Текст книги "Этот дурацкий проект (СИ)"

Автор книги: listokklevera

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Глава 5

АХТУНГ! Многаматаитраха!)))

Хартмут наколол кусочек буженины и положил в тарелку ложку салата из зеленой фасоли с фетой; время ужина давно миновало, и он конечно же хотел есть, но сейчас даже не сама обстановка – с ней-то как раз было все прекрасно, а некий внутренний мандраж не давал расслабиться и насладиться великолепной едой. Он давно и старательно выбросил Златоверхого из головы, что было совсем несложно, учитывая три недели игнора. Заморачиваться и страдать словно томная девица Хартмут не собирался – он был нацелен на предстоящую сдачу ЗНО и отъезд в Германию. И такое неожиданное «приглашение» на ужин несколько выбивало из душевного равновесия.

Чего ждать после ужина, он даже боялся себе представить, к тому же он не понимал сам себя – ведь в зале были отец и дед, и если бы он всерьез решил воспротивиться, то вряд ли Златоверхому удалось бы его увести из лицея. И уж никак он не ожидал, что тот пригласит его к праздничному столу, на котором, как ни странно, не было ни одной бутылки спиртного.

Постепенно аппетитные запахи и голодный желудок сделали свое дело, и Хартмут начал расслабляться, наслаждаясь вкусной едой. На горячее, к его удивлению, Златоверхий принес прозаичные голубцы и картофельное пюре, хотя Харт любил и то, и другое, но мать тяготела к немецкой кухне, и типичные «немецкие» голубцы, независимо от своих вариаций, отличались от украинских, а Хартмуту больше нравились именно последние.

– Голубцы? – непроизвольно вырвалось у Айхгольца.

– Не любишь? – бархатным голосом спросил Илья.

– Люблю, – пожал плечами Хартмут, – просто у тебя тут все такое выспренное и вдруг голубцы и пюре.

– Выспренное, потому что хотел устроить праздничный стол, – усмехнулся Илья, – ты ж отказался в ресторан ехать на банкет, так что – вот, – Златоверхий плавно обвел рукой стол, – это для тебя, а голубцы – одно из моих любимых блюд, должен же я и себя побаловать тоже.

Хартмут ощущал себя в передаче «Скрытая камера», так и казалось, что сейчас кто-нибудь выскочит из-за шторы или из-под стола с воплем: «Вас снимают!» – разве можно со Златоверхим поддерживать нормальный диалог?

И он действительно сказал, что готовил стол специально для Хартмута? С другой стороны, пусть он только дал указания повару или кухарке, или в ресторане заказал, – без разницы, но неужели действительно для него, Хартмута?

– Очень вкусно, спасибо, – Харт промокнул губы салфеткой и подумал, что на самом деле никогда не ел таких вкусных голубцов.

– Я их запекаю в духовке, без подливы, только добавляю накаленное растительное масло с томатной пастой, главное, чтобы свинина на фарш жирной была, а капуста, видишь, какая становится: тонкая, почти прозрачная, и тает во рту, а не как в борще – вареная.

Хартмут смотрел на Златоверхого, слушал его и не верил своим ушам. Точно! Он или под машину попал, когда из лицея выходил, и лежит теперь в больнице в коматозном состоянии, или ему кто-то исхитрился наркоты какой подсыпать, и он теперь в полном ауте, или, – самый лучший вариант, – он вернулся благополучно домой, уснул и видит все это во сне. Да, наверное, если б с ним на улице дворовая собака заговорила, он и то скорее бы поверил в это, чем в то, что Златоверхий с ним нормально разговаривает и еще так по-дружески рассказывает, как нужно голубцы готовить. Резкий, но очень своевременный звонок мобильного вывел его из ступора:

– Hallo!

– Hartmut, mein Sohn, wo bist du?

– Zu Besuch. Ich weiß nicht wann ich wieder da bin.

– Alles klar?

– Alles ist gut. Mach dir keine Sorgen, Mama.*

Хартмут спрятал телефон в карман пиджака и виновато посмотрел на Илью – дома они всегда разговаривали по-немецки, потому и ответил матери на полном автомате.

– Это мать, беспокоится. Извини.

