сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
— Чайльд Тарталья! — отозвался Чжун Ли, и Тарталья с удовольствием отметил в его голосе приятное удивление. — Не ожидал увидеть вас так скоро. Надеюсь, путешествие прошло благополучно.
— Вполне, — кивнул Тарталья и сел на свободное место за столиком. — Ну, как тебе жилось без меня? — перешёл он на обычный фамильярный тон. — Надеюсь, невыносимо скучно?
— Твоё отсутствие, безусловно, сказалось на яркости моих будней.
Тарталья расхохотался прежним своим беззаботным смехом. А потом вздохнул и с наслаждением вытянул ноги, откинувшись на спинку стула и закинув руки за голову. Он был счастлив снова оказаться здесь. За время, проведённое дома, он залечил своё уязвлённое самолюбие и в конце концов со свойственной ему лёгкостью отбросил обиду. Но другие воспоминания о Чжун Ли он не мог выкинуть из головы. Он снова и снова вспоминал то время, когда он мог бы догадаться по тысяче признаков, кто перед ним. Но понимая, что на самом деле у него не было никаких оснований заподозрить правду, теперь он погружался в эти воспоминания с наслаждением и весельем. И, конечно, примечал на будущее, что буквально каждый встречный может оказаться богом и не соизволить об этом сообщить. Чжун Ли сыграл хорошо, Тарталья не мог этого не признать. Но больше всего его волновали те утро и ночь, когда они были ближе всего. Теперь мысль о них вызывала в нём ещё более сильное возбуждение, чем раньше. У него прерывалось дыхание, когда он думал о том, что был с ним, не зная, кто он на самом деле, касался его, отдавался ему и чувствовал свою власть над ним — над Мораксом. Его самолюбие больше не страдало от мысли, что он был обманут, теперь оно ликовало, и он снова и снова повторял беззвучно: Моракс. Это имя было древнее и, используя его, Таралья словно касался божества, и всё сладко сжималось у него внутри от восторга. Никогда он не испытывал ничего подобного тому, что ощущал, закрывая глаза и предаваясь воспоминаниям о той ночи. Теперь он жаждал снова быть с Чжун Ли, уже зная правду. И в конце концов при первом же случае он вернулся в Ли Юэ.
Чжун Ли солгал бы, сказав, что не ждал его возвращения и не думал о нём. То и дело он возвращался мыслями к нему и к бою, после которого они расстались. Эти воспоминания будоражили его, сила и слабость Тартальи привлекали его. Мало кто так отчаянно был готов бросить вызов архонту, и это вызывало его уважение, но больше — возбуждало его. Он не знал, понимает ли это сам Тарталья, но он носил в себе семя такой древней и могущественной силы, что одно это приближало его к Чжун Ли. И близость к древнему врагу разжигала жизнь и прежний огонь в Мораксе. Но не только её. Слабость и хрупкость, которые Тарталья был вынужден — разумеется, не по своей воле — показать ему, влекли Чжун Ли не меньше. Его завораживало, с какой решимостью и готовностью Тарталья платил свою цену, с каким апломбом и ликованием бросался в бой, зная, как недолговечна его сила и как ему придётся расплачиваться за неё. Он был головокружительно смел, безрассуден, когда дело касалось битвы, отчаян и самонадеян за десятерых. Поставь его перед двумя архонтами, к которым у него личные счёты — он и тогда бы не спасовал. Казалось, Тарталья прекрасно осознавал смерть и её близость, но при этом смеялся, глядя ей в лицо. Ниже его достоинства было опасаться её.
Чжун Ли закрывал глаза и вспоминал его обнажённого, горячего и нетерпеливого, наслаждающегося каждым движением, каждым поцелуем. Тарталья был глубокой тёмной водой и сверкающей озёрной гладью, и он же был стремительной рекой, разбивающей преграды на своём пути. Он был страстным и нежным, яростным и податливым, и бой с ним был тем же самым, что секс, а секс — битвой, в которой Тарталья не намерен был проиграть, и даже его обессиленная рассеянная улыбка была знаком победы. И, открывая глаза, Чжун Ли замечал, как часто он дышит и как быстро бьётся его сердце, и жар разливался по его телу и желание вновь ощутить эту близость томило его.
