Текст книги "Nocturne No. 1 (СИ)"
Автор книги: liebemagneto
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Однако обоих ждало одно наказание.
Ничего более унизительного с ними не случалось. Мать, несмотря на свой характер и явное разочарование в старшем сыне, никогда не брала в руки розги – детей дома наказывали словами и угрозами лишения наследства. Остаться на улице без гроша в кармане, буквально упасть с небес на землю было больнее всякой порки, особенно если ни разу за недолгие годы жизни не чувствовал острой нужды.
– Не оставляй юноши без наказания: если накажешь его розгою, он не умрёт; ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней…
Сириус закатил глаза. За свои четырнадцать лет он взрастил в себе нелюбовь ко многим вещам, и церковь была одной из них. Семья Блэков не была чересчур набожной и религиозной, однако Сириус всеми правдами и неправдами избегал проповедей и чтения Библии – всё это вызывало чесотку, сознание полностью отключалось, и Сириус практически засыпал. Но сейчас, стоя коленями на жёсткой ступени колоды, старший Блэк только пренебрежительно морщился, считая, что оправдывать побои священным писанием нелепо, и увлечённо разглядывал трещины на лепнине. Регулус, стоявший рядом, залился краской – кажется, это было его первое наказание.
– …глупость привязалась к сердцу юноши, но исправительная розга удалит её от него.
– Может, вы перейдёте к делу?
Сириус не выдержал, осмелившись поднять голову и посмотреть на директора. По кабинету пробежались тихие смешки: наказания в колледже были публичными. Предполагалось, что не только провинившийся получит из этого урок, но и зрители, однако большинство приходили на «казнь» исключительно поглазеть и развлечься – никаких других зрелищ ученики не знали.
– Мистер Блэк, своим вызывающим поведением вы заработали ещё три удара. А также дополнительный час занятий. Полагаю, вам просто нравится быть в центре внимания, поэтому увольте меня и всех присутствующих от этого фарса.
Сириус хотел было что-то ответить, но прикусил язык – Регулус больно пихнул его в бок, бросив на брата предупреждающий взгляд. Тот вздохнул и снова уставился в пол.
Сириус не радовался, когда директор хлестал Регулуса за нарушение порядка, за разбитые цветочные горшки, за беспорядок в коридорах, за драку – всё это вовсе не доставляло ему удовольствия. Наоборот, где-то глубоко в душе Сириус желал, чтобы ничего этого не было. По крайней мере для Регулуса. Каким бы идиотом он ни был, он по-прежнему был младшим – тем, кого нужно защищать.
Пристыженный Регулус первым выскочил из кабинета, и Сириус нагнал его лишь спустя одиннадцать ударов розгами.
– Где мой блокнот? – холодно поинтересовался Блэк-старший, неуклюже придерживая одной рукой сползающие штаны. – Куда ты его дел?
– Откуда я знаю? – Регулус отмахнулся от брата и дёрнул плечом. Всё ещё красный как рак, он тёр бедро и морщился от боли, очевидно мысленно оценивая нанесённый прутьями урон. – Он выпал в коридоре. Наверняка его растащили на сувениры. Отстань от меня, – он неожиданно разозлился, пихнул Сириуса в грудь и побежал прочь.
– Безмозглый идиот!
Сириус раздосадовано пнул скамью и поплёлся в противоположную сторону, не рассчитывая получить назад хоть страницу дорогой сердцу книги. Всё пропало.
Рано или поздно Регулус заплатит за это сполна.
***
Ремус посмотрел на блокнот, который сжимал в руках. Он не раз порывался вернуть вверенное сокровище обратно, но всякий раз Сириус уходил от ответа – он просто не замечал книги, страницы которой так старательно исписывал Люпин, а после продолжительной беседы они и вовсе забывали о том, кому на самом деле принадлежит блокнот.
Любопытство съедало Ремуса изнутри. Он не раз открывал книжицу с другой стороны, листал, но так и не осмелился её прочесть. Он видел нотные эскизы, пометки и зарисовки, числа и даты, какие-то записки, но никогда не пытался вглядеться в них и изучить. Всякий раз Люпин стремительно закрывал блокнот и прятал его под подушку, осуждая себя за то, что ему вообще пришла в голову подобная идея.
