сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
К счастью, в Браунсе не очень жаловали кодовые замки. Либо здесь все доверяли друг другу, что очень маловероятно, либо домофон просто-напросто выломали подростки. Или ещё кто-нибудь.
Быстро поднявшись на третий этаж, Роб осмотрелся, пытаясь сориентироваться и понять, какая именно дверь была ему нужна. Впрочем, это оказалось легко. Она единственная выглядела прилично и радовала глаз блестящим номерком. Не найдя звонка, Штицхен уверенно постучал. За дверью было тихо, но он чувствовал, что в квартире кто-то есть. Наконец, раздался звук шагов и дверь без вопросов распахнули.
Берт выглядел неспокойным, уставшим. Без слов посторонившись, он пропустил Роберта в дом.
Мужчины стояли в тесной прихожей молча, сверля друг друга глазами. Наконец, хозяин квартиры нарушил молчание.
— Что-то случилось?
Роб кивнул, ощущая, как внутри что-то сжимается, как всегда теперь при мысли о Селене.
— Да.
Берт отступил на шаг.
Он все понял.
— Иначе бы ты не пришел. Иначе бы она не готовилась к этому.
— Готовилась?
Берт скрылся в комнатах, но через минуту вернулся с коробкой в руках. Простая почтовая коробка, стянутая жгутом. Он нёс ее легко, будто она ничего не весила.
— Она знала, что мы встретимся. Это тебе. Нам.
========== Часть 8 ==========
«Я не знаю, как начать. Поэтому просто начну.
Если ты это читаешь, значит меня уже нет. Чёрт, банально до ужаса. А ещё напротив тебя сидит Берт и читает то же самое.
Для начала прости, что сразу тебе не смогла рассказать. Ничего не смогла. А потом уже было поздно.
И да, мне было страшно. Страшно, что ты не вспомнишь, не поймёшь и сочтёшь меня сумасшедшей. Впрочем, мне, наверное, будет уже всё равно, поэтому я расскажу сейчас.
Мы с тобой знакомы очень давно. Ну, формально – полтора года, но по факту намного дольше. Мы прошли несколько миров, перебили кучу всякой нечисти и вернулись обратно. Я говорю «мы» не только обо мне и о тебе. У нас была неплохая команда, но вернулись не все. А те, кто вернулись, ничего не помнили.
Но, видимо, всё было не зря, тебя тянуло ко мне, и ты позвонил первый. Поверь, я бы и сама пришла. Но мне нужно было разобраться в себе.
Не суть.
Я нашла каждого из нас. Но только у Берта воспоминания вернулись. Мы не знаем почему, но какую бы дичь он тебе ни рассказывал — просто поверь. Он не псих. Кстати, познакомься ещё раз, это практически твой лучший друг. Иногда он выдаёт шутки на грани, но ты не обижайся, просто смирись и не будь душнилой.
Не пытайся найти своего маньяка. Вы его просто не сможете поймать. Слишком уж хитрый, зараза. Я бы сказала, неуловимый. Я попыталась с ним справиться, но ты видишь, чем это закончилось.
И да, Берт тоже не знает, кто это. Так что не угрожай ему пистолетом, он всё равно не расколется.
В общем, я и так слишком много написала. Странно всё это. Не думала, что придётся.
Я не знала, как начать, но знаю, как закончить.
Штицхен, я люблю тебя. Что бы ни случилось. Таким, какой ты есть в настоящем, в прошлом. Я бы очень хотела любить тебя в будущем. Надеюсь, тебе никогда не придётся это читать, и я просто сама скажу тебе эти слова.
Я люблю тебя.
И я верю, что раз мы могли пройти через разные миры, погибнуть, забыть друг друга, но всё равно быть вместе, то где-то обязательно есть мир, где я тебя дождусь.
Только, пожалуйста, не торопись».
Роберт скользил взглядом по размашистым строчкам, по несколько раз читая каждое предложение.
Конечно же, он не верил. Какие, к чёрту, миры? Какая команда?
— Лучший друг?
Этот пункт удивил Штицхена едва ли не сильнее остальных. Однако Берт оставался совершенно спокойным.
— Всё-таки рассказала, — вздохнул он, — скажем так, если бы мы были персонажами сериала, наши отношения вполне могли бы окрестить бромансом. Не знаю, как ты к этому относился, но искра между нами точно пробегала.
Роб прищурился, давая понять, что происходящее ему совершенно не нравится.
Впрочем, не нравится — это мягко сказано. Смятение, злость, растерянность, недоверие и даже какая-то неясная пробудившаяся надежда ураганом раскидали все его мысли по разным углам.
