Текст книги "Этот дурацкий проект (СИ)"

Автор книги: listokklevera

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Этот дурацкий проект

https://ficbook.net/readfic/524615

Автор:

listokklevera (https://ficbook.net/authors/10561)

Беты (редакторы):

Slavyanka (https://ficbook.net/authors/184574)

Фэндом:

Ориджиналы

Пейринг или персонажи:

м/м

Рейтинг:

NC-17

Жанры:

Слэш (яой), Романтика, Повседневность, Учебные заведения

Предупреждения:

BDSM, Насилие, Нецензурная лексика

Размер:

Миди, 44 страницы

Кол-во частей:

7

Статус:

закончен

Описание:

Один – равнодушный рационалист, второй – бездушная сволочь, презирающий всё и вся. Им дали общий проект, отказаться от которого невозможно. Они прекрасно понимают, что нужно постараться сработаться, да только как это сделать, если ни один не хочет идти на уступки? И сможет ли любовь растопить каменные сердца?

Посвящение:

Slavyanka! Моему чирлидеру и вдохновительнице!

Публикация на других ресурсах:

Обращайтесь в личку.

Примечания автора:

Герои не в моем характере совершенно + легкое БДСМ. БДСМ действительно легкое, тут не будет никаких домов или сабов, так порка и связывание в лучшем случае. Характеры героев также на моей совести, я не пыталась подвести под них научную психологию, это всё моя фантазия.

Илья http://s018.radikal.ru/i514/1409/af/52d542c2c564.jpg

Хартмут http://s13.radikal.ru/i186/1301/c6/cf4ff7e37d76.jpg

Небольшая зарисовочка из их дальнейшей жизни http://ficbook.net/readfic/1131847

Содержание

Содержание

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 1

На парте – идеальный порядок, в небольшой записной книжке – ровные столбики букв и цифр. Хартмут аккуратно убрал молескин во внутренний карман пиджака – классического, строгого и очень практичного. Мама, как и положено экономной немке, дотошно обошла все магазины и выбрала идеальный вариант.

Перед первым уроком всегда по-балаганному шумно, но до поры до времени, которое уже наступило – Хартмут, не оборачиваясь, знал, кто вошел в тут же притихший класс, потому что даже когда учитель заходит, тишина не наступает так мгновенно. И во внезапно воцарившемся безмолвии тем отчетливее прозвучал отрывок разговора, ведущегося вполголоса:

– Хард – это «крепкий духом», что-то такое с немецкого…

– Сухарь он крепкий, вот что.

Пока причина тишины проплывала танцующей походкой к своей парте, Хартмут обернулся к говорящим и сказал хладнокровно, не повышая голоса:

– Алиса, мои услуги стоят дорого. Но предоставлять их – не значит быть слугой. Я, знаешь ли, требую к себе уважения. И если у тебя не хватает мозгов для того, чтобы делать домашние задания, и воспитания, чтобы относиться с почтением к тому, кто соглашается их за тебя решать, изволь, я вычеркиваю тебя из списка.

Алиса Зелинская растерянно хлопнула накрашенными глазами. Вот это номер! Надо же было так лопухнуться!

Хартмут Айхгольц, чертов «Фриц» и «Сухарь» (а попробуй-ка, выговори эти зубодробильные имя и фамилию!), как за глаза его называли, круглый отличник и педант, готовил домашку доброй половине класса и брал за это немалые деньги.

Еще ни разу никому не удалось заставить или упросить его сделать что-то на халяву, а вот она попыталась. Буквально пару минут назад Алиса наклонилась над парнем, обдавая того модным запахом дорогих духов, и интимным голоском протянула что-то вроде: «Я просто с собой карточку не взяла, а завтра непременно…» И получила спокойный ответ: «Решение тоже будет завтра. Хочешь, чтобы за тебя работали – плати. Нет денег – зарабатывай».

