Текст книги "Здесь я устанавливаю правила"
Автор книги: Лора Бальс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Он что, оправдывается перед девчонкой? Да нет… Просто кто-то же должен вправить ей мозги. А то она, похоже, считает своё семейство образцово-показательным и готова списать все домашние неприятности на его счёт.
Взгляд Зеленцовой изменился, опять наполнился неприязнью.
– Наши проблемы вас не касаются.
– Ты права, – с деланым равнодушием кивнул Феликс и отодвинул опустевшую тарелку. – Ты ещё что-то хотела?
Девчонка замялась. Она явно не ожидала такого резкого перехода и не была готова перейти к делу. И всё же она быстро взяла себя в руки.
– Хотела… Хотела обсудить условия моего заключения. Почему мне нельзя гулять по саду?
Теперь, когда он уже видел, какой она бывает в естественной обстановке, её нервозность бросалась в глаза. Слишком упрямый взгляд, стиснутые руки… Ей явно был очень важен ответ.
– Тебе не хватило одной прогулки? – осведомился он, бросив выразительный взгляд на забинтованное плечо.
– Вы сами говорили, что собаки спускаются только на ночь. Я хочу гулять, что в этом плохого? Не думаете же вы, что я посреди белого дня смогу перебраться через ваш забор и ускользнуть от охраны?
– И всё же я не сторонник бессмысленного риска, если ты не забыла. Хочешь свежего воздуха – открой форточку.
Зеленцова прикусила губу, явно не собираясь сдаваться, но не зная, какие ещё подобрать аргументы.
– Сегодня днём вы предложили считать моё согласие на звонок маме сделкой, – наконец медленно проговорила она. – Завтра я должна решить все вопросы с деканатом, как вы хотите. Почему бы вам, в свою очередь, не назвать происходящее компромиссом и не пойти на ещё одну незначительную уступку?
Он усмехнулся, спрятав под этой снисходительной реакцией искреннее одобрение. Девчонка умела держать удар.
– Ты, случайно, не подумывала стать адвокатом? Похоже, переворачивать ситуацию в пользу нужной стороны – это твоё.
– Думала, – не стала спорить Зеленцова. – Но теперь смотрю на вас и думаю, что лучше быть прокурором.
Сказала и тут же прикусила язык. Видно, сообразила, что вышла из амплуа проникшейся своим положением, безобидной бедолаги.
– Что ж, раз уж ты знаешь слово «компромисс», давай-ка его применим. С завтрашнего дня ты можешь гулять. В сопровождении охраны.
Вытянувшееся от разочарования лицо Зеленцовой определённо стоило того, чтобы принять такое решение.
Глава 10
Ужин с Ветровым оставил странное впечатление. Вроде как она не потерпела полного поражения, и вообще стоило бы радоваться, что тот от угроз и физического воздействия решил перейти к сделкам и даже выслушивает её пожелания. И всё же в душе прочно поселилось ощущение, будто сегодняшнее достижение на самом деле таковым вовсе не является.
Дело было не только в неоправдавшихся надеждах, хотя, конечно, она немало рассчитывала на возможность свободно разведать территорию. Ингу не покидало чувство, будто разрешая ей гулять под присмотром надзирателя, Ветров откровенно издевался. Он сам не считал это уступкой, отлично поняв, что ей нужно было на самом деле. Но почему-то не ответил прямым отказом, а снова вступил в некую не понятную ей игру, формально пошёл ей навстречу.
Решил и на ней испытать хвалёную «доброту господина Ветрова», от которой однозначно выигрывает только он сам? Вряд ли. Каким бы человеком Ветров ни был, неоправданной самонадеянности в нём не наблюдается. Он не может думать, что благодаря мелким псевдо-уступкам вызовет в ней расположение и сможет ею управлять. Да и не старался он вовсе изобразить душевность и сострадание. Нет, посыл был иной. Какой?
Он снова развлекался, как тогда с пистолетом? Ждал её реакции? Следующего шага? Кот и мышь… Ей ведь уже приходила в голову такая мысль!
Что ж, пока мышь шевелится, коту интересно, и у неё остаётся шанс. Получается, до сих пор она всё делала правильно. Только вот следует помнить, что рассчитывать можно лишь на себя. Коты не испытывают сострадания к пойманным жертвам, и если тем не удаётся убежать, финал такой игры всегда один.
