Текст книги "Любовь с французским акцентом (СИ)"

Автор книги: Luce_Wol

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Ему нужен был шанс. И надежда на то, что все можно исправить.

Она вернулась с первыми нотами аккордеона и смотрела на него уже две минуты. Безмолвные сто двадцать секунд. Целых четыре альтернативных плана в голове, если вердикт суда присяжных будет не в его пользу.

– Мне нужно время, – наконец разрезала она тягостную тишину. – Последние годы прошли в постоянной спешке и бегах, ну ты и сам знаешь. Мне нужно выдохнуть, чтобы разобраться в себе и своих желаниях.

– Я снова хочу быть частью твоей жизни, Гермиона.

– Ты и так ее часть. Но прямо сейчас я не могу сказать тебе дату, когда буду готова двигаться дальше.

Драко глубоко вздохнул, зная, что именно в данный момент нельзя оставлять попыток.

– Хотя бы один ужин в месяц? Все о чем я пока прошу.

Она пожала плечами, не выражая явных возражений против этой идеи, и дружелюбно кивнула.

– Не вижу ничего криминального в совместном поедании пиццы.

Они ушли из ресторана одними из первых, не секрет, что французы – любители засиживаться допоздна.

Открывая перед Гермионой дверь, Драко подумал, как именно она будет добираться домой, и безапелляционно заявил:

– Я тебя провожу.

Audrey Hepburn – Moon river

Как бы удобно не было устроено взаимодействие магического Парижа и магловского, с улицы Симфоний нельзя было аппарировать в не волшебную часть, а немногие камины были либо в частных домах, либо между административными зданиями. И теперь, ритмично шагая по гранитной брусчатке, которой была выложена практически вся магловская часть столицы Франции, они наслаждались тонкой нитью понимания между друг другом и атмосферой вечернего Парижа.

Яркие вывески, шумные компании, робкие поцелуи первых свиданий и… велосипедисты.

– Осторожно! – он успел отдернуть ее на себя, схватив одной рукой за талию.

Она замерла, смотря, как остальные парижане с присущей им эмоциональной жестикуляцией ругаются вслед наглому велосипедисту, нарушившему правила на пешеходном переходе. Замерла, чувствуя спиной рельеф его груди, и, совершенно не отдавая себе отчета, приникла в ответ. Можно было бы назвать это проделками мышечной памяти, но ее коварное сознание предательски подкинуло ей картину того дня, когда они точно в такой же позе стояли в купе Хогвартс-экспресса в середине шестого курса. Он корил себя за то, что не может найти силы пойти против семьи, а она просто смотрела на белоснежные поля за окном, абсолютно безразличные к чужим драмам. Казалось, в них было больше тепла, чем в ее душе, которая с каждым произнесенным им словом все больше леденела.

Это было почти за полгода до падения. Дамблдора. Веры. И их эфемерного будущего.

На сей раз он молчал, едва осязаемо прижимаясь губами к ее виску. Было в этих прикосновениях что-то столь знакомое, как будто все происходило буквально вчера, и одновременно неведомое, потому что сейчас они пытались воплотить в жизнь другой сценарий. Тогда, это была их точка отсчета, после которой они ушли в крутое пике, сейчас же – медленно пытались набрать высоту.

Нехотя отстранившись, Гермиона поспешила перейти дорогу, периферическим зрением следя за неторопливо идущим рядом Драко, чей шаг был как ее полноценных два.

– Велосипедисты? – выразительно посмотрела она, приподняв бровь. – Когда ты успел расширить свои знания в сфере магловских изобретений?

– То, что я не любил магловский мир, не значит, что я его не знал.

– Врага надо знать в лицо? – с усмешкой в голосе отметила Гермиона.

– Очень смешно, – Драко посмотрел на нее с укоризной и потянул к точке аппарации.

