Текст книги "На выдохе сна"

Автор книги: Лора Олеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

«А ты чего тут стоишь? Домой идешь?» Вроде, смотрю – Наташка как Наташка, на себя похожа. «Ладно, пошли», – говорю. Вместе не так страшно. Ну, приходим домой, там мать нас встречает. «Наташк, принесла молока? Ну, молодец. Давайте садитесь, я вас рассольником покормлю». Я смотрю: мать как мать. «А борщ-то где?» – спрашиваю. «Какой борщ? У меня только рассольник позавчерашний». – «А ты что, борщ разве не варила?» – «Да когда мне варить-то было? Я только что с работы пришла. Тебе чего, приснился он, что ли?»

Ну блин, в самом деле, мне что, приснилось, что ли, как мать меня хлоркой потравить хотела? Короче, я в тот день и ложку супа в рот взять не могла, одним хлебом питалась и водой из-под крана. А ночью нож с кухни взяла и под подушкой держала. Заснуть боялась, всю ночь лежала не спала, к каждому шороху прислушивалась.

Утром все из квартиры ушли, я больной сказалась, осталась и наконец выспаться смогла. А потом села и стала думать, что делать. Или идти в дурку сдаваться, или что? На другой день я как-то в чувства пришла, заставила себя ходить на занятия. Всю неделю в интернете искала что-то похожее, и, короче, на одном форуме с девушкой разговор завела.

Она говорит, пиши в личку, я тебе кой-что присоветую, мне очень помогли. Поэтому я вам это и пишу.

Если честно, не сразу набралась духу написала. Только мне все хуже и хуже. Такие истории повторяться стали. Сны эти проклятые опять снятся, и жизни от них никакой нет. Если так дальше будет продолжаться, я уж и не знаю, что со мной будет. Скажите, пожалуйста, а можно что-то сделать или нет? Но вы моя последняя надежда.

С уважением, Настя».

Вот и все, что было в письме. Тогда сие повествование не показалось Саше хоть сколько-нибудь примечательным. Скорее, она была склонна предположить медленно развивающуюся шизофрению. Или, предположим, наркотический бред. А что, разве это не так начинается? Однако сейчас, когда маховик судьбы забросил ее в город из письма, почему бы не познакомиться с девушкой Настей поближе? А вдруг не все это блажь, и в этой истории есть зерно истины?

«Занятно, занятно», – сказала Саша и постучала пальцами по столу. Откуда-то из глубин души раздался робкий зов совести, и Саша поняла, что не сможет позволить себе расслабиться и насладиться жизнью, пока на историю не прольется хоть какой-нибудь свет. Она со вздохом выключила компьютер и пошла собираться. Сборы заняли пять минут, включая отправление сообщения Алексею о том, что она пошла на променад, но надеется увидеться с ним ближе к вечеру.

Глава 4. В поисках Насти

Когда неделю назад Александра писала ответ Насте, она ожидала, что та ответит, но отклика не последовало. И теперь Саша столкнулась с проблемой поиска корреспондентки.

«Итак, что мы знаем?» – размышляла она по дороге в пединститут. Девушку зовут Настя (будем надеяться, что имя не вымышленное), студентка первого курса пединститута (один в городе – повезло). Учится… (ну что бы ей написать, в какой группе учится!). Живет с родителями и младшей сестрой Натальей. Есть близкая подруга Вика. Это немало. Найти нетрудно, но побегать придется. Разумеется, чтобы поговорить по душам, надо девушку осторожно выловить где-нибудь в нейтральном месте (институт – вот оно!), но при этом не насторожить окружающих.

Институт имени Тодского располагался на симпатичной улочке, полной старых деревянных домов. Он был трехэтажный, стоящий глаголем, что наводило на мысль о его древнем происхождении, покрытый, как чешуей, облупившейся желтой краской, с белыми колоннами при входе, имевшими в середине приятную округлую выпуклость. Учебная часть находилась на первом этаже, и Александра была туда без промедления допущена доброй бабушкой-вахтером.

– Так вы говорите, что ищете свидетеля происшествия? – спросила дама, ведущая дела первого курса, подслеповато взглянув в корочку, которую Александра ей продемонстрировала.