Инга едва не забыла об этом сегодня за ужином. С самого начала всё пошло не сказать чтобы совсем не так, но всё же иначе, чем она ожидала.
Начать с того, что Ветров отреагировал на её появление в столовой самым неожиданным образом. Нет, она специально постаралась немного приодеться и выглядеть более-менее привлекательно, рассудив, что у красивых всегда больше шансов добиться того, чего хочется. Красота пробуждает симпатию. Она сама в детстве совершенно спокойно относилась к необходимости травить капустных гусениц, но если видела где-нибудь пострадавшую бабочку, переполнялась сожалением. Кто сказал, что друг на друга люди смотрят как-то иначе?
Но Инга никак не ожидала, что её маленькое преображение произведёт такой эффект. Ветров весь ужин почти не отрывал от неё глаз. Причём смотрел совсем не так, как раньше – не как на досадную помеху, не как на слабого, но докучливого противника… Инга не была искушена в вопросах отношений и не часто ловила на себе заинтересованные мужские взгляды, но всё же могла с уверенностью сказать, что этот взгляд был именно таким. Заинтересованным. Мягким, обволакивающим, изучающим и многообещающим… Но при этом не сальным, не наглым и навязчивым. От этого взгляда не хотелось отряхнуться, он не пугал и не вызывал неприятия. Наоборот…
Инга неожиданно для себя заметила, что при других обстоятельствах Ветров наверняка произвёл бы на неё впечатление. Такие мужчины притягивали её внимание, казались привлекательными. Элегантный, с отточенными аристократическими манерами, правильность которых сглаживалась лёгкой естественной небрежностью и не производила впечатление педантичности. Без малейшего намёка на выпирающий живот, крепкий, жилистый – без рельефной мускулатуры, которая встречается у завсегдатаев спортзалов, но без всякого сомнения обладающий внушительной скрытой силой. И самое главное, с таким острым, проницательным взглядом, который, казалось, любого видит насквозь, и от этого немного не по себе, но в гораздо большей степени – интересно и… возбуждающе?
Собственная реакция обескуражила Ингу больше всего. Нет, она ни на мгновение не забыла о том, что из себя представляет сидящий напротив человек. Но ненадолго всё зло, которое он принёс её семье, вдруг перестало быть определяющим моментом их общения.
Ветров оказался обаятельным собеседником. Даже больше, чем просто обаятельным – Инга и раньше имела возможность заметить силу его энергетики, но до этого их разговоры сводились к открытому противостоянию, и она всегда была начеку, вся сосредотачивалась на том, чтобы не позволить себя подавить. В этот же раз они впервые разговаривали относительно мирно, и она немного расслабилась и сама не заметила, как поддалась заданному им настроению.
Улыбалась, выслушивая его циничные рассуждения! И даже в какую-то минуту подумала, что этот беззастенчивый, весёлый цинизм очень похож на почти мальчишескую хулиганскую браваду, и на самом деле Ветров наверняка искренне заботился о тех, кого брал под свою опеку. Конечно, не забывал о собственной выгоде, но всё же думал и о других.
Теперь подобная мысль казалась нелепой. Она просто приписала другому человеку – врагу, наркоторговцу и убийце! – собственный взгляд на мир. Сама не смогла бы хладнокровно использовать людей, да ещё и притворяться при этом благодетельницей, вот и решила, что тот тоже не из таких. Ужасная глупость.
И ладно бы на этом она опомнилась, но нет! Зачем-то принялась откровенничать, посвятила противника в дорогие душе воспоминания… Неизвестно, что ещё она захотела бы выложить, если бы Ветров не начал рассуждать об её семье. Это быстро привело Ингу в чувство.
Ветров явно не испытывал ни малейших угрызений совести, не считал себя хоть в чём-то виноватым, да ещё и принялся намекать, что все её счастливые воспоминания не что большее, чем детская иллюзия.
Подобные замечания всегда выводили Ингу из себя. Она не хотела думать о том, что её реакция объясняется как раз тем, что в таких словах была доля истины.
