Текст книги "Звезда в тумане (СИ)"

Автор книги: Le Baiser Du Dragon и ankh976

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Они еще посидели немного с Эдуардом, а потом тот откланялся.

– Помочь вам разоблачится, дорогой друг? – предложил Снегирьцов ему в спину. Взволновался вдруг, что поручик Мухоморенко до сих пор на службе, как же несчастный ампутант сам… Про денщика он почему-то забыл в тот момент.

Эдуард замер в дверях, потом медленно обернулся:

– Помогите…

Второй раз за вечер он кого-то раздевал и второй раз испытывал волнение. Правда, сейчас он волновался о том, чтобы не повредить несчастному, отстегивая протезы.

– Вам не больно, Эдуард? – прошептал он, вынимая последние штыри из изуродованного тела.

– Все в порядке, Владимир, мне все время больно, но без них легче.

У Снегирьцова аж в груди и в бедрах заболело от сочувствия, и он принялся молча расстегивать крошечные пуговицы на белой рубашке Эдуарда. Тот неотрывно смотрел ему в лицо и, кажется, даже не моргал.

– Между ног возьмите, удобнее будет, – тихо посоветовал Эдуард, когда Снегирьцов неловко попытался перенести его в постель.

Снегирьцов ухватил его как велено, невольно огладив лысый пах, и уложил среди подушек.

– Спасибо, Владимир, – прошептал Эдуард, когда Снегирьцов погладил его по мошонке и животу напоследок.

Снегирьцов заглянул в темные провалы его глаз и вдруг, преисполнившись сострадания, поцеловал в губы. Они были сухие и твердые. А еще Эдуард так жалобно вздрагивал и изгибался от поцелуев и ласк, а проход у него оказался таким дивно расслабленным, что и смазывать, наверно, не понадобится…

– Не надо, – сказал Эдуард едва слышно, и Снегирьцов замер:

– Простите… я… спокойной ночи, Эдуард.

Он хотел было подняться, но короткие обрубки обхватили его.

– Я хотел сказать… не надо туда рукой, пожалуйста. Можно сразу членом?

– Да-да, конечно, Эдуард, – зашептал Снегирьцов, расстегиваясь и погружаясь в горячее и податливое.

У него даже слезы на глазах выступили, и было непонятно, чего же во всем этом действе больше: извращенного вожделения или мучительной жалости.

Глава 10

Саша проснулся от того, что замерз, одеяло на пол сползло. Натянул одежду впотьмах и пошел искать Володеньку, тот, верно, еще пил с товарищами. В чужом доме было темно и тихо, так странно, Володя не нашелся ни в гостиной, ни в других комнатах. Со стороны хозяйской спальни послышался вдруг вскрик и еще шорох какой-то, Саша не удержался и решил заглянуть, вдруг там поручик со своим калекой развратничают.

В темноте ритмично двигалась чья-то белая задница, и Саша с ужасом понял, что это Володина задница, не удержался тот все же от разврата, хоть и обещал. А еще он разглядел обрубочки, жалко торчащие из-под Володиного тела, до чего же гадкое зрелище, Саша даже рот себе зажал, думал вырвет. Ремень в руках так кстати пришелся, он все не мог его в темноте в штаны заправить, так и таскал с собой. Калека забормотал и опять вскрикнул, а подлый изменщик принялся что-то шептать, о любви наверно. И Саша не смог больше вытерпеть, подошел и врезал ремнем по Володиной заднице. Аж пряжка отпечаталась – две скрещенные сабли, как у пиратов.

Володя бойко скатился с уродца, обернулся, а Саша замахнулся и вновь ударил, хотел по роже попасть, да тот рукой закрылся. Из-под белой полы рубашки выглядывал торчащий член, влажный, будто Володя только спустил. Саша перехватил ремень и шлепнул этот отросток греха, вышло несильно, но Володя взвыл и повалился ему под ноги. На кровати хрипло рассмеялся калека и опять задвигал своими увечными конечностями. Саша хотел и его стукнуть, да побрезговал и принялся лупить по спине Володю, чтобы подлый изменщик навсегда запомнил урок.

– Юноша, вы так до смерти убьете своего родственника, – послышалось с кровати насмешливое, и Саша остановился. Володя охнул и попробовал подняться, даже уцепился за его ноги, а потом вдруг спросил:

– Эдуард, вы в порядке?

