Текст книги "Ведьма, с огнём в волосах (СИ)"
Автор книги: Lacrimoss
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Осаму опешил, немного не рассчитав реакции друга на свой вопрос. Но кое-где и он прогадал, и сейчас он узнает где именно. Он взял чашку, и рассматривая чаинки в жидкости, ответил:
– Она не влюбилась, а только подружилась со мной.
– От чего ты так уверен?
– От того, что вряд ли влюблённая девушка угрожала бы моей жизни охотничьим ножом.
Тут очередь Фёдора опешить от такого ответа. Сначала в его голове возник вопрос: 《Как, чёрт подери, простолюдинка могла погрозить аристократу?》. И тут же на него нашёлся ответ, который прозвучал в виде вопроса:
– Ты опять выходил в город “неофициально”?
“Неофициально” значило на их языке, как “вышел в окно, пёс знает куда, и шатался ночью по улицам как умалишённый”. Обращено оно было всегда к Осаму, потому что Фёдор “не дегенерат”.
Звучало скорее как утверждение, нежели как вопрос, на который шатен улыбался.
– Ага. Не выйди я вчера на улицу, не встретил бы её, такую прекрасную.
– Кто она?
– Ведьма.
Тут уж у брюнета совсем глаза от удивления вылупились. Он спешно опустил, ранее поднятую чашку, и стал думать над ответом. Ведьма? Он совсем отбитый? Да если узнают мало её сожгут, его могут также приплести. Как она вообще выжила при вечернем патруле? Так, это уже звучит, будто он против этих отношений, хоть и не совсем за. Бесспорно он поддержит друга, и в какой-то степени рад видеть его горящие глаза, но… Это слишком даже для него. Ведьмы, насколько известно Фёдору, обладают бессмертием и манящей красотой. У каждой есть свой уникальный дар, но есть и те которым может обучиться каждая. Откуда он это знает? Его секретная библиотека с запретной литературой. Как она образовалась у такого порядочного аристократа, как он? В шестнадцать, когда умер отец, он всерьёз решил узнать, была ли мать колдуньей? Она была красива, но брюнетка, что странно для ведьм. В итоге у него собралось больше сотни книг, с содержимым про чародеев.
– Ну такого даже я от тебя не ожидал. Что будешь делать?
Дадзай перевёл взгляд с собеседника на блюдце с фруктами. Один апельсин и пара синих слив накрепко захватили внимание шатена, и он усмехнулся чему-то своему, ну или внезапному воспоминанию.
– Ждать встречи, разумеется.
Далее он поведал обо всём, что случилось той ночью: о тени на крыше, о брюнетке, которая на самом деле рыжая, о ноже, и о самом странном зрелище за всю его жизнь. О мёртвом солнце, и о том что это не оно, а он, Старик-солнце, и что волосы девушки были, как этот одиноко лежащий апельсин, а глаза как море, и что он никогда не видел таких глаз. Фёдор внимательно впитывал всё, что летело в его уши, изредка кидая что-то в уши Дадзая. Это были одинокие комментарии, по поводу его отбитости.
– Весьма занятно. – молвил брюнет в конце пересказа Осаму.
А теперь время обещанного пояснения. “Занятно”, на языке Фёдора означало, или “меня это смешит, а ты шут”, или “у кого-то в будущем будут проблемы”. Понять, что именно из этих двух было невозможно, от того и занятно. Брюнета крайне занимали чужие страдания, особенно дадзаевские, ведь они, или ничтожно незначительные, или значительно серьёзные, но второе реже.
Вот и сейчас Дадзай пытался понять, что именно имеет в виду друг, но сдался.
– Тебе-то смешно, а мне вот что делать?
Он зарылся руками в волосы, обречённо смотря на соседа, будто ища в нём поддержку, коей не последовало. Даже дружеского “Всё наладится, не переживай” не было. Странная дружба. Но будь Фёдор хоть немного не таким Фёдоровским Фёдором, Дадзай не стал бы с ним дружить.
– Даже не представляю. Ты хоть имя её знаешь?
Он на секунду поставил себя на место Осаму, и тут де нашёл решение, если конечно Осаму знает её имя.
– Знаю. Накахара Чуя, звать её.
