Текст книги "Забор и вишни (СИ)"

Автор книги: La Piovra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

А вечером они пошли в «Brooks’s».

Некоторые члены клуба были Алистеру знакомы по Итону, куда они приезжали проведывать своих отпрысков, другие то и дело мелькали в выпусках новостей. Встретив Алистера на территории школы, они даже не удостоили бы его взгляда. Сейчас же, завидев его в обществе лорда Кейма, чуть ли не кланялись.

– Отличное знакомство, мой юный друг, – шепнул ему виконт Кобхэм. – С помощью лорда Кейма вы далеко пойдёте.

Из клуба джентльменов перекочевали в гей-клуб. Здесь новых знакомств было немного – большинство посетителей Алистер знал уже по предыдущему клубу.

Кристиан легко и непринуждённо говорил о сексе и мужской сексуальности. Раскованность лорда довольно скоро передалась и ему, и Алистер окончательно расслабился. От выпивки приятно шумело в голове, а от откровенных мужских разговоров туманилось в глазах и пульсировало в паху.

– В общем, об этом можно долго говорить, но так и не понять до конца. – Кристиан отставил пустой стакан на столик и подсел к нему. – А можно раз попробовать, и всё сразу станет ясно.

Кристиан взял в ладонь его подбородок и, обняв свободной рукой, принялся осторожно целовать. Алистер поначалу был зажат и отвечал робко и неумело, но довольно скоро вошёл во вкус и сам уже проявлял инициативу. Кристиан мгновенно почуял перемену. Его ласки тут же стали откровеннее, а поцелуи – требовательнее. Без труда сломав слабую преграду из полуоткрытых мягких губ, его язык проник в мальчишеский рот. Трёхдневная щетина колола губы и нежную кожу, но Алистеру это странным образом нравилось. Было в этом что-то восхитительно-неправильное, от чего хотелось двигаться ещё яростней и сильней. Кристиан, словно прочитав его мысли, больно сжал его ягодицы и, крепко прижав к себе, потёрся вздувшейся ширинкой об его, в которой тоже уже было тесно. От захлестнувших его новых ощущений Алистер глухо застонал и, повалившись на спину, потянул Кристиана на себя.

Утром лорд Кейм заказал по телефону завтрак в номер на двоих и попросил отменить бронь для баронета Уинфилда, невозмутимо при этом добавив, что баронет переселяется к нему.

***

До чего же тесен мир! Особенно в его высших сферах. Обзавелись десятком «самых культовых резерваций» на каждый сезон и кочуют из одной в другую, наступая друг другу на пятки. Им, бедным, даже любовника выгулять негде, чтобы не наткнуться при этом на законного супруга. «Вот тебе и залог „предельной честности“, – усмехнулся про себя Бастиан. – Какой смысл скрывать то, что завтра можно будет прочесть во всех бульварных газетах? Хорош был бы сейчас английский лорд, улети он в обед спешно „в Гонконг“. Наверно, уже когда-то обжёгся на этом».

Официант принёс карту вин. Цен не было, а названия Бастиану, несмотря на определённый опыт в этой сфере, ничего не говорили.

Карл, словно заправский сомелье, с французским прононсом принялся сравнивать букеты и оттенки вкуса, после чего спросил, что он предпочитает. Бастиан едва не брякнул: «Мне всё равно», но вовремя прикусил язык, не желая давать повод для двусмысленных острот ещё и этому.

– Мне это ничего не говорит, – сказал он, захлопывая карту вин. – Я возьму то же, что и вы.

Маэстро, наверное, покоробило столь плебейское отношение к божественным нектарам, но Бастиану и правда всё вдруг стало безразлично. Галантные ухаживания Карла только подливали масла в огонь и всё больше раздражали. Алистер сидел в противоположном конце зала лицом к нему, и Бастиан с трудом заставлял себя хоть иногда отводить от него взгляд – всё пытался вычислить, чем тот лучше и почему именно он.

А лорд, похоже, западает на один и тот же тип – Алистер был из того же «модельного ряда», что и Бастиан: высок, белокур, атлетически сложён. Любимый цвет, любимый размер. Вот только функциональные характеристики, судя по всему, разные.

