Текст книги "С чистого листа (СИ)"

Автор книги: лейтенант Кеттч.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

И вот в час икс, отпросившись у матери, чтобы сходить к подруге, в условном месте, предварительно созвонившись с братом и убедившись, что я – это я, а не маньяк, подкарауливающий наивных девочек, Света села ко мне в машину. Наши билеты оказались во втором ряду в середине. Справа от меня сидела Света, слева – куратор Макса, впереди – лысеющий пузан в очочках и какой-то тощий хлыщ, которые то и дело, соприкасаясь головами, о чём-то шептались.

В общих чертах я знал, что увижу на сцене. Это была не совсем премьера. Это были пять концертов подряд на одной из лучших площадок города. К старым номерам было добавлено несколько новых, один номер, исполняемый исключительно новичками, и несколько видоизменённый финал.

Основное ядро коллектива не менялось с самого первого дня, но вот в массовке наблюдалась некоторая текучка кадров, справиться с которой теперь, когда финансы это позволяли, было решено приглашением нескольких мальчиков на роль «Кушать подано-с», а применительно к специфике коллектива – на затыкание внезапно возникающих дыр в массовке-кордебалете. Новенькие, и Макс в том числе, должны были выучить ВСЕ партии и быть готовыми заменить ЛЮБОГО с ЛЮБОГО места. Так что, за эти пять концертов Макс должен был выйти на сцену всего-то два раза: в номере для новичков и в финале.

И вот погас свет, и шоу началось. В антракте выяснилось, что мы со Светой невольно оказались на местах, где сидела публика, знакомая друг с другом почти поголовно. Шептавшиеся мужички оказались знакомы с куратором Макса, она то и дело махала рукой ещё кому-то, от сидевших за нами периодически слышалось: «Смотри, вон – такой-то, а там – такая-то!»

После антракта во втором по счёту номере выступал Макс. Я хоть и неоднократно видел телефонное видео этого номера, но на сцене… в костюмах, при свете софитов танец смотрелся СОВЕРШЕННО по-другому. Возможно, я был предвзят, но по фактуре, по законченности движений в этом номере ему проигрывали почти все. Хотя нужно воздать должное и выступавшим, и постановщику, и тому, кто подобрал такую музыку, и портным, и костюмерам. На группе из пяти парней были облегающие кожаные штаны, что-то типа кожаных же манжет и… больше ничего. В конце танца по сцене проносилась девушка в лёгком развевающемся алом платье, каждый, кроме Макса, делал с ней поддержку. Макс, ни разу к ней не прикоснувшись, обходил вокруг неё и замирал у её ног.

В кратком перерыве между этим номером и следующим я услышал, как впереди сидевший толстячок обратился к соседу:

– А что, он весьма и весьма. Что ты его замариновал-то? Его ж в солисты надо.

При свете огней со сцены мне почему-то показалось, что пузан даже облизнулся.

– Парень хорош, но он – одноразовый товар, – отозвался длинный.

Уши у меня в тот момент, наверное, выросли на метр.

– У него хроническая травма. Нет смысла давать ему что-либо существенное, чтоб потом искать кого-то на замену. А парень хорош, да. Думаю предложить ему место постоянного репетитора, когда он совсем сойдёт. Этот сезон, надеюсь, он с такой рукой потянет… А вот по поводу следующего… – что длинный сказал дальше, я не услышал. Тихая скрипичная мелодия сменилась дикой какофонией, в зале полностью погас свет, и через пару секунд на освещённую прожекторами сцену выскочило сонмище размалёванных чертей.

В одном из номеров перед финалом, в котором, как я потом узнал, выступали исключительно старожилы, один из танцевавших внезапно подвернул ногу. Со второго ряда было прекрасно видно, как ему больно. Во время ближайшего перестроения парень исчез за кулисой. Во время следующего – из-за неё же вышел Макс. Он был в тех же кожаных штанах, уже в обуви и без манжет, в такой же, как на остальных, рубашке, которую на него надели за кулисами.

В танцах я, разумеется, полный профан, но, не заметь я, что два танцора поменялись местами, я бы никогда не догадался, что Макс был лишь заменой.