– Да, видите ли, была свидетельница аварии, девушка, которая назвалась Анастасией, студенткой первого курса пединститута. Однако свидетельница полиции не дождалась, сославшись на неотложные дела, и удалилась с места происшествия. Дело уже дошло до суда, и показания свидетельницы могут иметь большое, а, может быть, даже решающее значение в деле. Необходимо найти девушку, чтобы записать ее показания. Разумеется, сделать это нужно как можно деликатнее.

Александра улыбнулась даме, адресуя улыбкой намек.

– Я понимаю, – чопорно сказала дама, роясь в личных делах, – Ну что за молодежь пошла! Неужели так трудно было выполнить свой гражданский долг, дождаться и дать показания? А теперь ее разыскивает полиция.

– Ну, не совсем полиция. И не надо винить девочку. Она могла плохо себя почувствовать, испугаться или что-то другое в этом роде. А может, она не сочла это важным. Вы нашли Анастасию?

– Я нашла четырех Анастасий. Вот их дела.

Александра быстро просмотрела личные дела и сфотографировала их. Лица девушек ей ни о чем не говорили, информации о членах семьи в деле не было. Записав, кто в какой группе учится, Саша вежливо поблагодарила чопорную даму и пошла искать девушек.

Расписание первого курса было тут же, на первом этаже. Все девушки учились в разных группах и были на разных занятиях. После часа поисков Александра смогла поговорить с тремя Анастасиями. Используя все ту же нехитрую историю о пропавшей свидетельнице, Саша спросила всех трех девушек о сестре по имени Наталья и получила отрицательный ответ. Судя по всему, искомым объектом была последняя, четвертая Анастасия.

Оставшаяся Анастасия в этот день в институт не явилась.

– Она уже неделю не ходит, – сказал Саше одногруппник Насти, высокий голубоглазый паренек. Паренек был гладко ухоженным, гладко причесанным и производил отрадное впечатление домашнего покладистого мальчика. – А зачем она вам?

Последовала детально изложенная легенда.

– Ну да, похоже на Настьку. В последнее время она вся такая дерганная. По сторонам озирается, может в стенку уставиться и сидеть так молча.

– Не скажешь, у нее есть сестра по имени Наташа?

– Кажется, сестра есть, а как зовут, не скажу. Может, и Наташа. А при чем тут это?

– Да понимаешь, свидетельница обмолвилась, что спешит к сестре Наташе.

– А, тогда все понятно.

– Так ты говоришь, что Настя себя вела в последнее время странно?

– Трудно сказать однозначно, странно или не странно ее поведение. Девушки вообще существа непредсказуемые. Возможно, Настя просто психует. Скоро сессия, так что, может, поэтому. А может, и болеет. Один раз ее даже чуть не вырвало на занятиях. Еле успела до туалета добежать. Кто ее знает, что с ней. А может, и принимает что-нибудь, – парень подмигнул Александре.

– Ты намекаешь, что Настя наркоманка?

– С чего вдруг такие далеко идущие выводы? – пошел на попятный паренек, – может, болеет, какие-нибудь лекарства пьет. Я просто делаю предположения.

– Ты близко знаешь Настю?

– Да не так чтоб очень. Вон, если интересуетесь, ее подруга Вика в конце коридора. Вон та, что в зеленом жилете и белой рубашке. Она вам даст более подробную информацию. Я мне надо идти. Извините.

Паренек быстро ретировался.

Саша догнала и сумела в последний момент перехватить Вику.

– Вика, подождите, мне надо с вами поговорить.

Вика внимательно выслушала Александру, помрачнела и отвела ее в уютный закуток между окнами.

– Здесь можно спокойно поговорить. Так вы говорите, Настя что-то видела и должна стать свидетелем?

– Да, а тебя что-то смущает?

Вика замялась.

– Извините, я не знаю, насколько удобно это рассказывать.

– Смелее, Вика. Настя ни в чем не виновата. Если она даст показания – хорошо, не даст – тоже не беда. Если у нее какие-то проблемы, то надо ей помочь. Может, в этом могу поспособствовать я. Поверь мне, я не враг Насте и искренне хочу помочь.

Убедительность в ее голосе заставила Вику пойти на откровенность.

– Короче, не хочу я о Насте такое говорить, но, похоже, у нее крыша поехала. Так что вряд ли она сможет быть свидетелем. Не-де-е-спо-собная – так, кажется, это называется?