Его жизненный уклад был достаточно понятен. Долгое время в нём вообще не было ничего, кроме работы. С небольшими отступлениями.
А потом появилась Селена. Такая же любительница всё упорядочить и держать под контролем. Она очень органично вписалась в его жизнь, сделав её ярче, расставив по полочкам всё, что Роб предпочитал держать где-то на задворках души, глубоко закопав под маской замкнутости и равнодушия.
Только вот теперь после неё остался полный бардак. Едва ли не впервые. Но его нельзя прибрать и спрятать, развесить по вешалкам, разложить по местам.
— Смотри.
Роб заглянул в коробку и увидел несколько рисунков.
Первый — тёмный, набросанный наспех хаотичными линиями, изображающий высокий кованый забор и мрачное здание в отдалении. Оно терялось в языках пламени, с остервенением вдавленных в бумагу карандашом.
Второй рисунок был сделан красками, кажется, акварелью. Спокойные, приятные тона, много зелени и голубое небо. Замок на холме. Яркие кляксы бабочек и цветов, выведенных рукой дилетанта, рисующего редко, но с удовольствием.
И, наконец, третий. Наброски множества лиц, большинство из которых были ему неизвестны. Но среди них он узнал Селену и Берта. Себя. Того парня из сна, Лиама. Девушку, которую видел только на фотографии. Мэри, кажется. Погибшую от рук маньяка.
Голова снова раскалывалась. Чем больше Роб смотрел на эти рисунки, тем сильнее сдавливало виски.
Он словно сходил с ума, беспомощно пытаясь ухватиться за остатки разума.
— Объяснишь? — Штицхен отложил листы, стараясь не смотреть на Берта.
Он кивнул.
— Я обещал ей.
Рассказ Берта был долгим. Когда он закончил, ноябрьское солнце спряталось за горизонт, окрасив небо и дома багряным закатом. В комнате стало темно, только фонарь напротив окна освещал его лицо. Пепельница на столе переполнилась, а принесённая Бертом бутылка виски опустела. Роб тряхнул бокал, и осиротевшие кубики льда звонко ударились друг о друга.
Штицхен ни разу не перебил рассказчика. Слушал молча, взвешивая каждое предложение и находя его феноменальным бредом. Но бредом в своём роде восхитительным, настолько невозможным, что практически ему верил. Спустя пару бокалов речь Берта стала тише, и Роб словно видел собственными глазами то, о чём он рассказывал.
Тотспел с его дьявольским отелем, точкой невозврата и безумными жителями.
Долина Наваждения, эльфийские уши и кровожадные дикари. Война, на которой он погиб от руки человека, сидящего напротив. Война, на которой он убил его же.
Королевство Теней, где все они были героями сказок, собранными безумным Тарологом для финальной битвы.
Только полный безумец мог придумать этот абсурд, и только круглый дурак мог поверить в него.
Но Роб верил и не чувствовал себя дураком. Наоборот, внутри него поселилась твёрдая уверенность, что теперь всё становится на свои места. Он ещё не распознал природу этой уверенности, но с каждым словом Берта всё более ясно понимал: всё, случившееся с ним и Селеной в последние дни, все бессмысленные жертвы и её смерть — последствия этого невероятного путешествия.
— Так кто же в результате был этим Тарологом? — Роберт, наконец, решился разорвать затянувшуюся паузу.
— Никто, кроме Селены, так и не узнал. У меня есть предположение, что это сама Селена. Одна из её ипостасей, её внутренняя борьба. Так же как и Прима, которой в реальной жизни не нашлось. Она никому так и не рассказала. Да и кому было, если кроме меня об этом никто не помнил? Мы просто вернулись в точку, с которой всё началось. Будто ничего и не было.
— А Лилит? Существовала ли она в том же Тотспеле, или это тоже одна из её… личностей?
— Тут сложнее. Тотспел был первым миром, и мы фактически заняли место его персонажей. Мне по дефолту досталось любить Лилит, я помнил всё, что с ней связано. Просто в один момент начал жить свою жизнь, но больше в ней ничего не решал. Решала она.
Роб снова умолк, борясь с некстати пробудившейся ревностью. Он одёрнул себя — не стоит отожествлять Селену и Лилит, как одного человека, Селена лишь примерила её роль на некоторое время. И всё равно выбрала его, оставив Берту место рядом с собой в качестве друга.
— Почему вернулись не все?
Берт грустно улыбнулся.
