Текст книги "Обыкновенное чудо (СИ)"

Автор книги: Luchien.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== 1. Обухом по голове ==========

Это началось внезапно, так резко, что он даже не успел опомниться: Драко Малфой влюбился в Гермиону Грейнджер и теперь банально страдал от этой любви. Кто бы узнал – не поверил. А если поверил, то поднял бы на смех. Поэтому Малфой носил в себе своё внезапно вспыхнувшее чувство и с каждым днём проникался всё большим к себе презрением. Потому что это бред какой-то: когда при виде взъерошенной головы сердце сначала замирает, а потом летит вниз с бешеной скоростью, а глаза ненароком ищут её в толпе учеников. Драко был отвратителен самому себе из-за этой слабости, но больше всего бесился от того, что не может её контролировать. Это чувство не поддавалось никаким увещеваниям, а он что только ни пытался делать!

Для начала – почти неделю каждую ночь проводил с Пэнси Паркинсон. Она всегда была готова помочь, но в этот раз что-то пошло не так. Нет, с физиологией всё было в порядке, да и Пэнси, даже если бы у него не встал, приложила бы все усилия. Так что секс был, но… Он вдруг стал простым механическим процессом, не приносящим ничего, кроме короткого удовлетворения в конце. И Драко понял, что в этот раз старым добрым способом дело не обойдётся. Тогда он решил вспомнить всё гадкое, что слышал когда-либо о Грейнджер. И оказалось, что плохого-то о ней сказать и нечего. Ну грязнокровка, так кого сейчас этим удивишь, кроме снобов вроде него самого? Ну дружит с Поттером и Уизли с первого курса, даже встречалась с рыжим в прошлом году. Так в этом тоже ничего предосудительного, а распускать грязные слухи о возможных связях между этим трио у него попросту не поворачивался язык.

Драко честно попытался думать обо всех недостатках, видимых и не очень, но и тут сознание сыграло злую шутку. Волосы вечно растрёпаны и всклокочены? Но от того так и хочется запустить в них руки и пригладить. Слегка выступают передние зубы? Но ведь они придают ей определённый шарм! Чересчур умная. Так это скорее плюс, чем минус. Ведь он никогда не общался с по-настоящему умными девушками. Он даже заметил, что её пальцы постоянно покрыты пятнами от чернил, и отчего-то это казалось таким трогательным, что щемило в груди…

Собственно, с пальцев-то всё и началось. А точнее – с запястий. Шла вторая неделя седьмого курса, и второе сдвоенное занятие Гриффиндора и Слизерина на уроке Зельеварения. За прошедшее лето однокурсники изменились, и теперь поглядывали друг на друга или с интересом, или же с издёвкой. Конечно, Малфой относился к последним.

– Ты перерос всех своих братьев, Уизел? Или мамочка забыла сделать рукава твоей мантии длиннее с прошлого года?

Рон вспыхнул, нервно одёрнув рукав. Действительно, мантия была коротковата, но, по крайней мере, из всех, что остались от братьев, она выглядела самой приличной. Хорошо хоть, что парадная, которую подарили Фред и Джордж два года назад, могла увеличиваться в размере.

– А тебе какое дело, Малфой? – вдруг гневно воскликнула Гермиона. – За собой бы лучше следил, а то волосы укладывать научился, а перестать хамить – нет!

– Заткнулась бы ты, а? – ругаться с Грейнджер было ниже его достоинства. Да и вообще – девчонок задирают только слабые. А ещё – Драко отлично помнил, какая тяжёлая конкретно у этой девчонки рука.

– Сам заткнись! – неожиданно пошла в атаку Гермиона. – Когда ты уже поймёшь, что всех от тебя постоянно тошнит!

– Если тебя постоянно тошнит, проверься, может, понесла уже от своего рыжего дружка? – Драко сделал вид, что выпятил живот и с издевательским видом его погладил.

– Да как ты!.. – Гермиона задохнулась от возмущения, и прежде чем Рон или Гарри успели отреагировать на последние слова Малфоя, бросилась на него с кулаками. Драко легко увернулся, перехватывая её руки, и в этот момент в кабинет вошёл профессор Снегг.

