Текст книги "Together forever (Вместе навсегда) (СИ)"

Автор книги: Кохэйри-неко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

«Как же всё-таки хорошо, – думала ЧибиУса, – никаких сражений и битв. Никаких страданий. Только тихая мирная жизнь с теми, кого очень сильно любишь, – девочка уставилась на свою печеньку, выгрызенную в форме полумесяца, – пора, наверное, и мне домой. Я всё же так скучаю по родителям».

Она вновь взглянула на Мамору и Усаги. И широко улыбнулась.

«Вот бы я уже поскорее родилась».

Комментарий к Учёба

«Оригинал»: https://ficbook.net/readfic/2621250/9539537#part_content

========== «Мы будем вместе: ты и я…» (стихотворение) ==========

Хочу коснуться рук твоих,

Не дать тебя в обиду.

Но я с тобою слишком тих,

Хоть есть с собой эгида{?}[Эгида – в мифах древних греков щит Зевса и Афины, изготовленный Афиной из шкуры порождённого богиней Геей чудовища (вариант: изготовлен Гефестом для Зевса). Потрясая им, Зевс наводит ужас на богов и людей; достигнув господства над богами и людьми, Зевс отдал эгиду Афине. Слово эгида в европейских языках как понятие нарицательное означает защиту, покровительство.].

Хочу коснуться век твоих,

Хранить твой сон спокойный.

Смотри! А ветер уже стих…

И воздух слишком знойный.

Хочу коснуться губ твоих,

Заполнить всю – собою.

Прогнать прочь недругов чужих,

И насладить любовью.

Хочу, чтоб знала только ты,

Как счастлив я с тобою.

Мы будем вместе: я и ты,

Нас не разлить водою.

Ведь ты спасла меня от зла,

И вытащила к свету.

И новый смысл мне в жизнь внесла,

Нам нипочём запреты.

Мы будем вместе: ты и я.

Навечно, даже дольше.

Ты, только ты – судьба моя,

И нужно ль что-то больше?

Комментарий к «Мы будем вместе: ты и я…» (стихотворение)

«Оригинал»: https://ficbook.net/readfic/2621250/9641867#part_content

========== Обычный день ==========

Витать в облаках – это моё призвание с детсадовской скамьи. Я никогда не отличалась усидчивостью и терпением: если вещь или событие становится мне неинтересным в течение пяти минут, то всё. Я отвлекаюсь на другое, более увлекательное и занимательное. И вот сейчас снова это случилось.

– Вынужденные колебания – это такие колебания, которые…

А на улице поют птички. И солнышко светит. Люблю весну, такое замечательное время года, когда природа пробуждается от зимней спячки. Эта зима у нас выдалась какой-то чересчур уж холодной. Обычно градусов минус три, пять повисит, и теплеет. А в этот раз… Минус двадцать я переносила около трёх обогревателей с чашкой горячего чая в руках, холодным носом и в свитере Мамо-Тяна. И у него же под боком. Плюс в нашу компанию иногда попадал и ноутбук, появление которого Мамору объяснял новыми проектами на работе. Я была, конечно, не против. Разве можно быть противницей ещё одной батареи на коленях, пусть даже это и был компьютер. Иногда в качестве грелки моих колен выступала Луна, которую даже шерсть не спасала от холода. А сейчас тепло. И было бы очень весело, если бы не экзамены в конце учебного года.

– … протекают в системе под влиянием внешнего периодического воздействия. В качестве примера…

Хочется взлететь высоко-высоко и парить над землёй вместе с птицами. Расправить свои белоснежные крылья формы Вечной Сейлор Мун и летать, летать, летать. Но меня не выпустят из этой комнаты – такой родной моему сердцу даже в данный момент – ни под каким предлогом. Ну, если только в туалет или на кухню. Хотя я сомневаюсь, что и на кухню-то пустят. После вчерашнего небольшого обманчика меня допустят до еды только после занятия. А мне ещё лекцию слушать.