Ему показалось что знание имени никому никак не помогут. Как же он ошибался и через секунду поймёт как, и будет благословлять Фёдора до конца своих дней и больше. Брюнет сложил руки в замок и уронил на них подбородок, отвечая:
– Так сходи к переписчику населения, в чём проблема? Если она жива, в данных хранилища должны быть прописаны семья, род деятельности и адрес. С твоим статусом и деньгами, это вообще даже близко не проблема, если конечно она не соврала, и назвала своё имя.
Шатен широко распахнул глаза, собственному счастью не веря. Он думал, что больше не увидит её, а если увидит то только в сопливых снах. А тут Фёдор с таким воистину гениальным решением. Это намного лучше чем какое-то там дружеское “Всё наладится”, в сто раз лучше.
– Ты гений!
– Я знаю. Завтра пойдёшь, сегодня он закрыт.
Остаток чаепития пролетел незаметно для обоих. Они обсудили дела политики, их собственного положения и прочее. Он проводил Фёдора до кареты, а потом из окна комнаты глазами. Спасибо ему!
Комментарий к Гений
Стих моего авторства, был написан специально для данного фика. Спасибо всем за комментарии, и тёплые слова в них. Отдельное спасибо публичным бетам, которые помогли найти ошибки в прошлой части! Старалась выложить побыстрее.
========== Коё ==========
Давайте немного отойдём от роскоши графских особняков, и попадём в дом на главной улице. Дом одноэтажный. Дом заурядный.
Этот дом носит каменные кирпичи и черепицу грязного цвета. У него три квадратных рта, завешанные плотными бурыми шторами. Эти рты сквозят, и вдыхают в дом ночной воздух. У дома есть дубовая дверь с чугунным кольцом. Около неё стоят два ящика синих цветов. Они плачут и дышат мокрым песком.
Он ничем не огорождён, а от других домов, всяко богаче этого, его отделяет шеренга воздуха. Она называется переулок. Прошу прощения, немного запамятовала. Сейчас ночь.
К жилищу подошёл человек в плаще, и отбил на двери ритм кольцом. Не просто звук, а именно ритм. Два стука, пауза, стук, и дверь открылась, впуская незнакомца. На пороге стояла рыжеволосая девушка, знакомая вам раньше.
– С возвращением.
Он не ответил. Молча прошёл, расшнуровывая на ходу сапоги, и стянув с ноги, откладывая в ящик. В ящике была ещё пара сапогов поменьше. На крючке повесился плащ. Он был чёрный.
– Вскипяти воду, есть разговор. – сказал он, проходя в одну из четырёх комнат. Незнакомец, а точнее незнакомка была хмурой.
– Как скажешь. – Она проследовала на кухню, смывая с лица улыбку. Теперь улыбка умерла, вместе с огнём в глазах рыжей. Они пали.
Пол скрипел, и не от веса девушки, а от возраста полов в прихожей. Он был долгожителем. И деревянным был только в коридоре-прихожей. Все оставшиеся комнаты населял камень: серый и криво положенный.
Кухня была очень маленькой. В углу стоит большая бочка, для мытья посуды. Над ней навесные шкафчики, и полки с банками. У другой стены каменная печь, с бурлящим котелком внутри. Котелок был грустный.
Возле бочки стояли ящики с посудой. Она была белая, и было её мало. На полу погреб, с таким же чугунным кольцом, что и у входной двери . Пол был каменный, как и везде. На нём была медвежья шкура, бурая. Напротив бочки и посуды был деревянный стол, на котором делались все кухонные дела: резка продуктов, разделывание мяса, и собственно сами приёмы пищи. Она была скудной.
Девушка прошла, захватывая с гвоздя полотенце, и направилась к печи. Она была подавленна. Если сестра говорила 《Есть разговор》, значит не к добру. Чуя ухватилась за ручки котелка полотенцем, и вытащила его на стол. Он перестал бурлить, и принялся остывать. Медленно. В нём был суп.
Теперь девушка взяла чайник и направилась га улицу, к колодцу. Колодец кстати был прямо за домом. Она шелестнула подолом белого платья, которое уже успело запачкаться.