– То есть, ты хочешь сказать, что в поведении твоей подруги есть некоторая ненормальность? А в чем это выражается?

– Раньше все было в порядке, но в последний месяц Настя так себя странно ведет…

– Расскажи, Вика, пожалуйста, подробно. Что случилось?

– Не то чтобы она что-то делала, но ее слова… Ну точно сумасшедшая.

– Вика, я не смогу ничего понять, пока ты не расскажешь.

– Короче, было раз в конце апреля это. Пошли мы с ней по улицам гулять. Захотели пирожные купить. Настя зашла в магазин, встала в очередь, а я по телефону говорила на улице. Вдруг она из магазина выскакивает, меня от магазина тянет, на ней лица нет, вся белая, губы трясутся. Я стала ее расспрашивать. Она не хотела ничего говорить. Потом долго мы с ней по улицам ходили, она никак успокоиться не могла, все о каких-то снах рассказывала, которые в реальность переходят. А потом говорит мне… Я ее лица в тот момент никогда не забуду. «Представляешь, Викуля, я стою в очереди, смотрю на людей в магазине, они ко мне поворачиваются, а у них вдруг у всех, представляешь, у всех, как в моем сне, лица начинают оплывать, как воск свечи, и стекать вниз. Они стоят с этими стекающими лицами и смотрят на меня. Вот этим, вместо лица. Я чуть с ума не сошла от ужаса».

Вика покосилась на Александру, ожидая ее реакции. Но Саша, нахмурившись, внимательно слушала и только кивнула ей в знак понимания.

– Вика, а еще такие случаи были?

– Может, и были, но мне Настя только в тот раз рассказала. Она говорила, что таких случаев становится все больше и больше. Что она уже не знает, что делать. Думает, не пойти ли к психиатру.

– Вика, скажи честно, а Настя не принимала случайно какие-нибудь наркотики?

– Я тоже ее сразу же про это спросила. Она обиделась. Стала мне руки показывать. Я говорю, что ты мне руки показываешь. Может, ты таблетки глотаешь или нюхаешь что-нибудь. Она на меня наорала и домой ушла. Короче, не думаю я, что она что-то такое принимает. Она бы мне про это рассказала.

– А почему Насти сейчас нет в институте?

– Она после майских праздников на занятия не пришла. И не звонит. Мы ведь поссорились. А я, если честно, боюсь ей звонить. Хотя, конечно, свинство с моей стороны. Подруга ведь все же.

– Вика, а ты можешь мне дать телефон Насти? С кем Настя живет?

– Да, конечно, запишите. Вот номер. Она с родителями живет. Мама – Валентина Константиновна и отец – Иван Алексеевич. Еще сестренка у нее младшая. В седьмом классе учится. Наташка.

– Хорошо, спасибо тебе.

Вика медленно натянула сумку на плечо.

– Простите…

– Да?

– А как вы думаете, сходить мне к Насте или нет, проведать ее? А то что я за подруга?

Александра посмотрела в глаза Вике.

– Конечно, сходи. Если ты действительно беспокоишься о ней. На то друзья и нужны, чтобы помогать друг другу в трудной ситуации. Ведь не для того же, чтобы только пирожные вместе есть.

Она улыбнулась. Вика покраснела, пробормотала что-то, махнула рукой на прощание и убежала.

Александра вышла на улицу. Та-а-ак. Конечно, однозначные выводы делать рано, но, похоже, что наркотики здесь ни при чем. Сумасшествие? Так быстро? Ну что ж, все может быть. Теперь надо было поговорить с самой Настей. Саша набрала номер телефона. Телефон не отвечал. Машинально продолжая набирать номер, Саша вышла из дверей института.

Так, что же теперь делать? Наверное, надо поехать к Насте и поговорить с ней. То, что Настя не ходит на занятия, да еще и не отвечает на телефон, настораживало. В порядке ли она?

Саша решила съездить к Насте и стала искать адрес в личном деле, но телефон вдруг зазвонил. Это был Алексей. Голос был веселый и жизнерадостный.

– Привет! Как самочувствие?

– Все нормально. Вот решила все-таки выйти погулять.