В финальном номере, вынужденно, Макс снова занял место одного из солистов. Когда после последнего такта музыка затихла, а вся труппа застыла у рампы, защёлкали вспышки фотоаппаратов, и грянули аплодисменты.

Одна из сделанных в тот день фотографий и сейчас стоит у нас дома: Макс в первом ряду – второй с краю, а на пальце в отблеске фотовспышки маленькой звёздочкой светится грань кольца.

Света радостно прыгала, хлопала вместе со всеми, что-то взвизгивала и порывалась бежать на сцену к брату. Пришлось её удержать и напомнить, что мать уверена, что она пошла к подруге, и нужно срочно возвращаться домой.

Поразительно, но когда сорок минут спустя её мать открыла дверь и впустила дочь в квартиру, я, на всякий случай, затаившись на один пролёт ниже, не услышал ни возмущения поздним возвращением дочери, ни вопросов, вообще ничего.

Спустившись бегом по лестнице, я запрыгнул в машину и помчался обратно к концертному залу забирать Макса.

Тот уже ждал между стеклянных дверей служебного входа. В руках – огромный букет, на лице – счастливая улыбка до ушей.

Несчастный букет был забыт в коридоре до утра, ужин – в холодильнике, и хорошо, что будильник на часах я догадался выставить заранее. Мы так увлеклись празднованием премьеры, что я едва не проспал отъезд на работу, а Макс – утреннее субботнее выступление.

Комментарий к Часть 20. Замена

Любые кажущиеся совпадения случайны

====== Часть 21. Собственная дача ======

У Макса началась другая жизнь. Впрочем, другая жизнь началась у нас обоих. Я снова большую часть времени жил один. Макс теперь каждую неделю в четверг вечером уезжал на выступления и возвращался то с утра в понедельник, то ближе к вечеру. Домой он приползал абсолютно никакой. Во вторник и в среду он уходил на занятия, а все его вечера были посвящены навёрстыванию того, что он пропустил, и беготнёй со сдачей «хвостов».

С сексом у нас опять было хреновенько. Трахать бесчувственное брёвнышко – радости мало, хотя «брёвнышко» в лице Макса, вроде, и не возражало против того, чтобы его трахнули.

Если ехать на гастроли было далеко, Макс уезжал в четверг с утра и возвращался уже во вторник. Тогда, особенно, если дома он появлялся всего на один день в неделю, Макс спал, никак не реагируя на внешние раздражители, вроде меня и моих попыток раскрутить его хоть на что-нибудь.

У меня даже промелькнула малодушная мыслишка записаться на приём к Аркаше Мохнорылову, но я удержался. Я не доставлю ему удовольствия послушать про мою сексуальную неудовлетворённость, нет!

Неожиданно, за несколько недель до Нового года мне позвонила тётя и… пригласила в гости. И всё бы ничего, но много лет назад после смерти отца, давным-давно разведшегося с моей матерью, произошла какая-то невнятная делёжка имущества, после которой каждый посчитал, что именно его и обделили. Короче, с тёткой с тех пор я почти не общался. Я, в общем-то, был в курсе, что она внезапно ударилась в религию, но меня это не особо интересовало.

Позвонив, она напомнила мне про ту самую делёжку, начала нести какую-то ахинею про искупление грехов, раскаяние и прочую ересь, после чего… предложила мне вступить в права наследования на… бывший сарай. Я посмеялся и с трудом удержался от того, чтобы её не послать. Но тётка продолжала настаивать. В итоге я всё-таки приехал и не узнал знакомой с детства местности. У дома, где когда-то жили мои бабка с дедом, соседи имелись лишь с одной стороны. Со второй – был узенький переулочек, напротив него – лес, а с четвёртой – широченная деревенская улица. Я был в курсе, что каждые два-три года забор тихонько, как бы сам собой, передвигался всё дальше и дальше от дома. Теперь же переулочек был окончательно «проглочен», а на захваченном со стороны улицы пространстве вместо сарая стояло что-то типа бревенчатого сруба с одной тёплой комнатой и кухней. К ним примыкали сени, кладовка и большая летняя холодная комната. По «дачной амнистии» захваченный участок был признан законным, и потому я принял от тётки ключи.