Более Саша не выдержал.

– Я тебя ненавижу и никогда не прощу. Между нами все кончено, – крикнул он подлецу на прощание и выбежал из комнаты.

И всю дорогу до дома бежал, слезы сдерживал, а как домой зашел, не смог расплакаться. На шум спустилась вдруг бабушка, вцепилась в него, заохала. Так они долго сидели, обнявшись крепко в холле на диванчике.

– Что же творится на свете белом, полиция была, говорят, устроили злодеи здесь свое логово, – шептала бабушка и гладила его волосы. – Я сердцем неладное чуяла, решила вернуться.

– Убили злодея, Митька это был, а остальных арестовали, – успокоил ее Саша и опять про Володю вспомнил, сделалось так больно. Как он был слеп, отдал сердце свое подлецу и развратнику, а тот будто в насмешку выбрал для страсти столь ничтожный объект…

– А Володенька где же, почему ты один пришел? Он мне записочку оставлял, что вы вместе в полицию…

– Слышать не хочу про этого негодяя, – прервал ее Саша решительно. – Он для меня все равно что умер.

– Сашенька, что же ты говоришь… – удивилась бабушка, а потом отвела в комнату и напоила чем-то. Саша быстро уснул, воображая, что лежит в гробу среди белых лилий, прекрасный и мертвенно-бледный, а Володя рыдает над ним горько-горько.

***

– Саша! – на пороге гимназии его Родька поджидал, треснул по плечу приветственно. – А я думал ты опять экзамены будешь осенью сдавать.

Сашенька только усмехнулся неопределенно, до экзаменов ли сейчас. Бабушка с утра подняла его и заставила в гимназию идти, он спорить не стал, все равно дома невмоготу сидеть.

– У нас попечитель будет новый, представляешь, – зашептал ему Родька вдруг в ухо. – Прошлый помер, застрелился, как полиция его арестовывать пришла. Он в секте главный был, ну, в той, которая девиц резала.

– Брехня! – ответил Саша, он-то помнил жандармские разговоры. – Князь Н. там главный был.

– Читай, – протянул ему Родька газету, позаимствовал у папеньки утром. – Помнишь, мы девку нашли в доме заброшенном, так это тоже их рук дело, сектантов проклятых. Вынули ей все внутренности и сожрали!

– Зачем?

– Омолодиться хотели! – Родька загадочно выпучил глаза. – Да ты читай.

Сашенька удивился очень, прочитав статью, вот бы Володю расспросить, как все на самом деле было. И еще огорчился изрядно, прежний-то попечитель гимназии был маменькин добрый знакомый, отчего Саше сходили с рук все невинные шалости.

Весь урок географии Сашенька мучился желанием рассказать приятелю о своем горьком разочаровании в любви, а на перемене не выдержал. Они сидели у открытого окна в туалете, на подоконнике прямо, а ноги на улицу свесили. Родька держал в зубах незажженную сигарету и вдруг похвастался, что познал сладость плотской утехи, папенька в заведение его водил, к девицам.

– Я тоже познал, – горько сказал Саша, – по любви.

– С горничной?

– Нет, с одним… с одной дамой двадцати семи лет, – Саша вовремя сообразил не все Родьке рассказать.

– Со старухой?

– Дебил! – он стукнул Родьку по лбу, а тот возьми да и выпади в открытое окно со второго этажа, прямо под ноги классному наставнику, синяками отделался и чуть не оторванным ухом.

Так что ко всем Сашенькиным горестям добавился еще и выговор, велели маменьке в гимназию явиться для беседы.

***

– Что же, голубчик, не побежите за своим отеллой? – спросил Эдуард, криво усмехаясь.

Снегирьцов застегнул штаны, а потом с невольным стоном присел на постель:

– Не стоит, пожалуй, юноша взволнован, пусть остынет.

Он покосился на разверстую промежность Эдуарда, оттуда вытекало белое, бедра и живот тоже забрызганы этим. Да, Снегирьцов кончил в тот самый момент, когда Сашенька врезал ему. И сложно было сказать, раскрасил ли знаменательный удар по заднице наступивший как раз экстаз, или же наоборот: ослепительный экстаз был спровоцирован знаменательным ударом. Но Эдурда он оросил чуть не до плеч, выдернув не вовремя, знатный выстрел получился.

