Текст книги "То, что имелось в виду (ЛП)"

Автор книги: Kirinin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Понял, – ответил Гарри. – Так, тебе нужна Финита.

Несколько минут они негромко обменивалась веселящими чарами, Кумуло Нимбус, заклинанием памяти и ободряющими чарами.

– Так, класс, довольно, – прервал Флитвик. – Времени осталось совсем мало, так что теперь сосредоточьтесь на Интроспектусе.

Гарри снова наколдовал Интроспектус.

Драко задумчиво свел брови, и его мысли для разнообразия сразу из головы оказались на языке:

– До этого зелья я никогда столько не думал над тем, что хочу сказать. А когда слова уже были сказаны, я просто притворялся, что это все правда, несмотря ни на что. Было ощущение, словно признаться, что я не прав – это поражение. Как будто мои слова меня к этому обязывали. Интроспектус.

– Как будто слова становились общественным достоянием, как будто стоит их сказать, и они уже принадлежат окружающим, – Гарри испытал внезапное озарение.

– Да! Именно. Знаешь, ты иногда просто гений.

Гарри улыбнулся.

– Ничего такого в том, чтобы иногда говорить правду. Я не возражаю, даже если ты иногда грубишь. Интроспектус.

– Ты все еще не понимаешь, – разочарованно возразил Малфой. – Стоит мне заговорить, и я раздаю себя по частям. Интроспектус.

– А разве не со всеми так? Каждый раз, когда что-то говоришь, выдаешь часть себя, неважно, правда это или нет.

Драко скривил губы.

– Нет. В том и состоит смысл лжи, даже если она с благими намерениями, – это отказ выдавать часть себя. Только проклятые вроде меня лишены этого спасения. – Он помедлил. – И сумасшедшие.

Гарри пожевал губу. Ему вдруг пришла в голову важная мысль:

– Столько Интроспектусов, а я только сейчас понял, что мы ни один из них не отменили, – заметил он.

Драко рассмеялся, громко и, наверное, искренне.

– Да уж, – ответил он. – Фините интроспекти.

Гарри тоже применил к себе чары отмены и, моргнув, осознал, что урок подошел к концу. Видимо, одним из побочных эффектов Интроспектуса была неспособность сосредоточиться на чем-либо, кроме рассматриваемого вопроса.

– Извини, – сказал он, – идей получше у меня нет. Просто… – он остановился, думая, как выразить свою тревогу так, чтобы не прозвучало, что он и правда волнуется – и за кого, за Малфоя! – но затем задумчиво потряс головой. Если он переживал, выходов было только два: либо честно об этом сообщить, либо промолчать. Малфой в любом случае услышит настоящий смысл слов.

– Я просто не хочу, чтобы ты вообще перестал разговаривать, – довольно беспомощно заключил Гарри.

Он мог только догадываться, что у него получилось, потому что светлые глаза Драко округлились, и он сглотнул.

– Эм… спасибо, – отозвался Драко с несколько застенчивым видом (очень для него необычным).

Гарри задумался, что же такое он сказал, но нервы у него и так были слишком расстроены, чтобы спросить прямо.

– Ну… вот, – добавил он.

– Извини, – ответил Малфой. Значит, чувства Гарри опять вышли из-под контроля, и то, что срывалось с его языка, больше никак не было связано с поверхностными мыслями.

Это был сигнал, что разговор пора заканчивать. Он вообще не понимал, почему столько времени проводит с Малфоем, если не считать за причину то, что они вместе оказались в этой ситуации.

– Пока, Малфой, – Гарри, с Роном и Гермионой по бокам, помахал в дверях кабинета чар. Драко задержался – казалось, он хотел о чем-то спросить Флитвика.

Драко повернулся к нему; на лице у него было его новое задумчивое выражение, и он помедлил, прежде чем надменно сказать:

– Редко все действительно так плохо, как тебе кажется, Поттер, – и это почему-то утешало.

Гарри пришлось задуматься, когда Малфой успел стать взрослее него.

***

Гарри в ту ночь снились странные сны. В них все говорили правду, и каждый раз при этом что-то отдавали – палец, прядь волос, обрезок плоти. Как это бывает в снах, все это не выглядело особенно болезненным, но текло столько крови, что Гарри, казалось, все это должно было бы беспокоить сильнее.

