Текст книги "Катерина"

Автор книги: Лора Вайс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Катя, не подумай чего лишнего, я из праздного интереса. А почему от подарка-то отказалась?

– Нас с сестрой маменька всегда учила, что просто так только кошки родятся. У всего причина есть. Подарков бескорыстных от незнакомцев не бывает. Видели бы вы, как он смотрел на меня, как говорил. Вроде и комплимент сказал, а посмотрел с презрением, вроде и улыбнулся, а словно оскалился. Правду о нем говорят, недобрый человек. Папенька, царствие ему небесное, – сейчас же глаза девушки заблестели, – таких стороной обходил. Самолюбцы только себя признают, других в упор не видят.

– Эх, хорошие у тебя родители были, – каким-то неестественным гортанным голосом произнесла женщина, а по щекам скользнули слезы. – И выручали не раз, и ежели надо куском хлеба делились. Береги память о них, Катенька. Вот станешь женой и матерью, будет, что в умы детям вкладывать. Права ты, добрый человек захочет подарок сделать, самолично придет и подарит, а это все не то, – потом подумала с минуту и добавила, – боюсь, стоит нам в скором времени ждать его возвращения.

– Надеюсь, дядя приедет раньше.

Тогда Лидия Васильевна улыбнулась:

– Глядишь, в столицу тебя увезет, к жизни светской приобщишься.

С того дня миновали еще три недели. На радость всем граф больше не потревожил, тем не менее девушка переживала все сильнее, боялась, что родственник так и не приедет.

Осень тем временем вступила в права, леса местами желтели и краснели, дожди частенько принимались и лили по нескольку дней кряду. А сегодня с утра светило яркое солнце, раскатистые крики диких гусей вещали о скорых холодах. Катя бродила по окраине села вместе с лучшей подружкой Стешей, дочкой резчика здешнего:

– А ко мне Ипатов Колька посватался, – гордо заявила Стеша. – Я уж думала не решится, ан нет… Заслал к отцу сватов, все как положено.

– Это ж когда было? – удивилась Катя.

– С неделю назад. Родители обо всем уже договорились, летом свадебку сыграем, ох и не верится мне. Неужто жизнь беззаботная закончилась? Неужто ко мне под юбку теперь не только кот Васька лазить будет? – и залилась хохотом, да таким заразительным, что Катя тоже рассмеялась.

– Боишься? – пихнула ее в бок.

– Боюсь, но и хочется, что аж в животе щемить начинает. Бывает, держит, обнимает, а я дрожу мелкой дрожью, но сама его трогать не решаюсь. Грешно все-таки, до свадьбы-то.

– Счастливая ты, Стешка. Скоро хозяйкой станешь, будешь крутить-вертеть своим Николаем.

– Скажешь тоже, вертеть.

– А то! Я, можно подумать, твоего характера не знаю.

– Тю, я аки ромашка луговая, – захлопала белыми ресницами.

– Скорее как плющ ядовитый, – и снова они захихикали.

– Когда же твой дядька приедет? Сколько времени прошло, как почтальон письмо принес?

– Месяц почти. Семен Владимирович говорил от столицы до Архангельска две недели пути с небольшим. Но письмо-то тоже не сразу дошло. Ой, боязно мне. Вдруг не приедет? Или ошибка какая вышла и нет никакого дядьки?

– А ты в церковь сходи, свечку святым поставь.

– Ходила, притом не раз. И иконку под подушку положила, и молитвы читаю перед сном.

– Тогда наберись терпения и жди. Я вот верю, приедет твой дядька.

На обратном пути девушки разошлись, Стеша к себе во двор завернула, а Катя подошла к родным воротам, помялась и все-таки толкнула калитку, та со скрипом отворилась. Двор был чистый, ухоженный, будто и не пустовала усадьба полгода с лишним. За что спасибо Семену Владимировичу. Девушка села на крыльцо, прислонилась головой к резной балясине и затаилась. В дом зайти все же не решилась. Здесь она с сестрой и братьями играла, лягушек под досками ловила, отца с полей встречала.

