Текст книги "Одинокая птица (СИ)"
Автор книги: Lion151962
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
– Мам, прости…мам, тебе плохо? – Сашка упал перед ней на колени, пытаясь поймать её взгляд, – Мам, не молчи, пожалуйста. Скажи, что-нибудь, – его крики периодически срывались на плач, он стал трясти её за плечи, чтобы добиться хоть какой-то реакции, – Мам, ты меня ненавидишь, да?
Зимина подняла голову и устремила на него пустой и безжизненный взгляд, – За что, Саш? Я же всё для тебя… Чего тебе не хватает?
– Тебя, мам… не хватает, – ответил тот, смахивая с лица слёзы.
– Ты что решил внимание к себе привлечь таким образом? – она даже перестала плакать от осенившей её догадки, – Это подло, Саш. Неужели нельзя было просто сказать?
– Я говорил, ты меня не слышала. Ты вообще меня не слушаешь. У тебя только работа на уме, – Александр отпрянул от неё и сел рядом на пол.
– Тебе, что плохо со мной? – ужаснулась она положению вещей.
– Нет, мам! Прости меня. Я обещаю, я больше никогда… только не молчи! – он вцепился в руки матери, опустив голову на её колени.
– Иди к себе, – она произнесла это таким ледяным голосом, что Саша не стал с ней спорить, – Мне нужно это как-то пережить, – Зимина с трудом поднялась с пола и добравшись до спальни, рухнула на кровать. Чувствуя дрожь во всём теле, она обхватила себя руками и застонала, – Как же, оказывается больно, когда в спину, когда самый близкий… – обида и боль заставили её корчиться и выть в подушку, пока от бессилия она наконец-то не провалилась в сон…
========== 58 ==========
Кириллу уже три года. Антошин никогда не видел своего сына, только по редким фотографиям. Но в последний год связь с Настей оборвалась, вроде как вышла замуж. Настюха. А ведь когда-то любил до безумия, до беспамятства. Сколько раз с Серёгой ссорился из-за неё. А что потом произошло в голове Антошина, сам не может понять. Вдруг всё стало ненавистным в жизни. А затем пустился во все тяжкие, что до сих пор приходится расхлебывать. Серёга. Редко звонит, редко отвечает на звонки. У Дениса сложилось такое впечатление, что тот сбежал не только от Ирки, но и от него тоже. Зимина. Единственный близкий человек из той прошлой жизни, который по-прежнему рядом. Когда пропал Сашка, он впервые всерьёз задумался о собственном ребенке. Что где-то там растет родной ему человечек, родная кровь, и он может никогда не увидеть своего отца.
Сегодня, когда история с Александром разрешилась благополучно, Денис вернулся в отдел с намерением отыскать Настюху и повидаться с Кириллом, ведь он имеет полное право на общение с сыном. Он уже собирался сдать смену и отправиться домой отсыпаться, поскольку последние трое суток, по известной причине, были бессонными. Войдя в кабинет оперов, в темноте не сразу обнаружил Ткачёва, сидящего в углу за своим рабочим столом. Помимо компьютера и стопки бумаг, перед ним стояли бутылка водки и какая-то нарезка.
– Что празднуешь? – для приличия поинтересовался Денис, перебирая на столе папки, даже не оборачиваясь в его сторону.
– День рождения, – ответил тот, спустя минуту.
– Поздравляю. Сколько стукнуло? – Антошин наконец-то нашел нужный документ и уже направился к выходу.
– Сегодня Кате было бы двадцать восемь.
У Дениса сердце резко подскочило к горлу, а затем рухнуло обратно вниз и замерло. Вместо того, чтобы выйти, он развернулся и подошёл к нему. Ткачев достал ещё один пластиковый стаканчик и, наполнив наполовину водкой, пододвинул Антошину.
–
Карпов вернулся в Пятницкий, злой как чёрт. Выходка сына начальницы, да и сам конфликт с Зиминой никак не выходили у него из головы. “Это же надо было до такого додуматься – организовать собственное похищение”. Стас в очередной раз убедился, что дети – сомнительное удовольствие, по крайней мере для него точно. Погруженный в размышления, он пролетел мимо дежурного, но затем вернулся и попросил ключ.