Тарталья в своей манере, остроумно и легко, обрисовал ему своё пребывание дома. Чжун Ли слушал с интересом и смеялся его шуткам. Ему доставляло наслаждение слышать его голос. Тарталья ждал его смеха и каждого ответного слова — ему доставляла наслаждение одна мысль о том, кто на самом деле Чжун Ли. Иногда он снова, медленно и смакуя, мысленно произносил "Моракс" и щурился он накатившего возбуждения. Своей последней встречи перед отъездом Тартальи они не коснулись и словом.
Когда истории о Снежной закончились, Тарталья помолчал и вдруг без всякого предисловия спросил:
— Твои простыни по-прежнему пахнут духами?
Чжун Ли ничуть не смутился, по крайней мере — не показал этого.
— Не думаю, — ровно ответил он.
Тарталья ещё больше повеселел.
— Так ты что же, жил затворником?
Чжун Ли неопределённо качнул головой.
— Ты ждал меня? — спросил Тарталья, добавив голосу томности. — Другие радости уже не так тебя привлекают?
Чжун Ли улыбнулся, не раскрывая губ, и искоса взглянул не него.
— Ты напрашиваешься на ужин?
— А ты можешь его себе позволить теперь? Когда мора не сыплется у тебя изо рта, стоит его открыть?
Теперь Чжун Ли рассмеялся.
— Она никогда не появлялась таким странным способом. В любом случае — ужин с тобой я могу себе позволить. Ты всегда можешь заплатить за нас обоих.
— О, поверь, — теперь совсем уж томно произнёс Тарталья, и у Чжун Ли на мгновение прервалось дыхание, — ты расплатишься сполна.
В его спальне действительно остался только запах благовоний. Тарталья не хотел ждать и не видел в этом необходимости. Войдя, он на ходу скинул камзол и обернулся, чтобы поцеловать Чжун Ли, но тот опередил его, и Тарталья коротко горячо выдохнул, когда Чжун Ли обхватил его рукой, с силой прижал к себе и поцеловал. Именно так, как Тарталья мечтал все эти недели. И, оторвавшись через минуту, Тарталья не смог устоять и прошептал, не открывая глаз, едва слышно:
— Моракс...
Чжун Ли провёл ладонью по его спине, поцеловал в шею под ухом и шепнул, касаясь уха губами:
— Я буду благодарен, если ты не станешь звать меня так.
— Хорошо, — выдохнул Тарталья, а мысленно добавил: пока что. Я подожду.
Они оба ждали этой встречи, Тарталья понял это сразу, и это сводило его с ума. Чжун Ли был нетерпелив, он впивался горячими губами в его кожу, и его руки иногда подрагивали, лаская его, а мышцы были напряжены, и Тарталья заставлял его стонать, сдавливая их пальцами, вцепляясь ногтями ему в спину. Чжун Ли подтолкнул его перевернуться на живот и придавил своим телом, жадно целуя в шею. "Правда, что ли, хранил целибат?" — думал Тарталья, чувствуя, как Чжун Ли прижимается твёрдым членом к его ягодицам и с силой трётся об них, и подавался ему навстречу, приподнимая бёдра, и сам тёрся членом о шёлковые простыни, прикусывая губы и загребая шёлк пальцами. И наконец застонал, не в силах больше терпеть:
— Пожалуйста... Пожалуйста... Я же ради этого вернулся, трахни меня...
И Чжун Ли больше не заставил его ждать. Тарталья вскрикнул и выгнулся, когда Чжун Ли сходу втолкнул в него член до предела, не нежничая и не осторожничая, и от этой почти грубости у Тартальи в глазах потемнело от возбуждения. О да, успел подумать он, именно так должен брать тебя архонт. Он в своём праве. И едва расслышал, когда Чжун Ли наклонился к его уху и шепнул:
— Всё хорошо?
— Да, да, — выдохнул Тарталья и попытался податься к нему, и тут же протяжно застонал, поняв, что двинуться некуда, что Чжун Ли вжимает его в кровать бёдрами и держит на своём члене, протолкнув его так глубоко, как мог. — Не останавливайся, — едва выговорил Тарталья, и это было всё, что Чжун Ли хотел от него услышать.