А сейчас ему было стыдно. Стыдно и неловко за то, чего он не совершал. Ремус закусил губу и неуверенной рукой вывел:
– Я не читал вашего блокнота.
Сириус взял протянутую книжку и закрыл её. Рассмотрел со всех сторон, о чём-то размышляя, перевернул и открыл с другой стороны, будто проверяя, на месте ли его записи. Ремус не дышал, внимательно следя за реакцией. Ему вовсе не хотелось ссориться.
– Я отдал вам его не просто так, – наконец проговорил Сириус, возвращая блокнот растерявшемуся гостю. – Он мне не нужен. Можете сжечь его.
Ремус невольно бросил взгляд на камин и отрицательно помотал головой.
– С вашего позволения я оставлю его себе. Но читать ваши записи не буду всё равно.
– Как хотите.
Казалось, его вовсе не заботила судьба записной книжки – за маской безразличия Ремус не мог видеть настоящих переживаний композитора, о которых тот никому не расскажет вслух.
Тем более Ремус не знал, что впервые за долгое время Сириус хотел довериться и отчаянно в этом нуждался.
***
Какими дурными – по мнению Вальбурги Блэк – ни были бы друзья Сириуса, он никогда не попадал в авантюры, чего нельзя сказать о его младшем брате. Уже в шестнадцать лет тот связался с компанией более взрослых, более опытных и намного более опасных людей, которые с лёгкостью вскружили мальчишке голову своими поступками. Они не только публично унижали недостаточно богатых или недостаточно чистокровных аристократов, но и оказались повинны в других серьёзных преступлениях. Об этом, правда, узнали лишь спустя много лет. И мать, ослеплённая любовь к сыну, со спокойной душой отпустила Регулуса туда, откуда никому не под силу было вернуться.
Сириус ничего не пытался сделать. Он видел, как гордился брат своим положением и своими связями, которые позволяли ему купаться в роскоши и славе. Смех да и только! Будто у Блэков не было ни того, ни другого. Сириус злился, но всякий раз натыкался на неприступную стену. Это он, кто ничего не понимает в жизни, не умеет расставлять приоритеты и не думает о будущем. Ни о чём не думает, кроме своих дурацких тетрадей с закорючками. Музыка не прокормит семью, в отличие от реальных денег, которыми Регулус набивал все карманы. Он был счастлив, слеп и совершенно глуп.
Только после смерти младшего брата Сириус задался вопросом: смог бы он что-либо исправить? Он винил Регулуса во всём на свете и устраивал драки по любым пустякам – закончились все перья, сломались карандаши? Это Регулус виноват. Потерялась книга или блокнот? Это Регулус их стащил. Мать вновь сделала выговор и что-то запретила? Это Регулус его сдал. Директор вызывает на ковёр? Это проделки Регулуса. Друзья шепчутся за спиной? Это Регулус рассказал им какой-то секрет, желая рассорить и насладиться победой. И всякий раз Сириус набрасывался на брата с кулаками, ругательствами и проклятиями, о которых до сих пор едва ли сожалел.
Нет, Сириус ничего не смог бы изменить. Оставшись один в пустом доме номер двенадцать на площади Гриммо, он беспомощно бродил по лабиринтам воспоминаний, в надежде отыскать ключ к загадке. Почему Регулус так глупо погиб? Почему мать, умирая, вместо прощения обвинила старшего сына в убийстве?
– Я понятия не имел, во что он ввязался, – Сириус уже некоторое время стоял у камина и рассматривал огонь, очевидно не желая, чтобы Ремус видел его лицо. – Вам пора домой, – он не обернулся и даже не взглянул на гостя, стремительно покидая комнату, дав понять, что на сегодня хватит откровенных разговоров.
Ремусу ничего не оставалось сделать, как вернуться домой. Рассказ Блэка – сбивчивый и скомканный – задел его за живое. Ремус не отреагировал на кэб, сворачивая на шумную площадь, забитую разношерстной публикой. Тут были и торговцы с корзинами, и спешащие куда-то поручики на велосипедах, и пьяницы, шатающиеся от одного кабака к другому. Омнибусы соседствовали с повозками, нищие – с богатыми, и всё это порождало заторы, какофонию и полный хаос. Лондон кипел и жил своей жизнью, но никто из суетящихся горожан не знал той трагедии, поразившей Люпина в самое сердце.