– Он английский баронет, между прочим, – сказал Карл, проследив за его взглядом.

«А вот и разгадка! – осенило Бастиана. – Трахаются с холопами, а женятся на своих. Традиция, проверенная временем».

Куда ему тягаться с этим породистым лощёным красавчиком? Баронэ-э-эт, так его растак! А уж в искусстве подставлять задницу ему точно равных нет – их там в ихних Итонах премудростям этой науки с малолетства обучают. Или баронеты, как и леди, не шевелятся и не кричат, вот и вынуждены бедные лорды догоняться на стороне? Бастиан едва не прыснул со смеху, представив себе счастливого соперника в длинной ночной рубашке до пят с целомудренной прорехой на уровне ягодиц, в самый ответственный момент думающего «об Англии».

– Он недавно Итон окончил, – продолжал обстоятельно сдавать парочку старый сплетник Карл. – Сейчас учится в Кембридже, на том же факультете, что и Кристиан когда-то. Встречаются вот так по выходным.

***

Лондонские каникулы, продлённые Кристианом ещё на пару недель, пролетели, как один день, вернее – ночь.

– И что дальше? – глухо спросил Алистер накануне отъезда.

– Как что? – ответил насмешливо Кристиан. – Учёба – превыше всего! А чем заняться в свободное время, ты теперь знаешь.

– Да ну тебя, – рассмеялся Алистер. – Я про нас спрашиваю.

– А что здесь непонятного? Будем встречаться по выходным. Каникулы, опять же, никто не отменял.

– И что, тебе этого будет достаточно?

– С чего ты взял? – изумился Кристиан. – Разумеется нет. А тебе – и подавно.

– Ты хочешь сказать, что… – Алистер застыл, не решаясь закончить фразу.

– Я хочу сказать, что не намерен в твоё отсутствие лишать себя удовлетворения базовых жизненных потребностей: сна, еды и секса. И тебе не советую.

Алистер помертвел.

– Послушай, мальчик, – вздохнул Кристиан. – Это действительно вещи одного порядка. Ты же не сочтёшь изменой обед в ресторане, если нет возможности – или желания – поесть дома? Есть секс, а есть отношения, и отношения – это всё, что не секс.

Молодой баронет хранил гордое молчание.

– В общем, – подытожил Кристиан, – я тебе всё сказал. Не считаю правильным тебя обманывать, особенно в пустяках. Если тебе это не подходит, я это хоть и не пойму, но приму.

Не дожидаясь ответа, Кристиан вышел из номера и спустился в бар.

Полчаса спустя к нему присоединился Алистер.

– Я согласен, – глухо бросил он, присаживаясь рядом с Кристианом и избегая его взгляда.

– Я и не сомневался. – Кристиан обнял его за плечи и, притянув к себе, вскинул руку, подзывая официанта: – Бутылку «Дом Периньон Розе» восемьдесят восьмого года, пожалуйста.

***

И что прикажете лорду при таком раскладе делать? Ограничиться воскресным трахом? Вот и нашёл мужик выход, молодец!

Гляди-ка! А баронет-то оживился! Глазками стреляет, губки нервно покусывает, на месте чуть не подпрыгивает – так ему в заднице, целую неделю не видевшей члена, свербит. Только лорду-то что? Знай себе, орудует чинно ножом и вилкой и ведёт степенную светскую беседу о результатах скачек в Аскоте. У него-то, поди, ни одна ночь без пользы для тела не пропала.

– Слушай, – не выдержал Карл. – Твой сарказм уже зашкаливает. Заканчивай с этим. Или хотя бы думай потише.

Разговор, в основном, вёлся вокруг того единственного, что их связывало, – Кристиана. Заигрывания Карла Бастиан не поддержал. Маэстро виду не подал, но задетым себя, видимо, почувствовал и в отместку про моду и работу не заикался, хотя ради этого они, собственно говоря, и встретились.

– Ты давно знаешь Кристиана? – не унимался Карл.

Бастиан почувствовал, что стремительно краснеет.

– Только вчера познакомились, – выдавил он из себя, старательно избегая взгляда Мэтра, – слишком велик был страх увидеть в нём насмешку.

