Текст книги "Ведьма, с огнём в волосах (СИ)"
Автор книги: Lacrimoss
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
========== Внезапное решение ==========
Солнце лило на шумный город свои слёзы, и изредка прикрывалась мимо проплывающим облаком, дабы их смахнуть. Город жив, он дышит и носит одежды, совсем как человек. Что с него взять – рыночный день. В порт прибыли гости из Венеции и Турции со своими товарами. Все дома были схожи с картонными модельками, которые склеены между собой и к каждому приставлена пара карет и бричек. Всё до единого на улицах – заурядное и неинтересное. Открою один секрет – здесь даже воздух серый. Жители или скучны, или однообразны. Все до единого шатены или брюнеты, женщин на улицах мало. И не удивительно, охота на ведьм в самом разгаре. Хочешь жить, лишний раз не высунешься. Ужасные времена. Достаточно просто родиться женщиной, дышать не как массы, и тебя уже схватили инквизиторы. А девушке нет пятнадцати. Всё потому, что с голубыми глазами и родинкой на щеке, хотя тут это кличут “поцелуем дьявола”.
Чуть дальше него расположилось два поместье, и оба графские. Они разлеглись по соседству, в паре километров друг от друга. Дом имени Достоевских, и дом имени Дадзай. Род каждого из них знатен и богат, уважаем и любим, у обоих есть наследники, и они давние друзья.
Тот, что более мрачен и холоден – дом Достоевских. У него массивные колонны, тёмно зелёные стены, большие окна и нет души. Зато есть прекрасный сад. Если вас когда-нибудь пригласят на приём, то обязательно посетите его. Он большой и уставший. За домом небольшой лабиринт из розовых кустов. Главное место занимает сидящая на коленях плачущая женщина. Это фонтан из чёрного мрамора, только глаза женщины ведьминские. Они голубовато-фиолетового цвета. Скорее всего, на ней лёгкое белое платье, и длинные волосы. Она печально смотрит в сторону дома, а из глаз текут слёзы. Она была женой графа Михаила Достоевского. Но из-за обострившейся “охоты” он потерял её. В тот день на ней было белое платье, чёрные волосы, и языки пламени, которые быстро перебежали с подола одежды, на волосы и лицо. Она молчала, и пока могла смотрела на мужа и на маленького сына Фёдора: мальчика с чёрными волосами и фиолетовыми глазами. Он грустно смотрел на костёр, но не плакал, лишь изредка всхлипывал, и нервно теребил рукава белой рубашки, и её же воротник. Сейчас же он, Фёдор Достоевский – главный наследник этого дома, взрослый парень двадцати четырёх лет, имеющий знания графа, очаровательную невесту и грустные вечно уставшие глаза. Глаза из тоски и серебра, такого мягкого и плавленного, но такого холодного, и всё вместе с крапинкой боли и тоски, которая обрамляет радужку тёмно-малинового цвета. Он унаследовал от матери внешность и взгляд, а от отца остроту ума и характер: строгий и спокойный, всегда знает что делать, и никогда не делает лишнего. Он дышит не часто, ест скудно. Он хладный и сдержанный, точно выходец из родной северной земли, земли суровой. На нём всегда всё белое или серое, зависит от него самого: белые брюки, белая рубашка обязательно с серыми, или светло лиловыми краями, белый жилет до пола, и белая шуба, если холодно. А холодно ему почти всегда, и он никогда не расстаётся с белой шапкой. Подарок матери.
Частый гость этого этого поместья – невеста молодого господина. Эта задорная девица с очень светлыми волосами, почти белыми, которые всегда заплетены в длинную косу. У неё янтарные глаза и тёплый оттенок кожи. Сильно контрастирует с северным принцем. Её зовут Николь Гоголь, и она любит своё полосатое платье и красные перчатки. О ней почти нечего сказать, разве что она француженка с русскими корнями и знатным родом.