Она не успела подумать о том, знает ли он ее адрес, как ощутила его горячую ладонь на тыльной стороне своего запястья и увидела меняющуюся перед глазами обстановку. Парная аппарация была почти идеальной, но с непривычки Гермиона все-таки сделала шаг вперед, пытаясь удержать равновесие. Малфой, придержав ее за локоть, отпустил руку, не желая давить на нее излишней близостью.

Начав движение по направлению к синей входной двери, что была прямо напротив них, она остановилась и, посмотрев на него с чувством трогательной беспомощности в глазах, еле слышно прошептала:

– Возвращайся в Англию, Драко. Мне очень сложно тебя не любить.

Она дала ему шанс.

Комментарий к ОКТЯБРЬ

Совершенно спокойна к любой критике. So, welcome!

========== НОЯБРЬ ==========

Gotan Project – Queremos Paz

Прошел день с начала ноября и месяц с их последней встречи.

Но они переписывались. Много. Давая передышку совам, исключительно, когда Малфой уезжал из страны, потому что последняя попытка отправить письмо из Англии обернулась непониманием от отсутствия ответа, его стремительным возвращением в столицу лягушачьих лапок и желанием заявиться прямо к ней на работу, как выяснилось позже. День за днем тратя чернила на совершенно обыденную информацию, они как будто пытались наверстать время, которое украли друг у друга опрометчивыми поступками, словами и страхами.

Гермиона жаловалась на ужасное французское отопление квартир и собачье «merde», которое стабильно портило ее туфли раз в три дня, а в особо везучие недели и через день. Драко на надоедливого консьержа и несметное количество забастовок перед его отелем, кажется, он называл это «истинным развлечением населения».

Она радовалась выдавшимся свободным выходным, которые провела в графстве Каркассон, изучая виноградные плантации и следуя местным колоритным традициям – задорно топтать виноград голыми ногами. Делилась впечатлениями от семейного воскресного обеда на сорок человек, устроенного ее друзьями, где тетушка Руд, родственница одного из хозяев, была абсолютно уверена, что Гермиона танцовщица из Мулен-Руж, и весь день пыталась выбить из нее бесплатные билеты, как будто для волшебников это являлось огромной проблемой. Сетовала на гостя ее еженедельной рубрики, ради интервью с которым ей пришлось идти по полям три километра, пока она не вспомнила о существовании Патронуса, потому что, видите ли, старец с редким даром предвидения оказался совершенно не готов к ее визиту и забыл снять антиаппарационный барьер около дома, находившегося, между прочим, в богом забытой глуши.

Он восхищался ассортиментом магазина с виниловыми пластинками, который обнаружил не так давно, добираясь от Национальной библиотеки Парижа до своего отеля по улице Ришельё, твердо решив купить себе проигрыватель и зачаровать его на исполнение песен любимых магических групп. Удивлялся странностям творческих натур, с которыми ему довелось познакомиться за прошедший месяц, особенно привычке Огастоса Фурнье рисовать свои картины ядом пятнистого клешнепода, и факту, что именно эти произведения искусства, приносящие одаряемому неделю несчастий, так ценились на черном рынке. Спрашивал, где найти первосортные трюфели в Париже, и, получив список из десяти лучших рынков города, фыркнул, написав, что предположение о том, что он научился готовить – совершенно абсурдно.

И что самое смешное – такого его она и любила. Заносчивого, местами консервативного, нетерпеливого и не желающего напрягать друзей своими проблемами, хотя именно это в прошлый раз, можно сказать, их почти погубило.

Любила Драко за его нежелание объяснять ей одно и то же по несколько раз, предпочитая давать время додуматься самой, за врожденное эмпатическое понимание, безусловно доставшееся ему от матери, за умение держать себя в руках, когда она бросалась необдуманными словами, вспыхивая, как порох от первой же искры. За перфекционизм, высокие амбиции и категоричность к самому себе… за все то, что Гермиона ценила в себе самой.

Они выросли в разных мирах, играли в разные игрушки и получали разные наказания, но бесспорно были очень похожи друг на друга.

