Текст книги "Снова в школу и иже с ним (СИ)"

Автор книги: Кой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

   Забегая вперед: судя по дальнейшим записям и некоторым событиям, а также газетным статьям, Волдеморт здесь оказался очень славным малым, достаточно умным и интеллигентным. Но, видимо, в тот день, а точнее, промежуток в пару лет, продлившийся до "того дня", ему крестраж в голову ударил или еще чего...

   В общем, по какой-то причине Темный Лорд пожелал увидеть Питера с парной люлькой в зубах, люльку желательно было укомплектовать поттеровскими отпрысками. А Петтигрю, между прочим, парень вполне себе исполнительный...

   Как раз накануне, где-то за часик-два до собственно драмы, я злодейски отобрал у Гарри погремушку, которой и огрел братишку по лбу, после чего заснул и проспал сном младенца все самое интересное. А вот Гарри, разобиженный на весь мир, насуплено смотрел на все и спать не хотел. Волдеморт внимательно оглядел меня и брата и пришел к выводу, что Гарри ему не нравится больше, причем настолько, чтоб запустить в угрюмого грудничка чем-нибудь вроде Авады.

   После этого черный маг, видимо, решил, что имидж – все и пафосно рассыпался пеплом прямо на коварной улыбке, появившись вновь только через восемь лет уже зловещей фигурой в темном плаще. И с подправленной политической программой. И вообще в двух ипостасях – потому что неожиданно появилась новая политическая группа с Томом Реддлом во главе.

   Ну да ладно, речь сейчас совсем не о нем.

   Волдеморт повержен, его злобные сподвижники, которых почему-то никто не зовет Пожирателями Смерти, притихли, несомненно, разрабатывая усовершенствованные версии подлости и коварства, мир праздновал победу. Хотя, сказать откровенно, вариант терроризма здесь был более чем бюджетный и недолговечный, но об этом тоже позже.

   Так вот, рассыпался Волдеморт пеплом, Гарри плачет и злится, я благополучно дополняю его тихим сопением, Петтигрю стремительно скрывается в неведомые дали, даже не подумав нас добить или вернуть – он всегда был рассудительным и предусмотрительным малым, да... Старшее поколение Поттеров, то бишь родители, почти одновременно возвращаются домой и закономерно удивляются отсутствию в оном кого-либо живого, кроме фамильной древней мышки в подвале и парочки домовых эльфов. Те же домовые эльфы вскоре и проясняют ситуацию, предварительно доставив в родные пенаты ту самую люльку с полным комплектом детей. Дальше идет всякая естественная в данном случае мишура, медицинские осмотры, пьянки, планирование захвата мира с учетом новых обстоятельств... Я опять ушел от темы.

   Гарри отделался, в принципе, одним шрамом, впрочем, в нем еще может сидеть крестраж – но лично мне, например, он за последние полтора десятилетия ну совсем не мешал. Но, видимо, более-менее удачное разрешение ситуации было скомпенсировано последующими событиями, а именно – резкой сменой обстановки в одной отдельно взятой ячейке общества.

   У папочки-Джеймса пошел ощутимый сдвиг любви к детям на любовь к Гарри; кроме всего, счастливый папаша героя начинает ходить по барам и по бабам. Мама терпит, в семье чередуются ссоры и мир (хотя мы с Гарри их не видим, просто общаются родители с перепадами – то нормально, то напряженно), Гарри, видя новый расклад, потихоньку наглеет. Я с папочкой-Джеймсом общаюсь напряженно, ибо я маму больше люблю, и вот в решающий момент появляется доблестный Снейп. В черном пальто и с эффектно поблескивающими колбочками с какой-то гадостью в руках.

   На самом деле ничего критичного или жуткого не произошло – просто в какой-то момент мы с мамой въехали в дом Снейпа и уже не выезжали из него, причем вскоре выяснилось, что фамилия у нас одна на всех. Гарри остался с Джеймсом Поттером, и с матерью практически не общался – разве что редкие случайные встречи и холодные отписки в стиле "Все в порядке, скучаю, бывает".

