Текст книги "Этот дурацкий проект (СИ)"

Автор книги: listokklevera

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава 2

Хартмут пришел домой, и вопящие близнецы тут же выкатились навстречу брату, он быстро скинул туфли, сумку и куртку и подхватил двоих сразу:

– Вы чего не спите, сопливые?

Из кухни выглянула мать:

– Почему задержался, сынок? Обед остывает, иди мой руки.

– Чего мелкие не спят?

– Капризничают, сейчас уложу.

– Дед еще на работе?

– Конечно, у него сегодня четвертая пара.

Отец матери Фридрих Майер, дедушка Хартмута и его братьев, был заведующим кафедрой немецкой филологии, а также единственным другом Харта. Три года назад, когда стало известно, что Агнет беременна, да еще и двойней, и размещаться в трехкомнатной квартире будет проблематично, он выкупил соседнюю однушку, как раз выставленную на продажу.

Хартмут предпочитал проводить свободное время у деда за неспешными рассказами о его детстве и юности в Сибири или же пофилософствовать о политике, экономике, либо о злобе дня – современной системе образования, обсудить недалекость одноклассников. Надо отметить, что Фридриха Августовича расстраивало отсутствие друзей у внука, его нежелание общаться с ровесниками. Хартмуту же беспокойство деда было совершенно непонятно, лично он не видел ничего странного в том, что общаться с дедушкой или отцом (в те редкие моменты, когда он приезжал из Германии) ему намного интереснее. Он неоднократно пытался объяснить это деду, но тот все равно считал, что общение с одногодками внуку нужно обязательно и ничего страшного, если друг не будет таким умным, как сам Хартмут, – в дружбе не это главное, главное, чтоб интересы были общие, да и просто посмеяться с кем-то вместе тоже немаловажно. Харт на это отвечал, что он хоть сейчас может посмеяться над любым из своих одноклассников, за редким исключением, но дед только качал головой, поясняя, что смеяться вместе или одному, да еще над кем-то – это совсем не одно и тоже. Да и вообще, у Хартмута сейчас возраст такой – пора влюбленности, так почему бы ему не влюбиться в симпатичную девчонку и не проводить с ней свое свободное время вместо того, чтоб отвлекать старенького дедушку от отдыха?

Но Харт не понимал, что значит «влюбиться». Как можно ни с того ни с сего влюбиться? В кого? В кого-то из девчонок в школе? А зачем? Ему этот «геморрой» точно не нужен. Да, когда-нибудь он женится на спокойной, покладистой девушке, заведет детишек, но пока подобная тема не затрагивала никаких струн в его душе.

Хартмут переоделся, пообедал, сделал уроки и оплаченные задания, задумался над этим дурацким проектом, что дала директриса. Никаких путных идей в голову не приходило, нужно было дождаться деда из университета, может, он что посоветует, при этом Харт не сомневался, что Златоверхий голову свою ломать точно над этим не будет.

Фридрих Августович, выслушав внука, сразу же сказал, что в школе есть завуч по внеклассной работе, так что желательно с ней всё согласовывать, да и неплохо привлечь ребят из других классов, начиная с младших. И опять о своём добавил:

– Почему б тебе не присмотреться к этому парню, с которым вы проект вместе делать будете. Может, подружились бы? Друг тебе точно не помешал бы.

– Деда, ты чего? С ним не то что дружить – общаться проблематично, разве что посадить его в клетку и тыкать палкой.

***

На следующий день Айхгольц перед последним уроком подошел к Илье, возможно, надо было поздороваться, но прошло уже шесть уроков, и Хартмут решил, что уже поздновато это делать:

– Ты думал над проектом?

Илья, до этого бездумно пялившийся на цветок, подвешенный возле доски, перевел взгляд на Хартмута:

– Нет.

Поскольку Златоверхий на перемене не вышел, то в классе стояла почти звенящая тишина, изредка нарушаемая шелестом страниц или шорканьем ног под партой, поэтому разговор, каким бы тихим ни был, стал достоянием всех присутствующих.

– Так может, после уроков обсудим мои идеи?

