Текст книги "Stand My Ground (СИ)"

Автор книги: Lily Punk

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

После прихода Энджи-сана все закружилось и завертелось слишком быстро: врачи забрали Кагами и тело его матери, прибывшие полицейские стали опрашивать всех и, добравшись до него, похвалили его за храбрость, но Лей едва ли обратил внимание на их слова, не способный более нормально мыслить.

Просто, в один миг, он понял, что уже не находится в доме Тодороки, а стоит во дворе особняка Казама и нервно курит сигарету, вспоминая обгоревшее детское лицо и чувствуя то, как его всего потряхивает то ли от ветра, то ли от прожитого страха за чужую жизнь. Он боялся заходить в дом и встречаться взглядом с маленькой Сузу-чан, надеясь на то, что Нана-сан была достаточно благоразумна и смогла отвлечь девочку от шума, шедшего со стороны дома ее друга.

Бездумно глядя а черное небо, он вспоминал то, как дети веселились и играли перед ним всего пару часов назад, а сейчас… Шикай совершенно не представлял, что должен был сказать Сузуме в данной ситуации. Должен ли он скрыть от нее все или, наоборот, рассказать ей правду? Он не знал этого так же, как и того выживет ли мальчик до утра. Хотя Лей надеялся на это, но в глубине души понимал, что шестилетний ребенок вряд ли выживет с такими ранами. В чудеса он никогда не верил – слишком много видел еще в то время, когда сам нес геройскую службу

Если мальчик доживет до утра, это уже будет чудом.

***

Две недели пролетели настолько быстро, что, в один миг, он просто понял, что ему не нужно куда-то бегать и заниматься делами. Все это время мужчина действовал, почти не думая, откинув сентиментальность и оставив лишь холодную расчетливость. Замяв дело с полицией, он продал старый дом, в котором жил с Нишиной, и оставался ночевать в агентстве, не желая видеть свою другую семью. Юкиджи звонила ему много раз, его секретарь говорила, что она волнуется за него, спрашивает про Кагами и просит прийти домой, но Тодороки не обращал на это внимание.

Его жизнь рухнула в один миг, и он не мог пойти к другой жене и делать вид, будто все было в порядке. И хотя Энджи знал, что, рано или поздно, любимая покинет его, но не был готов к тому, что это произойдет вот так. И сын… мальчик впал в кому, и врачи только разводили руками, говоря, что ему недолго осталось…. Это видел и сам Старатель: от этого он чувствовал всепоглощающую боль и вину перед Нишиной, которая никогда не простила бы ему смерть их сына.

Это давило на него, мужчина все никак не мог собраться и сделать что-то, несмотря на то, что понимал, что должен был. Он был потерян и сломлен, по привычке работал, спасал людей, смотрел новости, в которых лишь вскользь упомянули о смерти бывшей героини – Казехая Нишины. Казалось бы, он должен быть доволен – ведь он сам заплатил, чтобы телевизионщики не указывали того факта, что она была его бывшей женой, но на душе от этого стало еще хуже.

Неужели все вот так и забудется, исчезнет, не оставив от себя и следа, кроме старых фотографий, что остались на чердаке старого дома? Видел Ками, что он не хотел этого, но что он мог? Он уже потерял жену, сам кремировал ее, и Тодороки чувствовал, что не выдержит еще и смерти сына. Каждый день он с внутренним страхом ожидал звонка из больницы, но его все не было.

Нет, Энджи не тешил себя глупыми надеждами – мальчик умрет, если не сегодня, то завтра, и это ожидание съедало его изнутри, не давая сделать глубокий вдох. Перед внутренним взором постоянно возникал детский улыбающийся образ, восторженно показывающий ему темное пламя на ладони, но, через секунду, он сгорал от этого же самого пламени, плача и протягивая к нему почерневшие худые руки, зовя его, прося спасти…

Ему было бы намного легче, если бы сын умер там, вместе с матерью, но этого не произошло, из-за того китайца. Это спасение не обернулось ничем хорошим для мальчика: лишь отдалило его смерть и обрекло на беспокойный сон. А его….