– … на деревьях, поднятие и опускание руки…

Если щёлкать автоматической ручкой по столу в определённом ритме, то выходит замечательная мелодия. И оркестра не надо в сопровождение: знай себе, щёлкай да в расчёску, как в микрофон, напевай свои любимые песни. А если немного отодвинуть тетрадь в сторону, так, чтобы из-под неё торчал маленький клочок чистого листа, то можно в своё удовольствие рисовать или писать такое родное и любимое имя. Впрочем, стирательную резинку тоже можно разрисовать сердечками и цветочками. А что, мило получает… Упс, это не моя!

– При этих колебаниях может возникнуть явление резонанса.

Я люблю Мамо-Тяна. Целиком и полностью, так же, как и он меня. Я люблю его поцелуи и тихий, но страстный шёпот мне на ушко по ночам. Мне нравится перебирать его волосы, когда он уставший приходит с работы и после ужина ложится на диван, кладя голову мне на колени. Я люблю слушать его рассказы о том, какой босс свинтус, раз задал за неделю сделать месячный проект. У Мамору очень красивый голос, что заслушаться можно. Но даже из его уст я в жизнь не полюблю физику. Прости, Мамо-Тян!

– Теперь скажи мне, что такое резо… Усако, ты меня совсем не слушаешь!

Ой-ёй!

Я вздрагиваю и, пряча свои художества под рукой, обезоруживающе смотрю на Мамору, улыбаясь самой невинной улыбкой, на которую только способна в этот момент.

– Я слушаю. Мамо-Тян!

Мамору вздыхает и садится на против, слегка с укором поглядывая мне в глаза. Я опускаю взор, понимая, что обязана была слушать каждое его слово, чтобы всё понять и написать наконец послезавтра этот чёртовый экзамен! Но после недели физики я уже ничего не соображаю и даже вникнуть не могу.

– Усако, я всё понимаю, тебе уже невыносимо слушать это занудство, а мне ещё более невыносимее о нём повторять несколько раз. Давай уже напряжёмся немного, выучим последний параграф и со спокойной душой пойдём прогуляемся, – Мамору мягко улыбается и, облокотившись о стол, протягивает руку и треплет меня по голове. Потом медленно, почти невесомо опускает ладонь ниже, проводя пальцами по щеке, шее. Я буквально замираю и чувствую, как сердце начинает биться быстрее. Мамо-Тян…

– Говоришь, чтобы я сосредоточилась, а сам дразнишь меня, – я накрываю его ладонь своей и прижимаю к груди, прикрывая глаза.

– Иначе тебя ничем не проймёшь, – ласково улыбается Мамору и, подавшись вперёд, целует меня в уголок губ, затем отстраняясь. Однако мне этого мало. Я тянусь следом, но он нежно накрывает мои губы пальцами и говорит, – Усако! Физика сама не выучится.

Я горько вздыхаю. Да что за жизнь-то такая? За что мне эти мучения с несчастной физикой, которая мне даром далась?

– Может, сейчас погуляемся? – я жалостливо смотрю на Мамору и поджимаю губы. Милый, у меня ж голова лопнет, если я сейчас не отвлекусь от учёбы и всего, что с ней связано! Это-то я ему и сообщаю, скрестив пальцы и положив их себе на грудь.

Мамору сдаётся почти сразу.

– Ну что поделать с тобой! Собирайся давай, заяц мой, – я лишь легонько смеюсь в ответ и поднимаюсь на ноги, держась за протянутую руку. Через десять минут мы уже медленно идём по улицам Токио и стараемся не попасть в толпу куда-то спешащих людей. Зачем нам торопиться? Физика может и подождать, а приятная прогулка в столь чудное время – нет. Потому что скоро начнётся ещё большая суета и спешка: начнутся итоговые экзамены, потом подготовка к выпускному и сам он же, и, конечно же, поступление в университет. Я даже ещё до сих пор не решила, куда пойду. А зачем решать, если я в будущем – скором, кстати, будущем – буду королевой. Это же не та обычная работа, для которой нужно учиться несколько лет в высшем заведении. Правда, девочки на это скептически показывают мне учебники по политологии и экономике, но зачем мне это знать, если мой Мамо-Тян в этом прекрасно разбирается. Ведь и королю тоже нужно что-то делать. Вот он и будет заниматься всем этим безобразием – я-то знаю, он любит всё сложное, нежели простое – а я буду думать над улучшением жизни людей и их благополучием.

– Опять задумалась? – Мамору мягко гладит мои пальцы, глядя на меня в пол-оборота.