– Что здесь происходит? – ледяным тоном поинтересовался он. Драко отпихнул от себя Гермиону, и она отлетела прямо в руки друзей. – Драка? Не ожидал от вас, мистер Малфой.

– Она первая начала! – невольно вырвалось у Драко.

– Научись следить за языком! – всё ещё пыша жаром возмущения, выкрикнула Гермиона.

– Мисс Грейнджер, – сладко протянул Снегг, оборачиваясь к ней. – Значит, зачинщица вы? Минус двадцать очков Гриффиндору.

– Это не честно! – чуть не плача, простонала Гермиона.

– А в наказание за то, что мистер Малфой позволил себе сцепиться, – он сделал паузу и смерил Гермиону многозначительным взглядом, – с вами, сегодняшнее задание будете выполнять вдвоём.

Драко закатил глаза, простонал: – Да, ладно!

Гермиона, фыркнув и тряхнув волосами, взяла свою сумку и, с гордо поднятой головой, прошла в кабинет. Сегодня они должны были варить Костерост – одно из зелий, которые могут попасться в ЖАБА. Демонстративно встав по разные стороны стола, Гермиона и Драко достали учебники, раскрывая их на нужной странице. Но очень скоро поняли, что придётся подойти ближе, потому что некоторые ингредиенты надо было готовить и добавлять один за другим, не переставая при этом помешивать зелье и резать, а для этого двух рук было явно мало. Да и котёл был один. Волей-неволей пришлось встать плечом к плечу и, обмениваясь сквозь зубы короткими комментариями, приняться за работу. Делать её плохо ни Драко, ни Гермиона не привыкли, поэтому каждый стремился доказать, что может лучше, чем невольный помощник, и вскоре над котлом заклубился густой белый пар, и Снегг одобрительно кивнул, склонившись между ними и потянув длинным носом воздух.

– Неплохо, – пробормотал он. – Может, есть смысл почаще ставить вас вместе?

Гермиона слишком резко для простого замечания дёрнула плечом и поспешила вернуться к помешиваниям: тридцать по часовой стрелке, тридцать – против часовой. А Драко, который только что собирался бросить в котёл очередную порцию перемолотой скорлупы дикси, вдруг застыл, глядя на её запястья. Такие хрупкие, тонкие, изящные. Сквозь бледную кожу проступали голубые вены, и ему вдруг отчаянно захотелось поцеловать их, почувствовать, как бьётся её сердце под его губами…

– Малфой! – тихо рыкнула Гермиона. – Ты заснул, что ли! Бросай порошок!

От неожиданности он вздрогнул и едва не просыпал порошок мимо котла, но вовремя спохватился. Остаток урока прошёл, как в тумане. Он что-то делал, но не мог вырвать из головы мысли о запястьях Грейнджер. Она вдруг заняла всё пространство вокруг, Драко почти физически ощущал, как от неё волнами исходит что-то, чему он не мог дать названия. Но от этого чего-то нутро сворачивалось в тугой клубок, а по позвоночнику словно пробегали мелкие разряды. Урок подошёл к концу, и Снегг, конечно же, признал их зелье идеальным, нехотя похвалив Грейнджер. Она, сияя, повернулась к Драко, но он не видел её, поглощённый странными, слишком несвойственными ему мыслями. Поэтому даже не заметил, как Гермиона вышла из кабинета, и опомнился, только когда он опустел.

***

В отличие от Малфоя, Гермионе не понадобилось двух недель, чтобы понять, что ненавистный ранее слизеринец вдруг стал более чем интересным молодым человеком. И то, что раньше в нём раздражало, теперь иногда даже восхищало. Например, то, как он умеет организовать однокурсников делать то, что ему надо – ей бы такие умения, чтобы заставить Рона и Гарри учиться! Или его голос, протяжный, с лёгкой ленцой, от одной интонации которого мурашки дружными табунами шагали по телу. Или эти волосы, на которые раньше она мечтала вылить ведро чернил – теперь так и манили коснуться, пропустить между пальцами, ведь даже с виду они казались мягкими, нежными, в отличие от её жесткой копны…