Он никогда никому не высказывал свое мнение, то ли считал, что недостойны его знать, то ли ему просто было пофиг на всех. Он был спокоен всегда, даже, может, безразличен: предложить на улице свою помощь старушке или женщине ему даже в голову не приходило. Он был просто рационален, всегда всё просчитывал, никому ничего не должен, а если кто-то другой взялся за непосильное дело, то это его проблемы. Девушка взялась тащить тяжеленную сумку? Значит, рассчитала силы. Бабушка в очках? Дорогу перейдет.

***

И надо же было Илье – местному королю – впереться в момент, когда Алиса с досадой произнесла прозвище, которое независимый Харт терпеть не мог. Кара последовала незамедлительно. Теперь ни при каких обстоятельствах и ни за какую плату он ничего не станет писать за Зелинскую.

Все эти мысли Хартмут читал у Алисы на раскрашенном лице без труда. И взгляд, который она метнула через весь класс на Илью Златоверхого, был более чем красноречив.

Их лицей, созданный в здании закрывшегося детского сада, как и большинство подобных частных школ, возникших после развала Союза, никак нельзя было назвать ординарным. В их областном центре были учебные заведения и попрестижнее, тем не менее учиться в нем было возможно не каждому желающему. Во-первых, останавливала цена, даже на момент поступления сюда Хартмута она была более чем приличная – двести долларов в месяц, и за десять с половиной лет, что он тут проучился, увеличилась в несколько раз: инфляция, экономический кризис в стране (как с прискорбием говорила на собраниях директор); во-вторых, сам контингент учащихся – это были дети самых крутых шишек города, чего только стоил Илья – сын мэра Ростислава Юрьевича Златоверхого, хотя в журнале и на тетрадях стояла фамилия Машуков. Но Хартмуту несколько лет назад довелось заглянуть в ксерокопии документов их класса – неожиданно должна была нагрянуть какая-то проверка из столицы, и директор, выловив его, попросила проверить наличие всего необходимого в личных делах, так что он знал правду.

В том, что помогал именно он, удивительного ничего не было – он, наверное, был единственным в школе, кто действительно учился, мог блеснуть знаниями, а также защитить честь своего учебного заведения на олимпиаде по любому предмету. То есть почти единственным – Илья тоже учился на отлично, вот только отправить его на общественное мероприятие не удалось бы и заведующей облоно, не то что директору лицея. Остальным же ставили проходные оценки во избежание претензий от родителей, те же ученики, что хотели баллы повыше, но не хотели учиться, обращались к Айхгольцу.

А он еще в первом классе понял, что для детишек, росших под домашним девизом «Деньги решают всё», нельзя ничего делать за спасибо – безвозмездную помощь никто ценить не будет, поэтому любая его услуга, начиная от решения заданной на дом задачки и до реферата, имела свой тариф. К тому же он был одним из немногих, кто тут учился не потому, что его родителям некуда деньги девать, нет, деньги были – отец почти безвылазно пахал в Германии, а потому, что лицей находился прямо во дворе многоэтажки, в которой он жил.

На момент, когда Хартмуту пришло время идти в первый класс, других школ поблизости не оказалось: несколько кварталов рядом были буквально застроены новыми многоэтажками, и бизнесменов от стройки, видно, не слишком-то волновало это обстоятельство. Школы тоже строились, но значительно медленнее, и чем возить Хартмута в неведомые дали, его мама, экономная Агнет, польстилась на хорошо поставленную рекламу лицея, уговорила своего отца, у которого были связи в облоно, и запихнула сюда сына. И несмотря на непомерную оплату, ни разу об этом не пожалела: в нее входило не только отличное питание и медицинское обслуживание тремя сменными врачами, но и на самом деле очень качественное преподавание.

И у одноклассников деньги тоже были – родители давали им на карманные расходы достаточно, так что все оставались довольны. Другое дело, что молодежь эти денежки тратить на оплату Хартмутовых услуг не очень-то рвалась: как бы родители ни баловали своих детишек, но выполнять все прихоти тоже не стремились, особенно, когда это касалось много чего недозволенного, потому соученичкам и хотелось использовать полученные деньги на себя, а не на покупку знаний.