Возвращаясь мыслями к событиям двухлетней давности, она подумала о том, что встретила Драко только через два месяца после перехода на их сторону. На обшарпанной кухне одного из убежищ Ордена Феникса, кажется, это был дом кого-то из убитых первой волной. Тогда она говорила ему, что не злится, не обижается и не разочарована. Она лгала. И через месяц лгала. И еще через три. И лишь через полгода, увидев его с ног до головы в багровой крови Теодора Нотта, отпустила. Убийство друзей никогда не было чем-то особенно легким, даже для тех, из кого ультимативно пытались сделать Пожирателей смерти весь последний год. Глядя на тотальный хаос, царивший вокруг, на количество невинных жертв и тяжелых решений, стоящих кому-то жизни, второстепенные переживания отходили на задний план. Отмывая его руки от запекшейся крови в холодном душе, под приглушенные звуки судорожных рыданий, разрывающих тишину дома на Гриммо, она его поняла и приняла, никто из них не мог быть готов к тому, что вчера они были обыкновенными учениками, а сегодня уже рыцарями войны. Это был второй и последний раз в жизни, когда она видела его слезы, а на утро, будто наконец подчинившись правилам жестокой игры, он встал другим человеком. Будто вчерашний день разрушил его до основания и заставил подняться из пепла душевных терзаний. Больше не было мучительных сомнений, бессильного гнева и слепой паники, остались исключительно холодный расчет и хронический недосып.

А Грейнджер, продумывая стратегию очередного сражения, верила, что он выживет. Она просто верила в него, как и всегда. Ушел подростковый максимализм, и осталась лишь очищенная болью в костях от Круцио и именами на надгробиях любовь. Ничуть не простая и не понятная, но такая непритворная, намертво въевшаяся в артерии и не требующая каких-либо условностей.

Теперь же он каждый вторник присылал ей семнадцать пионов ее любимого сорта{?}[Moon river], напоминая о месяцах, что они были вместе. И она знала, насколько трудно их было достать в это время года.

Месяц назад Гермиона готова была сказать ему «да» еще в первую минуту, когда поймала взглядом чарующие глаза цвета февральского неба. Ей не нужно было время для того, чтобы понять, что она к нему чувствует, ей нужно было остыть, прежде чем снова бросаться в омут с головой. Нужно было протрезветь от его пьянящего мысли голоса, очистить свой разум и понять, смогут ли они быть вместе в нынешней системе координат.

***

Париж – не город любви. Это город бесконечного поиска, творческих надежд, опьяняющего вдохновения и свежих багетов. Город, в котором хочется просыпаться и хочется засыпать. Париж – город тонкого чувства стиля, неосуждаемых измен и необычайной легкости. Город с множеством лиц: дорогими магазинами, беспечным весельем, камерной музыкой, уличными шлюхами, беспросветной нищетой и трущобами, приправленными флером поэзии. Город композиторов и иммигрантов.

Хотя любовь тут все же есть, бродит рядом с Монмартром, где ее имя написано на трехстах одиннадцати языках.

Магический Париж мало чем отличается от магловского, но прямо-таки диаметрально противоположен такой родной слуху Англии. Волшебники предпочитают жить на магловской территории по совершенно понятным причинам – эстетической и финансовой. Французские семьи, можно подумать, изначально лишены этого предубеждения, предпочитая наслаждаться красивыми видами, ненавязчиво пользоваться чужими изобретениями и утолять жажду терпкими бургундскими винами. Их миры гораздо ближе друг другу, чем это когда-нибудь будет в Туманном Альбионе. Магический Париж – город, где талант ценится больше родословной.

Они ориентируются среди маленьких улочек, зная, где именно расположены точки для аппарации, прячут волшебные палочки в необъятных карманах плащей и мастерски умеют объяснять соседям то, почему к их окнам летает такое количество сов. Они живут так всю жизнь, ничуть не считая это чем-то странным или фантастическим, реагируя на удивление друзей из других стран с откровенной скукой с примесью пренебрежения.