Дверь скрипнула, и из-ща проёма на девушку уставилась луна. Не обратив на неё никакого внимания, она обошла дом и подошла к колодцу. Он спал. Она кинула его ведро вниз, и когда то, с глухим 《плюх》, наполнилось, принялась крутить ручку, дабы поднять. Ведро скрипело и подниматься не горело желанием, но кто его спросит, такого ржавого? Вода стала переливаться из него в чайник, и когда тот наполнился, девушка оставив ведро на краю, с большой неохотой вернулась в дом, скрипнул дверью.
Теперь на кухне горел свет. Он острый и напряжённый, как и Чуя. Она медленно направилась в сторону кухни, держа в левой руке полный чайник. Когда же тусклый свет полностью озарил её лицо, за столом появилась незнакомка, с которой сейчас будет разговор. На ней было серое платье. Волосы были не как у рыжей, они были длиннее и отливали розовым закатом, когда у рыжей закат был как киноварь. Они были собраны в пучок, а чёлка закрывала один глаз. Он был рубиновый.
Чуя, не смея сказать и слова, направилась к печке и ставя на неё чайник. Пока вода грелась она села на соседний стул, прямо напротив сестры. Несколько минут полного напряжения. Девушка пыталась проглотить своё стучащее сердце. Оно было отвратительного вкуса. Но этот ужин не продлился долго, и тишину разрезал свист, больно бьющий по ушам. Голубые глаза метнулись к чайнику, и через несколько телодвижений он был водружён на стол. Теперь Накахара копошилась в посудных ящиках, вынимая оттуда заварочный чайник, а с верхней полки сам чай.
Очень мелко дрожа, девушка положила несколько листов заварки, и залила кипятком. Она не смела поднимать глаза на рассерженную сестру. А она таковой была.
Сев на соседний стул, Чуя собрала всё оставшуюся смелость начать разговор.
– Так, о чём ты хотела поговорить? – голос звучал бархатом, но это фальшь. Он дрожит и бьётся внутри.
Старшая подняла глаза. Даже сквозь спокойствие, в них были сомнения. Она потянулась к чайнику и налила в чашку немного.
– От чего вчера вечером ты пришла позднее обычного? Мало того, ты использовала целительную силу, которую не должна была практиковать. На первое я ещё могу закрыть глаза, потому, что знаю о твоих лесных вылазках, – дева осуждающе посмотрела на Чую, которая места себе не находила. -
– Но то, что ты использовала то, что я запретила, выше любой наглости. Разве так тебя воспитывала матушка?
Чуя молчала, не смея подавать голос. Чай в её чашке начал стыть, и кажется дрожать вместе с девушкой. Когда сестра говорила, лучше не прерывать, пока не дадут слова. Его дали только что, вопросом.
– От чего мне нельзя занятся врачеванием? Разве это дурная магия?
– От того, что наш род, род колдунов боевых. У нас ценится не лечение раненых, а как раз наоборот – нанесение увечий недоброжелателям. Ты – ведьма силы и гнева, чародейка семьи Накахара, так будь любезна соответствуй! Пока я жива, не позволю семье угаснуть. – она постепенно гневалась, но совсем не подавала виду.
– Но ведь…
– Никаких но! Ты слаба, раз даже из-за царапины не смогла дойти. А ещё мне бы хотелось побольше узнать о самой причине травмы. Я жду.
Чуя только осознала, что придётся выкладывать абсолютно всё. О причине раны, о использовании целительной силы, о Осаму Дадзае, и о мёртвом солнце. Ах, как же хочется исчезнуть!
Вздох
– После твоего поручения, я собиралась вернуться домой, как вдруг по улице шёл мужчина. Я не думала, что в такое время по улице будут гулять, поэтому не особо позаботилась о маскировке. Этот полоумный заметив мою тень, побежал. Я спрыгнула с крыши, и неудачно приземлилась. Он нагнал меня, и вновь неудача. Волосы обратились раньше обычного. – у старшей вылупились глаза от злости и страха за Чую, но та продолжила -
– Я пригрозила ему ножом. Он поклялся никому не слова. И у него была странная манера речи, все эти “позвольте” и “мадемуазель”. Странно для крестьянина. Я задала вопрос, и оказалось, что это аристократ, и видимо, умалишённый.
– Аристократ?! Чьего же дома, осмелюсь спросить? – она внимательно слушала рассказ синеглазой, недоверчиво на неё посматривая, время от времени. А оно в свою очередь текло патокой: вязко и липко.