– Всё ок, Айхгольц, я слышал, о чем вы говорили, – хмыкнул Илья, но что-то изменилось в нем, исчезло прежнее, весьма неожиданное, дружелюбие, вернулась назад всегдашняя жесткость.

То, что он понял разговор было естественно, ведь немецкий учили в лицее наравне с английским.

– У меня на десерт маффины с клубникой, – лениво процедил Илья, – но если ты наелся, можно позже.

Хартмут был в затруднении: маффины хотелось попробовать, но они уже точно не лезли, но если он откажется – не потянет ли Златоверхий его сразу в свою комнату, а что там ждет, можно было только предполагать.

– А что, ты действительно сам голубцы готовил? – решил завести светскую беседу Харт.

– Действительно, – ответил Илья, резко вставая из-за стола, – и не только голубцы, но и всё остальное. Поднимайся, пойдем прогуляемся.

Но Харт сидел словно оглушенный – в голове не укладывалось, что Златоверхий мог приготовить столько разнообразных и сложных блюд, а может, это шутка? Ведь сам Харт, несмотря на свою аккуратность и педантичность, хлеб ровно нарезать не умел. Да, подогреть готовое, и то редко, – это мог, но не более.

– Ты шутишь? – наконец «отмер» Хартмут.

– Я похож на клоуна? – снисходительно поинтересовался Илья и, подойдя ближе, потянул его со стула: – Пошли уже.

Он прихватил Хартмута за рукав пиджака и так, не выпуская, вел за собой:

– Можно было бы выйти в сад, но рассвет встречать рано, а гулять ночью под прожекторами – неинтересно.

Хартмут подумал, что гулять ночью в саду без прожекторов еще неинтереснее, по крайней мере – ему, и очень надеялся, что Златоверхий его не потащит сейчас во двор кормить комаров, хотя тогда оставалась только одна перспектива...

Кивнув на две двойные двери с одной стороны гостиной, Илья небрежно бросил:

– Гостевые комнаты, а та арка – вход на кухню.

Ну об этом Харт еще в свой первый приезд догадался.

Они прошли вестибюль, и Илья открыл дверь рядом с входной, включившийся свет ярко осветил площадку с широкой лестницей, ведущей вниз.

– Там спортзал и бассейн, – он захлопнул дверь и потащил Хартмута назад, только теперь они уже не заходили в гостиную, а сразу поднялись наверх, – мою комнату ты знаешь, дальше по коридору еще одна гостевая и кабинет, раньше был отца – теперь мой.

Илья подвел его к двери в свою комнату и впихнул внутрь, тут же закрывая замок. Он наконец отпустил рукав пиджака Хартмута и сразу начал раздеваться, пробормотав:

– Столько времени в толпе, чувствую себя грязным.

Он сбросил вещи прямо на пол и, оставшись в одних трусах, прошел к двери в ванную, уже заходя, обернулся:

– Ты тоже можешь раздеться.

Прежде всего Хартмут осмотрел всю комнату, поверхностно, конечно, не хватало еще по шкафам лазать, мало ли, вдруг тут камеры натыканы. Никаких девайсов для игрищ Златоверхого обнаружить не удалось, и хотя это ни о чем не говорило, какие-либо предположения тоже было строить затруднительно. Хартмут не спеша разделся, аккуратно вешая вещи на стул, носки пришлось кинуть на пол, и присел на кровать. Ему было о чем подумать: во-первых, такой Илья, гостеприимный и готовящий ужин по-прежнему не хотел укладываться в голове; во-вторых, для чего было проведена эта так называемая экскурсия по дому? В то, что Златоверхий сам всё приготовил, не верилось совершенно, скорее всего это был какой-то развод, только его цели Хартмут не понимал. И эта пародия на экскурсию...

***

Илья вышел из ванной, когда Хартмут уже успел порядком заскучать и подумывал, а не вернуться ли ему домой. На Златоверхом был короткий атласный халат черного цвета, который плотно облепил влажное тело.

– Ванная свободна, – окидывая Хартмута внимательным взглядом, сказал Илья своим медовым голосом.