   После холодного и отстраненного папочки-Джеймса Снейп, неловко улыбающийся, стесняющийся и заставляющий маму улыбаться, кажется мне ангелом небесным и всеми магическими канониками вроде Мерлина в одном лице. Итак, я сотворил себе первого кумира.

   Ну а моя приметная благодаря популярности братишки мордаха определила сотворение второго – я рос чересчур тихим ребенком, эдакой аморфной массой, и блистающий с таблоидов уверенной улыбкой Гарри в моем воображении становился куда-то на одну ступеньку со Снейпом. Что-то вроде "сам таким не буду – так хоть другими повосхищаюсь".

   Разумеется, и в дневнике было больше мусора вроде "Я рад, сегодня хороший день, у меня новая футболка", а не информации, но о чем-то я смог догадаться из контекста, кое-где всплывали воспоминания оригинала – чаще какие-то кратковременные запаховые, редко слуховые иллюзии, иногда даже образы или обрывки каких-то сцен. Собственно, в большей степени по этим вот подсознательным подсказкам я и составил версию, которая, как оказалась, практически полностью повторяла официальную (в части про Волдеморта и развод) и реальную (это про собственно Мэтта).

   Эта часть мира мне не нравилась, да и лично для меня была несколько сомнительной хотя бы в части про развод и общение – я имею в виду, там явно не все чисто и безболезненно... Но возможности проверить пока нет. Может даже, и не будет – мало ли, вдруг завтра проснусь "в своей тарелке", хе-хе... Я теперь даже колеблюсь между "хочу в себя" и "а тут не так уж плохо".

   Оставшаяся часть дневника была уже не такой сомнительной, но принесла не меньше радости: она собственно давала возможность узнать, что же это такое – Мэтт Снейп? И я осознанно говорю не "кто", а "что".

   Нечто мужского пола, возрастом почти четырнадцать лет, окружившее обожанием Снейпа (тихо и про себя) и Мальчика-Который-Выжил (при встрече очень даже громко и восторженно).

   Благодаря Северусу я был просто в неугасающем восторге от факультета Слизерин; благодаря конфронтации Поттера со слизеринцами я представителей этого самого дома почти что ненавидел – такой вот парадокс. Мне не отвечали особо взаимностью ни на факультете, ни в компании Поттера. В лучшем случае это было жалостливое игнорирование, при плохом настроении ребят – некие намеки на издевательство или шутки средней степени обидности, правда, ни то, ни другое мистер Мэтью Снейп в упор не видел, в дневник записывая лишь что-то вроде "Они со мной разговаривают уважительно", "Я сказал то-то, и мне даже не посмели возразить. Может, со мной хотят наладить отношения? В любом случае нет".

   Похоже, небеса все-таки планировали для Лили и Джеймса Поттеров одного ребенка. Не очень умного. И в любом случае все доступные мозговые ресурсы достались Гарри...

   На Слизерин я, кстати, прошел исключительно потому, что Шляпа плохо выносит бесконечное нытье на одной ноте. Да-да, для Гарри Поттера – "Только не Слизерин", для Мэтью Снейпа – "Только в Слизерин, ну пожааааалуйста".

   Итак, подобьем итоги: на своем факультете я – изгой, на всех уроках – аутсайдер, ибо больше занят разглядыванием Поттера. Девушки нет, друзей – нет, мозгов – нет, здравого смысла – нет, вкуса – нет... населен роботами. В виде здоровенных тараканов. Кажется, именно они до этого момента заменяли мне эти самые отсутствующие мозги.

   Печально, однако.

   Наверно, стоило впасть в депрессию, но Поттеры... или Снейпы... в общем, за так я унынию не отдамся.

   Стоит, пожалуй, отвлечься на что-нибудь привычное, успокаивающее... Мой взгляд упал на перерытый стол, точнее – на россыпь карандашей-перьев и листков. После войны мне было достаточно сложно адаптироваться к мирной жизни, труднее всего далось миролюбие. Точнее, Снейп, вконец доведенный выходками агрессивных взрослых детишек в Малфой-меноре, идентифицировал меня как главного зачинщика и прописал мне долгосрочные занятия чем-нибудь умиротворяющим и требующим сосредоточенности. Рисованием, например. Правда, поначалу меня это не приводило в восторг, поэтому Снейп часами стоял у меня над душой и заунывным голосом зачитывал что-то запредельно скучное – или молчал, если я вяло калякал что-то на бумаге. "Калякать" оказалось более удобным и дешевым выходом из ситуации. А там я и сам увлекся...