Конечно, всё это она разглядела не сразу. Не на вокзале, не в поезде, и даже не в Большом Зале, когда шляпа закончила распределение. Она смеялась и шутила с друзьями, обмениваясь летними впечатлениями. Строила планы на новый учебный год и рассуждала о выборе будущей специальности. И даже не смотрела в сторону стола Слизерина до конца вечера. А по пути в гостиную Гриффиндора случайно столкнулась с Малфоем. Секунда – короткий взгляд – рассерженное шипение – и каждый пошёл по своим делам. А ночью ей приснился сон. Нет, не сон даже – Сон. Волнующий, сладкий до болезненных спазмов внизу живота. Из тех, что заставляют проснуться посреди ночи с бешено колотящимся сердцем, чувствуя жестокое неудовлетворение. А через секунду после того, как проснулась, Гермиона вспомнила, кто именно делал с ней все эти восхитительные вещи во сне. И потрясённо уставилась в потолок. Немыслимо.

Это вообще было немыслимо – то, что теперь она видела его везде, даже если не пыталась отыскать взглядом высокую фигуру. То, что отмечала теперь, как он возмужал и раздался в плечах, как заострились скулы. Она даже умудрилась разглядеть ямку на его подбородке! А его смех, чаще всего язвительный, злой, так и звенел в ушах. Гермиона понимала, что медленно сходит с ума. Конечно, можно было списать всё на гормональный всплеск – всё-таки восемнадцать лет, гормоны бушуют вовсю, к тому же она уже знала, что происходит между мужчиной и женщиной в постели, во всех подробностях. С Роном они расстались в начале лета, решив остаться друзьями, но успели зайти гораздо дальше поцелуев. О чём Гермиона никогда не жалела – всё-таки Рон был её первой любовью.

Но то, что происходило сейчас, на любовь походило мало. Скорее, какая-то лихорадка, от которой глаза горели ярче, а в животе при виде Драко начинали хаотично метаться бабочки. И самое обидное – поделиться своими чувствами Гермионе было не с кем. Друзья не поверят. А если поверят – покрутят пальцем у виска. А подойти к нему просто так, без повода, Гермиона не могла. Только и оставалось, что молча страдать и провожать глазами, когда он проходит по школьному двору. Напряжение вперемешку с раздражением копилось внутри, ища выхода, и выплеснулось перед злополучным уроком Зельеварения.

То, что Снегг поставил их вместе, было сродни чуду или руке провидения. Может, так бы Гермиона и решила, если бы не поняла, что находиться рядом попросту невозможно. Драко был везде, заполнил её мысли. Она даже буквы в учебнике разбирала с трудом, пытаясь сосредоточиться, перечитывая по несколько раз одну и ту же фразу. Он стоял так близко, что рукава их мантий соприкасались, и в этом было что-то интимное, запретное, сладкое. А ещё Гермиона впервые почувствовала, как от него пахнет. Тонкий, едва уловимый аромат бергамота щекотал ноздри, ввинчиваясь в лёгкие, как пьянящий дурман.

Когда Снегг заметил, что их следовало бы почаще ставить вместе, Гермиона едва подавила истеричный смешок. Больше всего на свете сейчас она мечтала, чтобы урок поскорее закончился, чтобы сбежать отсюда куда подальше. Она рявкнула на Драко, видя, как он замешкался над котлом, – не хватало ещё, чтобы все мучения этого урока никак не окупились! Но, когда Снегг нехотя её похвалил, раздражение мигом улетучилось, и Гермиона неосознанно обернулась к Драко, надеясь, что он разделит её радость. Но он вообще не обращал на неё внимания, глядя куда-то сквозь неё. Гермиона стремительно схватила учебник со стола и выскочила из кабинета, чувствуя, как на глазах вспыхивают злые слёзы.

========== 2. Десять раз подумай, прежде чем сказать ==========

Драко почти перестал спать. Точнее, засыпал долго, тяжело, ворочаясь на кровати и либо пытаясь прогнать Гермиону из головы, либо, наоборот, думая о ней снова и снова. И когда, наконец, забывался беспокойным сном, она умудрялась проникнуть и туда, соблазнительно улыбаясь, и Драко просыпался за час или два до будильника, с дикой пульсацией, сосредоточенной в одном месте. Приходилось вставать, воровато оглядываясь, – не видит ли кто, натягивать халат и бежать в душ, чтобы там хоть немного сбросить напряжение. Думая всё о той же Гермионе Грейнджер.

