Текст книги "Любовь с французским акцентом (СИ)"
Автор книги: Luce_Wol
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
========== СЕНТЯБРЬ ==========
Взглянув на аккуратные маленькие часы на левой руке, Гермиона вздохнула, вывела пером в шапке письма адресата и, запечатав конверт, взмахнула палочкой, отправляя статью на редакцию.
Пора идти. Тут не любят тех, кто засиживается допоздна, иной менталитет. Нет, не просто иной – другая вселенная в сравнении с Лондоном.
Каким бы теплым ни был конец сентября в этом году, Гермиона не желала лишний раз принимать бодроперцовое зелье, поэтому, накинув кардиган на плечи, она взяла с края стола сумку и вышла в коридор под торопливый перестук каблуков. Все спешили. Присутствие в офисе после шести сигнализировало не только о том, что ты довольно медлителен в выполнении рабочих задач, раз вынужден оставаться сверх графика, но и об отсутствии личной жизни, что являлось совершенно недопустимым по меркам данного общества. Так что во избежание социального осуждения и закономерных вопросов начальства о твоих способностях, необходимо было придерживаться трех основных постулатов:
1. Работа заканчивается ровно в шесть и ни минутой позже.
2. Женские ноги счастливы лишь на каблуках.
3. Нет неправильного времени для бокала вина.
Причем каблуки были самым раздражающим Гермиону фактором во всем французском менталитете. Это было настолько стереотипно, что даже не верилось, что именно в ее офисе заставляли их надевать, в то время как настоящие французы ходили по улице в том, в чем обычно просыпались по утрам.
Но в данный момент она действительно торопилась, так как на горизонте маячило premier rendez-vous{?}[ Первое свидание], на которое она согласилась, не выдержав сокрушительного напора друзей, а опоздание на запланированную встречу однозначно не входило в ее рамки приличий.
Выйдя из магической части Парижа и пройдя по бульвару Маргерит де Рошешуар, она свернула к тихой площади д’Анвер, которая в данную минуту кишела местными жителями, использующими ее в качестве отправного пункта для пятничного вечера. Свидание было назначено в Le Bistrot de Madeleine, славившегося прежде всего своим великолепным выбором вина, что было отнюдь не лишним. По крайней мере, если незнакомец будет совсем плох, то можно благополучно скрасить этот вечер парой бокалов. А может даже и не парой…
Фредерик был мил. Чарующе зачесывал назад свои темные кудри, которые неустанно лезли ему в глаза, заливисто хохотал над ее попытками заказать себе капучино в первые дни в столице, активно жестикулировал, рассказывая о неумелом водителе, ехавшем со скоростью тридцать километров в час по трассе E5 из Бордо в Париж… и очень плохо шутил. То ли она не понимала исконный французский юмор, то ли у него этот юмор и вовсе отсутствовал. Он был легок, образован и забавно произносил ее имя, пропуская первую букву, но это было не то. Точнее не тот. Не Он. Ей бы точно не помешала хорошая компания в городе, где любовь настойчиво хотела принять одинокую англичанку в свои объятья, но несмотря на это Гермиона все равно не согласилась на второе свидание.
Утро субботы вышло сумбурным: начальник неожиданно решил прислать правки по статье, чего не делал буквально никогда. Что именно его смутило в этот раз, она так и не поняла, но сова с очевидно отвратительными манерами, принесшая письмо с пометкой «срочно», испортила не только ее планы понежиться в постели, но и прекрасное настроение.
Заварив себе кофе, она отлевитировала материалы на журнальный столик, сделала глоток из кружки, пытаясь прийти в себя для активного мозгового штурма, и начала надиктовывать волшебному перу исправленный текст, прохаживаясь из угла в угол по крохотной гостиной.
Квартиры – это особенный сюрприз для тех, кто в Париже впервые. Переезжая в столицу, она плохо себе представляла, как в действительности выглядят здешние дома изнутри. Не сказать, что она была приятно удивлена, когда пересекла порог апартаментов, которые могла себе позволить на зарплату репортера рядовой парижской газеты. Квартирка была чуть больше холла на Гриммо, включая кухню и ванную. Спасибо хоть за то, что ванная находилась в отдельном помещении, а не стояла посреди комнаты. О популярности сего аутентичного стиля ей сообщили гораздо позднее коллеги, которые посетили ее каморку и искренне восхищались размахом жилья.