Инга рано начала чувствовать, что не была желанным ребёнком. Нет, никто и никогда не говорил ей чего-то подобного, её одёргивали и наказывали не больше, чем других знакомых детей, о ней заботились, иногда даже баловали… Но родителей мало интересовало, где и как она проводит время. Проголодалась? Ладно, сейчас накормим. Хочешь погулять? Ладно, иди. И никаких «лишних» вопросов и пожеланий – куда собираешься, с кем будешь играть, возвращайся засветло…
Зато она часто слышала разговоры родителей о сыне. Сначала, когда она была совсем маленькой, тон этих бесед был шутливым и радостным. Родители просто о чём-то разговаривали, смеялись, и в какой-то момент отец спрашивал: «Ну когда ты уже подаришь мне мальчишку?!» После этого они с мамой скрывались за дверью спальни, предварительно включив Инге мультики.
Позже в отцовском голосе прорезались нотки досады и разочарования, и мама, услышав обычные мечты, уже не стремилась его обнять и увлечь за собой. Они начали ссориться.
Самыми счастливыми моментами для Инги стали те недели, которые они проводили в Крыму у маминой подруги. Там её любили. В заботе тёти Оли не чувствовалось той формальной ответственности, которая проскальзывала у родной матери. Маленькую Ингу брали с собой в походы и на рыбалку, у неё спрашивали, что ей хочется на завтрак и на обед не просто так, а чтобы приготовить именно это блюдо. Да, ей не разрешали отходить далеко от дома, но в этом запрете было столько беспокойства, сколько она никогда не получала в разрешении родителей делать всё, что захочется.
А дома, когда родители оставались наедине – если не считать Ингу – всё становилось хуже и хуже. Они переругивались уже в открытую, и если смысл фраз для девочки часто оставался непонятным, то атмосфера взаимного отчуждения не могла пройти мимо неё.
Мама, и раньше достаточно равнодушная к дочери, совсем перестала обращать на неё внимание. Зато пристрастилась к вечеринкам и выпивке.
Когда отец начал приносить домой серьёзные деньги, это увлечение стало ещё более заметным. Именно с момента резкого обогащения Инга отсчитывала медленный конец их семьи. Отец тоже начал пропадать вечерами, совместные беззаботные посиделки окончательно сошли на нет.
Разговоры о сыне тоже прекратились. Наверное, отец утратил надежду когда-нибудь им обзавестись. Вместе с этим Инге стало доставаться больше внимания. Это не было проявлением родительской ласки. Просто у неё вдруг появилась масса обязанностей. В целом они все сводились к одному – не разочаровывать папу, быть достойной его внимания. Но нюансы иногда оказывались достаточно тяжелы для исполнения.
Инга должна была учиться на одни пятёрки, участвовать во всех школьных мероприятиях, увлекаться всевозможными дополнительными занятиями от шитья до вольной борьбы, никогда ни на что не жаловаться, всегда быть весёлой и доброжелательной… Тогда папа был доволен. Тогда она получала свою порцию похвалы и чувствовала себя нужной и любимой.
Инга старалась соответствовать всем ожиданиям. Не подводить. Быть идеальной дочерью. Такой, которой можно будет гордиться. Она окончила школу с золотой медалью, поступила туда, где желал видеть её отец…
Она всегда надеялась, что ещё немного – и он посмотрит на неё как на равную, станет разговаривать с ней без вечного оттенка снисходительности и насмешки. Отец многого от неё ждал, но никогда не воспринимал всерьёз. На все обиды Инги презрительно хмыкал: «Ты кто? Школьница? Полуфабрикат человека! Подрастёшь – тогда поговорим». Со временем «школьница» сменилась на «студентку», но Инга всё равно ждала, и была уверена, что рано или поздно сумеет заслужить безусловную любовь человека, который один из всех хоть сколько-нибудь ею интересовался.
Глава 11
Завтрак ей не принесли. Наверное, после вчерашнего ужина горничная решила, что теперь она постоянно будет есть в столовой. В компании Ветрова…
Нет уж, одного раза Инге хватило, и испытывать свою нервную систему снова она не намерена. Вчерашнее общение ясно показало, что в словесных интригах Ветров всегда одержит верх, и нечего рассчитывать перехитрить его и выторговать условия, которые можно будет использовать с толком для себя. Значит, надо искать другие пути, а с хозяином дома по своей инициативе больше не пересекаться.
