Текст книги "Синтез (Synthesis) (СИ)"

Автор книги: LapOtter

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Завтра принесу еще одну, того же автора. А сейчас кому-то пора спать.

Шерлок вздыхает и послушно укладывается в кровати. Не очень-то он устал. Он все еще рад тому, что смог назвать Лестрейда по имени, и возможности начать обратный отсчет: самое большее шесть дней – и они будут дома.

С этой мыслью он засыпает.

Шесть дней.

__________________________

*Art & Antiques – журнал об искусстве.

*Тейт Модерн (Tate Modern) – лондонская галерея модернистского и современного искусства, входит в группу галерей Тейт, в которых выставляется национальная коллекция британского искусства с 1500 года по сегодняшний день.

========== По имени ==========

На следующий день Майкрофт приходит снова. Шерлок думает о том, чтобы слететь с катушек и повторить вчерашний «успех» – он старается, но слова не приходят. Вместо этого он чувствует, что имя Майкрофта прочно засело на языке. Он мог бы открыть рот и позвать брата, но куда там.

Само собой, Майкрофт остается ненадолго.

Между чередой визитов, приемами пищи и прогулками по больнице Джон зачитывает новую книгу. На этот раз «В поисках Аляски» все того же Джона Грина. Он краснеет и заикается на сцене, где кому-то отсасывают, и Шерлок смеется, потому что сама сцена, и герои, и Джон фантастически несуразны. Эта книга короче предыдущей, и они доходят до половины прежде, чем их навещает Молли.

В качестве приветствия Шерлок называет ее по имени – и только потом понимает, что произнес «Молли». Она повзрослела за те три года, что он скрывался; все еще застенчивая и мягкая, она стала уверенней в себе (видимо, все же решила, что застенчивость и мягкость – ее стиль по жизни). Теперь ею сложнее манипулировать, но общение от этого только выигрывает. Он улыбается, довольный ее визитом и тем, что освоил новое слово.

Она вспыхивает и роняет принесенный ею букет. Он посмеивается, и она защищается, чего раньше делать бы не стала:

– А я думала – слышала – ты не можешь говорить. Афазия, верно?

Она наклоняется, чтобы собрать упавшие стебли.

Он пожимает плечами, кивает и смотрит на Джона. Джон понимает значение этого взгляда:

– Смешанная афазия, если быть точным. У него в запасе лишь несколько слов. Главная проблема в том, что он не может выражать свои мысли.

– О, – она неприятно поражена. В какой-то момент, перед тем, как заговорить с Джоном, она смотрит на Шерлока с жалостью. – Другие симптомы? Потеря памяти?

Шерлок закатывает глаза и отворачивается; может, с медицинской точки зрения он и дурачок, но его интеллект, как и прежде, на месте, и его тошнит от людей, считающих, что он отупел только потому, что больше не может объяснить, насколько тупы они сами.

Воздух наполняется напряженным молчанием. Он слышит тихое шарканье: это Молли наконец осознает свою ошибку. Но она не спешит извиняться, а он не собирается оборачиваться к ней.

– Он все еще Шерлок, Молли, – мягко констатирует Джон, окончательно ломая тишину.

– Конечно, – говорит Молли, но звучит так, будто она не верит. – Мне жаль, Шерлок; это было глупо.

Он не очень-то убежден ее словами, но, все же, позволяет себе повернуться. Толку играть в молчанку со столбом? Наказание так себе. Все равно, что лишить ужина объявившего голодовку ребенка.

Визит Молли обещает быть интересным – теперь, после того как они объяснились; она сидит на втором стуле (Джон, как всегда, развалился на том, что ближе к кровати Шерлока) и болтает. О чем? Конечно же о трупах в Бартсе. Шерлок удивлен: она подмечает небольшую деталь, которую все остальные по привычке упустили, и даже больше – дает ей объяснение.

– Окей, – Молли краснеет, заметив ухмылку Шерлока. – Она просто не могла быть хирургом. Я имею в виду не так, не с такими ногтями. Даже мне мои иногда мешают, приходится стричь их коротко, – она демонстрирует маникюр. – А с ее ногтями и скальпель не нужен.