– Что нам снег, что нам зной, что нам дождик проливной… Но раз уж нам не страшны погодные катаклизмы, могу составить компанию. А заодно приглашаю на обед.

– Неожиданно, но приятно. Премного благодарна.

– Саша, раз уж мы настолько сблизились, что даже провели ночь под одной крышей…

– То есть, раз уж моя репутация насколько загублена, что и говорить больше не о чем…

– В точку! И раз уж глубина нравственного падения не поддается никакому измерению, то… не перейти ли нам на «ты»?

– Как мило. Действительно, только этого штриха не хватало для полноты картины.

– Саша, я серьезно.

– Конечно, Леша, давай на «ты». Так мне будет легче выражать благодарность и кланяться.

– Ты издеваешься?

– Это я издеваюсь? А кто заставил меня с самого рассвета молоть кофе и кусты роз под окном сажать?

– Нет, ну ты правда шутишь?

– Какие уж тут шутки?! Целых семь розовых кустов!

– Саш?..

Голос Алексея стал такой растерянный, что девушка рассмеялась.

– Ладно, где мы встретимся?

– А ты где сейчас?

Саша назвала улицу.

– Жди, буду через пятнадцать минут.

Так, похоже, поход к страждущей девушке откладывался на некоторое время. На пару часов, возможно. Саша уже чувствовала голод и была рада отложить расследование.

Глава 5. Глеб

Через пятнадцать минут на улице показался Алексей. Александра помахала рукой и запрыгнула в притормозившую машину.

– Привет!

Алексей так сиял, что Сашу начала мучить совесть. «Черт, свидание, как в романе. Только букета цветов не хватает. Так и знала, что опять начинаю влипать в историю. Надо будет срочно что-то делать». Однако в ответ она улыбнулась.

– Ты сегодня что-то слишком расслабленно работаешь.

– А я сегодня вообще больше не работаю. Преимущество начальника. Работать, когда хочу. Так что планировал составить тебе компанию на оставшуюся часть дня.

В его голосе Александра уловила некую виноватую нотку.

– Что-то случилось, Леша?

– Да, вот, понимаешь, друг мой позвонил. Только что. Мы уже год не виделись. Он давно из Закрайска уехал. А тут позвонил. Вернулся в город. По делу. Беда у меня, говорит. Подробностей не сообщал. Говорит, буду рад увидеться. Я ему, правда, сказал, что не обещаю насчет сегодняшнего дня, но…

– Я все понимаю, Алеша. Какие могут быть развлечения, если все мысли о друге. Ты иди к нему, побудь с ним, если надо.

– Да я вот что подумал… А может, он ко мне заскочит? Мы с ним посидим спокойно, поедим, выпьем, то да се… И ты нам компанию составишь. Если не против.

– Да нет, конечно, я, в общем, не против посидеть с вами… Но вы же по душам, наверное, хотели поговорить? Я разве не буду лишней?

– Ты нигде не можешь быть лишней, – с нежностью улыбнулся Алексей.

Сашу опять кольнула совесть.

– Тогда ладно. Только извини, мне через пару часов надо будет по делу отъехать.

– Сопровождение принимается?

– Извини, Леш, мне надо одной ехать. Это правда по делу.

– Да что ты оправдываешься? Я ж понимаю – по делу.

– Спасибо, что понимаешь. Тогда поехали в магазин, что ли. А то у тебя в холодильнике мышь повесилась.

– Ты не смотришь в корень. Вернее на полку над холодильником. Там бутылка стояла. Кстати, неплохая такая бутылочка. И банки огурцов закрученных тоже где-то завалялись.

– Это что, на первое, второе и на десерт?

– А что, нельзя? О, точно – надо добавить еще фуа-гра и лобстеров.

– Без проблем, тогда поехали за фуа-грой. Где ее тут у вас тоннами на вес продают?

– Соседний супермаркет подойдет?

– Леш, слушай, это не в плане оплаты за гостеприимство… Тут я в неоплатном долгу. Но могу я поучаствовать хотя бы в финансировании совместной трапезы?

– Ты что, опять о денежном вливании?

– Ну-у, я бы очень хотела.

– Ни-ни-ни-ни. И даже не думай.

– Это уже просто свинство с твоей стороны.

– Отработаешь как кулинар.

– Ну вот, я так и знала. Это уже даже не свинство, а эксплуатация в самом чистом виде.