– Они, – Карл кивнул в сторону аристократической парочки, – уже три года вместе. Отец Алистера, когда узнал, поставил сыну ультиматум: Кристиан или наследство. Надо ли уточнять, что именно тот выбрал?

– Не надо, – вымученно улыбнулся Бастиан. – И я его понимаю.

– Которого из двух? – поддел Карл.

– Обоих.

***

Кристиан всё понял, едва переступил порог викторианской гостиной старого фамильного особняка Уинфилдов. О том, что Алистер тоже будет, старик в приглашении не упомянул. По испуганному выражению лица мальчишки он также догадался, что и тот о его визите не знал.

Кристиан поздоровался. Алистер невнятно пробормотал: «Добрый вечер, лорд Кейм!», а старик не проронил ни слова. Кристиан, не дожидаясь приглашения, присел.

В гостиной воцарилась тяжёлая тишина.

– Я на днях в Лондоне был, – медленно роняя слова, заговорил Уинфилд-старший, – по случаю в «Brooks’s» заглянул. До меня там кое-какие слухи дошли. Вы не хотите объясниться, лорд Кейм?

– Раз ты и так всё знаешь, к чему лишние разговоры? – спросил Кристиан.

– Хорошо, – старик покивал и пожевал губами. – Тогда я поставлю вопрос иначе.

Он грузно повернулся к сыну.

– Или он, или наследство.

Алистер, бледный, как фамильное привидение, встал и, избегая отцовского взгляда, молча пересел на диван к Кристиану. Тот так же молча обнял его, прижав к себе.

– Я полагаю, лорд Четвуд, мы всё выяснили?

Старик торжественно кивнул.

– Тогда не станем вас задерживать. – Кристиан поднялся на ноги, за ним вскочил и Алистер. – Прощайте, лорд Четвуд!

– Гореть вам в аду, лорд Кейм, – прошептал старик.

– Тогда до встречи! – не остался в долгу тот.

По возвращении в Лондон Кристиан выписал Алистеру чек на миллион фунтов.

– Не хочу, чтобы ты хоть как-то от меня зависел. Можешь уйти в любой момент, если сочтёшь нужным.

Алистер взял протянутый чек и, даже не взглянув на него, порвал на мелкие куски.

– Вы такой дурак, лорд Кейм, – покачал он головой. – Даром что в Итоне учились.

Кристиан улыбнулся.

– Я вами горжусь, сэр Алистер! Чек я, конечно, выпишу опять, но поступок впечатляет.

– Не называй меня так, – сухо попросил Алистер, оставив последнее замечание без внимания. – Я теперь никто.

– Наоборот, мой юный друг, только теперь вы и достойны этого звания. Благородство у вас есть, а имение приложится.

***

В голосе отвергнутого Мэтра Бастиану почудилось злорадство. «Бред! – возразил он самому себе. – Не того масштаба старик, чтобы так мелочно мстить. Но с другой стороны… Зачем он мне это рассказывает?»

– Зачем вы мне это рассказываете? – спросил он вслух.

– Потому что ты спросил, – ответил Карл, – пусть только мысленно.

Бастиан криво улыбнулся.

– Тогда спасибо за информацию.

– Ладно, хватит сплетничать. – Карл отодвинул от себя пустую тарелку, которую тут же подхватил словно из воздуха возникший официант. – Перейдём к делу. Возвращайся-ка ты, милый, в Гамбург – там сейчас интересные дела творятся. Поверь старику – я кое-что в тенденциях понимаю. И Кристиан, опять же, рядом, – поддел он, но тут же посерьёзнел: – Я серьёзно. Гамбург – это Нью-Йорк ХХI-го столетия. Поймаешь, как говорят сёрфингисты, волну – окажешься на гребне. Моё время уже уходит. А его, – Карл кивнул в сторону Кристиана, – только начинается. Будущее за ним и его командой. Присоединяйся к ним – не прогадаешь.