***

Как всегда, дурные идеи приходят перед сном. Один на один с собой – сопящий на расстоянии вытянутой руки Джон не в счет – Шерлок сжимает кулаки и, зарывшись лицом в подушку, позволяет мыслям течь своим чередом. Единственный раз, когда вместо того, чтобы согнать с языка хоть что-то, он старается не издать ни звука. Радоваться тому, что смог – элементарно – назвать знакомых по именам? Он действительно жалок и заслуживает всех унизительных взглядов, адресованных ему. Он бесполезен, когда его интеллект заперт в темнице без возможности выбраться наружу. Глаза горят, плечи трясутся, и, как ни старайся контролировать дыхание – ничего не выходит; он рыдает, и это мерзко, он жалок, он ненавидит себя, ПОЧЕМУ бы ему не сдохнуть – гораздо проще и легче…

Несмотря на усилия, ему не удается лежать тихо, и Джон, который обычно просыпается от любого шороха, открывает глаза и сонно тянется к Шерлоку.

– Шерлок… Все в порядке?

Гениальный вопрос: Шерлок трясется и всхлипывает – конечно, все НЕ в порядке – но, как бы то ни было, тот отнимает лицо от подушки и с произнесенным «нет» касается руки Джона.

Джон бережно сжимает ладонь друга. « ‘Нет’ – я все ждал, когда ты это скажешь», – замечает Джон, и новый всхлип Шерлока похож скорее на смех. Хотя слезы не перестают, он, все же, немного успокаивается.

Джон вздыхает.

– Если бы я мог что-то сделать. Что угодно.

Шерлок поднимает глаза и стискивает пальцы Джона. «Ты уже делаешь», – он хочет, но не может сказать.

Что потом? Шерлок не помнит.

Кто засыпает первым? Он или Джон?

***

Шерлок снова просыпается один. Медсестра приносит завтрак.

– Не хмурьтесь! Сегодня на выписку! – нарочито-жизнерадостно сообщает она.

Это действительно отличные новости, однако Шерлок все еще ждет Джона, чтобы рассказать об этом ему одному. Он угрюмо ковыряется в тарелке с завтраком.

Джона все еще нет, когда сестра забирает Шерлока на неожиданный сеанс МРТ. Окей – неожиданный для него, тогда как все остальные, кажется, в курсе.

Никто из них не понимает смысла его взглядов и жестов, больше того – все обращаются с ним как с ребенком. Похоже, даже технологии МРТ дошли до того, что аппарат вот-вот спросит: «ВЫ П-О-Н-И-М-А-Е-Т-Е МЕНЯ, мистер Холмс?»

Он хочет Джона; Джон понимает его, Джон знает, что он не идиот.

Правда в том, что все это заставляет чувствовать себя полнейшим тупицей, и он уже на полпути к тому, чтобы признать, что не понимает элементарных инструкций – это злит еще сильнее. Он призывает всю силу духа только потому, что осознает, что чем быстрее окончится этот фарс, тем быстрее он окажется дома – это все, чего он желает с самого первого дня.

Когда он возвращается в палату, Джон уже ждет, упаковывая их вещи в армейский вещмешок. Шерлок так успокоен его присутствием, что забывает о злости и почти готов обнять Джона. Однако он ограничивается своей рукой на его плече, скупой улыбкой и рукопожатием – Джон улыбается в ответ, извиняясь за свое отсутствие.

– Прости, что исчез вот так. Думал, ты захочешь переодеться в свою одежду перед тем, как отправиться домой. Я положил ее на кровать, – он извиняется, задерживая взгляд на стопке вещей, как будто есть хоть один шанс, что Шерлок их не заметил. – Доктор Джейн придет, чтобы вместе взглянуть на результаты последнего МРТ, но потом – сразу домой, – он кривится. – Майкрофт прислал машину.

Шерлок корчит мину, разделяя чувства Джона.

Он начинает переодеваться. В Джона летит смятая пижама. Он пыхтит: «Туалет изобрели и для тебя тоже, Шерлок», – но все же ловит и складывает одежду.

Шерлок рад наконец надеть костюм; это делает его похожим на себя прежнего, и он нравится себе чуточку больше. Когда раздается стук в дверь, на Шерлоке только брюки и едва накинутая на плечи рубашка. Он кивает Джону, и когда Шерлок начинает застегивать пуговицы, тот отзывается: «Войдите».