– Кто из оперов в отделе? – задал привычный вопрос полковник.
– Воронов – ответственный сегодня, – ответил Олег, – и когда Карпов уже собрался уходить, вспомнил, – А…ещё Антошин с Ткачевым не ушли, у себя в кабинете сидят.
“А вот это уже интересно..” – подумал про себя Стас. Антошин. Вечная заноза в его жизни. Этот опер с первых дней показался Карпову странным, не вписывающийся в его круг отморозков, слишком честный что ли. Он сразу понял, что они не сработаются. Но, наверное, именно за эту честность, несмотря на его выходки, Карпов продолжает его терпеть, именно эта чёрта характера подкупает его, и он готов прощать ему бесконечные выпады в свой адрес. С другими операми намного проще, они не спорят, не чувствуют угрызения совести, выполняют все его приказы, не задавая лишних вопросов. Но Карпов также знает, что как только он утратит прежнюю власть, они первые, кто набросятся на него и припомнят ему все свои обиды. Из всех своих подчиненных он не боится повернуться спиной только к Антошину. Но непредсказуемость этого парня порой переходит все границы. Именно поэтому Стас прибавил шаг по направлению к кабинету оперов. Распахнув дверь, он увидел пьяные рожи своих подчинённых. По лицу Дениса было видно, что тот дошёл до кондиции, когда способен сболтнуть лишнего. В таком состоянии в нем обычно просыпается обострённое чувство справедливости. Но раз Денис ещё жив, а Ткачёв мирно сидит за столом, значит ничего страшного ещё не произошло.
– О! Стас! – Антошин с трудом поднялся и стал зазывать начальника к столу, – Сегодня у Кати Русаковой день рождения. Присоединяйся!
– Да я смотрю, ты уже наотмечался. Пойдём, – подталкивая в спину, Карпов увёл Дениса, – Приберись тут, и чтобы через десять минут тебя здесь тоже не было, – обернувшись, рявкнул он на Ткачёва.
С трудом усадив сопротивляющегося Антошина в машину, Стас повёз его домой. Уже в квартире он толкнул его так, что тот, споткнувшись о порог, распластался на полу.
– Урод! Ты что себе позволяешь? – взревел Карпов.
– А что? – перевернувшись на спину, Денис попытался приподняться – Страшно стало? Может быть, кроме нас с тобой в этом деле ещё кто-нибудь замешан? – в следующую секунду он упал обратно на спину от удара ботинком по лицу. Он почувствовал привкус крови во рту и осколки чего-то твердого, – Ты мне зуб походу сломал, идиот!
– Заткнись! – Карпов присел на корточки перед ним, – Я тебя просил молчать. Я тебе шанс давал! Денис, ты не оставляешь мне выхода.
Антошин приподнялся и стал медленно отползать от начальника, пока не упёрся спиной в стену, – А хотя, давай! Ты мне только жизнь облегчишь. Сам я не смогу. А для тебя – одним трупом больше, одним меньше…
Карпов опустился на пол и прислонился спиной к стене. Они сидели в разных концах комнаты и молчали.
– Я уже сто раз пожалел,что связался с тобой, – нарушил тишину Стас, – Ты завтра же свалишь из города и больше никогда не появишься на моём горизонте.
Денис промолчал. Он пытался разобраться в хаосе собственных мыслей. Ему показалось, что в квартире резко похолодало, ему никак не удавалось унять внутреннюю дрожь. Он вытер с лица кровь и уставился на алые разводы на руках.
– Я завтра утром приеду и лично отвезу тебя на вокзал, – не дождавшись ответа Карпов поднялся с пола и направился к выходу.
========== 59 ==========
Ранним утром, когда все ещё спят, а ночные сумерки едва начинают рассеиваться, Карпов, как и обещал накануне, прибыл к дому Антошина. Он нажал на кнопку звонка. Подождал, настойчиво нажал снова, проклиная своего подчинённого, что тот снова нажрался. Взглянул на часы и без особой надежды дёрнул за металлическую ручку. Дверь оказалась вовсе не заперта. Сделав пару шагов в глубь квартиры, даже ещё не видя произошедшего, он в первые же секунды всё понял. Запах смерти витал повсюду. Карпов знает его наизусть.