Снегирьцов принес влажное полотенце и принялся изничтожать следы своего преступного вожделения на теле калеки. Тот послушно подставлялся и пристально глядел ему в лицо.

– Я пойду к себе, пожалуй, – улыбнулся ему Снегирьцов. – А то явится сейчас еще один отелло, и не избежать мне дуэли… А это будет совершенно некстати.

– Что вы, не беспокойтесь. Петенька не будет в претензии.

– Зря вы так полагаете, – с осуждением покачал головой Снегирьцов.

– Наша привязанность давно не похожа на свежую рану, все затянулось, – цинично ухмыльнулся Эдуард.

– Неправда, – успокоил его Снегирьцов, накрыл одеялом и, зевая, поплелся в гостевую спальню.

Перенесенное волнение все еще будоражило его, отзываясь во всем теле нервным подрагиванием, и томной, тянущей болью… Интересно, скоро ли остынет Сашенька? Он рассеянно улыбнулся, вспоминая себя в том же возрасте. А вдруг и в самом деле не простит? Да нет, не должен…

Во сне он увидел вместо своеобычных непристойностей Сашу, тот был в гимназической форме и с розгой в руке. Сам Снегирьцов же, неизвестно каким образом оказавшийся в своем возрасте в классе, пытался рассказать ему про греческие глаголы и, к своему ужасу, не припоминал ни одного!

***

На следующий день Снегирьцов с изумлением зачел утреннюю прессу с разнообразными скандальными инсинуациями и неаппетитными подробностями.

– Что это, судари?

– Князь Н. мутит воду, – хмыкнул поручик Мухоморенко. – Скользкий тип, полагаю, выйдет сухим. Вот только не понимаю, зачем было слито столько информации прессе, да еще и много истинного.

– Знаете, мой друг, – ответил Снегирьцов, подумав, – это же известный прием современной риторики: ежели скандал неизбежен, то надобно раздуть его до немыслимого и фантастического, и тогда уж приличным людям и думать о нем не захочется, такую оскомину набьет.

– Возможно, – едва слышно заметил Эдуард, под глазом у него темнел синяк.

Снегирьцов решил навестить Галу в клинике, и там был застигнут очередным известием об ее кончине. Только теперь в этом не было никаких сомнений, он стоял перед смертным одром и с ужасом глядел на ее тело. Несчастную поразила страшная болезнь, имеющая, по-видимому, грибковую природу. Какие-то жуткие кожные поражения и паутинная плесень, проросшая чуть ли не насквозь. То, что осталось от бедной женщины, узнать можно было с большим трудом.

– Но как? – спросил он у присутствующего тут же врача. – Как болезнь могла развиться до такой степени в столь малые сроки?

– Новый, изумительно активный штамм, коллега, – отозвался врач с неуместным энтузиазмом. – Хотите посмотреть, с какой скоростью происходит заражение?

Снегирьцов болезненно поморщился, отворачиваясь от застекленного проема. Хоть и оказалась Гала злодейкой, но все жалко ее было.

– А покажите, коллега, – отозвался он с должным прискорбием в голосе. – Надеюсь, вы это не на мне покажете?

Доктор добродушно хохотнул и повел его в лаборатории:

– Вы совершенно правы, непременно нужно полный защитный костюм надеть, новая зараза хоть и передается исключительно при контакте, но предосторожность!

Снегирьцов, обряженный в скафандр, как у гидронавта, с любопытством разглядывал ящик с пораженными паутинным грибком морковками.

– Так изначально это растительный паразит? – изумился он.

– Да! И посмотрите, как необыкновенно он взаимодействует с белковым организмом! – доктор предвкушающе потер ладони, а потом выловил щипчиками одну морковь, да и бросил ее в террариум с белым хомячком. В террариуме, помимо хомячка, плавал кусок тумана.

Несчастное животное забилось было в угол и гневно зацокало, но доктор неумолимо пододвинул морковку к самому его носу, контакт был неизбежен.

– Отвратительно, – с чувством резюмировал Снегирьцов через двадцать минут.

За это время хомячок успел покрыться белым налетом и издохнуть.