– Дома Дадзай, сестрица. – Старшая недоверчиво посмотрела на слова Чуи, но не найдя в них лжи, погрузилась в раздумья. Рассказчица же обдумывала следующие слова.
– Но о наследнике этой семьи мало что известно. Поговаривали конечно, что он странный, и в свои 18 не помолвлен до сих пор, что необычно. Я не верю слухам, но похоже, что этот один из правдивых. – она отпила ещё немного, и поставив чашку с тихим “стук”, глянула на Чую. У неё всё на лице написано: и страх, и одиночество, и некое беспокойство. Интересно, о ком?
– А есть ещё слухи? – она старалась не выдавать дрожь из-за смуты в мыслях. Причиной её был шатен, что даже не подозревал о причине обсуждений. Сейчас девушка испытывала смешанные чувства насчёт него.
– Разумеется есть, и они так безобидны как этот. Я слышала от продавца в третьем квартале, что он в дружбах с “северным принцем”, который имеет дурную славу, взявшуюся из ниоткуда. Ещё у него странные увлечения, связанные с увечьями, потому ходит весь перебинтованный, постыдился бы. И вообще он личность сомнительная. – она поправила рукава платья, и намеревалась послушать до конца повесть сестры.
– Не менять тему, а продолжай начатое. – было брошено на стол. Это слова.
– Этот Дадзай признался мне в любви, – тут глаза слушательницы резко вздёрнулись.
– И разумеется я не восприняла их всерьёз. Как можно кидать такие страсти? Тем более меня он видел в первой. Но не думаю, что он лгал. – Рубиновые глаза смотрели в небесные с прежней злостью и гневом.
– Ты понимаешь, что это значит?! А если он попытается найти тебя! С его состоянием, это даже близко не проблема, а если он подключит свои связи, то даже вздохнуть без его ведома не выйдет! Если он серьёзно полюбил тебя, то так оно и будет!
– Не горячись. Мы ещё точно не знаем, незачем гневаться. К тому же, всегда можно договориться, Коё.
Коё посмотрела на неё с недовольством, и выскочила из-за стола, в комнату из которой вышла, шелестнув платьем, и бросив напоследок:
– Делай как считаешь разумным. Матушка перед смертью наказала лишь о чистоте наших магических способностей, но о подобном ничего не упоминала. – она в последний раз посмотрела на сестру, которая так и осталась сидеть за столом. – И… сегодня нашли и сожгли Маргарет. Я была на её казни. Не допусти подобного с собою, а я вернусь в отчий дом, не хочу навлекать на себя беду, которую скоро навлечёшь на себя ты. Буду заходить иногда, проведать.
Она ушла, но вскоре комната в прихожей засияла золотыми искрами, и из неё медленно выплывали вещи и предметы, обличённые свечением. Вскоре повесившийся плащ сняли и накинули на плечи, багаж проплыл рядом, в потрёпанный чемодан, а волосы обывательницы стали каштановыми. Чуя опомнилась, и подбежала к сестре сзади, крепко сжимая её в объятиях, будто в последний раз видит.
– Спасибо Коё. За всё. Но, почему ты не остановила меня?
Озаки вздохнула и улыбнулась грустной улыбкой, ласково смотря на младшую. Человек-настроения: только недавно готова была рвать и метать, а сейчас улыбается и приобнимает за спину сестру.
– Потому, что это твоя жизнь и твоё сердце. Я не имею прав в неё вмешиваться. Хочешь его любить, люби.ю, но не вздумай умирать. Если ты умрёшь я его убью, клянусь тебе, ибо не будь его, не было бы проблем. Будь осторожна.
Дверь скрипнула, и шатенка с чемоданом вышли из дома. Пошёл дождь, и вскоре фигурка в плаще отдалилась от дома, под взгляд голубоглазой сестры. Она до последнего надеялась, что старшая обернётся и посмотрит на неё. Глупая надежда, так ведь? Но так и не дождавшись, он захлопнула дверь, и погасила свечу.
Озаки шла быстро и свернув с улицы, замедлила шаг. Дом родителей находилась в четырёх кварталах отсюда. Не очень долго, учитывая колдовскую выносливость. Она смотрела в небо, и дёргалась от холодных падающих капель дождя. Старая брусчатка трескалась от её каблуков, но несмотря на это, дева миновала три квартала. Не успела она свернуть в сторону дома, к ней подошли двое мужчин. Они были одеты в чёрные плащи, а на груди болтались кресты. Взгляды были горькими.