Скольких людей, подобных Регулусу Блэку, погубил порочный город, этот гудящий, пыльный, разрастающийся муравейник? Каждое утро в разделе некролога Ремус натыкался на очередную статью об утопленнике, выловленном в Темзе, об убитом и ограбленном простофиле, завернувшем не в тот переулок, о женщинах, пострадавших от чужой жестокости, о детях, ставших жертвами нелепого случая. Но всё это не касалось Люпина лично – он качал головой и откладывал газету, понимая, что ничего не сможет сделать. Однако сейчас, держа в руках бесценный блокнот и обрывки воспоминаний, он ощущал в себе силу.
Он сможет изменить хоть что-то.
Комментарий к Глава четвёртая, об одиннадцати ударах розгами
*Молескин – толстая, плотная и прочная хлопчатобумажная ткань, в народе называемая «чёртовой кожей». И только потом – итальянский бренд.
========== Глава пятая, о внезапных смертях и голодовке ==========
Летом 1888 года многое изменилось. Ремус Люпин, отобедав в своём кабинете, читал недавно выписанный литературный журнал, как в дверь позвонили. Шум снизу привлёк его внимание, и Ремус нехотя вышел в коридор. Ему навстречу бежал взъерошенный посыльный, размахивая какой-то бумажкой.
– Вам звонили! – прокричал он. – Мистер Уайт… нет, погодите-ка. Мистер Блэк? Вот, прочтите сами.
Ремус коротко поблагодарил посыльного и сделал жест Мозли, чтобы тот дал мальчишке монетку. На клочке бумаги неровным почерком было выведено всего несколько слов: С. Блэк, срочно, умер.
– Умер? – у Ремуса задрожали руки. Он поднял голову и ринулся вслед за посыльным, окликнув его и тронув его плечо. – Кто звонил? Ты говорил с ним? Когда это случилось?
– Я не знаю, сэр. Мисс Джослин сразу же отправила меня к вам, это она отвечает на звонки. Я-то писать не умею. Но она сказала, что какой-то мистер очень громко кричал и обругал её напоследок.
Ремус сунул бумажку в карман, похлопав мальчика по спине, и бросился наверх. Переодевшись наспех и прихватив по привычке блокнот, через несколько минут он уже ехал в сторону площади Гриммо и молился, чтобы звонящим оказался Сириус. Остальное они уж как-нибудь смогут разрешить.
***
Ремусу не пришлось долго околачиваться около двери – та была открыта. Он осторожно заглянул в прихожую и позвал экономку, однако ему никто не ответил. Ремус осмелился пройти по узкому тёмному коридору: он осмотрел гостиную, столовую, кухню – никого. Поднялся наверх по скрипучим ступеням и замер, заметив у окна знакомую фигуру.
– Мистер Блэк?
Он выругался и ускорил шаг, бесцеремонно врываясь в кабинет, дверь которого также была широко распахнута, как и все остальные. Стучаться не имело никакого смысла. Ремус остановился в нескольких шагах, не зная, как ему поступить. Он не раз пугал Сириуса своим внезапным появлением и уяснил, что так делать не надо. Всякий раз тот злился и кричал, ругался на чём свет стоит, а один раз даже ударил Ремуса, едва не попав по лицу. Вовсе не случайно.
Не найдя решения, Ремус раскрыл блокнот, надеясь, что Сириус сам почувствует, что он в комнате не один.
– Почему так долго? – теперь вздрогнул Ремус, увлёкшийся строчками.
– Простите, я… – он протянул блокнот, обеспокоенно оглядывая Блэка с головы до ног. Тот казался вполне живым, хотя всё же мрачнее обычного. – Я приехал сразу же, как получил известие. Что случилось? Мне сказали, кто-то умер. Я очень испугался…
– Миссис Кроули, – Сириус привычно махнул рукой, будто все эти разговоры были надоедливыми мухами, и указал на диван, куда опустился сам. – Она умерла три дня назад. У меня кончилась еда, и я решил, что вы лучше меня знаете, что с этим делать.