Медленно встав с колен, мужчина вновь взглянул на серое надгробие, с высеченным именем.

– Я знаю, ты бы хотела, чтобы он жил, – тихо начал он. – Но я не смогу исполнить это твое желание. Так же, как и не смогу сам похоронить его здесь, рядом с тобой, – сказав это, Тодороки мимолетно коснулся теплого камня. – Надеюсь ты сможешь простить меня за это, любимая…

Уйдя оттуда, он направился в больницу, где был всего один раз со случившегося. Там, коротко переговорив с главврачом и сделав крупное пожертвование, он подписал отказ от родительских прав, но, несмотря на внутренние сомнения, решил напоследок зайти к сыну и увидеть его.

Стоя перед кроватью, на которой лежало маленькое забинтованное тельце, он думал, что сгорит изнутри, но понимал, что этого никогда не произойдет. Его огонь не мог причинить вреда своему владельцу.

– «Если бы у тебя было так же…», – пронеслась в голове мысль.

Простояв так, наверное, с пол часа, мужчина резко обернулся к доктору, тихонько стоявшему позади все это время.

– Когда он умрет, кремируйте его и похороните в храме Аматерасу, рядом с его матерью, – старик быстро закивал на его слова и стал провожать к выходу, бормоча какие-то слова сожаления. – С органами можете делать что угодно, – добавил он и поморщился от того, как заблестели глазки врача, когда он сказал это.

Выйдя из здания, Тодороки шел по городу без какой-либо цели, пока не забрел в какой-то ветхий бар. Раньше он всегда считал алкоголь лекарством слабых людей, но сейчас ему слишком хотелось забыться, так что, да, он был слаб.

В тот вечер в нем умерло нечто очень важное, делавшее его человеком. На следующий день он наконец пришел домой и, впервые всерьез взялся за тренировку близнецов, не обращая внимание на протесты Юкиджи. Им было всего два с половиной , но, даже для своего возраста, они были слишком неуправляемыми и шумными.

Устало выдохнув, он отпустил рыдающих детей спустя час, вспомнив о том, как Кагами обожал их совместные тренировки и всегда просил его показать какой-нибудь трюк…

Больше он никогда не попросит об этом, не прибежит встречать его, не расскажет о том, как прошел день в школе. Его сына больше нет, и, чем раньше он свыкнется с этим, тем лучше будет для него же.

========== Глава IV ==========

***

– Живи…

Улыбающееся лицо матери исчезло, и на него нахлынула холодная тьма, ставшая спасением для его измученного сознания. Казалось, он спал, погруженный в приятную прохладу, и боль, что съедала его тело, исчезла, но, вскоре, спасительный мороз испарился, а вместо него появилась мутная и плотная пелена, изредка вспыхивающая синими вспышками. Каждый раз, когда эта пелена истончалась, он весь замирал в страхе перед тем, что произойдет.

Все вокруг загоралось, мальчик слышал треск пламени и свой собственный крик, чувствовал запах горелой плоти, ему было нестерпимо больно, но он не мог и шевельнуться. Когда эта пытка кончалась, он безвольно падал, весь дрожа и плача. После того, как он успокаивался, все повторялось, и так много раз подряд.

Мальчик не знал, сколько это продолжалось, так же, как и не знал, где он и что с ним. Иногда он подумывал о том, что умер, но разве могло быть так, чтобы в раю души страдали? Не мог же он попасть в ад? Конечно, он слышал, что божественный суд строг, но ведь он не был злодеем. Не могли же его отправить сюда за то, что он дал подножку Хироши-сану, когда он выпендривался перед их соседкой? Или за то, что он по ночам пробирался в оружейную отца и рассматривал всякие крутые штуки?

Нет, этого не могло быть, а значит он был жив. Но тогда где он? Мама и папа не придут за ним? Почему они еще его не хватились?…

Мама… она… умерла?… Нет, невозможно. Это точно был странный сон. И сейчас он тоже спит и видит кошмары. Может, это тренировка отца для того, чтобы он научился управлять своим квирком? Да! А значит, он должен победить свой страх и потушить пламя!