У Бастиана внутри всё оборвалось. Сначала Кристиан его отбрил, а теперь и Карл пытается отделаться. А чего он, собственно, ожидал? Пожизненный контракт на сто миллионов? Да старик этих смазливых лиц и упругих задниц за свою богатую творческую биографию столько навидался-перепробовал, что его уже тошнит от них, как гинеколога – от обещаний наивных дурочек «показать бесплатно». Согласился на встречу только потому, что об этом попросил Тот-кому-нельзя-отказать. А сейчас, смекнув, что это была всего лишь ничего не значащая интрижка и тот ходатайствовал, лишь бы пустить пыль в глаза очередному «мальчику на одну ночь», ловко отбил мяч подающему.

На Бастиана вдруг навалилась смертельная усталость и полное безразличие.

– Спасибо за совет, герр Лагерфельд, – сказал он. – Именно так я и сделаю.

Попрощавшись с Карлом, он бочком, стараясь, чтобы его не заметил Кристиан, выбрался из бара и поймал такси, а дома, даже не раздеваясь, первым делом зашёл в интернет и купил билет в Гамбург на завтра. Вернее, уже на сегодня.

«Вот и пригодились щедрые „чаевые“», – подумал он, прежде чем окончательно провалиться в сон.

***

Гамбург встретил его ветреной погодой – лето начиналось скверно – и привычным безденежьем.

Показываться на глаза друзьям и родным не хотелось.

На последние деньги он снял захудалую клетушку в тридцать квадратных метров в трущобах Федделя. Впрочем, по сравнению с нью-йоркскими двадцатью она показалась ему хоромами, да ещё и почти в два раза дешевле.

Первые сутки после возвращения он отсыпался. А на вторые по привычке принялся обивать пороги модельных агентств. Удача улыбнулась в третьем.

– Вы нам подходите, – жизнерадостно затрещала щуплая юркая шведка лет тридцати с неженскими глазами и мужскими повадками. – Только мы совсем молодая марка – больше трёхсот евро за показ заплатить не сможем.

– Я тоже совсем молодая модель, – улыбнулся он. – Как-нибудь сочтёмся.

Чтобы как-то забыться – и забыть Кристиана, – он с головой ушёл в работу.

Пусть это всего лишь первый показ стотысячной «молодой креативной марки-однодневки из Швеции», он выложится так, словно это сама Шанель на пике своего расцвета. Он так хотел шанс – и он его наконец получил.

========== Часть 2. Гамбург. ==========

– Йе-е-е-с!

Вбежавшая за кулисы Анника сделала победный, хоть и неприличный, жест рукой. И уже еле слышно, почти не размыкая губ, шепнула на ухо брату: «Вальберг здесь!» Все и так на взводе, для половины мальчишек это вообще первый показ в жизни – зачем лишние волнения? Она и сама ещё не пришла в себя, хотя в глубине души очень надеялась на подобный исход и морально была к нему готова.

До начала показа оставалось ещё пять минут – целая вечность, если учесть, что всё, что она могла сделать, она сделала и теперь остаётся лишь ждать приговора. Чтобы хоть чем-то себя занять и унять волнение, Анника принялась за генеральный обход: в сотый раз придирчиво оглядела готовых к выходу моделей, наорала на некстати подвернувшуюся под руку гримёршу и выглянула за краешек кулисы в стремительно заполняющийся зал. И тут же отпрянула. В первое мгновение даже подумала, что показалось. Судорожно вдохнув-выдохнув, затаила дыхание и выглянула снова. Сомнений не оставалось. Этот холодный взгляд из-под узких прямоугольных очков нельзя было спутать ни с кем.

Бьёрн, поправлявший как раз воротник Люку, который должен был открывать показ, застыл посреди гримёрки, мучительно соображая, не разыгрывает ли его сестра – с неё станется! Но момент был слишком серьёзен для подобных шуточек, да и Анника уже нетерпеливо тянула его за руку к выходу на подиум, откуда ряды со зрителями хорошо просматривались.

– Да у них там целая делегация! – опешил Бьёрн, заметив, что все шесть мест в центре первого ряда, отведённых для спонсоров, заняты.

Анника тут же принялась шёпотом «знакомить» его с гостями.

– Это Франк Бригманн, – указала она на мужчину лет сорока пяти с живым обаятельным лицом, сидевшего справа от Вальберга, – президент лейбла «Юниверсал». Слева – Дэвид Йост.

