафинвэ.

– Сумасброд!

Дагмор пожал плечами.

– В этом – вряд ли.

Белег поискал слова, нашел с третьей где-то попытки – и припечатал:

– Вот же… Феанарион!

Дагмора тряхнуло. По спине пробежал холод, он невольно потянулся к поясу, ища хотя бы нож. Снова вспыхнул, залившись краской злого смущения.

«Сколько мне это снилось? Вот и поговорили»…

Отвернувшись, он сделал сразу несколько глотков из фляги, старательно следя, чтобы руки не дрожали. Усталость навалилась такая, словно он опять несколько лиг пробежал. И в этом неловком молчании они вдруг услышали приближающийся к лагерю синдар мерный топот копыт десятков лошадей.

Белег нахмурился.

– Мы никого не ждём, – начал он, обращаясь к Лутиэн – но та уже встала, растерянная и встревоженная.

– Отец здесь, – сказала она хмуро. – Не знаю, почему, никто о нем не предупреждал.

…Сделалось очень досадно. История могла закончиться хорошо, но должно быть, он исчерпал свой запас удачи досуха.

Или проспал ее.

– У шатра нет стражи, – бросил Белег, торопливо выходя из шатра следом за королевной.

Что он такое ему предлагает?

– Я не стану прятаться по кустам! – крикнул он вслед. Но вряд ли тот услышал его.

Дагмор увидел это невероятно ясно – вот он выбегает из шатра, вот бежит через кусты вверх по склону, пригибаясь и таясь, преследуемый криком ловчего сокола – и вот его, обессиленного, с позором тащат из зарослей следопыты короля Тингола…

Так ясно, словно это уже произошло.

Выругался – и встал на входе в шатер. Не слишком хороший обзор, но и отсюда он видел, как отряд всадников в серых плащах с плеском и грохотом пересекает реку, как взлетают они на склон и растекаются по маленькому лагерю Тинголиэн, одновременно защищая и занимая его. Им понадобилось немного времени, чтобы разобраться. Несколько всадников окружили маленький шатер, наклонив копья, трое спешились. Не охотники – хорошо вооруженные воины в броне. По меркам нолдор – в лёгкой броне, надо сказать.

– Ты беглец с Севера, называющий себя Дагмор из верных Феанора? – на лице говорившего – лёгкое удивление, словно он ожидал увидеть кого-то более впечатляющего.

– Я.

Тот недовольно осмотрелся – без осанвэ можно стало понять, как его возмущает отсутствие охраны. Потом остановил взгляд на перевязанных ногах Дагмора и решил, что нашел объяснение.

– Как только поставят шатры, я доставлю тебя на суд к королю Тинголу. Говорят, ты опасен и уничтожил в одиночку малый охотничий отряд орков, – во взгляде стража была насмешка, которую захотелось стереть.

Дагмор осмотрел его с ног до головы. Представил, как выхватывает красиво отделанный нож у него из-за пояса, приставляет к горлу… Он бы успел.

Страж нахмурился, Дагмор сел обратно на пол шатра, усмехаясь в ответ.

– Да, я это сделал. Не надо бояться меня, воин Тингола, я здесь не первый день и никого ещё не съел.

– Кажется, плен не отшиб тебе ум, – кивнул страж, не ведясь на насмешку. – И даже не укоротил язык.

– Не то, чтобы не пытались.

– Не советую упражняться здесь в остроумии, – страж отвернулся. – Охраняйте его и не вступайте в разговоры.

…Что он не просто прилёг ненадолго, а уснул, Дагмор понял, только когда его окликнули снова. И опять это была не греза, настоящий сон, пусть и недлинный.

– Вставай, – повторил тот же страж. Вот теперь он смотрел с настоящим удивлением. А стоящий за ним синда с волосами цвета пшеницы – с ненавистью.

Он встал, сделал шаг наружу – двое стражей схватили его за руки, быстро связав их впереди кожаным прочным ремнем.

– Остановитесь! – потребовал Белег, возникая рядом. – Он не причинял вреда и подчинялся мне!

– Он опасен, и это приказ короля, – этот голос Дагмор узнал. Тот, кто грозил ему при встрече. – Он добывал оружие у орков, чтобы сражаться, нельзя дать ему возможность выхватить чей-то меч!