сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
«Ну же, разбуди меня!» — Штицхен хватался за последнюю надежду, как утопающий за обломок лодки. Сейчас он сможет вынырнуть и вдохнуть ледяной ноябрьский воздух полной грудью. Плевать, что это может взорвать его легкие к чертям собачьим.
Ему нужен этот воздух, пахнущий ее парфюмом.
Дверь в ее кабинет распахнута. Внутри полумрак — плотные жалюзи закрыты.
Резко стало тихо, будто кто-то невидимый отключил звук. Только равнодушный ход часов отстукивал секунды.
Ослепительно белое пятно на полу приковывает взгляд.
Ещё шаг.
Селена лежит на животе, широко раскинув руки. Лицо скрыто волосами, рассыпанными по полу, плечам. Изящная туфелька на высокой шпильке почему-то отброшена в сторону, красным акцентом привлекая внимание.
Ещё ближе, ну же.
Из-под тела вытекла бордовая лужа крови. Она насквозь пропитала светлый ковер, въелась в дорогой шёлк блузки, распоротой на спине длинным бурым лезвием.
Насквозь.
Тотальную тишину его мира разорвал крик. Дикий, безудержный. Так кричат, когда нечего терять, когда неважно, что подумают другие. Когда этим криком хотят разодрать глотку в клочья, выплюнуть с ним внутренности вместе со всепоглощающей яростью и болью.
Штицхен не чувствовал чужих рук, грубо оттаскивающих его от Селены. Не замечал никого, кроме нее. Не слышал ни слова от окружающих его полицейских. Не видел ничего, кроме крохотных часиков на тонком бледном запястье.
Стрелки замерли ровно в полдень.
— Штицхен.
Нойзман грузно присел перед Робертом на корточки и положил руку ему на плечо. Роб с удивлением обнаружил, что стоит на коленях.
— Пойдём.
— Нет.
Способность дышать возвращалась постепенно.
Вдох. Выдох.
Роб поднялся и, наконец, смог оглядеться. Его появление вызвало переполох, но сейчас коллеги смотрели на него с сожалением и сочувствием. Большинство из них покинуло кабинет, оставив Роберта наедине с криминалистами. Лицо Штицхена вспыхнуло — он не нуждался в жалости.
Силой заставляя себя не смотреть на тело Селены, он обратился к судмедэкспертам, которые снова смогли приступить к работе.
— Когда это произошло?
Собственный голос показался ему чужим.
— Около полудня. Удар в живот острым предметом, после чего она упала лицом вниз, прошив себя насквозь.
Штицхена передернуло.
Он старался не думать о том, что они сейчас говорят о Селене. О его Селене. О женщине, которая ещё утром обнимала его во сне.
Он подумает об этом позже.
В одиночестве.
— Почему вызвали наш отдел?
— Чемерица. При ее использовании, тем более таким способом, есть характерные особенности, проявляющиеся практически сразу. Труп обнаружили быстро, мы уже давно здесь, и сразу заметили, что что-то не так. Поэтому федералы вызвали вас, раз уж работаете вместе.
— Кто ее нашёл?
— Курьер. Он всегда привозит документы в офис, его ждали, но так как секретаря не было, прошёл в кабинет сам.
На этом вежливость экспертизы закончилась, и Роба настойчиво попросили выйти, пообещав обговорить все детали позже.
Он не сопротивлялся, понимая, что у него ещё будет возможность… возможность чего? Попрощаться. Увидеть.
Он был почти уверен, что всё происходящее — дурной сон. Штицхен был ярым скептиком и не верил во всякую чертовщину, но сейчас он ждал одного — пробуждения.
Однако кошмар не спешил заканчиваться.
Роб сел за стол Амели и откинулся на спинку удобного офисного стула. Он запретил себе думать о происходящем, запретил себе чувствовать хоть что-то. Сердце колотилось в груди, но внешне он был практически спокоен. Выдавали только руки, нервно теребящие пуговицу на рубашке. Пальцы не слушались, подрагивали.
Роберт видел через открытую дверь, как тело Селены перевернули, словно куклу. Лица, прикрытого спутанными волосами, было не разглядеть, но и этого было достаточно.
Штицхен дрожал. Внутри разрасталась зияющая чёрная пустота, не позволяющая забыть, что перед ним — не очередная жертва маньяка, а его единственный близкий человек. Ощущение потери и беспомощности вгрызалось в глаза, щипало в носу. Роб запрокинул голову, как в детстве, но слёзы предательски текли по вискам. Немой крик раздирал легкие, но он не мог позволить себе поддаться ему.