Ремус оторопел и не сразу нашёлся, что ответить. Он удивился бы или даже обиделся, не убедись за полгода – несносный и угрюмый характер Сириуса ничто не поборет. Блэк был воспитан с уверенностью в том, что кругом все должны ему помогать и задаром.
– Она что, всё ещё здесь? – ничего умнее Ремусу в голову не пришло, и он смутился, когда увидел, как вытянулось лицо Сириуса.
– Что за дурацкие вопросы. Она болела, и я отпустил её домой. После мне прислали телеграмму с печальным известием. Миссис Кроули служила в этом доме ещё при моей матери, где я теперь должен искать экономку?
– Я мог бы подать объявление в газету, если вы…
Сириус фыркнул и оттолкнул от себя блокнот, не дочитав предложение.
– Нет. Я хочу, чтобы вы помогали мне. Можете расположиться на втором этаже в комнате для гостей. Там, правда, никто не убирался уже лет двадцать. Думаю, вам всё равно нечем заняться дома.
Ремус задумчиво почесал кончик носа, неуверенный в том, что сказать и написать. Сириус явно заметил, что тот замешкался, и громко вздохнул.
– Вы проводите здесь почти круглые сутки. Зачем каждый раз возвращаться к себе, если можно остаться? И, кстати, тот пирог, что вы приносили мне пару недель назад, был очень вкусным, – словно невзначай добавил он, подчеркивая, что со всеми напастями они справятся и без постоянной кухарки.
Люпин молча кивнул, решив не сопротивляться – это бесполезно. Он действительно может задержаться на площади Гриммо на некоторое время, пока сам будет искать экономку, о чём Блэку вовсе необязательно знать – всё равно будет против.
– Мне не хотелось бы бросать свой дом и свою прислугу, однако я с удовольствием вам помогу. Я могу приходить по…
– Нет, – Сириус активнее замахал руками, вновь не собираясь дочитывать предложение, и чуть не выбил блокнот из пальцев Ремуса. – Занимайтесь чем угодно и когда угодно, но я хочу, чтобы вы были здесь по вечерам. – Он запнулся, нахмурился и о чём-то задумался, будто взвешивая, насколько приличны и разумны его слова. В конце концов очередной внутренний бой был проигран, и Блэк криво улыбнулся, добавив: – Пока я не усну. Я смогу уделять больше внимания вашим занятиям.
Ремус окончательно сдался, но всё-таки выторговал условие. Он будет ночевать здесь несколько дней в неделю, поскольку забрасывать собственный особняк и свои дела Люпин не хотел. И хотя Ремус был чист душой, он понимал, что это крайне неприлично – жить у малознакомого мужчины и потакать его капризам, не будучи прислугой. С самого первого дня своего знакомства с Сириусом он пытался оградить того от лишних сплетен и насмешек, отчасти именно это и стало последней каплей на чаше весов. Сириус нуждался в покое и заботе, которую не мог получить от экономки. Ему нужен был равный. Тот, кто не будет жалеть рук, прорываясь сквозь колючие тернии.
– Я сделаю нам чаю, а после мы вместе сходим на рынок. Это не обсуждается, мистер Блэк, – Ремус оставил тетрадь на столике и поднялся. Он намеревался направить посыльного домой и вызвать Мозли, чтобы тот помог ему по хозяйству, потом он уж как-нибудь справится сам.
Ремус даже не подозревал, во что это выльется.
***
Несмотря на попытки привести дом на площади Гриммо в первозданный вид, ничего толком не изменилось. Толстый слой пыли по-прежнему лежал на всей мебели за исключением фортепьяно и стола, в гостиной творился ещё больший хаос – всюду разбросаны ноты, какие-то бумаги, письма, журналы и газеты, счета и разорванные книги, неясно в чём провинившиеся. Комната Ремуса ничем не отличалась от других, в ней было также пыльно и темно, диван был укрыт серой от старости простынёй, на стульях один на другом висели жилеты, пиджаки и даже шейные платки. Меньше, чем за месяц Ремусу удалось засыпать свою спальню книгами, которые он приносил из библиотеки и дома, но никогда не читал. Любой дворецкий, зайдя сюда, получил бы сердечный приступ.