А рядом по соседству, в нескольких километрах, развалился дом семьи Дадзай, будто после тягостных работ, в мятом пиджаке и трубкой для табака. Он был меньше, но не беднее Достоевских. У него бурые стены, и тёплая от солнца крыша. Здесь небольшой сад, но есть массивная конюшня. Старший Дадзай очень любит верховую езду, и ей уделено почти всё его время. Он, несмотря на свои года и всю строгость титула, любит нагрузки на тело, любит животных (особенно кошек), и по настоящему любит свою жену Ран, что на самом деле странно. Обычно, наследников не спрашивают, хотят ли они женится, просто ставят перед фактом, что мол, вот тебе абсолютно незнакомый человек, и ты с ним проживёшь остаток своей жизни, возражения не принимаются. Потому и часты измены, а любовниц обвинят в колдовстве и очаровывании мужчин. Но с Сэтоши Дадзаем другое. Он влюбился с первого взгляда, и при первом же чаепитие, с той строгой и холодной девушкой, в изумрудном платье, с янтарными глазами, и бесконечным презрением к нему. Но этого презрения не хватило на долго, и сейчас она любящая жена и мать единственного сына, коего очень строго воспитывает. У маленького Осаму был золотой характер, от того и тяжёлый. Он никогда не шёл, всегда бегал. Он никогда не спал ночью, всегда спит днём (даже сейчас). Ран объясняла это тем, что он перенял от отца “дурные гены”. От неё самой он перенял всё, кроме манер и благоразумия: густую коньячную шевелюру, большие янтарно-карие глаза с крапинкой недосыпа, и строгие черты лица, присущие всем японцам, хотя живут они во Франции XVII вв. Однако, назвать Осаму глупым не повернётся язык. Он, как и Фёдор, получал высшие баллы по всем урокам, его всегда приглашали на приёмы, и званые ужины. У него странный взгляд на жизнь, скорее шаблонный, чем непонятый или непринятый им самим, и странные увлечения, связанные с увечьями. Парень никогда не показывает своих чувств или эмоций, всегда эта лучезарная и наполненная радостью улыбка. Она была бы прекрасна, если бы не была вшитой и фальшью. Его единственный друг Фёдор никогда никого не притягивает к себе подставным поведением, никогда подстраивается под ситуацию, скорее это к нему будут так подстраиваться. Он всегда строг и спокоен, в отличии от Дадзая.
И как они сумели найти общий язык? Знают только они сами. Сейчас же Осаму Дадзай полноправный граф, имеющий фамильное поместье, множество слуг и отсутствие невесты. Сколько его не приглашали на балы, дабы найти суженную, он всегда отказывался. Ну не его это.
***
– Так как там с твоей невестой?
Фёдор частый гость в доме Дадзая. Сейчас парни сидят в саду за чашкой чая. Только с Фёдором Дадзай забывал о речевом этикете, и мог разговаривать и отвечать как простолюдин. Точно так же и Фёдор, но реже. Брюнет сидел слева и держал в руке чашечку горячего чая, медленно преподнося её к губам, и ждал ответа на свой вопрос.
– Пока никак. Мне они все неинтересны. Какие-то расфуфыренные. – ответил Дадзай.
– Это как это расфуфыренные?
Он вопрошающе посмотрел на собеседника. Тот вздохнул и принялся объяснять, жестикулируя.
– Ну смотри. Представь куклу в человеческий рост, ну или швабру для мытья, разницы нет. Так вот, пусть у этой куклы будут красивые рыжие волосы, зелёные глаза и длинное платье
– Красиво
– Ага, просто прекрасна! – он воскликнул, когда друг его понял, и понял как надо, – А теперь представь что длинные волосы этой куклы собраны в какое-то месиво, из заколок и локонов, называемое “причёской”, губы накрашены красной краской, а глаза – серой. И ещё у неё неестественные розовые круги на щеках, называемые “румяна”. А, ну конечно! – он стукнул себя ладонью по лбу, мол, осенило
– Эти пышные платья, из обилия бантиков и ленточек. Ну и как тебе теперь невеста?
– От прежней красавицы ничего не осталось.
– Вот и я о том же! Ужас, а не невеста. И из таких расфуфыреных кукол и швабр состоит вся кандитатура, которую мне предлагают! – он взял пироженое и откусил кусок.
– Не повезло тебе, друг. – Фёдор поставил чашку на блюдце, и продолжил,
– Моя невеста скорее интересная, нежели женственая. И я так понял тебе больше по душе протолюдины и крестьяне? – он посмотрел на Дадзая, ожидая ответа.