Доктор Джейн сразу переходит к делу, показывая им снимки.

– Вы делаете заметные успехи, мистер Холмс. Эта область все еще повреждена – взгляните сюда – но отек сошел, – она делает паузу, после чего добавляет. – Более того, все, что должно было прийти в норму, теперь в полном порядке.

Шерлок тщательно переваривает новости, несмотря на то, что как раз этого он и ждал. Чего он точно не ожидал: а) увидеть Джона, сжимающего кулаки; б) увидеть Джона с выражением лица хорошо натренированного разведчика. Он наклоняет голову и не понимает ровным счетом ничего, до тех пор, пока их взгляды не встречаются. «Что опять? Что ты там задумал?» Джон не отвечает – лишь хмурится и отводит взгляд.

– Сейчас важнее всего как можно быстрее перейти к терапии, – объясняет доктор Джейн. – Следующие четыре недели станут отправной точкой в выздоровлении. Не упустите шанс. Держите ваше направление, – добавляет она, вручая Шерлоку конверт. Тот протягивает его Джону – заполнить бумаги сам он не может.

– На вашем месте, я позвонила бы сегодня же.

– Мы так и сделаем, – уверяет Джон, забирая конверт, чтобы аккуратно сложить в сумку. – Ну, Шерлок… Пора сматываться.

Шерлок хватает пиджак, переобувается и, даже не зашнуровав ботинки, спешит за Джоном. Они проходят мимо стойки медсестры, спускаются в лифте и попадают на освещенную солнцем улицу, где их ожидает машина Майкрофта.

***

Шерлок обнимает миссис Хадсон. С языка почти слетает «Хадсон», но он не произносит этого вслух – слишком грубо. Джон, напротив, чересчур суетится. Он подталкивает Шерлока вверх по лестнице, чтобы поскорее уложить на диван, всучив одеяло, чашку чая и печенье. В конце концов, он возвращается на кухню, чтобы позвонить терапевту, и Шерлок вслушивается в разговор.

«Да, мне нужно записать нового пациента. …Да, по направлению. Доктор Джейн, Дэ-Жэ-Е-Ий-ЭН. …Шерлок Холмс. Смешанная афазия. …Достаточно тяжелая; он освоил всего 4 слова. …Удар по голове тупым предметом», – Шерлок слышит, что Джон намеренно опускает подробности: «Он помешал преступнику. Семь, ммм, нет, восемь дней назад. …Очнулся на третий день. …Нет, никогда. …Только той ночью. …Да, знаю, я врач. …Да, на скрипке. …Хорошо. …Ладно. …Да, спасибо. До свидания»

Джон возвращается, протягивая визитку. На задней стороне аккуратным военным шрифтом выведена новая надпись: «Понедельник, 14:30». Шерлок кивает и неожиданно понимает, что устал; теперь, когда утренняя суматоха позади, делать все равно нечего. Он отставляет чай и растягивается на диване. Голова все еще побаливает; он накрывает лицо ладонями, чтобы избавить глаза от назойливого света.

Когда он просыпается, Джон дремлет в кресле. Шерлок запускает в него подушкой.

Джон чертыхается.

– Мог бы просто позвать по имени. Не прикидывайся, что забыл. Два дня ты только его и болтал.

Шерлок кривит губы и, дразня, соглашается. «Джон», – он смакует каждый звук, произнося имя друга хриплым ото сна и долгого молчания голосом.

Джон раздувает ноздри и закатывает глаза – но все равно выглядит польщенным. «Как насчет чая?» – он встает, собираясь пойти на кухню.

Шерлок кивает; слово «да» пока еще не поддается. Он встает, и пока вспышка в глазах Джона не переросла в лекцию о постельном режиме, проходит к окну, чтобы взять скрипку. Он колеблется, настраивая струны непривычно долго. Что, если он и это забыл? Что, если все, что у него осталось – только мимика и имя Джона?

Он начинает с Моцарта, и мелодия рождается так же легко, как и раньше. Чувствуя облегчение, он переходит к Песням Мендельсона, которые Джон слушает с явным удовольствием.

– Мне нравится. Что это?

