Текст книги "Инкубатор (СИ)"

Автор книги: Le Baiser Du Dragon и ankh976

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Глава 1 ==========

Даррел похлопал по теплому боку флаера, отпуская водителя на парковку. Чертов Институт продолжения рода щеголял красивыми остроконечными луковками, золотистыми куполами и прочими архитектурными излишествами. Вместо того чтобы обзавестись парковками на крышах, как все нормальные учреждения.

– Красиво тут у вас, – процедил Даррел, пожав руку встречающему его медику. А потом любезно улыбнулся. Несколько месяцев в космосе – и он опять забыл, как быть “милым, сочувствующим и готовым помочь”.

Медик понимающе покивал:

– Оно само отрастает, капитан. Каждый месяц планируем парковки на крышах, а через несколько дней оно начинает вырождаться вот в это, – он обвел рукой окружающие их пряничные домики. – Вот если бы вы прилетели на неделю раньше…

– Увы, – ухмыльнулся Даррел, – мои мечты приехать раньше были повержены жестокой реальностью.

Врач засмеялся, и Даррел решил, что светскую беседу уже можно свернуть. Не рассказывать же доктору подробности их славного вояжа по окраинам Вселенной.

– Как наша партия маток? – спросил он.

– О, отлично, все пятеро симбионтов успешно прижились, а носители прекрасно адаптировались, как физически, так и психологически, – расцвел медик.

– Замечательная работа, док, – сказал Даррел и привычно отключился от потока маловажной информации, которую тут же принялся вываливать на него медик.

Конечно, Даррел приехал на Землю не только за матками, но в колонии считали эту часть миссии особо важной. Как же, “мы будем настоящей большой колонией, у нас будут настоящие детишки из маток, умные и милые, не то, что эти бедняжки из инкубаторов”. По мнению Даррела, они вполне могли обойтись пришлыми специалистами и не тратить чертову тучу денег на безмозглых маток. Но все полагали, что без маток и “натуральных детишек” поселение остается “эмоционально мертвым”, а Даррел не считал себя экспертом в эмоциональном, потому и оставил свое мнение при себе.

Дело в том, что Даррел сам был инкубаторским, но его происхождение повлияло не на интеллектуальную сферу, как обычно, а на эмоциональную – в нем было так мало требуемого обществом “сочувствия, поддержки и желания помочь”. Но зато он легко смог закончить не только начальную школу, как все инкубаторские, но и среднюю, а потом успешно поступить в Высшую Школу Колонизаторов. И почти забыть бесконечные унижения детства, все эти удивленные взгляды, все это сочувствие к “бедняжке из инкубатора” и смешки ровесников за спиной. И свой постоянный и позорный стыд за родителей, таких милых, но таких недалеких. Один из них работал водителем, а второй привратником.

Даррел осмотрел будущих маток и даже погладил каждого по украшенному шрамами животу, когда их раздели. Голые матки выглядели смущенными и испуганными. И очень привлекательными с этими своими мягкими линиями худеньких тел и поджавшимися безволосыми яичками. Наверное, здорово было бы взять себе такого на целый год и переть во все дыры, подумал Даррел и привычно прикрыл глаза, скрывая их выражение. Никакой матки на год ему не светило, так как у него не было постоянного партнера из образованных.

Последние лет десять Даррел предпочитал для секса пользоваться обслугой. Все три партнера, с которыми он когда-то пытался “выстроить глубокие чувственные отношения”, через год-другой подобных отношений покидали его, оправдываясь тем, что не могут жить с “непонимающим их мудаком”.

– Когда их можно забирать, док? У меня не так уж много времени на Земле.

– Хоть завтра, капитан, хоть завтра, – благостно заулыбался медик и тоже потрогал одного из маток за живот – в месте сращения с симбионтом. Матка щекотливо поежился и нерешительно улыбнулся, блеснув влажным взглядом. Член его слегка увеличился, как и должно быть от прикосновения знакомого.

– Да, вижу, симбионты уже прижились, – усмехнулся Даррел.