От воспоминаний отвлекло что-то черное, мелькнуло за калиткой. Катерина мигом выпрямилась, сердце зашлось, в груди стало не хватать воздуха. Показалось бедняжке, что распахнется калитка, а за той зверь. Но потом послышалось лошадиное ржание, тогда испуг сменился надеждой. Дядька? Катя выбежала на улицу. Напротив ворот встала черная бричка, запряженная парой гнедых. Глаза лошадей прикрывали шоры, мерины перетаптывались, нет-нет, да трясли гривами. Девушка засмотрелась на лошадей.

– Удивительно, – раздался голос из повозки, – лошади вызвали в вас куда больше интереса.

Тогда она резко перевела взгляд на бричку. Из окна на нее смотрел граф, на его лице застыла чуть заметная ухмылка.

– Добрый день, сударыня, – по обыкновению склонил голову.

– Добрый день, ваша Светлость, – Катя снова испытала сильнейшее желание пуститься наутек.

– Не желаете прокатиться? Погодка просто чудо.

На что девушка вытаращила глаза и закачала головой. Сейчас на милом личике застыл испуг.

– Я вас напугал? – граф поспешил вылезти из повозки. – Прошу прощения. И в мыслях ничего дурного не было.

– Вы чего-то хотели? Возможно, с Семенов Владимировичем встретиться? Так его дом следующий.

– Да нет, мне господин Киртанов без надобности. Я встречался со старостой, он как-то поведал мне о печальных событиях, что произошли с вашей семьей, Катерина. И когда проезжал мимо ворот усадьбы, заметил вас. Решил поздороваться.

– Что ж, думаю… – но он и слушать не стал.

– Хотя, знаете, Катя… я слукавил. Мне давно как хотелось узнать причину вашего отказа.

– Отказа?

– Да. От подарка.

– А посыльный разве не передал моих слов?

На эти слова Блэр презрительно хмыкнул:

– Передал. Но одно дело слова глупого мальчишки, который мог что-то забыть, перепутать, другое дело – ваши.

– Граф, – снова она посмотрела на него с неким вызовом, бесстрашием. Медовый оттенок глаз будто стал ярче. – Если бы вы лично приехали, то путаницы с моим ответом не возникло бы.

– Мне нравится ваш далеко не покладистый характер, сударыня. Когда в том есть необходимость, слов подходящих вы не ищете. Значит, вполне разумны. У вас хорошие задатки, при возможностях и деньгах из вас получилась бы настоящая леди.

– Благодарю, граф. Мне лестна ваша похвала.

– О нет, Катя. Это не похвала, а утверждение. Я всегда оцениваю людей по заслугам. Ваша заслуга в умственных способностях и стойкости. Достойные качества. Умеете ли вы читать? Обучены грамоте?

– Почему вас это интересует?

– Любопытен от природы, – вот он, взгляд полный превосходства.

– Да, обучена. Могу ли я теперь идти?

– Можете, – ухмылка тут же сошла с лица, граф рассердился, хотя и проявил привычную сдержанность.

– Что ж, легкой дороги, ваша Светлость, – она произвела легкий реверанс и направилась в сторону дома Киртановых.

Катя не вошла в дом, скорее влетела. Появление этого господина вызывало в ней лишь очередной приступ паники. Вроде, и статен, и собой не дурен, да что там, красив. Но уж очень суров и чванлив. К тому же летами далеко не молодец. Крестьяне, что нанялись к нему в работяги, говаривали, мол, живет иноземец в огромной усадьбе один, а при нем экономка. Боле нет никого, ни жены, ни детей, ни родни. А усадьба-то сокрыта от глаз высоченным забором.

Глава 3

Блэр возвращался домой крайне раздраженным. Все пошло не так, как было задумано. Сначала внучка ведуньи отказала, потом встретил эту плебейку. Но глаза у девчонки… Глаза точь-в-точь как у неё были. Из-за этих глаз весь покой потерял.

– Корреспонденцию приносили? – заявил с ходу, стоило войти в дом.

Экономка в мгновение ока оказалась внизу, женщина сразу поняла настроение хозяина, тогда же поспешила закрыть за ним двери, кои с грохотом ударились о стены, что аж побелка посыпалась.

– No, Mr Blare. The postman was not yet.

– Сколько раз еще повторять, говори по-русски! – заорал во все горло. – Ты меня плохо слушаешь, Сара?!

– Простите, граф – тут же опустила взгляд и замерла. – Больше такого не повторится.