– Да, именно! Жаль что мне как графу нельзя жениться на какой-нибудь крестьянке, мать не позволит, голову оторвёт и женит её на расфуфыренной швабре! А твоя невеста просто прекрасна! Я её украду.
– Тогда уже я тебе голову оторву, и женю её на расфуфыренной швабре! – говоря это он был совершенно спокоен, а на лице Дадзая была показушная обида
– Злой ты, пойду я от тебя!
С этими словами он поднялся из-за стола, с надутыми губами и обиженным лицом, направился к выходу из сада, не забыв показушно громко хлопнуть дверкой садовой калитки. Обидчик же совершенно спокойно к этому отнёсся, отпив ещё чая из узорной чашки.
《Ишь ты! На невесту мою посмел посягнуть! Специально не стану что либо делать, сам придёшь, через пару минут. А я стану тебя прощать, чтоб не повадно было!》– думал Фёдор в тот момент. И действительно, через несколько минут, когда чай уже успел остыть, явился обиженный, несся с собой чёрную коробку.
– Ладно не дуйся! Вот тебе сервиз в знак премирения. Чайный! – воскликнул шатен с улыбкой, ставя коробку на стол.
– Не премирения, перемирия. До следущей твоей выходки!
***
Безликая красавица прогнала плаксу-солнце, и сейчас висела над городом. Её красивые белые глаза очень незаметны на таком же белом лице, но это не значит, что их нет. Это значит, что не все могут их разглядеть. Вот и сейчас, Дадзай пытался что-то найти в лунном диске, попутно размышляя о полуденном чаепитие. Фёдор безусловно был прав: пора заканчивать его холостяцкую жизнь, но как? Его совершенно не беспокоило будущее своего рода, и что он вообще-то единственный сын. Зачем оно ему надо? Для него самое страшное не то, что его не будут любить, а то, что он не будет любить сам. Ведь, кто ничего не даёт, тот ничего не имеет. Но даже если так, ему придётся, дабы не опозорить отца и мать. Они ни в чём не виноваты. Сэтоши и Ран не заслужили такого обалдуя, который после их смерти сведёт статус и уважение в могилу.
– Как всё сложно
Он схватился руками за голову и устало посмотрел на луну, которая также устало посмотрела юношу.
– Пора заканчивать этот беспредел! Вот если завтра я не встречу женщину мечты, то помолвлюсь с первой попавшейся богатой шваброй на балу!
И с этим решение он захлопнул окно и задёрнул тёмные портьеры его покоев. Они были не особо просторными, но и спальней не назовёшь. Большой и пузатый шкаф, был похож на типичного английского джентлемена с моноклем на глазу, во фраке и шляпе-котелке, гордо вышагивающим по улице на какую-нибудь Трафальгарскую площадь. У другой стены большая кровать, которая у Осаму ни с чем не ассоцировалась. Кровать как кровать, ничего больше. Справа от неё окно и портьеры, которые почему-то ему казались восточной красавицей с легким шарфом на голове и лице. Так же в комнате был стол, стул и письменные пренадлежности. Он тоже Дадзаю ничем интересным не представлялся.
Вскоре парень плюхнулся на кровать, проваливаясь в объятия Морфея, несмотря на свою привычку ночного бодроствования. Мысли утомляют не меньше тяжёлых работ. Они суровые и очень тяжёлые, потому голова юноши не выдерживает, ведь их много, и все они страшные.
========== Мёртвое солнце ==========
Комментарий к Мёртвое солнце
Кюло́ты – короткие, застёгивающиеся под коленом штаны, которые носили в основном только аристократы. Кюлоты носили с чулками и башмаками с пряжками
Жюстокор – тип мужского кафтана, появившийся в конце XVII века и сделавшийся в XVIII веке обязательным элементом европейского придворного костюма, наряду с камзолом.
Аби́ – часть мужского костюма XVIII века, входившая в ансамбль «наряда на французский манер», однобортная приталенная одежда с полами до колен, отрезной спинкой с группой складок от талии по бокам сзади, сквозной застёжкой на пуговицах спереди и воротником-стойкой, носившаяся нараспашку.