– Да, я такой жуткий эксплуататор.

– Ладно, эксплуататор. Хоть так, может, за ночлег и постой расплачусь. А то мне реально неудобно. Я серьезно.

– Опять ты за свое!

– Ладно-ладно. Ты с другом-то уже договорился?

– Я сейчас, мигом.

– Тогда давай договаривайся и поехали.

Через час они раскладывали припасы из магазина на кухне Алексея. Ввиду затяжного дождя шашлыки решили не делать. Александра обещала приготовить свиные шницели, салат и картошку. На большие кулинарные изыски она попросила не рассчитывать. Алексей сказал, что его устроит сейчас даже заплесневелая горбушка, политая отработанным маслом, такой он голодный, и пошел встречать друга.

Александра увидела, как друзья обнялись на улице и пошли к дому. Алексей что-то по дороге говорил, улыбаясь, и показывал на дом.

– Прошу знакомиться. Мой старинный друг Глеб, – представил он своего друга.

Глеб вошел на кухню и поставил на стол пакет с пивом. Он был высокий, неторопливый в движениях. Выражение лица было непроницаемо. Глазами Глеб спокойно, без улыбки, обежал кухню и стоящую у столешницы Александру, которая чистила картошку.

– Александра. Ну или Саша, – приветливо улыбнулась та.

– Очень приятно, – Глеб кивнул, но не улыбнулся. Он сел на диван и откинулся на спинку, заложив руки за голову.

Алексей обвел их глазами.

– Народ, слушайте, мне тут надо несколько звонков сделать. По работе. Я понимаю, что это хамство, но можно я вас покину на некоторое время?

– Ладно, вали, – сказал Глеб.

– Леша, я позову, когда еда будет готова.

– Я постараюсь быстро. Не скучайте без меня.

Алексей что-то мимикой беззвучно попытался передать Глебу, потом махнул рукой, улыбнулся Саше, еще раз тревожно посмотрел на них и поднялся наверх.

В кухне повисло молчание. Саша почистила картошку и поставила на плиту. Так же молча она начала резать овощи. Глеб сидел, откинувшись на спинку дивана, и, казалось, дремал. Он выглядел утомленным и грустным. Саша не пыталась завязать беседу. Наконец Глеб открыл глаза и посмотрел на Сашу.

– И давно это у вас с Лехой?

Саша подняла глаза на Глеба.

– Вы хотите спросить, в каких мы отношениях с Алексеем?

– Это мне и так ясно, – усмехнулся Глеб.

– Тут вы ошибаетесь, Глеб. Мы познакомились с Лешей буквально только что. Сутки назад, если быть точной.

Брови Глеба поползли вверх. Он присвистнул.

– Быстро же вы его обработали!

– Боюсь, что вы опять заблуждаетесь, Глеб. Мы случайно встретились на дороге в Закрайск. Алексей подвозил меня. Мы приехали в город поздно вечером, и оказалось, что гостиница на ремонте. Алексей пригласил меня остановиться у него на одну ночь. Это было очень любезно с его стороны. И я согласилась, хотя и не сразу. Вот и все.

– Ну да, конечно, вы еще и уговаривать себя заставили.

Откровенная издевка в его голосе не понравилась Саше, но и убеждать в чем-то Глеба ей совсем не хотелось. Так же, как и разубеждать. Подумав, она решила все-таки внести ясность в ситуацию, посмотрела на Глеба и веско сказала:

– Глеб, вы можете рисовать в своем воображении какие угодно картины. Однако это не изменит того факта, что мы с Алексеем едва знакомы, и наше знакомство продлится недолго. Увы. У меня есть дела в вашем городе, но как только я с ними покончу, мне придется уехать.

– Вот как? И какие у вас могут быть дела в нашем городе? – в голосе Глеба сквозило недоверие с некоторой долей враждебности.

Саша ослепительно улыбнулась.

– Глеб, давайте заключим перемирие. Хотя бы в присутствии Леши. Поверьте, с моей стороны ему не угрожает никакая опасность. Я нисколько на него не посягаю. Заявляю это с предельной откровенностью. Однако клясться и божиться, чтобы вас убедить в этом, я не собираюсь. Я уже сказала, что вы вольны думать обо мне все, что вам заблагорассудится.