В конце длинного коридора он обнаружил Малфоя и долго шел, прежде чем добрался до него. Наконец, догнав его, он схватил его за плечи – ему почему-то казалось очень важным, чтобы тот обратил на него внимание. Малфой посмотрел ему в глаза и медленно покачал головой.

– Ты пойдешь со мной! – закричал Гарри, как только понял, что Малфой предугадал его просьбу и отказал. Ну и что, это же Малфой – он не согласен, что солнце светит и трава растет. Гарри этого не допустит. – Ты должен пойти со мной, тут опасно!

Драко снова покачал головой и улыбнулся.

– Я не могу, Гарри, – ответил он. – Я сказал слишком много и уже не могу уйти.

Бледной рукой он указал на свои ноги, и Гарри поднял, что темнота коридора скрывает пустоту ниже его бедер…

Он рывком проснулся. В животе было муторно, но Гарри решил, что если немного посидит, то его не стошнит.

Он сел.

Затем встал – осторожно, не доверяя восставшему желудку, – и достал из потайного отдела в своем чемодане Карту Мародеров.

Рон издал сквозь сон какой-то вопросительный звук, но Гарри не обратил на него внимания.

– Чш-ш, Рон, – прошептал он. – Спи дальше.

– Мрм-м-м-м, спа-а-а-ать, – пробормотал в подушку Рон.

Гарри дрожащими руками развернул Карту и стукнул по ней палочкой.

– Торжественно клянусь, что не замышляю ничего хорошего, – произнес он, и по пергаменту от палочки разлетелись чернила, обрисовывая границы классов и коридоров, кабинетов и спален.

Драко Малфоя нигде не было.

Гарри проверил дважды, чтобы убедиться наверняка, но точки с ярлыком «Драко Малфой» не было. Не выпуская Карту, Гарри стал надевать свитер и брюки, в последний раз просматривая ее в надежде, что ошибся или что есть еще какая-то часть замка, о которой он не знает, какой-то тайный проход, известный Малфою… но вряд ли Мародеры пропустили бы хоть какой-то угол.

Затем он нашел Северуса Снейпа. Тот, несмотря на поздний час, был у себя в кабинете. Похоже, он ходил туда-сюда.

Сердце у Гарри гремело прямо в горле, и никакой логикой было не заставить его вернуться, куда положено. Он сунул ноги в кроссовки, прямо без носков, схватил мантию и Карту и побежал в подземелья, перепрыгивая через ступеньку.

========== 6. Гипотеза о замученной белке ==========

Самым смешным Драко казалось странное поведение Пожирателей смерти: он словно попал некое промежуточное положение – среднее между пленником и почетным гостем. Крэбб и Гойл старшие то гнали его перед собой, как маггла на сожжение, то интересовались его здоровьем и тем, как у него дела с учебой. Это сильно сбивало с толку.

Драко же с тех самых пор, как в слизеринском камине объявилось лицо его отца, был уверен, что умрет. В итоге он вошел некое созерцательное состояние сознания – за пределами страха. Видимо, ему хватило непонятого, чтобы в голове выбило пробки.

Возможно, проблема с пробками была глобальной. Но Драко не переживал – он не рассчитывал прожить достаточно долго, чтобы сумасшествие успело причинить ему неудобства.

По пути Драко озирался, так как больше его пустой голове заняться было нечем. Он был глубоко-глубоко под землей, кажется, в каких-то катакомбах, сырых от осевшей влаги. Прислушавшись, Драко смог разобрать где-то вдалеке шум водопада. Камень стен был коричневым, пронизанным серебрящимися вкраплениями блестящего вещества.

Наконец они добрались до конца лабиринта – там были тяжелые двери; на то, чтобы их открыть, пошла вся мускульная сила Крэбба и Гойла старших – и вошли.

Отец Драко стоял рядом с Лордом Волдемортом. Оба выглядели до того довольными собой, что Драко едва не разозлился.

Едва.

Вместо этого он сказал:

– Здрасте.