Именно поэтому сейчас Гермиона почти бежала по улице, пытаясь не ударить никого сумкой, отпрыгивающей от ее бедра, как мячик от стены в сквоше, ужасно опаздывая на выставку молодого и многообещающего волшебника Мануэля Фелипе Кастильо, только что открывшуюся в магловском районе. Повезло, что ее платье с шифоновыми вставками на предплечьях доходило до колен, иначе внезапный порыв ветра открыл бы миру то, что следовало бы открывать мужчине на страстном рандеву, а не продавцам поддельных сумок на пересечении улиц Вожирар и Борроме.

Наконец, оказавшись на месте, она взяла шампанское с фуршетного стола при входе и сделала глоток, пытаясь утолить сухость в горле и успокоить дыхание от незапланированной пробежки в ботильонах. Помещение делилось на несколько залов, часть из которых была скрыта магией, и, чтобы найти вход в другую зону, надо было точно знать, куда идти.

В магловской части выставлялись работы Анны-Луизы Пикард, Гермиона не была знакома ни с ней, ни с ее творчеством, хотя на первый взгляд талант у художницы какой-никакой, но был. Красочные мазки, экспрессивно разбросанные по углам холста, довольно четко передавали настроение автора.

Свободной рукой взяв канапе, которое так настойчиво предлагал возникший перед ней официант, она отправила его в рот, не ожидая, что вкус рыбы окажется до такой степени омерзительным. Судя по всему, эту рыбу долгое время истязали, отдавая ей весь залежалый корм, что был у рыбаков в закромах, и она, решив, что месть – блюдо, которое подают холодным, воплотила свой дьявольский план уже после собственной смерти, заставив Гермиону стремительно выплюнуть остатки канапе в салфетку и обратиться к пожилой паре, рассматривающей картину прямо рядом с ней:

– Désolé, vous-savez… sont les toilettes?{?}[– Извините, вы не знаете, где здесь туалет?]

На что француженка поджала губы и, небрежным жестом указав на противоположную стену, взяла под руку спутника, и двинулась дальше, переключаясь на следующий экспонат.

Гермиона резко повернулась в сторону, бесцеремонно влетев в чью-то грудь.

– Спустя год ты все так же плохо говоришь по-французски? Как ты выживаешь в этом городе?

Ей не надо было поднимать голову для того, чтобы узнать этот язвительный тон по первым же протяжным нотам.

– Не всем так легко даются языки, – любезно пояснила она, мысленно коря себя за то, что забыла обновить чары перевода.

Драко, посмотрев поверх ее макушки, пока она отвлеклась, убирая на поднос с пустой посудой салфетку с злосчастным бутербродом, произнес:

– Я надеюсь, что ты смотрела на эту картину так долго, потому что пыталась разглядеть в ней хоть что-нибудь хорошее?

– Мне стоило догадаться, что ты можешь здесь появиться.

– Могла бы и сама меня пригласить, – с едва заметной обвинительной интонацией сказал он, чуть наклонив голову к плечу.

– Я думала, ты до сих пор в Англии.

– Я не собираюсь уезжать на столь долгий срок без тебя.

– Ты же в курсе, что навязчивость – это эмоциональное насилие? – пряча улыбку за бокалом шампанского, она повернулась обратно к картине.

– Это не навязчивость, а упорство. И не в том случае, когда второй человек хочет того же самого.

– А вот уверенность спустя годы точно осталась при тебе.

Он сделал небольшой шаг вперед, но его вполне хватило, чтобы теперь стоять к ней непозволительно близко. Не настолько, чтобы вызвать возмущение в приличном обществе, но так, чтобы она без каких-либо усилий чувствовала его дыхание где-то в районе затылка.

– Я намерен исправить ошибки, и ты – основной пункт этого плана, Гермиона.

По прошествии минуты немного напряженного молчания Драко решил направить разговор в более безопасное русло:

– Эмоциональное насилие – это скорее то, на что я сейчас смотрю.

– Ты ничего не понимаешь в живописи, – фыркнула в ответ Грейнджер, перекидывая свои выпрямленные волосы с плеча назад.