Однако помимо кавардака Ремусу удалось внести в дом какое-никакое оживление. Теперь тут горел свет, днём и вечером звучала музыка, гремели кастрюли на кухне и звенели бокалы в кабинете. Ночью же, когда обитатели ложились спать, всё возвращалось на свои места: по-прежнему скрипели доски и стенали перекладины, ветки садовых деревьев настойчиво скреблись в окно, точно как и неугомонный ветер, время от времени забирающийся в щели старых стен, напоминая об истинной сущности фамильного особняка.
Сириус безустанно писал какую-то симфонию, о которой ничего не рассказывал, но обрывки сочинений Ремус находил везде, даже на клочках газет и на старых использованных конвертах, валяющихся у камина для растопки. Поначалу Ремус чувствовал себя неловко, спускаясь к завтраку или сталкиваясь с Сириусом в коридоре по дороге в ванную комнату, на удивление оборудованную крайне современно, чего нельзя было сказать о других помещениях. Блэк же ничуть не смущался, порой даже не смотрел на Люпина, проходя мимо, или наоборот – останавливался, преграждая путь, и задавал нелепые вопросы, ответы на которые всё равно не слышал.
Каждую неделю Люпин возвращался домой, обычно провожаемый тяжёлым взглядом Блэка. Однажды он услышал недовольное: «И не возвращайтесь», но когда обернулся, то Сириуса и след простыл. Ребячество, да и только. Но Ремус неизменно возвращался и приносил с собой корзинку свежей выпечки и овощей, каких-либо книг и чистых листов. Сириус всегда его ждал. На пороге или в гостиной, на кухне или на лестнице, смотрел с видом преданного пса, изнывающего от одиночества, голода и страха, что его бросили навсегда. Однако никто из них никогда ничего не говорил, только кивали друг другу и возвращались к повседневной рутине – чтению, обеду и игре на фортепьяно.
Хотя с последним возникли проблемы. Первое время Сириус отмахивался от занятий или делал вид, что ничего не слышит, не видит и не знает, очевидно просто не желая тратить своё драгоценное время на какую-то ерунду. Ремус смирился, решив, что у Блэка действительно много дел, ведь тот был очень занят симфонией, однако зачастую Сириус просто сидел у окна и разглядывал улицу, спал на узкой софе в кабинете или ожесточённо боролся с нелепостями в выписанных им журналах – чиркал, исправлял и ворчал себе под нос, будто от его правок зависела судьба человечества.
– Когда мы вернёмся к музыке? – за завтраком Ремус подсунул меловую табличку, которую они обычно использовали дома для разных мелочей, прямо Сириусу под нос. Он хотел продолжать играть, в конце концов это было одним из условий: Люпин помогает по хозяйству, Блэк даёт свои уроки.
– Сегодня у меня дела, – Сириус подскочил, не закончив трапезу, и быстрым шагом направился прочь, не оставив Ремусу времени для дальнейших вопросов.
Ремус решил было уйти, но счёл это ещё большей дуростью. Он сердился весь день, закрывшись в своей комнате, и лишь к вечеру, вооружившись нотными тетрадями, спустился в гостиную, где в углу сиротливо пылилось заброшенное всеми пианино. Люпин зажёг керосиновую лампу, разложил свои записи и опустил пальцы на клавиши.
Ноктюрн Джона Филда звучал, откровенно говоря, паршиво. Живая мелодия, услышанная пару недель назад в салоне уважаемого профессора и руководителя школы, от рук Ремуса увядала, и это так расстроило Люпина, что он яростно скинул листы с пюпитра. [1]
– Вы не должны бить по клавишам, это же не мухи.
От неожиданности Ремус вздрогнул. Он никак не мог привыкнуть к тому, что Сириус со своим недугом умудрялся быть очень тихим и незаметным – он совершенно бесшумно подкрался к Люпину со спины и неизвестно как долго наблюдал за его тщетными попытками.
– И сколько вы там стоите, интересно, – пробурчал Ремус. Рядом не было ни таблички, ни тетради с карандашом. Он потянулся было за нотами, но Сириус перехватил его руки и вернул на клавиши.