– Погодите, дальше интереснее будет, – голос доктора искажался шипением динамиков.

– Какая страшная зараза, – покачал головой Снегирьцов, когда хомячок пророс пушистой плесенью и разложился почти. – Надо немедленно сообщить властям и объявить карантин. Это же похуже бомбы будет, если война.

– Постойте-постойте, вы не знаете еще самого интересного! – доктор схватил очередную морковку и повлек Снегирьцова к следующему террариуму, с серым хомяком, но без тумана.

– Вот, убедитесь в поразительной разнице, – провозгласил доктор с торжеством.

Спустя полчаса серый хомяк продолжал жить как ни в чем не бывало.

– Все дело в тумане, не так ли? – Снегирьцов был впечатлен.

– Да! Без тумана это всего лишь безобидный грибок, максимум способный извести запасы в погребе. Ах, дорогой коллега, свойства ростовского тумана до сих пор так мало изучены.

Они увлеченно уморили еще пару мышей, потом обсудили сравнительные анализы туманов из различных жерл…

А потом их прелюбопытная дискуссия была прервана самым бесцеремонным образом, жандармерией. Снегирьцов аж застонал негромко, вообразив себе все эти допросы и показания по новому кругу. Но от него потребовали совсем немногого: только опознания тела. Он опознал, хотя в душу его закралось вдруг сомнение: отчего Митька так уверенно о Галиной смерти говорил заранее, неужто прозрел подлой своей душой? Или же знал о грядущем событии, да время перепутал? И верно ведь, как вовремя Гала преставилась, словно по заказу сразила ее ужасная болезнь.

Терзаемый мрачными подозрениями, он лишь отмахнулся от поверенного, втирающего чего-то там о семейном деле. Надо ехать домой, как там Сашенька, простил ли его? В случае чего можно и на коленях поумолять о прощении, покойная супруга ни разу не смогла устоять против этого.

А еще его волновала Гала: ведь если та каким-то образом жива сейчас, то не похитит ли она сына?

Глава 11

Саша в комнате своей закрылся, страдал и капал себе воском на руку. Вот бы Володьке на срамные места так, за измену. На запястье оставались красные пятна, как следы неведомой болезни, которая маменьку поразила.

Бабушка утром еще обещала его с собой к доктору взять, который маменьку лечит. Саша ждал-ждал ее, до вечера аж, да и спустился вниз, наконец не выдержав. А еще тайная надежда была на Володю наткнуться.

Так и случилось, в гостиной сидели оба – изменщик и плачущая бабушка. Та, как Сашу увидела, еще сильнее слезами залилась:

– Сашенька, сиротка ты мой бедный… Галочка наша…

– Померла она, – сказал Володя и посмотрел на Сашу бесстыжими глазами.

***

– Как… как умерла? – Сашенька резко побледнел, даже маленькие веснушки стали видны. – Ведь еще вчера…

Бабушка вскочила и принялась поить его водичкой, а Снегирьцов сжал кулаки и уставился в окно. Вспомнилось вдруг, как ему принесли известие о смерти жены.

– Поплачь, Сашенька, легче будет, – убеждала мальчика бабушка, а тот смотрел сухими глазами на Снегирьцова:

– Я хочу ее видеть.

– Пойдем, – согласился Снегирьцов.

– Разве можно ребенку такое показывать, Володя, бог с тобой!

– Почему нельзя? – вскинулся Саша.

– Можно-можно, оставьте, маменька, Саша уже взрослый. А вы пойдете с нами?

– Нет… Нет, – добрая старушка замотала головой. – Не хочу такие ужасы видеть.

В автомобиле повисло тяжелое молчание.

– Про какие ужасы бабушка говорила? – наконец прервал его Саша, голос у него был хриплым.

– Увидишь, Саш, болезнь уж больно неприглядная маменьку твою сразила, – пробормотал Снегирьцов, лавируя меж двух загадочных драндулетов с огромными трубами.

А перед проемом в камере морга Саша зажал рот руками и прислонился обессиленно к Снегирьцову.

– Пойдем, отсюда, Володя, немедленно…

Он обхватил мальчика за плечи и поспешно вывел из клиники, служители в фартуках провожали их любопытствующими взглядами.

***

За всеми этими заботами незаметно наступила ночь, и бабушка уже спала, когда они вернулись.