Обед в одиночестве в подлинно французском бистро Le Vrai Paris был еженедельной субботней традицией. Кажется, что уже все знакомые были в курсе этой непомерной по их мнению странности, а также о времени, к которому она обычно приходит, но, прекрасно помня об уважении личных границ, за девять месяцев в Париже никто «случайно» так и не появился в дверях кафетерия, чтобы ненароком составить Гермионе компанию. Именно поэтому был удивителен тот факт, что в данный момент мужской силуэт в темно-сером одеянии приземлился на стул ровно напротив нее, отвлекая от интереснейшего чтива Блейнхема Стока «Маглы, которые умеют видеть».
Это был Он. Ее взрыв из прошлого, человек прошедшийся экскаватором по меридианам ее сознания, вскрывший каждый нарыв, который она старательно прятала в глубинах лабиринта разума. Он долгое время был ее беспрестанным утешением, а после невероятной болью. Он был тем, чей тембр голоса заставлял горло пересыхать, чья привычка щелкать пальцами не бесила, а заставляла скрывать улыбку, чьи губы вызывали жгучее желание нежно укусить, проводя языком следом, чтобы загасить сладостную боль.
Он был любовью всей ее жизни.
Глупо было считать, что они никогда не встретятся, но, честно говоря, Гермиона не думала, что это произойдет так скоро. Кажется, она пропустила отправление поезда тысячи воспоминаний.
– Привет.
Ну вот. Его простое «привет» выбило весь воздух из легких. Она всматривалась в лицо Драко, желая понять, как много отпечатков на нем оставили два последних года, но остановила свое внимание лишь на новом шраме около левого виска, который невозможно было бы заметить, если не прорисовывать его портрет в своей памяти так же филигранно, как это делал молодой Кипренский.
– Я… не ожидала тебя здесь увидеть, – единственное, что смогла вымолвить Гермиона после секундной паузы.
– De l’eau, s’il vous plaît{?}[– Принесите воды, пожалуйста], – внезапно переключился Драко на подошедшего официанта. Тот вывел пару слов на странице блокнота и снова оставил их наедине.
– Ты ведь знаешь, как я люблю делать сюрпризы.
– Конечно. Знаю это так же четко, как и то, что я их ненавижу, целиком и полностью.
Малфой мягко улыбнулся и, немного склонив голову набок, сказал:
– Не всегда.
Неизвестно, на что конкретно он намекал: на последнее проведенное вместе Рождество в девяносто шестом или на сегодняшний день. Но намек определенно был.
– Ты уехала из Англии.
– Да.
– Живешь в Париже.
– Развлекаешься, называя вслух очевидные вещи? – иронично приподняв бровь, произнесла Гермиона и вернулась взглядом к мелкому шрифту на страницах новой книги, чтобы успокоить стучащее набатом сердце. Что, судя по всему, ничуть не смутило Драко, продолжившего гнуть свою линию.
– Ты прекрасно выглядишь.
– Спасибо. И ты довольно бодр и весел после года следствия, – все это напоминало атмосферу театра. Как будто они поневоле участвовали в сценической постановке, где на фоне играла Лунная соната Бетховена в исполнении Королевского филармонического оркестра, а за столиками сидели восторженные зрители, ждущие развязки сего действа.
– Меня оправдали.
Гермиона подняла голову, окончательно закрыв книгу, которую держала в руках.
– Я знаю, – игривость тона улетучилась в миг.
И вот она. Та неловкая, но ожидаемая пауза, когда разговор принимает серьезный оборот, отодвигая искорки веселья на задний план.
– Ты сбежала, – он замолчал, видимо надеясь на ответную реакцию на произнесенную вслух правду. – Меня отпустили, а ты сбежала из страны.