– Надеюсь, – соизволил снизить тон. – А теперь ступай на кухню и принеси мне поесть. Я буду у себя в кабинете.

–Да, мистер Блэр.

В кабинет Элвин тоже не вошел, скорее ворвался. Бросил на оттоманку плащ, затем шляпу, перчатки так вообще запустил в стену, и принялся ходить из угла в угол. Он нарушил столько правил, рассорился с патроном и лондонской Кастой, спустя годы поисков нашел-таки в российской глубинке знахарку с нужным и чрезвычайно редким даром и к чему же пришел в итоге? Оказался, как говорят в этой дикой местности, у разбитого корыта. А эта безродная девица еще смеет показывать характер! Знать бы ее не знал, но старания не должны пройти даром. Хоть какое-то воздание да должно быть.

Когда появилась Сара с подносом, на котором стоял графин с бурой жидкостью внутри и граненый стакан, Блэр уже сидел за столом. Экономка беззвучно составила содержимое подноса на массивный стол, выполненный лучшим краснодеревщиком, после чего спросила:

– Будут ли еще указания, сэр?

– Да, мисс Митчел.

Бледная женщина с черными, как смоль волосами, собранными на затылке в тугой пучок и невероятно выразительными чертами лица, посмотрела хозяину в глаза. Ее выправке мог позавидовать любой бравый солдат – идеальная осанка, сильная фигура, несмотря на худобу.

– Отправляйтесь к работягам, отыщите Никанора и приведите сюда.

– Хорошо.

Сара ушла, а граф взял стакан, наполнил до половины и пригубил. Тотчас полегчало, нервы немного успокоились, и в голове наступила долгожданная ясность. Теперь-то можно все обдумать, как следует. А чтобы совсем уж хорошо думалось, Элвин распахнул окно. Осенний ветер нес ароматы травы и земли. Бумаги на столе тут же зашелестели, некоторые закружились от сквозняка по комнате. Граф стоял напротив окна, потягивал содержимое стакана и размышлял. Дикие пейзажи всегда успокаивали мятущуюся душу, так и сейчас. Безмолвный бескрайний лес впереди, ярко-голубое небо без единого облака и очертания гор где-то совсем далеко.

Единение с собой нарушил скрип двери. Блэр устало выдохнул, закрыл окно, после чего обернулся:

– Дело есть, – посмотрел на бородатого мужика в коричневом зипуне. – Бери своих архаровцев и найдите мне человека по имени Мокий Филиппович Аксенов.

– Адресок-то шепнете? – сверлил хозяина черными глазищами из-под лохматой челки. В ухе поблескивало кольцо.

– Знаю, что держит путь сюда. Завтра-послезавтра сойдет с парома. Мне нужно, чтобы случилась с ним по дороге оказия, чтобы повстречал бандитов, лишился всей поклажи с наличностью, но до Кольского чтобы добрался в полном здравии. Тебя видеть не должен.

– Это мы устроим, можете не сомневаться.

– Тогда ступай.

Но мужик не торопился, все стоял, мялся.

– Можно обратиться с просьбой, хозяин? – выдавил спустя минуту.

– Чего еще хочешь?

– Ежели отыщу вам господина этого и сделаю все как должно, могу ли надеяться на милость?

– Не томи. Выкладывай.

– Племяш у меня есть. Толковый парень, услужливый. Сызмальства к лошадям подход имеет.

– В конюхи предлагаешь?

– Да! – выпрямился Никанор.

– В руках себя держать умеет? Обучен?

– Всенепременно, ваша Светлость. Иначе и просить не стал бы. Говорю же, толковый. В общине нашей сгинет. Будет вон, как все по лесам мыкаться, людей добрых обирать. Жалко мне его. Одичает ведь.

– Значит так, – забарабанил пальцами по столу, – вот когда выполнишь задание, тогда и поговорим. И гляди мне, если хоть один волосок упадет с головы Аксенова, я лично с тебя шкуру спущу.

На что Никанор поклонился и пошел прочь.

После граф еще с полчаса посидел в кабинете за контрактами. Работа на лесопильне кипела, только в свете последних событий на международном уровне не каждый посредник шел на контакт. Но, так или иначе, дело окупалось, что уже было добрым знаком.