– Идиот! – прошипел он, застыв посреди комнаты.
***
Шел дождь, и облаченные в чёрное сотрудники Пятницкого терпеливо ждали похоронной церемонии вместе с родственниками и близкими Антошина. Некоторые из женщин плакали, не в силах удержать в себе переполнявшее их горе, поддерживая друг друга за руки. Карпов подъехал к кладбищу и долго не выходил из машины. Наконец-то пересилив себя, он выбрался наружу и направился к столпившимся у могилы людям, прихватив с собой две алые гвоздики. В первом ряду стояли самые близкие, среди которых Стас ещё издали узнал знакомый силуэт Глухарёва. Высокий, осунувшийся, весь какой-то бесцветный, он стоял прямо и совершенно неподвижно, словно в строю, словно ещё не осознавая или не веря в происходящее. В голове Глухарёва никак не укладывалось, что его Диня способен был сделать это. Да, он часто доводил себя до точки, был бесшабашным и непредсказуемым, но никогда не имел склонности к депрессии и суициду. Сергей корил себя, что в последние годы редко интересовался жизнью друга.
Карпов занял место поодаль от всех и молча наблюдал за происходящим. Он не имел при себе ни зонта, ни верхней одежды. Порывистый ветер задувал струйки дождя ему за шиворот, которые каплями стекали по шее, но он ничего не чувствовал, абсолютно ничего. Возможно, это защитная реакция, и боль утраты придет к нему позже. Он стоял в стороне, понимая, что никогда не сможет стать частью этого общества. Между ними серое холодное пространство, и нет ни одного человека, который смог бы прикрыть его своей любовью. Он высоко поднял голову, подставляя порывам ветра сухие глаза и, крепко сжав стучащие от холода зубы, ожидал, пока все разойдутся, чтобы побыть на могиле Антошина в одиночестве.
Проходящий мимо Глухарев, заметив Карпова, остановился. Казалось, его воспалённые глаза стали ещё больше наливаться кровью. Он приблизился к нему. Невозмутимый вид полковника довел его до исступления, – Если я узнаю, что ты имеешь отношение к смерти Дениса… – процедил тот сквозь зубы, словно ему даже присутствие Карпова было крайне противно. Он всегда считал, что тому не место среди людей.
– То что, Серёжа? – перебил его Стас, даже не пытаясь убрать с лица наглую ухмылку, которая всегда бесила бывшего майора, – Видео обо мне запишешь?
– Тварь! Какая же ты тварь! – Глухарёв вцепился в лацканы пиджака полковника, не обращая внимания на столпившихся вокруг зевак, – Только у тебя был с ним конфликт! – его пронзительный голос отдавался эхом в голове Карпова.
– Иди на ***! – Стас оттолкнул его от себя и брезгливо отряхнул пиджак, будто Глухарев дотронулся до него грязными руками.
– Хватит! – послышался голос начальницы, которая всегда была для обоих незыблемым авторитетом, – Идиоты, нашли время и место для выяснения отношений! – она встала между ними, разочарованно глядя на обоих.
Тяжело дыша, Стас смотрел на своего соперника сквозь Зимину. По его лицу, шее стекала дождевая вода, – Клоун! Устроил тут представление!
– Карпов! – она устремила на него холодный взгляд, который был похлеще ледяного дождя, и таким же голосом обратилась к нему, – Успокойся!
Их привычный немой диалог продолжался недолго, первым сдался Стас. Посмотрев в глаза, окружавшие его и явно осуждающие, на гвоздики, упавшие в грязь во время потасовки, он повернулся и пошёл прочь. Толпа расступилась перед ним. Они не должны знать, каково ему сейчас, этого он никогда и никому не покажет. Уверенно вышагивая и глядя перед собой исподлобья, он молча шёл между ними, не позволяя себе ни единой эмоции, не единого лишнего движения пока не скрылся в салоне автомобиля. Отчаянно ударил рукой по рулю. Больно. Где-то внутри – больно.