В ответ такое же тихое:

– Нет.

Хартмут только плечами равнодушно пожал и в тишине класса под злым взглядом Зелинской (а кто ей виноват, что цена не подошла, а самой лень реферат делать?) вернулся на свое место. «Нет, так нет. Что, ему больше всех надо?» В конце концов, не директор, так отец заставит Илью этим заняться. Так и получилось: прошла неделя, и Златоверхий как-то остановил Хартмута, который как раз вышел из школьных ворот и направлялся к своему подъезду:

– Садись, поговорим.

Айхгольц влез на заднее сиденье джипа и спокойно посмотрел на Илью, тот сидел к нему спиной и даже не подумал обернуться.

– Слушаю тебя, – ровно сказал Хартмут.

– Это я тебя слушаю, – прожурчал Златоверхий.

И как такой медовый голосок мог сочетаться с такой сволочной натурой?

– Ладно... Предлагаю набросать план программы посещения нашей школы «высокой» комиссией, думаю, развлечений часа на полтора-два будет достаточно; когда план будет готов, согласовать его с завучем по внеклассной работе, тогда все шишки в случае чего достанутся ей, а не нам.

– Хм, звучит неплохо, а что конкретно твоя программа развлечений предлагает?

– Это нам как раз и нужно обсудить.

– Можно поехать ко мне домой, – после некоторого раздумья высказался Илья, – или в кафе, – слегка скривившись, добавил он.

– Лучше в кафе, – тут же согласился Хартмут, неизвестно, отвезут ли его потом обратно, а добираться самому общественным транспортом... – тут рядом есть неплохое, «Эдельвейс» называется.

– В «Эдельвейс», – кинул Златоверхий водителю.

Джип мягко затормозил у входа в кафе, и когда парни вышли, Николай отъехал на несколько метров дожидаться юного хозяина. В это время посетителей было немного и машин на стоянке, соответственно, тоже. Ребята присели на мягкие диванчики возле столика у окна. Это кафе нравилось Хартмуту своей выпечкой, мама тоже пекла постоянно, но в основном сдобу, а он любил безе с орехами и сливочным кремом, и здесь эти пирожные были просто изумительны. Вообще-то сейчас было обеденное время и кушать хотелось не по-детски, но тратить деньги на то, что он дома мог поесть бесплатно, смысла не было, поэтому Харт заказал любимый десерт и черный чай, хоть чай и жалко было покупать, но не водой же из крана запивать пирожное. Илья же на меню брезгливо скривился, а на официантку посмотрел так, что у нее слезы на глазах выступили от обиды. Заказывать он, естественно, ничего не стал, а только непроницаемым взглядом уставился на Хартмута.

– Я думаю, что мы не должны отдуваться сами с этим проектом, – начал Айхгольц. – Нужно набросать примерную программу и привлечь других лицеистов, причем начиная с младшеклассников. Пусть малолетки стишки какие патриотические или про дружбу почитают, кто петь умеет, может песни в этой же тематике исполнить. Старшеклассники могут спеть на английском и немецком.

– Они из Венгрии, – перебил Илья.

– А мне пофиг, – отрезал Хартмут, – или, может, ты сам хочешь выучить что-нибудь на венгерском, тогда вперед.

Илья, прищурившись, смотрел на Айхгольца, так бы и двинул ему, но тогда с этим дурацким проектом придется возиться самому. Хартмут смотрел в глаза – необычные светло-карие у зрачка и зеленые к краю радужки, притом сама радужка была обведена темно-коричневым ободком. Очень красивые глаза, вот только дикий, звериный взгляд пугал.

– Я участвовать ни в чем не собираюсь, – медленно сказал Илья, – мы составим план по развлекательной части, подумаем, кого можно привлечь и отдадим завучу, пусть она заморачивается.

– Согласен. Хорошо будет, если мы под каждым пунктом напишем, кто может его исполнить, а уж привлечь их будет ее задача.

Хартмут доел пирожное, допил чай и аккуратно поставил чашку на блюдечко, все-таки после сытного обеда он получил бы больше удовольствия от десерта.

