сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
А потом всё резко закончилось. Смерть Селены признали самоубийством, так как «всё указывает именно на это». Вердикт федералов был непоколебим, а у Роберта не было сил разбираться и требовать возобновления расследования.
Её этим не вернуть.
Дело «чемеричного маньяка» отправили выше, забрав его у отдела Уолдорфа. Селену, погибшую от ядовитого ножа, тоже приписали к нему в качестве подозреваемой. Но, так как ни доказательств, ни самой Селены не было, то вопросом времени было, когда его закроют.
Среда давно прошла, а новых убийств не случилось. Как она и обещала.
Впрочем, Штицхену было плевать. Самое страшное уже произошло.
Теперь просто нужно научиться жить заново.
Без неё.
***
Ключи в руках Роберта лязгнули и дверь распахнулась, впуская хозяина в квартиру. Он посторонился, позволяя Берту войти.
Они молчали с того самого момента, как первый ком земли разбился о крышку гроба Селены. Штицхену казалось, что это его сердце разлетается на кусочки, ударившись о полированное гладкое дерево. Он сходил с ума, бессильный в своей боли, но никогда бы никому в этом не признался.
Даже самому себе.
— Почему ты здесь? Всё закончилось.
Вопрос застал Берта врасплох.
— Тебе нельзя оставаться одному.
— Почему же? Я привык.
— Тогда считай, что это я не хочу оставаться один. Мне нужен друг, иначе я просто вернусь в исходную точку. И тогда всё, что было — зря. Её жертва будет напрасна.
Вместо ответа Роб поставил перед ним стакан, наполненный льдом и виски.
— Покойся с миром, Селена.
— Покойся с миром, — Берт сделал глоток, — хотя знаешь, Штицхен, умирать не страшно. Однажды мы с тобой уже умирали. Может быть, и Селена действительно где-то ждёт нас. Тебя.
Алкоголь согревал изнутри, расползаясь языками пламени по заледеневшим внутренностям, заползая в мозг, развязывая язык.
Берт рассказывал об их приключениях, и Роберт почти верил ему. Почти — потому что принять за чистую монету этот фантастический бред было невозможно. Штицхен оставлял себе эту лазейку из необходимости жить дальше в понятном и привычном ему мире.
Вскоре за окном стемнело, и их разговор сошёл на нет. Во мраке слышен был только звон льда о бокалы и звук льющегося в них виски.
— Можешь остаться, — Роб убрал очередную пустую бутылку и посмотрел на Берта.
— Звучит двусмысленно, — в ответ он довольно закатил глаза.
— Идиот.
— Ты всегда так говорил.
Роб скрылся в спальне, бросив на диван в гостиной подушку и плед. Ватные ноги не слушались, и тело требовало горизонтального положения. Великая сила алкоголя, он позволяет забыть даже боль, что навсегда вгрызается в твоё сердце, словно бешеный пёс.
«Доброй ночи, Румпельштицхен».
Сон наполняется хриплым шёпотом. Штицхен ждал его. Ждал почти бесплотных прикосновений, медленно спускающихся по лицу, шее, груди. Лицо Селены, такое знакомое и в то же время чужое, нависает над ним, опускаясь ниже. Она целует его глаза, губы, ключицы. Он знает, что всё это — ненастоящее, но противиться не может. Тело реагирует на каждое касание полупрозрачных прохладных пальцев, и Роб прикрывает глаза, боясь проснуться.
— Почему ты зовёшь меня так?
— Потому что только ты можешь исполнить все мои желания. Взамен я отдала за тебя свою душу.
От этих слов сердце пропускает удар.
— Не говори так.
Её рука скользит по его коже, очерчивая каждую мышцу, игриво пробираясь под ткань брюк.
— Прости.
Штицхен отстранился, вновь посмотрев на Селену.
— Что ты делаешь?
— То, что хочу. Я всегда делаю только то, что хочу.
Она наклоняется ниже, целуя Роба мягкими холодными губами, лаская его, прижимаясь всем телом. Мурашки пробегают по его спине, заставляя вздрогнуть.
Не в силах сдерживаться, Роберт спускает с её плеч лёгкое светлое платье, совсем не то, в котором он видел её в последний раз.
Селена. Такая родная, любимая. Только его Селена.
Его ладони на её бёдрах. Отбросив их , она откидывается на постель, разведя ноги.
В наэлектризованном воздухе пахнет её парфюмом. Знакомые ноты смородины и мяты. И чего-то ещё, терпкого, приторного.
— Чего ты ждёшь?
Она поднимает юбку выше, оглаживая стройные ноги, обнажая всю себя. В хищной улыбке сквозит возбуждение.
Ожидание. Голод.
Ледяной, внимательный взгляд.
Что-то не так.