– Нарцисса рисовала почти половину жизни, поверь мне, я знаю о предмете разговора достаточно.

– Ты же не рисуешь сам, какое право тогда имеешь критиковать? – поворачиваясь на него с таким знакомым вызовом в глазах.

– Я знаю то, как получаются такие картины, и знаю то, как они должны получаться. Все мы можем брать в руки кисть и хорошо рисовать по шаблонам, для этого не нужно наличие таланта. По-настоящему талантливый художник – тот, кто обладает прекрасной техникой рисования, но у которого отсутствуют границы для его творчества.

Снова посмотрев на картину, она вздохнула, не желая принимать его оскорбительное для художника мнение.

– Пожалуй, это не лучшая ее работа.

– Не лучшая? Пожалуй, ей стоит подумать о другом способе зарабатывать себе на жизнь.

Оглядев остальную часть зала и удостоверившись, что тут нет ничего стоящего, Малфой произнес:

– Пора посмотреть на то, ради чего мы, собственно, сюда пришли.

И, почти невесомо положив руку ей на талию, чуть подтолкнул к стене, декорированной искусственным мхом, с едва заметной нишей в конце.

Проход в другой зал был скрыт дезиллюминационными чарами, а по ту сторону магической завесы собралась вся богема волшебного Парижа. И это как раз было более чем ожидаемо в отличие от того, что Гермиона увидела следом. Пары людей, стоявшие на нескольких платформах посреди огромного пространства, изображали сцены, запечатленные на картинах, как стало понятно позднее. Они были несомненно красивы, абсолютно неподвижны и… полностью обнажены.

Брови Гермионы взлетели в вверх.

– Я несколько иначе представляла себе вечер понедельника.

– О, а вот это уже интересно! – Услышала она Драко, реплика которого сквозила заметно возросшим энтузиазмом. – Начинаю понимать, почему ты выбрала именно этот город.

Окинув его скептическим взглядом, она увидела в толпе знакомых и резко зашагала в их направлении:

– Дэмиан, – убийственно ласковым голосом начала Грейнджер, – если бы я знала, что ты приведешь нас на секс-выставку, я бы оделась соответствующе здешнему антуражу.

– Не волнуйся, твой наряд вполне вписывается, – не смог смолчать Малфой, и получил уничижительный взгляд в ответ на свой комментарий.

– Ты не понимаешь современного искусства, Гермиона, – с оттенком пафоса произнес мужчина, к которому она обратилась ранее.

– Она только что говорила то же самое обо мне! – веселился Малфой, очевидно ощущавший себя достаточно комфортно в подобной атмосфере зала. Он протянул ладонь молодому человеку, – Драко Малфой.

– Дэмиан Жаккар, – представился начальник Гермионы и, отметив явный акцент, констатировал, – тоже британец. Занятно.

– Да, – подтвердив очевидное, отозвался Малфой, – мы скопом мигрируем ради того, чтобы есть по утрам круассаны.

– Весомая причина для переезда, – с улыбкой согласился француз и перевел глаза на Гермиону. – А вы…?

– Мы учились вместе. В Хогвартсе, – зачем-то уточнила она.

Было видно, что Дэмиан, обладающий отнюдь не заурядным умом, ни капельки не поверил в ее малоинформативное объяснение, но не стал далее развивать тему.

– Думаю, что нам стоит оценить шедевры современного искусства, да, Гермиона?

– Шедевры, как же, – услышал он ее бурчание, уводя в сторону коллекции.

– Еще немного и я начну думать, что вместо тебя со мной идет девяностолетняя Мадлен Малфой под Оборотным.

– Я видела ее единожды, она не так занудна, как ты все время рассказываешь.

– Ты просто плохо ее знаешь, – и, ухмыляясь, задал интересующий его вопрос, – так мы учились вместе?

– Я не хотела лишних вопросов. Это был мой начальник.

– А были бы вопросы? – остановившись у первой картины в основной части галереи, он достал портсигар и, высунув сигарету, привычным движением поджег ее концом палочки.