   Нормально рисовать сходу я не смог – рука поначалу дико дрожала, линии выходили или слишком вдавленными в бумагу, или едва заметными, к тому же большей частью косыми, в смысле, явно не тем, что я планировал. Я даже начал думать, что теперь мой удел – минималистические шедевры в стиле "палка-палка-огуречик" или что-то из очень-очень возвышенного абстракционизма с пафосным "я так вижу".

   Но нет, после некоторых мучений на листе начала-таки вырисовываться Лили Снейп, до последнего замужества Поттер и в девичестве Эванс. Прогресс был просто потрясающим – учитывая, что у меня в прошлой жизни-то начало получаться что-то нормальное только после года попыток...

   Надо сказать, рисунком я увлекся. Смотреть на фотографии – совсем не то, что видеть человека наяву, разница между безжизненной, пусть и двигающейся картинкой, и живыми эмоциями, жестами, мимикой, мимолетными взглядами, полуулыбками... На бумаге постепенно появлялась мамина уютная усмешка, ямочки на ее щеках, спокойный, но с едва заметной грустинкой взгляд, короткая прядь у виска, выбившаяся из наспех завязанного утром хвоста...

   – Мэтт?

   Я даже не заметил, как в комнату вошла мама.

   – Мам? – я сразу заполошно подскочил со стула. Как-то не получается у меня к ним всем сходу привыкнуть. Особенно к ней.

   – Себастиан сказал, что у тебя болела голова и ты лег спать, – обеспокоенно начала мама, и тут ее взгляд упал на стол. Она с каким-то приятным изумлением рассматривала простенький, в общем-то, рисунок.

   – Просто... хотел сделать сюрприз, – не сразу нашелся я с ответом.

   – Ты раньше не говорил, что рисуешь, – она, взглядом спросив разрешения, взяла со стола лист.

   – Таился ради этого выражения лица, – растерянно улыбнулся я. – И сюрприза. И стеснялся. Мы можем поговорить об этом как-нибудь потом? – когда я придумаю что-нибудь относительно правдоподобное...

   – Это потрясающе, – мама покачала головой и неожиданно крепко обняла меня. – Спасибо, мне очень приятно...

   Я смог только пожать плечами. Мама отстранилась и задумчиво потерла щеку.

   – И давно ты рисуешь?

   – Ну, сравнительно, – врать откровенно не хотелось, но и говорить "уже лет пятнадцать" явно было не лучшей идеей.

   – Это очень здорово, правда, – мама несколько секунд на меня гордо смотрела, потом скорчила легкомысленную гримасу и еще раз обняла меня. – Ты очень талантлив, Мэтью, – на это я промолчал. – Ладно, юный Леонардо, ты окажешь нам честь и спустишься к ужину?

   – Да, конечно, – я торопливо кивнул, мама, взяв меня за руку, направилась на кухню.

   Ужин был очень похож на завтрак, с той поправкой, что теперь обсуждалась дневная прогулка, то есть я со спокойной душой мог молчать или спрашивать о каких-то деталях. Приходилось делать второе – меня упорно вовлекали в беседу. Про мои внезапно прорезавшиеся художественные таланты не было сказано ни слова – мама, очевидно, приняла близко к сердцу слова про сюрприз и "как-нибудь потом", правда, от частых гордых взглядов не воздерживалась.

   В целом вечер прошел тихо и уютно. За ужином и повторной коллективной чисткой кухни последовали мирные посиделки в гостиной. Ну и, конечно же, сон.

   Ложился спать я с легким сердцем. Прежде всего благодаря своей стрессоустойчивости, ну и с неким подражательством одной небезызвестной темноволосой стервозе – я решил, если придется, побеспокоиться обо всем завтра. Кроме всего, во мне чудесным образом жило две надежды – на то, что я завтра проснусь собой и на то, что теперь я буду каждое утро просыпаться здесь.