Воодушевившись, ребенок начал морально готовиться к очередному приступу, но, увы, когда это случилось, он едва ли смог поднять руку. Расстроенный, он обмяк и зажмурился, коря себя за слабость и стараясь не заплакать, как вдруг до его слуха донесся знакомый голос.

– Когда умрет… кремируйте… – мальчик весь напрягся, вслушиваясь, но так и не смог понять, кому принадлежал этот голос. – …делайте, что хотите…

Кре-ма-ци-я?

Кажется, это сжигание трупа, если он правильно помнил, но зачем кому-то кремировать его? Он ведь не умер?…

Или умер?…

Огонь – очищение, как учил отец. Мертвых сжигают для того, чтобы они могли переродиться вновь. Это что-то вроде душа. Наверное, он тоже должен был сгореть, но ведь это слишком больно…

Мертвым не больно…

Если он умер, то должен сжечь себя. Это было естественным, правильным. Нужно было только подготовиться и спокойно принять это.

И тогда он переродится…

***

Тьма рассеивалась медленно, неохотно. Он не понимал, где находится, не знал, что с ним произошло, только помнил синее пламя, что поглотило его, и наступившее после этого спокойствие.

Неужели он умер и… переродился? Мальчик не знал. Разве он не должен был забыть свою прошлую жизнь?

Перед глазами мелькали смазанные тени: они постоянно суетились вокруг, возились с ним, о чем-то тихо переговариваясь, но Кагами не мог разобрать их слов. Его попытки заговорить не увенчались успехом: во рту что-то было, похожее на трубку, и он не мог выплюнуть это.

С каждым днем ему становилось лучше, так, что однажды с его глаз наконец сняли тонкую повязку, и мальчик тут же зажмурился от света, показавшегося ему слишком ярким. Пока он был дезориентирован, его разбинтовывали и даже убрали чертову трубку из его рта. Если бы его при этом не держали, он бы обязательно замотался и закричал бы от боли – это было, по крайней мере, очень неприятно.

Дав мальчику немного прийти в себя, ему протянули стакан с водой, к которому тот сразу же потянулся, быстро осушив его и закашлявшись.

– Ну-ну, нельзя же так, малыш, – проговорил тихий скрипучий голос. Подойдя ближе к койке, он помог ему принять сидячее положение, и тогда Кагами смог увидеть лицо говорившего: это был старый, уже поседевший врач, с доброй улыбкой и в очках.

Заметив на себе недоверчивый детский взгляд, мужчина ободряюще улыбнулся ему и вновь заговорил:

– Я лишь осмотрю тебя, – сказал он, но мальчик еще больше сжался, подобрав ноги. – Не бойся, Кагами-кун.

– Откуда вы знаете мое имя? – прохрипел мальчик, на что старик тихо рассмеялся.

– Это моя работа. Ты в больнице, – разъяснил он, сев на стул, рядом с кроватью.

– Как я здесь оказался? И… где мама с папой?… – севшим голосом спросил Кагами, опустив взгляд на свои забинтованные руки.

– В вашем доме произошел пожар, – начал мужчина и остановился, заметив то, как резко вскинулся мальчик. – Ты ведь помнишь его? – деликатно спросил врач, заглянув в остекленевшие глаза ребенка.

– Д-да… – пролепетал паренек, вздрогнув всем телом. – Мама…

– Мне очень жаль, – встав со стула, он положил руку на коротко стриженные волосы мальчика. – Твоих родителей больше нет.

Кагами долго не отвечал, глупо уставившись в одну точку и едва чувствуя то, как слезы текли по его щекам, обжигая нежную кожу, странно щипля. Он не обращал на это внимание, полностью погрузившись в себя. Это он. Он виноват в случившемся… Как?… Как же так? Мама и папа… Папа…

Тут ребенок резко поднял голову, впившись бешеным взглядом в сочувствующее лицо врача.

– Нет, мой отец не мог погибнуть! – крикнул он. – Он ведь герой! Сам Старатель! Ведь он не мог?… Просто не мог умереть от моего слабого огня…

– Малыш… – тихо позвал его старик. – Я понимаю, тебе сложно, но Старатель-сан – не твой отец, – сказал он мягко.