– У французов весьма своебразное понятие о границах личной жизни, – неодобрительно поджав губы, она обратила внимание на висящее на стене творение.

При виде данного творчества курить хотелось даже Гермионе. Выставка имела название «Семь смертных грехов», и, судя по изображениям, страсти, которые могут погубить человечество, у магов и маглов были одними и теми же. Гнев, зависть, лень, чревоугодие, высокомерие, алчность, похоть в движении. Своим эффектом трехсекундного действия техника, использованная художником, поразительно напоминала колдографии.

Перемещаясь от картины к картине, Гермиона все явственней испытывала жар, приливающий к щекам. И если сначала все было достаточно невинно, например олицетворение обжорства, где мужчина лежал рядом с женщиной на ковре из всевозможных явств, как на лучших полотнах эпохи Барокко, и одну за другой клал в ее рот нити спагетто, то на последних произведениях, за которыми они в данный момент наблюдали, уровень мастерства живописца раскрывался в полной мере. Волны вожделения обрушивались градом, стоило лишь мельком увидеть туманный взгляд девушки, чья спина, чуть приподнятая в изгибе, опиралась лопатками на стол в мастерской, а разметавшиеся белокурые волосы были измазаны яркими масляными красками, и смуглого парня, поступательные движения которого были не то что убедительны, а ощущались как спектакль в реальном времени. Как порок во плоти.

Но хуже всего было «Высокомерие». Образ женщины, смирно стоящей на коленях, и мужчины, наматывающего на кулак поводок, прикрепленный к кожаному ошейнику на ее тонкой шее, единственному подобию одежды, что он позволил ей надеть, отпечатался в памяти настолько четко, будто был вырезан клинком Беллатрисы Лейстрендж. Этюд, словно насквозь, был пропитан властностью, претенциозностью и доминированием.

– Интересная интерпретация высокомерия, – решив высказать свое мнение, многозначительно произнес Драко.

Гермиона смотрела на происходящее приоткрыв губы и в который раз за день испытывала сухость во рту.

– Мне однозначно нужно еще выпить, – нервно сглотнув слюну, глазами начала выискивать в комнате местонахождение чего-то, имеющего градус выше, чем сливочное пиво.

– Тебя столь сильно смущает, что на них нет одежды?

– Меня смущает, что они двигаются так, что я ощущаю себя невольной наблюдательницей того, на что бы мне смотреть определенно не хотелось.

– А по-моему в этом что-то есть, – он положил руку ей на поясницу и медленно повел пальцами вдоль позвоночника, – обнаженная натура гораздо ярче передает образы и дает твоей фантазии возможность представить все наяву.

Гермиона отчаянно пыталась собраться с мыслями, но звук его голоса был уже где-то далеко на подкорке ее сознания. Щеки горели, дыхание остановилось, казалось, что ей не хватает воздуха в легких, чтобы сделать вдох.

Из подступающего состояния транса ее вывел голос Жаклин, от которой прямо-таки веяло непростительной беззаботностью. Она была не одна.

– Гермиона, хочу представить тебе потрясающего художника Мануэля Кастильо! – с неудержимым энтузиазмом она размахивала руками от восторга, когда он сделал шаг вперед, и девушка оказалась вне его зоны видимости.

– Рад познакомиться, – он легко прикоснулся губами к ее полыхающим скулам. – Так, как вам работы?

– Хм, так это, – немного запнувшись, жестом указала она на коллекцию, – ваше?

Мануэль улыбнулся и сделал глоток из бокала.

– Картины? Да, целиком и полностью.

– Очень… правдоподобно, – в конце концов нашлась она.

– Креативно и невероятно талантливо. Я бы использовал слово «новаторски», – энергично добавил блондин, – Драко Малфой, отныне ваш ярый поклонник.

– Мы с вами одинаково смотрим на искусство, мистер Малфой. Вы, несомненно, прочувствовали ту откровенность человеческой сути, которую я хотел показать.

– О, вы даже не представляете насколько, – слегка потянув за волосы Грейнджер, окончательно убрал руку с ее спины.