***
Зимина смотрела на Сергея, и кроме отголосков давно уже отболевшего ничего не чувствовала. Такие ощущения возникают у людей, когда они случайно находят старую фотографию или записку, с которой связаны тяжёлые воспоминания, вызывающие неоднозначные чувства. Сжимая горячую чашку с кофе, тем самым пытаясь отогреть покрасневшие от холода руки, она откровенно разглядывала бывшего любовника и удивлялась собственному спокойствию. И согласилась она на этот совместный поход в кафе с ним из-за типичного женского любопытства. Столько раз представляла себе эту встречу, мысленно проговаривая, что так долго копилось внутри. Первый год после расставания ещё любила и ждала. Всё надеялась, что вдруг заявится к ней на порог, и даже представляла, чтобы он ей говорил в оправдание, и как бы она его потом простила. Затем долго ненавидела. Не его, себя. За то, что никак не могла забыть, что так сильно привязалась, что испытывала непреодолимую зависимость. А потом успокоилась, выздоровела, излечилась. И сейчас, когда эта самая встреча состоялась спустя годы, ей абсолютно нечего ему сказать. Внутри – пустота, пепел и хроническая усталость. Причём не только по отношению к Глухарёву, а ко всем окружающим её людям. У неё словно выработался определенный иммунитет, не позволяющий ей больше так опрометчиво окунаться с головой в водоворот чувств. Неспроста Андрей говорит ей, что она сводку новостей просматривает куда с большим интересом, чем смотрит на него самого. В последнее время Зимина стала жить по принципу – брать, и ничего не отдавать взамен. Так легче, проще, безопаснее.
– Не в курсе, что происходило с Антошиным в последнее время, – прервал неловкое молчание Глухарёв, поёжившись от её колючего взгляда.
– Вообще-то это твой друг. Мне своих проблем хватает, – резко ответила Зимина, пресекая даже жалость по отношению к этому человеку.
– Мне Коля рассказал, что ты недавно перенесла серьёзную травму, – виновато произнёс Сергей, – Я не знал, честно, – не разрывая зрительного контакта, он накрыл ладонью её руку, лежащую на столе.
– Это уже в прошлом, – Зимина осторожно освободила свою руку и снова обхватила ладонями чашку, – Ты как? Жена, дети? – неожиданно вырвалось у неё.
– Откуда, – оскалился Глухарев, – Как-то не складывается ни с кем.
После продолжительной паузы Зимина нарушила тишину, осознавая, что разговор зашёл в тупик, – А ты нисколько не изменился.
– Что, совсем ни капельки? А я-то думал, что возмужал, стал солиднее, – но видя, что его актерское мастерство больше не действует на Иру, придал своему лицу серьезное выражение, – А ты изменилась. Стала жёстче что ли.
– Ты прав, той Ирки больше нет, – задумчиво произнесла Зимина, отпивая кофе маленькими глотками и оглядываясь по сторонам, – Надолго в Москве?
– Сегодня вечером покидаю этот город. Дини больше нет. Мать давно уже переехала ко мне. Меня здесь больше ничего не держит, – уверенно заявил Глухарёв, но при этом вопросительно посмотрел на бывшую любимую женщину.
Ира немного напряглась. Даже, когда уже ничего не испытываешь к человеку, наверное, любая женщина желала бы услышать, что она по-прежнему дорога, необходима и любима. Это словно ампутированная конечность вдруг проявляет фантомную чувствительность.
– Мне пора, – засуетилась Зимина, пытаясь оставить деньги за непритронутый ужин, но Сергей посмотрел на неё осуждающе, и она отступила. Уже отдалившись на приличное расстояние, она услышала его голос за спиной,
– Ир!
Обернулась и впервые посмотрела на него, как на значимого человека в своей жизни, но в этом взгляде откровенно читалось «не надо, Серёжа».
Он подошёл к ней и, обхватив ладонями её лицо, заглянул в глаза, – Ты – лучшая женщина, что я встречал. Будь счастлива, – едва коснулся губами её рыжей макушки, одновременно вдыхая до боли знакомый запах.
Зимина отстранилась от него и благодарно улыбнулась в ответ, при этом почувствовав внутреннюю лёгкость, словно избавилась от непосильного груза прошлого. Ведь человеку сложно двигаться вперёд, когда душу разъедает боль воспоминаний. И, наверное, это лучшее, что мог бы сделать для неё Глухарёв – добавить ей уверенности в себе и отпустить.