– Я не… – тяжело вздохнув, Грейнджер начала новую попытку, – я сбежала задолго до того, как следствие вынесло вердикт. Сопоставление временных рамок тут ни к чему.
– Я хочу услышать почему, – надавил Малфой, смотря на нее так, как будто Гермиона не понимает очевидных вещей, и сделал жест рукой, подталкивая к тому, чтобы слово держала она.
Грейнджер решила, что не вытянет этот разговор без допинга, и сделала внушительный глоток.
– Устала от войны. От воспоминаний. От скорби. Сбежала, потому что хочу жить – не смотреть с утра на свои фотографии в газетах, не слушать бесконечные дифирамбы в свой адрес, а просто жить. Я выполнила моральный долг, всецело отдав свою юность войне, но никто не говорил, что я должна мучительно терпеть ее последствия и находиться там, где все напоминает о смерти. Надоело строить из себя героиню, – мрачно усмехнувшись, закончила она, поднимая на него полный затаенной обреченности взгляд.
Драко молчал. Они оба молчали.
Их спас официант, который наконец-то принес заказанное кассуле. Ощущение, что повар успел сыграть пару сетов на Ролан Гаррос, прежде чем занялся блюдом Гермионы.
– Мы можем поговорить? – он наклонился к ней корпусом, накрыв ладонью ее кисть. Она отметила довольно резкую попытку сближения, но руку убирать не стала.
– А сейчас по-твоему мы практикуем чревовещание?
– Да… Запасов твоего сарказма хватит на всю магическую Англию, – отклоняясь обратно на спинку, произнес Драко. – Я имел в виду нормальный разговор за ужином.
– Смотря, что ты… Ладно, заканчиваю с шутками, прости. План на сегодня уже выполнен. Ты же не уедешь, не получив ответы, да? – окончательно смирившись с данным положением дел, пробормотала Грейнджер с нотками безысходности в голосе.
– Завтра. В семь. Знаешь, где находится La Lampe Magique{?}[Волшебная лампа]?
Малфой дождался утвердительного кивка и, высунув фунты из бумажника, двумя пальцами положил их на стол. Там было больше, чем нужно. Что-то все-таки неискоренимо – он всегда платил за двоих.
– До завтра.
– До завтра, – почти шепотом ответила Гермиона.
Он ушел, оставив после себя шлейф знакомого парфюма, ворох неясностей и металлический привкус ностальгии.
Но это заставило ее улыбнуться. Магловские духи. Ее подарок ему на шестнадцатилетие в конце пятого курса.
Комментарий к СЕНТЯБРЬ
Совершенно спокойна к любой критике. So, welcome!
========== ОКТЯБРЬ ==========
She & Him – We’ll Meet Again
Когда утро начинается с сигареты и кофе на балконе с видом на Елисейский дворец, то поневоле начинаешь ощущать себя героем фильма Вуди Аллена. Жаль, что общего между Драко и персонажем магловской комедии было только не самое светлое прошлое и совершенно неясное будущее.
Он шумно выдохнул дым и, облокотившись на перила, стряхнул пепел с сигареты на оживленную улицу. Несмотря на то что осень была в самом разгаре, она пахла не тоскливым сентябрем, а скорее беззаботным июлем. И цветами. Вероятно, причина была в том, что прямо под ним находились чуть ли не все запасы ирисов, продаваемые на Елисейских полях.
На углу стояла большая очередь из людей, гнавшихся за свежей выпечкой для воскресного завтрака, мимоходом шли туристы, фотографируя каждую расписанную фреску на фасаде дверей, а справа без умолку трещали две француженки, обсуждая то ли водное поло, то ли польско-словацкий конфликт. Что именно и чем-таки кончилось дело, он так и не услышал, потому что раздался стук в дверь – принесли завтрак.
Прожив во Франции два месяца, Малфой понимал, почему она запала Гермионе в душу. Париж не видел этой войны. Не видел тысячи смертей, не чувствовал липкого страха, преследующего тебя даже во снах. Люди не остерегались случайных знакомств, не шарахались от громких звуков и не боялись выходить из дома. Они были полны безмятежности, восторга и нетерпения. В таком Париже не было места слезам. Только раздражению на погоду, начальство, действующую власть и неожиданно закончившиеся бриоши в пекарне. Но после целого года в камере предварительного заключения Драко вполне мог с этим смириться.