По кадастровому плану данное строение числилось… баней. Мне сразу вспомнились Ходжа Насреддин, воробей и алмаз, а также «дом с примыкающим к нему водоёмом».

В связи с почти постоянным отсутствием Макса свободного времени у меня теперь было хоть отбавляй, и я занялся строительством и благоустройством. Зима в тот год всё никак не могла решить, начаться ей или, так и не наступив, перейти в весну. Воспользовавшись этим, на крошечном пятачке перед окном кухни я оборудовал «беседку»: навес на столбиках, пластиковый столик, два стула к нему и выход из кухни, он же – бывшее окно. Кладовка была утеплена, от колодца к ней протянули трубу, установили моторчик и до наступления минусовых температур исчезла необходимость ходить с ведром за водой.

Как говорится, гулять – так гулять! Лесок у тётиного дома был давно выкорчеван, и на его месте возведены два двухэтажных каменных дома. С канализацией и централизованным водоснабжением. Поэтому за весьма символическую плату работяги прокопали мне небольшую траншейку до ближайшего канализационного люка. В неё уложили трубу, а в бывшей кладовке установили ванну, бойлер и унитаз.

После наступления холодов я за город на «дачу» больше не ездил.

Внезапно в первую субботу после Нового года рано утром Макс нарисовался дома. Хромой и печальный. Я тут же потащил его по врачам. Ещё не хватало второй хронической травмы! По счастью, всё оказалось несерьёзно.

У Макса в колледже ещё шли каникулы, танцевать он пока не мог, и я отвёз его за город. Про тётку и «дачу» я ему ничего не рассказывал, поэтому для него деревянный домик оказался большим сюрпризом. Как оказалось, при небольшом минусе самопальный водопровод и канализация продолжали функционировать, а печка и масляный радиатор достаточно быстро нагрели крошечную комнатку.

Чтобы не светиться перед тёткой, мы на всякий случай оставили машину возле двухэтажных домов и толстенным одеялом занавесили единственное окно, выходившее на тёткин двор. Я посчитал, что в темноте она едва ли сможет увидеть, как из трубы идёт дым.

Насидевшись в беседке и налюбовавшись на сугробы и медленно падавшие в свете уличного фонаря снежинки, с мыслью, что нас никто не потревожит, мы отправились спать. Я предвкушал, как мы оторвёмся, отдохнём и наверстаем упущенное.

====== Часть 22. Так приходит мирская слава ======

Так приходит мирская слава*

Вам когда-нибудь доводилось совершать глупость? Большую глупость? Очень большую? Мне – да.

Когда, протопив печь и нагрев комнату, мы с Максом залегли спать, я даже не вспомнил про дверь. Вернее, вспомнил, но совершенно не то. Уходя с веранды, я внёс на кухоньку оба стула и проверил, защёлкнулся ли замок. Потом, по дороге в ванную, я подёргал входную дверь. Тоже – заперто. Уверенный, что нас никто не потревожит, я присоединился к уже лежавшему в кровати Максу. О том, что в двери остался тот же самый замок, что был до оформления «бани» на меня, я банально забыл.

Религиозным человеком я никогда не был. Макс – тоже. Мысль о том, что тётка как-то вычислит наше присутствие, мне в голову не приходила. О том, что она захочет пригласить меня в гости на Рождество – тоже. А уж о том, чем может закончиться визит к ней – тем более.

Видимо, мы, горожане, как-то себя выдали. Так как с утра пораньше меня разбудил скрежет ключа в замке. Я открыл глаза. За ночь в комнате ощутимо похолодало. Открылась дверь… и на пороге возникла моя тётка.

– Сашенька, с добрым утром! – проворковала она.

– С добрым… – пробормотал я, мысленно кляня себя за то, что не догадался сменить замок на входной двери.

– Я тебя отвлекать не буду. Приходи к нам обедать. У нас сегодня гости, – объявила она.

Идти к ней мне совершенно не хотелось. У меня были иные планы. На Макса. Отдых. И тишину.