– Ч-что?… – переспросил ошеломленный ребенок, даже перестав плакать. – О чем это вы? Я сын Энджи Тодороки…

– Должно быть, это травма, – выдохнул мужчина, покачав головой. – Скажи, ты ведь всегда восхищался Старателем? – Кагами уверенно кивнул. – Ты просто придумал это себе. Наверное, из-за того, что у вас похожие квирки…

– Я ничего не придумывал! – закричал в истерике паренек. – Он мой отец! Я говорю правду!!!

– Конечно, – закивал старик. – Аои-кун, введи ему снотворного, – кинул он медбрату, молча стоявшему в сторонке. – У тебя шок, малыш. Поспи немного, а обследование мы проведем завтра… – сказав это, он отошел к выходу. – Спокойной ночи.

– Ч-что вы?… – он только и успел поднять испуганные глаза и увидеть невозмутимое лицо перед собой, а потом ему что-то вкололи, и мальчик весь обмяк на больничной койке. – Мама… Папа… – прошептал он, глядя в белый потолок.

– «Лучше бы я умер…», – пронеслась в голове мысль прежде, чем он отключился.

***

Уложив мальца нормально на кровать и прикрыв его тонким хлопковым одеяльцем, медбрат устало выдохнул, смотря в детское лицо с обгоревшей челюстью и веками.

Учитывая то, как выглядела кожа на этих участках, следы ожогов никогда не пройдут, в отличие от нижней части тела, которая пострадала меньше всего.

Обработав раны, он вновь обвязал голову ребенка и вышел из палаты, встретившись в коридоре с доктором Санадой.

– Ты долго, Аои-кун, – усмехнулся врач, не смотря на него.

– Простите, Санада-сан, – поклонившись, он подошел ближе к старшему. – Что больница собирается делать с ребенком? – равнодушно спросил парень.

Старик долго не отвечал, устремив мутноватый взгляд белесых глаз в темноту ночного города. Повернув голову, он испытующе посмотрел на медбрата и хмыкнул.

– Жалеешь его? – Аои молчал, даже сам не зная ответа на данный вопрос. – Мы не можем обратиться к его отцу после того, как он отказался от мальчика. Теперь он на попечении больницы.

– Вы собираетесь использовать его в экспериментах? – мужчина рассмеялся, услышав его предположение.

– Ах, не неси чушь! – фыркнул он. – Зачем нам маленький ребенок с нестабильным квирком?

– Незачем, – ответил Аои. – Но что тогда с ним будет?

– Ну, учитывая то, что он помнит, что его отец – Старатель, а также то, что его квирк опасен, мы поставим ему диагноз, и он отправится в школу-интернат для психически нестабильных детей.

– Но ведь он здоров, – нахмурился парень, вызвав усмешку на морщинистом лице доктора.

– Не был бы так уверен, – проговорил он. – У него есть все предпосылки.

– Понятно, – кивнул Аои. – Могу ли я быть свободен, Санада-сан?

– Конечно, иди, Аои-кун, – улыбнулся врач. – До встречи.

– До встречи, – вновь поклонившись, парень ушел оттуда настолько быстро, насколько того позволяли приличия.

Жалел ли он этого ребенка, брошенного собственным отцом?

Нет. Совершенно нет.

Хотел ли он ему помочь?

Да. Но он не мог.

По крайней мере, не сейчас.

Конец Первой Части

========== Часть II. Глава I ==========

***

Пять лет спустя.

Пасмурное утро понедельника в Токийском пригороде. В особняке семьи Казама, как всегда, тихо: глава уже месяц как в командировке, несколько слуг давно занимаются своими делами, а учитель Шикай все ждет, когда же его подопечная соизволит спуститься к завтраку. Сегодня очень важный день для Сузуме: она идет в среднюю школу, и Лей очень хотел устроить ей особенные проводы, но ни погода, ни сама девочка не способствовали исполнению его желания.

Нервно постукивая пальцами по деревянной столешнице, он сидел и ожидал ее появления, мысленно порываясь пойти и приволочь ее насильно, только сам же отметал эту мысль, не желая испортить радостного эффекта.