– Ты же знаешь, задумчивость – моё второе «я», – прижимаюсь щекой к его плечу и прикрываю глаза. Как же хорошо быть всегда вот так вот, рядом. Знать, что он никуда не денется и не исчезнет. Ощущать его тепло и кожей чувствовать его любящий взгляд. И никакого Хрустального Токио не нужно.

– Точно также, как и любительница мороженого, – это верно. Как же хочется сейчас этого ледяного лакомства!

– Мамо-Тян, давай поедим мороженое!

– Усако, сначала физика. Ты и так вытащила меня на улицу, – Мамору усмехается и легко щёлкает меня по носу. Хмурю лоб, недовольно причмокивая, – вот как доучишь всё, так можешь с меня требовать всё, что угодно.

– Всё? Вот прям всё, всё? – в моих глазах тут же загораются задорные хитрые звёздочки.

– Всё, что захочешь, – повторяет Мамо-Тян, кивая. Он незаметно поворачивает в сторону дома, думая, что я не обращу на это внимания. Наивный! Я знаю каждый дом и каждое дерево на этом пути. Просто настроение хорошее, и я стараюсь не думать о предстоящем продолжении того мучения. Зато потом…

– Усако, ты думаешь немного не о том, – загадочно говорит Мамору, вероятно, истолковав моё выражение лица не так, как надо. Я сначала не понимаю смысла его слов, а потом вдруг стремительно краснею от внезапной мысли. Это тогда уж ты об этом думаешь, но никак не я. По крайней мере сейчас. Но раз уж мы хоть и косвенно, но подняли такую тему, то грех не спросить.

– И вот почему у нас может быть только одна ЧибиУса? – я ловлю на ладонь розовый лепесток сакуры. Интересно, откуда он взялся? Поблизости вроде бы она не растёт.

– Хочешь ещё одну капризную девчушку с красными волосами, которая не любит кошек? – Мамору прищуривает один глаз и смотрит в небо, будто ждёт очередного появления нашей будущей дочурки. Она уже давно нас не навещает. Видимо, обязанности принцессы превзошли все желания побывать в прошлом. Или это мы с Мамору в будущем наконец образумились и не стали пускать свою дочь мешать нам самим же.

– Ну, почему же сразу девчушку? – я крепче обхватываю его руку, – разве ты не хочешь сына? Чтобы он был похож на тебя. Твои волосы и твои глаза…

– Тогда уж сразу десять, – Мамору усмехается и, вдруг резко привлекая меня к себе, от чего я тихо охаю, целует меня в лоб, – не знаю, что там возомнил о себе твой кристалл, но на одном ребёнке мы с тобой точно не остановимся.

Я чувствую, как мои щёки вновь начинают алеть. Но я только улыбаюсь и крепче обнимаю моего Мамо-Тяна. Он приподнимает моё лицо за подбородок и целует так, что у меня начинают мелко дрожать ноги от сладостного чувства, а из головы выветриваются все ненужные мысли. Как же я люблю его. И никто нам не нужен для полного семейного счастья, только эта маленькая несносная, но такая родная и уже давно любимая розоволосая хулиганка. А может, даже и не одна.

Мы гуляем ещё полчаса. А потом возвращаемся домой, пьём чай и опять садимся за учебники. Но ветер в моей голове если и не исчез полностью, то хотя бы угомонился. Я больше сосредотачиваюсь на учёбе, но Мамору знает, что такое моё рвение можно объяснить лишь одним: после я могу попросить о любом. И это может быть всё, что угодно. И даже неважно, что свадьба только через полгода. Хоть впереди у нас – вечность, я бы не хотела терять ни секунды того времени, что выделено для нас в этой жизни. Ведь эта вечность может пролететь за один миг. И я его терять не намерена.

А мороженое он мне всё-таки купил. Ванильное с клубничным сиропом.

========== Он умирал ==========

Он умирал на её руках. Жизнь кровью капля за каплей вытекала из его тела, раненого подлым ударом из-за спины. И кто сотворил это страшное? Бывший друг, бывший соратник и почти-почти родной. Они всегда были вместе в той далёкой жизни во времена Серебряного Тысячелетия. Но ключевое здесь слово «бывший». Королева Тьмы завладела их разумами и сердцами, заставив сделать предательский удар.