Слух уловил звук застёгивающейся молнии. Роб не стал смотреть, как тело Селены в чёрном мешке выносят из кабинета. Зажмурился, стиснув челюсти так, что заскрипели зубы.
— Штицхен.
Мистер Уолдорф опоздал. Концерт окончен, актёры уходят за кулисы. На сцене остался только разбитый манекен.
— Насколько близко ты был знаком с погибшей?
— Достаточно.
— Насколько?
— Мы жили вместе.
Роберт надеялся, что этих слов хватит, чтобы начальник отвязался от него хотя бы с этими вопросами. Штицхен прекрасно понимал, что впереди ещё много допросов, бесед.
Пересудов, сплетен.
— Я отстраняю тебя от этого дела, — тон Уолдорфа был непоколебим.
Плевать.
Какая разница, если ничего изменить нельзя. Сил спорить все равно не осталось. А с остальным он разберётся позже.
— Хорошо.
Шеф понимающе улыбнулся, хотя наверняка ожидал, что Роб будет сопротивляться. В его взгляде не было ни капли самодовольства или иронии, только бесконечное сочувствие. По-отечески сжав плечо Роба, он тихо шепнул:
— Держись, Штицхен. Все только начинается.
***
В их квартире ещё никогда не было так оглушающе пусто. Словно из неё ушло что-то незримое, неосязаемое.
Из неё ушла она.
Селена.
Ее недопитый утренний кофе на столе. Скомканное полотенце в ванной, пахнущее ее шампунем. Пижама, небрежно сброшенная на спинку стула.
Роб прошёлся по комнатам, не включая свет. Только фары проезжающих под окнами машин отбрасывали тени сквозь распахнутые шторы.
Все было так, будто она вернётся.
Привычно широко откроет все двери, ругаясь на их скрип. Селена терпеть не могла закрытые пространства.
Будет ворчать, что он не заправил постель и неправильно поставил туфли в прихожей. А он затащит ее на эти самые разобранные простыни и одеяла и не отпустит до самого утра.
А потом у неё обязательно сбежит кофе, и она будет винить в этом кофеварку, не отвлекаясь от кучи важных сообщений в телефоне.
А ещё… неважно, что ещё. Этого все равно больше никогда не будет.
Не раздеваясь, Роб лёг на ее сторону кровати, уткнувшись в подушку. Она пахла ею. Ее духами, ее кожей. Казалось, будто сама Селена обнимает его.
В последний раз.
А он умирает рядом с ней. А лучше бы вместо неё.
В полумраке комнаты ярко загорелся дисплей телефона.
Сообщение от Нойзмана.
Холод вдоль позвоночника, парализующий с ног до головы. Роб выдохнул, не в силах отвести взгляд от экрана.
Нойзман нарушил все должностные инструкции, но не смог оставить его в неведении.
Может быть, в неведении было лучше.
Одно короткое слово, переворачивающее мир, и без того расколотый на мелкие кусочки.
«Самоубийство».
========== Часть 7 ==========
— Мой Румпельштицхен.
Шёпот во сне больше не был зловещим. Знакомый, родной голос Селены в темноте казался настоящим, словно она пыталась разбудить его. Но просыпаться не хотелось.
Роб выставил вперёд руки, надеясь найти хоть что-то в кромешной темноте, но пальцы касались лишь пустоты. Тоска, прожигающая душу насквозь, становилась невыносимой.
— Зачем ты это сделала?
Он спросил от безысходности, не ожидая ответа. Но даже сейчас Селена удивила его.
— Так было нужно.
— Это все, что ты можешь сказать?
Она появилась из тьмы внезапно, будто кто-то неведомый включил мощный прожектор. Роберт всматривался в ее образ, запоминая каждую деталь, чтобы навсегда оставить его в памяти.
Как будто он сможет забыть…
Селена коснулась его лица тёплыми ладонями.
— Ты обязательно меня поймёшь. Все поймёшь.
Невесомый поцелуй в висок хуже выстрела. Он заставляет поверить в реальность происходящего. Заставляет желать лишь одного — остаться в этом сне навсегда. Держать ее за руку. Дышать ею.
— Оглянись.
Штицхен послушался. Мрак расступился, обнажая стены, увешанные портретами, высокую лестницу с полированными перилами. Огромные витражные окна пропускали робкие лучи солнца, в неверном свете которых лицо Селены напоминало одно из десятков лиц, нарисованных на холстах.
— Лилит!
По ступеням спускался бледный светловолосый мужчина в странном старомодном наряде. Селена улыбнулась и кивнула ему.
— Здравствуй, Лиам.