Париж не видел этой войны. Жителям города не приходилось испытывать чувство вины за тех, кого не сумели спасти, опустошение от бесконечных попыток, заканчивающихся очередным провалом, и едкий привкус горечи за собственные поступки, обжигающей горло хуже дешевых сигарет. Их руки не были запятнаны кровью, а палочки смертельными заклятиями. Они были чисты перед создателями и перед собой. А Драко не был.
Вряд ли, воспитывая наследника в постоянном страхе, Люциус задумывался о том, что когда-нибудь умрет от заклинания, выпущенного из палочки собственного сына.
Немногочисленная семья, теперь в большинстве своем состоящая из кучки портретов, как и ожидалось, не поняла его решения и не приняла с распростертыми объятиями. А Драко вполне хватало осуждения всего магического населения Британии, чтобы еще выслушивать, что он предатель династии Малфоев от многочисленных родственников, обитающих на стенах поместья.
Так, в чудный вечер вторника на заднем дворе Мэнора без какой-либо должной торжественности горели фамильные портреты. Это было гораздо проще, чем Драко предполагал: ни сожаления, ни страха, ни ностальгии не было ни в мыслях, ни в отражении глаз, лишь синее пламя вековых предубеждений, окончательно ушедших во тьму.
Война изменила все. Как будто смахнула предательское чувство страха и иллюзорную золотую пыль с заветов, навязываемых Драко годами. Разорвала кованую цепь, связующую с семейными предрассудками, и открыла совершенно новую реальность, где возможно принимать собственные решения, не держаться за устои и любить того, кого хочешь. Это было похоже на внезапное увеличение Вселенной и открытие метагалактики, про которую все остальные давным-давно знали. Кажется, что в мирской жизни это называлось взрослением, в случае Драко – скорее откровением.
Отправив восхитительный бекон из своей тарелки прямо в желудок всего за минуту, Малфой вознес хвалу небесам за то, что в этом отеле все еще присутствовал в меню завтрак, включающий в себя хоть что-то мясное – крайне необычное явление для консервативной и пылающей ненавистью ко всему английскому Франции. В расписании на сегодня стояла пара встреч и минутка бюрократического наслаждения в Министерстве магии, где было необходимо подтвердить лицензию на осуществление предпринимательской деятельности.
Когда-то от Le Bristol до улицы Симфоний, где начиналась магическая часть Парижа, прямо за выцветшей вывеской «Пекарня» и стрелкой направо, висевшими, казалось, уже целую вечность на каменной кладке дома у подножья базилики Сакре-Кёр, было три с половиной километра, сорок пять минут или примерно четыре тысячи шагов пешком по неровной брусчатке. Его мать любила сбегать с ним из французского поместья, чтобы прогуляться по городу на берегу Сены, когда он был еще ребенком, так что этот путь он знал почти наизусть.
Драко зашел в Министерство на десять минут и застрял там на два бесконечно долгих часа, таскаясь из кабинета в кабинет, чтобы написать бесчисленное количество заявлений. Нелепый чрезмерный бюрократизм этой страны неимоверно раздражал и порой приводил в уныние. Заполнять столько бумаг удручало бы даже Долорес Амбридж, не пади она жертвой репрессии, утвержденной на XII съезде Партии «Кентавры за правое дело» в Запретном лесу.
На ступеньках при выходе из здания Малфой краем глаза заметил главную городскую совятню, тонко намекающую на причину, по которой эта улица называлась аллеей Белых Сов, но не стал заострять на ней свое внимание и повернул на главную улицу магического Парижа.
Он уже ждал его, поедая салат Нисуаз за столиком на улице.
Его звали Габриэль Моро, ему было тридцать четыре, он был полукровкой и одним из лучших в этой сфере бизнеса, по крайней мере, так про него говорили другие. Он виртуозно вертелся между обоими мирами, с детства досконально зная каждый из них.