Приживаясь, симбионт испускает в тело носителя гормоны, действующие как афродизиак и подавляющие умственную деятельность. Впрочем, инкубаторские работяги, из которых и создавали маток, мало что теряли в смысле умственной деятельности.

Даррел еще полюбовался на одевающихся маток, поправил ремень и любезно улыбнулся доктору, прощаясь. Обратно его провожал уже санитар, и Даррел лениво размышлял – есть ли шанс склонить его к непритязательному отсосу где-нибудь в подсобке. Или придется терпеть до гостиницы.

– Послушай, любезный, а не хочешь… – обратился он было к санитару и вдруг замер.

Навстречу ему вели Генриха, его самую первую и самую сильную любовь. Генрих был с голыми ногами и наряжен в больничный халат, белые тапочки и наручники. У Даррела пересохло в горле. Что Генрих натворил?

– Дядя Даррел? – сказал Генрих нерешительно, и Даррел сморгнул, отгоняя наваждение.

Конечно же это был не Генрих, ведь Генрих погиб три года назад, да и не был он давным-давно тем тонким ясноглазым школьником, каким Даррел его запомнил на всю жизнь. Это его сын, Хаген, кажется.

– Как ты здесь оказался… Хаген?

– Вот… – бледно улыбнулся Хаген, – приговорили. Маткой теперь буду, – он хотел сказать что-то еще, но его толкнули в спину:

– Пошли давай, нельзя, – добродушно пробасил сопровождающий его санитар и добавил в сторону Даррела: – Простите, сэр.

Даррел долго смотрел им вслед и чувствовал смутную тесноту в груди. Наверное, это неприятное ощущение и было хваленым состраданием и желанием помочь. С детства он боялся, что его дурная инкубаторская наследственность проявится и лишит его мозга. А теперь его страх стал реальностью для сына Генриха, об успехах которого тот рассказывал каждый раз с такой гордостью. Скоро Хаген станет безмозглым маткой, думающем лишь о трахе.

***

– Неблагонадежность и преступные наклонности, – сказал помощник прокурора с искренним сожалением, – увы, Даррел, сыну твоей первой любви не помочь уже ничем, кроме радикального перевоспитания.

– Но, возможно… – Даррел нервно побарабанил пальцами по столу, – у него еще есть шанс стать достойным членом общества, не теряя квалификации?

– Быть маткой – очень почетно и достойно, – сказал помощник прокурора с осуждением. – И приносит очень много пользы обществу.

“Что ж ты сам маткой не станешь”, злобно подумал Даррел и ухмыльнулся, представив собеседника с брюхом.

– Ты только полюбуйся на его послужной список, – продолжал меж тем помощник прокурора, – приводы за хулиганские акции, кощунственные деяния, подпольные издания, сопротивление при аресте… этот мальчик совершенно испорчен и потерян для нас.

– У нас в колонии, – медленно сказал Даррел, – есть много вещей, которыми не хотят заниматься образованные, а инку… низкоквалифицированный персонал не может. Я состою в правлении и имею право инициировать программу реабилитации ненадежных. К тому же, – он пристально посмотрел в глаза своему давнему приятелю, – врач сказал, что контрольные образцы к нему не приживаются. Он отторгает симбионтов, и, возможно, так и погибнет без пользы обществу. А нашей колонии нужны дешевые и безотказные специалисты.

– Безотказные, – усмехнулся помощник прокурора.

– Я буду тебе должен, Сэм, – Даррел еле заметно улыбнулся.

Ему отдали мальчишку на двадцатилетнюю реабилитацию, предписав только ежедневные инъекции экстракта с гормонами симбионтов – “для смягчения характера и преступных наклонностей”.

***

– Пересмотрели приговор, – неверяще повторил Хаген, и куратор с готовностью протянул ему планшет:

– А ты не согласен, хочешь маткой заделаться?

Развешанные по стенам кураторского кабинета портреты членов Совета как будто укоряли, что Хаген не желает приносить пользу обществу.

Он сглотнул и торопливо прижал большой и указательный палец к экрану:

– Я согласен, согласен на добровольное сотрудничество. А что это за поселение, куда меня направят?