Люциус моргнул. Волдеморт тоже моргнул, только гораздо страшнее, потому что у него, похоже, было два комплекта век.

Бе.

– Драко, – быстро совладал с собой Люциус, – подойти и познакомься с нашим повелителем.

Драко услышал, как у него за спиной наемные мышцы закрывают тяжелые створки. Он знал, что не сможет открыть двери сам, и подозревал, что они зачарованы так, чтобы нельзя было входить и выходить с помощью палочки.

(Или, вероятно, Крэбб и Гойл старшие были не то слишком глупы, не то слишком некомпетентны, чтобы пользоваться для открывания дверей чарами. Драко решил не забывать об этом.)

Драко вышел вперед и кивнул отцу и Темному Лорду, который ему улыбнулся. Тоже жутковато: у него были клыки.

– Итак, юный отпрыск рода Малфоев пришел занять свое место в моих рядах, – произнес Лорд Волдеморт.

Хм. Такого Драко не ожидал – он думал, что ему предстоит умереть.

– Но я же вам не нужен, – сказал Драко, удивившись, насколько нормальным и спокойным был его голос.

– Драко! – резко сказал Люциус, но остановился и продолжил ласковей: – Это очень благородно с твоей стороны, сын, но сейчас не время для ложной скромности.

– Это не скромность, – возразил Драко, чувствуя себя странно. Он словно наблюдал за кем-то другим, а не участвовал в действии сам. – Я отлично себя показываю во многих областях. Нет, мой лорд. Я вам не нужен, потому что я проклят.

Волдеморт подался вперед.

– Ничего не могу поделать, я заинтригован, – ответил он, и Драко увидел, что его губы двигаются безо всякого соответствия с услышанными им словами.

– Я могу говорить только правду, – сказал Драко. – Как только меня кто-то прижмет, я все расскажу. Не захочу этого, но не смогу по-другому.

– Как это произошло? – спросил Темный Лорд, прищурившись. Драко понял, что тот выискивает ложь, но тревоги не ощутил. Лжи он найти не сможет.

– Несчастный случай во время приготовления веритасерума, – объяснил Драко. – И еще, – продолжил он, крепко зажмурившись, но не в силах замолчать, – я слышу только то, что другие имеют в виду.

– Не уверен, что понял, о чем речь, – сказал Темный Лорд.

Драко склонил набок голову; даже ему самому движение показалось машинальным.

– Вместо того, чтобы слышать, что люди говорят, я слышу то, что они подразумевают. Даже если бы это могло быть преимуществом – уверен, я мог бы находить шпионов и проверять информацию, – предыдущее качество делает меня абсолютно бесполезным.

– Только если я не оставлю тебя здесь, – сказал Темный Лорд. – Навсегда. Ну или хотя бы до тех пор, пока война не будет выиграна.

Драко сглотнул: эта мысль смогла пронзить туман, обосновавшийся у него в мозгу. Он думал, что надо готовиться всего лишь к смерти.

– Вам это не понравится, – вырвалось у него.

Волдеморт нахмурился.

– Люциус, оставь нас. Нам с твоим сыном надо… поговорить.

– Но, мой лорд!

– Ох, да ради Мерлина! – казалось, воскликнул Волдеморт. – Твой статус останется примерно тем же, несмотря на криворукость твоего сына на зельях! Теперь пошел с глаз моих!

Люциус поспешно скрылся.

Когда они остались одни («Ура!» – подумал Драко), Волдеморт снова к нему повернулся.

– Теперь поясни, почему мне не понравится держать тебя поблизости.

Драко сделал дрожащий вздох.

– Я не хотел бы отвечать на этот вопрос.

– Попробуй промолчать, и я выпытаю у тебя ответ, – сказал темный Лорд светским, обыденным тоном, каким нормальные волшебники обсуждают необходимость покупки новой пары носков.

– Ясно. Ну, ладно. Для начала, я жуткий трус. Я избалован, мне тут не нравится, так что я сразу же начну ныть. Тут холодно, тут сыро, еще тут вы, а я вас боюсь. И всех остальных тоже, что будет утомительно. А еще я не верю в то, за что вы боретесь, в смысле ну совсем, я даже был какое-то время влюблен в Гермиону Грейнджер, после того как она меня разок ударила, – Драко шумно выдохнул и закрыл глаза в ожидании убивающего проклятия.