   Просыпаться долго не хотелось. Я валялся на кровати, не открывая глаз и, как это ни парадоксально, ждал будильника. Что могу сказать – будильник не спешил.

   В конце концов я все же решился открыть глаза, и с неким внутренним противоречием узрел родной бежевый потолок. Ну... сон. Что ж, это было достаточно приятно и поучительно...

   Я натолкнулся взглядом на часы и озадаченно нахмурился – на них было три часа, окраска вида за окном недвусмысленно намекала либо на ночь, либо на конец света, либо на эпичное затмение. По крайней мере, я понял, почему будильник не звонил.

   В комнате все было по-прежнему, кровать не двигалась, тумбочки злодейски стояли в засаде, беззаветно поджидая возможности ушибить мне пальцы ног, телевизор на стенке безучастно пялился на пол черным чуть поблескивающим провалом, портрет Флер и тот мирно стоял в уголке. Я в очередной раз откинул простыню, защищавшую полотно от лишнего света, и посмотрел на картину. Забавно, на карандашном рисунке Флер неизменно получалась искренне улыбающейся, с задорной хитринкой в глазах, а вот слой красок сделал ее холодной и колючей, с хищной, хоть и все еще приятной ухмылочкой и ледяным издевающимся взглядом... Карандашные версии у меня всегда были добрее и человечнее, чем они же, обросшие краской (эти были, как правило, с холодом и скрытой агрессией). Не знаю, почему так. Дафна, Драко и Блейз время от времени пытались задвинуть на эту тему какое-то поэтичное объяснение, но я никогда к ним не прислушивался.

   На всякий случай выглянул в окно еще раз, даже высунулся наполовину. Выяснилось, что уютный экстерьер дома был дополнен симпатичным белым контуром на асфальте прямо под моим окном.

   – Надо хоть узнать, кто тут суицидом переувлекся, – пробормотал я себе под нос.

   – Ты, – со смешком заметили откуда-то из-за спины.

   – Вы посягаете на частную собственность, – проинформировал я визитера, спокойно оборачиваясь. Поправочка – визитершу. Хрипловатый низкий голос, хоть и был опознан мной как женский, все же заставил повременить с окончательными выводами, но зря. Итак, неподалеку от дверного проема, опершись спиной на стену, стояла невысокая брюнетка в темном брючном костюме. Лицо с тонкими, чуть неправильными чертами сейчас выражало причудливую смесь фальшивого сожаления и неагрессивной издевки. Женщина небрежно обмахивалась газетой ("Пророк", кажется), которую держала в правой руке, а левой ловкими неосознанными движениями вертела брелок, кажется, с боевой косой – точно рассмотреть не удалось.

   Одна проблема – конкретно в этой квартире после того, как были произведены все ремонтные работы, никогда не было ни одной живой души – кроме меня, разумеется.

   – Несомненно, ты засудишь меня за это, – покаянно фыркнула она, забавно приподняв брови домиком, и тут же легко улыбнулась: – Я могу сказать в свое оправдание, что принесла газету?

   – С каких пор газета стала достаточным поводом для вторжения в чужой дом? – иронично спросил я, присаживаясь на подоконник.

   – Газета? Никогда им не была, я думаю, – брюнетка оттолкнулась от стены и внимательно посмотрела на меня. – Но информация всегда считалась ценной, не так ли? – и она бросила мне "Пророк". Пришлось даже соскочить с подоконника, чтобы его поймать...

   Подозрительно покосившись на незваную гостью, я развернул газету. Прочитал заголовок. Сложил обратно.

   – Это что, серьезно?

   – Вполне, – невозмутимо кивнула брюнетка.

   – Поразительно. Как мне, кстати, тебя называть? – спохватился я. Правила приличия никогда не были моей сильной стороной. Я по сей день почтительно выкаю нашему нынешнему Министру, потому что никак не могу запомнить его имени...

   – Уверена, – хмыкнула она, – что у тебя уже готово около сотни прозвищ с самыми разными направленностями. Не стесняйся, выбирай любое.