Куратор забрал у него планшет и принялся там копаться, подтверждая подлинность согласия и отправляя данные в прокуратуру. Хаген усмехнулся всей этой лицемерной возне.

Черт, целых двадцать лет в какой-то неизвестной жопе мира. Но это в тысячу раз лучше, чем стать безмозглой утробой и анальным рабом. Именно так некоторые называли маток в их Лиге освобождения, а теперь их самих сделают матками, всех, кому еще тридцать не стукнуло, и они будут “служить обществу и искупать вину за свои кощунственные деяния”. Так сказал судья, а потом это неоднократно повторили в новостях. В столовой, где Хаген питался с будущими плановыми матками, был визор в полстены, и там постоянно крутили новости или сериалы.

– Хирвиз, новое поселение, планета земного типа, – наконец-то разродился куратор и добавил с притворным сочувствием: – Н-да, не курорт.

Хаген пожал плечами. Ну, он ведь хотел когда-то отправиться на одну из малоизученных планет, не зря же поступил на факультет ксенобиологии. А потом зачем-то выбрал специализацию по симбионтам и увлекся их изучением. Даже выстроил модель приживления симбионта в особь коровы, ведь это было бы так здорово – не использовать людей в качестве маток. Модель, естественно, оказалась нежизнеспособной, но его статьи вызвали некоторый резонанс. Тогда его чуть не отчислили и отстранили от практических занятий в Институте продолжения рода. И Хаген вступил в Лигу освобождения, мечтая о справедливости для всех членов общества. Ведь будущих маток обманом убеждали дать согласие на приживление симбионта.

– Твой новый куратор – Даррел Лэнс, будешь отчитываться ему в установленном порядке, – куратор пошевелил бровью: – Тебе даже предоставят ограниченную свободу, мера предосторожности – ошейник.

– Дядя Даррел?!

Неужели решил помочь после того, как увидел его здесь?

– Родственник?

– Нет-нет, – Хаген незаметно вытер вспотевшие ладони, – просто давний приятель отца. Школьный друг.

– Инкубаторский?

Хаген кивнул.

Он хорошо помнил дядю Даррела из своего детства, лет до восьми. А потом они мало общались, отец почему-то запретил им играть. Хагену особенно ярко запомнилось: дядя Даррел сжимает его запястья одной рукой, а второй бьет по заднице. Именно так допрашивают пленников космические бандиты, Хаген сам его научил и попросил поиграть с ним. Больше никто из взрослых на такие игры не соглашался. А еще дядя Даррел был здоровенный, на полголовы выше отца, и всегда заросший щетиной. Хаген, когда был маленький, любил ее трогать и сравнивать с волосами на голове. Щетина была колючая и рыжеватая, а волосы мягкие и гораздо светлее. Так интересно и странно.

С Хагена сняли наручники и выдали серый арестантский комбинезон и ботинки. А потом в кабинет вошел дядя Даррел, поздоровался за руку с бывшим уже куратором и коротко кивнул Хагену.

– Меня прямо сейчас заберут? – робко улыбнулся ему Хаген, но Даррел ничего не ответил.

– Да, – бывший куратор устало потер глаза. Их беседа длилась не меньше часа, наверное. – И помни, что в случае возникновения проблем твой новый куратор вправе применить специальные меры воздействия. Переодевайся.

– Прямо здесь?

– А ты стесняешься, что ли? – спросил вдруг Дарелл, и усмешка его была какой-то чужой, а глаза не выражали ничего. Хаген помнил его совсем не таким.

Он стащил через голову больничную рубашку, стараясь не смотреть на Даррела. Для удобства белье никому из пациентов не полагалось, и это было сейчас по-особому унизительно. Как в тот самый первый раз, когда его насильно раздели. Хагену тогда удалось заехать по яйцам одному из санитаров и поцарапать лицо медику, прежде чем его смогли запихать в диагност, обездвижив парализатором.

– Подойди, – сказал Даррел, и от его голоса Хаген запутался в рукавах комбинезона. Вот придурок. Это все гормоны симбионтов так действуют, Хагену кололи их каждый день вместе с препаратами, подавляющими иммунитет. Но контрольные образцы не приживались, а вот гормоны действовали вовсю. Из-за них он стал каким-то тормозом и все время хотел дрочить. Трахаться тут все равно было не с кем, не с санитарами же.