Харт естественно принимал душ перед тем, как идти на выпускной, даже сбрил свою и так незаметную щетину – было как-то обидно: волосы почти белые с пепельным отливом, брови и ресницы достаточно темные, пусть не черные, но темно-русые точно, а щетина росла смехотворно светлая под цвет волос, да еще и жидкая совсем, позорище одно. Не то что у Златоверхого – у того и брови, и ресницы, и щетина черные, густые, под стать таким же густым волосам, только не черным, а темно-каштановым, сразу видно – мужик! А у Харта и на теле волосы почти не росли, ноги были такими гладкими, как у девчонки, что каждую неделю делает депиляцию.

Хартмут не спеша разобрался с навороченной душевой кабинкой, дома у него была самая простая ванна с самым обычным душем, но благодаря поездкам в Германию к родственникам, он умел пользоваться подобным. Теплая вода приятно омывала тело, торопиться не хотелось, но когда он поймал себя на том, что уже по второму кругу намыливается, понял, что пора выходить. Хартмут тщательно вытерся полотенцем и задумался: одежда вся, кроме трусов, осталась в комнате, выходить голым было стремно, в мокром полотенце тоже не айс, пришлось снова натянуть свои брифы, а они, кстати, как и костюм, были от Хьюго Босс.

В комнате вместо верхнего света горели точечные светильники по периметру, создавая некий интим. Сам Златоверхий сидел на кровати, скрестив ноги по-турецки и прикрывая пах снятым халатом, рядом с ним на белой простыне лежали какие-то странные черные полосы. Подойдя ближе, Хартмут понял, что это ленты. Ленты? Ленты?!!! Он что, блядь, думает, что Харт из него тут подарочек будет вязать с бантиками?! Слава Богу, хоть не веревка с узлами, Айхгольц про веревочный бондаж читал, мельком, и уж точно им бы заниматься не стал, уж слишком легко им было при неправильном обвязывании нанести травму.

Видимо, Илья что-то прочитал на лице Хартмута, потому что хмыкнул и мягко сказал:

– Не сцы.

Хартмут только губы поджал и уставился пристально на Златоверхого.

– Просто привяжешь мне руки и ноги к кровати, а то мало ли как первый раз пойдет, вдруг я тебе шею случайно сверну?

Руки-ноги – это не так страшно, главное, не слишком затянуть, да и ленты – не веревки, с ними риск поменьше.

Илья, скинув на пол халат, лег на живот и положил рядом с головой руки:

– Связывай отсюда. Мало ли, вдруг я на локти захочу опереться.

Хартмут молча приподнял левую руку, случайно коснувшись пальцами волос Ильи, и аккуратно начал обматывать серединой ленты запястье, не туго, но плотно завязал узел и привязал концы ленты к точеным балясинам в спинке кровати. Теперь правая рука. Харту пришлось склониться над Ильей, и он грудью ощущал тепло, идущее от того. К щекам прилила кровь; вообще-то не только к щекам – в трусах кое-что весьма воодушевилось, похоже, тело Хартмута реагировало совсем не так, как хотелось ему самому.

– Что с ногами? – спросил Харт, стараясь не глядеть на голый зад Ильи.

Тот подвигал руками, довольно похмыкал, подтянул под себя ноги:

– Давай вот так.

– Ленты не хватит, – тускло сказал Хартмут.

– Хватит, если один конец привязывать к ноге, а второй к кровати.

И вправду хватило, да только Златоверхий лишь номинально, по мнению Харта, считался связанным, ведь смыслом сего действа в БДСМ было полное обездвиживание, а тут? Руками и ногами Илья двигал настолько свободно, что Харт, помня про его «сверну шею», совсем не чувствовал себя в безопасности. Но несмотря на некоторый страх, все-таки предстоящее для него тоже было в первый раз, близость тела Ильи, его чистый запах, его вроде бы беспомощное положение – на сторонний взгляд Илья выглядел очень беззащитно – привязанный, лежащий на животе, возбуждали против воли. К тому же он растерялся – ну привязал, а что дальше?

– Что ты телишься? – как обычно, грубость слов не соответствовала медовому голосу.

Хартмут разозлился, оглядел внимательно распростертого перед ним Илью, тот вытянул ноги и лежал спокойно-расслабленно, если бы не черные ленты, обвивавшие его запястья и щиколотки, можно было бы подумать, что он лег спать. У Харта аж руки задрожали, так захотелось вытянуть ремнем по этой идеально-упругой заднице, член еще сильнее воодушевился от этих мыслей и теперь стал по стойке «смирно», высунув головку из трусов.