Жабо́ – отделка блузки, платья или мужской рубашки в виде оборки из ткани или кружев, спускающейся от горловины вниз по груди, также разновидность воротника. (Что-то похожее у Акутагавы)
Утро шагнуло лёгкой походкой, поправляя на ходу солнечные лучи, дабы пустить их потом шатену в глаз через окно. Он недовольно фыркнул и потянулся, жмурясь. Новый день, новые дела и встречи. А, ну и как он мог забыть! Сегодня конец его одинокой жизни. Как печально, однако любое слово, что он когда-нибудь дал себе, юноша выполнит, каким бы оно не было. Вот и сегодня придёться посетить, причём добровольно, какой-нибудь бал с какими-нибудь девицами, дабы выбрать себе какую-нибудь суженную. Он не надеялся встретить женщину, которую будет по настоящему любить и оберегать от невзгод, такую, что способна вызвать у него улыбку, и тягу к жизни в момент грусти, при одном только лишь вспоминание её глаз, добрых и ласковых, как у матери. Вряд ли он полюбит придворных дам и отпрысков дворянства. Вот Фёдору повезло: его невеста незаурядная и прекрасная от природы, а сам он ничего не делал. К нему не липнут, как мухи на дерьмо, он сам всех отталкивает, чего нельзя сказать о Дадзае. Он хочет быть нужным не только себе, но и другим. Безусловно он не был одинок: у него есть родители, друг Фёдор, множество влюблённых девушек, имён которых он знает, партнёры по торговым делам. И всё же для него одиночество – это одиночество, а не свобода. Он видит в нём только плохое и страшное, нечто, что растеклось по его комнате и потолку, засело в углу, и моргает белыми глазами. Нечто это чёрное, слизкое и большое, бесконечно большое, будто собралось оно только для него одного.
Юноша встал и подошёл к шкафу. Он открыл дверцу и посмотрел на обилие одежды. Рубашки, жюстокоры*, аби*, кюлоты*, жабо*, чулки, кафтаны, сюртуки, брюки, плащи… Чуть левее галстуки всех видов, броши и перстень с жёлтым камнем и гербом семьи. Сегодня он первым делом хотел закончить все дела, и ближе к сумеркам пойти прогуляться по городу. Он достал чёрную рубашку, а с верхней полки кружевное белое жабо, не забыв прихватить голубую брошку-булавку. Долго выбирая между белым и чёрным жюстокором, выбор пал вообще на бежевый шитый золотыми нитками, одиноко висящий. Нацепив и его он достал такие же бежевые кюлоты с белыми чулками, и чёрные башмаки с большой пряжкой. Обычно, он не наряжается как положено одеваться всем дворянинам, предпочитая по большей части брюки, плащи и тому подобное. Но сегодня пройдёт важная встреча и заключение договоров. Поэтому надо показать себя с лучшей для них стороны. А чудак одетый как крестьянин придётся совсем не по вкусу партнёрам из Португалии.
Закончив с внешним видом, он вышел в коридор, где встретил двух горничных. Те поклонились и ушли, переглядываясь. Не обратив на них никакого внимания, шатен стал спускаться по главной лестнице, к месту встречи гостей. Они ещё не приехали, поэтому Осаму поплёлся в сад, к заранее приготовленным приборам. Сел на свой стул у куста роз и принялся ждать. Всякий раз над ним нависала рука Времени, коя без колебаний хватала его, и вкуручивала в его голову терпение. Улыбаясь, время разжимало его, и оставляло жить. Что за великая злоба – оставить кого-то жить.
***
Встреча прошла как по маслу, без единой неловкой паузы в диалогах. Договор заключён, гости отбыли оставив в подарок тишину. Несомнено лучшее дарование, дороже разрешения на торговлю в Лиссабоне.
Сейчас шатен снова выбирал себе одежду, только намного проще и сдержанее, на прогулку по городу. Было у него ещё одно увлечение, не страннее обычных. Переодеваться простолюдином и щеголять по городу. Никто его не узнавал потому, что мало кто из крестьян его видел в живую.