Хаген несколько раз глубоко вдохнул, успокаиваясь, застегнул комбинезон и только тогда сделал шаг в сторону Даррела. В руках у того был ошейник с сиреневой полосой – для особо опасных преступников. “Чего он ждет, – подумал Хаген, член его предательски начинал твердеть под тонкой тканью комбинезона. – Пока я на колени встану, что ли”. Но Даррел ничего такого не ждал, конечно же, он просто обошел его и застегнул сзади ошейник. Неприятно заныло в затылке, это настраивалась система контроля, а потом Даррел вывел его из главного корпуса института, прямо к лужайке, на которой ждал флаер.

========== Глава 2 ==========

– А куда мы едем, дядя Даррел? – спросил Хаген уже в флаере. – В космопорт, да?

– Дядя? – усмехнулся Даррел. – Может, будешь меня называть просто папочка?

– Папа же умер… – растерянно прошептал Хаген. – И он никогда не говорил мне, кто мой второй отец.

– А… извини, – Даррел привычно сделал вид, что сожалеет о сорвавшейся бестактности.

Он и правда всегда сожалел – о том, что догадывался про свои ляпы только по реакции собеседника. Но ведь с Хагеном, наверное, можно не напрягаться, он же позволял себе ослабить контроль со своими подчиненными. А Хаген теперь и есть подчиненный. И он никуда не денется следующие двадцать лет.

– Обращайся ко мне просто по имени, – сказал он.

Хаген кивнул и поерзал, его полувозбужденный член четко выделялся под одеждой. А еще Даррел прекрасно помнил, что нижнего белья у Хагена не было. И что его руки, ягодицы и пах испещрены круглыми синячками от инъекций и маленькими шрамами от неудачных приживлений. Почему-то вид измученного врачами Хагена возбуждал Даррела как подростка, как двадцать лет назад возбуждал его Генрих. Или даже сильнее. Хорошо, что Даррел додумался надеть выходной китель. Был бы в повседневном комбинезоне – все бы увидели стояк под узкими брюками.

– А ты не знаешь, кто был мой второй отец? – спросил Хаген и заглянул ему в лицо со странным выражением.

– Генрих никому не говорил, – уклонился от ответа Даррел.

Из личного дела Хагена он узнал, что давным-давно Генрих совершил ужасно неэтичный поступок: завел ребенка без постоянного партнера, только из своего генетического материала. Практически клонировал. Почему-то Даррелу не хотелось рассказывать об этом.

Они приземлились на крыше отеля и спустились в холл. Там, как всегда, на стенах были развешаны недоразвитые творения инкубаторских из братств саморазвития. После начальной школы все, кто не попадал в среднюю, отправлялись в профессиональные училища, где большую часть времени проводили в творческих и спортивных кружках. Государство так трепетно заботилось, чтобы все члены общества жили “полной, насыщенной и интересной жизнью”, даже те, кто был неспособен самореализовываться в своем истинном призвании.

Даррел остановился у одной из инсталляций и некоторое время пытался ее постичь. Вокруг них мгновенно образовался круг пустоты: посетители шарахались, нервно оглядываясь на серый арестантский комбинезон Хагена.

Хаген стоял рядом, неподвижным взглядом уставившись в стену, и на щеках его выступили красные пятна.

– Пойдем, – процедил Даррел, подавив в себе приступ враждебности к человечеству: на мгновение он почувствовал себя снова в первом классе средней школы. И все эти взгляды из-за круга пустоты – презрительные, удивленные, завистливые, брезгливые, непонимающие, ненавидящие…

– Снимай комбинезон, – сказал он в номере и достал свой рабочий, – наденешь этот.

Хаген кивнул, взяв одежду, потеребил застежку под горлом и попытался смыться в ванную.

– Куда? Здесь переодевайся, – Даррел стиснул ручку контейнера с экстрактом симбионтов, которым его снабдили в Институте. – Тебе, кстати, надо инъекцию сделать.