Илья изнемогал от желания, стараясь не тереться о простыню, и ожидая, когда ж наконец Айхгольц что-нибудь предпримет. Ему хотелось ощутить ту смесь боли и удовольствия, которая выльется в безумное наслаждение. Он уже хотел снова поторопить Хартмута, как неожиданный удар по заду заставил вскрикнуть и выбил всякие посторонние мысли.

Хартмут бил, не жалея ладони, ровно, сильно и четко, каждый шлепок оставлял белый, тут же краснеющий отпечаток на гладких, выпуклых ягодицах. Илья негромко, с придыханием, вскрикивал на каждый удар, постепенно тихие крики перешли в сладкие стоны. Харт остановился, тяжело дыша, рука горела, а яйца ломило от желания так, что хотелось втрахать этого козла в матрас; он не выдержал, сорвал трусы и залез на кровать.

– Подогни ноги.

Златоверхий послушно подобрал под себя ноги, развел их пошире, изогнул поясницу, теперь зад провокационно торчал вверх, приоткрывая масляно блестевший вход с чуть припухшими краями. Стало понятно, что Илья растянул и смазал себя в ванной, а возможно, вообще весь день ходил с какой-нибудь дрянью в заднице. Харта это более чем устраивало, так как то, что он прочитал про однополый секс, совсем не радовало, и меньше всего ему хотелось лезть своими пальцами в чужой зад.

– Где смазка и презики?

– Хочу так, – промурчал Илья, поворачивая голову и томно глядя на Хартмута из-под длинных ресниц, у него аж пальцы на ногах поджимались от предвкушения, как внутри его зальет струя горячей спермы.

– Мало ли что ты хочешь? А вдруг у тебя СПИД?

– Урод.

– Сам такой!

Харт слез с кровати и пошел в ванную, если этому мазохисту приятно будет проникновение с болью, то он пихать свой член почти насухую не собирался. Он взял со стеклянной полочки бальзам после бритья, по дороге обратно снял крышку и, налив на руку, обильно смазал член.

– Где ты шляешься?

Харт снова без всякого предупреждения с силой ляснул по заднице Илью:

– Слишком много говоришь.

Тот вскрикнул, закрутил задом, и Хартмут не выдержал, схватил за бедра, удерживая на месте, и въехал членом в скользкое, узкое нутро сразу и до конца, шлепаясь яйцами о мошонку Ильи. Тот застонал глухо, протяжно, вцепился руками в подушку. Хартмут держался на тонкой грани – кончить хотелось неимоверно, причем сразу, как он оказался в этой горячей, охватывающей его со всех сторон узости. Он трахал резко, сильно, глубоко, крепко держа Илью за бедра, с каждым толчком ощущая, как по телу прокатывает волна предвкушения, еще чуть-чуть, еще... Пот катился по спине, неприятно щекоча, падал с лица каплями на спину Златоверхого, а он-то читал в паре эротических статей «бриллиантовыми бисеринками выступил на коже» – романтика, блядь! Чувствуя, как Илья подмахивает, с силой насаживаясь на его член, Хартмут понимал, что еще несколько секунд и всё, финита!

Представлялось, эта тугая задница создана для него самой природой, он врубался в нее всё быстрее с пошлыми влажными шлепками.

Каждое движение Айхгольца, казалось, насквозь пронзало Илью, посылая мощные волны удовольствия по всему телу, он стонал сквозь зубы, кусая подушку и комкая пальцами простыню. Наслаждение поднимало его, вырывало из тела, раскручивая тугой узел в животе, Хартмут в очередной раз проехался по его простате, и Илья закричал, забился, ощущая бешеное наслаждение в жадно сокращающейся заднице, чувствуя, как ее заливает горячим, и одновременно в пульсирующем, выплескивающем сперму члене.

Харт закрыл глаза, отдаваясь на волю крышесносного оргазма, хотелось упасть сверху на Илью, прижаться к нему плотно, обнять, впиться губами, зубами в эту гладкую, шелковую кожу. Он с трудом заставил себя отстраниться и рухнуть рядом – не хватало еще нежничать со Златоверхим!