Штицхен кладёт голову на грудь Селены, в глупой надежде услышать такой необходимый ему стук её сердца.
Но вместо этого его окружает тишина, прерываемая только его рваным дыханием.
Вспышка.
Крик. Женский крик. Тело опускается на пол, окроплённый каплями бурой крови. В груди жертвы торчит рукоять ножа, всаженного так глубоко, что её почти не видно под складками просторной одежды. У ног женщины падает карта.
Как в фильме, кадры резко меняются. Пахнет дождем, гарью и чем-то тошнотворным. Сгорбленная старуха навзничь падает в реку, поднимая мутные брызги. В свете луны, выглянувшей из-за туч, можно разглядеть карту таро, втоптанную в грязь чьим-то безжалостным каблуком.
Штицхен резко поднимается, оборачиваясь. Селены нигде нет, но стоит ему вновь посмотреть перед собой, как он видит смуглую девушку, в стеклянных глазах которой застыл ужас. На её груди по светлой рубашке расползается алое пятно. В пальцах убитая крепко сжимает карту таро.
Роберт слышит дикий вопль, и понимает, что это его голос.
Осознание медленно, по капле, просачивается в мозг. Вместе с болью, взрывающей голову на куски.
— Ты?!
Вместо ответа Селена расплывается в довольной улыбке.
Роб почти физически ощущает, как растворяется в этом кошмаре, тонет в его липких объятиях, не имея возможности оттолкнуться от дна.
Зажмуривается. Но вместо спасительной темноты видит лицо Амели, по подбородку которой стекает темная струйка крови.
— Ты!
— Конечно я, Румпельштицхен. Ведь она забрала у меня все. Мое имя, мой мир, мой дом. Вы отняли у меня мою жизнь.
Селена поправляет платье и томно сползает с кровати, приподнимаясь над полом, как настоящий призрак.
— А взамен я уничтожу вас. Всех.
Она резко бросается к нему и отталкивает. Ударившись спиной, Роб роняет с прикроватной тумбы абажур, но едва ли замечает это.
— Лилит?
— А кто же ещё? Хотя, как ты мог меня узнать, вы же, мужчины, такие доверчивые, особенно стоит вам заглянуть женщине под юбку! — Она медленно приближается к Роберту.
Роб, вжатый в стену, пытается отпихнуть ее от себя, но его руки проходят сквозь бесплотное тело.
— Неожиданно, правда? Я же всего лишь призрак, Румпельштицхен.
Скривив губы в отвратительной ухмылке, она наотмашь бьёт его по лицу. Боль отрезвляет, но Роб не может пошевелиться, словно его тело сковано цепями.
Сонный паралич? Или просто страх перед обезумевшим от своей ненависти мертвецом?
— Но может ли призрак сделать так?
Лилит, оскалившись, словно куклу, бросает его на пол. Её исступленный смех эхом отскакивает от стен, наполняя комнату смрадом безумия.
Её лицо вдруг меняется, принимая расслабленное, томное выражение.
— Ты меня не узнал. А вот Берт бы узнал. Малыш Берт… как я скучала по нему, но она выбрала тебя! Тебя!
Опустившись перед обездвиженным Робертом на колени, она с силой надавливает ему на глаза, отчего из его груди вырывается славленный хрип. Чувство бессилия разъедает лёгкие, скручивает всё внутри в тугой узел.
— Смотри, Румпельштицхен. Смотри, я хочу тебе кое-что показать.
Глаза выжигает огнём от давления её пальцев, но Роб как наяву видит мастерскую Берта в Тотспеле.
Слышит тихие стоны, шорох ткани, падающей на пол. Нагая Лилит, откинувшись на стол, сбрасывает на пол кисти и холсты, прижимая к вздымающейся груди голову Берта. Он ритмичными движениями вбивает её тело в столешницу, не сдерживая шумное дыхание. Лилит извивается под ним, вскрикивает, позволяя Берту развести её ноги шире…
Штицхен ощущает искрящуюся ярость, наполняющую каждую клеточку его парализованного тела. Эта ярость придаёт сил, и, извернувшись, он сбрасывает Лилит с себя.
— Нравится?
Она жеманно поправляет выбившуюся прядь и, запрокинув голову, хохочет. От этого клокочущего звука сердце выпрыгивает из груди, но Роб находит в себе силы отползти от одержимого призрака.
— Я – её темная сторона. Всё, чего хочу я — хочет она. Только она сдерживает себя, а я не вижу в этом смысла.
— И чего же ты хочешь сейчас?
— Разве ты не понял? Мести. Селена не позволила мне довести дело до конца и уничтожить каждого из вас, но я не из тех, кто так просто сдастся.
Роб молчит, настойчиво убеждая себя проснуться. Это всего лишь кошмар, и всё, что необходимо — очнуться от него.