Он был решителен, остроумен и, бесспорно, талантлив. Последнее Драко ценил в нем больше всего.
И он тоже курил. Хотя можно пересчитать по пальцам тех, кто не курит во Франции.
Они оба начали курить в пятнадцать, но Малфой от ежечасно нарастающего стресса, а Моро ради развлечения. Видимо, страсть к развлечениям затягивала больше, чем желание успокоить трясущиеся руки, потому что спустя двадцать лет Габриэль все еще носил пачку культовых Gitanes во внутреннем кармане пиджака.
Увидев подходящего к нему Драко, француз приподнялся, протягивая руку в приветственном жесте.
– Я опоздал? – задал вопрос Малфой, пожимая руку в ответ и всматриваясь в часы, висевшие над входом в кафе.
– У меня было свободное время, – вытирая уголки губ и бросая салфетку на стол, – поэтому приехал заранее.
– Вина? – указывая на откупоренную бутылку, предложил Моро.
– Не сегодня, – помня о важности предстоящего вечера, Драко потянулся к графину с водой.
– Как знаешь, – он оценивающе хмыкнул, но настаивать не стал.
– Нам покажут помещение в три часа, цифры остались те же. Арендодатель уже должен был приехать, дизайн-проект у меня с собой, посмотрим сразу там, чтобы сориентироваться на месте.
– Мне нравится твой подход.
– Не люблю терять время: ни свое, ни чужое.
– В этом мы несказанно похожи.
Габриель задумчиво выдохнул дым и постучал по столу пальцами.
– Так чего ты ждешь от данного проекта?
Драко приподнял брови, выразив удивление заданным вопросом.
– Того же, чего и от остальных проектов – прибыли, расширения сферы влияния и, если повезет, немного удовольствия.
– Так ты здесь, – приподняв ладонь над столом, он раскинул пальцы, мимолетно обводя ими пространство вокруг, – ради сухих фактов и щепотки удовольствия?
– Я здесь ради женщины. Но бизнес, несомненно, занимает не последнее место в моей пирамиде приоритетов.
Габриэль понимающе усмехнулся и одобрительно поднял свой бокал вверх.
– Ах, женщины… Лучшее, что может произойти с нами в этой жизни. Они столь желанны и так же многогранны, как французское вино. Естественны, как легкое Шардоне, заботливы, как бархатное Мерло, эмоциональны, как насыщенный Пти Вердó, независимы, как стойкий Каберне Совиньон, ну и, безусловно, страстны и ревнивы, как моносепажный Пино Нуар. – Он взял паузу лишь для того, чтобы сделать глоток, а после удариться в воспоминания. – Моя бывшая жена была окончательным и бесповоротным Пино Нуаром, но то, что сначала притягивает, порождает разрушительный хаос впоследствии. Его наш брак выдержать, увы, не смог.
Вытянув из пачки новую сигарету, он неспешно закурил, глубоко затягиваясь терпким дымом. Малфой галантно пододвинул пепельницу на его часть стола, за что получил благодарный кивок.
– Какая она, твоя женщина, Драко?
– Она… тепла и нежна… переменчива и недооценена, как многоликий Гренаш. Она – вино с ароматом лета. – Малфой перевел взгляд в сторону, отрешенно уставившись на фасад совершенно неприметного соседнего дома. – Та, ради которой стоит умереть тысячу и еще один раз.
Чутко уловив невесомые нотки подступающей меланхолии, Габриэль попытался подвести итог философски-направленной беседы:
– Бизнес, Драко, как выдержанный Рокфор, прекрасно подходит в дополнение к вину. Но жизнь без вина – ничто.
Моро был проницателен. И насчет бизнеса, и насчет женщин, и насчет офиса. Дизайн в стиле лофта – смело и неординарно. Можно сказать, на гребне подступающей волны для такого традиционного Парижа, где половина офисов напоминает убранство шато в прованском стиле.
Спустя полчаса подпись Драко стояла и на просмотренном юристами экземпляре договора аренды, и на дизайн-проекте Моро, немного выходящем за рамки изначального бюджета. Но, твердо веря в основные законы вселенной, где вложенные с умом деньги привлекают еще большие деньги, значимость принятого решения не ставилась под сомнение. Начало было положено.