– Девушка, пройдёмте, есть подозрения…
Комментарий к Коё
Спасибо всем! Вот немножечко стекла, не без этого)
Пишите коментарии, если что-то интересно, отвечу на все вопросы!
========== Его океаны ==========
– Господин, чем могу служить?
Человек с туловищем комода и седыми усами сидел за столом и минуту назад складывал пергамент. Комната в которой он находился, была то отвала набита шкафами и ящиками казалось, что её вот-вот вырвет. Они были везде, и свободно было только полотно воздуха, соединяющее рабочий стол, с входной дверью. Его дела прервал звон колокольчика двери его здания, впуская в себя высокого шатена, с жёлтым перстнем на пальце. Парень подошёл и положил перед переписчиком бархатный мешочек. Он недоумённо посмотрел на положенную вещь, хлопнув старыми глазами.
Шатен улыбнулся и пояснил:
– Здесь, – он указал на бордовый мешочнк шитый серебряными нитками
– Сто пятьдесят золотых, и два обоаботанных рубина.
Глаза переписчика округлились и стали как два золотых, от жадности. Такой суммы он никогда не видал, что уж его винить. Он было потянулся своими пальцами-сардельками, но его хлопнула трость с золотым набалдашником. Он удивлённо посмотрел на её обладателя, тот лишь с показушной улыбкой, и отвращением внутри, добавил:
– Всё это ваше, если отыщите личные данные одной интересуещей меня персоны.
Мужчина нахмурился и ответил, скрещивая руки на груди:
– Подобного рода просьбы противозаконны. Я не могу вам помочь.
Дадзай засиял ещё больше, уже наполовину вкушая плод победы
– Я увиличу сумму в двое, трое или лаже четверо, если согласитесь мне помочь
Переписчик задумался. С одной стороны, он может сдать его полиции, и получить вознаграждение, но явно не больше предложенного, при этом сохраняя свою законопослушность, с другой он сможет оплатить учёбу дочери. Да и его жены сожгла эта “законопослушность” поэтому выбор очевиден, и он сбросил со своих губ ответ:
– Хорошо. Мне нужно знать имя этого человека.
Осаму огненными глазами посмотрел на мужчину, глазам не веря. Сейчас он узнает где живёт его избранница. И с довольным лицом молвил:
– Накахара Чуя, мсье.
Переписчик кивнул, и поднялся из-за стола. Он поправил ворот своей рубашки и направился к ящикам. Они все отмечены буквами алфавита. И остановившись у шкафа “Н”, он стал дёргать ручки ящиков. В них лежали пачки бумаг, похожие трупов, сильно прижатых друг к другу. От них веяло старостью. Некоторые вовсе готовы были рассыпаться в прах, и тогда это уже не документы – это грязь, и не пепел на руках и не земля под ногами. Этот прах схож с крематорическим пеплом, а тот пропитан табаком и криком. Он дёрнул ручку третьего ящика, в котором было всего четыре папки. Он достал третью и пробежал глазами по буквам.
Та самая.
Он пошёл обратно, держа папку в руках, и когда вернулся его взору пали уже три мешочка, шитых серебряными нитками. И один сидящий шатен. Улыбается. Завидев документ в руках мужчины, сказал:
– Благодарю вас! Деньги на столе, можете пересчитать.
Переписчик кивнул и протянул папку шатену. Тот принял её как высшее дарование человечеству, и поспешил ретироваться с лавки, забитой документами. Дверь снова звякнула, оставляя после себя одинокого переписчика, который снова сел за стол. Повсюду витала тревога и счастье шатена, от чего мужчина чихнул, и убрал деньги в ящик стола.