Вот и всё. Стало легче дышать. Обоим.
***
Вернувшись в Пятницкий, она устало шла по коридору и остановилась у кабинета начальника СКП. Дверь была распахнута, свет не горел. Она заглянула внутрь и увидела Карпова, сидящего в полумраке.
– Проходи, не бойся, – отозвался тот, видя смятение в поведении начальницы, – Я сегодня мирный, не полнолуние же.
Зимина неуверенно подошла ближе и присела напротив, отлично помня, к чему привёл вот такой безобидный разговор в прошлый раз, когда он также, казалось, спокойно потягивал коньяк.
– Даже не рассчитывай. Я уже не так молод для подобных эмоциональных игр, – насмешливо произнёс Карпов и понял, что попал в точку, глядя на вытянутое от удивления лицо Зиминой. Она чуть было не задохнулась от возмущения. Конечно, Карпов всегда читал её мысли, как раскрытую книгу, особенно, когда она затевала что-нибудь против него. И до сих пор она не понимает, как ему удается так легко просматривать глубины ее души.
– Чё хотела? – опередил её Стас, пока она мысленно подбирала обидные слова в его адрес.
– Не знаешь, что случилось с Антошиным? – запутавшись в собственных мыслях, Зимина наконец-то пришла в себя и перешла к делу.
– Повесился. Ты разве, не в курсе? – оскалился Карпов – как-то криво, фальшиво, натянуто. Если бы хоть один человек на свете знал, какой душевный надлом, какие руины скрываются за этой привычной для всех ухмылкой.
– Я смотрю ты не в духе сегодня, я наверное пойду, – Зимина встала и направилась к выходу, но затем остановилась.
– Стас, – она обернулась и вполне серьезно спросила, – а тебе Катя Русакова во сне не снится?
– С чего бы это вдруг? – Карпов как ни в чём не бывало продолжал распивать коньяк, развалившись в кресле, словно обсуждал с товарищем погоду за окном, – Я уже и не помню, как она выглядела.
Зимина раскрыла рот, поразившись хладнокровию и безразличию полковника, – Мне иногда реально страшно с тобой находиться в одном помещении. Ты что, совсем уже ничего не чувствуешь?
– А причем здесь Русакова? Не я же её убил.
– А кто? – Зимина уже хотела занять прежнее место, но Карпов остановил её следующей репликой.
– Тебя это уже никогда не коснется. Забудь, и больше не спрашивай меня об этом, – он произнёс это таким тоном, что она побоялась ему возразить.
Зимина ушла, а Карпов достал из кармана скомканную записку. Он поджёг край листа и бросил в пепельницу. Глядя на разгорающееся пламя, он вновь вспомнил написанные в ней строки. Антошин признался в убийстве Русаковой, но ни словом не обмолвился о нём.
Позже Настя получит внушительную сумму денег с коротким сообщением «от друзей» и никогда не узнает имя отправителя.
Карпов уже не помнит имена и лица всех своих жертв, он уже не помнит и их количество, но смерть Антошина станет ещё одной отметиной на сердце, уже второй по счёту.
========== 60 ==========
С самого утра Зимина сидит в своем кабинете, забаррикадированная папками, сложенными стопками на столе. В связи со смертью Антошина должна нагрянуть комиссия со дня на день, которая займётся не только проверкой документации, но и аттестацией всего личного состава.
Отношения с Сашкой по-прежнему были натянутыми. И, несмотря на то, что она его простила, горький осадок на душе по-прежнему оставался. Ей казалось, что она где-то совершила серьёзную ошибку. Возможно, должна была позволить Игорю видеться с сыном или найти ему достойную замену.
Ближе к обеду Зимина разобрала большую часть дел и решила, что заслужила перерыв на обед. Запирая дверь на ключ, она заметила вышагивающего по коридору Карпова. Тот шел, тяжело ступая, глядя себе под ноги и не обращая внимания на приветствия коллег.
– Стас, – окликнула она его, но тот никак не отреагировал и прошел мимо.