К середине октября Драко превзошёл сам себя по части язвительных замечаний, саркастических насмешек и злобных выпадов в сторону всех, кто хоть сколько-нибудь не отвечал его завышенным требованиям. Он вышагивал по коридорам Хогвартса с высоко поднятой головой, не глядя на мелюзгу-младшекурсников, суетящихся под ногами. Половина старшекурсниц была в него влюблена, и вслед то и дело летели тоскливые вздохи. И раньше Драко купался бы в этом обожании, но сейчас, с каждым новым признанием, запиской или открыткой всё больше чувствовал, как он на самом деле несчастен. Потому что единственная девушка, которая могла бы сделать счастливым, не замечала его в упор.

Драко раньше никогда не думал, что от любви можно на самом деле страдать. Испытывать настоящую, физическую боль от того, что объект твоих симпатий прошёл мимо и даже не оглянулся. Мечтать просто постоять рядом, послушать, что она говорит. А может, даже посмеяться с ней вместе? О чём она сейчас смеётся вместе со своими дружками? Драко безумно завидовал им – всем этим гриффиндорцам, которые могли вот так, запросто, подойти к Гермионе и с ней заговорить. Позвать на выходные в Хогсмид или просто предложить посидеть во дворе после уроков. Благо, погода вскоре испортилась, и все студенты перебрались в Большой Зал или же расползлись по гостиным.

Ещё Драко узнал, что Гермиона много времени проводит в библиотеке, и теперь постоянно искал стол, за которым она сидит, и неизменно садился неподалёку. Не слишком близко, чтобы, не дай Мерлин, не вызвать подозрений! Но и не слишком далеко, чтобы видеть, как она склоняется над книгой или пергаментом, беззвучно шевеля губами, как покусывает кончик пера или досадливо морщится, поставив кляксу. Драко казалось, что он может наблюдать за ней вечность, забыв обо всём на свете. Но идиллия закончилась, когда Гермиона подловила его между стеллажей перед закрытием библиотеки и обвиняюще ткнула пальцем в грудь:

– Что ты задумал, Малфой?

Драко оторопел на миг, ледяная волна страха прошила нутро – а вдруг узнала? Вдруг поднимет на смех? Но Гермиона нахмурилась и спросила:

– Думаешь, я не заметила, как ты следишь за мной? Раньше я почти не встречала тебя в библиотеке, а теперь ты приходишь сюда почти каждый день! Повторяю: что ты задумал?

– Твоё самомнение выше Астрономической башни, Грейнджер, – протянул он, надеясь, что голос не дрожит. – Делать мне больше нечего – следить за тобой!

– Не ври! – Брови Гермионы сошлись на переносице. – В библиотеке полно свободных столов, но ты неизменно выбираешь тот, что рядом с моим!

«Ну же, скажи ей! Скажи сейчас, и будь что будет!» – кричало в голове, но Драко отмахнулся от голоса и растянул губы в мерзкой липкой ухмылке:

– Ты хочешь услышать, что я прихожу сюда ради тебя? – он фыркнул, закатывая глаза, и сладко пропел, склонившись к её уху: – Я просто смотрю на тебя и вспоминаю, сколько в этой школе по-настоящему красивых девушек. Знаешь, что-то вроде напоминания, чтобы не забыть.

Он выпрямился, продолжая улыбаться, но улыбка дрогнула, стоило заметить слёзы, блеснувшие в карих глазах. Драко открыл было рот, чтобы сказать, что это всё ложь, но Гермиона, судорожно кивнув и прижав книги к груди, уже скрылась среди стеллажей. Драко готов был зарычать от злости на себя. Идиот! Кретин! Каким надо быть болваном, чтобы сказать ей такое! Ей, при виде которой колени подкашиваются и в ушах шумит!