– А может, не надо? – сказал Хаген. – У меня от этих инъекций голова как ватная становится.

Даррел нахмурился. Черт, ведь действительно, зачем ему обдолбанный специалист в колонии. Надо будет прекратить его колоть, как только они покинут Землю.

– Посмотрим на твое поведение.

– Я не буду ничего противозаконного творить, правда.

Даррел промолчал, и Хаген принялся раздеваться, снова заливаясь краской, как тогда, в кабинете куратора. Даррел стиснул зубы, ощущая, что его яйца готовы лопнуть. Хаген казался таким беззащитным в этом своем ошейнике и с синяками.

Даррел достал инъектор и пальцем провел по исколотым венам на левой руке Хагена. Потом нашел венку в паху на сгибе бедра и осторожно прикоснулся. Хаген дернулся и прикрыл руками налившийся член.

– Даррел, что ты…

– А ну не дергайся и руки убери, – хрипло сказал Даррел и решил слегка припугнуть мальчишку, чтоб не вздумал выкидывать свои неблагонадежные штучки: – Не будешь слушаться – можешь сразу в Институт возвращаться, мне проблемы не нужны.

– Я буду, – закусил губу Хаген и убрал руки.

Даррел приложил инъектор к той самой венке и впрыснул. Хаген ахнул и вздрогнул всем телом, по коже его пошли крупные мурашки, соски съежились, а член окончательно встал.

– Все нормально? – спросил Даррел и еще раз потрогал место инъекции.

Хаген судорожно вздохнул и втянул живот:

– И… и нечего меня лапать.

– Тоже мне целка, – заржал Даррел и с размаху шлепнул его по ягодице: – Одевайся уже, хватит тут мне своими прелестями трясти.

Хаген возмущенно сверкнул глазами, и Даррел поспешно смылся в ванную от греха подальше. Зря он заставил мальчишку раздеться, только себе хуже сделал. И вообще, что за нелепый асоциальный порыв к унижению зависимого от него человека. Нормальные люди так не поступают, только неполноценные вроде него. Даррел прислонился лбом к стене, расстегнул ширинку и едва не застонал от облегчения, наконец-то прикоснувшись к болезненно уже ноющему члену.

– Завтра с утра выпишут наших маток, – сказал он, выходя из душевой. – А днем улетаем.

– Отлично, – оживился развалившийся на диване Хаген, – а что будем сегодня делать?

– Ты будешь изучать документацию по колонии. Больше всего нам сейчас нужен специалист по системам ассенизации и исследователь в пищеблок. У тебя богатый выбор.

– А еда? Я голодный, как стадо динозавров после этого Института, – улыбнулся Хаген и противным голосом передразнил: – Сбалансированная белковая кашица с ванильно-коричными добавками, дорогой, это очень вкусно.

Даррел снова засмеялся:

– Да, надо поесть хорошего земного мяса.

***

Всю ночь Хаген спал урывками, ворочался и лениво подрачивал прямо на диванчике. И сон ему приснился идиотский – как будто Даррел трахает его, поставив раком, и поддерживает руками за раздувшийся живот. “Там сидит наш с Генрихом малыш”, – говорит Даррел и сжимает руки сильнее, от этого Хагену хочется умереть. Он кричит и пытается сбросить Даррела с себя, и просыпается с мокрыми от спермы трусами.

Хаген отдышался и вытерся простыней. Надо как-то отвлечься, подумать о системе ассенизации, например, или о пищеблоке. Как-никак, это его будущее место работы. Он-то уже размечтался об изучении инопланетной фауны, экспедициях всяких, а придется копаться в дерьме. Но лучше уж так, чем ходить с пузом и подставляться счастливым “папашам”. Ведь маток дерут с утра до вечера, пока они вынашивают потомство, а они от этого только счастливы. Хаген выругался и прижал ладонь к паху – член у него опять стоял.

– Заткнись уже и дай поспать, – крикнул Даррел из спальни.

– Мне кошмар приснился, – пожаловался Хаген, откидываясь на подушку. Она была неудобной – слишком плоской и вдобавок пропитанной потом.