– Ленты развяжи, – минут через десять, когда Харт уже начал засыпать, раздался голос Ильи.

Шевелиться не было никаких сил, руки, казалось, весили тонну, даже язык стал совершенно неподъемным:

– Ножницы есть?

– В столе, верхний ящик.

Заставив себя подняться, Хартмут достал ножницы, разрезал ленты и упал назад на кровать, мгновенно заснув.

Илья, размотав ленты, кинул их на пол, как и ножницы, подтянул покрывало и накинул на себя и спящего Айхгольца. Было странно засыпать с кем-то в одной постели, но несмотря на послеоргазменную негу и слабость, Илья чувствовал себя достаточно бодрым, готовым к повторению, он плотнее прижался спиной к Хартмуту и закрыл глаза.

***

Ночью Харт проснулся от скручивающего все его нутро возбуждения: каменный член удобно расположился в ложбинке между ягодиц Златоверхого, который совершенно развратно терся об него. Не долго думая, Хартмут чуть передвинулся, взял рукой член и засадил в мокрую от вытекающей с предыдущего раза спермы дырку. Илья гортанно застонал и стал насаживаться, Харт толкался в податливое тело, удерживая его рукой за живот, ощущая, как внутри разворачиваются спирали удовольствия.

Илья чувствовал, как Айхгольц засаживал ему по самые яйца, и кайфовал от каждого толчка.

Оргазм был еще острее, еще сладостнее. Харт отрубился на новой волне наслаждения еще раньше, чем Златоверхий, недовольно бурча, потянулся и поднял с пола свой халат, чтобы вытереться, а потом развернулся к нему лицом и, втиснув ногу между его, уснул.

В следующий раз Илья разбудил Айхгольца, когда уже светало, он терся своим стояком о вполне себе крепкий ствол Харта. Тот открыл мутные со сна глаза и посмотрел на Златоверхого:

– Вот сука! Ну чего тебе не спится?! Завтра ж экзамен.

– Хочу, сейчас, – проурчал Илья.

– А я выспаться хочу, еще ж повторять сколько.

Илья нагло потерся о Харта:

– Сколько? Ты одиннадцать лет учил украинский, тебе не нужно ничего повторять.

– Вот же блядь! Отвали, пока не выебал!

– А ты выеби, – горячий шепот на ухо послал мурашки по плечам, рукам, спине.

– Сука! – простонал Харт, резко перевернул Илью на спину и, закинув его ноги себе на плечи, навалился сверху.

Член вошел как по маслу, сразу проехавшись по простате. Харт ебал Златоверхого быстро и сильно, рыча и матерясь, Илья только глаза закатывал от удовольствия, постанывая и тихо охая.

Кончая, Харт, глядя на запрокинувшего голову, выгнувшегося Илью, на его открытую, беззащитную шею, не удержался, прошелся языком по острому кадыку и прикусил, засосал ключицу.

Проснулись от надрывного звона телефона Хартмута. Тот поднял тяжелую голову с плеча Ильи, посмотрел на него, пробормотал:

– Мать звонит.

Тот усмехнулся:

– Ладно, вали, я заеду за тобой в четыре.

– Чего?! – подскочил Харт. – Сдурел? Я к ЗНО буду готовиться.

– Ага, готовься, Айхгольц, к четырем, – Илья нахально потерся об него. – А можешь на завтрак остаться – маффины ты так и не попробовал.

__________________________________

*– Алло!

– Хартмут, сынок, где ты?

– В гостях. Я не знаю, когда буду.

– Всё в порядке?

– Всё хорошо. Не волнуйся, мама.

(Прошу прощения за мой немецкий.)