– Карпов! – уже громче и настойчивее обратилась к нему Зимина. Некоторые сотрудники даже обернулись в их сторону.
Он остановился и обжёг её недовольным взглядом, – Чего тебе?
– Занеси мне результаты диспансеризации всех своих подчиненных сегодня.
– Завтра, – раздражённо произнёс Карпов, и не дожидаясь ответа скрылся за дверью своего кабинета.
Ира лишь пожала плечами, давно привыкшая к странностям в поведении полковника.
Карпов присел на ближайший стул и достал из кармана сложенный лист. Снова внимательно перечитал заключение врача, будто там что-то изменилось за пару часов. И среди всей медицинской терминологии фраза «не годен к службе в органах внутренних дел» была предельно ему ясна.
–
Выпитое вино разлилось по телу обеих подруг теплом, покоем и одновременно желанием что-то сказать. На бледном лице Зиминой заиграл лёгкий румянец.
Измайлова залпом выпила остатки вина и интригующе произнесла, – Ир, а у меня для тебя новость.
– Надеюсь, хорошая, – усмехнулась та, – А то лимит плохих новостей для меня на сегодня исчерпан.
– Мы тут с Ромой решили усыновить маленького…
Зимина чуть было не подавилась вином от неожиданности, – Ты это серьезно?
– Ну, это я решила, он был не в восторге сначала, но потом сдался, – Измайлова снова наполнила бокал и снова отпила половину.
– Ленка, – начальница потянулась обниматься, – Поздравляю. И молчали, партизаны.
– Мы уже месяца три ходим в дом малютки, влюбилась я там в одного малыша. Артёмка. Полгода, совсем крошка. Мы никому не говорили, боялись, что вдруг ничего не получится…ну, ты поняла.
– Вы, конечно, даёте, ребята. Я бы, наверное, уже не решилась, – Ире сразу же вспомнились тяжёлые годы, когда она с грудным Сашкой на руках в прямом смысле слова «выживала» и разрывалась между институтом и сыном.
– Ну, а что тебе мешает? У тебя есть Андрей. Надёжный, обеспеченный, заботливый.
– Да нет уже никакого Андрея, – и видя вытянутое лицо Измайловой, добавила, – Разные мы с ним, он как будто с другой планеты.
– Странная ты, Ир. Другая бы вцепилась в такого мужика.
– Не могу я так. Не люблю я его. А он заслуживает большего. Ему семья нужна, а не любовница.
Разговор подруг был прерван шуршанием в коридоре. На пороге показался Сашка с разбитой губой и многочисленными ссадинами на лице. Тот бросил на ходу, “здрасти, тётя Лена» и стремительно направился в свою комнату.
Измайлова не стала злоупотреблять гостеприимством и поспешила ретироваться, видя как начальница загрузилась и стала отвечать односложно на её вопросы.
Зимина вошла в комнату сына и обнаружила его на диване, лежащим лицом к стене. Тот, услышав, что кто-то вошёл, ещё больше прижался к ней.
– Саш, – окликнула она его, – Что случилось?
– Ничего, – упрямо заявил тот.
– В смысле ничего? Кто тебя избил?
– Никто, я сам упал! – раздражённо ответил Александр.
Зимина присела рядом на край дивана.
– Саш, я не знаю, что с тобой делать. Я, наверное, действительно плохая мать, я совершенно с тобой не справляюсь.
Тот продолжал молчать, тем самым ещё больше озадачивая Зимину.
– То ты подстроил похищение, то крадешь вещи в магазине, сегодня вот подрался…а что потом? Пойми, однажды ни я, ни мои связи, ни мои деньги не помогут тебе.
– Они первые начали, – Александр обернулся и присел рядом.
– Кто?
– Ребята с нашего двора. Они сказали, что все менты – козлы. И что ты…
– Что я? – ужаснулась Ира, боясь даже предположить, что о ней могли наговорить сыну.
– Они оскорбили тебя. Я не хочу это повторять.
Она смотрела на Сашу, который был предельно серьёзен. И с этими ссадинами на лице он выглядел уже совсем взрослым. А в глазах было что-то отчаянно-звериное. Она и не заметила, что маленький мальчик, оказывается, уже давно вырос.