– Это который со скучающей блудливой физиономией? – перебил Бьёрн. – Выглядит так, будто вместо борделя по ошибке попал на концерт камерной музыки и теперь лихорадочно соображает, удрать, пока не поздно, или дотерпеть до конца.

– В точку, братик.

Анника тихонько рассмеялась. Уж что-что, а создавать и подмечать точные образы её брат умел. Собственно, только это, увы, и умел.

– Мне это имя ничего не говорит, – сказал Бьёрн, подтверждая тем самым выданную ему только что мысленно нелестную характеристику.

– А имена тех, кто всё решает и от кого всё зависит, никогда никому ничего не говорят. За исключением тех, кто знает.

– А ты, разумеется, относишься к последним? – по старой привычке поддел её Бьёрн, хотя в душе чувствовал неприкрытую гордость – его старшая сестрёнка действительно знала всех и всё. Как же всё-таки хорошо, что она взяла на себя весь PR. Да что там говорить – она взяла на себя всё, ему досталось только чистое творчество. Эх, если бы не Анника…

– Разумеется, – с довольным смешком ответила Анника. – Это именно он утверждал нам грант. Шеф Вальберга, между прочим. А вот того, что рядом с ним, – Анника нахмурила брови, внимательно разглядывая мужчину слева от Йоста, – я вижу впервые.

– Ну, раз его не знаешь даже ты, – пошутил Бьёрн, – он и есть здесь самый главный.

Замыкали делегацию – справа от Бригманна и слева от неизвестного – двое парней: слишком эффектные, чтобы остаться без внимания, и слишком юные, чтобы иметь какое-либо значение. Особенно первый, совсем сопляк, лет четырнадцать-пятнадцать, не больше. Да и второму, спутнику неизвестного, не дашь и двадцати.

…Это в Америке царила Анна. В европейском же от-кутюр безраздельно властвовал Флориан Вальберг.

Присутствие Вальберга на модном показе было единственным верным признаком его важности. Ни место, ни время показа, ни даже имя дизайнера не значили ровным счётом ничего, если в первом ряду зрителей за очками с прямоугольными стёклами не поблёскивали внимательные серые глаза человека, которого с подачи одного остряка-журналиста называли не иначе как «директор по контроллингу моды».

Вальберг никогда заранее не предупреждал о своём посещении. Считалось, что дизайнер должен сам понимать, насколько его коллекция достойна высокого визита. Недооценка, равно как и переоценка собственных сил жестоко карались. Вальберг считал в равной мере оскорбительными для себя оба варианта: и если кто-то из дизайнеров сомневался в его способностях оценить его творения по достоинству, и если кто-то имел наглость возомнить, что созданный им китч способен привлечь его внимание. В итоге, каждый мало-мальски уважающий себя модельер оставлял свободным место в центре первого ряда, которое на профессиональном жаргоне именовалось «креслом Фортуны».

Зияющее, как чёрная дыра, пустое «кресло Фортуны» во время показа становилось той Летой, в которую суждено было кануть коллекции и, скорее всего, её автору тоже.

В модных кулуарах ходила байка о некоем подающем большие надежды дизайнере. Дизайнер оказался не в меру находчив и, зарезервировав для Вальберга его коронное место, предусмотрительно пригласил ещё и друга. Когда начался показ, а царское место осталось пустым, дизайнер выпустил на поле запасного игрока. Вальберг явился минуту спустя. Увидев с порога, что его здесь не ждут, он тут же повернул обратно. Больше о том дизайнере никто не слышал.

***

– А это интересно, – хмыкнул Вальберг и потянулся к телефону. – Дэйв, можно к тебе на пару минут?

Получив утвердительный ответ, он поднялся на ноги и дал ей знак следовать за собой.

Они вошли в огромную приёмную, на дверях которой красовалась табличка «Дэвид Йост. Директор по контроллингу». При виде двух дивоподобных секретарей-ассистентов Анника понимающе улыбнулась.

– Дэвид, это фру Анника Хёдегард, – представил её Вальберг. – Я тебе на днях говорил о ней.

Йост, если и помнил об этом разговоре, вида не подал.

– А это Дэвид Йост, мой шеф и человек, от которого зависит судьба вашей заявки.

– Что там у вас? – нетерпеливо спросил Йост, не отрываясь от монитора.

