Текст книги "Хэппи-энд для дьявола (СИ)"
Автор книги: Luchistyia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Глава 15
Кирилл и Настя. Первое свидание. Настя чувствовала легкую дрожь, смесь волнения и тревоги. Кирилл, казалось, улавливал каждое её колебание, словно умел читать мысли. Кино. Романтический фильм с Тимоти Шаламе и Селеной Гомес. Настя мечтательно смотрела на экран, погружаясь в историю любви героев. Но в её сознании всё время всплывали мысли о собственном несовершенстве, о том, что она не достойна такого прекрасного внимания.
И вот, на экране поцелуй. Кирилл, поймав её взгляд, спросил: "Хочешь поцелуй?" Настя внутренне напряглась. В её воображении возникли картинки грубого, неумелого поцелуя, который бы только усугубил её тревогу. Смущение переросло в лёгкую злость. Что за наглость? Но в следующее мгновение Кирилл вытащил из кармана конфеты "Kiss" и положил их на её ладонь. Это было так неожиданно, так нежно. Настя чуть растерялась, а за этим ощущением пришла краска стыда. Она чувствовала, что должна продемонстрировать уверенность, но вместо этого ощущала себя совсем неуклюжей, уязвимой.
"Как хорошо, что всегда есть запасной вариант, а то мне кажется, ты сейчас меня взглядом убьёшь", – пошутил Кирилл, его голос мягко, но уверенно скользил по её ушам. Улыбка, наконец, заиграла на губах Насти. Это было так непринуждённо, так естественно. И в тот момент Кирилл поймал себя на мысли, как же ему хотелось, чтобы это длилось вечно.
"Нет, правда, мне показалось, что если бы в твоих глазах были пули, ты бы ими меня застрелила", – продолжал он, его глаза блестели от смеха и нежности. Настя рассмеялась, и в этот момент все её страхи улетучились.
Кирилл уловил мгновение её счастья, и его сердце забилось сильнее. Настя ответила ему спокойным тоном, и продолжила смотреть фильм, ощущая прилив облегчения. Это было не так ужасно, как она себе представляла. Её сомнения рассеялись, уступая место волнению от предстоящего продолжения знакомства. Она согласилась на второе свидание. Потом на третье и четвёртое. Влюблённость росла с каждой встречей.
Она замечала, как Кирилл заботился о своей матери, госпоже Анне, пациентке их клиники. Он часто навещал её, даже когда Анна этого не хотела. Анна, со своей стороны, любила Кирилла, но опасалась, что станет для него обузой. Сначала она избегала его визитов, но потом, заметив, как они с Настей счастливо смотрят друг на друга, сказала Насте: «Рада, что мой сын нашел такую замечательную девушку». И стала относиться к Насте почти как к своему сыну, с показной строгостью, но с теплом в глазах. Так Кирилл и Настя постепенно сближались. На одном из свиданий, в театре, Настя поделилась с Кириллом грустной историей из детства.
– В детстве я мечтала быть актрисой театра, – начала Настя. – Я даже пробовалась в школьный спектакль, где лучшим давали бы бесплатное высшее образование в одном из лучших университетов страны. Я прошла отбор, но родители одной моей одноклассницы, узнав об этом, попросили мою мать убедить меня отказаться, угрожая своим влиянием в нашем городке. Мама, она всегда хотела жить тихой жизнью, и опасаясь что горожане негативно отзовутся о нашей семье, слезно просила меня отказаться от своей мечты. Мы тогда очень сильно поругались… и о боже, я так об этом жалею. Ведь мои последние слова, ей брошенные в гневе были о том насколько я её ненавижу и насколько она труслива. Она умерла в тот же день, от сердечного приступа. И в память о ней, я отказалась от своей детской мечты.
– Это ужасно! – Я теперь понимаю, почему ты изначально меня немного избегала, – сказал он, – мне, наверное, стоило быть более деликатным.»