– Подать ужин, барин? – спросил лакей, глядя на них как-то одновременно, так что непонятно было, к кому он обращается. Снегирьцов усмехнулся, прислуга явно была в растерянности, не зная, кого считать за хозяина в доме.

– Чаю подай, в кабинет, – велел он. – Саша, ты будешь кушать?

Саша коротко мотнул головой:

– Я к себе пойду.

Снегирьцов догнал его уже около спальни и, втолкнув в дверь, молча прижал к стене.

– Отстань, подлец, – зашипел тот, злость в его голосе отдалась нервной волной в животе.

– Прости, Сашенька, я больше никогда, бес попутал, поверь мне… – он стиснул худой мальчишеский затылок, чувствуя, как бешено бьется жилка под рукой, и провел губами по Сашиному виску.

– Уходи, – упрямо повторил Саша, и растерянно оглянулся, когда Снегирьцов отступил.

– Хорошо, если ты так желаешь, – он, напряженно улыбаясь, отошел еще на пару шагов.

– Да, желаю, – Саша топнул ногой. – Предатель!.. Стой, куда пошел?

Снегирьцов, не отвечая, запер дверь, за что чувствительно получил по плечу. Он обернулся и резко дернул на себя размахнувшегося еще раз Сашу. Поцеловал насильно почти, чувствуя, как расслабляются теплые Сашины губы, поддаются его напору.

– Прости, Саша, прости, – повторял он, подталкивая его к кровати.

Саша слабо упирался, и тогда Снегирьцов опустился на колени и поцеловал его в живот, через рубашку куда-то. Саша судорожно вздохнул:

– Ладно, Володя… Но в последний раз…

– Конечно, любимый, – горячо зашептал Снегирьцов в его обнаженный уже пах. – Больше никого, клянусь, только ты.

Кожа у Саши была такая нежная и чистая, одно удовольствие ее лобызать. Снегирьцов усердно вылизывал его, оттягивал слегка яички в нужный момент, не позволяя Сашеньке кончить раньше времени, и проникал языком к воротам наслаждений.

– Ты… ты чего хочешь, Володь? – очнулся вдруг Сашенька, когда его специально заготовленным кремом смазали. Снегирьцов этот крем из клиники стащил, под руку попалось.

– Любви, конечно же.

– Нет, не так… – Сашины глаза испуганно распахнулись.

– Что же мне, так – с другими искать? – грустно спросил Снегирьцов, поглаживая его промеж ног.

– Нет…

– Не бойся, я больно не сделаю, – пообещал Снегирьцов, и Саша медленно кивнул, ресницы его томно опустились, в потемневших глазах плескался огонь желания.

Снегирьцов ему улыбнулся, малейшие оттенки дискомфорта, страха или удовольствия на Сашином лице откликались в его душе восторгом, тем чистым и искренним чувством восхищения, которое охватывают человека только во время божественной мессы истинного служения. Проникая в невинное Сашенькино тело, он, казалось, проникал в бесплотный мир духа, возносясь из бездны порока в небеса любви и единения.

– Володь, – прошептал Саша позже, когда они уже просто обнявшись лежали, – а маменька, она…

Он вдруг всхлипнул и уткнулся лицом Снегирцову куда-то в шею.

– С маменькой твоей дело темное, – таинственно прошептал ему на ухо Снегирьцов. – Может, это и не она в клинике была…

– Тогда кто? А где она? – Саша приподнялся, глаза его блестели в отблесках тумана.

– Не знаю, но вот послушай, какое дело… – и Снегирьцов решился поделиться с ним всеми своими подозрениями, в конце-концов, всегда лучше знать, чем не знать и горевать.

– Так значит, завлекли маменьку проклятые сектанты в свои игры, – Сашу явно захватила неведомая тайна.

– Выходит, так…

Глава 12

Саша сразу поверил, что маменька жива. Мертвое тело, которое они в клинике видели, ничуть на нее не походило, кокон паутинный какой-то.

Дома они вместе с Володей распотрошили все на маменькином туалетном столике и в гардеробе, а так же в Володином кабинете, бывшем папенькином. Саша увлеченно искал хоть какие-нибудь следы преступной деятельности, вдруг сохранились описания сектантских ритуалов. Идея чудесного омоложения, про которое в газетах писали, запала ему глубоко в душу, настоящее спасение для Володеньки.