– Смотри, какой необычный замысел. – Вальберг, бесцеремонно присев на краешек стола шефа, принялся листать перед ним папку с их презентацией. В его голосе зазвучали неприкрытые нотки гордости, словно он сам был соавтором коллекции. – Мне кажется, на это стоит сделать ставку. Это будет продаваться.

– Фло, зачем ты мне это суёшь? – Йост, бросив беглый взгляд на тщательно отрисованную коллекцию, отшвырнул папку на стол. – Я, в отличие от тебя, – Аннике показалось, что директор посмотрел на своего зама чуть насмешливо, – в бабских тряпках не разбираюсь.

Аннику комментарий озадачил: на дамского угодника Вальберг не походил. Но, присмотревшись внимательней к покрою его рубашки, вернее блузы, начала понимать.

– Меня интересует не творческий концепт, а бизнес-план. Уважаемая фру!

Анника вздрогнула. До этого момента Йост общался исключительно со своим заместителем, не обращая на неё никакого внимания, как будто её здесь и вовсе не было. Резкое обращение выбило её из колеи.

– Да, герр Йост.

– У него, – Йост кивнул на Вальберга, – в рассмотрении сейчас… сколько, Фло?

– Семьдесят две, – подсказал заместитель.

– Семьдесят две заявки на спонсорство, – повторил Йост, – которые ничем, смею вас уверить, не отличаются от вашей.

Вальберг явно так не считал, но спорить с шефом не стал.

– Даю вам три минуты, фру. Убедите меня, почему из почти ста претендентов я должен выбрать именно вас?

Йост откинулся на спинку своего директорского кожаного кресла и, заложив руки за голову, выжидающе уставился на посетительницу.

– Вы совершенно правы, герр Йост, – мягко улыбнувшись, начала Анника. – Мы очень молодые, начинающие дизайнеры, и наша первая коллекция вряд ли вызовет сенсацию в мире моде. Герр Вальберг, – лёгкий наклон головы в сторону директорского зама, – очень великодушен к нам, и мы ему за это очень благодарны. Но мы отдаём себе отчёт, что нам ещё только предстоит оправдать его – и, надеюсь, ваше тоже – доверие.

– Наша особенность, герр Йоост, – с дежурными реверансами было покончено, и голос Анники вдруг приобрёл твёрдость и уверенность, которых никак нельзя было ожидать от этой маленькой, щуплой, похожей на мальчика-переростка женщины, и только по-скандинавски затянутые гласные выдавали её волнение, – наша особенность, герр Йоост, не в творческой концепции, а в её подаче.

Лица директора и его зама ничего не выражали, и Анника, набрав в грудь побольше воздуха, продолжила.

– Позвольте задать вам вопрос, герр Йост. Имя Андрея Пежича вам что-нибудь говорит?

Вальберг бросил короткий взгляд на шефа и тут же закусил губу, пытаясь подавить усмешку. Йост едва заметно прошёлся языком по губам и, глядя на неё в упор, выдохнул: «Д-да!», после чего тут же расплылся в насмешливо-похабной улыбке.

«Понятно, – подумала Анника. – В этом направлении и будем копать».

– Так вот, герр Йост, Пежич – это прецедент, а мы – уже тренд. Особенность нашей коллекции, герр Йост, – в третий раз повторила она,– в том, что всю её будут демонстрировать модели-юноши.

В глазах Йоста впервые за время встречи мелькнул проблеск интереса.

– А коллекция, я так понимаю, женская? – усмехнулся он.

– Именно, – улыбнулась она. – Представьте себе тридцать эффектных андрогинных юношей в откровенных нарядах.

Убедившись по лицу директора, что тот представил очень хорошо, Анника воодушевлённо продолжила.

– Мы наделаем шуму, герр Йост. О нас заговорят.

Директор и его зам смотрели на неё с неприкрытым интересом.

– Но главное не это, – Анника заговорщически понизила голос. – Уже давно не секрет, почему в модной индустрии стандартом стали анорексичные девушки-модели. Лучшие девочки – это мальчики. Прекрасно понимая это, мы, дизайнеры, однако, десятилетиями делали одну и ту же ошибку – пытались превратить женщин в мужчин, выбирая в модели девушек с мальчишескими пропорциями, вместо того чтобы воспользоваться готовым естественным решением.