– Я покажу вам. Играйте.
Ремус напрягся, ощущая, как Сириус прижимается к его спине, чувствуя тяжесть его ладоней, и неожиданно смутился, неловко мазнув по клавиатуре в отчаянной попытке вырваться. Это всё неправильно.
– Играйте, – тон Блэка сделался жёстким, он вновь положил руки Ремуса на нужные клавиши, подсказывая, с чего начинать.
Ремус посмотрел на разбросанные ноты, и Сириус, будто уловив его мысли, рассмеялся.
– Вам не нужны бумажки, чтобы играть. Все ноты уже перед вами.
Сириус одновременно нажал на несколько клавиш, ведя мелодию будто наугад, сочиняя её из воздуха, – Ремус никогда не слышал подобной музыки, она завораживала его и пленила, и он почти сразу же потерял нить, просто внимая. [2]
– Вы не слышите музыки. Вам был дарован слух, но вы не слышите, – теперь он играл двумя руками, вынуждая Ремуса, и так чувствующегося себя не в своей тарелке, податься вперёд. – Вы пытаетесь овладеть мелодией целиком, и в этом ваша ошибка. Ведь когда вы хотите пирога, вы отламываете кусок за куском, пока не съедите всё до последней крошки, а не кусаете прямо с блюда, – голос Сириуса звучал тихо, бесцветно, в то время как мелодия накалялась, плавясь под пальцами. – Вы должны перестать жадничать, Ремус, если не хотите подавиться.
Сириус оборвал композицию и, отстранившись, вышел. Казалось, его вовсе не заботили чувства Ремуса, застигнутого врасплох, взволнованного, очарованного и смущённого не только музыкой, но и словами, действиями Блэка. Он поспешно поднялся со скамьи, собрал разбросанные ноты и выскочил прочь, ощущая, как лицо заливается краской.
Ремус усвоил урок – он больше не пытался играть на фортепьяно в одиночестве.
***
Жизнь на площади Гриммо, 12 отнюдь не была спокойной. Сириус страдал от смены настроения, его посещали приступы агрессии и нестабильности, однако ничто из этого не могло сравниться с по-настоящему плохим днём.
Сириус отказался от завтрака, едва не перевернув стол на террасе, где они по обыкновению встречали новый день, и с таким видом выплеснул в кусты чай, что Ремус от обиды поджал губы и не нашёлся, что сказать.
– Вы решили меня отравить, – констатировал Блэк, поднимаясь со своего места. Он был хмур, и голос его казался ледяным. Ремус невольно повёл плечами, но всё-таки быстро начертил на табличке знак вопроса.
– С чего вы взяли?
– Если это называется «чай», то я – королева Виктория, – Сириус с грохотом задвинул стул и, так же громко топая, будто пытаясь вложить в каждый шаг всё своё недовольство и огорчение трапезой, удалился, не преминув хлопнуть дверью.
Ремус недоуменно потрогал чайник, чтобы убедиться – это тот самый, в который он насыпал заварку и наливал кипяток. Одёрнув ошпаренную руку, он насупился и остался на террасе. Сириус, вероятно, встал не с той ноги и сейчас отправится на прогулку, чтобы отыграться на ком-либо – теперь Ремус понимал, почему город полнился нелепыми слухами о дурном настроении великого композитора. И ему впервые не хотелось никого защищать.
Однако Сириус решил остаться дома. Он шумел в кабинете: что-то падало на пол, шелестели бумаги, стучали каблуки ботинок, скрипела передвигаемая мебель. И всё это вперемешку с отборными ругательствами, от которых у Ремуса волосы вставали дыбом. Он какое-то время просто прислушивался под дверью, хмурясь, и даже подёргал ручку. Блэк явно хотел остаться один, и Люпин, ни минуты не медля, малодушно сбежал из особняка, чуть не забыв прихватить шляпу.
Был обычный будний день, и улицы Лондона полнились людьми. На проезжей части толпились кэбы и повозки, застрявшие на перекрёстке, – один-единственный полисмен всячески пытался отрегулировать движение и поскорее устранить затор, но справлялся он из рук вон плохо. На узких тротуарах расположились торговцы и простые прохожие, праздно изучающие ассортимент витрин. Ремус зашёл в пекарню и купил несколько свежих булочек, после собираясь провести время в парке.