Шерлок останавливает игру, и рот сам собой открывается для ответа.

На несколько мгновений они застывают. Шерлок – с зажатой подбородком скрипкой и все еще открытым для ответа ртом, Джон – с широко распахнутыми глазами и пылающим лицом. В конце концов, Джон сникает и тянется к чашке. «Прости», – говорит он. «Я просто… Извини».

Шерлок закрывает рот и замирает, с любопытством изучая Джона. За все время в больнице тот ни разу не забывал о том, что он не может говорить. Так почему забыл сейчас?

Но простое наблюдение за Джоном не дает ответа, а Шерлок все еще не может спросить, так что через мгновение он снова вскидывает смычок – и комната наполняется музыкой Мендельсона, которого он исполнял столько раз, что можно забыть о нотах.

Как же уютно и по-домашнему звучит повторяющее мелодию мурлыканье Джона.

========== Ничтожество ==========

Принято, что первый прием длится недолго – достаточно для того, чтобы познакомиться и оценить, насколько доктор и пациент подходят друг другу. Шерлок хочет, чтобы Джон пошел с ним. Только он способен смягчить ущерб, нанесенный очередной ужасающей репликой друга – в понятиях этики Шерлок, увы, бессилен. Но секретарь настаивает, чтобы Шерлок зашел в кабинет один. Шерлок заключает, что оскорбить кого-то молча не по силам даже ему, так что остается лишь стиснуть руку Джона и, получив благословение, отправиться на прием одному.

При виде Шерлока доктор Хиггс искренне улыбается и встает, протягивая руку для приветствия. Кабинет светлый, вокруг царит порядок; вдоль стен выстроены полки с самыми разнообразными музыкальными инструментами. Судя по всему, обстановка кабинета отражает натуру его хозяйки.

– Джулия, – они пожимают руки. – Мне обращаться к вам по имени или официально?

Шерлок теряется. После паузы он поднимает один палец. Первый вариант.

Она кивает:

– Что ж, Шерлок. Рада знакомству, – похоже, для нее общение «на пальцах» не выглядит чем-то из ряда вон.

– Ваш друг доктор Ватсон при встрече упомянул, что вы играете на скрипке.

Она садится за небольшой столик в углу, приглашая занять место по диагонали от нее.

Он холодно кивает. Сам он подумывает сесть напротив, но резонно заключает, что спор в данной ситуации не поспособствует налаживанию отношений (читай «выздоровлению»), и соглашается занять указанное место.

– Это великолепно, – ненавязчивый комплимент в духе Джона явно возвышает ее в глазах Шерлока, – у вас музыкальный слух; это значит, что вы умеете различать ритмы и тональности.

Шерлок кивает, но не очень-то слушает. Он осматривает комнату в поисках того, что расскажет о ее владелице. Иначе как исходя из ее литературных предпочтений – весьма обширных, надо сказать – заключить что-то невозможно; обстановка кабинета располагает к общению, но не говорит о ней ничего конкретного. На письменном столе раскрыта папка – Шерлок узнает собственные предписания. Поверх наклеен стикер, но отсюда прочесть надпись не получается. Рядом с папкой – блокнот и ручка, вероятно затем, чтобы делать пометки во время приема. Странно, что вместо того, чтобы сидеть там, они заняли столик в углу комнаты.

Джулия замечает направление его взгляда:

– Я записываю наблюдения уже после приема. Во время сеанса предпочитаю уделять все внимание пациенту.

Шерлок удивлен. Он вовсе не собирался утруждать себя попыткой вопроса. Дай угадаю: еще один гений чистой воды? Едва ли – она, конечно, умна и наблюдательна, но вряд ли в Лондоне остались свободные вакансии.

Шерлок кивает в знак признательности.

– Мне говорили, у вас в запасе несколько слов?

Он делает каменное лицо.

– Нет.

Воцаряется тишина. В конце концов, он улыбается, давая понять, что шутит.

Джулия смеется:

– Умно! Это все?

Он качает головой.

Ему не хочется составлять список; за исключением одного слова, он может произносить лишь имена дорогих ему людей (и он скорее бросится с крыши, чем признает этот факт). Но она ждет; Шерлок напоминает себе, что нужно работать сообща, и начинает записывать слова. Он чувствует себя голым.