Директор теперь был весь внимание.

– Только мужчина знает, что нужно мужчине. – Анника лукаво улыбнулась. – Женщины же пытаются понравиться вам, исходя из собственных представлений о прекрасном. Что, как вы понимаете, в корне неверно. Наши мальчики-модели научат женщин, что и как носить, чтобы это нравилось мужчинам, а мужчинам откроют глаза на альтернативную реальность.

Директор и его зам не сводили с неё взглядов.

– Ну и the last but not the least. – Анника перешла на шутливый тон. – Женщина никогда не простит другой женщине более узкие бёдра, чем у неё самой. А вот мальчику – ещё как!

Она вдохновенно и уверенно несла всю эту чушь и сама в неё верила. Словно не сочиняла на ходу, как нерадивая школьница на экзамене по прогулянному предмету, а докладывала результаты многолетних кропотливых научных изысканий, подкреплённых неопровержимыми социологическими исследованиями и статистическими данными. «А впрочем, – мелькнула в голове шальная мысль, – так оно и есть!»

Пять лет в слэш-фэндоме, на который она плотно подсела в юные семнадцать лет, бесследно не минули.

Было время, когда она, мучимая угрызениями совести за бесцельно потраченные на слэш-форумах годы, искренне сожалела, что ввязалась во всё это. Сейчас же приходилось признать: те умения и навыки, которые она приобрела в фэндоме, пригодились ей в дальнейшей жизни и работе не в пример больше, чем классическое филологическое образование, полученное в Стокгольмском университете.

Безжалостная фэндомная критика отточила стиль, а бесчисленные споры с идейными оппонентами – точность аргументов и формулировок. Но главное, что дал ей слэш, была даже не развитая логика и риторика, а оптимистическое мировоззрение. Необходимость жить и творить в жёстких рамках прокрустова ложа канона привнесла в её жизнь чёткое понимание того, что никаких границ и барьеров не существует и что если спереди никакого входа не наблюдается, возможно, стоит попытаться зайти сзади.

Опытный тренированный мозг бывалого слэшера, готовый в любой момент выдать чёткое мнение по любому поводу и снабдить внятным комментарием любое событие, со скоростью сверхсовременного компьютера обрабатывавший поступающую информацию, мгновенно отфильтровывал то, что не вязалось в удобную картину мира, а тому, что отфильтровать не получалось, придавал новую окраску и трактовку и ловко подтасовывал факты, представляя их в нужном свете, так что объективная реальность вдруг больше не казалась надёжным безопасным местом для существования, а поражённый безупречной иезуитской логикой оппонент вывешивал радужный флаг.

…Отведённое ей время уже давно было исчерпано, но ни директор, ни его зам этого не замечали.

– Итак, – подвела итог Анника, – мы убиваем трёх зайцев. Выбиваем почву из-под ног воинствующих радетелей о «нормальных здоровых женщинах на подиуме», одеваем женщин так, как того хотят мужчины, и завоёвываем сердца самих мужчин. Triple win situation – выигрывают все: дизайнеры получают идеальных моделей, мужчины – ориентиры, кого искать, а женщины – что покупать.

В кабинете директора по контроллингу воцарилась тишина. Слышно было только, как тихо шуршит жёсткий диск в компьютере Йоста.

Директор коротко переглянулся со своим замом, а потом повернулся к Аннике и смотрел ей в глаза долгим пытливым взглядом, словно впервые осознал её присутствие.

Анника так же, не опуская глаз, молча и спокойно выжидала. Всё, что она имела сказать, она сказала. Главное, не поддаться первому порыву и не совершить типичную ошибку просителей-новичков – не начать сбивчиво и путано разъяснять всё по второму разу, иначе весь эффект сойдёт на нет.

Йост первым прервал эту игру в гляделки. Вскинув руку в сторону Вальберга, в которую тот тут же услужливо вложил папку с их заявкой, он поставил на ней размашистую визу, состоящую из лаконичного «ОК. J». Поднявшись на ноги, он протянул папку Аннике и впервые за время встречи улыбнулся:

– Удачи!