– Сообщишь, когда все обмозгуешь, – Илья поднялся из-за стола и, плавно развернувшись, вышел из кафе.

Харт задумчиво смотрел ему вслед, осознавая, что, судя по всему, Златоверхий вообще ничего с проектом делать не собирается, разве что выслушает какие-то идеи Хартмута.

***

Свободного времени у Айхгольца было не так уж и много: подготовка к ДПА, домашки, выполнение оплачиваемых заданий, периодически возня с близнецами, общение с дедушкой, до проекта, данного директором, руки не доходили. Златоверхий тоже молчал. В классе кое-кто успел увидеть, что Хартмут садился в машину Ильи, и, естественно, поползли слухи и сплетни, правда, ползали они очень тихо и осторожно, чтоб Златоверхий не заметил. У Айхгольца же спрашивать было бессмысленно, все прекрасно знали, что на темы, не касающиеся домашних заданий, он разговаривать не станет.

Время шло, и директрисса уже недвусмысленно намекала на результаты, в итоге, выбрав более-менее свободный вечер (дед задерживался на заседании кафедры), Хартмут набросал несколько вариантов программы и даже к некоторым пунктам подобрал подходящих исполнителей, из тех, кого он знал. А знал он, к сожалению, слишком мало учеников, разве что некоторых, кто из других классов ездил с ним на олимпиады, но годятся ли они для исполнения песен или постановок, было под вопросом.

На большой перемене он подошел к Златоверхому и показал свои наброски, тот только взглядом скользнул и тихо молвил:

– После уроков поедем ко мне.

Харт недовольно поджал губы: ехать к Илье не было ни малейшего желания, но и альтернативы никакой. Не тащить же его к себе? Может, Златоверхий бы даже согласился, но Хартмут рисковать не хотел, все-таки дома маленькие дети, иди знай, как на них отреагирует этот придурок, еще пришибет кого-то из близнецов!

***

Огромные черные ворота раздвинулись в стороны, и джип въехал в небольшой дворик, выложенный светло-серой тротуарной плиткой. Хартмут вышел из машины и огляделся: трехэтажный дом с широким каменным крыльцом был облицован темно-серой клинкерной плиткой под кирпич, явно ручной формовки. В дворике было очень тихо, что неудивительно, учитывая, что микрорайон, в котором находился дом, был застроен элитными особняками. С боков двор был засажен аккуратно подстриженными кустарниками, за которыми виднелись деревья: то ли парк, то ли сад.

Илья прошел в дом, и Хартмут последовал за ним. В вестибюле – назвать это помещение прихожей или коридором не поворачивался язык – они разулись и сняли верхнюю одежду. Илья, как и следовало ожидать, домашней обуви не предложил, хотя и сам никаких тапок не надел. Хартмут поморщился: не слишком-то приятно ходить по чужим полам, пусть они и выглядят идеально чистыми, в одних носках.

Илья молча пошел к лестнице и поднялся на второй этаж, Харт отправился следом, мельком оглянув оставшуюся на первом этаже гостиную и кусочек кухни-студии, виденный в арку, которая туда вела. Пока от дома Ильи у него создавалось впечатление тишины и пространства: нигде не было нагромождения мебели, дорогих ковров и какого-нибудь антиквариата – все было очень светлым и лаконичным. Комната Ильи была тому подтверждением: большая, светлая, под одной стеной двуспальная кровать и встроенный шкаф-купе, под другой возле окна – огромный письменный стол с шикарным компьютерным креслом, на столе ПК-моноблок фирмы Apple и ноутбук, в углу кадка с пальмой, в стене напротив кровати еще одна дверь, возможно, санузла.

– Располагайся, – кивнув на стол, Илья прошел во вторую дверь, и Хартмут успел заметить, что оказался прав – это была ванная комната.

Чем там занимался Илья, слышно не было, видимо, на комнатах стояла звукоизоляция. Хартмут пожал плечами и вынул из сумки несколько листов со своими наработками, Ильи всё не было, и он начал на отдельный лист выписывать окончательный вариант, на данный момент, конечно.