   – Ладно... – я покачал головой, еще раз развернул газету и выразительно прочитал: – Гарри Джеймс Поттер, кавалер ордена... так, это неинтересно... а, вот: ...и успешный юрист прошлой ночью выпал из окна! Кто этому вообще поверит?! И кто устроил этот фарс?

   – Отвечая на твои вопросы... Поверят в это все, так как, видишь ли, это суровая и беспощадная реальность. Твой труп уже даже освидетельствовали и даже сожгли, чтоб ты случайно не воскрес. А устроила... Ну, – она покаянно взглянула на меня и с тяжким вздохом произнесла: – Я.

   – Ты, – я кивнул. Брюнетка, видимо, про себя искренне потешаясь, серьезно кивнула в ответ, я, движимый непонятным упрямством, кивнул еще раз... С минуту мы сосредоточенно обменивались кивками. Наконец, я опомнился: – А ты вообще кто?

   Брюнетка с беспросветной тоской покачала головой:

   – Сколько раз ты был уже почти в моих руках, но все же ускользал... Я даже думала, что мы никогда не встретимся...

   – До того, как ты сыграла финальный аккорд моей бурной карьеры, – ворчливо отозвался я, – на это были все шансы!

   – Здесь ты достиг высшей точки успеха, – укоризненно посмотрела на меня она. – Хотя знаешь, было интересно наблюдать за твоими действиями, твоей жизнью. Действительно интересно. Что неожиданно дало тебе некую привилегию... Видишь ли, иногда в мирах попадаются настолько ничтожные личности, что боги их просто... уничтожают. Неяркие, несамостоятельные, живущие непонятно как и непонятно зачем. Этот Мэтью Снейп оказался таким. И когда встал вопрос – что делать с ним, вспомнили про тебя. И решили дать тебе сумасшедший шанс все переиграть...

   – Вернись во времени лет на тринадцать, – сочувственно посоветовал женщине я. – Тогда у тебя есть маленький, ничтожный шанс, что я тебе поверю. Не то чтобы я сильно обижался, но рассказывать такие хлипкие сказки главному сказочнику страны, а то и больше... Я, конечно, понимаю, что вы там пребываете в искренней уверенности, что вашу всемогущую шарашку "Наверху" по судам не затаскаешь...

   Моя собеседница звучно шлепнула себя по лбу, не совсем разборчиво простонав что-то вроде "Кто о чем...", и, решительно тряхнув головой, твердо посмотрела мне в глаза.

   Неожиданно обстановка поменялась. Вместо родных стен вокруг возникла светлая просторная комната, наполненная смехом и гомоном.

   – Помнишь этот вечер?

   Я осмотрелся. В креслах и диванчиках сидел неполный состав "будущего страны": я, Малфой, Забини, Гринграсс...

   – Да таких вечеров было знаешь сколько? – фыркнул я в ответ.

   – А здорово было бы, наверно, оказаться в самом себе несколько лет назад, – фыркнул внезапно Забини. – Столько времени сэкономить можно, да и над всеми вами поиздеваться всласть...

   Его фраза тут же спровоцировала бурное обсуждение предпочтительных сроков и личностей, в которых можно оказаться, за шутками зазвучали дьявольские планы по завоеванию мира и причинению добра.

   Я помнил этот вечер.

   – Эй, ребята, – лениво вмешалась моя копия, чуть даже привставая с кресла. – Ну что вы говорите такие масштабные вещи, кто что когда должен сделать...

   – Я понял твою мысль, – повернулся я к брюнетке.

   – На самом деле, знаете что? Если меня вдруг закинет в новую-другую-чужую жизнь...

   – Но не думай, что это освобождает тебя от объяснений ситуации.

   – ...Независимо от возраста, обстоятельств, долгов и обязательств, окружающего мира и точки отсчета, невзирая ни на что!..

   – Тебе просто удалось отложить разговор в этот раз. Только в этот, – брюнетка закатила глаза и кивнула. Я обернулся к своему расслабленному двойнику, который уже поднимал бокал в честь спонтанного тоста. Я уже чувствовал, что просыпаюсь под этот тихий смех и чуть торжественный звон стекла.

   Последние слова мы договаривали с ним вместе.

   – Я проживу эту жизнь в свое удовольствие.