Ну же, Штицхен…
— Я знала, что карты таро приведут её ко мне, знала, что даже не нужно вкладывать в них хоть какой-то смысл. Я смотрела в её глаза каждый раз, когда она подходила к зеркалу. Я пожирала её изнутри… я забирала её тело каждый раз, когда она давала слабину. Каждый раз, когда я хотела этого…
— Но она нашла способ избавиться от тебя! — злобно выплёвывает Роберт и вытирает рот тыльной стороной ладони, вкладывая в этот жест всё своё отвращение к Лилит.
— Это была наша с ней война. И мы обе её проиграли.
Лилит поднимается с колен и тихо подходит к нему, протянув руки. Роб напрягается, но Лилит лишь спокойно продолжает свою исповедь.
— Она знала, что ты – следующий. И предпочла убить себя. Нас. Лишь бы ты остался. Каково теперь тебе будет жить с этим?
Лилит рывком тянет его за плечи и волочет к окну. Споткнувшись обо что-то, Роберт в последний момент хватает её за руку и прижимает к себе, с силой сдавливая вдруг ставшее реальным запястье.
— Разбуди меня, тварь! Разбуди! — голос с трудом вырывается из глотки, словно что-то застряло в горле. По лицу течёт что-то липкое, и Роб с ужасом видит, что по животу струятся ручейки крови.
— Впрочем, если ты умрешь, жертва Селены будет напрасной, — она наступает на Штицхена, заставляя его пятиться к окну, — меня это устраивает.
Закричав, Роб бросается на Лилит, надеясь развеять её образ в темноте, но она с широкой улыбкой принимает его в свои объятия. Холод пробирает до костей, хруст которых на доли секунд оглушает Штицхена.
Резкий удар куда-то под ребра. Звук разбившегося стекла. Ледяной ветер забирается под кожу, играет с волосами.
Роб не чувствует под собой опоры, бессильно цепляясь пальцами за воздух. Образ Лилит тает, оставляя вместо себя кромешную тьму и дьявольский смех, отражающийся в сознании.
Голос Берта где-то вдалеке зовёт его, но не может пробиться сквозь завывание ветра и хохот Лилит. Тело становится легким, расслабляется. В лицо с хрустальным звоном летят осколки.
Глубоко вдохнув, Роб наконец распахнул глаза, вынырнув из своего самого страшного кошмара. Тело пронзила острая боль.
Вдох.
Рот наполнился вкусом железа. Тёплая жидкость пенится в уголках губ.
Выдох.
Дышать слишком тяжело. В горле что-то клокочет, не позволяя закричать.
Вдох.
Небо. Синее, почти чёрное, усыпанное россыпью мелких звёзд. Они манят, умоляют смотреть на них как можно дольше, путаясь в оголенных кронах деревьев.
Выдох.
Оглушающая тишина. И звенящий шёпот, окутывающий колючим одеялом с головы до ног.
— Покойся с миром, Румпельштицхен.
========== Часть 10 ==========
Тихо. Слишком тихо. Только высоко над головой слышится щебет птиц, а у ног — плеск воды.
Роб не спешил открывать глаза. Впервые за долгое время он ощущал спокойствие. Умиротворение. Какую-то необъяснимую внутреннюю трепещущую радость, которая словно бабочки билась в груди.
Неяркое солнце грело, но не палило, лаская своими лучами его лицо. Воздух был наполнен ароматами цветов и жимолости.
Совсем рядом раздалось негромкое лошадиное ржание, прерываемое цокотом копыт.
— Стой, милая.
Низкий голос, смутно знакомый.
Штицхен нехотя приподнялся на локтях и посмотрел вдаль.
Рядом с красивой белоснежной лошадью стоял светловолосый мужчина, любовно поглаживая её гриву.
— Лиам!
Имя сорвалось с губ раньше, чем Роберт успел остановить себя. Лиам обернулся и, слегка прищурившись, расплылся в улыбке.
— Ты здесь.
Но добродушное выражение быстро исчезло с его лица. Брови нахмурились, обнажая печаль во взгляде.
— Ты рано.
Он подошёл к Штицхену и протянул ему руку, предлагая помощь. Роб не стал отказываться, и, поднявшись, крепче сжал ладонь Лиама, приветствуя его.
— Где она?
— Я проведу тебя.
Они шли вымощенными тропинками, петляющими по невероятной красоты лесу. Лиам вел лошадь рядом с собой, тихо обещая ей самого лучшего овса, когда они доберутся до конюшни. Роб усмехнулся — эти двое в эту минуту были идеальны в своем дуэте.
От зелени рябило в глазах, но Штицхену казалось, что ничего красивее он прежде не видел. Заметив удобный спуск к ручью, Роб остановил своего спутника.