***
Они договорились на семь часов, и сколько бы сигарет Драко не выкурил на балконе, они не смогли снять той нарастающей нервозности, которая достигала своего апогея по мере приближения стрелки часов к отметке «вечер».
Он слишком долго ждал этого дня. Сколько раз ему хотелось подойти к ней, почувствовать нежность ее руки, обнимающей его за шею, услышать мелодичный, подобно музыке Дарио Марианелли, смех, взглянуть на искры в карих с янтарными вкраплениями глазах, напоминающих древесину, безмятежно горящую в камине. Сколько раз за последние месяцы он смотрел на нее с противоположной стороны дороги, очаровательно скрестившую лодыжки под стулом, смахивающую несуществующие пылинки с подола платья кремового цвета и улыбающуюся. Не ему.
Он хотел дать ей время. Или себе. Но два дня назад все изменилось, когда Малфой увидел ее с другим. Тем, кто мог бы стать ей близким.
Драко беспощадно отогнал пришедшие на ум эскизы, по очереди одернул рукава безукоризненно сидящего джемпера и аппарировал.
Профессор Трелони, несмотря на все свои многолетние усилия, так и не смогла развить в Драко дар предсказания даже к шестому курсу, иначе он бы явственнее ощущал направление ветра и сменил галс в военной регате намного раньше. Но сейчас он мог поклясться, что почувствовал, как Гермиона вошла в ресторан, прежде чем увидел ее в поле зрения.
Она была в укороченных брюках с завышенной талией, черной водолазке и пиджаке в клетку на тон темнее брюк. Очевидно, пытаясь намекнуть, что, невзирая на вечернее время, эта встреча носит более обыденный характер, а не расценивается как свидание.
Мастерски лавируя между левитирующими в воздухе блюдами, Грейнджер пыталась пробраться к их столику в дальней части зала. Ее волосы, убранные в высокий хвост, забавно прыгали из стороны в сторону при ходьбе, опасно задевая парящие по периметру столов свечи, которые при приглушенном основном освещении ресторана делали атмосферу еще более ламповой.
Драко поцеловал ее дважды в качестве приветствия, не потому что образцово следовал французскому этикету, а чтобы только лишний раз коснуться ее кожи.
Она ловко проскользнула в большое кресло напротив него и, оставив рядом с собой сумку, повернулась, сцепляя руки в замок на красно-белой клетчатой скатерти.
– У тебя такое лицо, будто ты собралась ужинать с горным троллем, а не со мной.
– Я просто не знаю, чего ожидать. Не знаю, что именно, – сделав акцент на последнем слове, сразу задала откровенный тон встречи Гермиона, – ты хочешь получить в результате нашей беседы.
Тебя. Всю тебя.
– В данный момент я всего лишь хочу тебя накормить, – хмыкнул Драко и протянул ей меню.
В зале не было официантов, но, для того чтобы написать свои пожелания по меню на волшебном пергаменте, мгновенно передающем список предпочитаемых блюд на кухню, им понадобилась всего пара минут. А еще через пару на столе появилось винтажное Пино Нуар и начало аккуратно разливаться по бокалам.
– Ты с кем-то встречаешься? – с места в карьер бросился он.
– С чего ты так решил?
– Позавчера ты ужинала с мужчиной.
Он следил. Ну конечно же он следил за ней. И с абсолютной точностью прогнозируя ее следующий вопрос, Драко сказал:
– Я в Париже почти два месяца.
Гермиона приложила пальцы ко лбу, пытаясь разгладить несуществующие морщины, и спустя мгновение продолжила разговор:
– И что ты здесь делаешь?
– Открываю «дочку» Malfoy group.
– Почему именно Париж?
– Этот город – нескончаемый ресурс для бизнеса, основанного на искусстве. И в нем сейчас находишься ты.
– Я не собираюсь в ближайшее время возвращаться в Англию, – уверенно произнесла она, мотнув головой для убедительности.