Приняв решение, Инга устроилась у окна, прислушиваясь к доносящимся с улицы звукам. Она намеревалась дождаться, когда Ветров уедет, и продолжить попытки достучаться до его приближённых. В этот раз она собиралась быть умнее и ни словом не порицать их работодателя, но при этом заставить хоть кого-нибудь увидеть в ней человека, а не только объект для присмотра.
Конечно, нечего и надеяться, что кто-то захочет и отважится устроить ей побег, но, может, она хотя бы найдёт способ послать наружу весточку о своём настоящем положении?
Время шло, внизу было тихо, и Инга уже было подумала, что прозевала отъезд Ветрова и того давно нет дома. Однако стоило ей склониться к мысли, что пора отправиться на разведку, как дверь распахнулась сама. Похоже, кроме горничной никто в этом доме вежливостью не страдал.
– Ты решила поиграть в Рапунцель? – вместо приветствия осведомился Ветров, заходя в комнату. – Почему не выходишь?
Инга соскочила с подоконника, торопливо одёрнув платье.
– А что, я должна следовать какому-то регламенту? – вполне искренне удивилась она и сразу же не удержалась от безобидного маленького ехидства: – Меня не уведомляли о рекомендованном распорядке дня.
Претензия Ветрова была неожиданной и непонятной. Вообще он выглядел недовольным. Чем? Что ли, обиделся, что она предпочитает отсиживаться в одиночестве, а его общества искала вчера только ради того чтобы обратиться с просьбой? Чепуха какая! Если его и интересует что-то, связанное с пленницей, то наверняка только одно – вопрос, как половчее от неё избавиться, чтобы и болтать больше не смогла, и искать не начали.
Может, неприятности на работе? Тогда почему он до сих пор дома, а не там?
– Ты обещала позвонить в деканат, – произнёс Ветров таким тоном, будто это решение действительно зависело от неё и она могла отказаться.
Кроме телефона Ветров принёс уже заготовленный бланк заявления на академический отпуск. Ей оставалось только расписаться и поставить дату.
– Корявенько выйдет, – с некоторым злорадством предупредила Инга. – Пальцы плохо слушаются.
Ветров чуть нахмурился, но сказал совсем не то, что она ожидала услышать.
– Не думай, что кто-то станет обращать внимание на такую мелочь как почерк. Особенно после твоего звонка. А кисть уже можно понемногу разрабатывать, быстрее восстановится моторика. Только аккуратно, плечо не беспокой.
– Спасибо… – обескураженно пробормотала Инга и запоздало прикусила язык.
С детства усвоенные правила вежливости требовали любой совет и проявление заботы встречать словами благодарности. Рефлекс сработал раньше, чем Инга успела подумать, что в данной ситуации это совсем не уместно. Быть благодарной ей здесь точно некому и не за что.
Стремясь скрыть неловкость, она чуть более требовательно, чем было бы уместно для пленницы, протянула руку к телефону.
– Твой энтузиазм не может не радовать, – не преминул отметить Ветров, в свою очередь иронично хмыкнув.
Благоразумно оставив реплику без ответа, Инга набрала нужный номер.
Договориться с деканом оказалось куда сложнее, чем с родной матерью. Тому явно не понравилось её стремление решить все вопросы по телефону, и на каждое вполне логичное, по мнению Инги, объяснение, находились новые возражения и расспросы.
Конечно, она ведь никогда не нарушала правил, даже лекций ни разу не пропускала. И теперь вдруг – отпустите-ка погулять на полгодика, и заявление примите без личного присутствия.
Да, смерть отца, депрессия и рекомендации врача могли считаться достойными причинами. И, наверное, посчитались бы, если бы она минувшие две недели не продолжала посещать занятия, отпросившись только на день похорон. Инга делала это скорее по инерции, мало во что вникая и почти не замечая ничего вокруг. И всё же формального прилежания было достаточно, чтобы её теперешнее решение выглядело странным.
Сначала Инга даже воодушевилась, понадеявшись, что декан сможет заподозрить в её поведении что-то по-настоящему неладное, а не спишет его на простые капризы. Однако рядом с Ветровым, который напряжённо прислушивался к разговору, невозможно было намекнуть на то, что она говорит не по своей воле и нуждается в помощи. Декан всё больше раздражался, но даже не думал беспокоиться.