Абсолютно готовый Дадзай красовался перед зеркалом. От французкого дворянина ничего не осталось. Сейчас он, в бурых штанах, свободной белой рубахе и в жилете, совсем не господин Дадзай. Открыв окно, он осмотрелся по сторонам. Никого. Теперь нагнувшись к кровати и достав из под неё верёвку, он сбросил один её конец в окно, а другой привезал к ножке кровати. Спрашиваете, почему не выйти в коридор, так проще? Ответ прост: никто не знал об этом увлечении молодого господина, а попадись он на глаза сплетницам-служанкам, можно сказать прощай репутации семьи. Да и так совсем неинтересно. Поэтому сейчас он ухватился за веревку и стал спускаться, как альпинист в сад. Также быстро спрятав верёвку он направился к забору. В нём уже заранее приготовленные отверстия, для более удобного преодоления препятсвия. И вновь как альпенист, он стал карабкаться вверх, и спрыгнув с небольшой высоты, довольный направился в город.
Дома и улочки мелькали, и постепенно исчезали позади юноши. Он улыбался во всю, будто его только что выпустили из тюрьмы, и он бедный, неба голубого не видел. Хотя сейчас небо не голубое, а сумеречное и переливается из розового в алый. Он замер, неспособный оторвать взгляд от ярого зарева. Прекрасно. Чудно. Волшебно. Именно из-за таких моментов, стоит иногда выбираться из роскошной, но тюрьмы.
Он побрёл в сторону фруктовой лавки, с желанием отведать персиков. Он подошёл к ящикам с фруктами, обращая внимание купца на себя. Рассмотрев и выбрав для себя понравившиеся он молвил
– Будьте любезны, этих пожалуйста
– С вас 5 золотых
Дадзай полез к мешочку с монетами, отсчитывая пять штук. Кругленькие диски были переданы продавцу, на что взамен он получил пакет из семи персиков.
– Всего доброго! – крикнул юноша напоследок, удаляясь всё дальше и дальше от лавки. Старик утвердительно кивнул головой, мол, и тебе того же.
Сейчас шатен планировал ещё минут сорок медленно идти обратно в особняк, переодеваться на ночной бал. Он так и не встретил девушку мечты. В его представлении не было чёткого образа и идеала избраницы. Он считал что сразу почувствует родственную душу, где-то в подсознании. Среди всех девушек, которых он встречал, не было не одной, которая вызывала бы у него хоть какие-то чувства. В основном это были, или равнодушие и холод, или гнев и неприязнь к особо упёртым. Они даже издалека не напоминают любовь, этих бабочек в животе, этот трепет в груди, это частое дыхание и неспособность мыслить логически. Он никогда не влюблялся, всё выше перечисленное лишь его понятие любви, на деле же всё может быть совсем иначе, но… Разве не могут чьи-то представления и понимание оказаться истинной? А отчего нет? Вполне могут, если это не ложь. А что такое ложь? Это прекрасная история, которую любят портить правдой. Варвары.
Осаму шёл, жевал, дышал, смотрел и думал. Сколько всего за одну секунду. Можно и устать. А он скорее всего и устал, поэтому встал и стал рассматривать крыши здания. Людей на улицах мало. Изредка его размышления прерывались топотом копыт. Он перебегал от одного дома к другому, жкя при этом персик. От его сока его руки липкие и сладкие, но ему нет дела. Придёт, помоет.
《Крыша плоская… крыша треугольная… крыша с тенью человека… крыша.. Стоп что?》
Он мотнул головой, но тень никуда не исчезла. Она судорожно оглядывалась по сторонам, и заметив наблюдателя спрыгнула за дом скрываясь от юноши. Хах.. А он даже звука преземления не услышал, зато зачем-то побежал оббегать дом, дабы посмотреть. Он бежал, будто сейчас она расстает вместе с закатившимся солнцем под покровом ночи.
Когда он завернул за угол, то увидел фигуру в чёрном длинном плпще с капюшоном. Это брюнет, или брюнетка издалека не распознать, поэтому он стал приближаться. Человек сееунду испуганно на него посмотрел, но вот уже скалиться и злобно взирает, но почему-то сидит и шипит. Всё-таки брюнетка со странными волосами, будто не её вовсе. Только сейчас он заметил напряжённость в её мышцах, и это не из-за гнева или испуга.
《Она ранена!》– пронеслось у него в голове, и он присел ближе. Теперь их глаза на одном уровне.