— Погоди.
Ему вдруг нестерпимо захотелось умыть лицо прохладной водой, чтобы привести в порядок путающиеся в голове мысли. Картинки прошлого вспыхивали в сознании, но казались такими далёкими и нереальными, почти что выдумкой.
Роб будто видит себя со стороны.
Его искалеченное тело, усыпанное осколками, лежит на асфальте, неестественно раскинув руки. Кровавое пятно расползается под головой, смешиваясь с каплями усиливающегося дождя.
Больше нет ни боли, ни бешеного стука сердца. Только возгласы собирающихся прохожих.
К его телу подбегает Берт, хватает за безвольно повисающую руку, пытается найти пульс. Его бессильный вопль отпугивает зевак.
Взгляд выше — на месте окна в его квартире зияет пустой тёмный проём. Роб замечает куски выломанной деревянной рамы, разбросанной вокруг.
Становится нестерпимо жарко, в груди словно тлеют раздуваемые ноябрьским ветром угли. В глазах вспыхивают огоньки, расползающиеся алыми ручейками по лицу, рукам…
Огненный водоворот затягивает в свою воронку, смазывая очертания чёрного неба, мигающих сирен, Берта, склонённого над тем, что ещё недавно было им, Робертом Штицхеном.
Зачерпнув пригоршню холодной воды, Роб плеснул её в лицо, исступлённо наслаждаясь невероятным чувством лёгкости, что заполняет всё внутри.
Отражение в блестящей глади улыбнулось. Впервые за много дней.
— Вот чёрт!
Роб заметил небольшие острые уши, как у эльфа, и недоверчиво коснулся их. Твёрдые, гладкие, непривычные.
Лиам, подойдя к нему, тронул его плечо.
— Пойдём. Она ждёт.
Дальнейший путь проходил в молчании, и вскоре вдалеке показались остроконечные шпили замка, упирающиеся в пушистые облака.
Штицхен ускорил шаг, стараясь унять сбившееся дыхание. Лиам остался позади. С каждой минутой замок был всё ближе, и Роб, наконец, нетерпеливо взбежал на увитое плющом крыльцо.
Селена стояла спиной к нему, высоко подняв голову и рассматривая что-то в небе.
Воздуха не хватало. Мысли вдруг разом исчезли, оставив вместо себя только безудержное желание скорее обнять её, вдохнуть тёплый знакомый запах волос.
— Селена!
Она обернулась, нервно сжав перила одной рукой.
Недоверие, удивление, страх.
Принятие.
Он подхватил её на руки, едва не запутавшись в пышной юбке, и закружил, прижавшись носом к её лицу.
— Штицхен, поставь меня на землю! Уронишь!
Даже сейчас она – всё такая же несносная командирша.
Подчинившись, Роб аккуратно отпустил Селену, и, не сдерживаясь, обхватил за плечи и поцеловал. Так, как, наверное, никогда прежде. Так, что по щекам потекли слёзы.
И он впервые не стеснялся их.
— Ты слишком рано, Роб. У тебя было ещё достаточно времени.
В её голосе не было укора, только бесконечная печаль.
— Нехорошо заставлять женщину ждать.
— Дурак!
— Помнишь, я сказал, что мне некого будет любить, если ты умрешь?
Селена вздрогнула.
— Ты вспомнил.
Вместо ответа он крепче прижал её к груди, лелея точно ребёнка. Целуя куда придётся, лишь бы чувствовать губами её тёплую гладкую кожу.
— Ты… один?
— Да. Не стал забирать с собой нашего общего друга, так хотя бы не нужно будет терпеть его дурацкие шуточки. Придётся ему пока справляться без нас.
— Я знала, что вы поладите, — Селена улыбнулась.
— Если это можно так назвать, — Роб закатил глаза, но мысль о том, что Берт жив, согревала. — Почему Долина?
Селена засмеялась.
— О, я не могла отказать себе в удовольствии позлить тебя, — она приподнялась на цыпочки и чмокнула его в смешное острое ухо.
— Ты невыносима.
— Учусь у лучших, Штицхен, — Селена посерьёзнела, — но, если честно, Долина — это единственный из всех миров, где я почти чувствую себя дома. Здесь я — королева, и могу решать, что произойдёт. У меня получилось сделать так, чтобы войны не было. Понимаешь, ничего этого не было!
Роб недоверчиво заглянул в её счастливые, искрящиеся радостью глаза.
— Как?
— Просто захотела. Я ведь всегда делаю только то, что хочу.
— Где-то я это уже слышал.
Холодок по спине.
Дежавю.
— Здесь я — Селена, Роб. Я — это я, и больше никто не помешает мне быть собой. Её здесь никогда не существовало.