Прости, – ответила Настя, – я, возможно, переносила на тебя свою ненависть и обиду чувства – в ее голосе прозвучала искренняя раскаяние, в ней не было ни тени неискренности.
– Ну, зато ты все равно самая замечательная медсестра, которую я видел даже на экране, – ответил Кирилл.
В тот момент, Настя поняла, что нашла не просто мужчину, но и верного друга, и она была безмерно благодарна Кириллу за счастье, которое он приносил в её жизнь. Счастье, которое было настоящим, искренним и глубоким.
*****
Настя с волнением смотрела на телефон. 16:42. Кирилл должен был приехать за ней в полпятого. Двенадцать минут – ещё ничего, но тревога, холодная и липкая, начинала расползаться по её венам. Что-то случилось. Чувство, будто предчувствие зловещей тени, нависло над ней. Оно шевелилось, пульсировало, заставляя её сердце биться чаще, а дыхание – становиться прерывистым. Её одолевали тревожные мысли, в которых каждый оттенок звука, каждого движения в коридоре оживал в них ужасающим видением грядущей катастрофы.
Именно в этот момент в приёмной началась суета, нетипичная для обычной послеполуденной тишины клиники. Кто-то, из местных, живущих неподалеку, закинулся сильными успокоительными, предназначенными только для пациентов с тяжёлой формой шизофрении. Потребовалась срочная операция. Его нашли в собственном доме, без сознания, на полу. Если бы брат не нашёл его чуть позже, он бы умер. Такое происходило нечасто, особенно в этой тихой местности. Всё вокруг словно закрутилось в водовороте хаоса.
Настя, обладающая необычайно чутким шестым чувством, с каждым мигом ощущала всё усиливающуюся тревогу. Её словно пронизывал ужас, и она, тихими, неуверенными шагами, двинулась в сторону операционного крыла, предчувствуя худшее. И оно подтвердилось.
На холодном кресле, среди других пустых, одиноких кресел, сидел Кирилл, схватившись за голову. Его плечи тряслись, и Настя увидела в его движениях не просто усталость, а отчаяние. Она замерла, застыла на месте, не в силах сдвинуться с места, не в силах пошевелиться, не в силах произнести ни единого слова. Но это было не просто замешательство, это было понимание чего-то ужасного.
Девушка не знала, как подойти, как утешить. В этой тяжелой, удручающей атмосфере, ей показалось, что всё, что она может сделать, это просто быть рядом. Недолго наблюдая за ним, она услышала тихие, сдавленные всхлипы. Внутри неё что-то сломалось. И Настя, забыв обо всём, опустилась на колени перед Кириллом, прижимаясь к нему, как к единственному спасению в этом океане хаоса. Её руки обняли его плечи, словно удерживая его, удерживая мир от того, чтобы развалиться. Она знала, что это – единственное, что она может сделать. И в этот момент, среди всей этой страшной суеты, она почувствовала необыкновенный порыв любви и поддержки к этому человеку.
Глава 16
Никита снова закинулся, на этот раз, двух таблеток транксала. Зависимость уже крепко вцепилась в него, когти её впивались в самое существо. Восемь доз сегодня – и это было лишь тревожное предзнаменование стремительно ухудшающегося состояния. Голова кружилась, тошнота подступала к горлу, мир вокруг расплывался, обретая жуткие, зыбучие очертания. Фантом Жанны, с печальным, безнадёжным взглядом, приближался, растворяясь в тумане сознания. Вдруг Никита услышал звук открывающейся двери. Даже если это воры, ему было всё равно. Пусть заберут всё, пусть его убьют. Пусть убьют его, это же не так сложно. Но это был просто Кирилл.
Кирилл вошёл в комнату Никиты, почти ощущая тяжесть атмосферы, висящей в воздухе, как густой туман. Комната была грязной, почти потерянной в полумраке. Никита лежал на полу, его тело, словно сломанная кукла, едва заметно подрагивало. Кирилл вошёл, всего лишь узнать, как дела.