Наконец, сумев составить то, что больше всего подходило, он удовлетворенно положил лист, исписанный аккуратным, почти каллиграфическим почерком на тоненькую стопку предыдущих попыток.

Илья в одних спортивных штанах, на ходу вытирая голову, вошел в комнату и резко остановился, в глазах мелькнуло недоумение, похоже, он забыл, что у него в доме находился одноклассник.

– Вот, – указал Харт на свою работу.

Илья, мельком глянув на верхний вариант, безразлично пожал плечами и кинул мокрое полотенце сверху прямо на выпестованный труд Хартмута, тот, шикнув от возмущения, сдернул полотенце и швырнул его назад в Илью, но тонкая бумага уже успела промокнуть. Как же его выводил из себя этот придурок! Сдерживаться было всё сложнее.

– Видно, мало тебя пороли в детстве, – процедил он, глядя на Илью.

Тот замер и посмотрел с таким удивлением, словно с ним заговорил вазон с юккой, стоявший в углу. Его глаза странно заблестели, а красивые губы слегка приоткрылись.

– Чем-то недоволен? – спросил Илья своим медовым голосом и небрежно бросил полотенце на то же место.

– Твоим поведением! Думаю, к таким, как ты, воспитание ремнем и сейчас применимо, – Хартмут снова снял полотенце и опять бросил его в Илью.

«Спокойно, Хартмут, спокойно, не выходи из себя, ты сможешь». Но как же за последний месяц Илья выводил его! Никогда в своей жизни он никого не ненавидел, но и тут эта сволочь отличилась.

– Не указывай мне, немец, – растягивая слова, прошипел Илья.

Его шепот жидким медом окатил Хартмута и отдался в каждом нервном окончании. Айхгольца никогда не смущало то, что он был немцем, и, казалось бы, какое может быть оскорбление в том, что Златоверхий так его назвал, ведь он и есть немец, наоборот, Хартмута всегда это радовало, ведь благодаря своей национальности он получал массу преимуществ, не здесь, конечно – в Германии, но Илья умудрился прошептать это таким тоном, что иначе как оскорблением это невозможно было расценить.

– Дрянь! – Айхгольц вскочил из-за стола и толкнул Илью в плечо.

Глаза того загорелись, а губы искривила странная улыбка, и он тихо повторил, изгибая бровь:

– Немец.

Харт, прошипев что-то невнятное, подскочил к Златоверхому и снова толкнул его, тот отступил на пару шагов и уперся ногами в кровать, снова повторив:

– Немец.

Очень светлые, почти белые, слегка вьющиеся, уложенные в аккуратную прическу волосы Хартмута растрепались, серые глаза полыхали. Еще один толчок, и Илья распластался на кровати. Айхгольц даже не заметил, как выхватил из шлевок своих брюк ремень и одним движением перевернул Илью на живот.

– Дрянь! Какая же ты дрянь! – бормотал он, охаживая задницу Златоверхого ремнем.

Где-то на ударе пятом до него дошло, что он делает и с кем. Он не сразу понял, что Илья не сопротивляется, а наоборот лежит расслабленный, лицом в подушку, как на массаже, и даже вроде бы издает какие-то подозрительные звуки, совсем не похожие на стоны боли. На автомате Хартмут еще ударил его пару раз, Илья как-то странно содрогнулся и протяжно застонал, стон был совсем тихим, но прошелся по нервным окончаниям Харта как по оголенным проводам. Он отступил от кровати, пальцы разжались, и ремень упал на пол. Хартмут в ужасе замер, горло сжалось, язык совершенно онемел, тело парализовало. Заметив, что Илья шевельнулся, Айхгольц зажмурился и затаил дыхание, он стоял так, пока мягко не хлопнула дверь в ванную. Только тогда Харт отмер и огляделся, Ильи в комнате не было. Первым порывом было запихнуть свои бумажки в сумку и бежать, но рациональная его часть прекрасно понимала, что от смерти не убежишь, а в том, что Златоверхий его будет убивать, он не сомневался. К тому же, убежав сейчас, он мог подставить свою семью. Поэтому Хартмут остался, обреченно стоя посреди комнаты и дожидаясь своего палача.