Зимина сходила на кухню и принесла коробку с лекарствами.
– Мам, не надо, – отпрянул Александр, когда она стала осматривать его лицо.
– Сиди, не дёргайся, – Ира осторожно дотронулась смоченной перекисью ваткой до кровоточащей раны, заметив, как тот поморщился, но продолжал терпеть, не издавая ни звука.
– Саш, ты сейчас ещё юный, но скоро станешь взрослым. И что бы у тебя не случилось в жизни, кем бы ты ни стал, запомни одну вещь. Я буду всегда на твоей стороне, несмотря ни на что, никто и никогда не будет любить тебя так, как я. Запомни это и никогда не забывай.
– Мам, ты что? Не плачь. Это всего лишь ссадины, – Саша дотронулся до распухшей губы и улыбнулся, – До свадьбы заживёт.
– Дурачок, – она взъерошила ему волосы и прижала к себе, – Ничего ты не понял.
Александр не сопротивлялся. Он всё понял. Ему стало неловко от откровений матери. Саше кажется, что показывать свои чувства – это как-то не по-взрослому. Он устроился поудобнее, положив голову ей на колени, и внимательно слушал рассказы матери о его детстве.
–
В этом дворе Карпов родился, вырос и провел свою юность. В этот дом он бегал, уже будучи курсантом, а затем и лейтенантом пока не переехал в общежитие. За эти годы многое изменилось: вместо футбольного поля, где они с парнями гоняли мяч дотемна, построили детскую площадку; вместо огромного дуба, на который они с ребятами лазили на спор – кто выше, высадили молодые кустарники, дом перекрашен, и, казалось, что всё это безвозвратно кануло в прошлое.
Но главное, что осталось, несмотря на все перемены – воспоминания. Светлые, яркие, добрые, полные счастья, любви и радости.
Сегодня, оказавшись в этом дворе, Карпов словно очнулся после долго сна, словно жизнь замедлила свой ход. Он стал видеть по-другому, подмечать мельчайшие детали, чувствовать и слышать. Он даже обратил внимание на закрашенные надписи в подъезде, нацарапанные им же, чёрт знает, сколько лет назад.
– Стасик, – обрадованно воскликнула мать, отворив дверь, – Проходи.
Карпов переступил через порог со словами «я на пару минут» и достал из внутреннего кармана пальто увесистый конверт, до отказа набитый купюрами.
– Это вам с Лёнькой, – как всегда безэмоционально и сухо начал Стас. Только так ему удается скрывать от матери истинные эмоции.
– Да куда нам столько, мы ещё те не истратили, – причитала та, не отрывая глаз от сына, пытаясь наглядеться на него за эти редкие короткие встречи.
– Нормально, тем более я не знаю, когда снова смогу прийти, – Карпов старался не смотреть ей в глаза, иначе всё поймёт, и тогда разговор затянется, тогда он не выдержит, – Пацан растёт, купи ему что-нибудь. Кстати, где он?
– У себя в комнате. Что, даже не…пройдешь? – осторожно предложила она запинающимся голосом, отлично зная, какая последует за этим реакция, – Поужинали бы вместе.
– Ты же всё понимаешь, мам. Служба, – Карпов отвёл взгляд. Мать, как и он, обладает способностью видеть людей насквозь.
– Стасик, так нельзя, – прослезилась та, – Ну неужели у тебя нет хоть немного времени на нас?
Он застыл на пороге в смятении. Её дрожащий голос не позволил ему вот так просто уйти. Он видит в глазах матери искреннюю светящуюся любовь. Он помнит этот взгляд с детства, он искал его в бесчисленном количестве женщин. Его невозможно обмануть, ему не нужны отношения, замешанные на жалости, страхе и деньгах. Но ни одна женщина не смотрела на него так, как мать. Да, Карпов – бесчувственный и безжалостный, но даже он не в силах сейчас повернуться к ней спиной. Каждый день он возвращается в пустую квартиру, и службы как таковой уже нет. Он – одинок, бесконечно одинок. Возможно, до сих пор у него просто не было времени понять и почувствовать это в полной мере. В данный момент ему мучительно захотелось быть кому-то нужным.
– Ладно, – наконец-то сдался Карпов и снял с себя пальто.