Глава вторая, прогулочно-финансовая

   Да, давненько я не бодрствовал в шесть утра. Ну, если не считать тех случаев, когда я на этот момент просто еще не лег спать...

   Итак, в несусветную рань я стоял, игнорировал зверский голод и придирчиво разглядывал себя в зеркало. Очень придирчиво.

   Ну, волосы можно подстричь. Без очков я даже смотрюсь более легкомысленным и молодым, если, конечно, эти слова в принципе применимы к четырнадцатилетней сопле, коей я являлся. К слову о соплях – я задрал рукав футболки, согнул в локте и напряг руку. Хм. Вчера я показался себе каким-то менее массивным. Мягко говоря. Ан нет, в этом теле все же было какое-никакое, а мясо.

   Мда, мне необходимо поесть, а то уже мысли с людоедским уклоном пошли...

   И вот, тихонько орудуя ножом на кухне, я прикидывал свои планы и возможности в сложившейся обстановке. Впрочем, какие планы? План один – расслабиться и получать удовольствие. Ну и помалу готовиться к феерической гадости, которую запланировали или внезапно для себя обнаружили товарищи, которые меня сюда и переправили.

   В общем, все как всегда. Наслаждаться жизнью и быть готовым к неожиданностям.

   Как вести себя? Да как обычно, так, как я привык. Не сразу, правда, сначала надо будет, пожалуй, решить парочку вопросов, да и придумать толковые оправдания на все случаи жизни... Но это точно не составит проблемы – в конце концов, я ведь выдаю придуманное и желаемое за действительное на профессиональном уровне. Как-никак, фальсификация жизни – моя работа.

   Поедая гигантский бутерброд, я с удовольствием просчитывал количество непоняток, коэффициент настороженности и примерную степень раздражения тех, кого так или иначе затронут мои действия. Особенно реакцию на "сильно изменившегося за лето" Мэтью Снейпа.

   Люди, в сущности, мне не очень интересны, я почти самодостаточен и способен функционировать в гордом одиночестве. Но удивлять кого-то – это сродни наркотику. Ради минутки триумфа иногда стоит терпеть годы. К тому же есть те, без кого я действительно не могу чувствовать себя комфортно. Друзья, семья, свои – называйте как хотите.

   Придя к окончательным решениям по поводу предстоящих мероприятий, я задумался насчет текущих дел. Вспомнилось, что скоро вроде как всеобщий подъем в доме Снейпов. Ну, раз уж я не сплю... и это все-таки моя семья... к тому же братишка младший...

   Спешите видеть, дамы и господа. Впервые за многие-многие годы на арене Гарри Поттер с фирменным и неустаревающим номером "Готовка завтрака".

   Сказать, что обитатели дома в Паучьем Тупике удивились – это просто не сказать ничего. Судя по их реакции, до этого утра я с суеверным страхом шарахался от плиты, пытался сжечь сковородки на священном костре и искренне полагал, что готовка – не просто не мужское занятие, а и вовсе не приличествующее и оскорбительное действие для любого хоть сколько-нибудь похожего на человеческое существа.

   Хм, пусть лучше будет "удивились".

   После завтрака я не стал терять времени зря и, изящно увернувшись от попытавшегося было заговорить со мной Снейпа, словил в гостиной маму и отпросился у нее на денек погулять в Косом. Снейп, подошедший за мной, было заикнулся о какой-то запланированной загодя культурной программе, в которую мое спонтанное предложение не совсем вписывалось, но внезапно кардинально изменил свое мнение и горячо поддержал меня. Они с мамой переглянулись, с энтузиазмом покивали и похвалили мою инициативу. Правда, радость и гордость за активного сыночка не помешали им благополучно сгрузить на меня Себастиана. Чета Снейпов выдала мне на руки мешочек с деньгами и в считанные минуты покинула дом, а я все стоял в гостиной и пытался понять: что это вообще было и кто от кого все-таки сбежал? Впрочем, на последний вопрос ответ явно был очевидным.

   От ступора меня отвлек Себастиан, подергавший меня за локоть с требовательным:

   – И?

   Пришлось в темпе собираться и выводить ребенка на прогулку.