– Я не один, – ответил тётке я.

– Так ты и девушку свою приводи, – сказала тётка.

Проследив за направлением её взгляда, я увидел лежавший рядом со мной кокон, из которого торчали лишь длинные светлые пряди. Сам же Макс исхитрился замотаться в одеяло по самую макушку.

Только после этой фразы я сообразил, как я попал.

Судя по звукам, доносившимся с кухни, там кто-то ходил. Что за нах? Документы на владение «баней» теперь у меня. Мало того, что тётка припёрлась ко мне без спроса, так ещё и экскурсии с утра пораньше водит!

Послышался скрип половиц, и в комнате появилась девушка.

– Сашенька, знакомься. Это Люда. Я её специально пригласила, чтобы… – начала было тётка и внезапно замолчала.

«Всё ясно. Решила познакомить», – мысленно усмехнулся я.

– Очень приятно, – сказала девушка и хихикнула.

Посмотрев, куда смотрит она, я мысленно чертыхнулся. На полу у кровати валялись презервативы. Много. И не случайно выпавшие из пачки, а явно побывавшие в употреблении.

– Тёть Татьян, я, пожалуй, пойду… – девушка направилась к двери.

Спросонья я безуспешно пытался придумать причину, по которой я не смогу прийти к тётке. И, возможно, я бы её придумал, но тут кокон рядом зашевелился, и из него показался Макс.

– А что здесь происхо… Ой… – начав вылезать из-под одеяла и спросонья не сообразив, что мы не одни, голый Макс снова исчез под одеялом.

Тётка застыла, хватая ртом воздух.

На лице обернувшейся в дверях Люды читался абсолютнейший незамутнённый восторг.

– Ой! Ты… Вы… Ой! Вы – Максим Пестов, да?

– Ну да… – пробормотал ничего не понимавший Макс.

– Вы танцуете в «Солнце и дожде»! И вы снимались для календаря!

Макс растерянно кивнул.

– Ой! Я прям глазам не поверила! Девочки на фан-страничке фотки выкладывали. Та, где вы в сене… Ой-ой-ой!

Девчушка разве что не подпрыгивала от восторга.

– Тёть Тань, а чего ж вы мне сразу не сказали, что к вам Максим Пестов приехал?

Немного оклемавшись, тётка выдала:

– Саша… Э-э-э… Ребята… в общем… приходите обедать. Мы вас все ждём.

За ней и этой её ненормальной Людой захлопнулась дверь.

Мы с Максом переглянулись.

– Что это было? – хором воскликнули мы.

На обед мы всё-таки пошли. Выяснилось, что эта Люда – лучшая подруга невесты тёткиного младшего сына, моего двоюродного брата. Устраивать скандал в присутствии будущих родственников, посчитавших, что Макс – всего лишь мой друг, моя жутко религиозная тётка не рискнула. Люда нас в каком-то смысле спасла.

За едой тётка старательно делала вид, что ничего не происходит.

Выйдя из-за стола, мы с Максом попрощались с присутствовавшими и поехали искать работавший в Рождество хозяйственный магазин. На дачу мы вернулись с новым замком и засовом.

Всю дорогу до магазина и обратно я радовался, что бумаги на «баню» уже оформлены, и новёхонькая веранда, кухня и зимняя комната выходят окнами не на тёткин двор.

Нужно ли говорить о том, что всю следующую ночь мы спали, прислушиваясь к скрипам и шорохам за дверью, а с утра пригласили слесаря, чтобы сменил замок?

Комментарий к Часть 22. Так приходит мирская слава

Автор знает, как правильно переводится Sic transit gloria mundi.

====== Часть 23. Бургундия, Нормандия... Самара и Казань... ======

И вот незаметно наступил момент, когда я осознал, что мы погрузились в рутину.

Макс окончил колледж, и я неожиданно обнаружил себя в роли жёнушки капитана дальнего плавания. Максим был вечно в отъезде, я же сидел «на берегу» терпеливо ждал его возвращения.