И он умирал. Умирал и уже видел яркий свет впереди своего туннеля длиною в долго-недолгую жизнь. Серенити была всем для него всегда, и даже при смерти он видел её дрожащую ауру света и как ослепший шёл к живительному теплу.

А воспоминания, такие каверзные, пришедшие только сейчас, когда ему уже почти ничего не надо было, а не тогда, когда он молил о них, ярким водоворотом кружили перед глазами, и от них отдавало гарью. Горели лунная трава и лунный дворец. Сыпалась штукатурка, разрушались диковинные сады и умирали лунные жители. Умирали от нанесённых ран бывшими друзьями, а Эндимион искал лишь её, единственный лучик в его нелёгкой жизни земного наследника. Искал в этом дрянном пожарище и молился всем богам, чтобы Серенити была жива. И как только нашёл свою жизнь, лишился её. Меч предательской рыжей стервы вонзился в широкую спину, которой он еле-еле успел укрыть любимую. И сквозь угасающее сознание ужаснулся, увидев собственный верный меч в руках лунной принцессы. А потом – темнота. И серые стены хлороформом пропахшей больницы.

Мамору умирал. Медленно, проклиная бедовую рыжую голову младшего Лорда. А она рыдала, и он не хотел видеть эти слёзы в её бездонных голубых глазах.

– Энди…мион…

Проснувшаяся Серенити отчаянно рыдала, захлёбываясь.

Заколдованный Зойсайт по-гадски ухмылялся, и земному принцу хотелось хорошенько врезать ему. Чтобы очнулся… Или не ему. А той, рыжей, в фиолетовых лохмотьях и с Металлией в тылах. Розой – ещё лучше. Чтобы увидела предательская морда, что любовь, великая и настоящая любовь, не умирает. Она проходит сквозь мириады лет и в итоге находит тихую пристань, давая своим детям насладиться собою и жизнью сполна. Но Эндимион умирал и понимал, что для него всё кончается сейчас. Прямо сейчас. И единственное, что мог – протянуть руку яркому пучку энергии, молясь о спасении души… не своей. Чтобы Оданго, милая и смешная Оданго жила дальше, принося другим счастье своей заразительной улыбкой. Чтобы забыла нелюдимого парня, что тихо умирал у неё на руках.

– Сере…нити…

Но разве ты не знаешь, Мамору, что такое – не забывается? Никогда. Спустя года боль только усиливается, а чёртовы слёзы снова и снова начинают течь. Хотя, сколько же можно? Они уже были выплаканы раньше, горькие, горячие, обжигающие слёзы… Но… Через года их не убавляется ни на йоту, а только приумножается. А сердце болит и трещит по швам от едкой боли. Кажется, что всё внутри готово взорваться, и этот взрыв выходит слезами. Ничто не вечно, но когда кто-то умирает на твоих руках… Словно бы кровь его остаётся на коже, въедается внутрь и проходит с тобой на будущие года.

Мамору умирал и не ведал, на какую жизнь обрекает несчастную Усаги Цукино, рыдающую над полумёртвым телом занудного студента. Хрустальные слёзы падали на его щёки, заставляя слегка дёргаться от непривычной теплоты.

– Ты… Опять плачешь, – белыми губами шептал Мамору, холодной рукой ощущая влагу на её лице, – ну, что с тобой? – он попытался ей улыбнуться, ободряюще, как Такседо Маск улыбался Сейлор Мун, но вышел лишь какой-то звериный оскал. Адская боль мешала делать даже малейшие движения, а конечностей он уже практически не чувствовал. Рука стала падать, но Усаги схватилась в неё хваткой утопающего и не желала отпускать. Она не хотела оставаться без его поддержки в этом суровом меняющимся каждую секунду мире, потому и не отпускала. Глотая слёзы, она молилась, чтобы он жил, но страшная рана была против всех молитв. И даже пробудившийся Серебряный кристалл не мог помочь. Потому что не набрал ещё своей истинной силы, рассеянной по обломкам Серебряного Тысячелетия. И был почти бесполезен перед лицом смерти, хотя в прошлом превзошёл её. Возможно, поэтому и не мог затянуть страшной… предательской раны.