Но деваться им было все равно некуда, так что товарно-денежный оборот всегда был в действии, хотя в виде товара и выступала помощь Хартмута.

В сторону же второго отличника класса боялись даже лишний взгляд кинуть, ну не любил он этого, что уж говорить о том, чтоб обратиться к нему.

***

Илья с детства не переваривал шума и суеты, вплоть до истерик. В первом классе он устраивал такие крупномасштабные побоища, чуть ли не смертоубийства, если только кто что не так сказал или сделал, что плакали все: и учителя, и дети, и их родители, поскольку связываться с сыном мэра никто не хотел. Правда, отец его потом баллотировался в губернаторы и отработал свой срок, как полагается, а сейчас снова победил на выборах и стал опять мэром. Хоть семью свою он не афишировал, во избежание, как говорится, даже имущество все было записано на жену и ее родственников, тем не менее кому надо, все знали, чей Илья сын. Потому он всех, кроме Хартмута (к нему единственному не было никогда претензий, тот почему-то Илью никогда не раздражал, не лез с признаниями и просьбами о дружбе), выдрессировал так, что и поныне, когда он входил в класс, там устанавливалась сразу мертвая тишина.

Сам Хартмут был единственным из мальчиков в классе, который за почти одиннадцать лет учебы ни разу не попал под кулак Ильи. Он просто никогда не лез на рожон, мгновенно раскусив, что выводит из себя этого чокнутого, еще в первом классе.

Родители Ильи, конечно же, не смотрели сквозь пальцы на то, что вытворяет их сын: с младых ногтей таскали его по врачам, в основном психологам, и медицинским центрам, да только безрезультатно. Никто так и не смог внятно объяснить причину такого поведения Ильи.

Когда Илья шел по классу, никогда не смотрел по сторонам, только прямо, чтобы не попасть взглядом на какой-нибудь раздражитель и не приложить кого «ненароком». В детстве психологи посоветовали родителям для сублимации агрессии отдать его на борьбу, он уже в шесть лет занимался самбо и потом сменил кучу различных видов единоборств, некоторыми занимаясь одновременно. И, невзирая на такое отношение, в классе им любовались как прекрасным произведением искусства на расстоянии и чтобы он не заметил, что кто-то на него смотрит. Если бы он поймал на этом кого-то, то запросто мог бы въехать в морду. Казалось бы, что этот дикий зверь делал в социуме?

Но родители его не забрали на домашнее обучение по совету всё тех же психологов, которые полагали, что ему нужно расти и учиться в кругу сверстников, учиться именно общаться с ними. И с малых лет он научился умело притворяться – человек-хамелеон – и теперь был способен ввести в заблуждение даже психолога. Он был не только очень красив природной красотой, но и одевался в шикарные костюмы: в лицее был строгий дресс-код – в джинсах не походишь. Его движения, грация хищника, дикая красота завораживали.

Небрежная грива густых темно-каштановых волос, падающая на плечи, длиннющие ресницы, словно стрелками обрисовывающие необычные зелено-карие глаза хищника, почти черные прямые брови, пухлые, четко очерченные губы, причем нижняя намного полнее верхней. Но никто не посмел бы назвать его смазливым, а тот, кто осмелился бы взглянуть прямо в глаза, почувствовал бы себя так, словно посмотрел в глаза тигру, не огражденному крепкой решеткой.

Он, проучившись почти одиннадцать лет в одном классе, не знал своих одноклассников даже по именам, они ему были неинтересны от слова «совсем» и «грязь под ногами». Но если нужно для дела, для каких-либо публичных мероприятий, он был вполне способен притвориться паинькой и вести себя прилично. Дебилом он не был и что такое политическая карьера отца, понимал прекрасно.