Популярность его танцевального коллектива стремительно росла, и к отъездам на выходные добавились продолжительные выезды за границу. Максим появлялся дома на один – два, редко три дня и снова исчезал на несколько недель.

Из совместного летнего отдыха, о котором я так мечтал весь год, не получилось ровным счётом ничего. Я специально поехал туда, где в дни моего отпуска у Макса должны были быть выступления, но быстро выяснилось, что ни из затеи с его приездами ко мне, ни из моих – к нему не выйдет ничего. Коллектив Макса каждый день переезжал в новый город, и мотаться туда-сюда оказалось физически слишком сложно и тяжело.

Так толком и не отдохнув, я вернулся в родной город. Макс продолжил работать в шоу.

Я, когда мог, встречал его в аэропорту. Видя его счастливую мордаху, тащил домой и… Ну, в общем, вы поняли.

Когда возможность приехать в аэропорт у меня отсутствовала, Макс добирался до дома сам, а с того момента, как я переступал порог квартиры, нами отключалось всё, что могло побеспокоить и помешать (телефоны и даже домофон) и мы погружались в нон-стоп воссоединение.

Так мы и жили до того мгновения, когда после нескольких дней молчания я не получил СМСку «Не встречай. Доеду сам», хотя Максим не мог не знать, что приём в тот день у меня заканчивался поздно, и я при всём желании не смог бы приехать в аэропорт.

Дома меня никто не встретил, хотя свет в окнах горел. Макс обнаружился в гостиной у окна рядом с тем самым диваном, с которого всё и началось. Он стоял спиной ко мне, прислонившись лбом к стеклу.

Услышав меня, он, не оборачиваясь произнёс:

– Это даже странно. Я знал, что нельзя есть варенье, но всё равно съел. И от этого теперь так мерзко.

Больше никаких дополнений и разъяснений не последовало, но мне они и не потребовались. Я понял, что именно мне не было сказано. Я уже достаточно давно предполагал, что подобное может произойти, и раньше или позже произойдёт наверняка. Как-никак Макс был и моложе меня, и любопытство, и желание экспериментировать никто не отменял.

Я стоял и удивлялся тому, что не знал, как определить и классифицировать свои ощущения.

Макс обернулся.

– Я тебе изменил, – сказал он.

Я не ответил.

– Я переспал с другим, – чуть громче, с нажимом, произнёс он.

– Давай ужинать, – объявил я, развернулся и ушёл на кухню. Идей о том, что ответить, у меня так и не появилось.

Через несколько минут Макс появился в дверях кухни.

– Почему ты молчишь? – услышал я.

– Потому, что не знаю, что на это сказать.

– Я не знаю, как это вышло… Я действительно не знаю…

Моя попытка заставить себя поесть с треском провалилась. Макс так и остался стоять в дверях.

– Давай ложиться спать. Завтра рабочий день, и мне рано на работу, – я обошёл Макса и направился в ванную.

– И ты ни о чём не спрашиваешь?

– А я должен? – я прикрыл за собой дверь.

В ванную Макс за мной не вошёл.

Я лежал в темноте и бездумно пялился в потолок. Мыслей в голове не было. Вернее, была. Одна. О том, что я знал, что скорее раньше, чем позже, это случится, но оказался к этому абсолютно не готов.

В ванной прекратился плеск воды. Я почувствовал, как рядом со мной прогнулся матрас.

– Саш, ты спишь?

Я промолчал.

– Это я его трахнул. Не он – меня. Я.

– Ну и как он был? – зачем-то спросил я.

Долгая тишина. Потом я услышал:

– Да, скорее, так себе. Не стоит оно того.

Облегчения от этого признания я почему-то не испытал.

– И где это было? – спросил я.

– В Лионе. Потом Моррис приехал ко мне в Париж и…

Вот этих подробностей я предпочёл бы не знать.

Но Макс продолжил:

– Я ему сказал, что всё это – одна большая ошибка. Что у меня есть парень… бойфренд… Что оставаться с ним во Франции у меня и в мыслях не было… Что мне было просто любопытно…

Всю ночь я слушал завывание ветра на улице и грохот отставшего листа железа где-то высоко на крыше. Макс лежал на своей половине кровати, я – на своей.