С нескрываемым восхищением наблюдая за удаляющейся фигурой светила современной живописи, Жаклин повернулась к паре.

– Мы собираемся в бар, вы присоединитесь?

– Драко собирался…

– Я с удовольствием, – нагло перебив ее и не оставив возможности для его капитуляции, ответил Малфой.

– Отлично. Собираемся на выходе через пять минут.

***Bryn Christopher – The Quest

Их было четверо. Стройная зеленоглазая Мари в комбинезоне оттенка виардо, чей взгляд светился юношеским задором, чрезмерно эмоциональный и разговорчивый Ренье, лицо которого обрамляли светлые волнистые кудри, Жаклин – девушка с волосами цвета соломы, аккуратно собранными в конский хвост, которая, стоя на каблуках, казалась выше самого Драко, и Дэмиан, самый спокойный из компании, он говорил приятным мягким баритоном, не злоупотребляя жестикуляцией, что было удивительно для того, кто вырос в стране, где не принято скрывать эмоции.

Они зашли в Chez Papa, когда в нем уже заканчивались места для такой большой компании, но Жаклин проторенной дорожкой провела всех вглубь бара.

– Чем ты занимаешься, Драко?

– В основном ювелирным бизнесом, здесь скорее искусством.

– Открываешь новую фирму или решил попробовать себя в творческой стезе сам? – в быстром темпе пролистывая меню, вероятно зная его содержание наизусть, уточнил Дэмиан.

– Можно сказать, что первое – дочернюю организацию.

– Тоже связанную с магией камней?

– Смежное направление. Дизайн-проекты жилой и коммерческой недвижимости, оформление с помощью современной живописи, фотографии, скульптуры, – неспешно перечислял Малфой, чтобы это не было похоже на утрамбованную временем речь, которую он произносил уже не один раз. – Также компания будет заниматься проведением выставок современного искусства в бизнес-пространствах и сопровождением командных корпоративных мероприятий программами в области искусства.

– Интересно… Надо будет поговорить потом поподробнее за чашкой кофе, у меня как раз есть несколько людей, кто был бы заинтересован в данных услугах.

– Буду только рад.

Драко небрежно закатал рукава своей синей поплиновой рубашки и взял сигарету, вежливо предложенную его собеседником. Оказалось, что сложно не курить там, где курит каждый второй.

– Почему именно Париж?

– Самый частый вопрос, который я слышу в последнее время, – на лице Малфоя мелькнула усмешка. – А почему бы и нет? Под куполом этого города скрывается целая бездна талантов.

– Тоже верно. Мы как раз недавно публиковали статью о талантах, поставленных на поток в городе, дарующем не только вкусное вино, но и вдохновение. Она вроде так называлась, да, Гермиона? – обратился Дэмиан к девушке, которая все это время внимательно слушала их диалог.

Но она уже не слышала. Она, не в силах оторвать взгляд, смотрела на то, как пленительно Драко выпускает тонкую струйку дыма из полуоткрытых губ и затягивается вновь.

– Гермиона? – Жаккар окликнул ее снова, поняв, что мыслями она находится очень далеко от этого шумного бара.

Чуть вздрогнув от неожиданности, Грейнджер не преминула ответить как можно быстрее:

– Все в точности, как ты и сказал.

– Кстати, – воспользовавшись моментом, Жаклин в очередной раз попробовала поднять тему безграничных возможностей Гермионы, – почему ты не пишешь сама? Я вполне могу себе представить твою первую статью, – она взмахнула в воздухе рукой, словно рисуя обложку к журналу, – «То, о чем французы предпочитают не говорить вслух».

– Для начала, это был бы не первый мой опус, – с напускной важностью делая вид, что поправляет несуществующие очки на миниатюрном носике, ответила Грейнджер. – Когда-то я писала инструкцию «Двадцать одна вещь, которую необходимо взять с собой, пускаясь в бега».