Наконец, в коридоре послышались тихие шаги, и на кухню вошла унылая Казама, которая явно была чем-то недовольна. Обрадовавшийся было ее приходу парень замер, почувствовав то, как пропадает весь его оптимистичный настрой при одном только взгляде в лицо ученицы.

Едва поздоровавшись с ней, он подождал пока девочка сядет за стол и приступил к трапезе, пытаясь не замечать темную ауру, исходившую от нее, но, в конце-концов, все же не выдержал, заметив, что она почему-то не ест.

– Эй, ты чего? – спросил Шикай, наблюдая за тем, как Сузуме ковыляет палочками в рисе. – Не нравится, что ли?

– Да нет. Дело не в этом, – вяло ответила девочка. – Меня беспокоит другое, – сказала она, переведя тяжёлый взгляд на него.

– И что же? – мягко поинтересовался Лей, готовясь к худшему. От его ученицы ожидать можно было всякого.

– А ты не видишь? – он осторожно покачал головой, на что Казама закатила глаза. – Серьезно, что это за форма? – с секунду парень молчал, переваривая ее слова, и едва удержался от того, чтобы не хмыкнуть, а она, тем временем, продолжала: – Ну, ты видишь это? Что это за крой, что за дурацкий галстук? Кто вообще выбирал такую расцветку? Я чувствую себя глупо.

– Эм-м, Сузуме, это всего лишь матроска… – неуверенно начал Шикай, но оказался перебит.

– Я знаю, спасибо, – отрезала девочка. – Самая ужасная форма, которую можно только представить. Но это еще не все! Как можно сочетать оранжевый и зеленый? Прошу, объясни мне.

– Ну… – протянул Лей, отведя взгляд со злой ученицы. – Все не так уж и плохо. Тебе идет.

– Мне идет? – переспросила девочка, выглядя крайне удивленной. Шикай быстро закивал, поняв, что появилась возможность замять тему. – Но это не меняет того факта, что она меня бесит. Да и, почему я вообще иду именно в эту школу? Зачем то-сан так на ней настаивал?

– Мы уже говорили об этом, Сузуме, – попытался замять разговор парень, уткнувшись в чашку с чаем.

– Нет, он и вправду верит в байки о том, что эту школу окончил Всемогущий? Да таких школ в городе еще штуки три, – недовольно фыркнула Казама, кинув в рот кусочек помидорки.

– Не ерничай, Сузуме. Твой отец нашел неопровержимое доказательство того, что он учился именно там, – девочка хмыкнула, всем своим видом показывая свое отношение к этим «доказательствам». – Да и, какая тебе разница, где учиться, если все равно через три года будешь поступать в ЮЭй?

– Я просто хотела заниматься дома, с тобой, – выдохнула погрустневшая Казама, опустив голову.

– Тебе стоит приобщаться к людям, Сузуме, – проговорил он, положив руку на плечо подопечной. – Джингетсу-доно и так долго потакал тебе, дав согласие на домашнее обучение после случившегося, – девочка нахмурилась, услышав его слова и еще ниже опустила голову.

– Дело было не в том, – процедила она. – Я просто не видела смысла тратить время на школу, когда могла намного быстрее пройти курс дома.

– Ты и сама знаешь, что это – не одно и то же, – проговорил Шикай, пригладив ее короткие волосы. – Просто попробуй без предубеждений. Уверен, у тебя все получится, – приподняв ее лицо за подбородок, он ободряюще улыбнулся.

– Так уж и быть, – сдалась Казама. – Я попробую. Но уверена на девяносто девять процентов, что мне не понравится, – добавила она, вновь принявшись за еду.

– Ну, посмотрим, – хмыкнул Лей, обрадовавшись тому, что смог преодолеть ее пессимистичный настрой.

После этого они позавтракали молча, и потом Шикай проводил ее к выходу, пожелав удачи в первый школьный день. Когда девочка наконец ушла, он пошел обратно на кухню и налил себе кофе, вяло раздумывая о том, сколько времени Сузуме понадобится для того, чтобы она смогла привыкнуть к одноклассникам.