Но удалось найти лишь пачку писем (Володя сказал, что неприлично все же чужую переписку читать, и забрал их у Саши), и еще плеть с интересной рукоятью – в виде огромного черного фаллоса. Саша разглядывал находку и предавался сожалениям, что так быстро Володю простил, надо было проучить хорошенько, чтобы тот и думать забыл о блуде.

– Скажи, Володя, это ведь он тебя соблазнил, да? А ты калеке несчастному отказать не смог? – Саша плеть не выпускал из рук, до чего удобно держать было.

Володя молчал, сознавал вину свою, значит. Саша уже хотел его легонько по заду стукнуть, будто бы в шутку, но бабушка в комнату вошла, помешала. Володя ее на следующее же утро в усадьбу отправил. А еще в гимназию сходил и бранился потом хуже маменьки, даже розгой грозился.

– Я буду, буду учиться, Володя, все экзамены сдам, – теперь Саша его уговаривал, пытаясь протиснуть колено меж дядюшкиных бедер, они полураздетые возились в Володиной постели.

– Придется преподавателей нанять… мазь возьми, неуч.

– Давай так, пожалуйста, – стало вдруг интересно, позволит ли Володя без смазки вставить.

Саша прижал его к кровати посильнее, и тот вдруг затих и закрыл глаза. Он не собирался всерьез больно делать, хоть и трепетала душа от сладостных воспоминаний, как Володя от ремня повалился к его ногам…

– Я пошутил, не бойся, – зашептал Саша извинительно и перевернул Володю на живот – так ему более всего нравилось.

А ежели на четвереньки подняться его заставить, то можно созерцать любовный акт во всей красе, на округлой ягодице к тому же не сошел еще след от удара пряжкой. Он погладил синяк, а потом шлепнул ладонью, член его двигался в Володином теле, выгнутом страстно и покорно. Саша пожалел, что плетку бабушка у него тогда отобрала и выкинула, обозвав мерзостью, вот бы сейчас… Он не сдержался и принялся осыпать ударами Володину задницу, и, хоть тот вскрикивал и стонал, остановился Саша только когда кончил.

– Прости, прости, – Сашенька сразу же обнял Володю испуганно, даже не сразу заметил, что под ним вся кровать семенем забрызгана. – Володя, я… прости меня…

– Попить принеси, – хрипло ответил тот, не сердился вроде бы.

Саша налил воды из графина и подал Володе, сердце его ликовало, как всегда после соития с любимым, но и совестно было, как же он так мог…

– Хочешь, ты меня теперь? – спросил он покаянно. Отдаваться Саше нравилось меньше, все же неуправляемое удовольствие получалось, со странным оттенком, и саднило потом неприятно.

Володя только рассмеялся в ответ тихонько:

– Завалишь экзамены, выгоню тебя совсем из спальни.

– Я все сдам, завтра же заниматься начну, – внутри аж похолодело, неужто Володя на такое способен.

***

Днем Сашенька усердно посещал гимназию, а после занимался дополнительно, корпел над занудными книгами. Дожидался возвращения Володи, чтобы с лобызаниями наброситься и поскорей к разврату перейти.

Вот и сейчас расположились они прямо на ковре посреди гостиной, терпенья не хватило в спальню идти. Завозились, освобождаясь от одежды, Саша давно уж хотел припасть к желанному телу.

– Запах странный, будто подох кто-то, – прервал Володя его возвышенные мечтанья.

– Может, Конрадище дух испустил, – захихикал Саша. В гостиной и впрямь попахивало сладковато и гнилостно, вспомнился некстати жандарм-калека.

– Погоди, Саш, воняет ведь сильно, от окна самый смрад идет.

– Конрад, кис-кис, вылезай, дохлятина!

Никто не отозвался, и стало вдруг тихо-тихо. Саша лишь сейчас заметил, что стемнело почти, и сглотнул нервно. Одно из окон было открыто, штора слегка колыхалась, и через подоконник перевалился первый сиреневатый клочок тумана. А у портьеры стоял натуральный мертвяк, голый и с перекошенной синюшней рожей. В животе у него зияла загнившая рана, Саше даже показалось, что там копошится нечто белесое, вроде червяка.