В это время довольный шатен рассматривал бесценные бумаги. Он сидел в карете, но никуда не ехал. В документах был карандашный набросок лица девушки и личные данные
Имя, фамилия:
Чуя Накахара
Рост:
160 см
Место жительства
Квартал 7, ул. XX
Родственники:
Коё Озаки (сестра)
Эмили Накахара (мать) мертва
Винсент Накахара (отец) мёртв
Рюноскэ Акутагава (не родной брат)
Он повертел бумажку ещё пару раз, а потом взял трость и стукнул два раза в потолок кареты, озвучивая адрес, что был написан. Звука удара по бокам лошади, и шатен затрясся из-за неровной дороги. Он задёрнул тёмную шторку кареты, и планировал вздремнуть на 1 час. 7 квартал – путь не близкий. Час езды минимум, и полтора если какая-нибудь авария, что не редкость в том районе. Не сказать, что это настолько далеко от поместья шатена, но из-за бесконечных грабежей и прочих инцидентов, туда мало кто ходит, и дороги ужасные.
Прошло не так много времени, как кучер окликнул молодого шатена. Тот задремал, и был явно не в восторге, от того что разбудили. Он жмурился и потянувшись, спрыгнул с кареты. Осаму обернулся и увидел дубовую дверь, с чугунным кольцом. Поправив ворот рубашки и уже было собравшись постучать, как вдруг вспомнил о наличии кареты с кучером. После пары фраз, тот отбыл восвояси, оставляя господина а гордом и недолгом одиночестве. Дадзай взялся за кольцо и стукнул два раза. Два маленьких крика послышались из-под кольца. Ему больно.
Он подождал пару секунд, прислушиваясь. За дверью было слышно копошение. Наконец дверь скрипнула, и на пороге стояла рыжеволосая девушка, в белом платье. Ещё на ней были слёзы. Она посмотрела в лицо шатену с безмолвным 《Входи》, и отошла в сторону. Дадзай зашёл, стирая с лица улыбку. Он нагнулся и снял туфли, ставя рядом со всей обувью. Её было только две пары, и обе женские. Он встал и поправил брошь булавку направился на кухню. Юноша успел заметить, что дом крайне мал, даже для двух людей. Он прошёл в захламлённую и неубранную кухню. На полу мокрым цементом лежали осколки тарелки, или двух. Девушка сидела за столом, зарывшись в рыжее море на голове. Море было сухим.
Дадзай прошёл и вынул второй табурет из-за стола, дабы присесть. Он не думал застать девушку в такой печали, если не истерике. Уже не было привычных ему блеска глаз и тёплой кожи. Есть только девушка, с заплаканным лицом. Он присел рядом, и осмелился начать разговор, смотря точно на ведьму:
– Радость моя, от чего впустили меня? Вам ведь сейчас явно не до моей скромной персоны.
Девушка не отреагировала, лишь посмотрела на него своими небесами. Что вы думаете? Конечно можно смотреть небесами, даже нужно. Ведь у каждого оно своё, и видно только в очах.
Слеза бесшумно скатилась по щеке. Сглотнув, девушка ответила:
– Раз пришёл, значит надо впустить. Таковы манеры. Тем более, я же говорила что гнать тебя не буду. Не хочу лгать попусту. – она встала из-за стола
– Чай?
– Да, пожалуй. Так, что случилось у вас, прекрасного создания, коль слёзы роняет?
Девушка до белизны в костяшках сжала чашку, и не ожидав такой грубости, она разбилась. В ладони девушки осталось два осколка, которые красили руку девушки в красный. Она вынула их и выбросила в мусорное ведро, вместе с остальными. Шатен не дёрнулся, ожидая. Теперь на столе стояли две чашки без чая. Девушка осторожно взяла заварочный чайник и наполнила их. Тёмная жидкость. Такая же как и в глазах шатена. Можно сказать что она налила в чашки глаза Дадзая. Странно звучит.
Чуя подвинула ему его чашку и села напротив, держа свою. Она отпила и капли, вспомнив про вопрос. И собираясь с духом ответила:
– Моя сестра… Её сожгли сегодня на площади. Она была для меня всем, и если бы я тогда…
Шатен посмотрел на неё с сочувствием и горечью. Он не думал что застанет её в таком горе.
– Мне не стоило приходить.
– Раз пришёл, останься. Допьёшь, и уйдёшь. Так, как ты нашёл меня?
Он грустно улыбнулся из полуоткрытых глаз. Подперев голову рукой и мечтательно ответил.
– По зову сердца разумеется.
Она посмотрела с сомнением. Разумеется ей льстило, что такой симпатичный аристократ пришёл к ней на чай, пусть и не вовремя. Тем более, что он не выдал её колдовскую тайну.