В подземелье Драко возвращался с таким чувством, словно он – самый несчастный человек не только во всём Хогвартсе, но и на всей Земле. На обеспокоенный вопрос Забини, что случилось, вяло отмахнулся и сразу ушёл в спальню. Снова и снова прокручивая в голове разговор, Драко с каждой минутой всё больше убеждался, что должен извиниться. Просто потому, что должен. А что она об этом подумает – не так уж и важно.

***

Жить с Драко Малфоем в голове оказалось необычно, непривычно и очень волнительно. Гермиона не была ветреной, влюбчивой натурой. Скорее, она всегда относилась к любви прагматично, как к чувству, без которого невозможно представить полноценную жизнь, но которое вполне можно отодвинуть в сторону, когда в этом есть необходимость. Её отношения с Виктором были нежными и трогательными: Крам с таким трепетом смотрел на неё, что Гермиона попросту терялась. И дело было даже не в разнице в возрасте. Он был знаменитостью, загадкой, мечтой всех девчонок, и то, что выбрал её – несомненно, льстило. Но сама Гермиона едва ли испытывала к Виктору нечто большее, чем просто симпатия. И когда он уехал, вздохнула с облегчением, потому что не могла себе представить, какое может быть будущее у этих отношений.

С Роном всё было по-другому. Он был другом с самого детства, вместе они столько пережили, столько узнали. Они взрослели, присматривались друг к другу, и сами не заметили, как чувство привязанности переросло в симпатию, а позже – в нечто большее, глубже, сильнее. Гермиона и сама не могла вспомнить, как получилось, что они начали встречаться. И никто даже не удивился, всё произошло само собой – разве могло быть по-другому? И поначалу им было очень даже хорошо вместе, но потом новизна отношений стёрлась, и дружба снова начала выходить на первый план, прогоняя романтику. Поэтому расставание было простым и безболезненным – и Рон, и Гермиона решили, что лучше оставаться хорошими друзьями, чем плохими любовниками.

А теперь в её жизни случился Драко, и Гермиона до сих пор не могла решить, что с этим делать. Чувства буквально обрушились на неё, закружили в яростном водовороте, мешая даже об учёбе думать! Как же Гермиона радовалась, когда погода испортилась, и пришлось переместиться из двора в библиотеку! Ей было невыносимо смотреть на Драко и понимать, что никогда не сможет просто подойти и заговорить. Она смотрела на всех этих девчонок, визгливо смеющихся над каждой его шуткой, и представляла, как сама держала бы его за руку, переплетя их пальцы, заглядывала в глаза и целовала каждый раз, когда захочет…

Библиотека стала настоящим спасением от этого наваждения. В тишине, под лёгкий скрип перьев и приглушённый шёпот, на Гермиону вновь находило спокойствие и почти прежняя безмятежность. Можно было, наконец, подумать об уроках, погрузиться в привычный и понятный мир, где всё зависит только от тебя – насколько хорошо ты подготовишься, такую оценку и получишь. В библиотеке Гермиона была почти счастлива. Пока однажды Джинни не прошептала ей на ухо:

– Малфой с тебя глаз не сводит!

При одном только звуке его имени Гермиона вздрогнула всем телом и осторожно покосилась туда, куда указывала Джинни. И снова привычная горячая волна прошла по телу, а сердце забилось быстро, словно только что она обежала весь Хогвартс с первого этажа по четвёртый, по всем лестницам без остановки. Драко сидел через три стола от них, между ними был проход, и если бы не Джинни, Гермиона бы его не заметила. Он что-то писал, склонив голову, и перстень на правом мизинце изредка поблескивал, ловя свет свечей, стоящих на столе.

– Ничего он на меня не смотрит, – зачем-то ответила Гермиона, подспудно надеясь услышать опровержение. Но Джинни, к её разочарованию, просто пожала плечами и легко согласилась:

– Наверное, показалось.