Наконец, когда уже донельзя вымотанная этим разговором Инга уверила, что к заявлению приложит справку от врача, которая подтвердит её острую потребность в срочном санаторно-курортном лечении, декан сдался. Не преминув напомнить, что она ещё до зимней сессии должна была участвовать в нескольких конференциях, и теперь ужасно всех подводит.
Единственным утешением Инге послужило нахмуренное лицо Ветрова. Похоже, для него добывание справки было заметной лишней проблемой, и он был совсем не рад, что пришлось вмешаться и подсказать узнице этот выход.
Воспользовавшись тем, что Ветров погрузился в размышления и не отобрал у неё сразу телефон, Инга снова просмотрела список пропущенных. Ничего интересного и внушающего надежду. Пару звонков от одногруппников, несколько эсэмэсок, суть которых сводилась к просьбам захватить на занятия тот или иной конспект и на которые вполне успешно ответил Ветров.
– Вы в молодости не подрабатывали секретарём? – стараясь, чтобы в голос не проскользнуло ни капли иронии, но всё же не сумев совсем промолчать, поинтересовалась Инга, изучая переписку. – Хорошо получается.
– А ты, я смотрю, учишься за всю группу? – не остался в долгу тот. – По-другому не получается налаживать отношения?
Инга вздрогнула. Он снова попал в точку. У неё действительно не получалось просто с кем-то дружить. Наверное, срабатывало вынесенное из семьи убеждение, что любую привязанность надо заслужить. Поэтому Инга всегда, начиная со школы, оказывала знакомым мелкие услуги – давала списать, решала соседний вариант задач на контрольных, помогала с рефератами. По мере её безотказности просьбы становились всё более крупными, и в какой-то момент Инга осознавала, что её просто используют. Это её не устраивало, и она сама разрывала отношения. Но при зарождении новой дружбы всё равно не могла избежать прежнего сценария.
– Давай сюда, – Ветров забрал телефон, не дав ей просмотреть последнее сообщение. – И переоденься, нечего сверкать ногами перед охраной.
Её платье длиной до середины колена даже с натяжкой нельзя было назвать вызывающим. Инга с недоумением посмотрела на Ветрова и не сразу нашлась с ответом. Однако тот и не дожидался её реакции.
Оставшись в одиночестве, Инга пожала плечами, но, немного подумав, всё же решила не демонстрировать протест по мелочам. Вчерашний наряд её тоже вполне устраивал, и у Ветрова к нему, кажется, претензий не было.
Глава 12
Он ещё не вышел из дома, а день уже не задался. Звонок в деканат прошёл не совсем по плану, хотя Зеленцова старалась. Поначалу он вообще напрягся, решив, что сейчас она уцепится за несговорчивость декана, начнёт мямлить и всячески наводить того на подозрения. И что тогда делать? Выхватывать телефон и обрывать разговор на полуслове? Не самый лучший вариант. На ходу грозить девчонке расправой? Ещё хуже. Расписывать последствия непослушания надо было до звонка, а не когда собеседник на другом конце провода ждёт внятных ответов.
Однако Инга сама оказалась достаточно здравомыслящей, чтобы заключить, что тут ей вряд ли стоит на что-то рассчитывать. Может, сообразила, что если в институте действительно обеспокоятся судьбой студентки, то первым делом свяжутся с её матерью. А подставлять ту под угрозу Зеленцова определённо не хотела.
В любом случае, говорила она убедительно и настойчиво, будто по доброй воле хотела провернуть аферу с отпуском. И всё же одним заявлением не обошлось. Конечно, раздобыть нужную справку для него особого труда не составит – достаточно обратиться к Кравцову, и прикормленный личный врач сам найдёт подходящего профильного специалиста и получит необходимый документ. Но круг лиц, осведомлённых о его специфическом интересе к Зеленцовой, сразу увеличится. Как бы не вышло так, что предложение Глеба использовать её как приманку претворится в жизнь само по себе. Феликсу это не нравилось.