Стояла невообразимая жара – солнце безжалостно припекало, и Ремус время от времени снимал котелок, чтобы обтереть лицо платком. В парке было намного тише, можно было даже различить чириканье птиц. Откуда-то доносилась приглушённая музыка, детский смех и женские голоса. Девушки прятались в тени, заняв все скамеечки, и щебетали о своём, не зная горя. Появление мужчины заметно их оживило – Ремус поймал на себе любопытные взгляды и смутился, ускорив шаг. Стоило ему скрыться за сенью деревьев, как кумушки вернулись к своим разговорам, потеряв к высокому незнакомцу в тёмном костюме всякий интерес.
Устроившись прямо на траве, Ремус погрузился в готический мир средневековья, заключённый в романе Хораса. Прочитав всего несколько страниц, Люпин недоверчиво оглядел книгу со всех сторон – почему он выбрал именно её? Решив всё же остаться в парке, он продолжил чтение, лишь иногда морщась и хмурясь от мрачных описаний ужасов, творящихся в замке. Мысли всё время возвращались на площадь Гриммо – в такой же таинственный и неприступный особняк, в котором происходили невероятные вещи. Что, если вся жизнь есть роковое возмездие, падающее на потомков за прегрешения их предков? Нелепость!
Так и не дочитав книгу, он решил отдать её в библиотеку на Сент-Джеймс-сквер и заодно выбрать что-нибудь повеселее – готических романов ему с лихвой хватало в доме номер двенадцать. Туда Ремус вернулся только к трём, пропустив обед скорее из вредности, чем из-за отсутствия аппетита.
Сириус встретил его на лестнице. Он был взъерошен и сердит, смотрел исподлобья испепеляющим взглядом.
– Где вы были? – он буквально швырнул Ремусу тетрадь для записей, которую тот не успел поймать. Она шлёпнулась у его ног и раскрылась – сточенный карандаш сиротливо покатился по полу. Это совершенно вывело Люпина из себя.
– Идите к чёрту, идиот несчастный, я вам не нянька! – в сердцах воскликнул он, пнул тетрадь и прошёл мимо Блэка, восковой статуей застывшего на нижних ступенях.
– Я пригрел на груди змею, – процедил Сириус сквозь зубы и толкнул Ремуса в плечо, когда тот проходил мимо. – Никакой благодарности, только ядовитые укусы, отравляющие моё сердце.
С этими словами Блэк первым вбежал по лестнице наверх и хлопнул дверью, да так, что массивная люстра в коридоре жалобно застонала и угрожающе закачалась.
– Совсем из ума выжил, – проворчал Ремус, чувствуя, как внутри бушует настоящая буря. Ему было обидно – за недоверие и слова, осевшие на сердце. Он удалился в свою комнату и прямо в одежде и уличной обуви улёгся на кровать. Закрыл лицо подушкой и выругался, не глядя швырнув после эту подушку куда-то в сторону окна. Значит, ядовитая змея, пригретая на груди. И это всё, что Сириус может сказать. Люпин был искренен и внимателен, он старался изо всех сил – в музыке, в действиях, во всём, чтобы угодить капризному, взбалмошному Блэку. Взрослому мужчине, которому давно пора жениться, завести детей и окружить себя прислугой, чтобы все они прыгали подле и безропотно выполняли его пожелания.
– К чёрту. Хватит с меня.
Он поднялся, вытащил из шкафа чемодан и принялся без разбору кидать туда всё, что попадалось под руку – одежду, обувь, книги, трубки, карандаши и тетради. Ремус слишком долго терпел этот цирк. Убедившись на личном примере, с чистой совестью мог сказать: он сделал всё, что мог, но ничего из этого не сработало. Сириус Блэк был и всегда останется невоспитанным невежей.
Рухнув на пуф, Люпин выудил обратно трубку, набил её табаком и закурил, прислушиваясь к звукам дома. Всё стихло и замерло, лишь редкий шум улицы нарушал мерный ход настенных часов.