Поэтому, когда после уроков его и почему-то Айхгольца вызвали к директору, на его лице не дрогнул ни один мускул. Директор была краткой, она дала им совместный проект, а чтоб не дергались, подчеркнула, что проект этот находится под патронатом мэра и что мэр лично (через своего шофера, который возил Илью в школу и в этот раз привез соответствующую бумагу) указал на обязательное участие в нем Ильи. И если они хотят получить свои золотые медали, и, глядя в упор на Илью, добавила, то сделают всё в лучшем виде.

Проект был связан с юбилеем города, на который должна была приехать делегация из-за границы, в которую входили школьники.

Они вышли из кабинета и остановились, Илья взглянул на Хартмута и произнес своим низковатым мелодичным негромким голосом, словно полноводный ручеек прожурчал по камням:

– Меня поставили в жесткие рамки, но я не собираюсь в угоду даже отцу просиживать лишнее время в школе. Если тебе нужен этот проект, будешь приходить ко мне домой.

Не дожидаясь ответа, он плавно развернулся и пошел в класс забрать сумку и верхнюю одежду. Создавалось впечатление, что он не идет, а плывет, не касаясь ногами грешной земли, недостойной носить на себе этого ангела. Только в глазах его если и была бездна, то не звездная, а скорее тьмы.

Харт спокойно пошел следом: его вещи тоже были в классе. Златоверхий напрасно думает, что Хартмут будет за ним бегать, им осталось доучиться всего несколько месяцев, а золотая медаль, на которую шел Айхгольц, вряд ли сыграет какую-то роль при поступлении в Германии. Он считал огромной ошибкой, что родители не уехали туда, когда историческая родина распахнула свои объятья навстречу «потерянным детям», но понимал, почему они этого не сделали. У деда со стороны матери была похоронена здесь любимая жена и обе сестры, а вот со стороны отца все родственники дружно эмигрировали, и отцу приходилось разрываться между ними и своей семьей.

К удивлению Хартмута, возле входной двери лицея топталась Алиса Зелинская, которая, увидев плывущего к выходу Илью, шарахнулась назад, звонко простучав каблуками по каменному полу. Казалось, она даже дышать перестала, провожая его застывшим взглядом. Когда же мимо проходил Айхгольц, она очнулась и кинулась к нему:

– Харт, погоди. Да стой же ты! Я хочу поговорить с тобой, извиниться…

Хартмут приостановился и, развернувшись к однокласснице, посмотрел ей в глаза. Алиса откинула за спину длинные светлые волосы и так же вопросительно взглянула на Хартмута, словно это он ее остановил. Тот молча стоял рядом, приподняв брови и ожидая. Алиса тоже молчала, переминаясь, цокая каблучками, поправляя по очереди то сумку на плече, то волосы, то поглаживая пышный меховой воротник зимнего пальто. И, надо отметить, смотрелась девушка очень эффектно: красивая блондинка в модном пальто, ладно облегающем стройную фигурку. Минута молчания явно затянулась, к тому же непонятно было, чему она посвящена, поэтому Хартмут спокойно повернулся к двери, мельком глянув на пялящегося на Алису охранника, и вышел.

– Харт? Черт! Да погоди ты!

Хартмут останавливаться не стал, но пошел чуть медленнее, до ворот лицея, возле которых дежурили еще два охранника, было не так уж и далеко; через ажурный металлический забор виднелись огромный черный джип Ильи и красный Мерс Алискиной матери.

– Так вот, – продолжила девушка, – я хотела извиниться и сделать тебе предложение.

Она пошла рядом, настойчиво заглядывая Айхгольцу в лицо, его так и подмывало то ли сказать: «Ну так извиняйся, раз хотела», – то ли спросить: «Брачное?» – но он упорно молчал и смотрел вперед, говорить о чем-либо с Зелинской желания не было ни малейшего.

Они прошли ворота и остановились в паре шагов от джипа Ильи, точнее, Хартмут не собирался останавливаться, но Алиса придержала его за рукав:

– Да подожди ты минутку!

Он вопросительно взглянул на девушку, та собралась с духом и наконец сказала:

– Ну прости меня, Харт, я погорячилась. Что ты сразу иголки выпустил? Я вот, может, тебе хочу предложить встречаться.