После ухода Жанны, Никита был странно тихим. Не разговаривал, не ел, а только пил. Много. Алкоголь. Такие моменты часто возникали у него. И раньше. В такие моменты Никита, словно перевоплощаясь, лучился какой-то странной, маниакальной и восхищённой улыбкой, смотрел на окружающих и на себя. Повторял про себя, как прекрасен. Кирилл сомневался в адекватности брата. Эти резкие перепады – от холодной апатии до безудержного интереса к жизни – только подтверждали эти сомнения. Однако, Кирилл всё ещё не смел советовать Никите обратиться к психологу, а тем более к психотерапевту.
Он помнил, как в детстве, взяв на себя смелость указал на необходимость обращения Никиты к специалисту. Этот поступок, этот неловкий, по сути, совет, стал причиной изгнания Никиты. Изгнания из дома, в больницу для душевнобольных. И повзрослев, Кирилл понял, насколько он был виноват, какой огромный груз ответственности он на себя тогда возложил. Вина давила, мешала ему вмешиваться в жизнь брата. Он винил себя в разрушении жизни Никиты и не имел права. Так он думал, пока не увидел тело Никиты, лежащее на полу, без сознания. Его охватил животный страх, острая тревога за жизнь сводного брата. В этот миг все сомнения исчезли, оставив лишь жгучее желание помочь.
Подняв Никиту, Кирилл помчался к ближайшей клинике. Клинике, которую он уже знал наизусть. Путь казался вечностью. В голове крутились страшные картины. Картины возможного исхода. Страх и тревога за жизнь брата сжимали его грудь, затрудняя дыхание.
*****
В приемной царила суета. Доктора, медсёстры, назойливое жужжание приборов. Сквозь этот хаос проступали спешные шаги, торопливые распоряжения. Никита чувствовал, как его грубо, но аккуратно поднимают, словно бесчувственную куклу, и он был уверен, что его везут не в больницу, а прямо в ад. Каждая секунда тянулась вечностью. Он видел, как его увозят в операционную, где резкие запахи стерилизации смешивались с запахом ужаса и отчаяния. Запах, словно незримый враг, обволакивал его, душил.
В операционной было темно и холодно. В воздухе витал запах хлора. Врачи с молниеносной скоростью готовили к действию дефибриллятор. В этот момент всё вокруг закружилось, Никита чувствовал, как его сердце бьётся с бешеной скоростью, в нём не было места для жизни, только адские муки и отчаяние. Он видел перед собой свет, и темноту, и его словно вытащили с того света. Врачи боролись за него, но он словно висел между мирами, между жизнью и смертью.
Когда он проснулся, его окружил странный запах, и боль, пульсирующая в черепе. Глаза открылись на белую, простую, невыразительную комнату. Голые стены, тусклый свет. Чувствовала запах какой-то слабо-сладкой резины. Его тело ощущалось как будто чужое, тяжелое и слабое. Он лежал на жёстком, металлическом, холодном больничном ложе, с прикованными, неподвижными руками. Мелкие, но мучительные боли и неясность окружающего пространства давили на него.
В палату вошли доктор и медсестра, Настя. Тревога в её глазах, отражавшая безысходность ситуации, была видна даже сквозь маску профессионализма. Они спросили Никиту о самочувствии, но он лишь отстранился, не реагируя. Взгляд его был пуст, словно он смотрел сквозь них, не видя. Они ушли, оставив Никиту в тишине его мучительных мыслей. Ведь спасать того, кто не хочет спасения, было труднее всего. Настя, ещё раз окинув его взглядом, полным сожаления, закрыла дверь.
Но после этого в палату ворвался Кирилл, словно вихрь ярости. Тонкие руки Насти, пытавшиеся удержать его, лишь слегка сдерживали его порыв. "Никита Викторович ещё не готов принимать гостей, прошу, дайте ему время," – повторяла Настя, пытаясь оттолкнуть Кирилла к выходу. Тревога за жизнь брата сжигала его изнутри. Он подошёл к койке Никиты, и его голос, хриплый от бессонных ночей и страха, заставил Никиту дёрнуться.