– Меня оправдали. Наследство осталось за мной, можем открыть бизнес здесь, а в Англии посадить за стол управляющего. Ты же в курсе как работает делегирование? Хочешь жить в Париже? Давай жить в Париже. Мюнхен, Нью-Йорк, Дели, Сидней – выбирай что хочешь, я смогу жить везде. Но только с тобой. Дважды отказываться от тебя я не намерен.
– Да ты прямо мужчина мечты, я посмотрю: богат, хорош собой и готов следовать за женщиной на край земли, – насмешливо приподняв брови, произнесла она с завидным скепсисом в голосе.
– Не романтизируй, – отрезал Драко. – Полгода назад я чудом избежал Азкабана.
Молчаливую паузу прервали монотонно подплывающие заказанные ими блюда.
Вернув лицу серьезное выражение, она взяла со стола бокал и прислонила его к губам, словно решая стоит ли задавать следующий вопрос.
– И ты бы смог бросить все ради меня, – немного сощурив глаза, она взмахнула рукой, чуть не расплескав вино на пиджак, пытаясь указать на то, что осталось за спиной, – друзей, семью, страну, в конце концов, в которой жил с детства?
– Я уже это сделал. Не забывай, меня оправдали не просто так, – с уверенностью в голосе произнес он. И спустя мгновение добавил, – а той страны для меня больше нет.
– Звучит красиво, – нарочито растягивая слова, сказала Гермиона. – Твое оправдание – это демонстрация лояльности нового министра. Лояльности к давним проступкам и отсутствие категоричности к мнению людей. Никто не собирается реконструировать классовую борьбу после всего пройденного. Так что не стоит заблуждаться.
Она устало вздохнула, подняла голову, должно быть выискивая ответы на потолке, и прикрыла глаза. Было видно, что фразы давались ей с трудом.
– Я не знаю, кто мы друг другу сейчас. Ты изменился, я тоже, – она сделала глоток вина, – мы почти другие люди. Я не знаю, что мы чувств…
– Я люблю тебя, – резко прервав ее, выпалил Драко и уже чуть более спокойно повторил, – я люблю тебя. И никогда не переставал любить. Я точно знаю, что чувствую по отношению к тебе. К нам.
Очередная пауза, ставшая почти привычной за этот день, заполнялась только постукиванием вилки о тарелку, пока Гермиона с тщательностью натыкала на нее салат, обдумывая произнесенные им слова и свое отношение к ним.
– Ты ничего не ешь, – заметила она, окинув взором тарелку с морепродуктами.
– Я не люблю устрицы.
– Ты хочешь, чтобы повар плюнул нам в следующее блюдо? Во Франции нельзя оскорблять еду тем, что ты «это не любишь».
Драко взял лист заказа и написал ровно посередине «thé à la menthe{?}[Чай с мятой]». Гермиона, не удержав любопытство внутри себя, наклонилась, чтобы заглянуть к нему в пергамент.
– Ты еще хлеб с маслом попроси, чтобы нас точно отсюда выгнали.
Малфой вскинул ладони в жесте капитуляции, спасаясь от праведного гнева своей спутницы.
– Твоя взяла.
И, зачеркнув строчку с чаем, написал «le confit de canard{?}[Утиное конфи]», добавив ниже «whisky avec de la glace{?}[Виски со льдом]». А после, повернувшись обратно к ней, поинтересовался:
– Довольна?
– Конечно, – напомнив о своей старой привычке, немного задрала нос. – Я буквально спасла твою могилу от надписи – «трагически погиб от острия кухонного ножа».
Драко искренне рассмеялся и провел рукой по трехдневной щетине на подбородке.
– Когда ты стала такой язвительной?
Грейнджер нарочито поджала губы и посмотрела в правый верхний угол, видимо вспоминая точное время и место.
– Где-то между смертью Аластора Грюма и любезной попыткой Фенрира помочь мне раздеться.
Малфой проглотил очередную саркастическую шутку, пропитанную болезненным цинизмом, и поспешил поделиться собственным мнением:
– В любом случае ты мне такой нравишься.