Глеб молча и недоверчиво смотрел, а Саша, не глядя на него, невозмутимо продолжила резать овощи. На ее губах играла улыбка, а руки ловко и уверенно управлялись с ножом. Глеб помолчал немного, потом подошел и ворчливо сказал:

– Ладно, давайте я тоже что-нибудь порежу. Что я, как дурак, без дела сижу.

Саша кивнула.

– Вон там в пакете лук и зелень. Если вы их помоете и порежете, вы меня бесконечно обяжете.

Некоторое время они в тишине резали и ссыпали овощи в большую миску. Наконец, Глеб сменил гнев на милость.

– Ладно, Саша, погорячился я. Ты извини. И давай, что ли, на «ты». Чего уж там.

Саша кивнула, соглашаясь. Когда Алексей спустился вниз, в кухне уже царила атмосфера мира.

Глава 6. Сестра

На улице чуть-чуть распогодилось, и дождь на время затих. Решили перенести еду в беседку и расположиться там. Александра думала было уклониться от совместного поглощения обеда и потихоньку скрыться, но Алексей этому воспротивился.

– Ну уж нет. Хотели вместе пообедать, а ты сбежать собралась. Дудки, так не пойдет. Обещала – и точка.

– Давай с нами, Саша, – неожиданно поддержал друга Глеб.

Саше не оставалось ничего другого, кроме как согласиться.

За обедом друзья вспоминали общих знакомых, Алексей рассказывал Глебу последние новости: кто с кем сошелся, расстался, поступил на работу, уволился, женился, спился, зашился или повесился. Александра удивлялась в душе многообразию и сложности жизненных перипетий их знакомых, однако от комментариев воздерживалась и вопросов не задавала.

Она начала догадываться о причине негативного отношения к ней Глеба. Возможно, это была обида на всех женщин вообще. Как догадалась Саша, супруга Глеба изменила ему во время долгой отлучки мужа и потом вышла замуж за своего любовника. По крайней мере, такие выводы сделала Саша из различных намеков и обмолвок Глеба и Алексея.

Глеб, морщась, выслушал рассказ Алексея, как тот столкнулся с его бывшей женой, и попросил не упоминать ее имени. К этому он присовокупил такие резкие выражения, что морщиться пришлось Алексею. Он покосился на Александру, но та сделала индифферентное лицо.

После нескольких рюмок беседа оживилась, и как любая беседа русских людей, перешла чисто в плоскость жизненной философии. Саша пропустила начало беседы, бегая в кухню за горячим, а когда она вернулась, спор был уже в самом разгаре. Говорил Глеб.

– …Да если бы, брат! Проблема как раз в том, что нормальных, хороших людей мало. Большинство по жизни уроды. Вот, например, у нас на работе. Очень характерный пример. Наверх поднимаются в нашем корпусе четыре лифта. Три от одной кнопки приезжают, и есть еще один, грузовой, больше по размеру. У него отдельная кнопка. Лифты быстро приезжают, ну секунд пять, десять, максимум полминуты, может, подождать. Я грузовой никогда не вызываю и кнопку не включаю. Почему? Да потому что на этом лифте уборщицы с тележками ездят, грузы возят, вообще, люди могут поехать с чем-нибудь объемным, женщина с коляской, наконец. А большинство, как пришло, так сразу на все кнопки – бац – лупить со всей дури. Пускай, дескать, ко мне, любимому, все лифты едут, как на пожар. А вдруг один их них на секунду быстрее другого приедет. Я ж тогда свою жопу на секунду раньше вверх в офис вознесу и в социальных сетях на секунду подольше позависаю. А то, что кому-то может именно этот лифт понадобиться, и в голову не берет. Не говоря уж о том, что лифт зря гоняется по этажам, энергия расходуется. Мне ж на это наплевать, когда о моей жопе речь идет. Вот я и говорю, что в большинстве своем вокруг один сплошной биомусор.

– Это ты погорячился, не все же. Ты, брат, с выводами торопишься. К тому же, не может же быть человек во всем идеален. Может, он и не подумал, что это нехорошо – лифт без пользы гонять. Может, и не догадывается об этом.