На ней была чёрная юбка, белая рубашка, огаляющая плечи и корсет на шнуровке поверх рубашки юбки. Ну и плащ с капюшоном, скрывающий половину лица и волос. Она посмотрела на него и снова зашипела от боли. Вдруг её волосы стали преопражаться и вмиг, вместо брюнетки перед Дадзаем сидит рыжеволосая девушка, испуганно смотря на шатена, но не теряя бдительность.
– Чёрт! – выкрикнула она, зарываясь руками в свою шевелюру, будто пытаясь вырвать всё до единого волоска. На миг она даже забыла о наличии шатена, и отвела взгляд к себе в ноги, но вдруг стремительно вспомнив, она вынула из складок юбки нож
– Не подходи!
Он хотел было дотронуться до её руки, заметив блеск ножа, отпрянул. Юноша и сам не знал для чего хотел её прикосновения, но зрительного контакта ему было мало. Осаму сложил руки в примирительном жесте, а-ля, сдался.
– Успокойтесь мадемуазель, к чему подобные угрозы? Я лишь желаю помочь вам с вашим ранением.
Она странно на него посмотрела, чуть наклонив голову, всё еще держа нож в руке. Его манера речи показалась ей слегка неуместной, но решив проверить свои догадки, спросила:
– Тц, аристократ что ли?
– Ваша ясность ума поражает меня! Всё верно! Я Дадзай Осаму, граф, и хозяин особняка неподалёку.
– А почему одет как конюх?
– Я терпеть не могу роскошество!
– А отчего не крикнул стражи? Я же ведьма, а тебя за это ещё и вознаградят.
– Я.. – он запнулся. Не смог сформулировать ответ, поэтому решил сказать правду
– Вы поразили меня с первой секунды! Прошу, не гоните меня, а позвольте помочь.
Тут уже она запнулась, не зная что ответить, и как ей возвращаться к сестре, с раненной ногой? Но, если так подумать, он вроде, искренний? И не станет ничего подозрительного делать, ведь так? У неё никогда не было парней, или хотя бы разговоров с ними. Она бы и вовсе стала отшельником, если бы не сестра…
– Хорошо, я не стану тебя гнать.– Парень засиял, и тут же хотел поцеловать ей ладонь, в знак уважения, но не тут-то было -
– Если раздобудешь немного еды и будешь держать язык за зубами!
《Ну ничего себе! Она ещё и условия ставит? Ладно, поиграем по её правилам》 – думал Осаму, доставая из пакета пару персиков, и протягивая их девушке. Та приняла, и съела один, чуть оживая. Шатен стал внимательно наблюдать за рыжеволосой. Она зачем-то положила на рану ладонь, шикнув от боли. Вдруг её рука заискрилсь красным свечением, и по мере проведения ладонью по ране, та затягивалась, останавливая кровотечение. Сейчас она уже собирается встать, и посмотрев на шатена, сказала:
– Чего смотришь? Из-за тебя вообще ударилась, больно однако! – она окончательно поднялась, стряхивая с юбки пыль и грязь
– А зачем надо было прыгать с такой высоты? Я тебе зла никогда не желал, и желать не буду!
Она подозрительно на него посмотрела, но промолчала, отворачиваясь и идя в сторону леса. Дадзай решил последовать за ней, окончательно решая, не идти на бал. Они шли в полной тишине, лишь звуки шагов по земле разбегались вокруг. Вот уже подошли к лесу, и холодный лесной воздух больно ударил по лицу шатена, а девушка улыбнулась. А он решил спросить:
– Зачем нам в лес?
Она повернулась в его сторону и снова осуждающе посмотрела в глаза. А он в её. В тени деревьев не видно, но кажется в них море. Красивое и шумное. Обречённо вздохнув, она ответила:
– Я хочу тебе кое-что показать. Это… В знак нашей дружбы, что ли?
И вдруг она прыгнула на дерево, и резво побежала вдоль ствола, ловко оббегая ветки, и через несколько мгновений она уже была на верхушке сосны. Ветер играл в её волосах, она смотрела в сторону закатного солнца, вновь позабыв о Дадзае, который ещё не отошёл от увиденного. Но,потрясся головой, он всё же откликнул её с высоты, надрывая горло.
– Эй, а как же я?