После того случая Гермиона стала постоянно замечать его в библиотеке. Куда бы она ни села, он оказывался неподалёку и, в этом она могла поклясться, действительно смотрел на неё! Это открытие поначалу смутило, потом вызвало подозрения, но постепенно наполнило странной, сумасшедшей надеждой. А вдруг то, что он садится рядом – не простое совпадение? А что, если она ему хоть немного, но симпатична?.. От подобных предположений кружилась голова, и Гермиона с трудом сдерживалась, чтобы не пялиться на него слишком откровенно. Решимости Гермионе, как и любому гриффиндорцу, было не занимать, поэтому она решила прояснить эту странную игру в гляделки, но когда собралась просто спросить, голос и нервы сыграли дурную шутку, и вместо спокойного вопроса получился возмущённый выкрик. И разговор сложился так, как сложился.

Гермиона бежала, не разбирая дороги, почти ничего не видя из-за непрерывно льющихся слёз. Только спрятавшись в пустом классе, она сползла по стене и дала волю слезам. Конечно, как она могла решить, что когда-нибудь сможет выглядеть в его глазах иначе, чем заучка с Гриффиндора! Лучше бы и дальше пребывала в неведении и мечтала о несбыточном, чем так, безжалостно, прямо в зловонную лужу! Новые рыдания сотрясли её плечи, и Гермиона собралась было продолжить себя жалеть, но вдруг резко передумала. Нет. Это хорошо, что всё прояснилось. Так даже проще, чем страдать до конца учебного года, воображая себе невесть что. Она как-нибудь переживёт и перетерпит всю эту неповторимую гамму чувств. Затолкает их куда поглубже, и будет думать о занятиях. А Малфой пусть катится к чертям со своими глазами невероятными и ленивой ухмылкой.

Стоило подумать об этом, как сразу стало легче. Конечно, прагматичная Гермиона прекрасно понимала, что это облегчение – временное. Но также понимала, что главное – дать себе время. Всё пройдёт, прошла же любовь к Рону. Значит, и помешательство на Драко пройдёт, надо только подождать. А пока можно заняться трансфигурацией, по которой она начала отставать настолько, что в последний раз получила ВО, вместо П!

Драко собирался с мыслями всё утро, хмуро косясь на стол Гриффиндора. Потом размышлял о том, что сказать, три урока подряд. Потом слегка отвлёкся и даже расслабился, но в обед снова вспомнил, что обещал себе поговорить с Грейнджер. Но решился, в конце концов, только ближе к вечеру, когда увидел, как она пересекает холл.

– Эй, Грейнджер! – крикнул он негромко, когда она почти поравнялась с колонной, которую подпирал Драко. Гермиона сбилась с шага и замерла, оглядываясь. Заметила его, и губы дрогнули, и она тут же сжала их крепко, превратив в тонкую ниточку. – Поговорить надо.

– О чём? – хриплым, каркающим голосом проговорила она. Кашлянула. Повторила ровнее: – О чём, Малфой? Решил опробовать новое оскорбление на мне?

– Вообще-то я хотел извиниться, – пожал плечами Драко, не вынимая руки из карманов. – Но если ты хочешь, могу добавить что-нибудь к вчерашнему. – Он мысленно закатил глаза – что за чушь он несёт?! Если бы кто-то завернул ему язык внутрь прямо сейчас, Драко был бы очень благодарен.

– Спасибо, – едко ответила Гермиона, – я пытаюсь переварить тот факт, что не соответствую твоему изысканному вкусу, поэтому не стоит обрушивать на мой крохотный мозг новый поток твоего сознания! – Она мысленно хлопнула себя по лбу – зачем было говорить про то, что она не в его вкусе? Не решит ли он, что она хотела бы этому вкусу соответствовать?

– Всегда подозревал, что твои мозги слишком малы для того, чтобы вмещать две мысли сразу, – хмыкнул Драко, отлипнув от колонны. Смерив её внимательным взглядом от макушки до кончиков пальцев на ногах, он протянул: – Ты слишком мало осведомлена о моих вкусах, чтобы пытаться составить о них представление.

– В расписании моих занятий нет «Малфоеведения», – парировала Гермиона.

– Так может, его давно стоит ввести? – приподнял бровь Драко, обаятельно улыбнувшись. – Хочешь, я расскажу тебе, что и как я люблю делать?