На этом моменте Малфой поперхнулся и начал безостановочно кашлять, пока Дэмиан не хлопнул его по спине так, что Драко чуть не выплюнул свои многострадальные легкие.

– Мне всегда нравилось, как ты шутишь, – улыбнулась Мари и попыталась просигнализировать официанту о готовности сделать заказ.

– Почему все всегда думают, что я шучу? – драматично возмутилась Гермиона, прилагая все усилия для того, чтобы не присоединиться к всеобщему смеху.

– Это было бы поинтереснее, чем статья «Вся правда о фарфоровых статуэтках кошек в кабинете Министра магии Франции», – вставил свое слово Ренье с невозмутимым выражением лица.

– Да-да, или той, что была на прошлой неделе «Мужская любовь на древке общей метлы: атмосфера в раздевалке Гренобльских медоедов», – подхватила тему Жаклин.

– Ну, если проза чиста и честна… – хитро улыбаясь, вскинул руки Ренье, намекая на то, что его обличающая статья имеет право на жизнь.

– Да ты просто обожаешь «желтые» сплетни, – сказала она как нечто само собой разумеющееся. – Повезло тебе, что ты болеешь за «Авиньонских горгулий», а то издевались бы над тобой еще как минимум полгода.

– А ты у нас, как всегда, самая добрая в компании, – ехидно огрызнулся парень и переключился на Драко. – Твоя очередь.

– В каком смысле? – выразил недоумение Малфой, отпив из своего бокала и поставив его на массивный барный стол из темного дерева.

– Не говори мне, что ты не смотришь квиддич. Во Франции это – табу! – Но получив несколько скептических взглядов, видоизменил предложение:

– Хорошо, хорошо! Табу для меня. Даже Гермиона увлеклась чемпионатом Франции, – с победой в голосе продолжил Ренье, будто нашел неоспоримый аргумент в пользу того, что спорт – это жизнь.

Гермиона, широко распахнув глаза от удивления, повернулась налево к сидящему рядом с ней Драко, который вопросительно изогнул бровь, ожидая разъяснений, и покачала головой из стороны в сторону, отрицая произнесенный вслух факт.

– Ничего подобного.

– Ты же не раз ходила с нами на игры.

– Ты бессовестно манипулировал мной! – тыча в него пальцем, возмущалась Грейнджер. – «Гермиона, а как же командный дух? Гермиона, все очень расстроятся, если ты не присоединишься к компании», – передразнивала она своего коллегу.

– Это было важное решение для благоприятного климата в коллективе, принятое для укрепления отношений между сотрудниками и одобренное на самом высоком уровне! – пытался оправдаться светловолосый парень с минимальным акцентом в речи. Единственное, что кроме мелких кудрей выдавало в нем типичного француза – невысокий рост.

– Да, но почему-то укреплял ты командный дух не с нами, а с той блондинкой из секретариата в подтрибунном помещении. Как, кстати говоря, ее звали?

– Та, что с шикарной задницей? – присоединился к спору Дэмиан.

– Та, чьи губы похожи на нос нюхлера.

– Не помню, помню только на редкость крепкую задницу.

– Это была лучшая ее часть, – мечтательно пропел Ренье и подмигнул коллеге. – Поднимем же тост за крепкие задницы и доверительную коллективную атмосферу!

– Она что умерла? – задал один из самых неожиданных вопросов вечера Драко.

– Кто?

– Девушка из подтрибунного. Почему «была»?

– Ах! Да, она пала смертью фальшивых парижанок: от удушающей заботы скучных мужчин и двухтомного свода правил о том, как ухаживать за своей лужайкой, – картинно вздохнув, Ренье поднял свой бокал снова и отпил половину, показывая соответствующий данной трагедии уровень печали.

Выразительно закатив глаза и изобразив страдальческое лицо, Гермиона повернулась к Драко, чтобы пояснить:

– Вышла замуж и уехала жить в Прованс.

Но Малфой не успел понимающе улыбнуться, когда вдруг Ренье вспомнил, о чем изначально шел разговор, и вернулся к его персоне.