– Почему? Почему ты так поступил? Что с тобой происходит?! – Кирилл начал с обманчивого спокойствия, но, встретившись с безразличным взглядом Никиты, его голос сорвался на крик, полнейший злости и отчаяния. – Достало… Достало уже твоё отношение ко мне! Как к какому-то питомцу! Относись ко мне так же, как я к тебе, по-братски! Я стараюсь… Я каждый раз стараюсь. Почему ты не можешь?!
– Ты сам себе захотел эту участь, Кирилл. Ты сам ходил за мной, словно маленький щенок, ища внимания и лебезя передо мной. А мне нравилась твоя прежняя версия, по крайней мере, тот ты не притворялся… – ответил Никита, голос его звучал холодно, без малейшего сочувствия. Увидев поникший взгляд Кирилла, он добавил: – Чувства вины заело?
Кирилл, сбитый с толку этим холодным, отзывающимся пустотой ответом, поник. Его ярость испарилась, словно растворилась в воздухе.
Словно прочитав его боль, за него заступилась Настя: – Кирилл Викторович, привез вас сюда на своих плечах, простоял у операционной больше восьми часов, пока вас буквально возвращали с того света! Если бы он опоздал всего на мгновение, вас бы здесь уже не было! Относитесь к нему с благодарностью, которую он заслуживает. К тому же, как я заметила, он были единственным, кто вас навещал, что само по себе заслуживает уважения, ведь он терпит вас в своём окружении. – Настя постаралась мягко вывести Кирилла из палаты, но он лишь беспомощно смотрел на Никиту, слова застыли в горле.
Глава 17
Как только Настя и Кирилл вышли из палаты, Кирилл рухнул на стул в приемной, глядя в пол. Его голова была опущена, словно он пытался спрятать её от собственных мыслей, от тяжести вины, которая давила на него с неимоверной силой. Настя, подойдя осторожно, села рядом. Её голос был тихим, почти шёпотом: «Кирилл … За что Никита Викторович так с тобой? Я думала, у вас хорошие отношения…»
Кирилл долго молчал, вглядываясь в пол, словно пытаясь разглядеть там ответы на мучившие его вопросы. Наконец, он поднял голову, и его взгляд, полный боли и раскаяния, остановился на Насте. "Во всём, что происходит с Никитой… моя вина," – тихо произнёс он, голос его был полон горечи.
В его памяти всплыли фрагменты прошлого, яркие, словно солнечные вспышки, резко контрастирующие с серой реальностью больничной приемной. Солнечный день, их особняк. Появление ещё одного мальчика – их уже было трое, и каждый боролся за внимание жестокого отца, чья любовь казалась редким и опасным трофеем. Они вместе указывали на Кристину, их сводную сестрёнку, её место в доме как самой слабой, заставляя её плакать. Кирилл не понимал тогда, почему отец больше всего ненавидит и одновременно больше всех любит именно Кристину. Но всё изменилось с прибытием тринадцатилетнего Никиты. Его взгляд, остановившийся на Никита, был долгим, пронизывающим. "Ты очень похож на меня, – сказал тогда Виктор Баженов, – и я жду от тебя таких же высот, как и от себя". После этих слов что-то изменилось.
Трое братьев – Кирилл, и ещё двое – словно почувствовали себя обманутыми. Баженов, их отец, никогда не смотрел на них, не удостаивал их вниманием. Поэтому они начали пакостить Никите. Сначала это были детские шалости типа обливание кровати. Но когда увидели, как сблизились Никита и Кристина, их охватила ревность. Кирилл тоже хотел быть рядом с сестрой, хотел защищать её, но не знал как к ней подступится, и просто издевался над девочкой. Никита же забирал всё то, чего Кирилл так желал, легко и непринуждённо.