– Мисс Митчел? – произнес, перед тем как покинуть кабинет.

– Да, сэр, – та спустя секунду возникла перед ним.

– Я в лес. Вернусь через пару часов, подготовь к этому времени ванную и ночную сорочку.

– Хорошо.

– И заканчивайте уже с этими бульварными романами, – с пренебрежением оглядел лицо своей экономки, – не пристало женщине вашего возраста рыдать ночи напролет над судьбами недалеких обывательниц.

Сара не нашлась, что ответить. Она была чопорной дамой, любила во всем исключительный порядок, не допускала вольности в поведении или словах, однако имелся у нее небольшой порок – страсть до любовных романов. Мисс Митчел из родного Лондона привезла больше книг, нежели платьев. Труды дорогих сердцу писателей покоились на полках, кои занимали целую стену в комнате Сары. Спустя полгода жизни на новом месте, она успела пополнить библиотеку целым рядом книг русских творцов. Поначалу экономка мало понимала, о чем печалится русская душа, но когда подтянулась в знании языка, даже прониклась.

Когда граф покинул усадьбу, Сара прошлась по кабинету, задвинула гардину, собрала бумаги на столе и сложила в ящик бюро, который заперла на ключ, после чего спустилась в залу. Там, на софе, обтянутой бархатом, под маленькой думкой экономку дожидалась книга. Женщина взяла ее, устроилась поудобнее и окунулась в мир грез и томлений, как выразился Блэр, недалеких обывательниц.

Никанор тем временем отыскал своих сподручных, собрал их в сенях избы, где ночевали работяги.

Выглядели мужики все как один сурово, глаза огнем горели, у тех, что постарше, чернели бороды, в ухе у каждого поблескивало по медному кольцу, только размером поменьше, нежели у Никанора.

– Так, – прогремел он на все сени. – Хозяин велел немедля отправляться в путь. Наказано нам принять господина столичного, да со всеми почестями, – и хищно усмехнулся, блеснув на удивление белыми ровными зубами. Все, что при нем сыщете, себе можете взять. Главное, здоровье ему не попортите, иначе ваши шкуры графу на половики пойдут.

– И на кой ему ентот франт столичный? – молвил самый молодой из всех, за что тут же схлопотал увесистый подзатыльник от соседа по лавке.

– Тебе кто разрешал пасть разевать, а? – гаркнул другой, с бровями, что аж глаза прикрывали. – Когда вожак слово держит, ты молчать должон.

Парень мигом смолк и уставился в пол.

– Собирайтесь, казачки-разбойнички, – Никанор особого значения не придал выходке мальчишки. – Лесом пойдем, а как доберемся до берега, там хлопцы Драгина одежей подсобят.

– Это ж столько верст по холодной земле, – скривился самый пожилой. – И так радикулит одолел.

– А кто сказал, что ты с нами пойдешь, Михей, – загоготал Никанор. – С тебя пса старого проку уже никакого. Сиди на печи, лапы грей.

– Вот спасибочки, – у того аж отлегло.

– Остальные готовьтесь, в ночи выступаем.

Когда разошлись мужики, в сенях остались Никанор да Михей, старик выглядел потрепанным, глаза тусклые глядели на все без особого интереса. Вожак присел около него, похлопал по плечу:

– Не нравишься ты мне. Давай к ведунье отведу, она тебе травок каких насоветует.

– Не помогут мне травки, Никанор. Чую, близится день.

– Не наговаривай на себя лишнего.

Но Михей словно и не услышал, свое продолжил:

– Хорошо упырям этим, все им ни по чём, а вот наш век короток, – потом помолчал и добавил со злостью в голосе. – А ведь предки наши грызли гадов, а теперича что? Службу им служим, спины гнем, да лапы в кровь стираем. И кого ради?

– Ты давай, свои мысли при себе держи. Нынче у нас не то положение. Помнишь, как при татарине Кариме было? Жили как собаки облезлые, разбойничали, за что и дохли. Пол стаи потеряли. Этот хоть платит. Плохо разве, что отцы в семьи вернулись?

– Прав ты, прав, – отмахнулся Михей. – Потому и выбрали тебя вожаком. С тобой у стаи будущее есть. А я уж так, по-стариковски.