   – Как будем добираться? – деловито спросил меня братишка, когда я снова спустился в гостиную. Причем мальчик с явным недовольством косился на камин.

   – На самых фееричных тошнотиках двадцатого века, – я завлекающе махнул рукой и последовал на улицу, убедившись, правда, что мелкий, всем своим видом выражая "мне просто надо пережить этот день", плетется за мной. М, сразу видны любовь и взаимопонимание в семье...

   Впрочем, это и неудивительно. С Себастианом я до этого общался холодновато, в основном потому, что не испытывал особого восторга по поводу его появления и ревновал к нему родителей. Хотя стоило скорее восхищаться.

   Я, кстати, вчера ошибся с оценкой его возраста – Себастиану было на самом деле всего десять лет. Но вел он себя намного взрослее. Да и выглядел – темные тона в одежде, серьезное выражение лица и сдержанность в эмоциях прибавляли ему пару годков. Ну и говорил он достаточно здраво. Не без ехидности, но все-таки здраво.

   Например, когда мы вышли из "Ночного Рыцаря", он, несмотря на стойкий зеленоватый оттенок лица и сумасшедшие глаза, только твердо посмотрел на меня и сказал:

   – Назад лучше камином...

   Проблема возникла там, где я ее, после недолгих размышлений, и ожидал. Мы зашли в кафе Фортескью, я заказал Себастиану несколько ведер разного мороженого, сам не удержался и слопал креманку фисташкового, и, наконец, приступил к делу. Надо сказать, Себастиан насторожился еще на моем щедром "Что хочешь".

   – ...Какого черта я должен оставаться здесь? – с негодованием возмутился он.

   – Так, Себастиан, следи за языком! – рефлекторно вскинулся я.

   – Ты же не следишь, – сходу резонно окрысился он, а я подумал, что в следующий раз надо спотыкаться молча. И не комментировать поездку в автобусе.

   Не имея опыта в воспитании детей, я даже не сразу нашелся с ответом.

   – Ну, – сказал я, стараясь казаться уверенным, – я же не могу лгать матери, – Себастиан потерялся уже на этом моменте, ошарашенно глядя на меня и отчаянно пытаясь понять, к чему я веду. – Что я ей скажу в ответ на вопрос "Ругается ли Себастиан?", что вообще могу сказать? К тому же привыкай говорить нормально, бывает, что не удается прямым текстом высказаться без последствий, – деловито поделился я с ним бесценным жизненным опытом.

   – И как же непрямым текстом сказать человеку, что он кретин? – со скепсисом осведомился мальчишка.

   – Многоуважаемый сэр, – высокопарно ответил ему я, салютуя воображаемой шляпой, – должен признать, что потрясен вашим интеллектом, – и фиглярский поклон.

   – А почему "многоуважаемый"? – полюбопытствовал Себастиан, отсмеявшись.

   – Мы все же помним о вежливости. К тому же, к примеру, твой гипотетический собеседник себя скорее всего уважает, существует также немаленький шанс, что у этого парня есть домовой эльф, а они хозяев в большинстве своем уважают. Уже множественное число.

   – Хлипкая гипотеза, – хмыкнул младший Снейп, – но сойдет.

   – Ладно, мне пора идти, – закруглил разговор я. – А ты можешь погулять тут недалеко, в зоне видимости от кафе Фортескью. Повыдумывай витиеватые варианты оскорблений, что ли...

   – Эй, подожди, – Себастиан кинул на меня лукавый взгляд исподлобья. – Я уже понял, что тебе не терпится смыться, и даже готов сидеть тут целый день... Но что я получу за это?

   Я укоризненно посмотрел на паршивца. Он невинно улыбнулся мне в ответ.

   – Ладно, начнем первый тур переговоров... Что ты хочешь, Себастиан?

   – Ну, я торжественно клянусь простить тебе отсутствие и молчать до скончания веков, если потом ты меня сводишь на главную теневую аллею страны, – лукаво глянул на меня мальчик.

   – Ладно... Но мне хотелось бы уточнить, что я не утверждаю, что на этой самой главной теневой аллее страны ты найдешь должную степень комфорта... и, весьма вероятно, ты не будешь там чувствовать себя в безопасности, – безразлично пожал плечами я.