— Кто же знает? Лиам погиб в Зачарованном Лесу, а Деймон просто исчез. Мы наводили справки, искали их. В реальном мире Лиам был племянником Жозефины, кстати. Но ни его, ни Деймона так и не нашли. Возможно, последний всё же жив, так как в Королевстве Теней он выжил.
Объяснения Берта не добавили картине ясности. Штицхен, отбросив рациональность, пытался принять всё за истину, ощущая, что в этом иллюзорном пазле не хватает деталек.
— Стоп. Пропавший племянник.
Неловким движением он достал из своего портфеля документы, скопированные тайком от коллег. Откинув фото нескольких жертв, он зачитал протокол, посвящённый женщине, погибшей около месяца назад.
— Жозефина. Жозефина Солсбери?
Берт кивнул.
— Её убили месяц назад.
— Селена сразу догадалась. Она звонила мне утром, перед тем как… — его голос дрогнул.
— И всё же, почему таро? Что оно обозначало?
Берт, махнув рукой, протянул ему своё письмо. В этом жесте было столько немой боли, что Роб невольно посочувствовал ему.
«Берт, прости меня, я не справилась. И ты читаешь это только потому, что меня уже нет в живых. Я знаю, что Роб сидит рядом и не верит тебе. Но он обязательно всё поймет. Я надеюсь на это.
Я не хотела тебя пугать и рассказывать всё. То есть, абсолютно всё.
Прими это как данность и расскажи ему, что знаешь. Только, пожалуйста, без твоих шуточек».
Несколько строчек наглухо зачеркнуты.
«А впрочем, чёрт с ними. Ты всё равно не удержишься и доведёшь Штицхена до белого каления.
Жертв больше не будет, обещаю. Я — последняя. У меня нет своей карты, да и не могло быть. Таро — это лишь приманка для меня, напоминание, что ещё ничего не закончилось. И закончится только тогда, когда я решусь это остановить.
И если ты это читаешь, значит, я решилась. Мне проще уйти самой, чем ждать, пока убийца доберётся до вас с Робом, ведь вы последние, кто пережил миры Таролога. Кто пережил реальность.
Надеюсь, в одном из них я встречу Лиама и мы вместе будем ждать вас. И да, пообещай мне, что ждать придётся долго.
Приглядывай за Штицхеном. Он, конечно, сильный и со всем справится (Роб, я знаю, что Берт наверняка даст тебе это прочитать, поэтому ты обязан жить дальше, понял?), но вместе вам будет легче. Вы смогли стать друзьями там, сможете и здесь».
На этом письмо обрывалось. Вполне в духе Селены, она часто заканчивала разговор прежде, чем успевала проявить сентиментальность. Но зато успела покомандовать — даже с того света.
Роб почти физически ощутил её присутствие. Как если бы она стояла за его спиной, положив руки ему на плечи и уткнувшись носом в макушку. Руки задрожали, и Штицхен отбросил лист от себя.
Прежде, чем успеет проявить сентиментальность, да.
— То есть это всё? Почему она так выгораживает убийцу? Может быть, это Деймон? Он же…
Роберт не стал продолжать, опасаясь не справиться с эмоциями. Он знал, что Деймон — первая любовь Селены. Человек, уничтоживший её, растоптавший её чувства. Человек, из-за которого она стала той, кем была.
В какой-то мере он даже был благодарен ему. Всё могло быть совершенно иначе, если бы он не оставил Селену. В конце концов, в жизни каждой девочки должен быть мудак, после которого она обязательно станет сильной женщиной.
Берт смотрел на Штицхена скептически, позволяя ему самому обдумать всё, что написала Селена. Для себя он, кажется, уже всё решил, но не спешил делиться с Робертом своими мыслями.
— Не думаю, что это Деймон. Она бы сказала, поверь. Ей было проще уничтожить его и остаться рядом с тобой.
— Таролог?
Ответить Берт не успел. В открытую форточку завизжала сигнализация и Роб, пошатнувшись от резкого подъёма, кинулся к окну.
Шаловливые подростки врассыпную бросились от машины Штицхена, пока он костерил их самыми неприличными выражениями.
Едва отключив вопящие звуки брелком на ключах, Роб понял, что ему остро необходимо одиночество. Тишина. Старая кофеварка, пахнущая их утром.
Которого больше не будет.
— Я пойду.
Берт не стал его задерживать. Судя по его нетвёрдым движениям, он хотел примерно того же самого, что и Роб.
Одиночества, как минимум.
Они устали от этого разговора и друг от друга.
— Ты уверен, что тебе можно за руль?
— Беспокоишься? — Роб ехидно оскалился.