Глава 6

Хартмут отправился в душ, прихватив с собой телефон: коротко переговорил с матерью и, стоя под теплым «дождиком», задумался. Маффины хотелось попробовать, тем более что желудок требовал пищи: ужин давно переварился, а энергии за ночь было потрачено много. От мыслей о потраченной энергии низ живота налился приятным теплом, а член воодушевленно шевельнулся. Харт посмотрел на него с возмущением – собственное тело его предавало, он совсем не ожидал, что всего лишь одна ночь перевернет его представление о сексе. Он-то всегда считал, что секс – это просто семейная обязаловка, направленная в первую очередь на «делание» детей, он и представить не мог, что это может приносить такое удовольствие, и уж тем более он не ожидал, что получит его от парня. И это тоже сильно смущало: хрупкую немецкую девочку он представлял рядом с собой с легкостью, но парня... Тем более Златоверхого, с его ростом, широкими плечами, телом, перевитым крепкими мышцами, диким взглядом и силищей; последнее смущало больше всего: Илья был настолько сильный, что Харт не сомневался, что тот не то что лошадь, слона одним ударом уложит.

С другой стороны, думать об этом бессмысленно: то, что между ними есть, Хартмут даже отношениями не мог назвать, так – взаимовыгодное сотрудничество. Он вытерся чистым полотенцем и с неудовольствием надел вчерашние трусы. Ильи в комнате не было, поэтому Харт спокойно оделся, стараясь не смотреть на разоренную постель, взял в руки пиджак и спустился вниз. Там, одетый в одни спортивные трусы, его встречал Златоверхий, судя по влажным волосам и приятному запаху геля для душа, тот тоже уже где-то вымылся.

– Ну наконец-то, – недовольно пробурчал он, – завтрак на столе.

– Да я вообще-то домой собирался.

– Позавтракаешь, и Николай тебя отвезет.

Такое предложение полностью перевешивало перспективу добираться домой общественным транспортом, а Харт почему-то был уверен, что так и будет.

Из арки, ведущей на кухню, одуряюще пахло разогретыми голубцами и прочими вкусностями, многие из которых Харт вечером так и не попробовал. Он аккуратно повесил пиджак на спинку стула и сел за стол. Завтрак надолго не затянулся, все ж таки предстоящий на следующий день экзамен настроения развлекаться не добавлял, а наоборот, требовал побыстрее вернуться домой и взяться за учебники.

Маффины с клубникой таяли во рту, манили съесть еще и еще, но Хартмут, сделав последний глоток чая, решительно поднялся. Ему хотелось уточнить, действительно ли Златоверхий все готовил сам, но подавив этот порыв – какая в сущности разница, кто готовил, – он направился к двери, вежливо поблагодарив за завтрак.

***

Хартмут, удобно расположившись на диване, перелистывал сборник правил по украинскому языку. Бессмысленное занятие, но внешнее независимое тестирование именно по украинскому и литературе было обязательным к сдаче. Дневная духота угнетала – и это только начало июня! Надо будет сказать отцу, пока он не уехал, пусть установят кондиционер, а то бедная мать загнется в такую жару с близнецами. Где-то на грани сознания словно комар зудел, так и хотелось отмахнуться. Хартмут нахмурился и «выплыл» из учебного процесса – на улице вовсю кто-то клаксонил, автомобильный сигнал яростно разливался по всему двору. В промежутке между гудками он услышал, как на балкон в соседней комнате вышел отец и возмущенно заговорил, обращаясь к тестю:

– Да у нас бы давно уже за такое оштрафовали!

Дед, который пришел на обед и остался пообщаться с зятем, буркнул что-то согласное.

Харт лениво поднялся и подошел к открытому окну – возле подъезда стоял знакомый черный джип. Ну конечно, кто ж еще это мог быть?! Хартмут вернулся к дивану и уже собирался лечь, как запиликал мобильный, номер был не знаком, но почему-то сомнений в том, чей он, не возникало.

Он молча принял вызов, но на другом конце, видимо, не требовалось «Алло», знакомый голос сразу же медом влился в ухо:

– Айхгольц, выходи немедленно, или я буду сигналить хоть до вечера.

– Соседи вызовут ментов, Златоверхий, – язвительно ответил Хартмут, – и, думаю, это произойдет очень скоро.

– Ха, напугал хуй голой жопой!

Харт аж поперхнулся от такого бесстыдства и не успел ответить, как наглый Златоверхий отключился, зато снова загудел клаксон, теперь уже без перерывов, на одной противной ноте.

В ярости Хартмут выхватил из шкафа первые попавшиеся бриджи и футболку-поло и натянул на себя, на автомате сунул в карман телефон и бумажник, пробегая мимо зала, крикнул:

– Я скоро.