Потом Никита заболел. К нему приехал доктор Агапов, друг его матери, знаменитый психиатр. Он узнал о болезни матери Никиты – тяжелой формы биполярного расстройства, закончившейся самоубийством. Это стало их тайной, свидетельство о наследственности редкого заболевания. Кирилл, воспользовавшись случаем, тихо подошёл к доктору Агапову, рассказывая о странном поведении Никиты, приукрасив некоторые моменты их ссор и драк. Агапов сразу же пошел к кабинету отца и попросил проверить Никиту, но Баженов, только отмахнулся, сказав, что не замечал никаких странностей у Никиты, и отправил доктора. Но потом Никиту всё же отправили в принудительное лечение. Баженов не проверил, действительно ли Никита болен, а просто, боясь за свою репутацию, решил избавиться от проблемы.
Спустя годы, взрослея, Кирилл начал понимать, насколько жестоко он тогда поступил. Насколько ужасно было в той лечебнице, среди сумасшедших, где Никита был единственным мальчиком, и которому никто не верил обращаясь как с сумасшедшим. Кирилл также осознал, насколько их отец был жесток, и что борьба за его расположение не стоила ничего. Все четверо братьев поступили на юридический факультет, Никита был единственным кто закончил университет и пошёл по стопам отца. Но тот мальчик исчез, его заменило бездушное и жестокое существо, правда как и их отец. И Кирилл понимал, что в этих изменениях виноват он сам.
Настя плакала, обнимая Кирилла. Её слёзы были тёплыми, а прикосновения нежными, полными сочувствия. Она гладила его по спине, шепча слова поддержки, успокаивая, как маленького ребёнка. "Ты не виноват, Кирилл, – повторяла она, – ты был всего лишь ребёнком." Но Кирилл, впервые открывшийся другому человеку, плакал навзрыд, сдавленно, не в силах остановиться. Его рыдания были не просто слезами горя, это был выплеск всей накопившейся боли, десятков лет подавленного страха, вины и бессилия. Он не просто плакал – он освобождался от тяжести прошлого, от груза ответственности, который он нес на себе все эти годы. Настя же, обнимая его, чувствовала не только его боль, но и свою собственную беспомощность перед этой глубокой раной в его душе. Она понимала, что помочь ему полностью в её силах не так много, но верила в то, что хотя бы сейчас может быть рядом, давая ему почувствовать, что он не один.
***
После ухода Никиты Кристина бросилась к Жанне, её сердце разрывалось от боли и вины. Она чувствовала себя ужасно, осознавая, что оставила подругу одну наедине с её страданиями. Её объятия были полны отчаяния и раскаяния. Кристина умоляла Жанну хоть как-то отреагировать, сказать хоть слово, но Жанна оставалась застывшей в своем горе. Кристина переживала, что Жанна не простит её, что их дружба разрушилась. Она провела рукой по волосам Жанны и для Жанны прикосновение Кристины стало последней каплей, прорывом плотины. Жанна не могла рассказать о том, что происходило в её жизни, когда Кристины не было рядом, о той боли, которая мучила её. Она только начала горько плакать, и всё горькое и невыносимое вдруг всплыло на поверхность. Эти эмоции, что она подавляла так долго, наконец, нашли выход. В объятиях друг друга они уснули, найдя утешение в близости и том, что одна из них была рядом.
На следующий день Жанна, хоть и оставалась грустной, старалась улыбаться, слушая рассказы Кристины о путешествиях. Улыбка была натянутой, неестественной, как маска, скрывающая истинные чувства. Кристина, наблюдая за ней, отмечала, как сильно изменилась её подруга. Прежней радости в глазах Жанны не было, и это вызывало у Кристины сильнейшую боль. Сердце сжималось от бессилия, от невозможности помочь. Дважды она пыталась осторожно спросить, что случилось, как это связано с Никитой, но, не получив ответа, поняла, что не стоит терзать подругу. Вместо этого Кристина старалась отвлечь Жанну, рассказывая о своих новых приключениях, о ярких пейзажах, запечатленных на фотографиях для её блога, о смешных моментах, заставляющих вспомнить о прежней беззаботной жизни. Она понимала, что слова мало что могут изменить, но надеялась, что хотя бы на какое-то время сможет отвлечь Жанну от терзавших её мыслей.