Когда он был маленьким, ему часто снились кошмары, и Грегори, папин партнер, разрешал приходить к ним ночью в постель. Но после того как Хаген подрос и понял правду о них, он перестал это делать. Оказалось, что Грегори не был полноценным партнером, он был маткой, да еще и бракованным. После нескольких циклов размножения симбионт в нем частично перестал функционировать, как раз после рождения Хагена, и папа привел Грегори в их дом и оформил опеку над ним. Хаген не понимал, зачем жить с безмозглым маткой, ведь папа такой красивый и умный, можно же было построить отношения с кем-то вроде Даррела. Или хотя бы извлечь симбионта из Грегори, чтобы тот перестал тупить и обдрачивать папину обувь.

Иногда Хаген представлял, что симбионт в Грегори – легендарный “мутант”, полуразумный и агрессивный, и поэтому человеческие зародыши не могут прижиться в нем. Сведений об этих мутантах было ничтожно мало, в основном слухи и анекдоты про откушенный прямо в заднице член. Человечество имело с “мутантами” несколько контактов, и в университете они изучали этот подвид полсеместра. В анатомичке у них даже хранились останки симбионта и его жертвы. Хаген как-то в шутку поинтересовался у отца, не боится ли тот злобного зубастого симбионта, и получил такую затрещину, что еле устоял на ногах. Больше отец его не бил никогда.

– Ты что, ревешь там? – Даррел прошел мимо него и хлопнул дверью уборной.

– Это от инъекции, – Хаген потрогал лицо – мокрое, и сказал уже тише: – Мозги через жопу вытекают.

Утром Даррел с намеком помахал инъектором, и Хаген послушно разделся и уселся перед ним, прикрывая пах. Даррел сосредоточенно прощупывал его вены, выбирая место для укола. Хаген вцепился в одеяло, закусив губу. Прикосновения казались ему почти нежными.

– Давай уже, пофиг куда.

– Зачем они тебя истыкали всего, – задумчиво сказал Даррел и потрогал его под коленом.

– Я вырывался потому что, даже фиксированный, – похвастался Хаген и поспешно добавил: – Но тебя буду слушаться, обещаю.

Даррел усмехнулся и прижал инъектор к его ноге:

– Готов?

Хаген кивнул и закрыл глаза. То, что казалось таким естественным в Институте, теперь выглядело дико. Этот непроходящий стояк, когда он голый сидит перед другом покойного отца, а тот его лапает. А ведь мог бы и трахнуть, и Хагену пришлось бы подчиниться, лишь бы не возвращаться в Институт. Он почувствовал укол под коленом и мгновенно расползающийся по телу жар.

– Мне плохо, Даррел.

– Помоги себе сам, – заржал Даррел и ушел в ванную, оттолкнув его.

У него в колонии есть постоянный партнер, подумал Хаген. Ну конечно есть, ведь Даррел такой привлекательный, с крепкой задницей и сильными руками. И волосы на руках и ногах не удаляет, наверное, у них там, на Хирвизе, все мохнатые. Хаген сплюнул в ладонь и потянулся к члену.

Через несколько часов они прибыли в космопорт. Хаген стоял, пошатываясь, перед таможенным пропускным пунктом. В ушах тонко и противно звенело, как всегда в первые часы после введения экстракта симбионтов.

Даррел оформлял документы на пятерых маток, предназначенных для колонии Хирвиз, и о чем-то мило беседовал с таможенником, а матки в ярких обтягивающих комбинезонах толпились рядом. Со своими милыми улыбчивыми лицами они были похожи на больших детей. Хаген просунул руку под пестрый шарфик – почесать шею под ошейником. Этот шарфик Даррел забрал у одного из маток и намотал на Хагена, “чтобы не пугать добропорядочных граждан”.

========== Глава 3 ==========

– Ну что, ребята, горячая поездочка нас ожидает? – поприветствовал Даррел свою команду и смачно шлепнул ближайшего матку по обтянутой красным комбинезончиком жопе.

Матка испуганно ойкнул и метнулся в сторону, держась за пострадавший филей, а Даррел подумал, что эта поездка стремительно превращается в порно-трип какой-то. У него до сих пор перед глазами стоял образ голого и возбужденного Хагена. А уж чего стоили его стоны и крики этой ночью… Даррел три раза спустил под этот аккомпанемент.