На следующий день вечером Максим уехал опять. В этот раз в Самару, а оттуда в Казань, Нижний Новгород и ещё куда-то.

Через пару дней после его отъезда я на полном серьёзе начал подумывать о записи на приём к незабвенному Аркаше Мохнорылову. Но падать столь низко мне не хотелось. И я решил держаться до конца. Но к концу недели меня начала покидать уверенность в собственных силах.

====== Часть 24. СМСка ======

После возвращения Макса из поездки всё в общем и целом осталось, как было: он приезжал и уезжал, я ждал. Только из наших отношений ушло что-то неуловимое.

Возможно, в итоге я бы даже записался бы на приём к незабвенному Аркаше Мохнорылову, если бы не целая цепочка событий.

Почувствовав некоторый дискомфорт, я сходил к врачу, благо что их в нашем медицинском центре имелось достаточное количество. По словам специалиста, проблема, с которой я обратился, представляла из себя мелочь мелкую, и избавиться от неё было можно путём однократного хирургического вмешательства, перед которым, разумеется, следовало собрать пару килограммов справок и сдать кучу анализов.

В очередной отъезд Макса я собирался лечь в так называемый дневной стационар. Все справки были мною получены, а сдачу анализа крови я решил отложить на самый последний момент.

Пискнул телефон. СМСка. Я, не открывая её, знал, что она от Максима. В последние недели наши отношения начали потихоньку приходить в норму. Я действительно был уверен, что я не должен его прощать просто потому, что прощать мне ему нечего. Мы клятв верности друг другу не давали, и потом… Как я уже говорил, парень слишком молод, и разнообразные проколы и косяки нас с ним ждут неизбежно.

Я взял в руки телефон, открыл СМСку и прочёл. Ничего в ней не понял. Прочитал ещё раз. И ещё.

«Сходи проверься. Похоже, всё плохо».

Я тупо пялился в экран. Телефон опять пискнул в руке. Я открыл следующую СМСку.

«Саша, я не знаю, как это вышло. Я не трахался с ним без резинки. Клянусь».

Поскольку я и так одевался, чтобы идти сдавать требуемые перед операцией анализы крови, в регистратуре к бумажке со списком необходимых анализов я добавил устную просьбу «Проверить на всё».

По возвращении домой я места себе не находил. И не от мысли о том, что у меня что-то найдут, а от осознания того, что тот Максов поход налево, похоже, нам будет аукаться ещё очень долго.

На следующий день мне выдали результаты анализов. Во всех интересовавших меня графах стояло «отр». Судя по всему, мне оставалось лишь дождаться приезда Макса и разобраться, что, собственно, происходит.

Когда вскоре после моего возвращения домой раздался звонок в дверь, я весьма удивился, так как не ждал никого. Распахнув её, я удивился ещё больше. Передо мной стоял холёный господин, явно иностранец.

– Добрый день. Макс дома? – по-французски осведомился он.

По интонации, выражению лица и слову «Макс» я как-то сразу понял, кто передо мной, и зачем этот человек здесь.

– А вы, простите, кто? – тем не менее обратился к нему по-английски я, попытавшись вспомнить те слова и фразы, которые я когда-то достаточно хорошо знал.

Захочет со мной объясниться – найдёт способ понять. Нет – его проблемы.

– Моррис Легар.

Не представившись, я ответил:

– Макса здесь нет. Будьте столь любезны, уйдите.

Но стоявший передо мной тип моментально перешёл на английский и принялся мне доказывать, что в России у Макса никаких перспектив нет, что эта варварская страна просто опасна для жизни, и что он всё готов сделать для того, чтобы Макс был счастлив.

– Макс, кажется, уже принял решение и сделал выбор, – холодно проронил в ответ я.

Стоявший передо мной француз принялся что-то вещать о том, что я не должен губить молодой талант и вставать на его пути к успеху, вынуждая его быть рядом из чувства ложной благодарности.

– Как вы вообще здесь оказались? – перебил его я.

– Ждал на улице. Вышла женщина, и я вошёл.

– Не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть. Откуда у вас этот адрес?