– Не ждал, гнида? – мертвяк развернулся и шагнул неловко, чуть не упал.

А Саша признал в нем Митьку и ужаснулся, все же страшное чудовище получилось.

– Пошел вон! – Володя схватил совок с каминной стойки и попытался отогнать гниющего Митьку, но тот не обращал внимания, приближался бочком.

– Таким только голову рубить, иначе не убьешь! – вспомнил Саша детские страшилки. – А потом сжечь надобно.

– За топором беги, в кладовой должен быть, – голос у Володи обманчиво-спокойный был, и Саша не стал медлить, со всех ног кинулся к боковой двери. Успел увидеть лишь, как Володя кочергой Митьку пронзил, и еще совком треснул.

А в коридоре Саша чуть с ног не сшиб родительницу, та как специально за дверью дожидалась.

– Маменька! – он прижался к ней на мгновение. – Я знал, что вы не умерли, Володя сказал. А еще там Митька дохлый!

Саша опомнился и потащил ее за руку, маменька оказалась на удивление слабой и легкой, не то что Володя.

– Пойдем, милый, пойдем со мной… поезд скоро. А Митьку не бойся, не вышло с ним правильного оживления, – засмеялась маменька. – Неудачный экземпляр все же, да и при жизни только для одного был годен.

– Для разврата? – спросил Саша, получил по губам и очень разозлился от этого, даже маменьку оттолкнул и крикнул: – Я с вами никуда не пойду! А правда, что у злодеев вы главная были?

И сам своих слов испугался.

– Это тоже Володя сказал?

– Да все знают в жандармерии, и про князя Н. и про вас!

– Александр!

– Прощайте, – сказал ей Сашенька, уезжать без Володи он точно никуда не хотел, даже в Африку на поиски папеньки вместе собирался отправиться.

– Идиот, – прошипела маменька ему в спину, Саша бросился обратно в гостиную, там подозрительно все затихло.

Посреди комнаты лежал пронзенный Митька, до чего жалкое зрелище, а рядом стоял Володя с каминным совком. Откуда-то из-под дивана вылез Конрад, обошел поверженного мертвеца, принюхался недовольно и заскреб лапой, будто закапывал. Саше стало интересно и страшно одновременно, вдруг опять оживет.

– Маменька приходила, – сказал он Володе. – Я с ней не поехал, решил с тобой остаться.

– Сообщить в жандармерию надо… Не про Галу, про это вот, – тот совком указал на распластанное перед ними тело. – Прелюбопытнейший случай.

– Да, не надо про маменьку…

Рубить Митьку на части они не стали, завернули в ковер, который в гостиной лежал на полу, все равно тот испорчен был безвозвратно.

Конрад скакал по комнате как бешеный, Саша еще удивился, мышь что ли поймал.

– Помоги-ка, – попросил Володя, пытаясь схватить кота.

– Брысь, тварина, – Саша слегка пнул распоясавшееся котище, отчего тот выронил наконец свою добычу – отгрызенный Митькин палец.

– Фу, гадость!

– Жаль, бабушка не видела, – засмеялся вдруг Саша, до того живо представил бабулин обморок от пальца. А уж если в гимназию принести…

Но Володя не разрешил, присовокупив палец к прочим останкам.

Глава 13

– Так и сказала, экземпляр, мол, неудачный? – переспросил Снегирьцов, разузнав у Сашеньки все подробности разговора со злодейкой. На спине выступила холодная испарина.

– Да, а что? – отозвался Сашенька легкомысленно. – Иди же сюда.

Они были в ванной, решили отмыться после мертвечины. Мерзкий запах всюду преследовал, Снегирьцов даже сжечь одежду велел. Вот бы коту еще пасть помыть…

Он вздохнул, переступая босыми ногами на холодном мраморе, а потом забрался к Сашеньке, тот был горячий и скользкий от мыльной пены.

– Как что, – зашептал он, натирая Сашеньку мочалкой, – ведь если есть неудачный, значит и удачные наличествуют. А как притащится сюда такой экземпляр? Его-то убить посложнее будет.

– Надо оружие, саблю, башки им рубить! – обеспокоился Саша и даже вскочил, словно немедленно бежать собрался. Прямо перед Снегирьцовскими губами закачался возбужденный розовый член, и он не удержался, поцеловал его в самый кончик.