– Да, конечно, когда он на улице кого-то подрезал или без очереди со второго ряда влез, он тоже не подумал, что этим такое вот, блин, малюю-ю-юсенькое неудобство другому водителю доставляет. Так, ерунда, плевать на других, зато он влезет без очереди и опять же свою жопу быстрее до офиса домчит. Или до миски с борщом быстрее доедет. Твари конченые.

– Ты прав, конечно, такой человек поступает по-хамски. Но нельзя же на основании этого делать вывод, что этот человек уже полностью тварь и отморозок.

– Да тварь он и отморозок, и быдло к тому же. Он что, думаешь, приехав домой, Бодлера в подлиннике читать будет или лекарство от рака изобретать?

– Ну, этого я не знаю. А вдруг?

– Да вряд ли. Быдло – оно и во всем быдло.

– Послушай, а вот такая ситуация. Подрезал тебя этот человек. Урод, да?

– Урод.

– Ладно, я тоже за подрезание готов в морду дать. Хорошо, предположим другое. Вот выбросил человек мусор из машины. Неправ?

– Да просто быдло.

– Предположим. Но потом ты пришел в поликлинику, а этот человек тебя вылечил. Или что-то другое хорошее для тебя сделал. Как ты тогда его оценивать будешь?

– Не знаю, за помощь и спасение спасибо скажу, а за мусор выскажу. А если подрежет, опять же в морду.

– Хорошо. Предположим, другой и вежливый такой, и мусор в урну бросает, и весь из себя такой образец приличного человека. А квартирку у родственничков-то отжал. А? Как тебе такой типаж?

– Да что ты мне все примеры разные даешь. И этот мразь, и тот. Разницы нет. Если человек порядочен, он во всем порядочен. Он изначально об окружающих думает, а не только о своей жопе. Он тогда и мусор не бросит, чтобы другие в его говне не стояли, и на дороге не подрежет хамски, и уж тем более не будет квартирку отжимать.

– Хорошо, допустим. А ты сам всегда во всем идеален? Всегда был аккуратен, никому не хамил, не подрезал, пусть случайно, просто пропустил поворот и надо повернуть?

– Да что ты мне пургу гонишь! Всегда понятно, ошибся человек или лезет нагло.

– Ладно, хорошо, бог с ним, с подрезанием. А ты всегда был вежлив с родителями, не малодушничал, всегда помогал слабому, бился за несправедливость, в общем, всегда был самый-самый?

Глеб некоторое время молчал.

– Ты прав, я тоже был свиньей, и не раз. Родителям хамил, девушек динамил и вообще…

– Вот! Так и другие так же. Кто-то больший подлец, кто-то меньший, но все мы не идельны. Все иногда что-то неправильно делаем.

– Ну ты сравнил! То есть и этот ребенка изнасиловал – подлец, и другой мусор бросил – тоже подлец. Одинаково, что ли?

– Конечно, нет. Но это полюсы. В обычной жизни мы все грешим примерно одинаково. Так, хамнул пару раз. Или на дороге, или жене, или продавщице в магазине.

– Да не должен нормальный человек никому хамить! Ни жене, ни продавщице, ни соседу в пробке. Поэтому он и зовется порядочным.

– Да где же граница? Вот ты Саше дверь не открыл, когда она выходила из дома.

– Да, блин, это я сплоховал.

– Да ты никому ее, небось, не открываешь. Так что ж, тебя тоже в подлецы записать?

– Слушай, я уже сбился, о чем базар идет. Ты к чему ведешь?

– Да я к тому, что теперь как поступить-то: я открыл дверь – меня в рай, а ты не открыл – тебя в ад?

– Почему?

– А почему нет? Где та граница, по которой разделение овец идет на хороших и паршивых? На ад и рай? На подлец или просто ошибся чуток? Как делить будем, брат?

– Слушай, иди ты уже. Никак делить не будем. А только если человек тварь, это и так понятно. Безо всякой твоей философии. Без овец и баранов.

– Ладно. Вопрос закрыт. Я просто хотел сказать, что нельзя огульно человека осуждать. Никто не знает, почему он в этот раз так поступил. И на какой процент он хорош или плох. Нельзя спешить. Вот, считается, что после смерти дела наши будут взвешивать на весах. Какие вниз потянут, туда человек и отправится. Вот тогда и станет окончательно ясно, кто тварь, а кто нет. И кого-то, может, эта кнопочка с подрезанием, ох, как подведет.