Мамору умирал и знал, что остались ему – секунды. И в последние мгновения только и смог сделать, что слегка усилием воли заставить почти умершее тело приподнять веки и в последний раз взглянуть на лицо той, что любил всегда. И будет любить даже после смерти.

– Улыбнись… мне, – прохрипел он. Слова давались ему нелегко. Мамору и не надеялся, что она услышит и выполнит его последнюю просьбу. Ведь Оданго-атама всегда шла наперекор занудному студенту Чиба. Но Усаги всегда была непредсказуемой, она всегда была загадкой, хоть и открыта для всех. И она не только услышала, но и улыбнулась. Так, как только умела она. Сквозь слёзы, но своей чистой, искренней улыбкой. Какой улыбалась только вымышленному герою Такседо, который был лишь маской для человека-без-памяти.

Он был счастлив. Потому что Она улыбалась сейчас только ему одному. Это было счастьем, потому и он умер с лёгкой душой. Оставляя её с тяжёлым грузом на своём сердце. Тьма возликовала, а Свет мучительно задрожал.

– Мамору!

Он умер, зная, что она сможет защитить этот мир.

«Это была ты, принцесса из моих снов, слёзно просящая найти Серебряный Кристалл. Но я не нашёл его сам, как хотел, потому что он всегда был с тобой. Но я счастлив, что помог хотя бы открыть это для тебя. Потому и рад. Прости меня, Оданго. Прости меня… Усако…»

Он умер, а ей было тошно. Он умер, не ведая, что совсем скоро вновь восстанет, чтобы причинять боль той-что-сейчас-улыбалась тому, кого только панически избегала, нарекая занудой. Умер и не знал, что на самом деле та-что-улыбалась-сейчас-только-ему каждый день искала с ним встречи, её сердце трепетало рядом с ним, но Усаги врала всем и главное – себе, потому и убегала прочь за углы зданий с мнимым страхом и злостью в душе.

Он умер, но скоро восстанет. Как солнце, его вечный покровитель, умирает каждый день, давая жизнь луне, чтобы на завтра возродиться и на закате вновь пожертвовать собой ради бледного ночного светила. Это извечная, всем знакомая догма, подтверждением которой они и являлись, поддерживая друг друга.

Умерев, он дал возможность выжить. И Сейлор Мун должна суметь воспользоваться этим шансом, чтобы загнать Тьму в угол и вырвать ещё один день для нормальной жизни человечества.

Счастье их всегда было недолговечным, и Мамору был рад умереть с воспоминанием о её нежной улыбке. Это было роскошью и неимоверным даром, преподнесённым богами, которым он молился и в которых – не верил. Потому что доселе никогда не приходили на помощь заблудшему сыну. Но сейчас… Он был счастлив, и с лёгкой душой умер. Это великий дар, чтобы предсмертное желание, о воплощении в жизнь которого он мог только мечтать, сбылось.

Мамору умер, а Усаги рыдала. Боль и отчаяние переполняли её сердце, но его лицо – такое светлое-светлое, каким не было никогда… От этого становилось ещё более горько, и она не могла этого вынести. Сознание оставило Сейлор Мун, погружая в непроглядную тьму. Она была рада уйти за ним, но жизнь была жестока. Однако всё же, проведя через испытания, даровала своим измученным детям счастье. Это случилось в далёком будущем, а сейчас…

… сама Земля рыдала с лунной принцессой о кончине своего наследника, и даже закат в тот день был кровавым. Как драгоценная кровь земного принца, которую пролила предательская рука бывшего друга.

========== «Исповедь» (стихотворение) ==========

Ты научила меня звонко смеяться,

Не зубоскалить, сминая всем нервы,

Чтоб не повадно и было мне драться!

Как разбивать не-тяжёлые кегли.

Ты научила меня вволю поплакать,

Я позабыл, каково впрямь же это.

Собаке призвание есть – гавкать,

Я же – как псина – лишь верую слепо.

Ты научила в жизнь меня – верить,

Не прогибаясь под горестным ветром.

Мгновения все я хочу лишь измерить

Вечным пронзающим души дуплетом.

Ты – как лекарство, как яд и наркотик,

В душу вошедшая, счастье привнесшая.

Чувства твои – уж острее, чем дротик.