Однако, когда он их открыл, Волдеморт смотрел на него со смесью недоверия и… чего-то еще.

Чего-то, от чего Драко очень, очень сильно занервничал.

– От этого вашего выражения я очень, очень нервничаю, – сказал он.

– Ты все-таки можешь быть мне полезен, – разъяснил непонятное выражение Волдеморт. – Ты можешь говорить мне то, чего никто не скажет.

– Никто этого на самом деле не хочет, – мрачно возразил Драко. – Все думают, что хотят, но это не так. Они думают, что правда приятна или что она ценна сама по себе. Я узнал, что это не так.

– Напротив, – не согласился Волдеморт, – то, что редко, обретает ценность, а легкодоступная правда редка. Те, кто говорит правду, еще реже. Это единственное, чего я ни за какую цену не могу добыть, хотя в мире столько волшебников, которые дрожат при звуке моего имени. Следовательно, это то, чего я хочу больше всего.

– Вообще-то, не хотите, – возразил Драко. – Если я начну, вы меня убьете.

Волдеморт помедлил, пристально вглядываясь в Драко.

– В давние времена у королей были дураки… шуты. Они говорили правду и могли оскорбить любого придворного. Преследовать их было запрещено.

– То есть вы хотите, чтобы я был при вас дураком? Звучит подходяще.

– Я также говорю, что ты не понесешь ответственности за ту правду, что решишь высказать.

– Мне нельзя вам доверять, – сказал Драко. – Чего стоит слово того, у кого нет души?

Темный Лорд застыл, и Драко незаметно отступил на шаг, словно это могло помочь, вздумай чудовище напасть.

– Я давно уже понял, – прошептал Драко, не в силах остановиться. – Как еще вы могли бы возвращаться? Способ только один, если вы не инфери. Я слышал от отца, что случилось в Тайной комнате, и у нас дома много книг, где упоминаются хоркруксы. Мне было тринадцать, когда я все понял.

У Темного Лорда было такое лицо, словно ему хотелось побиться головой об стену, но он мужественно боролся с собой.

– Вы ведь уже даже не человек, – заметил Драко, глядя на глаза Волдеморта с третьим веком, на узкие щели его ноздрей; он даже не мог сидеть как человек, двигаться как человек. – Вы столько у себя забрали, что, наверное, уже с трудом помните, зачем все это начинали. Вам не приходилось припоминать свои мотивы в надежде, что удастся их понять?

– Я отказываюсь понимать… – уставился на него Темный Лорд.

– Вы не слышали легенду о девушке, у которой похитила любимого Королева Фей? – Драко ощутил внезапное вдохновение. – Королева сказала, что отдаст его ей, только если она сможет его удержать. Он превращался в самых разных зверей, а потом, в конце, в горящий уголь, но она продолжала его удерживать. Понимаете, что это значит?

Темный Лорд озадаченно нахмурился.

– Должен признать, это… нечто новое. И достаточно увлекательно. Продолжай.

– Я всегда думал, что это бессмысленно, – сказал Драко. – Правда ли следует всегда держаться за то, что любил, вопреки всему, даже если оно полностью изменит свою природу? Мне всегда казалось, что надо было навсегда оставить его горящим углем, просто чтобы она поняла. Люди меняются, обстоятельства меняются. Но они редко меняются обратно.

Волдеморт помолчал, потом сузил глаза до тонких щелочек.

– Ты смеешься над Темным Лордом?

Драко состроил самое невинное обиженное лицо.

– Нет, я никогда не стал бы смеяться ни над кем по имени Темный Лорд. Слишком уж это пугающе.

Волдеморта это на удивление хорошо успокоило.

– Я хотел сказать, что несмотря на то, сколько вы встречаете препятствий – и Дамблдор, и Поттер, и Министерство, не говоря уже про темные сырые вонючие пещеры, – вы продолжаете держать свой горящий уголь. Мерлин, да вы же одновременно и сам уголь, и тот, кто его держит.

Волдеморт смотрел на него во все глаза.