Через несколько часов раздался стук в дверь. Марк и Даниил. Их появление стало для обеих девушек глотком свежего воздуха. Вечер кино, заполненный смехом и шутками, почти вернулся в привычное русло. Марк и Даниил, искренне раскаиваясь, принесли свои извинения за прошлые ошибки. Она отвечала лишь грустной улыбкой, стараясь скрыть пустоту, заполнявшую её изнутри. На самом деле, она чувствовала себя одинокой, словно запертой в своей собственной клетке из страха и молчания, несмотря на то, что находилась в окружении друзей. Это была не настоящая радость, а лишь жалкое подобие, иллюзия нормальной жизни.
Несколько недель спустя Жанна действительно стала поправляться. Тёмные круги под глазами посветлели, цвет лица восстановился, она немного поправилась и даже вернулась в университет. Внешне всё выглядело почти как прежде, но внутренние изменения были очевидны. Жанна стала робкой, испуганной, зажатой. Друзья, преподаватели замечали это, предлагали помощь, поддержку, даже консультации психолога. Но от этого Жанна ещё больше замыкалась в себе. Она боялась доверить кому-либо свои истинные чувства, свой страх, который глубоко засел в её душе. Ей нужна была не помощь, а время. Время на то, чтобы пережить эту травму, справиться с ужасом и одиночеством, которые преследовали её. На какое-то время её оставили в покое, понимая, что ей нужно время, чтобы исцелиться, что навязанная поддержка может только усугубить её состояние. Время, чтобы выкарабкаться из пропасти отчаяния, найти в себе силы и начать жить заново.
Глава 18
Никита вышел из больницы, несмотря на все попытки врачей и Кирилла удержать его. Его решение было твердо, почти жестоко по отношению к самому себе. Он оставил Кирилла с чувством неполноты, с невысказанными словами и неразрешенными вопросами. На конторе, пока Никита пытался найти опору в этом новом, неустойчивом состоянии, за главного остался Кирилл. Это был акт не просто доверия, а скорее – горькой необходимости. Никите нужно было время, чтобы немного отдохнуть, хотя бы попытаться разобраться в собственном мыслях и в чувствах. О том разговоре в больнице, с Кириллом, они не говорили. Молчание висело между ними тяжелым, незримым барьером. Несмотря на внешнее безразличие Никиты, Кирилл продолжал за ним следовать, тихо и незаметно заботясь. Эта незримая опека, не требующая слов, бесконечно раздражала Никиту, одновременно вызывая в нём странное, тягостное чувство благодарности. Он не знал, сколько это продлится, сколько Кирилл будет терпеть его холодность и отстраненность.
Дней два или три Никита сдерживался изо всех сил, борясь с непреодолимым желанием увидеть Жанну. Он чувствовал себя на грани, словно натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. В конце концов, он сдался, предавшись этому непреодолимому влечению. Он стал наблюдать за ней издалека, следить за тем, как она снова начала ходить в университет, за тем, как её поддерживают Кристина, вернувшаяся к Артёму, Марк и Даниил. Кристина не вызывала у него опасений, но Марк и Даниил… Их присутствие в жизни Жанны вызывало в нём не просто ревность, а самая настоящая ярость.
Также он перестал принимать лекарства. Слухи о проверке, о попытке лишить лицензии врача, который выписывал ему препараты, заставили его резко отказаться от них. Несмотря ни на что, он не хотел зла доктору Агапову. Он держался на грани, на тонкой ниточке, преодолевая соблазн подойти к Жанне, утонуть в её глазах. Он высматривал её силуэт в окне университета, наблюдая за её движением, словно за редким экзотическим цветком. Это стало для него всем что его держало, его единственная опора в этом мире, сродни самому действенному и дорогому наркотику. Он существовал только благодаря этому – наблюдая, надеясь, боясь.