Радость моя, никуда неушедшая.

Ты, только ты, мне в память запала,

Нервы ослабшие начисто выгладав.

Горечь моя как туман – улетучилась,

Будто как не было боли и издавна.

Жизнь, как и счастье, ты мне подарила,

Радуя древнюю блудную душу.

Бренно то тело, что счастье забыло,

Коли оставило мысли на суше.

Не опостылев, со мной ты осталась,

Не покривила душой – ни на каплю,

С демоном личным отчаянно дралась,

Не напоровшись на старую саблю.

Ты лишь осталась, родная и светлая,

Мне в этом мире как пристань спокойная,

Слишком святая, немного и – древняя,

Милая, нежная, осиночка стройная.

Ты научила смеяться и плакать,

Чтобы не лопнуть от горечной мысли.

Чтобы на чуждые руки – не рыкать…

Чтобы отринуть нелепые «если»!

Ты – лишь моя, родная и светлая.

Миром забытая, мною – укрытая.

Нежность – как мир – несколько древняя,

Но от того ещё более личная…

Комментарий к «Исповедь» (стихотворение)

Эксперимент «со стилем написания стихотворений».

Просто вдохновилась замечательными работами Chiba Mamoru, и вышло это.

========== «Расскажи, принцесса» (стихотворение) ==========

Расскажи мне сказку, принцесса. О том, как чудесны дали,

О прекрасном и юном принце, и о звоне дамасской стали.

Расскажи о великой битве, о предательском сердце вассала

И о том, как сбежать хотела, но судьбу отпускать не стала.

Расскажи ты о горе великом, как текли бриллиантами слёзы,

Как упасть на колени хотелось и закрыться навеки в грёзах;

Как великая мать сложила свои силы под гнётом пушек,

А родная дочурка-принцесса отпускать не хотела подружек…

Расскажи о кровавой сече! Расскажи, чтобы всем было слышно!

Как рыдала над телом ты принца… Алый цвет распустился на вишне.

Расскажи мне… Или не хочешь? Не желаешь ты помнить разруху.

Не виню тебя я, принцесса. Спи спокойно под осиновым пухом…

Комментарий к «Расскажи, принцесса» (стихотворение)

Кому очень интересно: в конце октября – начале ноября 2020 я нарисовала под это стихотворение комикс, его можно посмотреть тут: https://vk.com/wall-56540359_9077 💜

========== Июльская жара ==========

Жара в субботу стояла просто неимоверная. Токио плавился под июльским солнцем, как сливочное масло на раскалённой сковородке, и жители сего города плавились вместе с ним. На улице никогда не было так не многолюдно, все в основном предпочитали прятаться по кафешкам и магазинам, где вовсю гудели кондиционеры и продавалось по скидке такое нужное сейчас мороженое. Красота же!.. Вот только отнюдь не все в этот день радовались (мороженое же в полцены!) или грустили (жара – действительно неимоверная).

Усаги смахнула со лба капельки пота и продолжила свою работу – развешивать амулеты на витрине в храме Рей. И как бы ей не хотелось посидеть в «Короне» с прохладительным напитком вместе с Мамо-Тяном, обещание есть обещание. Это раз. А два: Мамору пару дней назад уехал на конференцию в Осаку, и Усаги теперь маялась от скуки и безделья. Того и быстро согласилась помочь Рей в её храме. Правда, в наказание за испорченный томик манги (совсем случайно – Луна отвлекла Усаги, и сок попал прямо на цветной разворот) мико заставила подругу облачиться в храмовое кимоно. И теперь Усаги плавилась от жары в этом длинном одеянии и проклинала Рей на чём свет стоит.

– Ты вешай аккуратненько амулеты-то, – ехидно приговаривала мико, активно работая метлой. Казалось, ей было даже совсем не жарко, – а то все покупатели разбегуться от некрасивого прилавка.

– Их и не появится сейчас, – бормотала себе под нос Усаги, но работать дальше – работала. Ведь чем скорей она справится, тем быстрее попадёт в «Корону». Пусть и без Мамору, конечно, но коктейля очень уж хочется. Но скорости не прибавляли ни жара, ни хихикающая над ней ЧибиУса, сидящая недалеко в тенёчке с несколькими одноклассницами.