– Не уверен, что мне это понравилось, – хотел он сказать, но промолчал.

– Ну, что хотели, то и получили, – ответил Драко. – Реклама не обманывала.

Темный Лорд приподнял руки, но снова уронил их на колени; Драко показалось, что тому хотелось скрестить их на груди.

– Вам не бывает любопытно, чего не хватает? – поинтересовался Драко. – Я про те утерянные части себя.

– Китайцы говорят, что душа естественным образом делится на десять частей, – сказал Волдеморт. – Я могу оторвать еще две.

– Даже вы так говорите – «оторвать», – пробормотал Драко. – Чудно.

– Думаешь, человеком я был бы лучше? Добрее? Вменяемей? – Волдеморт рассмеялся, и от этого смеха у Драко встали дыбом волосы на затылке. – Какое очаровательное и наивное заблуждение, – шепнул он. – Я был ребенком, которого остерегались, – продолжил он. – Тем, кто мучает белок на железнодорожных путях, просто чтобы послушать, как они кричат.

– Я тоже, – сказал Драко. – Пинал домовиков и обзывал людей самыми плохими словами, какие только мог придумать, и однажды разбил девочке сердце, потому что думал, что это смешно. И вот я здесь, предлагаю вам собрать себя заново.

Волдеморт смотрел на него.

– Я бы начал речь про «мы не так уж и различаемся», – задумчиво произнес Драко, – но это в некотором роде так и есть. Вы, для начала, намного храбрее меня. Не думаю, что смог бы зайти так же далеко. Еще вы безумнее, но я почти уверен, что это потому, что вы разбиты на части. Когда откололся первый кусок?

Драко увидел, как Темный Лорд сглотнул, и с трудом смог в это поверить. Он едва мог дышать, не смел шевельнуться.

– Мне было пятнадцать, – сказал наконец Волдеморт.

– Моего возраста, – моргнув, прошептал Драко. «Трудно поверить…» – что вы вообще были моим ровесником, – сказал Драко, уставившись на Волдеморта.

– Поттер его уничтожил, – добавил Волдеморт, криво усмехнувшись.

– Что с вами стало, когда он…

Волдеморт покачал головой.

– Меня тогда, скажем так, не было, я не мог ничего почувствовать.

– Но большая часть вашей души уничтожена. Это… это была первая?

– Да.

– Что вы тогда утратили? В смысле, когда уже очнулись.

– Невозможно сказать. Раз я это утратил, как мне понять, чего не хватает?

Драко умолк.

– Я ничего не помню до пятнадцати лет, – сказал наконец Волдеморт, и Драко с удивлением отметил, что его губы, пусть и нечеловеческие, произнесли именно это.

– То есть история про замученную белку – гипотеза? – надавил Драко.

– Посмотри, кем я стал, – пожал плечами Волдеморт. – Кажется, для людей моего сорта обычно детство с замученными белками. Это логичное предположение.

– Его невозможно вернуть? – уточнил Драко. – Он пропал.

– Пропал, – подтвердил Волдеморт. – И туда ему и дорога. Время между рождением и началом подросткового возраста в любом случае бесплодная пустошь. Давай, возрази.

Драко немного об этом подумал.

– Жизнь в последнее время точно не усыпана розами.

Волдеморт фыркнул.

***

Драко свободно бродил по пещерам, но, разумеется, покинуть их было нельзя: приближение к дверям вызывало лишающую сил мигрень.

В тот же день, когда состоялся первый разговор Драко с Темным Лордом, вернулся его отец, принеся одежду, умывальные принадлежности и даже немного любимой еды Драко, явно приготовленной домовиками, которых он так любил пинать в детстве. Но не было ни книг, ни музыки; отец даже не додумался принести для рисования чистый пергамент и чернила.

«Как ты? – спросил он. – Мать хочет знать».

Остаток дня Драко прятался, забившись в нишу с банкой своего любимого марципаново-кедрового печенья. Когда он вставал, отряхивая крошки с мантии, его нашел Волдеморт.

– Тебе скучно, – заметил он.

– Мы, люди с душами, склонны занимать их чем-нибудь, помимо захвата мира, – резко ответил Драко.