Роберт переводил взгляд с Селены на того, кого она назвала Лиамом, и обратно. Он ничего не понимал, но впитывал каждое мгновение, проведённое в этом странном сне.
— Лилит? — Штицхен не узнавал свой голос. Горло саднило, как если бы он простудился.
Селена грустно улыбнулась, соглашаясь.
— Да. Но я наконец-то могу назвать своё настоящее имя, и ты меня услышишь.
— О чем ты?
Селена подошла к Лиаму и взяла его под руку. Он смотрел сквозь Роберта, будто и вовсе не видел его.
— Однажды ты сказал мне «люби меня настоящего, а не прошлого», — Селена отдалялась, растворяясь в мрачной тишине, — пожалуйста, люби меня настоящую, Роб. Что бы ни случилось.
— Но ведь все уже случилось! — Роберт в отчаянии попытался шагнуть к ней, удержать, но Селена уходила вслед за Лиамом, только лишь оглянувшись на мгновение.
— Что бы ни случилось.
Все снова погрузилось в темноту, в которой Штицхен не мог разглядеть даже своих ладоней, крепко сжатых в кулак. Ногти больно впивались в кожу, но это не отрезвляло. Наоборот, боль прорывалась наружу яростью, затягивающей, словно трясина. Роб пытался бежать, но ноги не слушались, завязнув в этом эфемерном болоте. Руки висели плетьми, не давая ни единого шанса на спасение.
— Селена!
Все закончилось так же резко, как и началось. Штицхен распахнул глаза, понимая, что кошмар закончился.
Он долго лежал, глядя в белеющий потолок. Чувствовал, как по лицу стекают солёные капли, но нисколько не стеснялся их. Ему казалось, что кто-то невидимый вынул его сердце и разорвал на куски, оставив после себя зияющую кровоточащую рану.
Штицхен не верил, что Селена могла убить себя. Только не она. Слишком много всякого дерьма случалось в жизни этой женщины, чтобы в одночасье лишить ее сил двигаться дальше. Тем более, что ничего ведь и не произошло.
Ничего, касающегося ее напрямую.
Мысли не давали спать. Не позволяли находиться на одном месте, заставляя суетливо вышагивать по комнатам.
Рассвет застал Штицхена все в той же спальне. Он не надеялся найти успокоение, но зачем-то открыл шкаф и, перебирая вешалки с платьями, вспоминал. Вспоминал то, что теперь осталось дорого только его сердцу.
Их первая встреча. Селена, чопорная, неприступная, такая деловая в своём красном брючном костюме. Злится на секретаршу за холодный кофе и не сданный вовремя документ. Ей глубоко плевать на проблемы отдела по борьбе с наркотиками и самого Штицхена. Она соглашается на операцию по поимке варщика только для того, чтобы детектив от неё быстрее отвязался.
Черт его знает, как Роб решился позвонить ей и пригласить на кофе. Придумал благовидный предлог, но все равно ожидал услышать отказ. Но она согласилась. Было непривычно видеть ее в хорошем расположении духа. И в платье. Простом, лёгком, светлом. Она напомнила тогда ему лесную нимфу, кажется, из называют дриадами. Или драядами. Что-то такое.
А потом были другие. Другие платья. Дни, вечера. Ночи. Только вот в их жизни больше не было никаких других. Как-то быстро она осталась на ночь и больше не покинула его квартиры. Уже тогда Роберту казалось, что он знает Селену очень долго, и она вовсе не та ледяная стерва, какой показалась сначала. Маленькая девочка внутри неё покорила его своей непосредственностью, озорством. Иногда он чувствовал себя занудным стариком рядом с ней, но она только смеялась и называла его душнилой. Заставляла смотреть мелодрамы, под которые он засыпал, а она из вредности съедала его любимое фисташковое мороженое. Хотя сама обожала шоколадное…
Бессмысленный немой крик.
Штицхен в исступлении сгрёб вещи Селены и, прижимая их к груди, лелеял каждое воспоминание. Не стесняясь своей одинокой сентиментальности. Не скрывая от самого себя своей боли. Как когда-то мальчишкой часами мог сидеть, уткнувшись в старый мамин свитер.
Почему его близкие люди оставляют после себя только ненужные тряпки и пустоту в душе?
Ответа он не знал. Да и не хотел знать. Рядом с Селеной мир казался огромным и ярким, как она сама. Сейчас же он сжался до маленькой точки, заключённой в четырёх безжизненных стенах. Наверное, должно пройти немало времени, прежде чем непонятное чувство, щемящее в груди, отступит и позволит свободно дышать.
***
Роб рано появился на работе. Спокойный внешне. Как всегда, в идеально выглаженной рубашке. Будто ничего не случилось.