Перспективы были не самыми обнадёживающими, и парень волновался за нее, боясь, что она не сможет перебороть свою нелюдимость. Он сомневался, что на этот раз будет так же легко, как и много лет назад, когда ему удалось вытащить скромного ребенка из его скорлупы. Пять лет прошло со случившегося, но она продолжала упрямо отвергать все его попытки вернуть светлые краски в ее жизнь. Узнав о том, что врачам не удалось спасти Кагами, он понял, что ему не оставалось ничего другого, кроме как рассказать о случившемся Сузуме. Это стало ударом для нее: в тот вечер, когда он сказал ей, что ее друга больше нет, она проплакала до самого утра, а после не заговаривала ни с кем больше двух недель. Ему с огромным трудом удалось разговорить ее, но он видел, что прежнего жизнерадостного ребенка больше нет. Категорически отказавшись от посещения школы, она полностью посвятила себя тренировкам с ним, и, на первый взгляд, все было нормальным, но она закрылась в зоне собственного комфорта и старалась как можно меньше контактировать с новыми людьми. Ее отец был крайне недоволен сложившейся ситуацией и постоянно тащил ее с собой на вечера и встречи, что девочка люто ненавидела, и даже специально нанимал новых работников, только лишь двое из них выдержали работу в особняке со странноватой хозяйкой.

А уж какого труда им стоило заставить ее дать свое согласие на посещение средней школы… Сузуме держалась до конца, но Джингетсу-доно пригрозил ей пансионом для девочек, так что ей пришлось, скрепя сердце, сдаться.

Прикрыв глаза, парень отпил из чашки. Может, ей и будет трудно первое время, но это намного лучше, чем если бы она пошла в ЮЭй, неприспособленной к общению с людьми. В конце-концов, человеческий фактор занимал огромную часть геройской деятельности, и он не мог позволить ученице и дальше прятаться в доме и вести нелюдимый образ жизни. Да, ее травма была сильной, но прошло уже пять лет, и ей следовало хотя бы попытаться, если и не завести друзей, то просто знакомых, с которыми она могла бы перекинуться парой фраз.

В любом случае, впереди еще было время, а от того, какого результата достигнет ученица, зависело ее поступление в ЮЭй – он уже говорил насчет этого с ее отцом, и хотя тот был недоволен, но, все же, счел его доводы обоснованными.

Ведь Герой – это прежде всего лицо, которое должно вселять уверенность и надежду своим поведением и словами. Одного квирка в этом плане было недостаточно.

***

Школа, имени некой Шимура Наны, находилась довольно далеко от ее дома: около сорока минут спокойной ходьбы, но она не хотела беспокоить водителя из-за этого, решив прогуляться до нее, чтобы суметь немного подготовиться и успокоиться.

На душе было неспокойно. То и дело в голову лезли неприятные воспоминания о последних днях, когда она шла в начальную школу, и на сердце поднималась волна раздражения от того, как все одноклассники тогда посматривали на нее, шепчась о чем-то и посмеиваясь над тем, что она настолько надоела бедному Кагами-куну своими наставлениями, что он решил сбежать от нее. Это было обидно, и хотя Сузуме понимала, что они были тогда детьми, но все равно не могла перебороть свою ненависть к школе.

Две недели. Именно столько она ходила в школу одна, терпела насмешки и подколки, а потом Лей сказал ей, что Кагами больше нет, и все в один миг потеряло смысл. Единственный друг, которого она приобрела, умер, и Казама просто не могла продолжить ходить в то место, в котором познакомилась с ним, смотреть на его пустующую парту, слушать слова сожаления от одноклассников, которые совсем недавно смеялись над ней.

Да, она боялась и тогда и теперь. У нее был друг, и она потеряла его, после чего не могла довериться кому-либо еще. Никто не смог бы заменить Кагами, ведь он… он-н…

Остановившись у каменного забора, девочка опустила голову и стала теребить лепестки браслета, подаренного другом, пытаясь не заплакать.

Лей часто говорил ей, что она должна идти дальше, оставив его в прошлом, что сам Кагами тоже не хотел, чтобы она страдала из-за него, но Сузуме не могла заставить себя.