– Что за вредный ребёнок? – продолжала ворчать девушка, со слезами на глазах думая о загубленном выходном. И какой чёрт её дёрнул предложить помощь Рей? Она бы сейчас могла купаться в озере вместе с родителями, но нет! Она развешивает дурацкие амулеты и умирает от жары в ужасном кимоно. Что за несправедливости жизни?

А потом ещё кто-то посмел прийти сюда! Что за наглость – в такое-то пекло? Усаги явно слышала чужие шаги и голос Рей, здоровающейся с этим незнакомым челове… Стоп, стоп, стоп! Погодите-ка. Как-как она его назвала?

Усаги, отложив амулеты в сторону, не успела и обернуться. Как такие знакомые и родные руки мягко обхватили её плечи и резко, но нежно заставили сделать поворот на сто восемьдесят градусов. Девушка тихонько охнула, по инерции делая шаг назад, и встретилась взглядом с парой любимых синих глаз. Мамору, который должен был вернуться только завтра, сейчас нависал над ней, одной рукой опираясь о стену за спиной Усаги, а второй – придерживая девушку за плечо.

– Мамо-Тя… – хотела было счастливо пролепетать Усаги, но ей не дали такой возможности. Мамору переложил вторую руку ей на затылок и, притянув к себе, крепко поцеловал. Так целуют, только когда расстаются на годы, но юноша не видел своей любимой несколько дней (какой ужас!) и по приезду решил в первую очередь поздороваться с ней.

Растаяв, Усаги ответила на поцелуй, и её руки, дрогнув, коснулись его торса. А затем медленно, словно девушка желала прочувствовать каждое прикосновение, поползли вверх по груди Мамору, и вскоре Усаги пальцами зарывалась в жёсткие пряди тёмных волос возлюбленного. Юноша, другой рукой обняв её за талию, и не думал отпускать куда-либо свою златовласку. По крайней мере до тех пор, пока Рей не очухалась от такой наглости и не вспылила:

– Эй, эй, эй! Это ещё что за фокусы? – пылала праведным гневом она, размахивая метлой, как орудием возмездия, – а ну – прекратить непотребство в моём храме! А то ишь чего надумали! – Рей замахнулась помелом и уже хотела надавать наглецам по первое число, но Мамору успел пресечь это безобразие. Оторвавшись на секунду от Усаги, юноша рукой перехватил метлу и сурово взглянул на мико:

– Цыц! Не хулигань. Я соскучился. Неужели я не могу просто так взять и поцеловать свою любимую девушку?

Рей опешила, не зная, что и ответить на такое наглое заявление. И пока она думала, Мамору успел ещё раз поцеловать свою Усако, которая довольно висела на нём и радовалась жизни. Даже такой жаркой, как в этот день. Тут-то Рей и не выдержала:

– Вот что, кролики мои! Брысь отсюда! – она снова замахнулась на парочку метлой, – и не совращайте мне тут детей, – девушка покосилась в сторону хихикающей ЧибиУсы и её подружек, – безобразие какое. В моём храме! Надумали тут…

– Нам тут не рады, – философски заметил Мамору, – предлагаю удалиться.

– А-ага, – протянула Усаги. Она даже и не слышала ворчаний подруги! А всё потому, что когда Мамо-Тян целует её, девушка забывает обо всём на свете. А когда он целует неожиданно и внезапно – это чертовски головокружительно и до одури приятно. Поэтому сейчас она безропотно позволила Мамору взять её на руки и унести подальше. Туда, где жара не давит на усталый мозг, а Рей не читает нотации, что, где и как им можно, а что – нельзя.

Как говорится: любовь любовью, а чужие глаза – только лишние.

========== Биение сердец ==========

В комнате тихо. Слышно лишь как шуршат настенные часы, мерно отбивая секунды. Пахнет сладковатой ванилью и горьким ароматом роз. На полу белым бесформенным облаком лежит платье рядом с тёмным пятном мужского костюма. Шорох перепутанных одеял иногда раздаётся в уютной тишине спальни. Угасающая ночь наполнена мягкими тенями умиротворения и незыблемого спокойствия.

Рука неровно скользит по складкам простыней, словно ищет что-то. Натыкается на знакомое тепло и замирает. Раздаётся шумный грудной вздох облегчения, и снова наступает тишина, убаюканная дыханием спящих людей.