– Ладно, давай, Леха, выпьем за то, чтоб наши хорошие дела стократ перевесили наши плохие.

– Давай.

– Я только, знаешь, что думаю?

– Что?

– Я думаю, человеку всегда дается шанс все исправить. И это от него зависит, воспользоваться этим шансом или нет.

– Что исправить? Что тут исправишь, если уже подрезал, или дорогому человеку в душу плюнул, или квартирку отжал?

– Исправить в самом себе. В жизни-то, конечно, уже никогда ничего не исправить. Но можно исправить в самом себе. Через поступки, через мысли, через страдания и через счастье даже. Сделать вывод из своих поступков. И в следующий раз поступить по-другому. Один раз сплоховал, ну что ж, с кем ни бывает. А вот второй раз… Вот тогда и понятно станет до конца, кто ты – тварь конченая или право имеешь. Право на то, чтобы называться порядочным человеком.

– Слушай, ладно, проехали. Ты какой-то озлобленный на весь мир сегодня. Кстати, а чего у тебя стряслось-то? Ты почему вдруг с работы сорвался и примчался сюда?

Глаза Глеба затуманились.

– Да беда у нас в семье, браток. Ты мою сеструху двоюродную, Настюху, помнишь?

– Это малявку такую?

– Хм, уже не малявку. Красивая девка выросла.

– Да, помню ее. Когда тебя в армию провожали, она еще девчонкой была. Ревела, помню, все за тебя цеплялась. «Не уходи, Глебушка, миленький, прошу тебя. Останься, пожалуйста». И смех, и грех.

Глеб помрачнел.

– Из всех родных Настюха мне ближе всех. Хоть и двоюродная сестра. В детстве всегда, помню, как нашкодит, так ко мне бежит. Глаза огромные, испуганные. «Глебушка, не выдавай, миленький». И за меня прячется. Сколько раз ее защищал. Из школы, помню, забирал. Очень она меня любила. Перед друзьями мной гордилась. Как девушкой стала, немного изменилась, конечно. Скрытничать начала. Понятно, своя жизнь, секреты разные девичьи. Но все равно, каждый раз, когда к ним заходил, ужасно мне радовалась.

Глеб замолчал. Александра и Алексей тоже молчали, боясь сказать что-то невпопад. Через некоторое время Глеб продолжил.

– Я помню, как Нинка меня бросила, тошно было – просто ужас. Целыми днями валялся на кровати, пил запоем и жить не хотелось. Так вот, пришла Настюха. А я – вдребадан. И стыдно перед ней, и тошно, и противно. А она ничего. Взяла меня за руку, в ванную притащила – и под душ. В доме все прибрала, еды принесла из магазина. Потом за стол усадила, села рядом. Меня кормит, а сама ласково-ласково гладит то по руке, то по плечу. И стало мне так жалко себя и ее стыдно, что разрыдался, как ребенок. Жаловался ей, на Нинку ругался, всякие поганые слова про жену говорил. Это ей-то, девчонке молоденькой. А Настюха меня все гладит и жалеет, шепчет что-то, все гладит и жалеет. Потом спать уложила и рядом сидела. Как с больным нянчилась. Я этого никогда не забуду.

– Глеб, а что случилось с Настей? – спросила Саша.

Глеб поднял на нее мрачный взгляд.

– В коме Настя. Такие вот дела.

Саша изменилась в лице. «Боже мой, пусть это будет другая Настя, не моя!»

– Как в коме? Да что случилось-то? – спросил Алексей.

– А вот так. Мне тетка позвонила. Оказалось, в последнее время с Настюхой что-то неладное было. То ли крыша поехала, то ли еще чего. Они уж хотели к врачу ее отвести. А потом вдруг слегла, говорят. И то в сон впадет, то лежит и в потолок смотрит. Совсем слабая стала. Врача позвали, а врач ничего и понять не может. Так, говорит, ничего сказать не могу. Надо, говорит, полное обследование сделать, анализы сдать. Как полегче станет, так приходите. Или в больницу кладите. А она вдруг не проснулась. Разбудить не могут. Скорую вызвали, Настюху – в больницу. Короче, лежит без сознания, в коме. Причины врачи не говорят. Сами, видимо, не понимают.