– Здравствуйте, капитан, – слаженно откликнулись ребята. Только пассажиры, три свеженанятых специалиста, подкачали, что-то вякнув вразнобой. Впрочем, от них слаженности и не требовалось, они же не его команда.

– Капитан, зачем вы так грубо с маткой, – вдруг подал голос один из новеньких, геолог, кажется, – к маткам надо ласково.

– Так, – ухмыльнулся Даррел и посмотрел на своего навигатора, – Андрос, скажи мне основное правило на борту.

– Слово капитана – закон, сэр! – бодро отрапортовал навигатор.

– А что бывает с теми, кто закон оспаривает или не дай бог нарушает? – Даррел посмотрел на растерянно хлопающего глазами геолога.

– В анабиоз до конца полета, сэр, – радостно оскалился навигатор, словно мысль об анабиозе доставляла ему истинное удовольствие.

После анабиоза любого человека тошнило и поносило дня два, невзирая на все усилия медиков смягчить неприятные последствия.

– Вы бывали в анабиозе? – спросил Даррел у геолога.

– Как-то не довелось, – поднял брови тот.

– О, вы много потеряли, – засмеялся Даррел. – Но я восполню этот недостаток в вашем жизненном опыте. Док вас проводит в камеру сразу после старта.

– Но позвольте… – начал былo геолог, но док обнял его за плечи и начал что-то нашептывать.

– Позвольте высказать личное мнение, капитан? – улыбнулся навигатор.

– Да, – склонил голову Даррел.

– По моему мнению, с матками надо ласково, сэр! – щелкнул каблуками навигатор.

– Вот стервец, – засмеялся Даррел. – Вольно, Андрос. Я хочу вам представить Хагена Брандта, нашего нового специалиста. Он ксенобиолог.

Даррел понаблюдал, как Хаген со всеми знакомится, а когда тот пожимал руку недисциплинированному геологу, со смешком заметил:

– Хаген присоединился к нам благодаря реабилитационной программе для особо опасных преступников.

Геолог отшатнулся, бледнея:

– Так вы… вы…

Хаген покраснел и бросил на Даррела злобный взгляд.

– Как занятно, – сказал навигатор. – А за что вас?

– Да так, пришил парочке подопытных собачьи хвосты вместо пенисов, а они не оценили такой остроумной шутки и подохли от огорчения, – процедил Хаген и обратился к геологу: – Вы же позволите мне лично понаблюдать за течением вашего анабиоза? Всегда мечтал о…

Последние его слова потонули в приступе гомерического хохота команды.

– Ладно, – сказал Даррел, – хватит ржать, всех маток мне распугали.

Матки действительно забились в угол и боязливо поблескивали оттуда глазами.

***

– Ну спасибо, дядюшка, удружил, так удружил, – Хаген сердито метался по капитанской каюте.

– Да ладно, – Даррел лениво зевнул, – люди все равно бы все узнали, а тут тебе с самого начала такой романтичный флер разбойника с большой дороги. Ты будешь иметь небывалый успех.

– Шуточки у тебя, – вздохнул Хаген, опускаясь на диван.

Даррел пожал плечами и несколько раз щелкнул любимым эспандером для пальцев. Ему казалось, он ощущал жар тела сидящего рядом Хагена. Это было так приятно.

– А… вечерняя инъекция… уже вроде пора, – Хаген осторожно покосился на Даррела.

– Давай переходить на раз в день. Все же это не очень полезно для мозгов, – отозвался Даррел, окончательно возбуждаясь от его близости.

От медовых волос, белой нежной кожи и светло-карих, почти желтых глаз.

Теперь Даррелу не казалось, что Хаген – клон Генриха. Хаген был совершенно другим внутри – таким резким и отважным, совсем не похожим на своего скромного и мягкого отца.

– Давай тогда вечерние оставим, – облизнул губы Хаген. – А то днем со стояком как в башке, так и между ног – не очень удобно.

– Раздевайся тогда, – улыбнулся Даррел, предвкушая любимое зрелище.