Рана ещё кровоточила.
Шатен ещё сидел.
Она промолчала. Глаза зацепились за заколку на подоконнике. Ничего примечательного на первый взгляд, если бы только она не была сестринской. Глаза вновь наполнились слезами, такими тяжёлыми и горькими, что больно смотреть. Они спешно сбежали с её лица на стол. Осаму не мог более смотреть, и подошёл. Он обнял её сзади, чувствуя дрожь в плечах и сердце, в таком хрупком и маленьком, что посмотри, будто и нет его вовсе, и будто не оно сегодня скрутилось до боли. Ему было больно смотреть на свою любовь. Она же посмотрела на него своими глазами, а он сказал:
– Плачь солнце моё. Ведь те, кто больше не плачет – самые несчастные люди в мире.
Она улыбнулась горькой улыбкой, такой горькой, что казалось она отравляет не хуже любого яда. Заправив прядь за ухо она ответила:
– Как это?
– Они там, где больше не будет света. Это жители могил и земли. Они не могут плакать.
Чуя улыбнулась. Ей стало легче, даже от Дадзая. Её не баловали, объятиями или даже взглядов в свою сторону. И всё же она рыдала на похоронах родителей. Странно же? Рыдать по тем, кого не любил. Это очень грубо.
Он последний раз сжал её, а затем выпустил с объятий. Она отстранилась, и блестела слезами. А потом молвила те самые слова:
– Мне кажется, я люблю вас, господин Дадзай.
Он, счастью своему не веря глупо улыбнулся пауку на стене. Это солнце согрело его. Солнце с голубыми глазами. Его солнце. Его океаны.
– Вы заставили меня ждать, душа моя.
Вы наверное думаете, что легкомысленно доверяться не пойми кому. Но Чуя не такая, нет. Она доверяет своей интуиции, как себе, а та гласила ,верь шатену. Теперь у неё есть его горечь. Его кофейные глаза. Глаза полные радости и новорождённой любви.
Комментарий к Его океаны
Простите за столь маленькую часть.
Я не думаю что《Ведьма, с огнём в волосах》продолжится. У меня совершенно нет идей для дальнейшего развития событий, дабы было интересней читать. Скорее всего фик будет заморожен.
========== Василёк ==========
Мягкость лица и вены-лианы
Трепетно жмутся сквозь руки
Огонь в волосах, глаза океаны
Тяжелы любовные муки
Люби своих слёз ласковый свет
Коль не замёрзли нити в душе
Пока можешь идти ищи рассвет
Синих глаз, открытых во мгле
Любовь моя её ты от бед защити
Душа моя быть твоею должна
Голос пронзил крик в небе тиши
Сгорело Солнце, в огне умерла
Боль окрасит грудь в алый цвет
Струится океанами голос твой
Я не уйду однажды дав обет
Буду сиять камнем в саду его
Застыли в дёгте мраморном
Черты лица и вены лианы
Вечно юна, в белом свадебном
В саду его солнце его океаны
– Что вот прям так и сказала? – с прищуром посмотрел Фёдор на друга, который сидел напротив с чашкой. – “Господин, вы само очарование, я горячо полюбила вас с первого мгновения нашей встречи”
Шатен улыбался и показушно подтянул воротник рубашки, а-ля “похититель сердец женских”. Они снова сидели пили чай. Нет не в саду Дадзая.
Фёдор пригласил его на чашку другую. О истории сада Достоевских можно писать роман в нескольких томах. Настолько он прекрасен, настолько и мёртв. Вся зелень не была зелёной, скорее какого-то голубоватого оттенка сероватого цемента. Здесь дышит север.
– Ты во мне сомневаешься? Или мне кажется? – посмотрел взглядом невинного ребёнка, мол “как это я, сама невинность, могу врать?”.
– Тебе не кажется. И я не сомневаюсь, а открыто тебе не верю.
– Как же так? Я же твой друг!
– Именно поэтому.