Из ванной Илья вышел в одном полотенце, посмотрел на замершего Айхгольца и сказал, словно мед в хрусталь потек:

– Почитай в интернете, как правильно пороть, не хочу, чтобы в следующий раз ты меня покалечил.

Глава 3

Глава посвящается Nadel! Спасибо за терпение, поддержку и вдохновительные пинки))

Хартмут, словно оглушенный, спустился вниз, оделся и вышел во двор. Он как сомнамбула направился к воротам, не глядя по сторонам, и когда чья-то рука неожиданно коснулась плеча, вздрогнул и резко обернулся, в глазах застыли паника и отчаяние. Но это оказался водитель Ильи, Николай, который молча кивнул на так и стоявший у дома джип. Хартмут развернулся и обреченно влез на заднее сиденье, в голове забилась мысль: «Сейчас вывезут за город и убьют». Но машина вырулила на знакомые улицы и через несколько минут остановилась в родном дворе возле лицея.

Он, как на автомате, поднялся в квартиру, снял верхнюю одежду и прошел в свою комнату, не обращая внимания ни на приветственные вопли малышей, выспавшихся после обеда, ни на озадаченный возглас матери:

– Сын, что-то случилось? Мой руки, садись обедать.

Хартмут понимал, что ему нужно спокойно сесть и обдумать произошедшее, которое до сих пор не укладывалось в голове, и, возможно, тогда он снова обретет душевное равновесие, которое раньше никогда не покидало его. Он переоделся в футболку и домашние штаны и долго мыл руки в ванной, намыливая, смывая пену и снова намыливая. В зеркале над умывальником отражалась совершенно белая физиономия с безумным взглядом. Так же отрешенно сел за стол на кухне и съел все, что поставила перед ним мать. Она встревоженно поглядывала на сына, но больше ничего не спрашивала. Пообедав, Хартмут вернулся в свою комнату, закрыл на защелку дверь, лег на диван и, не обращая внимания на вопли братьев, старательно вспоминал и обдумывал каждую минуту, каждое действие в доме Ильи.

Вывод вырисовывался один: все, что происходило до того момента, как Златоверхий кинул полотенце на план Хартмута, было совершенно стандартным, как и на протяжении последних десяти с лишним лет, но вот с этого момента поведение Ильи стало нехарактерным для него. Ведь по логике в ответ на угрозу Хартмута, кидание полотенца и уж тем более толкание Илья должен был его в пол вкатать, а вместо этого он его специально провоцировал своим «немец». Стоп! Столь неординарное поведение Ильи и началось после того, как Харт предположил, что того мало пороли (на самом деле Хартмут и не сомневался, что Илью никогда не били дома). Он вспомнил, как после этих слов у Ильи зазолотились, засияли глаза, расслабились губы и голос стал чуть ниже и тягучей, а после того, как он начал его бить, тот... (в сознании Хартмута встала детальная картина этой сцены, то, как Илья, вместо того, чтобы сжаться под ударами наоборот расслабился и... кончил). Харт схватился за волосы. В этом не было никаких сомнений: Златоверхий кончил от того, что Харт его порол! Теперь, когда Айхгольц вспомнил все до мельчайших подробностей, всплыла еще одна вещь, которая стала для него открытием, но которую он не мог игнорировать в силу практичного характера: нельзя закрывать глаза на то, что уже случилось, лучше разобраться, почему именно это случилось. Он отчетливо вспомнил напряжение и приятную тяжесть в собственном паху до того, как осознал, что происходит. У него встал, когда он бил Илью! Но в тот момент он даже не понял того, потому что возбуждение ушло слишком быстро, но теперь, вспоминая все это, он не мог отрицать перед самим собой, что возбудился, охаживая ремнем парня.

Хартмут вскочил с дивана и включил комп, набрал в браузере «порка», мгновенно высветилось более двухсот тысяч результатов, сайты поражали разнообразием вариантов. С осторожностью он нажал на первую же ссылку и начал читать.