– Ладно, иди-ка ты домой. А к ведунье все ж свожу тебя.

– Благодарствую за заботу.

С наступлением ночи мужики под началом Никанора снова собрались, только на этот раз в амбаре, там поскидывали с себя одежду, убрали куда подальше с глаз. Ни одного дохлого али жирного не было, все подтянутые, крепкие, разве что ростом отличались. Вожак вышел чуть вперед, глаза закрыл, а спустя секунду глядел уже по-звериному – волчьи глаза светились в темноте, тогда же тело начало шерстью зарастать, и когти черные полезли. Не прошло и минуты, как в центре амбара стоял огромный волчище, два аршина в холке.

Лязгнул он зубами, тогда и остальные подтянулись. После вереницей пошли вон из амбара, а дальше в лес устремились.

Глава 4

Катя который раз сникла… Спасали только хлопоты по хозяйству, да прогулки со Стешей, та уж очень забористо рассказывала о своем женихе, мол извелся весь, до чего хотелось будущую жену ощутить.

Сидели они на лавочке у дома Стеши, семечки кушали, шептались и то и дело смехом заливались.

– Я тут давеча баб Вере рассказала о Кольке, думала совета спросить какого, а то ведь снасильничает ирод, совсем проходу не дает, – Стефания подсела к подруге поближе.

– А она чего? Небось, шум подняла?

– Ага, как же. Она мне поведала свою историю. Вот уж никогда бы не подумала, что наша баба Вера такая лихая искусительница была, – и снова захихикала. – Дед чуть ли не на стенку лез. Она то возьмет и как бы невзначай к нему на коленки ухнется, да еще и поерзает, тот аж испариной покрывался, а когда вместе на речку ходили, так вообще творила срам, дед бывало не выдерживал, бежал в кусты пар выпускать.

– Даже думать боюсь, что после свадьбы было.

– Что, что… свекры аж из дому уходили, лишь бы не слышать стонов да воплей.

– Видно, это у вас семейное, – улыбнулась Катя. – Ты тоже своему покоя не даешь. Жопой-то крутишь, а потом еще жалуешься.

– А чего бы и не покрутить? После свадьбы уже неинтересно будет.

– Ох, Стешка. Вы друг друга стоите.

– Тут не поспоришь, все ж каждой твари по паре. Вот мы и нашлись с Колькой. А к тебе кто-нибудь сватался? Ходил же вроде один…

– То давно было и, кажется, не правда.

– Вот заберет тебя дядька в столицу, а там от женихов отбоя не будет.

– Чтобы забрать, ему для начала приехать надо. Мне уже и не верится. И знаешь, если не приедет, переживу. Лидия Васильевна с Семеном Владимировичем очень хорошие люди, меня не гонят, заботятся. Я им очень обязана.

– А я прямо вижу тебя в Петербурге, да в роскошном платье в карете. И едешь на бал, где до утра кружишься в вальсе с гусаром, али князем каким. Твоя матушка сил на ученья не жалела, вон какая умная получилась. Это ж как принято говорить, – задумалась. – А! Утонченная, вот.

– Выдумщица ты… Какие балы? Какие гусары?

– А про князя не сказала, – засмеялась белобрысая и конопатая Стеша. – Тогда отметаем гусаров и балы, с молодым князем гуляешь по мостовой.

– Все-то ты об одном…

– Ну, извини… У кого, что зудит…

Катя вернулась к Киртановым к обеду, сменила платье, после пошла к Марьяне, чтобы помочь собрать на стол. И пока они расставляли тарелки, кухарка все охала:

– Ну, совсем исхудала, голубушка. Кожа да кости. Тебе еще замуж выходить, детей рожать. А для того силы нужны.

– Да ничего не исхудала, – посмотрела на себя в отражении подноса.

– Исхудала, говорю, – и поставила на стол плошку со сметаной. – Вот кушала бы сметанки побольше, хлебушка.

– Согласна я с Марьяной, – вошла хозяйка.

– Лидия Васильевна, и вы туда же? – нахмурилась Катя.

Вдруг раздался громкий стук в дверь. Женщины спохватились, побежали, Марьяна так вообще запуталась в подоле и наступила на кошачий хвост, отчего животина заорала да вцепилась когтями в юбку кухарки.