— А ты втягиваешься в эту игру, да?
Роб посерьёзнел и, не дожидаясь разрешения, повернул ключ в замке.
— Ты захочешь её проводить?
— Однозначно.
— Хорошо.
Короткий диалог прервался хлопком двери и звуком шагов Роберта, спускающегося по лестнице.
Свет в окне третьего этажа так и не зажёгся, а Штицхен ещё долго сидел в холодной машине и переваривал всё, что услышал от Берта в этот день. В глубине души он знал, что ответы где-то рядом, практически на поверхности. Но страх, что они могут ещё больше разрушить его и без того рухнувший мир, пока что были сильнее.
Пока что.
Поддавшись порыву, Роберт поднял крышку подлокотника и вытряхнул всё его содержимое. Какие-то документы, бумажки, чеки, монетки… На самом дне, укромно спрятавшись от любопытных глаз, лежала небольшая коробочка, заботливо упакованная в красивый бархатный мешочек.
Роб дрогнувшими пальцами развязал узелок и, на мгновение усомнившись, откинул крышку.
Ему на ладонь упало красивое кольцо из белого золота, сверкая россыпью камешков в жёлтом фонарном свете.
Роб поднёс инкрустированный ободок к глазам, силясь прочитать гравировку, которую и без того знал наизусть.
«Что бы ни случилось».
Ведь так она сказала ему во сне?
Она всё знала.
И пусть он не смог защитить Селену от её собственных демонов, пусть многого не успел сказать ей, он обязательно найдёт её хоть среди тысячи эти чёртовых миров.
Что бы ни случилось.
========== Часть 9 ==========
Пронизывающий до костей ветер не жалел двух мужчин, одиноко стоящих у надгробия.
Роб плотнее запахнул пальто, сурово глядя на могилу женщины, которую, как ему казалось, он никогда не сможет отпустить. Берт ободряюще коснулся его плеча и, кивнув, тактично оставил Штицхена наедине с их общим горем.
Роб, поддавшись порыву, присел на корточки и пригладил комья земли. Свежая мягкая почва, благосклонно принявшая печальное подношение, холмиком возвышалась у его ног.
У Селены не было подруг и родственников, поэтому скромная панихида не затянулась. Стоя друг напротив друга, отводя взгляд от спокойного мертвого лица, Роб и Берт думал каждый о своём. И, наверняка, об одном и том же.
Смерть пожалела Селену, не обезобразив её. Казалось, она просто спит. Как Белоснежка.
Банально.
Роб мимолетно коснулся холодного лица.
В последний раз.
Надежда, что всё это сон, кошмар, рассеялась, как сигаретный дым, которым насквозь пропахла их квартира. Ведь больше некому было ворчать, что он курит прямо на кухне.
Штицхен отвернулся, не давая Берту увидеть своих слез. Они душили, не позволяли вдохнуть, разрывали душу на мелкие кусочки. Но, когда они плечом к плечу шли вслед за гробом, Штицхен чувствовал беспрекословное понимание. Будто боль, неподъёмную для одного, они разделили на двоих.
Только легче не становилось.
Неделя, прошедшая после смерти Селены, стала для Роберта чередой серых, смазанных в своей однообразности, дней. Допросы, протоколы, сочувствующие взгляды коллег. Новость о том, что Штицхен потерял возлюбленную быстро разлетелась по отделу, но никто не решился прямо выразить соболезнования.
Кроме Уолдорфа, поддержка которого свелась к почти отеческой отповеди на тему скоротечности жизни и ошибках молодости. Роб слушал его невнимательно, не забывая кивать. Слушал, но не слышал.
Как бы там ни было, бесконечные формальности позволяли ему держать себя в руках, не расслабляться. Но едва Роберт переступал порог дома, как ощущение безысходности обрушивалось с новой силой, сокрушительно било в голову, давило на плечи. Горло саднило от немого крика, а так и не пролитые слёзы выжигали глаза, словно огнём.
Штицхен пил. Как ему казалось, это помогало провалиться в сон, как в трясину, и ни о чем не думать. Тревожные картины в ночи сменяли одна другую, не позволяя запомнить их. Иногда это был мрачный готичный Тотспел, и краски Долины Наваждения после его тёмных пейзажей резали глаза. Часто Штицхен замерзал в продрогшем Королевстве Теней, выхода из которого он найти не мог.
Селены в этих кошмарах не было. Острое одиночество связывало по рукам и ногам, сковывало тело ледяными цепями. Роб кричал, звал её, но всё было бесполезно. Только строчки из её прощального письма набатом звучали в ушах.