В один из обычных дней, незаметно наблюдая за Жанной, Никита заметил странность. Её сегодня никто не провожал, и она шла одна в вечерней тишине, хотя сегодня, если он не ошибался, был день Марка. За ней увязался какой-то парень, руки которого постоянно оставались в карманах. Никита сразу понял – этот тип опасен. Он не стал медлить и, выйдя из своего укрытия, поспешил к Жанне. Успев на миг раньше, он схватил её за плечи, прежде чем подозрительный парень прошел мимо, лишь мельком окинув их взглядом.
Жанна мгновенно узнала знакомый аромат – духи Никиты. Она застыла, как и он, наблюдая за её реакцией. В её голове зазвучала мантра, которую она повторяла каждое утро перед зеркалом: "Ты сильная, ты справишься, ты всегда справлялась отлично, не бойся, он такой же человек, как и ты". Набравшись смелости, она резко отбросила его руку и вытащила из сумки электрошокер. Нажав пальцем на кнопку, она направила его на Никиту.
– Чего тебе опять нужно?! – прозвучал её голос, лишённый прежнего страха и дрожи. В нём звучала только холодная ярость.
– Не бойся… я просто увидел, что за тобой следят, и… – начал Никита неуверенно, но его перебили.
– Как и ты? Я уже не боюсь, ничего не боюсь! Если приблизишься – ударю током, не пожалею!
– Да, я же сказал, что пришёл спасти! – не выдержал Никита, взорвавшись.
– От себя сначала спаси!
– Могла бы и поблагодарить!
– Никогда не дождёшься! – сказала Жанна с уверенностью и презрением в голосе, как он ещё смеет говорить о благодарности, – Я тебя ненавижу! О какой благодарности идёт речь? Поблагодарю, когда сдохнешь!
Эти слова были как удар молнии для Никиты. Он потерял самообладание, схватил Жанну за предплечья. Испугавшись, она нажала на кнопку электрошокера, и разряд пронзил его руки. Пренебрегая болью, стиснув зубы, он прижал её к стене, удерживая своим телом. В этот момент, когда ненависть к ней смешалась с яростью и желанием причинить боль, он увидел её губы, и всё изменилось. Он поцеловал её.
Это был грубый, отчаянный поцелуй, полный животной страсти и подавленного желания. Жанна отчаянно сопротивлялась, продолжая нажимать на кнопку электрошокера, чувствуя, как её бьёт током от этого контакта. Ей казалось, что её саму парализует от отвращения к этому принудительному поцелую, дрожь пробежала по всему телу. И в этот момент оба ощутили желание умереть – она от отвращения, он от неожиданной эйфории.
Почему он до этого никогда не целовал её? Если бы он знал, насколько она сладка… Если бы он поцеловал её раньше, может, всего этого не случилось бы?
Для Жанны ненависть по отношению к Никите, не просто неприязнь, это глубокая, всепоглощающая ненависть, рождённая страхом, болью и предательством. Это ярость, запертая внутри на протяжении долгого времени, вырвавшаяся наружу с силой электрического разряда. Её слова – "я тебя ненавижу", "поблагодарю, когда сдохнешь" – не просто оскорбления, это крик души, отражение её глубочайшего отчаяния и боли. Поцелуй Никиты стал последней каплей, кульминацией всего пережитого ужаса. Это прикосновение, которое она не хотела, стало оскорблением, нарушением её границ, усиливающим ненависть и чувство бессилия.
А для Никиты, этот самый миг не просто удовольствие от поцелуя, а смесь неконтролируемых эмоций – жалости к себе, желания обладать, и острой, почти животной страсти. Его эйфория смешана с горьким осознанием собственных ошибок, с чувством вины и бессилия. Он понимает, что поцелуй был насильственным, но в этот момент он поглощён своим желанием, своим неконтролируемым порывом, который заглушает всё остальное. Это ощущение сродни наркотику, непреодолимому и опасное, заставляющему забыть обо всём, кроме этого момента, этого контакта. Он понимает, что Жанна не хочет его поцелуя, но он не в силах остановиться.