Но не успели они за ручку взяться, как дверь открылась. Вошли в дом Киртанов и еще трое, двое работяг несли под руки какого-то господина. Тот всем видом указывал на то, что находится в почти бессознательном состоянии. Стонал, бормотал что-то невнятное, глаза жмурил, за сердце то и дело хватался. Усадили мужики его в кресло и тут же покинули хозяйский дом.

– Семен, кто это? Что случилось? – засуетилась Лидия Васильевна.

– Это, Лидушка, многоуважаемый Мокий Филиппович, дядя нашей Катерины.

Катя чуть в обморок не хлопнулась, как услышала. Марьяна тут же кинулась ее фартуком обмахивать.

– Отставить обмороки! – Киртанов сел на стул, поправил пенсне.

– Что случилось? – Лидия Васильевна смотрела то на мужа, то на убиенного в кресле, но потом собралась с духом, – Марьяна! Срочно неси наливку и мокрое полотенце.

Кухарка побежала обратно на кухню, на этот раз заблаговременно отвесив пинка кошке, коя снова улеглась прямо посередине пути. А Катя так и стояла, ни жива, ни мертва.

– Привез наш Степан Мокия Филипповича уже такого. Я пытался расспросить, что же с ним приключилось в дороге, но все без толку.

Через час стараний, а точнее после четырех рюмок наливки и холодных примочек, мужчина начал-таки разговаривать по-человечески. Он лежал на диване, на лбу у него лежало полотенце, руки Мокий Филиппович сложил на груди аки покойник, глаза блестели, то ли от слез, то ли от легкого опьянения.

– Это же надо, – простонал несчастный, – не успел с парома сойти. Обобрали, ироды. Чуть душу не вытрясли. Все до копейки, сундук с костюмами и прочими принадлежностями, – и начал чуть слышно перечислять, что же лежало в сундуке. – Это что же такое делается? Куда же полиция смотрит?

– Дядя? – подошла к нему Катя, глаза уже успели распухнуть от слез, а нос покраснеть.

– Вы кто будете, сударыня? – уставился на нее с недоверием.

– Как кто? – удивился Киртанов, – это Катерина Петровна Аксенова, племянница ваша.

– Ах, Ка-а-а-тя, – как-то без особого трепета протянул Мокий, – ну, здравствуй. Не думал я, что познакомлюсь с тобой при таких печальных обстоятельствах.

– Да, папенька с ма… – но он не дал договорить.

– Надо же… Лишился всего. Думал, живым уже не выберусь из лап разбойничьих.

Тогда Катя посмотрела печальным взглядом на Лидию Васильевну, отчего у той сердце защемило.

После запоздалого обеда Мокий Филиппович окончательно пришел в себя. Выглядел мужчина вроде и благородно, но как-то несуразно. С виду и не скажешь, что приходится родным братом Аксенову – толстоват, ростом мал, на узких плечах еле проглядывалась короткая шейка, на коей сидела крупная голова с огромными глазами чуть навыкате, утиным носом и пухлыми губками. Одет он был непривычно, хотя, семейство Киртановых дальше родной губернии не выезжало, посему они не знали, что нынче носят в столице.

К вечеру Аксенов соизволил-таки посетить дом покойного брата. Вошел он в ворота, оглядел двор, потом поднялся на крыльцо, потрогал резные балясины, поковырял ногтем и все губы поджимал. И наконец-то вошел внутрь.

– За усадьбой я приглядывал, как мог, – зашел следом за ним Киртанов, – мои работники трудились в поте лица, но с жатвой успели.

– И много ли получилось зерна? – послышалось из подсобки, куда первым делом заглянул Мокий Филиппович.

– Достаточно.

– Это хорошо.

На его ответ Киртанов только головой покачал.

– Да, – вернулся мужчина в залу, стряхнул пыль с пиджака. – Брат мой, царствие ему небесное, прожил простаком. Домишко худое, чрезмерно скромное.

– Это вы поняли, позвольте узнать, оглядев подсобку? – Семен Владимирович сложил руки на груди. Человеком он был сдержанным, но встречая явное невежество и напускной снобизм, начинал закипать.

– Я это понял, стоило мне войти во двор.

– Хорошего вечера, сударь, – боле с этим человеком Киртанову говорить не хотелось. – Катерина пусть эту ночь у нас пробудет, вам все же осмотреться надобно.