– О, узнать его было несложно. Я заглянул в телефон Макса.

Я приподнял бровь.

– Записал номер того, кто звонил ему чаще всего. Если у тебя есть деньги, в вашей стране можно быстро выяснить абсолютно всё. Я ещё из Франции обратился в одно частное детективное агентство. Они теперь в вашей стране есть тоже.

Я пытался подобрать такие слова, чтобы послать этого наглеца подальше и с гарантией невозвращения.

– Я готов компенсировать вам содержание Макса. Во сколько он вам обошёлся?

У меня возникло непреодолимое желание спустить этого Морриса с лестницы. Поквитаться с ним. За всё.

– Сколько? В какую сумму это вам обошлось?

Но ни подобрать ответ, ни сбросить этого наглеца с лестницы я не успел.

– Моррис? – услышал я.

По лестнице поднимался Макс.

Француз развернулся к нему и быстро-быстро заговорил.

Нет, я, конечно, был в курсе, что Макс окончил французскую гимназию, но такой прыти в иностранных языках я у него почему-то не предполагал.

Понять я смог лишь одно: разговор вёлся на повышенных тонах. Но для этого и не было необходимости владеть языками.

После какой-то особо длинной тирады Макса Моррис, бросив на меня непонятный взгляд, зашагал по лестнице вниз. Макс, даже не глянув в его сторону, поднялся в квартиру.

Решив разобраться с происходящим раз и навсегда, я прямо в прихожей потребовал от Максима детального отчёта обо всём, что произошло в Франции.

Как я узнал, в Лионе в единственный свободный день вся труппа завалилась в какой-то ночной клуб, где Моррис принялся клеить Макса. Француз был настойчив: он начал появляться на всех выступлениях, постоянно дежурил у служебного входа после их окончания. Чтобы отделаться от него, Макс заявил, что согласен на встречу при условии, что сверху будет он. Чего он никак не ожидал – это того, что Моррис сразу согласится. По словам Макса, трах был средненьким, и он вытолкал француза за дверь номера сразу по его окончании.

Когда они выступали в Париже, тот неожиданно появился снова: клялся в вечной любви и обещал едва ли не снять для него луну с неба.

Пока Макс рассказывал, он разделся почти догола и, развернувшись ко мне боком и подняв руку, объявил:

– Вот! Только я правда резинку надевал…

Я присмотрелся. Чуть ниже подмышки был круг красной вздувшейся кожи.

– Я почти сбежал. Вдруг кто-нибудь увидит. А ведь увидели бы и…

Макс замолк. Я проследил за его взглядом. Смотрел он на шкаф. Тот самый книжный шкаф, в котором стоял приснопамятный учебник венерических болезней.

Я хмыкнул. То, что я видел у него на боку, мало походило на что-то венерическое. Скорее на какую-нибудь экзему. Хотя… Я же не дерматолог, верно?

– Завтра сходишь к врачам, – объявил я.

Уйти Максу в «его» комнату на ночь я не дал. Спать мы легли вместе, но на разных концах кровати. Судя по тому, как Макс крутился, глаз он, также как и я, в ту ночь не сомкнул.

Утром мы разошлись. Я – в больницу, он – ходить по врачам.

О том, что календарь показывал 14 февраля, ни он, ни я даже не вспомнили.

====== Часть 25. День святого Валентина в чужой постели ======

Разумеется, произойти подобное могло только со мной. Да-да, День святого Валентина я провёл в чужой постели. Но на стороне я не трахался, и Максу я не изменял. Впрочем, обо всём по порядку.

Голова перед отъездом в больницу у меня была занята совершенно не тем, чем следовало бы. Графа «сахар в крови» меня до такой степени не интересовала, что я даже не посмотрел, что в ней было проставлено. И, как выяснилось, совершенно напрасно.