Небо на горизонте начинает светлеть. Тоненькие полосы света расползаются по смоле облаков по мере того, как восходит солнце. Но здесь, в комнате, царит полумрак, и вяло разгорающееся утро пока не предъявляет своих претензий к спящим. Оно даёт им время насладиться тем, что происходит сейчас, и не думать о грядущем.

Сон прерывается медленно, нехотя отпуская из своих объятий. Усаги долго лежит с закрытыми глазами, чувствуя в теле приятную истому и кожей ощущая тепло родного человека. Улыбается и наконец приподнимает веки. Совсем чуть-чуть, чтобы в поле зрения попадал лишь он. Лицо Мамору во сне расслаблено, и нет привычной тонкой складки на лбу. Придвинувшись ближе, Усаги невесомо целует его в губы и обнимает. Мамору сквозь сон ощущает своего крольчонка и притягивает ближе.

Затаив дыхание, Усаги слышит биение его сердца и мерное дыхание. Зажмуривается, наслаждаясь прикосновениями. И улыбается, чувствуя, как в такт его сердцу стучит её.

Они вместе. Наконец-то. Через сколько им пришлось пройти ради этого. Сколько выстрадали, сколько разбивались о стены непонимания. Выстрадали и смогли не потерять себя, не потерять друг друга. Их любовь не ослабла за долгие годы, а скорее – усилилась. Они – вместе. И никакая сила во Вселенной не сможет заставить Усаги отказаться от своей любви. И она уверена, что и Мамору никогда не сможет разлюбить её. Потому чувствует его, как саму себя.

Сердца, бьющиеся в унисон, не способно разбить ничто. Страдания и любовь только сплавляют их воедино, создавая нечто большее, чем просто две разрозненные души.

========== Сумасшедшие ==========

She’ll make you live her crazy life

But she’ll take away your pain

Like a bullet to your brain

Ricky Martin – Livin’ La Vida Loca

Дни летят вперёд со скоростью света. Казалось бы, только вчера я вернулся из «поездки в Америку» (так мы, не сговариваясь, зовём период борьбы с Галаксией и её воинами). И вот – прошло уже целых полгода, а мы упорно продолжаем сходить с ума.

Кто это – мы?

Спросите у Усако.

Мы до сих пор не можем принять тот факт, что давным-давно наступила мирная жизнь. Что не нужно воевать, прятаться или бояться, что кто-то не доживёт до завтрашнего дня. Что никто более не покусится на нашу свободу, нашу жизнь и любовь. Что можно не просто существовать, держа оружие наготове. Можно жить! И дышать на полную катушку.

Но мы отчаянно и негласно продолжаем сходить с ума – гораздо больше, чем обычно.

Раньше мы пытались выжить, чтобы защитить будущее. Сейчас же эти мысли как будто вылетели из наших голов. Мы живём сегодняшним днём, мы дышим сегодняшним воздухом и – чёрт возьми! – это несказанное удовольствие. Раньше всё было совсем по-другому. Не так. Я говорил Усако, что стоит чуточку потерпеть сегодня, чтобы быть счастливыми завтра. Она соглашалась, кивая, и ждала. Ждала лучшего дня, когда всё наконец станет можно. И не надо бы было прятаться от собственного эгоистичного «я».

И ведь она дождалась. Но день тот наступил гораздо раньше запланированного, когда я должен был назвать её своей женой. О, свадьба будет – тут сомневаться не стоило, мы с нетерпением ожидаем этого грандиозного и несомненно поворотного события в нашей жизни. Просто… теперь я – мы – живём сегодняшним днём. И медленно, но верно сходим с ума. От мира, эмоций, солнца над головами. Друг от друга.

– Давай уедем куда-нибудь, – робко предлагает она в один из дней, когда я корплю над очередным проектом по работе, – где будем только ты и я. Прямо сейчас, – смущённо опустив ресницы, Усаги царапает ноготком край обшивки дивана, а я молчу где-то с минуту, завороженно наблюдая за её рукой, прежде чем ответить.

Да, у меня много работы. Да, много дел, заданий и всего такого прочего, что всегда отходит на задний план, когда рядом со мной Усаги.