Впрочем, если быть честным, настроение было ни к чёрту и до этого. Во время завтрака пустующий стул напротив то и дело привлекал внимание. Он привык есть один, но в этот раз что-то упорно казалось неправильным. Феликс не сразу сумел понять, что его возмущает, и это злило ещё больше.
Наконец он пришёл к выводу, что дело в выходящей за всякие рамки своевольности девчонки. Вчера он спокойно принял её непрошеный выход к столу, и она, видимо, решила, что теперь может вести себя как заблагорассудится. Безнаказанно нарушать его уединение, когда чего-то захочет, и прятаться по углам, продолжая демонстрировать непримиримость к врагу, когда ей ничего не нужно. Так она скоро совсем перестанет его опасаться и снова начнёт доставлять неприятности. Нет, она должна чувствовать, кто устанавливает порядки в этом доме, и не забывать об этом.
– Гостье больше еду в комнату не носить, – распорядился он, когда домработница заглянула в столовую, чтобы забрать опустевшие тарелки и поставить перед ним заварник с чаем. – Она уже хорошо себя чувствует и будет питаться в столовой.
Сам он пересмотрел недавнее решение и больше не был настроен избегать излишнего общения с Зеленцовой. Вчерашний ужин прошёл на удивление увлекательно. Наблюдать за попытками Инги – иногда вполне успешными – держаться в разговоре на равных было забавно. И за весь вечер его ни разу не побеспокоило мучительное сравнение.
В относительно мирной ситуации Зеленцова почти ничем не напоминала Лару. Та никогда, даже ради собственной выгоды, не стала бы вести с неприятелем светские беседы. Не стала бы хитрить и интриговать, чтобы добиться своего. Она всегда была прямолинейной до одури. И твёрдой, как скала. В Инге подобные черты просыпались только в критические моменты. В другое же время она стремилась не переломить ситуацию, а влиться в неё и по возможности подстроить под себя. Пожалуй, её сила воли и стойкость поражали не меньше, но всё же заключались в другом.
Принятое решение ненадолго вернуло душевное равновесие, но потом его дёрнул чёрт зачем-то зайти в дежурку. Нет, на этот раз никто не манкировал своими обязанностями. Оба охранника сидели, внимательно уставившись в мониторы. Причём один, как и было приказано, не спускал глаз с девчонки. Не спускал в самом буквальном смысле, что уже приказом не оговаривалось.
Ветров, зайдя, успел услышать обрывок одобрительного комментария насчёт ножек пленницы. Бросив взгляд на монитор, понял, что привлекло внимание служащего. Девчонка додумалась усесться на подоконник, согнув колени, и свободный подол платья спадал таким образом, что взгляду наблюдателя открывалось чуть больше, чем следует. И простор для фантазии оставался весьма неплохой.
Реплика охранника и интерес того к девчонке неожиданно взбесили Феликса. Если подумать, ситуация была вполне понятной и естественной. В доме и вокруг всё спокойно, к тому же днём никаких форс-мажоров обычно не бывает – дежурство скучное. А тут ещё не примелькавшееся лицо и, надо признать, довольно симпатичное. В конце концов, не за Джамилей же в её неизменных серых одеяниях почти до пола им подглядывать.
И всё же такая заинтересованность грозила ненужными сложностями. С Зеленцовой станется завести у него под носом интрижку, чтобы получить шанс на побег. В принципе, Феликс доверял сотрудникам, допущенным непосредственно в дом. И не думал всерьёз, что кто-то из них способен на предательство. Но несмотря на это, нервозность не отпускала.
Он даже всерьёз задумался о том, чтобы сообщить Зеленцовой о камерах. Остановило только то, что невозможно было угадать заранее, какие выводы она из этого вынесет. Постарается не привлекать к себе внимание или станет действовать наоборот. Поэтому Феликс ограничился замечанием о неуместности её наряда.
В клуб он приехал, всё ещё погружённый в размышления о домашних делах. Молотов встретил руководство с нескрываемым неодобрением.
– Скажи честно, тебя вообще интересует, что у тебя здесь происходит? Клиенты разбегаются, скоро и сотрудники начнут, а ты занимаешься чёрт знает чем!
Ветров предпочёл пропустить тон начальника охраны мимо ушей, отдавая себе отчёт, что действительно поступает не самым выгодным для дела образом, и тот на правах давнего приятеля имеет все основания выразить недовольство.