Дадзай на это лишь обиженно поджал губу. Его слегка удручало то, что друг никогда не попадается на его маленькие проказы. Они похожи на бабочек с белыми чистыми крыльями, но их безжалостно отрывал Фёдор, показывая всем своим головным тараканам, что это не бабочки, а дождевые черви, сложенные пополам. А может, проказничать Дадзаю мешала этакая фёдорвсая атмосфера вокруг. Ну серьёзно, словно Достоевские нелегально вывезли из своей страны кусочек России, ибо по другому он не мог объяснить, как это так: сады везде зелёные и проказы не угадаемы, а тут он голубой и всё видит насквозь. И сад, и Фёдор: оба проницательны.
– Ну ты же рад за меня?
Брюнет посмотрел на Осаму и поправил шапку.
Незаменимая часть его имиджа, где бы он не находился.
– И да, и нет.
– Понимаю. А что бы ты сделал на моём месте? Продолжил бы встречаться, разорвал бы связь, или сдал инквизиторам? – поинтересовался шатен. Этот вопрос его сильно интересовал.
– Во-первых я бы не оказался на твоём месте, ибо у меня есть мозг.
– То есть у меня нет мозгá? А как правильно мозгов, мóзга, или мозгá?
– Какая разница как говорить, если мы говорим о отсутствущем органе в твоём организме? Говори как хочешь.
Он снова отпил из своей чашки. Помимо чайника, на столе были блюдца с бисквитом и пряниками. Шатен покивал головой, мол, “логично”.
– Значит мозгá! – позже выкинул он же.
Удивительно, как разговор может перетечь из одной темы в другую. И причём в такие разные, как и сами собеседник. Остаток чаепития они обсуждали множество тем. Наверное примерно столько, сколько капель в полной чашке чая. То бурно спорили о том, чья невеста красивей, потом о том, что Чуя не невеста, а Дадзай бурно доказывал обратное, то он перешёл о разговорах более мирных, как например о красоте России, и разнооьразие Японии, то ещё о чём-нибудь.
Фёдор проводил его бурый с синими шторами экипаж и вернулся в покои. Не думаю, что есть смысл описывать опочивальню брюнета так, как он не герой нашей истории. Можно сказать только то, что всё там было словно приклеено. Ничего никогда не меняло своих мест. Наряды всегда висели на своих местах и в определённом порядке, документы и договоры в аккуратной стопке. Почему они не в кабинете? Фёдор привык всё доделывать перед сном. Знакомо чувство выполненного долга? Так оно ещё и вознаграждалось. Чем? Сном разумеется. Хотя несмотря, на то что он доделывал всё до пол одиннадцатого, по настоящему засыпал лишь в часдватри ночи.
… и мы только в два часа ночи вспомнили, что доктора велят ложиться спать в одиннадцать. Лермонтов.
***
Сумеречная прохлада несильно ударила в лицо Осаму. Он стоял на балконе и смотрел в сторону площади, где обычно сжигали преступниц. Сегодня сожгли очередную ведьму. Люди высыпались из домов, как песок из порванного пакета, лишь бы поглазеть на чужую смерть, и в тайне ликуя, что не его. Дадзай лишь мельком глянул. Не подумайте, не из интереса. Убедиться, что не она. Рыжеволосое море.
Он ещё немного поглядел на растушёванное небо и редкий дым. В руках у него редело его сердце, половина. Вторую он отдал Чуе. Дадзай зашёл в комнату и думал чем бы заняться ещё. Документы подписаны абы-как, но это не столь важно. Его голову всецело заняла рыжая красавица. Она сидит там и пьёт чай, смотрит голубыми глазами. Там, это в его мыслях.
Осаму сел за стол, и достал один чистый лист и письменные принадлежности. Расправив его как следует, будто не письмо пишет, а какой-то документ самому королю. Он достал и принялся строчить быстрым и аккуратным почерком. Письмо получилось в пол листа, если не больше.
Внимание вопрос
Кто получатель?
Верно – угадали
Разумеется к его возлюбленной. Он жаждал встречи, словно глоток воды в Сахаре. Поэтому дописав, и перечитав два раза, он сложил лист вдвое и положил в конверт. Рядом стоял подсвечник на фарфоровой подставке. Там танцевал огонёк. Из ящика была выужена небольшая коробочка. В ней хранилась коллекция шатена. Странное для мужчины занятие, особенно то, что собирал Дадзай. Коллекционировал он цветы. Обычные, полевые и разумеется правильно засушённые. Там были розы всех расцветок, незабудки, один ликорис, анемоны, вистерия, вишня, яблоня…