– «Мы должны были сейчас вместе идти по этой дороге, н-но я одна…», – по щеке прокатилась слезинка, которую она поспешила смахнуть. – «Почему это произошло?», – девочка глубоко и часто дышала, понимая, что не сможет сдержаться, и уже хотела пойти в небольшой проулок и отплакаться там, но тут кто-то окликнул ее.

– Эй, девушка! – она вздрогнула, услышав звонкий голос и, последовавшие за этим, громкие шаги.

На секунду промелькнула мысль сбежать, и Казама даже сделала несколько поспешных шажков в сторону темного переулка, но шаги за ее спиной ускорились, давая понять, что уйти ей вряд ли дадут.

– Эй! Да, ты! В форме Шимуры! – ей все же пришлось обернуться.

Парень, подбежавший к ней, выдохнул и попытался заглянуть ей в лицо, но девочка продолжала упрямо глядеть в асфальт, пряча покрасневшие от слез глаза.

– С тобой все в порядке? – обеспокоенно спросил он, но, не дожидаясь ее ответа, продолжил: – Я проходил мимо и увидел то, как ты внезапно остановилась. Подумал, может, плохо стало, решил подойти, – сказав это, он неловко улыбнулся, почесав затылок.

Резко подняв голову, она растерянно уставилась на него, пытаясь понять, что в его словах показалось ей странным. Разглядывая его, девушка отметила, что он, скорее всего, ее ровесник: выше ее на голову, он мог сойти за старшеклассника, но форма выдавала его, да и вид у него довольно наивным. Улыбка была немного скованной, но от этого он казался еще более искренним; глаза прищурены, так как он продолжал улыбаться, и она не могла понять, какого они цвета, а волосы были светлыми и ужасно растрепанными так, будто бы на его голове произошел взрыв.

В общем, этот парень был обычным, но Сузуме не могла отвести от него взгляда, от чего-то ужасно затупив. Пожалуй, ей стоило что-нибудь сказать ему и уйти, но язык словно прилип к небу, и девушка просто пялилась на него,с ужасом ожидая того момента, когда он заметит ее слезы.

Впрочем, она преувеличивала: молчание между ними длилось, от силы секунд пять-шесть, и вскоре он открыл глаза, а улыбка пропала у него с лица, как только он увидел ее покрасневшие мокрые глаза.

– Почему ты плакала? Тебя кто-то обидел по дороге? – взволнованно спросил парень. – Это все выскочки из “Мираи”, да? – она неуверенно покачала головой, и блондин еще больше нахмурился. – Тебя… домогались в поезде? – предположил он, тут же покраснев.

– Ч-что? – от неожиданности она даже забыла о своем страхе перед незнакомцами и уставилась на него широко распахнутыми глазами.

– Ну… ты можешь сказать мне! – проговорил парень, выпятив грудь. – Мы недалеко от станции, я успею найти этого негодяя, или мы можем обратиться к работникам метро… – от его беглой и насыщенной речи у нее начала кружиться голова, и Казама уже не различала, что он говорил.

– Замолчи! – резко кинула она, заставив парня испуганно подпрыгнуть.

Сказав это, она вновь замолчала, совершенно не зная, что сказать. В идеале, ей следовало извиниться перед ним, но как? Варианты извинений крутились в голове с огромной скоростью, только она так и не смогла подобрать подходящий.

– Извини, если лезу не в свое дело, – внезапно подал голос блондин, выглядя поникшим. – Я правда хотел только помочь. Пока, – сказав это, он пошел в сторону школы, оставив ее огорошенную.

– С-стой! – вырвалось у нее внезапно. Парень замер в пятнадцати шагах от нее и повернулся, выжидательно уставившись на Казаму. – Меня никто не обижал и не приставал ко мне. Но все равно спасибо, что не прошел мимо, – выпалила она с пунцовым лицом.

Постояв с секунду молча, парень внезапно улыбнулся и вновь подошел к ней.

– Забыл представиться. Мицуми Тоширо, первый класс, – с улыбкой поклонился блондин. – А ты? – девушка резко выпрямилась и кашлянула.

– Казама Сузуме, первый класс, – отчеканила она взволнованно. – Приятно познакомиться, – добавила она тише.