– А куда твоя маменька направлялась, не сказала?

– На поезд какой-то спешила, я ж говорю, – Саша с намеком подался вперед бедрами и по голове его погладил, захватывая волосы в кулак.

Снегирьцов послушно открыл рот и принялся сосать, мысли в голове носились как бешеные, а в паху так и сводило похотью, совершенно невозможно сосредоточиться на проблеме ходячих мертвецов. Это же невероятно! Сашенька меж тем накончал ему на лицо, потом принялся вытирать, имея вид при этом крайне заботливый, еще и промеж ног его поглаживал. Нет, не могут мертвые оживать, наверняка это болезнь страшная, вариант той самой Ростовской Проказы, из морковки порченной произошедшей. Он застонал, уткнувшись в Сашино плечо и изливаясь ему в руку. А потом как осенило:

– Так ведь на Варшаву поезд через час где-то! Надо немедленно бежать.

Саша не стал спрашивать – зачем да почему, лишь кивнул и принялся собираться.

Правда и жандармерия проявила дивную расторопность на этот раз, и, уже полностью одетый, Снегирьцов увидел их подъезжающий экипаж.

– Через черный ход давай, – нервно сказал он Саше, Гала уходила, а жандармов никак нельзя в это дело вмешивать.

Но и с черного входа уже стучались какие-то два господина. Они замерли на лестнице, глядя в окно, а потом Сашенька вдруг высунулся наружу и тут же отшатнулся обратно.

– Мертвяки там, Володя, обойдем их.

Они побежали на кухню.

– Скоро приготовится, – обратилась к ним кухарка.

– Немедленно к парадному на выход, Глаша, и всем людям приказ передай, – бросил ей Снегирьцов, а потом выпрыгнул вслед за Сашей в окно.

Шляпу его сдуло ветром обратно в кухню, вслед донесся изумленный возглас Глаши. Мертвяки продолжали долбиться в дверь, а Сашенька, подхватив вдруг обрезок бронзовой трубы с вентилем, бросился к ним. Снегирьцов тоже взял какую-то железяку, они тут лежали аккуратной кучкой. Трость в мертвечине пачкать не хотелось.

– Не убивайте, господин, пожалуйста! – обернувшийся вдруг мертвяк пал на колени, отчего Сашенька, явно жаждущий снести ему голову, промахнулся и врезал второму по локтю. Рука у того отвалилась, а сам он испуганно прижался к стене.

– Замолкни, нечисть, – воскликнул Саша и снова замахнулся. Мертвяк протянул к нему умоляюще руки, в темных пальцах блестел серебряный крестик.

У Снегирьцова в груди отдалось какой-то ломкой болью – до того жалостное было зрелище. Саша тоже растерянно медлил.

– Не надо, Саша, оставь их, пусть скажут, зачем пришли.

– За мадам Снегирьцовой… за Галой… обещала вылечить… сюда велела идти… – забормотали мертвяки вразнобой.

– Нету ее здесь, уймитесь, – отрезал Саша и покачал трубой значительно.

– Чем же вы заразились, господа, – просил Снегирьцов с брезгливым состраданием, и отступил подальше, утягивая за собой Сашу. Мертвяки были приличные – в котелках и галстуках, может, чиновники, даже и девятого класса… или выше. Наверно, на их месте любой мог оказаться.

Несчастные, захлебываясь словами и торопясь, принялись рассказывать о каком-то вечном сиянии, великой госпоже, печати зверя и прочей каббалистической муре, каковую образованному-то человеку и слушать зазорно. Точнее, было б зазорно, кабы не походили они во всем на натурально разлагающиеся трупы. Снегирьцов, прижимая к лицу платок, наблюдал, как один из них робко подбирает свою руку, а второй с трудом поднимается с колен. Они были совсем безобидные, но тем не менее: как могла бескровно отвалиться только что шевелящаяся рука? Ростовская проказа ведет себя как приличная болезнь, уж если что поражает до омертвелости, то оно никак не шевелится. Интересно, а как выглядит мозг сих мертвяков? Вот бы вивисекцию произвести… В этот момент Сашенька захихикал ему на ухо: мол, а если шмякнуть им по башке, что будет?