Уже на месте мне попытались сделать промывание мозгов, но видимо, потому, что лечиться я должен был платно и оплатил всё заранее, в итоге с меня просто взяли кучу подписок, предупредили, что, как изначально предполагалось, через пару часов меня не отпустят, а оставят, как минимум, до завтра. Я настолько был нацелен на эту операцию, что большую часть сказанного благополучно пропустил мимо ушей. И только открыв глаза после наркоза и обнаружив себя в палате под капельницей, я задумался о том, что у меня при себе – только бумажник, паспорт, шлёпанцы и телефон без зарядника, а Макс уверен, что я сейчас на работе.

Что мне оставалось делать? Пришлось ему звонить, рассказывать правду и просить привезти мне зубную щётку и зарядник к телефону.

Если верить объявлению при входе в отделение, пропуск посетителей производился только до семнадцати часов, но по моим подсчётам, Макс должен был успеть.

Без пяти пять раздался телефонный звонок. Макс ухитрился заблудиться в гулких коридорах пустой больницы, где почти всех больных распустили до утра понедельника.

Судя по описанию того, мимо чего он шёл, забрёл он куда-то совсем не туда. Пока я продолжал с ним говорить, в противоположном конце коридора внезапно распахнулась дверь, и появился Макс с громадным пакетом в руке. Каким-то непостижимым образом он всё-таки пришёл туда, куда и было нужно.

В пакете оказались: мой зарядник, два малиновых йогурта, туалетные принадлежности и… куртка Макса, который с порога заявил, что никуда от меня не уйдёт. Я был уверен, что люди в белом раньше или позже попросят его на выход. Но к моему немалому удивлению, на присутствие Макса они совсем не обращали внимания.

Вечером буфетчица даже притащила ему тарелку каши. Впрочем, это как раз неудивительно. В отделении осталось человека четыре, а варили, наверняка, из расчёта на всех. Вечернего обхода как такового не было. Наличествовавшим пациентам измерили температуру и велели ложиться спать.

Все приводимые мною доводы разбивались об упорство Макса, а февраль месяц не позволял попугать его закрытием метро и разводкой мостов. В итоге я сдался. Выкинут Макса за дверь – значит, выкинут, и пойдёт он домой пешком или будет ловить такси.

В четырёхместной палате я был один. Две койки пустовали, а почтенных лет дедок, обитавший на третьей, уехал до понедельника домой.

Макс прямо в одежде устроился рядом со мной поверх одеяла. Потом он почти заполз на меня и устроился, едва ли не намертво вцепившись. Самым поразительным в этом было то, что заснул он почти мгновенно, а вот я, невзирая на пригоршню таблеток, которые мне скормили, спать не мог совсем.

Я лежал и думал, что хоть мы с Максом не увлекались обнимашками, именно ощущения, что он здесь и рядом, мне, похоже и не хватало.

Мои размышления прервала не то санитарка, не то медсестра.

«Ну вот. Сейчас начнётся», – подумал я. Однако заглянувшая в палату пожилая дама вскоре вернулась с ворсистым колючим казённым одеялом, накрыла им Максима и чуть ли не подоткнула со всех сторон. Макс спал и, похоже, этого не заметил.

Утром я позвонил коллеге, которая уже должна была быть на работе, и попросил её, зайдя в базу данных, посмотреть результаты анализов Макса. После длинной речи о неэтичности подобных действий она начала было монотонным голосом зачитывать всё подряд, но я перебил её:

– Там что-нибудь есть?

– Ничего нет, вообще, – ответила она.

– А теперь повтори это ещё раз, – я передал сотовый Максу.

После нескольких его «ага», «угу», «да» и последовавшего за ними «спасибо», я забрал у него трубку.

– Спасибо, Галюня, – сказал я. – С меня причитается.

– Слушай, – услышал в трубке я, – это, конечно, не моего ума дело, но… Он что, твой парень… бойфренд, да?

– Комментариев не будет. Спасибо, Галюнь. Если кто-нибудь что-нибудь будет спрашивать, в среду я выхожу на работу, – с этими словами я нажал на кнопку отбоя.

«Нда-а-а… – подумал при этом я. – Похоже, я совершил каминг-аут. Вот и посмотрим теперь, что в среду будет на работе».

Перед обходом мне всё-таки удалось спровадить Макса домой, предварительно заверив, что, самое позднее, после ужина я благополучно вернусь туда своим ходом.