– Верно-верно.

Когда Семен Владимирович вернулся, застал жену за столом в обеденной зале. Столько грусти на лице любимой супруги помещику наблюдать еще не доводилось.

– Где Катя? – сел рядом с ней, взял за руку.

– Спит. Устала, бедняжка, – затем посмотрела ему в глаза, – не помощник он ей, не помощник.

– Как ни прискорбно признавать, но это так.

Часы отстукивали десятый час, за окнами давно стемнело, кошка лежала около стола и вылизывала отдавленный Марьяной хвост. А чета Киртановых все сидели, о чем-то думали.

– Вот тебе и родственник из столицы, – грустно усмехнулась.

– Ну, кто знает. Может, поживет здесь, проникнется.

– Дай Бог, чтобы так и случилось. Идем-ка спать, голова что-то звенит.

– Идем…

Супруги удалились в комнату, и в доме стало совсем тихо. А вот в имении графа сейчас Никанор держал ответ перед хозяином:

– Докладывай, – Блэр сидел в просторной зале внизу в кресле с высокой спинкой. Черные высокие сапоги поблескивали в свете свечей

– Все сделано, ваша Милость. Господина встретили, до села добрался в целости, разве что в растрепанных чувствах.

– Много ли при нем было?

– Почти ничего, – развел руками Никанор.

Граф тогда вскинул брови:

– Ничего?

– Сундук со старьем, какого даже мы не держим и три рубля наличности.

– Хорошо. Ступай.

– А как же просьба моя, ваша Милость? – вожак сжимал в руках потертый картуз.

– Задание ты выполнил, так что веди племянника своего. Посмотрим, что там за зверь такой, – усмехнулся Элвин.

– Так, завтра приведу, – улыбнулся Никанор.

– Да, да… Иди уже.

Когда вожак ушел, Блэр положил ноги на резную банкетку, взял в руки фужер с кровью и задумался. Волей судьбы все сложилось даже лучше, чем он мог себе представить. Отсутствие денег у Аксенова значительно упрощало задуманное.

С той ночи прошел месяц.

Катерина теперь жила с дядькой в родной усадьбе. Правда, общего языка она с Мокием Филипповичем так и не нашла и не потому, что проявляла характер или перечила, а потому что дяде до нее не было никакого дела. Первые две недели он все ходил, узнавал, не числится ли за покойным братом каких долгов да рассказывал всем кому не лень о том, какой важности дела оставил в столице, дабы выручить племянницу и спасти наследие брата. Помещики здешние смотрели на него с жалостью, а Киртановы переживали за Катерину, видели они в девушке доброту, ум, душевность, а рядом с таким дядькой сгинет в пучине невежественности. По крайней мере, в том была убеждена Лидия Васильевна. Катя продолжала их навещать, частенько засиживалась до ночи, домой ее совсем не тянуло. А дядька вспоминал о племяннице, только когда подходило время обеда или ужина, о завтраке не беспокоился, поскольку просыпался каждый день после одиннадцати.

Сегодня на улице было пасмурно, небо заволокло темно-серыми тучами, деревья угрюмо нависали голыми ветвями над крышами домов, в воздухе повис столь любимый запах дыма из печных труб. Катя как уже повелось, накормила дядю обедом, убрала со стола, навела чистоту в доме и, коль родственник лег отдохнуть на часок другой, пошла, собираться на прогулку. Приехала ярмарка сезонная, а с ней и балаган, где циркачи намеревались дать представление.

Катя достала из шкафа платье, какое ей отец подарил на шестнадцатый день рождения. Помнится, поехали они в Архангельск, там посетили ателье. Девушка сама лично выбрала ткань – шерстяной батист савоярского цвета, кружева к нему. После портной снял мерки, а через две недели посыльный доставил к дверям Аксеновых сверток. Катерина нарадоваться не могла. Сейчас же смотрела на платье с нежностью и грустью.

Но прежде надо было подумать о прическе, она собрала волосы, заколола шпильками на затылке. От природы волосы у Кати вились, потому завивка ей не требовалась, что экономило время и силы, тогда как другие девицы тратили часы на то, чтобы сначала накрутить папильотки, затем дождаться эффекту, а потом их снять.