В коридоре обул низкие летние кеды и выскочил за дверь, не увидев, как отец нахмурился, а дед поощрительно улыбнулся.

Лифт как раз вызвали, и Хартмут побежал вниз по ступенькам, автомобильный сигнал не прекращался ни на секунду и смолк только тогда, когда он вышел из подъезда. Харт быстрым шагом пошел к машине, собираясь высказать этому козлу все, что он о нем думает «хорошего», но Илья опередил его, небрежно выплыл из джипа и, захлопнув переднюю дверцу, распахнул приглашающе заднюю.

– Ты! Кусок...

Илья бесцеремонно втолкнул начавшего выступать Хартмута на заднее сиденье, залез следом, захлопнул дверь и мягко сказал водителю:

– Езжай.

– Придурок! Куда ты меня везешь?!

Илья протянул руку в сторону Харта, заставив его отшатнуться, и поправил загнувшийся внутрь воротничок футболки, а потом наклонился ближе и шепнул своим щекочущим нервные окончания голосом:

– Куда захочешь.

Харт понимал, что ответ «домой» принят не будет, но пакость сделать Златоверхому хотелось, а учитывая, как тот не переносил любые заведения общественного питания, план созрел мгновенно:

– В МакДональдс.

Каре-зеленые глаза гневно сузились, и Харт удовлетворенно улыбнулся, но Илья повернулся к Николаю и мягко сказал:

– Ты слышал.

Хартмут, совсем забыв об услуге Мак-Авто, уже злорадно предвкушал, как «Его высочество» Златоверхий будет толкаться в тесной очереди, и когда джип подкатил к окну приема заказа, надулся и сложил руки на груди – месть не удалась.

– Что заказывать? – спросил, не оборачиваясь, Николай.

– МакФлури Лесной орех, – пробурчал Харт.

– Два, – добавил Илья.

Они подъехали к окну выдачи и забрали заказ, Хартмут, поставив возле себя пластиковый стакан с мороженым, вытащил бумажник и, отсчитав ровно восемнадцать гривен, положил их на переднее сиденье рядом с водителем. Илья только хмыкнул на это.

Пока Харт возился, машина отъехала от кафе и остановилась рядом с аллейкой, густо заросшей старыми деревьями. Хлопнула дверь, и Илья вылез из джипа, заглянул внутрь:

– Что расселся, пошли.

Хартмут с досадой выбрался следом; они устроились на лавочке возле небольшого фонтанчика, деревья давали приятную тень, а журчание воды успокаивало нервы, истрепанные вконец Златоверхим. Тот как ни в чем не бывало аккуратно ел мороженое, Харт, развалившись поудобнее и прикрыв глаза от удовольствия, смаковал каждую ложечку любимого лакомства. Вообще он как раз очень даже не любил МакДональдсы, особенно украинские, от немецких он тоже был не в восторге, но, по крайней мере, в Германии почему-то порция салата была в четыре раза больше и вкуснее, чем здесь, но мороженое ему нравилось и тут, особенно именно это.

Джип остановился возле его дома, Хартмут вышел и направился к подъезду, когда он обошел машину, стекло со стороны Златоверхого беззвучно опустилось и тот сказал вслед:

– Айхгольц, завтра утром я буду тебя ждать здесь же и только попробуй уехать на ЗНО сам.

Харт возмущенно закатил глаза, но ничего не сказал. По его мнению, прогулка была странной, больше смахивала на свидание, но это же невозможно! Хартмут ожидал, что после посиделок у фонтанчика Илья повезет его к себе – от воспоминаний о прошедшей ночи по позвоночнику пробегала ощутимая дрожь, крупная и предвкушающая – но ничего подобного, Златоверхий отвез его домой как барышню после первого свидания, проводил типа. И это его «заеду завтра»... Что он себе возомнил вообще? Думает, что Хартмут с ним будет встречаться? Сейчас! Уедет в Германию и ни разу не вспомнит этого Sackgesicht*!