Совместный ужин, оживленная беседа с племянником. Он уже и не помнит, когда в последний раз так беззаботно проводил время, не оглядываясь на часы, не отвлекаясь на телефон.
Лёнька ушел спать, мать прибиралась на кухне, а Карпов разглядывал фотографии в гостиной. На некоторых из них он запечатлен ещё совсем маленьким, но уже до смешного с серьезным выражением лица. Взял в руки фото, где они с Аней совсем ещё юные. Тогда, каждый из них верил в светлое будущее, строил планы и не имел тяжелого груза ошибок и грехов за плечами.
Присел на диван, внимательно рассматривая фотографию, и не заметил, как вошла мать. Она заняла место рядом с сыном.
– Стасик, что случилось? Не молчи.
Карпов отложил портрет в сторону и тяжело вздохнул.
– Ничего. Я просто устал.
Она мягко положила руку ему на плечо и настойчиво притянула к себе. Стас не стал сопротивляться и улёгся на её колени. Она нежно поглаживала его голову, глядя на шрамы, виднеющиеся сквозь коротко стриженные поседевшие волосы, от которых у неё на глаза наворачивались слёзы и щемило сердце, приговаривая и успокаивая, – Всё образуется, сынок. Завтра будет новый день – будут новые силы и мысли.
А он лежал и думал о том, что за всю свою никчемную жизнь так и не сумел ничего достичь стоящего. Всё время гнался за деньгами, за звёздами, а в итоге оказался за бортом, никому ненужным. Даже родным людям не успел обеспечить достойное будущее. Думал о том, что мчался по жизни, словно зверь, сбежавший из ада, не задумываясь над тем, что делает, и в кого в итоге превратился.
– Я, наверное, плохой сын, – голос его был хриплым от волнения. Впервые в жизни он безжалостно обнажил себя. Уткнувшись лицом в теплые колени матери, он ждал ответа, словно грешник, ожидающий суда, словно ребенок, внезапно потерявшийся во враждебном мире.
– Стасик. Я всегда тебе говорила, что бы ты ни сделал, кем бы ты ни был, что бы о тебе ни говорили люди, даже если весь мир ополчится против тебя, для меня ты навсегда останешься самым лучшим сыном на свете.
Карпов молчал. Слова застревали где-то в горле и оставались там, причиняя мучительную боль.
– И в смерти Анечки ты не виноват. Ты пытался ей помочь, – она с жалостью глядела на него и вдруг поняла, что он плачет. Она не видела его лица, он не издавал ни звука, лишь иногда вздрагивал и ещё сильнее прижимался к её ногам. Никто никогда не видел и представить себе не может плачущего Карпова – такого бесстрастного, такого сильного, такого вечно уверенного в себе. Только здесь, только в маминых объятиях он позволил себе безмолвно выплеснуть всю свою боль, словно открыл тайны перед могилой, которая никогда не выдаст его секреты, не осудит, не оттолкнет. Только здесь его голова отдохнёт, а израненное сердце немного успокоится. Мать разделит его боль и поможет её перенести. Взрослым мальчикам тоже бывает плохо, им тоже иногда хочется тепла, – Как бы мне хотелось, сынок, прежде чем умереть, увидеть тебя счастливым.
Под тихий певучий голос матери, под её причитания, от её мягких ласковых рук Карпов не заметил, как уснул. Впервые за долгие годы он заснул крепким сном, чувствуя себя в полной безопасности. В этом сне не будет трупов, крови и огня. В этом сне будут яркие солнечные вспышки, добрые лица и самые теплые на свете руки…
«Ничего! Я споткнулся о камень. Это к завтраму всё заживет».
========== 61 ==========
– И давно ты решил? – нарушила молчание Ира, изучая рапорт Карпова, словно пытаясь прочесть там что-то ещё, помимо формальных строк. В её голосе слышалось нескрываемое разочарование. Что-то подобное уже было в её жизни. Конечно, она понимает, что Карпов не обязан засиживаться на этой должности, что он всегда мечтал о высоком положении, о больших звёздах. Но она так привыкла, что он всегда рядом, предвосхищает её проблемы и решает их, не требуя ничего взамен.