Вот и очередь платья подошла. Катя нарядилась, голову покрыла аккуратной шляпкой с цветком в тон платья, а уж перед выходом на улицу накинула сверху коричневое пальто. Когда она так одевалась, отец всегда называл ее маленькой барыней.

Стеша с Николаем тоже собрались. Молодежь встретилась у Катиных ворот и устремилась на ярмарку.

Базарная площадь кишмя кишела людьми самых разных сословий, были тут и купцы, и ремесленники, и музыканты, даже чиновники с семьями из самого Архангельска приехали, всем хотелось на представление поглазеть. Коля купил девушкам по пирогу с повидлом, после троица направилась к балагану, а то потом народ как повалит, не протиснуться будет.

Катя уже было зашла в шатер, вдруг до ее плеча кто-то дотронулся, она тут же развернулась. Напротив граф стоял. Но уже через секунду толпа оттеснила их, вышло так, что Стеша с женихом внутрь прошли, а Катя снова на улице оказалась, как и граф:

– Добрый день, сударыня, – приподнял цилиндр мужчина. – Тоже пришли на акробатов из Азии полюбоваться?

А девушка стояла с надкушенным пирогом в руках и боялась что-либо ответить. Этот человек пугал ее, стоило ему хоть слово произнести, как внутри все леденело.

– Вы меня преследуете? – кое-как выдавила.

– Что, прошу прощения? – вскинул брови от удивления. – Преследую? И как же? Подкараулил на ярмарке, где все село собралось, чтобы развеяться?

– Да, верно, – растерянно улыбнулась Катя. – Прошу извинить, граф за сию бестактность.

– Почему вы меня боитесь? – Блэр стоял около толстого троса, что одним из многих держал шатер, ветер трепал парусиновую ткань.

– Сама не знаю, – она смотрела ему в глаза. В такие темные, глубокие и холодные.

В свою очередь граф засмотрелся ее карими очами с медовым оттенком, наслаждался ими. Кажется, это единственное, что его привлекало в девушке. Но спустя минуту он отвлекся от глаз и обратил внимание на губы:

– Вы испачкались повидлом, – произнес со снисходительной улыбкой, после чего хотел было достать из нагрудного кармана носовой платок, но Катя опередила и облизала губы, что заставило Блэра скривиться. – Зачем? Зачем вы это сделали?

– Что сделала?

– Ничего.

Катя совсем его не понимала. Зачем он говорит с ней, когда видно, что презирает.

– Я лучше пойду, – на душе стало скверно, девушка и так устала от равнодушия со стороны новоиспеченного дядюшки, не хватало еще этого напыщенного индюка с неясными желаниями и порывами.

– У вас очень красивые глаза, – будто не услышал ее.

– Благодарю, ваша Милость. От матушки достались.

– Я бы смотрел в них вечно, – улыбка сошла с его лица, взгляд потяжелел, отчего граф стал еще суровее.

– Хорошего дня, – Катя произвела книксен и поспешила в шатер.

А граф тяжело выдохнул, огляделся. Народ бродил меж телег с товарами, молодежь гужевалась около лотка с медовухой, ребятня носилась стайками. Жители Кольского отличались каким-то особым характером, помещики здесь не кичились своим положением, а крестьяне без надобности не пресмыкались, дети так вообще различий не понимали. Только для англичанина сия странность казалась скорее недостатком, чем достоинством, ибо становилось сложно понять, где человек благородных кровей, а где простолюдин. Катерина хоть и была дочкой уважаемого в селе помещика, но мещанское воспитание лишило ее какой-либо самости. Да, ее нрав и некие умственные способности вселяли надежду, однако…

Блэр колебался каждый день, слал проклятья ведуньям здешних лесов, боролся со своими потаенными желаниями, пытался усмирить их, как делал это столетиями, да только прошлое настигло его, острыми когтями вцепилось в душу. Когда Элвин смотрел в глаза этой жалкой плебейки, испытывал, и блаженство, и ужас. И если ведунья смогла бы стать той, что жила в его памяти, Катерина же нет, девушка навсегда останется собой.

В имение возвращался долго, намеренно попросил извозчика не торопить лошадей. Хотелось поразмышлять под цокот копыт и треск камней под колесами.