   – Как красиво ты про Лютный сказал, – фыркнул Себастиан.

   – Я говорил не про Лютный, – и, завершив на этой эффектной ноте разговор, я развернулся и направился в первый пункт моего крестового похода против бытовых трудностей – библиотеку.

   Спустя два часа, наевшись пыли и получив какую-то доказательную базу для своих притязаний и предложений, я направил свои стопы в оплот финансов и процентов.

   Банк Гриннготтс, как и всегда, радовал приятной архитектурой и жизнеутверждающими строками на дверях. Внутри была уютная атмосфера работы слаженного аппарата прижимистых клерков, и отовсюду подтекстом сверкало: "Клиент всегда не очень умный".

   Я выбрал наугад одну из стоек без очереди и подошел к ней. Гоблин, сидящий за стойкой, не обратил на меня ни малейшего внимания, сосредоточенно сортируя какие-то бланки.

   По опыту я знал, что стоящий над душой антропоморфный смертный ничуть не мешает гоблину работать, поэтому меряться терпением не стал и постучал по стеклу окошка. Гоблин смерил меня недовольно-презрительным взглядом и пропищал:

   – Сэр, я занят.

   – Сэр, я тут тоже не развлекаться пришел. Хочу встретиться с хозяином банка, – сходу приступил к делу я. Наконец-то мне удалось действительно привлечь его внимание! Мм, первый раз в жизни вижу изумленного гоблина!

   Карликовый клерк даже снял очки-велосипеды со своего внушительного носа:

   – Вы понимаете, о чем просите?

   – Я не прошу, а предлагаю, – серьезно посмотрел я на гоблина. – Могу даже сказать вам, что именно...

   Он долго смотрел на меня, внимательно анализируя каждую деталь моего довольно непритязательного облика (я не стал серьезно относиться к выбору одежды, пафосный наряд – отнюдь не то, что могло когда-либо впечатлить гоблина, так что футболка и джинсы), взвешивал про себя происходящее, и все-таки сказал:

   – Подождите здесь, сейчас за вами придут.

   Гоблины – очень демократичный, деловой и логичный народ. На самом деле вообще любой, даже самый распоследний человеческий забулдыга, может потребовать встречи с любым гоблином – хоть с самим мифическим вождем. Вопрос в причине. К низкоуровневому клерку я могу подойти за так и просто рассказать анекдот. Требование встречи с кем-то более высокого положения уже подразумевает внушительную причину. Если я полезу к ним с какой-нибудь чушью, а то и с недобрыми намерениями – я, согласно их законам, должен быть наказан. А наказание у них, кстати, одно, как говорится, смерть снимает любую вину.

   Как я уже сказал – демократичный, деловой и логичный народ.

   Внутренние помещения банка бесконечны, но то, что я видел, в целом делится на три уровня. Первый, самый нижний – подземные этажи, причем они идут куда-то к центру планеты (уточню – это я сказал образно) и начинаются где-то с минус третьего этажа. Второй уровень – общерабочие помещения, несметное количество огромных залов, в идеальном и неизменном порядке заполненных рабочими столами. Там очень атмосферно, если можно так сказать, и даже как-то страшно – все вокруг будто роботы, выверенные отточенные движения, редкие шепотки по рабочим вопросам, сосредоточенные гоблинские мордочки и бесконечный шорох бумаг. В будущем в обиход войдет меткое "опенспейс" – вот он самый.

   Третий уровень – личные кабинеты. Их сравнительно немного, в разы меньше, чем опенспейсов, они или для самых высокоранговых, или для самых опасных – в смысле, всякие внутренние службы безопасности и контроля. Больше, увы, я в гоблинском банке – хотя правильней было бы звать Гриннготтс здоровенным комплексом, – ничего не видел. Но могу сказать еще одно – у них очень классные коридоры. Казалось бы – для внутреннего пользования, значит, под гоблинов – ан нет, по каждому пройдет три Хагрида, держащихся за ручки, подпрыгивающих и водящих хоровод. Опять же – почти все помещения закрытые и без окон, но при этом освещение прекрасное, яркое, но ненавязчивое и не режущее глаз.