Вот это предложение! У Хартмута слов не было от изумления. Нет, в чем здесь преимущество для Зелинской, он прекрасно понимал, но ему-то с этого какая польза?

– А зачем? – всё, на что его хватило.

– Ну как зачем? – возмутилась Алиса. – Будем ходить в кафе, кино, на дискотеки, по магазинам, уроки вместе делать.

Хлопнула дверца, из машины вышла мать Алисы и закурила тонкую сигарету, Хартмут посмотрел на нее – шикарная женщина: стройная, со вкусом одета, такие же длинные и светлые волосы, как у дочери, при этом выглядит скорее как старшая сестра, чем мать. Повернув голову, она с неудовольствием смотрела на них.

Здорово! То есть Хартмут мало того, что должен будет оплачивать везде Алискины развлечения, так еще и домашки ей на шару делать!

– Не получится, – спокойно сказал он и посмотрел на свой подъезд – какие-то двадцать метров и он дома, ноги уже начали ощутимо подмерзать в тонких туфлях. Смысла брать сменку, когда живешь «в двух шагах» от школы, не было ни малейшего.

– Что не получится? – недоуменно спросила Алиса.

– Мне мама с тобой не разрешит встречаться, – с легкой иронией ответил Хартмут.

– Почему? – обиженно посмотрела Зелинская.

– Ты не немка, а она считает, что я могу встречаться только с чистокровной арийкой.

– Что за бред?! – возмутилась девушка.

– Это моя мать, – твердо сказал Хартмут, – и я обязан оказывать ей уважение.

Алиса поникла.

– Но, Харт, может, все-таки попробуем?

– Нет, и мне пора домой, – пальцы на ногах почти уже не чувствовались.

Мать Алисы села в машину и посигналила.

– Вот, – кивнул в ту сторону Айхгольц, – тебе тоже пора.

– Подожди, – Алиса кинулась к уходившему парню, – мне очень нужен реферат по истории.

– Так в чем проблема? – поднял брови Хартмут. – Скачай из интернета, он забит всевозможными рефератами.

– А ты? Ты же простил меня! Значит, ты можешь его сделать.

Хартмут задумчиво посмотрел на Зелинскую, до конца учебного года оставалось несколько месяцев, а лишние деньги совсем не помешают, особенно теперь, когда ему навязали этот дурацкий, а главное, бесплатный проект.

– Ладно, но для тебя будет другая цена.

– Чего? – захлопала глазами Алиса.

– В три раза выше.

– Чего?!

– А что ты хотела? – пожал плечами Хартмут.

– Да ты совсем охренел!

– У тебя есть время подумать до завтра. Послезавтра цена будет выше уже в четыре раза, – жестко добавил он, повернулся и пошел домой.

И только зайдя в подъезд, Хартмут задумался, а почему под лицеем торчал Златоверхий?

***

Илья забросил сумку на заднее сиденье Тойоты Ленд Крузер Прадо 150 (ну да, модель 2009 года, но это ж совсем неприлично, если сын мэра станет раскатывать на последней модели, Илья всё прекрасно понимал и компрометировать отца совсем не хотел) и сел на свое место рядом с водителем. Николай был не только водителем, но и телохранителем Ильи, молча дожидался, когда сын босса даст указание, куда ехать, но тот не торопился: сидел, сжав полные губы, и смотрел вперед через тонированное стекло.

Он настолько задумался, что просто забыл сказать «домой», и в результате стал свидетелем разговора одноклассников. То, что Илья не интересовался классом, не значило, что он и не замечал ничего – он видел, что Айхгольц, один из немногих, чья фамилия против воли врезалась в его память, торгует своими знаниями, и если б он дал себе труд удивиться, то поинтересовался бы у одноклассников, почему они не пользуются решебниками – он своими глазами видел их на книжных полках, причем для всех классов и в разных вариантах. Но если б он все-таки поинтересовался, то тогда бы узнал, что в решебниках из подходящего совпадают только математика, русский и украинский, над практическими по биологии или контурными картами по истории нужно было сидеть уже самому, да и физика с химией были других авторов.