Не то чтобы он перестал бояться Волдеморта, даже если за время разговора его чудовищность перешла с чудовищного уровня на человеческий. Скорее, он словно знал, что рано или поздно, несмотря на свое обещание, Темный Лорд его убьет, и затягивать с этим или, упаси Мерлин, устраиваться поудобнее не хотелось.

На следующий день Драко обнаружил, что его камера обзавелась обычной кроватью, книжной полкой и пюпитром. На последнем лежала крошечная ирландская флейта.

Раз в день Драко разговаривал с Темным Лордом. В остальное время он читал «Утерянный рай» и пытался освоить флейту, которую он видел-то впервые в жизни и, уж конечно, ни разу на такой не играл. Он думал о том, что его отец и Темный Лорд похожи: оба любили притворяться, что он для них все равно что палочка в руке, сквозь которую сила течет туда, куда им угодно. Ему хотелось, чтобы Волдеморт на него напал, стал пытать. Хотелось, чтобы отец признал вслух, имея это в виду, что Драко для него – не более чем пара ботинок, которыми надо покрасоваться, сносить их и выбросить в мусор, когда они станут ненужны.

***

С мучительной неспешностью миновала неделя. Драко бился над флейтой, пока не научился извлекать чистую ноту, приятную и звучную.

***

– Вы можете его вернуть обратно? В смысле, осколок души, – поинтересовался Драко как-то за ужином.

Волдеморту, как оказалось, тоже надо было есть, хоть и ел он намного меньше, чем Драко. Сейчас он словно ребенок гонял по тарелке кусочек курицы.

– Зачем мне это? – спросил он.

Драко уже выяснил, что Темный Лорд даже с учетом проклятия намного более прямолинеен, чем большинство, и что когда он задает вопрос, то рассчитывает получить ответ.

– Чтобы узнать, чего не хватает. Все равно уже одним меньше. Почему вы решили сделать…

– Семь, – спокойно закончил Волдеморт, с ненормальной сосредоточенностью отделявший на своей тарелке рис от курятины. – Семь – волшебное число.

Брови у Драко приподнялись. Он не слышал, чтобы число семь было в чем-то магическим.

– Это маггловское, из сказок, – промолчал в ответ Волдеморт. – Я вырос среди магглов…

Драко продолжил есть и не сказал больше ни слова.

***

Иногда Драко думал о Гарри Поттере и Северусе Снейпе. Иногда он думал о том, что мог сказать его отец Снейпу о том, куда Драко делся. Иногда – о том, что услышал бы при этом Снейп.

Иногда Драко был уверен, что Поттер со Снейпом сошли с ума от беспокойства. Драко как-то привык, что Поттер со своей сочувственной усмешкой всегда рядом, всегда поблизости, дышит одним с ним воздухом. Впрочем, он всегда больше думал о Поттере, чем Поттер – о нем.

***

Драко решил, что он точно сходит с ума. Совсем.

Он потребовал, чтобы Пожиратели принесли ему нормальный обеденный стол – это просто было разумно. Он приказал отцу принести больше вещей – например, его, Драко, постельное белье или кое-что из книг. Но когда он, глядя на пол, подумал об алом ковре, стало понятно, что он вконец свихнулся, чокнулся, поехал крышей. Он же не дизайнер интерьера, он, Мерлина ради, у Волдеморта живет, у Волдеморта, который убьет его в любой момент…

…когда-нибудь.

Драко научился играть «Братец Якоб» и «У Мэри был ягненок». Еще он умел рассмешить Темного Лорда, даже когда тот был в самом отвратительном расположении духа.

***

– Из чего вы сделали хоркруксы? – спросил Драко как-то вечером, когда они сидели у потрескивающего камина. В углу комнаты разговаривали Петтигрю и его отец, дожидались внимания Темного Лорда.

Волдеморт сделал ход пешкой и промолчал.

– Я не смогу их найти, просто зная, что они такое, – заметил Драко. – Это не поможет мне сбежать.

Темный Лорд посмотрел на него, затем слегка пожал плечами.

– Вещи, которые важны были для основателей Хогвартса. Кубок, медальон. Тогда это казалось очень таинственным, – он вытащил из кармана что-то блестящее.