***

У Ильи не происходило никакого перелома личности и пересмотра жизненных позиций – он всегда воспринимал себя таким, какой он есть. И когда Айхгольц сказал свое сакраментальное про порку, что-то в Илье переклинило, тело отреагировало так, как никогда до этого, и он стал специально провоцировать Хартмута. И та неведомая до сих пор тяжесть, которой начал наливаться пах, оказалась такой сладостной, и первый в своей жизни оргазм, испытанный им под шлепками Хартмутова ремня, стал сказочным наслаждением, которое хотелось получить еще и еще. Поэтому пока в ванной он переодевал испачканные спермой трусы и штаны, в голове зрела мысль о повторении полученного удовольствия, но ясно было, что с таким, как Айхгольц, просто так это не получится, вряд ли его удастся спровоцировать еще раз, а значит, и действовать нужно прямо, а об остальном он подумает потом. О садо-мазо он не знал ничего, кроме значения этих слов, но понять, что он испытал оргазм именно от боли, но боли специфической (по крайней мере ни драки, ни бои его никогда не возбуждали), он смог на раз.

Златоверхий ожидал, что, когда он выйдет из ванной, Хартмута и «след простынет», но нет, тот стоял посреди комнаты, бледный и испуганный, и как было необычно получать моральное удовольствие от того, как позеленел одноклассник, услышав о повторе. А в том, что повтор будет, Илья не сомневался – проект не закончен, значит, время есть. В сущности любой мог быть на месте Айхгольца – для Златоверхого это было не принципиально, личность того (доминанта, как он выяснил потом в интернете), кто может с помощью битья доставить ему подобное удовлетворение, не занимала его совершенно. Но раз уж попался Айхгольц, то зачем искать другого?

***

Действие прочитанного Хартмутом было двояким: с одной стороны, он почему-то возбуждался, ясно представляя, что он мог бы сделать со Златоверхим, с другой стороны, он чувствовал легкое отвращение и не мог понять сам себя. К сожалению, идти с подобным к дедушке он не решился. Еще его волновало завтрашнее посещение школы, он не был уверен, что сможет спокойно, не передергиваясь или, что еще хуже, не возбуждаясь, смотреть на Илью. Мало того, он совершенно не собирался вникать в техники порки, но тем не менее изучил всё очень внимательно, словно действительно собирался это делать. Он даже несколько раз с разной силой хлопнул себя по ноге ремнем, скривившись от боли. Дома телесные наказания приняты не были, в драках Хартмут тоже никогда не участвовал и понять, что там могло понравиться Илье, так и не смог.

В школе Златоверхий вел себя совершенно обычно, то есть ничего и никого не замечал, и Харт не стал исключением. Вроде можно было с облегчением вздохнуть, но где-то на границе сознания появилась легкая обида. Хотя... что он, собственно, знает о Златоверхом? Вполне возможно, у него кто-то есть, кто регулярно сечет его задницу, но зачем тогда нужно было говорить о следующем разе? Ради шутки?

Уроки закончились, и Харт, внешне совершенно спокойный, отправился домой, где, едва переодевшись и пообедав, заперся в своей комнате и засел за компьютером. Он открыл очередной сайт с флагелляцией в надежде найти что-то упущенное вчера. Конечно, за один день освоить столько новой информации было сложновато, но вроде суть он понял, так сказать, с теорией разобрался, а что до практики, то только сама практика и поможет. Ему даже странно было, что он исподволь ждал этого: ему хотелось выпороть Илью, словно это какая-то новая интересная игра, да и в интернете так и писалось «эротическая ролевая игра». Он в глаза не видел ни плеть, ни кнут, а тем более бич, хотя вполне их себе мысленно представлял, как и розги, стек или трость, а вот флоггер было что-то из разряда «никогда даже не слышал», но и заинтересовал он его больше остальных предметов для порки.