«Майкрофт». Проще всего. «Молли». «Лестрейд». Х.. – он останавливается, все еще пытаясь добавить приставку «Миссис», но не выходит. «Хадсон». Последним неторопливо выводит свое “первое” слово: «Джон».

…Детство. Первое произнесенное слово. «Ты» – часть предложения «Ты делаешь все неправильно». Ему пять лет, он наблюдает за тем, как 12-летний Майкрофт решает домашнюю работу. Все так взволнованы тем, что он наконец заговорил… А он взволнован тем, что наконец нашел, что обсудить.

– Очень хорошо! Так бывает, что первыми в голове всплывают имена знакомых людей. Правда, немного странно, что свое собственное имя вы все еще не произносите, – Джулия решает закрепить успех. – Пойдем дальше, сумеете зачитать список вслух?

Шерлок качает головой. Он может читать и понимает смысл слов, однако ему до сих пор не по силам повторить прочитанное вслух.

– Жаль, но, возможно, все придет со временем. А вы можете петь? – реакция Шерлока заставляет пояснить. – Многие пациенты со смешанной афазией могут напевать песни, знакомые им еще до события, приведшего к болезни. Это мускульная память, но плюс в том, что она активирует участки мозга, ответственные за речь. Чем чаще это происходит, тем быстрее идет восстановление.

Шерлок хмурится, но затем пожимает плечами. Он не пробовал петь. Ну, то есть, петь-то он умеет – спасибо урокам музыки – но он никогда не понимал, зачем мелодии слова. Он не пел несколько лет: десять, а то и больше.

Но надо сказать, что несколько песен он все же знает. Ту, что на заставке криминальной драмы, которую Джон иногда зовет посмотреть вместе с ним. Несколько попсовых песенок, играющих в супермаркете. Музыку, что Джон включает по радио или интернету.

– Что ж, давайте попробуем, – она берет с полки большую черную папку. В ней полно дисков, каждый в своем кармашке – Шерлок листает отделения, отыскивая музыку, знакомую достаточно хорошо, чтобы можно было спеть. Коллекция Джулии впечатляюще обширна и включает в себя даже малоизвестную инди-группу, знакомую Шерлоку только потому, что она базируется в Лондоне. Был раз, когда Джон купил их CD: не потому, что был фаном – просто из желания поддержать местные таланты.

Шерлок выбирает композицию «Это я» – дурацкую песенку из дебютного альбома Чарли МакДоннелла, одного из участников той группы, потому, что однажды уже исполнял ее – напевал под нос, рассматривая под микроскопом чью-то печень. Кажется, он знает, что делать. Джулия включает запись, и Шерлок слушает, вспоминая слова. Когда песня заканчивается, он нажимает кнопку повтора и делает глубокий вдох.

«Я – это ты», – начинает Шерлок. – «Ты – это я. И никого не надо нам. Все, что сейчас есть у меня… Я лишь тебе одной отдам…»

На удивление просто. Шерлок закрывает глаза и старается не думать; он позволяет музыке звучать в голове, заставляя рот открываться механически, без участия мозга. Кажется, трюк удается: он все еще слышит собственный голос.

Он останавливается после первого куплета. Цель достигнута – Джулия выглядит довольной.

– Пойте так часто, как только можете, – настаивает она. – Возможно, это не кажется прогрессом, но так вы простимулируете возникновение нейронных связей вблизи поврежденных областей, что впоследствии компенсирует нанесенный мозгу ущерб.

Шерлок кивает. Он знает не так много песен, но дома есть радио – возможно, он выучит несколько новых. Джону должно понравиться, что в их квартире зазвучит что-то, кроме скрипки.

Следующие десять минут проходят в их – ну, хорошо, в ее – рассуждениях на тему ожиданий от лечения. По идее, слова и предложения должны возникать подобно тому, как рождаются отложенные в памяти звуки и мелодии. Оптимальный график – ежедневные занятия. Начиная с завтрашнего дня, она может уделять по полтора часа времени – с 14-30 до 16-00. Шерлок соглашается потому, что она ему нравится и, конечно, потому, что это лучшая возможность снова научиться говорить.