Сам же Илья лицей ненавидел и считал, что лучше бы он учился дома, но только не с домашними преподавателями, репетиторами или еще хуже – гувернером, нет, именно сам – с учебниками, справочниками и интернетом, посторонний человеческий фактор здесь был явно лишний. И случайно став свидетелем разговора между Айхгольцем и одноклассницей, чье имя Илья даже не пытался вспомнить, он передернулся от отвращения, вспомнив, как читал в учебнике по биологии подробности физиологии женского организма, мужского он тоже прочитал, но не с отвращением, а с интересом, подтвердив, что он действительно отличается от основной серой массы человечества, так как никаких поллюций и эрекций у себя он не наблюдал. Ему даже пришлось залезть в интернет и почитать, что это означает, но, казалось бы, напрашивающийся диагноз «импотенция» тоже не соответствовал.

Только когда рядом хлопнула дверца Мерса, Илья очнулся и велел ехать домой, надеясь хотя бы там обрести необходимый ему душевный покой, так как кулаки уже зудели от желания обработать кого-нибудь. Главное, чтобы охранники не попались ему на глаза и домработница уже все закончила и убралась из дома.

Родители уже два года как не жили в доме, переехав в новую квартиру в новомодном районе, там не то что дом – охранялся весь квартал. Конечно, сына они навещали регулярно, особенно мать, но никогда внезапно, только после предупреждения, на днях, когда они приезжали вдвоем, отец начал что-то гудеть про неприлично длинные патлы Ильи. В итоге тот, как послушный сын, схватил первые попавшиеся ножницы, оттянул сбоку волосы и вмиг их срезал под корень. Мать завопила так громко, что от неожиданности Илья выпустил ножницы из рук, а отец тут же стал извиняющимся голосом бормотать, что он «не то имел в виду». А ведь он прекрасно знал, что Илья не может позволить прикоснуться к себе даже парикмахеру и сам время от времени просто подрезает отросшие волосы.

Во многом он шел с родителями на компромисс, но были вещи, которые он не мог заставить себя пересилить, к ним относилось нежелание видеть в доме посторонних, он даже готовил себе сам. После пятого класса мать, наслушавшись очередного идиота-психолога, который порекомендовал не делать упор только на единоборства как сублимацию агрессии, мол, это может не только помочь сбросить злость и гнев, но и наоборот разжечь их, поэтому лучше остальное свободное время занять чем-то подвижным и творческим, можно танцами, но лучше, чтобы был виден материальный результат.

Так в одиннадцать лет Илья попал на все лето на детские кулинарные курсы и был там, естественно, единственным мальчишкой. Хотя продолжительность одного занятия в Кулинарной школе для любителей «Готовим все», предлагающей детские мастер-классы, была полтора часа, матушка ему устроила двойной объем, в итоге он занимался в двух разных группах. Поначалу учили их приготовлению и декору фигурок из теста в народном стиле – всяких птичек, зайчиков, медвежат или героев из мультиков. Правда, оставаться на чаепития с собственноручно приготовленными шедеврами он отказался наотрез. Потом их научили готовить итальянскую пиццу, японские роллы, разнообразные французские десерты, питательные обеды и аппетитные завтраки. Илья научился делать несколько видов шоколадных конфет, медальончики с орехами и цукатами и прочие сладости, в том числе восточные. Он тогда и не ожидал, что ему понравится готовить и он категорически настоит на увольнении кухарки. Также, к прискорбию родителей, его новое увлечение никак не повлияло на поведение и характер.

По возвращении домой Илья первым делом принимал душ, переодевался и только тогда мог заняться какими-то делами. Главное, естественно, обед, потом можно было уже спуститься в подвал поплавать в бассейне или побить грушу. На обед у него был борщ, сваренный вчера на домашней курице, с чесночными пампушками, испеченными вчера же специально к борщу. На ужин можно будет испечь пиццу и приготовить шоколадные трюфели.