*нем.мат

***

Все-таки любой экзамен – это переживания, и как ни был Хартмут уверен в своих знаниях, все равно волновался, немного. Он закончил на сорок минут раньше отведенного срока, все скрупулезно перепроверил два раза и только тогда сдал свою работу. Вышел на крыльцо чужой школы, в которой проходило тестирование, посмотрел на голубое, обещающее жару небо и вдохнул полной грудью – свободен, пусть на пару дней, до следующего экзамена, но все же... Хотелось провести их за городом, на природе, желательно возле водоема – мечты, мечты...

Харт прекрасно видел припаркованный перед школьным двориком джип, со Златоверхим они попали в разные кабинеты, поэтому сдал тот уже тест или нет, он не знал и предпочитал его машину не замечать. Ведь если Ильи в ней нет, то не станет же Николай останавливать его и затаскивать в джип насильно.

Хартмут не спеша направился в сторону остановки; несмотря на то, что он был одет в легкую белую рубашку с короткими рукавами и светлые тонкие брюки, казалось, и то, и другое плотно и неприятно прилипло к телу, духота ложилась на плечи тяжелым одеялом. Он подошел к остановке и, вытащив бумажную салфетку, промокнул лицо, повернулся в поисках урны, а когда обернулся назад, прямо перед ним стоял знакомый джип с открытой дверью, из которой ухмылялся Златоверхий.

– Verdammt! – выругавшись, Харт залез к Илье, тот захлопнул дверь, и в машине сразу воцарилась блаженная прохлада благодаря кондиционеру.

То, куда, а главное, зачем, они едут, было и так понятно, и еще несколько минут назад изнывавший от усталости и жары Хартмут неожиданно почувствовал прилив сил. Возможно, подействовал долгий, внимательный взгляд Златоверхого, которым тот его окинул.

Они зашли в дом, и Илья тут же открыл дверь, слева от входной, которая, как помнил Харт, вела к спортзалу и бассейну; спустились по широкой белокаменной лестнице вниз и попали в приличного размера холл, обставленный в арт-стиле: на стене над камином висела огромная плазма, напротив стоял длинный диван белой кожи и такие же кресла, перед ними находился стеклянный столик. Для чего тратиться на подобную комнату отдыха, Айхгольцу было непонятно, ведь поднимись по лестнице, и там тебе и гостиная, и ванные комнаты, а он уже не сомневался, что ванные найдутся наверняка и здесь.

По широкому коридору они прошли к очередным дверям, за которыми и был бассейн. Бассейн оказался более чем необычным, точнее даже само помещение: наполовину оно находилось в цокольном этаже, вторая же его половина выходила за пределы дома и была полностью остеклена – и потолок, и все три стены, через которые сейчас лился яркий солнечный свет.

Снаружи были видны удобные шезлонги, стоявшие на таких же молочного цвета плитах, что и пол внутри, и несколько небольших столиков с торчащими из их центров пляжными зонтами. Всю эту идиллию окружала сочная зелень кустов и деревьев.

– Стены раздвигаются, – кивнул Илья на французские окна, начиная снимать с себя вещи, – и потолок тоже. Давай, не тормози, раздевайся. Пока сидел на ЗНО, чувствовал себя курицей-гриль.

Сняв с себя все вплоть до трусов, он с разбега плюхнулся в бассейн, проплыл под водой и вынырнул на середине. Намокшие волосы казались черными, плотной шапкой облепив голову; он смахнул ладонью воду с лица и крикнул:

– Айхгольц, не тупи!

Златоверхий, разговаривая как обычный человек, сразу выпадал из своего образа сволочного, надменного принца, и Хартмуту тяжело было совмещать в голове то, что он знал о нем одиннадцать лет, с тем, что узнал за последние пару месяцев. Он не спеша разделся, аккуратно складывая одежду на скамью; трусы снял тоже, чего уж стесняться? Харт спустился по римской лестнице в воду, и, оттолкнувшись от гидромассажного сиденья, наверное, хорошо будет понежиться на нем на обратном пути, поплыл к Златоверхому.

Улыбающийся Златоверхий производил еще более гнетущее впечатление, чем нормально разговаривающий:

– Ну что, давай наперегонки?

Хартмут одарил его тяжелым взглядом; чистейшая прозрачная вода ничего не скрывала, и смотреть ниже лица было неловко, но, видимо, только не для Златоверхого – тот, похоже, пробежался глазами по всему телу Хартмута до самых пяток и растянул губы в наглой порочной улыбке.