– Посмотрим, получится ли добавить к вашему списку еще одно слово. «Шерлок», – она повторяет его имя, играя со звуками. – «ШЕР-лок. Шер-ЛОК. ШЕЕерЛок». Вот так.

Следующие десять минут она снова и снова произносит его имя, задавая определенный ритм и расставляя акценты: сперва низкий тон и мягкая «ш», затем следует подъем и понижение на «ЕЕер», далее добавляется «Л» и едва заметное ударение, и в конце концов все обрывается глухим окончанием -«ок». Это похоже на бред, но она продолжает повторять одно и то же: «ШЕЕерЛок», – и ему не остается ничего другого, кроме как имитировать звуки, чувствуя себя до смешного нелепо. Никогда еще его имя не звучало так абсурдно.

Но вдруг у него выходит. С каждым разом с ее подачи его имя слышится все менее странным, до тех пор, пока не превращается в мягкое, перекатывающееся на языке созвучие: «шЕрлок». Наконец они добиваются нормального звучания: возможно, его «Шерлок» чуть более мелодичен, чем нужно, но вполне презентабелен. Спустя момент он осознает, что может произнести собственное имя. Он научился. Оно не вернулось к нему как остальные слова – он сам заставил его вернуться.

Он чувствует себя так же, как тогда, когда произнес имя Молли: с одной стороны он рад прогрессу, с другой… Господи, ему за тридцать, а он вдохновлен тем, что научился выговаривать свое имя. Он жалок. Он жалкое подобие человека – и, судя по тому, как «быстро» продвигается дело, он больше никогда не заговорит снова.

Джулия замечает, что он притих, окунувшись в мысли, и мягко улыбается. Нет сомнений, она видит такую реакцию по сто раз на дню.

– Кажется, на сегодня достаточно. Как думаете?

Шерлок коротко кивает, его лицо и дыхание под надежным контролем. Он покидает кабинет, проносится мимо приемной и гордо вплывает в коридор, ища глазами притаившегося в ожидании друга – тот сидит поодаль, терпеливо разглядывая взятый со стойки журнал. Шерлок хочет домой, но его напускная сдержанность трещит по швам, и он уже не уверен, что не разрыдается в такси или, чего доброго, прямо на улице – так что вместо этого он сворачивает в сторону туалета.

Джон находит его плачущим напротив зеркала. Ничего не говоря, он заключает друга в крепкое объятие, забирая его дрожь и его переживания, не думая жаловаться и ни на секунду не теряя привычного самообладания. Шерлок прижимается к нему, уткнувшись лицом в плечо.

Даже успокоив рыдания, он не пытается вырваться, не уверенный, что сможет вновь посмотреть в глаза Джону. Джон не двигается и не подает виду, что сколько-нибудь озабочен тем, что случайные свидетели сцены подумают о его ориентации.

В конце концов, он сжимает плечи Шерлока, между прочим замечая: «После всего, что между нами было…»

Шерлок кивает; несмотря на напряженную атмосферу, Джон говорит абсолютно спокойно, позволяя почувствовать себя немного увереннее. Шерлок отстраняется и, стараясь не смотреть на друга, открывает кран, чтобы умыть лицо.

Они спускаются на улицу, и Шерлок ловит такси, вскинув руку в излюбленном имперском взмахе. Они садятся в машину, и Джон называет адрес. На полпути к Бейкер-стрит он, все же, спрашивает:

– Все паршиво?

Шерлок благодарен, что Джон дал шанс отойти от потрясения, чтобы он мог обдумать ответ на этот вопрос. Он качает головой. Кажется, все прошло неплохо: они поладили с Джулией, к тому же он добился прогресса. Но как вышло, что он, взрослый человек, гений детективного сыска, вынужден прибегать к посторонней помощи для того, чтобы произнести собственное имя?

Джон отвечает осторожной улыбкой.

– Все прошло… хорошо? – он боится ошибиться в предположениях. – Так ведь? Есть успехи?

Шерлок пожимает плечами. Он не знает, как рассказать об осознании собственной никчемности – с чего начать? Он раскисает на сидении, подняв воротник пальто и уставившись на затылок водителя.

Он собирается сидеть так до тех пор, пока в окне не покажутся очертания Бейкер-Стрит, но Джон кладет свою ладонь на его колено.