С Тартальей можно было забыть об осторожности, и Чжун Ли терял голову от того, как он жаждал его силы и власти, как кричал и инстинктивно рвался, когда Чжун Ли вгонял в него член, а потом тут же сам подавался к нему, не желая отпускать, сам насаживаясь так глубоко, как мог, и стонал, ёрзая на нём, раздвигая ноги шире, приподнимаясь на локтях — и падая обратно на подушку. И тогда Чжун Ли снова с силой вталкивался в него, и двигался, глубоко и жёстко, заставляя его стонать не переставая, а потом, прижимаясь щекой к подушке, комкать в руках простыню, когда Чжун Ли сжимал в кулаке его волосы и удерживал его, заполнив целиком и заставляя изнывать от желания. Тарталья готов был душу продать тысяче демонов в эти моменты, когда он не мог двинуться, чувствуя себя вот так насаженным на член Чжун Ли и полностью в его власти, и изнывал, как и хотел Чжун Ли, от желания одновременно так же сильно ощущать его в себе и заставить его снова двигаться, так же жёстко и властно, так же жадно и нетерпеливо. И когда он продолжал, Тарталья отдавался ему со всей страстью, но ждал, ждал когда он совсем потеряет голову, когда задвигается быстро и порывисто, доводя их обоих до предела, и со стоном кончит в него, и вот тогда, почувствовав себя совершенно принадлежащим ему, а его — совершенно в своей власти, кончал, упиваясь этой властью над архонтом, который так безумно хочет обладать им и не может насытиться.
Это была долгая ночь, и если до неё в самой глубине души Тарталья ещё хранил остатки обиды, то теперь он полностью восстановил своё самолюбие. Он был опьянён страстью Чжун Ли и своей собственной. Он лежал в его руках, уставший и довольный, и улыбался, когда Чжун Ли рассеянно поглаживал его по плечу или проводил ладонью по бедру. Он так и заснул, положив голову ему на грудь и чувствуя его всё ещё горячую ладонь у себя на пояснице.
Тарталья проснулся от того, что Чжун Ли принёс завтрак. "Старая закалка, — с удовлетворением подумал он, — галантен, как будто не драл меня как сидорову козу всю ночь".
Он никуда не спешил, но у Чжун Ли были какие-то дела через несколько часов.
— Так я останусь у тебя, может? — спросил Тарталья. — У меня вообще ни на что нет сил, да и дел особо нет. Милеллиты, опять же, по углам шкерятся.
— Оставайся, — улыбнулся Чжун Ли.
Тарталья потянулся к нему и обнял за шею.
— Ты ведь вернёшься ко мне? — с ухмылкой спросил он.
Чжун Ли вместо ответа задумался, и Тарталье это не понравилось.
— Ты кое-что сказал в нашу прошлую встречу, — наконец прервал паузу Чжун Ли.
Тарталья отпустил его и слегка смутился, что случалось с ним редко.
— Да, об этом... — неохотно сказал он и вздохнул. — Я был очень зол. Извини. Но ты сам напросился.
— Ты был прав. Насчёт... — Чжун Ли запнулся и выговорил словно через силу: — насчёт дракона.
Тарталья снова вздохнул и прикрыл глаза.
— Аждаха. Ладно, прости. Мне не стоило. Я даже не был уверен, что попаду в цель.
— Я хочу быть честен с тобой, — продолжил Чжун Ли и поднял на него взгляд.
Тарталья весело улыбнулся.
— Это что-то новенькое.
Чжун Ли тоже заставил себя улыбнуться.
— Не во всём. Но кое в чём.
— А, так понятней, — согласился Тарталья.
Чжун Ли явно нелегко давался этот разговор, и Тарталья был заинтригован. Чжун Ли всегда был спокоен и уверен в себе, и если не хотел о чём-то говорить, то просто не делал этого, оставаясь таким же уверенным и спокойным. Но сейчас всё было иначе. Он будто хотел и не хотел этого разговора и с трудом подбирал слова.
— Ты сказал, что любишь меня, — наконец проговорил Чжун Ли.
Тарталья был потрясён.
— Я?! Я ничего такого не говорил!
— Не прямо, но ясно, — настаивал Чжун Ли.
— Что?! — Тарталья уже ничего не понимал. И всё же, всем своим здравомыслием отрицая такую сентиментальность, он ощутил, как его сердце заколотилось, будто он на самом деле чувствовал то, о чём говорил Чжун Ли, скрывая это сам от себя. И теперь Чжун Ли застал его врасплох. Тарталья был растерян и уже сам плохо понимал, что чувствует на самом деле. И ему потребовалось усилие, чтобы понять следующие слова Чжун Ли.
— Я не знаю, смогу ли стать для тебя тем, кого ты хочешь во мне видеть. Смогу ли оправдать твои ожидания.
Он замолчал, а Тарталья продолжал в изумлении и растерянности смотреть на него, пытаясь понять, что он имеет в виду.
И вдруг он понял.