Хартмут перечитал наиболее понравившиеся ему статьи, ну, не в том смысле, что понравилось содержимое статей, а в том, что написано было просто и доступно, и перешел к новой: «Ну вот и сбылась ваша мечта: вы нашли девушку, которая согласна развлечься с применением кожаной плетки». Харт усмехнулся: «девушку», да и кто кого еще нашел. «Эротический сценарий подразумевает романтику, цветы и свечи, интимный ужин, предварительные ласки», – он представил, как вручает Златоверхому букет, тащит его в кафе, где тот воротит нос, а потом ведет домой и, как «непослушную девочку», охаживает плетью. Ему было и смешно, и жутковато, и он вовсе не был уверен, что, случись такое в действительности, он смог бы осознанно пороть Илью. Ведь на самом деле никакой такой действительности не может же быть? Хартмут решительно закрыл все вкладки, относящиеся к флагелляции, и начал готовиться к завтрашнему учебному дню.

***

На следующий день все было по-старому, то есть Златоверхий, как обычно, игнорировал одноклассников, и только после того, как секретарь передала, чтобы он с Айхгольцем зашел к директору после уроков, он при переходе в очередной кабинет приблизился к Хартмуту и сказал:

– Ну покажи, что ты там наваял.

Харт даже не посмотрел в его сторону, прошел к своему месту, разложил все к уроку и только тогда подошел к Златоверхому и положил на его стол переписанный начисто последний вариант плана.

Директор считала, что они очень затянули с проектом, поэтому после уроков Хартмут с тяжким вздохом предложил Илье уточнить некоторые пункты, чтобы уже завтра можно было сбросить всю эту ерундень на плечи завуча по внеклассной работе.

– Поедем ко мне? – серебристо прожурчал Илья.

Харт помотал головой:

– У меня есть идейка, как нам выкрутиться с исполнителями, это займет совсем мало времени. Пять минут мы можем и в классе посидеть. Но, может, ты знаешь, кого предложить?

Илья неопределенно пожал плечами:

– Не знаю, так что, может, ты сам у себя дома доработаешь?

Хартмут вдруг разозлился:

– С какой это стати?! Проект поручен нам двоим, хотя твоего вклада нет совершенно!

– А мне и нечего предложить, – спокойно проурчал Илья.

– Ты даже не даешь себе труда подумать! – Хартмут смотрел в необычайно красивые, но при этом совершенно хищные глаза Златоверхого, ему казалось, что на дне их плещется настоящая животная ярость.

Но вместо того, чтобы испугаться, совершенно не к месту вспомнил, как расслабленно тот принимал удары ремня, да еще и кончил от этого. Внизу живота неожиданно потянуло.

– Ладно, – после довольно продолжительной паузы сказал Илья, – пойдем в то кафе.

Идти в кафе у Хартмута в планах не было: не хотелось впустую тратить деньги, учитывая, что мать собиралась испечь штройзели с консервированными абрикосами и с утра уже поставила тесто, это, конечно, не безе, но тоже очень вкусно.

Илья пронзительно посмотрел на Айхгольца и мягко добавил:

– Я плачу.

– За что? – резко остановился Хартмут, уже направившийся к своему столу за сумкой.

Длинные густые ресницы плавно опустились, прикрывая глаза. Илья задумался, а действительно, можно же было сразу сбросить проект на Айхгольца, заплатив ему требуемую сумму, но теперь поздно – Харт ему нужен самому и совсем для другого. Хотелось вновь и вновь испытывать полученное впервые в жизни удовольствие такого рода, не то чтоб его волновал ранее тот факт, что его никто не возбуждал, но все равно приятно чувствовать себя нормальным парнем.

***

Хартмут взял куртку из шкафа, надел и методично застегнул молнию и каждую кнопочку, натянул тонкие кожаные перчатки, подхватил сумку и пошел на выход из их классного кабинета.

Илья, набросивший на плечи пальто, молча последовал за ним.

Когда Айхгольц проходил мимо джипа Златоверхого, Илья неожиданно и крепко схватил его за запястье, сказав тихо своим нежным голосом:

– В машину! Я же сказал, мы едем в кафе.

– Мало ли что ты сказал?! – Хартмут с силой дернул руку, с ненавистью глядя на Златоверхого, но вырваться не смог.