– Рассказывай тем, кому действительно будет это интересно. – Гермиона величественно пожала плечами, развернулась и ушла, радуясь, что её улыбку он уже точно не заметит. Потому что, и в этом Гермиона себе с лёгкостью признавалась, пикироваться с Драко ей очень понравилось.

Драко ещё долго смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом, а потом качнулся с пятки на носок и весело хмыкнул. Что ж, у них почти получилось поговорить.

========== 3. Терапия от Забини ==========

Как бы там ни было, активные посещения библиотеки пришлось прекратить. К тому же, близился первый матч по квиддичу. Никогда ещё, за все семь лет обучения, Драко не предавался тренировкам с таким рвением и энтузиазмом. Он носился над командой, выискивая снитч, не обращая внимания на холод и мелкий дождь, чувствуя, как с каждым порывом ветра в мозгу становится всё тише и свободнее. На землю он опускался обычно совершенно счастливым человеком, не обременённым никакими заботами, держа в руках трепещущий мячик. Здесь, на поле, он снова был Драко Малфоем, а не сопливым влюблённым мальчишкой, теряющим волю при виде копны каштановых волос.

Но, стоило вернуться в Хогвартс, всё возвращалось, превратившись в непрерывное, мучительное наваждение. Девчонки с факультета надулись на него, причём, все сразу, потому что Драко вдруг перестал обращать на них внимание. Хотя нет, правильнее было бы сказать так: Драко вообще перестал обращать внимание хоть на что-то. Он приходил в гостиную, падал в дальнее кресло и сидел там, мрачнее тучи, изредка сверкая глазами из-под белой чёлки, когда кто-то пытался его окликнуть. Со стороны казалось, что Драко строит планы по завоеванию мира, не меньше. На деле же он просто предавался отчаянию, вспоминая прошедший день и подсчитывая, сколько раз он мог подойти и что сказать, как мог показаться особенно остроумным, но упустил момент, а здесь можно было бы помочь, просто протянуть руку и улыбнуться, и вдруг она улыбнулась бы в ответ?..

Игру Слизерин выиграл, но это была победа с примесью равнодушия – проиграть Когтеврану было бы слишком. Но победу праздновали так, будто выиграли Кубок школы, не меньше. Полыхающее в стаканах огневиски, для девочек – шипящее вино с розовыми пузырьками, плясавшими над кромкой бокалов… Слизерин отдыхал, как умел. Младшие курсы давно легли спать, и в гостиной остались только виновники торжества – сама команда, и несколько друзей. Отгремели уже тосты за Слизерин и квиддич, выпили за каждого члена команды по отдельности и за команду в целом. На двух диванах вовсю тискались парочки, а Пэнси, поджав губки, сидела в кресле, бросая на Драко многозначительные взгляды и покачивая в руках бокал.

Драко же, получив привычную порцию восхищений и поздравлений, сидел в углу, в нише, имитировавшей окно. Галстук валялся рядом, на полу, и длинными тонкими пальцами он время от времени тёр грудь, видневшуюся из-под расстёгнутой на три пуговицы белоснежной рубашки. Что-то зудело там, внутри, мешая дышать нормально. Да что там – жить нормально! Скорее всего, виною меланхолии, напавшей на Драко, был пресловутый огневиски, который догорал в стакане, стоявшем рядом. Но сейчас он чувствовал себя особенно одиноким и обозленным на весь мир. Почему он не мог привести сюда Грейнджер? Посадить к себе на колени, по-хозяйски обняв, целовать её шею, слушая, как кто-то что-то рассказывает, и чувствовать, как она загорается в его руках…

Скрипнув зубами, Драко закрыл глаза и откинул голову, легонько стукнувшись ею о стену. Кретин! Подумай ещё о чём-нибудь в этом роде, а потом гордо пройдись со стояком по гостиной! Может, Паркинсон заметит и решит приласкать… Мысли о Пенси подействовали, как ведро холодной воды, и Драко с удовольствием почувствовал, как отступает напряжение. Машинально снова потёр грудь, словно надеясь вырвать оттуда Гермиону и все мысли, с ней связанные.

– Что, сердечко болит? – раздался голос совсем близко, и Драко распахнул глаза. Блейз успел притащить кресло и теперь сидел почти вплотную к нише, напротив. Он поднял бутылку, призывно качнул её и дождался, когда Драко протянет свой стакан.