Она посмотрела вниз, стукнув себя по лбу, мол, вспомнила, и принялась отматывать верёвку, заранее приготвленной на ветке. Она закинула один её конец на толстую, а другой скинула шатену, и крикнула вниз:
– Хватайся покрепче, а лучше обвижи её вокруг талии!
Шатен последовал совету, и принялся наматывать живот верёвкой, не до конца понимая зачем. Ему будет не особо удобно подниматься с ней на животе, а девушка его никак не потянет, сил не хватит. Но, в следующее мгновение он понял, зачем это надо было: девушка обвязала себя вокруг талии, и спрыгнула с ветки. Дадзая же, наоборот потянуло вверх с небывалой быстротой, и встречный ветер больно бил по глазам, но он не растерялся, и когда она уже была в паре метров от земли он ухватился за ветку, на которой дева стояла до прыжка. Теперь она внизу, а он на дереве. Наверху холодно и очень высоко, но шатен её не боится. Высоты.
Следующее мгновение она снова быстро забежала по стволу, и теперь была с ним на одной ветке. Дева присела рядом поправляя юбку и корсет. Осаму же смотрел на деву, и спросил:
– Зачем?
Она посмотрела на него, но ничего не сказала. Вместо ответа она посмотрела за спину шатена, он инстинктивно повернулся. И замер.
Его очам предстал красный солнечный лик, окружённый всеми цветами неба. Он умирал, и медленно опускался всё ниже и ниже, оставляя за собой киноварь зарева. Это прекрасное зрелище, особенно когда почти на одном уровне с солнцем, и смотришь на всё его глазами. Глаза солнца… Вот что оно видит в предсмертный час. Он застыл, не смея моргать, хотя уже накатывались слёзы, от света. Это прекрасно. Это волшебно. Дадзай хотел было достать блокнот и карандаш из кармана штанов, но его остановила холодная рука девушки.
Н е с т о и т
Холод и ветер ушли на второй план и теперь был только непонятный трепет в груди и… Жалость? Но к чему? Скорее всего к умирающему солнцу. А девушка? Он повернулся к ней, и вновь замер. Лучи закатного солнца переливались в её волосах, создавая пламя, схоже с расплавленным золотом, или киноварью, или…
Оставлю дальнейшее на вашей фантазии.
Она посмотрела на него, и когда заметила его взгляд отвернулась и молвила:
– Пойдём. Он уже умер
Он недоумённо посмотрел на неё, она обречённо вздохнула и снова посмотрела на горизонт, где уже не было солнца, а только красная полоса.
– Кто, он? – спросил юноша
– Как кто? – она улыбнулась, и всё ещё смотрела на горизонт. Её волосы больше не переливались в свете – Старик-солнце.
Он посмотрел туда же куда и она, но потом снова на неё, и осознал. Он влюбился.
Она казалось ему дочкой умершего солнца. Такая светлая, и яркая, но обжигающе далёкая, и ему просто повезло с ней подружиться. Её синие очи…
В них можно смотреть бесконечно, и на сколько он знает, чародеи не умирают от старости, такой глупой и некрасивой смертью. Она всегда останется молодой и красивой, если её не поймают инквизиторы. А они её не поймают, он позаботится об этом, и пусть ничего не получит взамен. Бархат кожи схож с первым снегом. Она прекрасна, и кажется, даже пышные платья не испортят её. Он ещё немного полюбовался её, а потом задал вопрос, мучавший его так долго:
– Как зовут вас, радость моя?
Ветер всё ещё играл в её волосах. Он так же смотрел на неё не смея двигаться.
Она повернулась к нему, и ответила с улыбкой
– Накахара Чуя
========== Гений ==========
Видал ли ты мой хладный друг?
Из-за полей своей зимней земли
Глаза в чьём омуте я утонул?
Я разум пленил по воле своей
Лишь не оставь одного.
Я подарю тебе всё стань ж моей
Не рви души полотно
Киноварь во власах пресмыкается
Голос твой – манящий яд.
Смерть же красы не касается
Тебя обнимает закат
Останься такой до скончания столетия
Подари прошу мне своё.