Драко взял этот предмет и уставился на него.

– Это не?..

Волдеморт осторожно забрал предмет и убрал его в карман.

– В твоей теории что-то есть, – сказал он. – Когда он поблизости, я чувствую себя лучше, безопаснее, энергичнее. Но никто не пытался воссоединиться с хоркруксом. Только уничтожить, разумеется.

Драко наблюдал за Темным Лордом и увидел, что тот опять говорит то, что имеет в виду.

– Вы вообще когда-нибудь лжете? – вырвалось у него.

– Не часто. Правда намного сильнее ранит, – ответил Волдеморт. – Потому ты мне и нравишься. Ты, на самом деле, очень опасен, – он встал из-за шахмат, взлохматил Драко волосы и пошел разбираться с Люциусом и Хвостом.

«Это так, – впервые осознал Драко, глядя, как его отец и Хвост со странными лицами наблюдали это неожиданное выражение привязанности. – Похоже, они боятся меня даже больше, чем его».

«Может быть, скоро, – подумал Драко, – даже мой отец будет опасаться со мной разговаривать».

Комментарий к 6. Гипотеза о замученной белке

(Поехала на море, надеюсь, там тоже главу смогу. Но не обещаю.)

========== 7. Хранилища ==========

Он поднял медальон к свету и несколько мгновений, размышляя, наблюдал, как тот вращается. Нельзя сказать, что он не знал, что мальчик подводит его к этой попытке. Нельзя сказать, что он не понимал, что мальчик его подталкивает. Но его уже так давно никто не пытался подталкивать, что он позволил себя подтолкнуть – просто из любопытства.

То, что он приблизил к себе Драко Малфоя, было самым умным поступком из всех, что он совершал в последнее время, думал он, глядя, как извивается, танцует золотая цепочка, чувствуя, как зовет изнутри осколок его. Мальчик, который мог говорить и слышать только правду, стал для него как свежий ветер, как факел, озаривший старые пути и показавший, насколько они спутаны, как сильно заглохли. Его удивило, что он не замечал, до чего ему стало скучно, как близок он к спячке. А потом пришла эта мысль – что хоркруксы сделали его чем-то меньшим, а не большим, что им же самим возведенные стены отгородили части его от него же.

Ему не понадобилось много времени, чтобы понять, как снова встроить этот кусочек себя на место, но еще долго он носил это знание к себе, ожидал, пока не раздадутся вдалеке звуки ирландской флейты, и только потом в очередной раз достал медальон и заставил себя принять окончательное решение.

Один из семи. Шансы на его выживание не сильно уменьшатся, если он истратит только этот. И он готов был признаться – по крайней мере, себе самому, – что ему любопытно, причем любопытно впервые за долгие годы – благодаря Драко Малфою.

Вероятно, безопаснее было бы делать это в чьем-нибудь присутствии, на тот случай, если что-то пойдет не так, но он никогда не был осторожным человеком.

Он закрыл глаза и тут же острее почувствовал осколок себя в медальоне, притягивающий, как магнит. Он почти слышал идущий от него шепот, его собственный шепот. Он набрал воздуха и, коснувшись его своей магией, потянул.

Артефакт был сделан качественно и не хотел расставаться со своим содержимым. Медальон все держал и держал, пока не натянул цепочку, пока ему самому не осталось только держаться. И затем так же, как вырывают из плотной земли сорняк, осколок наконец освободился, полетел к нему и врос на место.

Он упал навзничь; смутно он осознавал, что его трясет с головы до ног и что боль кошмарна. Сердце трепетало в груди, билось пойманной птицей, затем замедлилось, затем – остановилось.

Затем забилось снова.

Он открыл глаза.

Мир был ярче: в нем как будто стало меньше серого, линии стали четче. Тело ныло, знакомо и привычно, словно после дня тяжелого труда. Каменный пол под пальцами был шершавым, и, когда он его поскреб, от него откололись песчинки – казалось, пол обрел дополнительное измерение.

Или это он сам его обрел.