Илья открыл заднюю дверцу джипа и пихнул его на сиденье.

У Хартмута внутри все кипело от возмущения и страха, он не был уверен, что все закончится только кафе, но внешне его волнение проявлялось лишь в легком подрагивании рук, да взгляд серых глаз еще сильнее похолодел.

Конечно же сидеть в кафе и ничего не заказывать никто не позволит, поэтому Илья, одарив официанта убийственным взглядом, потребовал поллитровую бутылочку Моршинской воды с коралловым кальцием. Естественно, такой воды в ассортименте не оказалось, и пока официант доказывал качество имеющихся в наличии напитков, на что Златоверхий тихо фыркал и медовым голосом требовал свою Моршинскую, Хартмут вытащил листок с планом и придвинул его к Илье. В итоге Илье принесли бутылочку негазированной Моршинской, и он, кинув на стол двадцатку, пробежал глазами план.

– Поскольку мы оба не знаем, кого можно поставить выступающими, – спокойно сказал Хартмут, он ничего не стал заказывать, решив, что если к нему будут цепляться, то пусть Илья и отдувается, – предлагаю согласно тематике просто проставить номера параллелей, а завуч по внеклассной работе сама уже подберет учеников. Например, на стишки можно поставить третий-четвертый класс, песню могут сообразить ученики седьмых-восьмых, небольшие юмористические сценки кинем на шестые-седьмые-восьмые классы, пародии могут изобразить девятые-десятые, а наши уже по талантам – кто что может. Танцы и какие-то сольные песни пусть исполняют те, кто этим занимается.

– Сойдет, – Илья, развалившись на диванчике, в упор смотрел на Хартмута, и было что-то такое в его взгляде, что Хартмут, внутренне поеживаясь, вскочил с места.

– Отлично, тогда до завтра.

– Я тебя подброшу.

– Не нужно.

– Ладно. К завучу пойдем на большой перемене.

***

На большой перемене Златоверхий бросил на стол сумку, вышел из класса. Харт достал файлик с планом и пошел за ним к кабинету завуча.

– Молодцы, ребята, хорошо продумали. Думаю, что если изменения и будут, то несущественные, но я хотела бы, чтобы вы продолжали курировать этот проект. И для начала подобрали нужные стихи и подходящий репертуар песен, а исполнителей я возьму на себя.

Когда возвращались в класс, Хартмут предложил:

– Что выберешь: поэзию или песни?

Илья кинул на Харта тяжелый взгляд, совершенно не соответствующий медовому голосу:

– О чем ты?

– Думаю, мы можем разделиться и спокойно у себя дома на компе подобрать то, что нужно. Так чем займешься: песнями или стихами?

– Как ты сам сказал: нам дали совместный проект, значит, и заниматься им мы будем вместе.

– А я думаю, что по отдельности мы сделаем всё намного быстрее.

– Я никуда не спешу, так что после уроков можем поехать ко мне.

***

В машине его ощутимо потряхивало, Харт сцепил руки в замок и закрыл глаза, очнулся, когда хлопнула дверца и Илья произнес: «Выходи», – а он даже не заметил, как джип остановился.

Зайдя в дом, разделись и, прихватив сумки, поднялись на второй этаж. Илья распахнул дверь и, как гостеприимный хозяин, пропустил Хартмута вперед:

– Проходи.

Взгляд Айхгольца непроизвольно скользнул на кровать, и Харт резко остановился, не веря своим глазам: на светло-серебристом покрывале свернулась черная плеть. Он развернулся к двери с единственной мыслью бежать отсюда, но Илья захлопнул дверь и щелкнул замком:

– Не так быстро! Разве ты не хочешь наказать «плохого» мальчика?

Он улыбнулся и сделал шаг вперед, Хартмут попятился прямиком к кровати. За все годы, что они проучились в одном классе, Харт ни разу не видел Златоверхого улыбающимся, и ему стало страшно, нет, улыбка была прекрасна, но сам ее факт... Он огляделся по сторонам и посмотрел с надеждой на дверь.