– Что выяснил? – коротко осведомился он.
– Танцовщица умерла от неправильной дозировки сердечного препарата. Поскольку она всегда была здорова, как лошадь, и никаких таблеток не пила, ясно, что ей что-то подмешали. Официантов и бармена опросили, все уверяют, что ничего подозрительного не замечали.
– С полицией всё уладил?
Молотов небрежно махнул рукой, словно вопрос вовсе не стоил внимания.
– Уладил. По официальной версии она умерла у себя дома. Несчастный случай. Ты не о том думаешь. Кто-то под тебя копает, и очень настойчиво. Если мы продолжим только заметать следы, скоро пойдём по миру.
Ветров одарил подчинённого тяжёлым взглядом. Всё было ясно и без дополнительных комментариев, вот только что с этим делать, до сих пор оставалось непонятно. И кто как не начальник охраны должен был во всём разобраться вместо того чтобы сыпать претензиями?
– С работниками клуба всё ясно, – скорее самому себе проговорил он, пытаясь нащупать какую-нибудь зацепку. – Если кто-то причастен, так просто не признается. Допрашивать с пристрастием всех подряд не станешь. Сейчас нет смысла дальше их трясти. Не удалось выяснить, кто обыскивал квартиру Зеленцовых?
Глеб отрицательно покачал головой.
– Зато известно, на что Зеленцов потратил украденные деньги.
Ветров заинтересованно приподнял брови.
– Купил любовнице квартиру в центре и маленький бизнес. Она беременна и иначе грозилась устроить скандал. Говорит, поначалу Зеленцов даже соглашался развестись с супругой и жениться на ней – пока не узнал, что будет девочка. После этого решил, что одной ему хватит и уже выращенная дочь лучше крикливой малявки. Сказал, что ругаться с семьёй не намерен и согласился на затребованные отступные.
Феликс задумчиво побарабанил пальцами по столу. Непонятно к чему мелькнула мысль, что для Инги известие о том, что у её отца была тайная жизнь, наверняка оказалось бы серьёзным ударом. Однако он быстро отбросил сторонние размышления, снова сосредотачиваясь на деле.
Версия, что любовница Зеленцова была с кем-то в сговоре и целенаправленно подтолкнула управляющего к воровству, чтобы потом его шантажировать и заставлять вредить клубу, была заманчивой. Но маловероятной. Слишком замысловатая и ненадёжная схема. К тому же неприятности не закончились со смертью Зеленцова, а начались в другом месте. Вряд ли кто-то стал бы прорабатывать подобную цепочку несколько раз с разными людьми.
– Слежку за ней установили? – всё же поинтересовался он.
– Разумеется. Но, надо полагать, если бы она была причастна, то уже бы не жила. Судя по тому, как вовремя убрали Зеленцова, наши соперники умеют работать со свидетелями.
– Надо установить дополнительные камеры. В приват-комнатах в том числе…
– Если кто-то из посетителей узнает, будет скандал, – возразил Молотов. – Очередной. Хороший подарок нашим тайным неприятелям. И так репутация трещит по швам. Вообще, я не понимаю, почему ты так упёрся против ловли на живца? У тебя в руках хорошая наживка, а мы тыкаемся вслепую и до сих пор не продвинулись ни на шаг.
– Уже обсуждали! – недовольно отрезал Феликс. Желание друга пойти самым лёгким путём было понятным, но абсолютно неуместным.
– У тебя что, Лимский синдром? – нервно хохотнул Глеб. – Проникся судьбой несчастной сиротки? Или мордашка зацепила? Так попробуй уже девочку и успокойся!
– Ты берега не путай, – он проговорил это медленно и слишком спокойно – так, что знающему его человеку сразу становилось ясно: Ветров не на шутку разозлён. – Здесь я принимаю решения. Продолжай слежку за любовницей Зеленцова, установи дополнительные камеры и…
Он замолчал, осенённый новой идеей. Они сразу не придали этому значения, а ведь происшествие в «Золотой стреле» очень отличалось от тех, что случились в «Стране чудес». Там был размах, каждый раз поднимался серьёзный переполох. Тут же – одна жертва и один очевидец. Причём жертва – сотрудница клуба. Такое тоже случилось впервые.