Так и не отобедав, Ремус перебрался в кресло, открыл новую книгу и стал читать, зачем-то решив дать Сириусу второй шанс. Для начала нужно было остыть, нельзя принимать решения сгоряча. Но чего он ждёт и на что надеется? Он не был даже уверен, что Блэк в состоянии извиниться. Строчки прыгали, и у Ремуса никак не получалось сосредоточиться. В конце концов он забросил новенькую книгу в раскрытый чемодан к остальным вещам и закрыл глаза. И сам не заметил, как задремал.
Разбудил его громкий звук. Ремус, плохо соображая, огляделся. За окном сгущались сумерки, свою летнюю песню завели насекомые, попрятавшиеся в траве. Однако звук шёл вовсе не с улицы, но снизу. Хлопнула дверь, задребезжал фарфор, ещё какой-то шум, удар по клавишам и – тишина. Ремус сладко потянулся и подошёл к умывальнику. Он зачерпнул холодную воду ладонями и брызнул на лицо, даже сквозь плеск уловив новые звуки. Прислушался.
Кто-то играл на фортепьяно.
Скорбный голос музыки лился подобно струям фонтана – ровно, спокойно, разлетаясь каплями под конец. Ремус медленно, боясь спугнуть, двинулся к двери и прижался к ней ухом.
Мелодия – цветок меж двух пропастей. Он распушил лепестки, нежась в дотлевающих лучах уходящего солнца, но стоило небесному светилу скрыться за горизонтом цветок опустил бутон, роняя росу в тоске по теплу.
Ремус вышел в коридор и ступил на лестницу, медленно спускаясь в гостиную, откуда и доносился звук. Он прекрасно знал, кто играет на фортепьяно, но соната буквально сковала его – Люпин застыл на пороге, не осмелившись беспокоить маэстро.
Сириус играл с закрытыми глазами, положив голову на крышку. Казалось, он вслушивается в вибрации, разносимые по инструменту с каждым нажатием клавиш, совсем как Ремус, который только что прижимался ухом к двери. Он тоже закрыл глаза, буквально осязая мелодию всем телом, чувствуя её величественную силу, мощь, пробирающую до самых костей. [3]
Слёзы сами скользнули по щекам – Ремус не пытался их скрыть. Он не шевелился, не дышал, полностью поглощённый звучанием, и не сразу понял, что мелодия стихла и в комнате воцарилась тишина.
Зашелестели шаги, и Ремус ощутил горячее прикосновение к своей скуле. Сириус стёр с его лица слезу и тихо, неразборчиво сказал:
– Присоединитесь ко мне за шахматами?
Ремус опустил на Сириуса влажный взгляд и молча кивнул. Ни к сонате, ни к утреннему происшествию они никогда больше не возвращались.
Комментарий к Глава пятая, о внезапных смертях и голодовке
1) Джон Филд – Nocturne No.18 in E Major
https://www.youtube.com/watch?v=fwFTdsvU9yE
2) Людвиг ван Бетховен – Für Elise
https://www.youtube.com/watch?v=c1iZXyWLnXg
3) Людвиг ван Бетховен – Piano Sonata No. 14 (Moonlight)
https://www.youtube.com/watch?v=yULhzaEwOeE
========== Глава шестая, о том, как приручить бездомного пса ==========
Ремус уже не помнил, когда отпустил своего камердинера погостить у родственников, собрал вещи и перебрался на площадь Гриммо. Это произошло слишком быстро и казалось столь естественным, что он не придал переезду никакого значения. Разумеется, он навещал родные пенаты раз в неделю, но только чтобы убедиться, что дом всё ещё стоит на том же месте.
Лондон окутала промозглая осень, забарабанили дожди, и Ремусу пришлось отказаться от прогулок с книгой по парку – это помогало ему остыть, обдумать все насущные проблемы. И признаться себе в том, что жизни без Сириуса Блэка он теперь и вовсе не представлял – даже несмотря на перемены настроения, на недовольство и критику, то и дело срывающуюся с губ, на шлепки по рукам, которыми Сириус очевидно злоупотреблял, и множество других мелочей, составляющих сущность Блэка. Ведь маэстро неизменно находил способ извиниться, не произнося заветного слова.