– Я знаю, ты чувствуешь себя ничтожеством, – он говорит тихо.

– Хотя, нет – даже не представляю, каково тебе. Но мы справимся, Шерлок.

Шерлок раздраженно фыркает. Уверенность Джона в его способностях не более, чем бессмысленное успокоение. Дело НЕ в способностях, и эта вера ведет в никуда.

Джон сжимает его колено и убирает руку.

– Ты не жалок, Шерлок, – он почти шепчет, и Шерлок оборачивается, изумленный.

«Ты читаешь мои мысли», – жаль, он не может этого сказать. Вместо этого он отвечает застенчивой, но осмысленной улыбкой, которую Джон тут же возвращает. Такси останавливается возле 221В.

Шерлок расплачивается кредиткой Майкрофта.

Поднимаясь по лестнице, они молчат.

========== Покажи что видишь ==========

Шерлок больше не может расследовать дела.

Но это не значит, что он не может их раскрывать; его талант к наблюдательности и дедукции не подвергается сомнению. Он просматривает утренние газеты, и уже в первую неделю близок к тому, чтобы распутать четыре дела. Близок, потому что не может допросить свидетелей или объяснить Лестрейду, какие доказательства тот отказывается замечать.

Он просыпается и сразу включает радио. Такой распорядок дня вгоняет в депрессию: никаких тебе полуночных экспериментов, расследований и погонь. Нет, ночью мы спим (иначе Джон снова начинает капать на мозг), а днем бодрствуем – так ведь принято? Ску-у-ука. Ах, да. Еще он ест, потому что делать все равно нечего. Джон доволен.

Он невыносимо устал от тостов по утрам, супа в обед и вечерних спагетти. В среду, после терапии, Шерлок тащит Джона в магазин. Составить список не получается, так что он держит его в голове. Они возвращаются с полными сумками: молоко, курица, яйца, лук, картофель, тмин, лепешки, авокадо, сметана, перец (Шерлок собирался купить зеленый, но нашел столько разновидностей, что не мог выбрать. Джон запретил покупать дорогой пурпурно-черный и еще долго умилялся сердитой физиономии друга). На ужин Шерлок готовит фахитас, уделав Джона с его утренним омлетом. Он даже убирает кухню – сюрприз для друга, хотя сам Шерлок от такого занятия не в восторге.

Шерлок постоянно готовит: готовка сродни химии, а химия ему нравится. Еще ему нравится реакция Джона, когда тот пробует очередное блюдо: сначала удивление, затем неподдельное удовольствие. Шерлоку правда интересно, когда Джон прекратит удивляться тому, что он хорошо готовит.

Шерлок справляется без рецептов, но когда дело доходит до выпечки, возникает проблема. Это целое искусство, требующее точности и соблюдения баланса; это интересно, куда интереснее, чем просто смешивать ингредиенты и выставлять нужную температуру. Он расходует десятифунтовый пакет муки, пытаясь испечь пирог; если бы он мог печатать, то нашел бы рецепт – хотя, в таком случае, он оставил бы выпечку в пользу трупов и преступлений. Но он не может – поэтому решает уравнения с тестом, вдохновляясь количеством переменных и захламляя голову результатами кухонных вычислений.

Большую часть времени Шерлок проводит либо в кабинете логопеда, либо на кухне – слушая радио или бесконечную милую болтовню Джона, либо в одиночестве – распевая выученные песни (отчаянно стараясь не обращать внимания на глупость текстов). К концу недели в его распоряжении несколько бесполезных мелодий из разряда “два-два-раз-бэ-бейкер-стрит” (ре-ре-ми-фа-ми-соль-си) и “доброе утро”(до-ре-фа-си-до). Несмотря на абсурдность альтернативы, он заучил предложенные Джулией «фразы». Так или иначе, каждое утро Джона начинается с до-ре-фа-си-до. Ничего личного, только практика.

Некоторые слова, правда, вернулись сами. Он может сказать, что готовит, и попросить муку, сахар или масло. Он может произнести «скука», «дело», «расследование», «эксперимент» и «жертва», но не делает этого – все перечисленное не относится к его теперешней жизни, а он не хочет снова возвращаться к мысли о том, как долго он будет вне криминальной сцены. На самом деле, он не знает, взойдет ли на нее вообще.