Он почти жалел о своем решении прекратить колоть Хагена в колонии. Эти сцены между ними были такими интимными, как будто они были устоявшейся парочкой, решившей разнообразить отношения игрой в доктора. Или наоборот – двумя преступниками, добывшими запрещенные препараты. “Порочная связь”, вот что приходило Даррелу на ум.

Пока он возился с инъектором, Хаген разделся и теперь ждал его, прикрывая пах одной рукой. Член у него снова стоял, конечно же, и Даррел заметил, что пальцем он непроизвольно поглаживает себя по яйцам.

– Ложись, так удобнее будет, – сказал Даррел.

Он сел рядом с вытянувшимся на диване Хагеном и принялся медленно водить по его венам и жилкам, словно в эротической прелюдии. Ужасно неэтично, конечно, приставать к человеку под препаратами, но ведь Даррел не будет его трахать. Просто насладится ощущением гладкой кожи под пальцами и сладострастными вздохами.

– А помнишь, ты играл со мной в космических разбойников, когда я был маленький? – спросил вдруг Хаген.

– Разбойников? Нет, не припоминаю, – хрипло ответил Даррел.

– Ты меня шлепал во время допроса, – Хаген щекотливо шевельнул плечом, когда Даррел провел по его шее.

– О боже, помню, – засмеялся Даррел, – Генрих на меня так наорал, когда узнал. Мы только через полгода помирились… Ладно, давай на заднице посмотрим, туда, наверное, тоже можно.

Хаген фыркнул, переворачиваясь. А Даррел, с трудом удержавшись от соблазна потискать его ягодицы, наконец нашел подходящее место для инъекции.

– Ну что, будешь молчать, проклятый имперец, или откроешь нам коды доступа на подстанцию Зерга? – ухмыльнулся он, прицеливаясь из инъектора, как из бластера.

– Буду молчать!

– Получай же, проклятый имперец! – Даррел приложил инъектор к его заднице, а потом еще и шлепнул по месту укола.

Хаген неожиданно громко взвыл и сложился, держа себя между ног.

– Ты что, от шлепка кончил? – заржал Даррел.

– Мудак, – выдавил Хаген и кинулся в ванную.

Даррел только вздохнул, берясь за собственный член. Обычно именно этим всегда все и заканчивалось.

– Кстати, ты что, спер мои трусы? – крикнул он, но Хаген не ответил.

***

– Насильственное приживление – это же так негуманно, – прочувствовано сказал второй пилот и присосался к бутылке. Его смена закончилась пару часов назад. – Лучше бы они оставили смертную казнь.

– Я так не думаю, – серьезно ответил Хаген, и все заржали. Наверное, были в курсе, что приговор Хагена успели привести в исполнение, просто приживление симбионта прошло неудачно.

Он сердито отхлебнул колу со льдом – алкоголь проходящим реабилитацию не положен. Что еще Даррел разболтал всей команде? Про его вечный стояк или про то, что он кончает, когда его лупят по жопе? Последнее стало откровением для самого Хагена, он даже пробовал сам себя шлепать, но все это было не то, совсем не то… когда тяжелая ладонь опускается на задницу, вызывая мгновенный жар и судороги в паху. Чертов Даррел, вот бы его самого хорошенько выдрать, поставить раком и лупить прямо по дырке. Хаген покраснел и подлил себе еще колы, размечтавшись вдруг о послушном Дарреле-матке.

В кают-компании царила особая атмосфера – какой-то бордель пополам с центром продолжения рода. Даррел выпустил всех пятерых маток из их кают, и они тут же скучковались перед визором. Члены экипажа увивались вокруг них в надежде на необременительный трах. Почему-то матки не трахались между собой – видимо, их не привлекали такие же носители симбионта. А вот с обычными людьми с удовольствием вступали в контакт, только не с незнакомыми, конечно. В Институте продолжения рода Хаген несколько раз пытался подкатить к маткам – но, увы, полный провал. “Они нежность любят, подарочки, ласку”, – вспомнились слова санитара. Интересно, кому сегодня повезет, вон, навигатор вроде уже уболтал “своего”.