Мальчик сломя голову ворвался в дверь его приемной, затормозил перед ним, проскользив по полу. Свое легендарное хладнокровие он восстановил за долю секунды, но Том был почти уверен, что успел заметить нечто очень похожее на тревогу, прежде чем мальчик успел овладеть лицом.

– Ты это сделал, – сказал мальчик, провел пальцами по волосам, а потом протянул руку, чтобы помочь Тому встать. – Я думал, все-таки не станешь.

Он поднял медальон на цепочке, посмотрел, как тот крутится. Как странно: когда-то это был бесценный артефакт, приносивший покой, манивший его, звавший по имени, а теперь – всего лишь грубо сработанная безделушка, не более одушевленная, чем обувь у него на ногах.

Он чувствовал себя выбитым из колеи, словно великанская рука яростно встряхнула его, и все внутри еще не улеглось, как положено. Он опустил взгляд, и глаза его разгорелись при виде руки Драко, все еще сжимающей его запястье.

Запястье, которое… нет, наверное, померещилось… было более теплого оттенка, чем раньше.

Драко поднял его руку, перевернул, и ошибиться было уже нельзя.

– Ты вернул часть себя, – сказал он тем же голосом, каким говорил все то время, пока был здесь: голосом, лишенным смущения и самовлюбленности. – Как ощущения?

Том почувствовал, что пожимает плечами. Не то чтобы он мог одурачить мальчика, даже если бы захотел, и в этом было что-то очень утешительное.

– Сыграй для меня, – приказал он.

Он не знал наверняка, что мальчик услышал, но взгляд серых глаз остался тверд. Через миг Драко поднял к губам флейту, и была музыка.

***

Прошло не так много времени, и он начал скучать по присутствию медальона. Было что-то крайне приятное в том, что тот был рядом, в том, как легонько тянуло сердце, словно в обществе ближайшего друга. Медальон теперь висел на шее у мальчика; ну и хорошо, пользы от него все равно больше не было, и смотреть на него было неприятно.

Было совсем несложно послать Люциуса за Нагини. Он понимал, что та недолго выживет в темных сырых пещерах без теплых камней, на которых можно греться на солнце, но решил, что если она немного с ним побудет, то ему легче будет вспоминать об опустошенном медальоне, скрытом у мальчика под мантией. Он успокоится, сознавая, что частица его находится рядом, в безопасности.

Кроме того, было приятно посмотреть на великого Люциуса Малфоя, низведенного до роли мальчика на посылках, и понаблюдать, как тот бледнеет при мысли о том, что ему предстоит убедить Нагини вернуться с ним в пещеры. Каким-то образом ему это удалось, и он вернулся – на неверных ногах, но довольный собой – с великой змеей.

– Благодарю тебя, Люциус, – сказал Том, скрывая победную улыбку. От одного лишь присутствия Нагини он ощутил глубочайшее облегчение, объяснить которое можно было только тем, что еще одна часть его души теперь была рядом.

– Ее тоже, да? – спросил за ужином Драко.

Том, прежде чем ответить, проглотил картошку: почему-то последние несколько дней ужин был особенно вкусным. Он был уверен, что дело во влиянии мальчика, приказавшего Пожирателям смерти приносить продукты лучшего качества. Том и вспомнить не мог, когда ему в последний доводилось пробовать настолько аппетитную еду.

– Не понимаю, о чем ты, – ответил он, поглаживая Нагини по голове и вздыхая от удовольствия, что фрагмент его Я так близко.

Драко задумчиво смотрел на Нагини. Том был разочарован, что Драко уже после пяти минут знакомства избавился от страха перед гигантской змеей. Не было похоже, будто он собирается ее погладить, однако он не шарахался, когда она касалась его языком. Он смотрел на нее так, как смотрел в последнее время на все – как на загадку, словно теперь только загадки способны были завладеть его вниманием.

Нагини отвечала на его полуинтерес взаимностью, ложилась иногда у его ног, пока он играл, следила, как он ест и читает. Со временем Драко осмелился потянуться к ней, чтобы провести пальцами по ее голове. Со временем Нагини перестала бить его по рукам, когда он предпринимал такие попытки.

– Ты нравишься моей змее больше меня, – сказал Том как-то рано утром, когда Нагини за завтраком обвилась вокруг ног Драко.