– Мне тоже, – кивнул Тоширо. – Возможно, мы будем в одном классе, так что позаботься обо мне, Казама-чан, – сказав это, он слегка усмехнулся.

– Х-хорошо, Мицуми-кун, – пролепетала девочка. – И ты обо мне…

– Конечно, – серьезно кивнул парень. – Идем, иначе можем опоздать.

Она быстро закивала, и они молча пошли к школе. Там их и вправду распределили в один класс и даже так получилось, что их парты были совсем рядом. Весь первый урок она всячески пыталась не думать о нем и, когда математика кончилась, и все начали знакомиться, Сузуме просто достала книжку, решив занять себя чем-то более интересным перед Английским, но ее надеждам не было суждено сбыться.

– Казама, расскажи мне о себе, – попросил Тоширо, усевшись за край ее парты. – Давай, мне очень интересно, – добавил он, сверкнув светло-карими глазами.

Выдохнув, девочка отложила книжку и одним взглядом заставила Мицуми слезть с ее парты.

– «Неловкое, конечно, было наше знакомство, но он не кажется плохим…», – подумала Казама и слегка кашлянула прежде, чем начала рассказ.

========== Глава II ==========

***

Спальня мамы… странно темная и холодная.

Ему с трудом удается перебороть внутренний страх и подойти к кровати, на которой лежит безжизненное тело. Смотреть в ее закрытые глаза, видеть бледные щеки, потускневшие волосы – больно, но мальчик не может отвести взгляд и, как в тумане, вновь и вновь пытается разбудить ее, вдохнуть в нее жизнь, хоть и знает, что это – иллюзия его погруженного в сон сознания. Только легче от этого ему почему-то не становится, и он продолжает свои попытки, даже понимая всю их тщетность.

Пламя загорается в нем медленно: сначала совсем незаметно, с каждой секундой все больше распаляясь, оно сжигает его изнутри и, наконец, вырывается наружу, пожирая все на своем пути.

Резко очнувшись после очередного кошмара, он сел на кровати, пытаясь унять бешено бьющееся сердце, готовое, казалось, сломать его грудную клетку. Отдышавшись и скинув с себя наваждение, парень дрожащей рукой потянулся к графину и приник к нему, не заботясь о том, чтобы налить воду в стакан. Пот градом стекал по измученному телу, у него явно опять был жар, и Кагами, слегка пошатываясь, встал с койки и, кинув мутный взгляд на часы, потопал в ванную. До рассвета было чуть больше часа, и он как раз должен был успеть привести себя в порядок перед тем, как проснутся ребята.

Включив свет в ванной, парень подошел к зеркалу и, не смотря в него, взял с полки таблетки и закинул их в рот, запив водой из-под крана. В последнее время ему приходилось намного чаще принимать их. По словам местного врача, это было связано с переходным возрастом, ведь в это время квирки развиваются, становясь сильнее, и потому детской дозы для него уже было недостаточно. У большинства его ровесников этот процесс проходил куда мягче, и он из-за этого еще больше ненавидел свой квирк, из-за которого у него через день подскакивала температура.

Выдохнув сквозь зубы, парень стянул с себя пижамные штаны и встал под ледяной поток воды, пытаясь хоть как-то остудиться. Простояв так до тех пор, пока его не начала бить крупная дрожь, он выключил воду и сполз на холодный кафель, будучи не в силах больше стоять.

– «Это мне?», – робко спросила маленькая девочка, удивленно рассматривая серебряный браслет. – «С-спасибо тебе, К-кагами-кун! Я так рада!…», – улыбнулась она и кинулась ему на шею, от чего мальчик густо покраснел, неловко приобняв ее в ответ. – «Я никогда не буду его снимать…».

Казехая потряс головой, пытаясь отогнать ложные воспоминания, которые всегда накатывали на него в моменты волнения. Эта девочка – лишь плод его воображения так же, как и большинство детских воспоминаний. Если он поддастся мыслям о ней, то никогда не сможет излечиться и выбраться отсюда. Осталось всего шесть лет, а прошло пять… А, кажется, будто бы целых десять.