Только потухший взгляд и усталость на лице говорили сами за себя.
В кабинете ещё никого не было. Не теряя времени, Штицхен быстро отсканировал все документы и фото, касающиеся чемеричного маньяка. Едва Роб сложил все папки на столе Нойзмана, в кабинет заглянул мистер Уолдорф.
— Ты как? — Спросил он вместо приветствия.
Роберт неопределённо пожал плечами.
— Бывало лучше.
Начальник понимающе кивнул.
— Держись. Нойзман уже растрепал, что с ней?..
— Самоубийство? Она бы не стала. Я уверен. Быстрее сама бы убила того, кто ей мешал жить.
Уолдорф заинтересованно посмотрел на Штицхена.
— С этого места подробнее.
— Образно говоря, — Роб отошёл к раскрытому окну и, не спрашивая разрешения, закурил. — В последнее время не происходило ничего, что могло привести ее к такому решению. У неё были планы. У нас были. Да и вообще, она была… сильная. Чересчур.
— То есть ты готов выдвинуть версию об убийстве? — Мистер Уолдорф постучал пальцами по столу. — Штицхен, все указывает об обратном. К сожалению, в здании меняли систему видеонаблюдения и запись не велась, но охрана внизу подтвердила, что никаких посетителей в это время не было. В кабинете нет следов борьбы. На орудии убийства нет других отпечатков.
Роб молчал.
— Я тебе больше скажу. Нож был обработан чемерицей. Правда, в офисе не было никаких подозрительных флаконов и чего-то такого, наши проверили все. Чемерица была только на лезвии и ее руках.
— К чему вы вообще?..
— Ни к чему, Штицхен. Ни к чему в это лезть. Я рассказал подробности только из уважения к тебе, и надеюсь на конфиденциальность нашего разговора. Об остальном тебе все равно разговаривать со следователем.
— Я могу увидеть ее?
— Зачем? Рано или поздно увидишь. У неё есть родственники?
— Нет.
— Ты возьмёшь на себя…— Уолдорф замялся, — все формальности?
— Да.
— Хорошо. И ещё. С сегодняшнего дня ты в отпуске. Не спорь. Тебя вызовут, когда будет нужно.
Шеф грузно поднялся на ноги, давая понять, что разговор окончен. Но Роб не собирался возражать. У него просто не было на это сил.
Уже на пороге мистер Уолдорф обернулся и спросил:
— А что с этим тарологом? Ну, который приходил.
Роберт отмахнулся, стараясь не выдать волнения.
— Ничего. Шарлатан какой-то. Он в обычной колоде ничего не понимает, зачем приходил, непонятно.
— Ты откуда вообще его взял?
— Друг посоветовал. У него жена увлекается всякой подобной ересью. Я, конечно, не сильно рассчитывал на результат, но тут полный провал. Не беспокойтесь, я не посвящал его ни в какие детали, только то, что и так есть газетах.
— Ну-ну, — было непонятно, поверил ли начальник Робу, — ладно. Ты в отпуске. Езжай домой. Подготовь все. Я не думаю, что дело затянется.
Штицхен почти не слышал этих слов, но на всякий случай согласился. Мыслями он был далеко, размышляя над тем, что сказал ему шеф.
Блядская чемерица.
Было абсолютно понятно, на что намекал мистер Уолдорф, но Роберт ни на секунду не мог поверить, что Селена убила нескольких человек, а потом и себя. Даже сама эта мысль вызывала отторжение, не укладывалась в голове.
Впрочем, в последнее время слишком многое в ней не укладывалось.
Ноющая боль в висках разрасталась, словно растекаясь по сосудам, проникала в глаза, щипала в носу. Роберт закашлялся, понимая, что мигрень стала слишком часто его спутницей. Зато в ней был свой плюс — боль физическая отвлекала от боли в душе, от чёрной дыры в груди.
Впрочем, несмотря на все увещевания шефа, Роб не собирался опускать руки и оставлять все на самотёк. Он не хотел, чтобы федералы с легкой руки кого бы то ни было повесили на его мертвую возлюбленную клеймо убийцы. А отпуск… оно и к лучшему. Тем более, что у него, кажется, есть человек, который не откажется ему помочь. По крайней мере, он наверняка знает много интересного. Главное, убедить его рассказать об этом.
Штицхен собрал копии документов и покинул кабинет, не дожидаясь прихода вечно опаздывающего Нойзмана.
Безжалостно заперев все чувства и мысли глубоко внутри себя, не позволяя себе поддаться точившим его эмоциям, Роб направился по уже знакомому маршруту.