— Аждаха, — негромко сказал он. — Ты любишь его.
Чжун Ли не смотрел на него, когда ответил:
— Я никогда не переставал. И не думаю, что смогу. Но я...
— Что? — подбодрил его Тарталья.
— Я неравнодушен к тебе, — закончил Чжун Ли.
Мгновение Тарталья не мог вымолвить ни слова, а потом расхохотался.
— Прости, извини, — забормотал он, всё ещё смеясь. — Ты такой архонт, Чжун Ли, как я мог сразу-то не догадаться. Неравнодушен он.
Чжун Ли поднял глаза и смотрел на него озадаченно.
Тарталья замахал руками, пытаясь унять смех.
— Я понял тебя, прости, это просто так смешно звучало.
— Я не хотел обидеть тебя, — всё ещё озадаченно сказал Чжун Ли.
Тарталья мотнул головой.
— Нет, ты не обидел.
А потом снова потянулся к нему, обнял за шею и поцеловал. Чжун Ли ответил ему мягко и нежно, и это было так же сладостно, как его властность.
— Я не прошу у тебя вечной любви, — сказал Тарталья, оторвавшись. — Я и не думал ни о чём таком. Да, наверное, я влюблён в тебя. Да и ты в меня, похоже. Но нам обоим нечего тут делить. Чжун Ли, я человек.
Чжун Ли посмотрел на него так, будто это стало для него откровением. Тарталья усмехнулся.
— Сколько лет прошло, как ты потерял Аждаху? Тысячелетия?
— Да, — тихо ответил Чжун Ли.
— Но ты надеешься, что он сможет вернуться.
Чжун Ли помолчал, прежде чем ответить на это. И Тарталье вдруг на мгновение стало грустно. Он не знал, оттого ли это, что ему жаль Чжун Ли, или оттого, что он правда успел полюбить его.
— Да, — наконец ответил Чжун Ли. — Я знаю, что это невозможно, он всё равно что мёртв, но... я не могу перестать надеяться.
Тарталья всё ещё улыбался. Он коротко коснулся губами губ Чжун Ли и легко отбросил свою грусть. Для неё не было причин.
— Он может никогда не вернуться — или вернуться ещё через тысячи лет, — сказал он. — Ты можешь дождаться его, а можешь нет. Чжун Ли, мои кости могут уже истлеть к тому времени. А, может, ты и вовсе надоешь мне раньше со своим занудством.
Чжун Ли наконец тоже слабо улыбнулся.
— Его нет здесь, — продолжил Тарталья, и голос его стал мягким, — но я есть. Просто будь со мной, если ты этого хочешь. Тебе не надо делить свою жизнь между любовью к нему и мной, а мне не надо делить тебя с ним. Чжун Ли, это так просто. Если бы ты был человеком, ты сразу бы понял это. Ты что, ни разу за все эти столетия не позволял себе влюбляться? А Ин Эр?
— О, она великолепна, — сразу же согласился Чжун Ли, и Тарталья с облегчением понял, что он возвращает свою обычную уверенность. — Она ценит изысканные ритуалы, а я знаю в них толк. Заниматься с ней любовью всё равно, что творить искусство, и наслаждение от встреч с ней...
— Всё, ладно, я понял, хватит её расхваливать! — прервал его Тарталья. — Она-то тоже здесь, и вот с ней я могу и отказаться тебя делить.
— Это может быть весьма прискорбно, — заметил Чжун Ли, и Тарталья дёрнул его за волосы, а потом без паузы жадно поцеловал.
— Спи с кем хочешь, — прошептал он ему в губы, — я всё равно буду лучшим.
Чжун Ли обнял его и прижал так же крепко, как прижимал ночью.
— Твоё хвастовство беспредельно, — чуть севшим голосом ответил он.
— Для него есть все основания, — отпарировал Тарталья и не дал ему продолжить этот диалог, снова поцеловав.
Оказалось, не такие уж и важные дела были у Чжун Ли в этот день. Он остался, и Тарталья ласкал его, и пил вино из его губ, и лежал на скомканных простынях, подставляя своё тело его рукам. Золотые фонари зажигались за ставнями, и Чжун Ли распахивал окно, позволяя ночи войти, а солёному морскому ветру охладить его кожу, и Тарталья обнимал его, прижимаясь всем телом, своей голой коже к его, своими губами к его, и они стояли у окна, обнажённые, не видимые никому, кроме волн океана, и вечность текла через них, как вода.