Идет вторая неделя лечения. Вторник; пока выпекается пирог, он готовит брауни по просьбе Джона – никакого простора для фантазии.

Внезапное сообщение от Лестрейда вырывает его из кухонной реальности:

«Как движется лечение? Черт, если бы ты только был здесь».

Шерлок выключает радио и духовку, оставляя полусырое тесто остывать без его участия.

– Джон! – он возвращается в гостиную.

Джон откладывает книгу и поднимается с кресла.

– Снова кончилось какао?

– Лестрейд. Дело, – Шерлок подносит телефон к глазам Джона, чтобы тот мог прочесть смс.

Джон смотрит на телефон, затем на Шерлока.

– Думаешь, мы могли бы?

Что поделать: Джон любит риторические вопросы, а Шерлоку не остается ничего другого, кроме как подтверждать очевидные вещи.

– Да, – он добавляет, с настойчивостью: – Дело.

Он не знает, что будет делать, когда они окажутся на месте преступления, потому что не уверен, сможет ли объяснить, что видит, и сможет ли проверять зацепки, не обсуждая свои идеи с Джоном. Но, видит Бог, ему нужно дело – он не может потратить жизнь, выпекая гребаные брауни. Он чокнется. Единственное, что до сих пор удерживало от сумасшествия – его упорное нежелание думать о том, что он теряет.

Джон смотрит долго, но затем кивает.

– Да. Ладно, – он забирает у Шерлока телефон. – Честно говоря, вся эта фигня с пирожками меня пугала; я ждал, когда ты сорвешься. Переоденься во что-нибудь не заляпанное мукой; я уточню детали у Лестрейда.

Шерлок подчиняется мгновенно. Он старается не давать волю надеждам, но, по правде говоря, он уже на седьмом небе. Он знает, он знает, что все будет не так, как прежде – но это не останавливает его; кажется, возвращаться на землю он не собирается.

В такси Джон вводит его в курс дела: тело женщины, примерно двадцати пяти лет, найдено в подвале жилого дома на другом конце города. Кто-то привязал ее к столу, выпотрошил, а из органов на полу выложил узор. Ничего, что помогло бы узнать ее личность: одежда и сумочка исчезли. А, еще. Маленькие круглые камни, поверх век и губ – последний подарок убийцы.

– Лестрейд сказал, что они ничего не трогали. Ждут тебя. Пока мы едем, они допрашивают жильцов, чтобы узнать, не пропал ли кто.

Шерлок улыбается.

***

Лестрейд тепло приветствует прибывших.

– Чертовски необходима твоя помощь.

Он проводит их в подвал.

От Шерлока не ускользает, что в момент, когда они оказываются перед входом на место преступления, Джон с силой втягивает воздух. Шерлок показывает пропуск, не спуская глаз с друга, и замечает, что тот бледен и крепко сжимает челюсти.

– Джон, – он предостерегает, – Не надо.

Это не совсем то, что он имеет в виду.

Джон переводит взгляд на друга.

– Не надо что? – он озадачен.

– Не нужно, – снова не то; он нуждается в Джоне. Но друг настолько явно потрясен открывшейся картиной, что Шерлок чувствует необходимость оградить его от этого зрелища.

– Не нужно?.. Господи, Шерлок, ты не пойдешь туда один.

Ожесточенность, с которой друг стремится его защитить, заставляет Шерлока смягчиться. Он сжимает плечи Джона и входит в комнату, осматриваясь. Он чувствует едва уловимый аромат смерти; с момента убийства прошло всего несколько часов. Запах крови почти перебивает его.

Он запоминает расположение органов на полу: петли кишечника вокруг желудка – как если бы ребенок рисовал цветок; каждый лепесток обозначен куском плоти: здесь почки, там легкие, а вот – печень. В один из лепестков убийца поместил половые органы – Шерлок приседает, чтобы рассмотреть их, и пальцы в перчатках мягко касаются матки. Она в четыре раза больше обычного, и он чувствует какое-то утолщение под слоем мышц. Может быть, опухоль, но маловероятно, исходя из состояния самого органа.