***

«Удачи!» – шепнула она Люку, открывавшему показ.

Люк – самый опытный из моделей, имевший за плечами уже десяток дефиле, – уверенно поплыл по подиуму. Сопровождавший его Даниэль, новичок, смотрелся на его фоне весьма неуклюже. Но так даже лучше – это только добавляло ему брутальности и подчёркивало летящую походку и воздушный наряд Люка.

Эта идея осенила Аннику уже после визита в Корпорацию. Не просто облачить юных андрогинных мальчиков в девичьи наряды, но и выпустить каждого на подиум в сопровождении ярко выраженных мачо – будет эпатажно, спонсоры оценят.

Всё шло по плану.

Дефилировали эльфоподобные создания. Развевались длинные волосы и полы из шёлка и шифона. Но главное шоу происходило не на подиуме. Анника упивалась выражением зрительских лиц: восторженно-восхищённых женских, ошалело-потрясённых мужских. Женщины алкали нарядов, мужчины – того, что под ними.

Приближалась «кульминация».

Эмиля она взяла исключительно из-за типажа: прямые огненно-рыжие волосы до середины плеч, модельный рост, две трети которого составляли ноги – идеально ровные, с тонкими лодыжками и филигранными икрами. Образ возник сам собой, как только она его увидела.

Шёлковая петролевая мини-туника едва прикрывала ягодицы, являя миру ноги во всей своей красе. Босоножки на десятисантиметровых шпильках только усиливали эффект.

Эмиль уже дошёл до конца подиума и повернул обратно.

И тут случилось нечто из ряда вон выходящее.

В первом ряду, вскочив на ноги, неистово зааплодировал Дэвид Йост.

– Браво! Бис!

Зрители дружно уставились на экстравагантного ценителя прекрасного. Эмиль от неожиданности оступился. Нога подвернулась, Эмиль споткнулся и начал падать. И он бы свалился прямо на зрителей, но на помощь ему тут же пришёл сопровождавший его парень, который в последний миг подхватил его под руку и, потянув на себя, поднял на ноги.

Поначалу Анника планировала закрывать Эмилем показ – по принципу «самое вкусное напоследок». Но накануне шоу всё же опомнилась: мальчишка был самым юным из моделей, опыта дефиле не имел никакого и двигался откровенно слабо. В любом показе больше всего запоминается последний выход, и пойди что не так – запомнится именно провал. Сейчас она была готова расцеловать себя за подобную предусмотрительность.

За кулисы, едва держась на дрожащих ногах, ввалился Эмиль и с немым вопросом в испуганных серо-зелёных глазах на пол-лица уставился на Аннику.

– Ещё разок, милый. – Анника, повинуясь чутью, подтолкнула его обратно к выходу. – Сегодня явно твой день!

Бьёрн лихорадочно прикидывал, какую модель снять с показа: дефиле было рассчитано на строго определённое количество выходов, и эксцентричная выходка всемогущего спонсора ломала всю программу. На помощь, как обычно, пришла Анника. Она мягко придержала одной рукой уже ступившего было на подиум Эрика, субтильного парня в длинном пышном вечернем платье, а другой одновременно подала знак к выходу Адриану с его партнёром. Бьёрн мысленно одобрил её решение.

***

Раздались бурные аплодисменты.

Бьёрн на подгибающихся ногах вышел с моделями на поклон. Анника осталась за кулисами, но утешила себя тем, что те, от кого всё зависит и кто всё решает, всегда остаются в тени.

Овации долго не стихали. И только когда Вальберг со своей свитой начали подниматься с мест, настал её выход. Анника двинулась им навстречу.

– Я хочу тунику, которую демонстрировал тот рыжий мальчик, – сказал повелитель моды, ни словом не обмолвившись о самом показе.

Анника от потрясения едва совладала с собой: это было высшее признание. Никакой рецензии больше не требовалось.

– Будет отправлена вам сию минуту, господин Вальберг.

– Ва-а-альберг! – присвистнул Йост, с недоверием покосившись на заместителя.

– Я только надеюсь, Фло, – с каменным выражением лица сказал третий, неизвестный мужчина, – что мне не придётся лицезреть тебя в этом на работе.