Опустевшие тарелки исчезали в тот момент, когда ты пододвигал их на край стола. Гермиона не знала, как именно это работало, но взяла себе на заметку разобраться с таким уровнем чар. А также с тем, что вино подливалось в бокал само, едва уровень в нем приближался к критической отметке.
Аккуратно промокнув губы, Гермиона неожиданно откомментировала:
– Странно, мне казалось, что я недавно пробовала это же вино, и оно было не настолько вкусным, как сегодня.
Драко максимально, насколько позволял накрытый стол, приблизил к ней лицо и заговорщицки прошептал:
– Никому не говори, но я думаю, что они используют волшебство.
Она звонко рассмеялась и шутливо толкнула его в грудь.
– Ну ты и дурак!
Они и вправду улыбались как дураки, смотря друг на друга. Драко подумал о том, как скучал по этому чувству абсолютного комфорта.
– Так что насчет кавалера, составлявшего тебе компанию пару дней назад?
– Фредерик? Мы не встречаемся. У нас было первое и последнее свидание, – ответила Гермиона, ничуть не смутившись его прямолинейности.
– Почему? Он сказал «ложат» вместо «кладут» или у него весь вечер несексуально торчала петрушка между передними зубами? – Драко несомненно наслаждался этим разговором, вальяжно закинув руку на спинку соседнего кресла.
– Нет, он был очень мил. Просто он не тот, кто мне нужен.
– Как Крам?
Гермиона невольно усмехнулась и ввернула в ответ капельку сарказма:
– Что-то вроде того. Хотя появление с Виктором на том Святочном балу заставило даже тебя обратить на меня внимание.
Драко с трудом старался не рассмеяться.
– Это все из-за платья. Честно говоря, оно было… как бы сказать помягче – ужасающим.
– Что?! Наглое вранье! – с безграничным негодованием в голосе откликнулась Гермиона и в недоверии откинулась на спинку стула, бессознательно скрещивая руки на груди. Она была похожа на возмущенного ребенка, которому сказали, что зубная фея – выдумка.
– Это явно не твой цвет. Как по мне, ты была похожа на бабулю Лонгботтома в самом расцвете лет. – Он сделал паузу, чтобы посмаковать последний кусок исключительно вкусного утиного конфи. – Но я все равно с нетерпением ждал, когда ты войдешь в бальный зал.
Гермиона заливисто рассмеялась, и с легкой театральностью, приложив руку к груди, сказала:
– Не знаю за кого мне сейчас больнее: за себя или Августу Лонгботтом.
– Я даже подумывал подарить тебе шляпу с каким-нибудь чучелом после четвертого курса.
– Ну теперь ты точно врешь!
– Чистая правда. Клянусь всеми своими сшитыми на заказ костюмами.
Драко через стеклянный калейдоскоп посмотрел, как плавает в бокале лед, сделал глоток отличного односолодового виски и, поставив олд фэшн на стол, в раздумьях постучал по нему пальцами.
– Я заметил тебя гораздо раньше. Когда ты мило хмурилась над книгами в поисках ответа, привычным жестом смахивала с лица свои вечно растрепанные волосы, на секунду забывала о существовании магии и вставала на носочки, пытаясь дотянуться до ингредиентов в классе зельеварения, – он улыбнулся, предаваясь воспоминаниям. – Когда ты нервно закусывала губу, чтобы ненароком не сболтнуть лишнего, закатывала глаза к потолку, если кто-то произносил откровенную чушь, и вздергивала подбородок, считая себя лучше других.
Он убрал руку со спинки кресла, обхватил бокал двумя руками и со всей серьезностью посмотрел на Гермиону.
– Мы были во многом похожи. Меня притягивало в тебе то, что есть во мне самом.
– А сейчас?
– Что сейчас?
– Сейчас мы похожи?
– Нет, но мы оба снова пытаемся найти себя в этом мире.
***
Он закурил, пока Грейнджер ненадолго отошла в дамскую комнату.
Глядя на неохотно рассеивающееся белое облако дыма, Драко размышлял о том, как тяжело будет вернуться к чувствам бесконечного одиночества и неизмеримого сожаления о принятых решениях, которые он ощущал на протяжении последних двух лет.