– Так что, – снова заговорил Блейз, возвращаясь в кресло и осторожно сдувая пламя с огневиски. – Может, расскажешь, что тебя мучает?

– Похмелье меня завтра будет мучить, – попробовал отшутиться Драко, пряча глаза, делая вид, что его ужасно заинтересовали крохотные язычки пламени в собственном стакане.

– Я серьёзно, Драко. – Блейз быстро оглянулся, проверяя, не подслушает ли кто, и подался вперёд: – Я же вижу, что тебя что-то гложет. Я даже знаю, что. Точнее, кто.

Драко неопределённо пожал плечами и облокотился о колени, обхватив стакан двумя руками. Ему одновременно и очень хотелось, чтобы Блейз действительно догадался обо всём сам, потому что он отчаянно нуждался в ком-то, чтобы поделиться творящимся с ним сумасшествием, и было страшно – как он отреагирует?

– Я видел, как ты на неё смотришь, – усмехнулся Блейз, намеренно дразня и не называя имени. – Чуть ли не с первых дней глаз не сводишь, когда думаешь, что никто не видит.

Драко молчал, пристально разглядывая полупустой стакан.

– Знаешь, а она ничего. Может, я бы тоже на неё глаз положил, жаль, что поздно уже.

Драко вскинул глаза, нахмурился.

– Она ж тоже на тебя таращится своими коровьими глазами, – усмехнулся Блейз. – Как дети, честное слово. Всё в гляделки играете.

– Не неси ерунды, – небрежно бросил Драко, хотя сердце так и прыгнуло в руку, неосознанно метнувшуюся к груди.

– Смотрит-смотрит, – хитро улыбнулся Забини. – И знаешь, если бы это была не Гермиона Грейнджер, я бы удивился, почему ты до сих пор её не завалил.

При звуке её имени Драко вздрогнул всем телом, вызвав новую усмешку у Блейза. Он хлопнул друга по колену и потянулся за бутылкой:

– Судя по всему, дело совсем плохо.

– Ты можешь представить всю глубину моего падения? – попытался съязвить Драко, но получилось слабо. И звучало очень, очень устало.

– Почему же падения? Может, взлёта? – Блейз качнул бутылкой в воздухе, расплескав пылающие капли на пол. – Она выгодно отличается от всех твоих, прежних. И собой хороша. И башковитая.

– Ты правда так считаешь? – надежда в голосе Драко звучала так явно, что Блейзу даже стало его жалко. Немного и ненадолго.

– Правда, – успокоил он, отсалютовав стаканом. – Давай уже, соберись, затащи свою заучку в тёмный уголок, а потом возвращайся к нам. Я скучаю.

Драко криво усмехнулся: послушать Блейза, так всё действительно просто, не стоит и морочиться. Завтра же найти Грейнджер, признаться ей в своих чувствах, затащить в тёмный угол и целовать до потери сознания… Мысли снова потекли не в ту сторону, и когда Блейз, отвлёкшийся на разливание остатков огневиски, поднял голову, то оторопел. Таким он точно видел Драко впервые: в глазах полыхал огонь, а губы, напротив, сложились в нежную улыбку. Цокнув, Блейз подпёр подбородок ладонью и принялся ждать, когда же друг вспомнит, что он здесь не один.

– Надеюсь, ты уже кончил? – спросил он, когда надоело ждать. Драко с удивлением перевёл глаза на Блейза, словно вспомнив, что тот сидит рядом. И вдруг снова поразил друга, второй раз за вечер: он покраснел. Резко вспыхнул: от кончиков ушей по скулам и щекам расползлись алые пятна, словно его застали за чем-то крайне неприличным. Хотя – порылся в памяти Забини – всё, что звалось неприличным, и было связано с Драко, он уже видел, и не раз.

– Знаешь что, – проникновенно сказал Блейз, – ты бы с этим не тянул. А то спермотоксикоз, говорят, в голову резко ударяет.

– Кретин! – беззлобно фыркнул Драко. – Тебя послушать, так только о сексе думаешь.