Коль уйдёшь – я вкушу горечь трагедии
Пусть горит тогда всё огнём
***
Он снова сидел в стенках своего мирка-комнаты. Шатен только что влез через окно, и сейчас смотрел в пол, глупо улыбаясь собственным шнуркам. Подумать только! Он всё-таки её встретил, девушку мечты! Только не было ни участившегося дыхания или сердца, ни глупого поведения. Был только некий ступор, и он несомненно из-за её красоты.
Рядом с ним, облокотившись о его ногу, сидело одиночество, которое терпеливо ждало его с вылазки. Оно всё такое же чёрное и липкое.
Затруднял только тот факт, что она ведьма. Что делать? Угораздило же…
Сейчас к нему снова приедет Фёдор, обсудить дела насущные. Будет что ему рассказать, интересно, как отреагирует? Без 《идиот, или полоумного》 не обойдётся, это уж точно. Шатен выглянул в окно, улыбаясь. Вот она – карета, с чёрными лошадьми. Фёдора.
Он выбежал, на ходу пристёгивая жабо на зелёную брошь, чуть задев дворецкого, пока нёсся. Ничего, жить будет. Дадзай остановился у гобелена и принялся ждать, когда карета заедет, обдумывая разные темы для разговора. Первая, несомненно была чародейка Чуя. Второй, из приличия, будет вопрос о его делах. А дальше как пойдёт разговор. Если он пожелает, разумеется.
Топот копыт предвещает о скором заходе Фёдора сначала в дом, потом в сад, на чай. Вот швейцар открывает двери дома, и как только они распахнулись, впуская дыхание сада, гость неспешно зашёл в дом.
– Господин Достоевский прибыл! – огласил всё тот же швейцар.
Гость не обернулся на свою фамилию, будто она его не интересовала, хотя так и есть. Его почти никогда ничего не интересует, а если и интересует, то не надолго, от того, что он добьётся этого “интересуемого”, и оно перестанет быть интересуемым. Этим “интересуемым” могло быть что угодно: вопросы, проблемы, соревнования в стрельбе. Помимо “интересного” в словаре брюнета есть “занятно” и/или “заманчиво”. Это совсем другие слова, похожие на двух клоунов – чёрного с красным колпаком и белого с жёлтыми штанами . Позже узнаете, почему. Не почему у одного колпак, а у другого штаны, а почему именно клоунов.
– Приветствую господин Достоевский, – молвил Дадзай, поправляя ворот рубашки.
– Позвольте проводить вас в сад, на чашечку чая.
Они оба ухмыльнулись, зная что не на “чашечку”, и даже не на две. На два чайника и блюдце с бисквитом, минимум.
– Взаимно, мсье Дадзай. – он смотрел своими серебряными глазами в лицо собеседника, попутно обдумывая темы для разговора
– Буду весьма признателен.
Шатен двинулся вперёд к парадному выходу, где швейцар уже взялся за ручку, и потянул на себя. Осаму шагнул в открытое пространство, как в большой и просторный рот внутрь улицы. Брюнет шёл чуть позади, на пару шагов, из приличия. А так он знал, где сад Дадзая наизусть.
Они прошли белую калитку и направились к столику, где уже стоял чайник и две чашки. Фёдор занял своё излюбленное место возле розового куста, Дадзай же то, что ближе к выходу. Сад Дадзая незачем описывать обильными словами. Пожалуй, первое что можно про него сказать, так это то, что Осаму в него никогда не заходит, если только не приехал Фёдор. Второе. Сад зелёный.
Диалог решил начать шатен. Он отпил из своей чашки, и поставив её на блюдце, молвил:
– Фёдор, я влюбился! – и стал ждать реакции собеседника, жадно пожирая его лицо глазами. Они голодные, и карие.
Брюнет недоверчиво посмотрел, чуть щурясь. Он взял кусочек бисквита с кремом и откусил, запивая. Проглотив, спросил:
– Ну и кто эта несчастная?
– Почему несчастная-то?
– Потому, что ты не сможешь взять её в жёны, если это какая-нибудь простолюдинка, а это простолюдинка, я не сомневаюсь. Она обязательно влюбится в тебя, если уже не влюбилась, а ты не сможешь дать ей то, чего хотите вы оба. – он сказал это так, словно рассказывает сказку надоевшему ребёнку, и будто его заставили.
