Текст книги "Скажи это по-французски (СИ)"

Автор книги: kira.kraizman

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

http://ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Декрет_об_образовании_№_24

========== Глава 3 ==========

Гарри провел в Мунго около двух месяцев. За это время мы похоронили павших (среди которых были старший брат Рона – Фред и жена Ремуса Люпина – Тонкс) и почти восстановили Хогвартс, чтобы к первому сентября он смог вновь распахнуть свои двери перед студентами. Несмотря на то, что весь последний курс не успел – по вполне понятным причинам – сдать экзамены на уровень ЖАБА, нам выдали аттестаты о завершенном магическом образовании. Директор МакГонагалл предложила мне, Рону, Гермионе и Малфою остаться еще на один год, так сказать, на правах вольных слушателей.

– Спасибо, профессор, но я собираюсь осенью поступать в Академию авроров. Может, и Гарри удастся уговорить, – отказался Уизли. Его рука по-хозяйски лежала у Гермионы на талии.

– А вы, мисс Грейнджер? – повернулась к ней МакГонагалл.

– Пожалуй… нет, – с некоторым сожалением в голосе ответила Гермиона. – Мне кажется… мы уже немного переросли школу.

Если бы она решила иначе, то и я, конечно, тоже согласился бы, но, глядя на переплетенные пальцы Рона и Гермионы, я лишь пожал плечами и извиняющимся тоном произнес:

– Бабушке очень непросто дался этот год. Думаю, я должен быть рядом с ней.

В результате из старшекурсников в Хогвартсе остался только Малфой.

В начале августа в Министерстве состоялся прием по случаю чествования героев второй магической войны (то есть нас) и вручения им (то есть нам) почетных наград. Я вместе с Гарри, Роном и Гермионой принял из рук Министра магии Кингсли Шеклболта орден Мерлина первой степени и видел, как бабушка то и дело подносила к глазам платок. Она наконец-то могла мной гордиться!

***

После череды празднований наступило время судов над уцелевшими в битве Пожирателями смерти. И вот тут случилось нечто совершенно необъяснимое: Гарри Поттер выступил рьяным защитником Снейпа, чудом пережившего укус той самой змеи, которой я имел удовольствие отсечь голову. Я присутствовал на том слушании и не верил собственным глазам и ушам. Поттер, люто ненавидевший нашего бывшего профессора зельеварения (не без взаимности, надо признать), теперь с пеной у рта отстаивал его свободу. И хотя Министр Шеклболт и директор Хогвартса МакГонагалл тоже дали показания в его пользу, горячая речь Гарри оказалась решающей. Со Снейпа не только сняли все обвинения, но и постановили наградить орденом Мерлина первой степени за вклад в победу над Волдемортом. Глядя на выступающего с трибуны свидетелей Гарри, у меня почему-то сложилось впечатление, что им движет не одна лишь справедливость, но спрашивать его об истинных мотивах этого поступка мне не хотелось. Да и кто я такой, чтобы лезть в чужую душу?

***

После бурных событий весны и лета тысяча девятьсот девяносто восьмого года я погрузился в настоящую спячку. На меня накатила апатия. Я целыми днями лежал в собственной комнате, отвернувшись лицом к стене. В свои восемнадцать я чувствовал себя столетним стариком. Даже мои излюбленные растения в те безрадостные месяцы были практически обделены моим вниманием.

– Невилл, сходил бы ты куда-нибудь. Развеялся, – вздыхала бабушка, взирая на меня с нескрываемым беспокойством.

– Непременно, ба. Может быть, завтра, – говорил я и снова запирался в комнате.

У моих сокурсников жизнь неслась на всех парах: Гарри сделал предложение Джинни, Рон – Гермионе. Две эти свадьбы, без сомнения, должны были стать самыми обсуждаемыми новостями в волшебной прессе со времен победы Избранного над Темным Лордом.

Несколько раз я получал письма от Луны Лавгуд. Она рассказывала о путешествии, в которое отправилась вместе с отцом, и предлагала встретиться после возвращения. К своему стыду, я не ответил ни на одно из ее посланий. Та, с кем я мечтал бы прожить всю жизнь, готовилась на следующий год стать миссис Уизли, а больше мне никто не был нужен. Похоже, Луна догадалась об этом, и письма прекратились.

После совершенно безрадостного Рождества я осознал: дальше так продолжаться не может! Еще пару-тройку месяцев подобного полурастительного существования, и я сойду с ума и составлю компанию своим родителям в палате для безнадежно больных. Я уже не мог смотреть в глаза бабушке, не находившей себе места от беспокойства.

Сразу по окончании рождественских праздников я впервые за прошедшие полгода тщательно побрился, привел себя в порядок и поспешил в Министерство.

– Портключ на двоих до Парижа? – равнодушно переспросил служащий Департамента магического транспорта.

– Абсолютно верно. На двоих. Сроком на неделю.

– Париж? – изумилась бабушка, когда я положил перед ней незатейливый брелок на цепочке.

– А почему бы и нет? – улыбнулся я. – Мне кажется, мы слишком засиделись с тобой в этом доме. А кроме того, я хочу узнать условия для поступления в магическую Сорбонну.

Моя бабушка, как вы уже наверняка поняли, была очень суровой, можно даже сказать, черствой женщиной. Поэтому при виде ее слез мое сердце болезненно заныло, и я прижал к груди ее седую голову.

– Ну что ты, ба?! Все хорошо. Мы замечательно проведем время.

***

Бабушке, которая ради меня даже решилась оставить дома свой траченный молью воротник и шляпу, украшенную чучелом грифа, Париж, несомненно, пошел на пользу. Пожалуй, я еще никогда не видел, чтобы она столько улыбалась. Она словно помолодела на много лет.

Что же касается меня, не могу сказать, что, очутившись в «городе огней», я перестал мечтать о Гермионе. Она незримо сопровождала меня повсюду: в Лувре, на набережной Сены, в маленьких кафе, где подавали восхитительные пирожные, и, конечно, в магической Сорбонне.

«Представляю, – думал я, – каким восторгом загорелись бы ее глаза при виде этого старинного оплота знаний. Но, наверное, судьбу не проведешь! Я через несколько лет кропотливой учебы, скорее всего, получу звание магистра и, возможно, вернусь преподавать в Хогвартс, а она станет домохозяйкой и преданной женой Рональда Уизли (хотя, если честно, он и в подметки не годился такой умной девушке!) и со временем начнет походить на свою свекровь».

Чем менее доступной она была для меня, тем больше я ее желал. Засыпая в крошечном двухкомнатном номере гостиницы, снятом нами в магическом квартале недалеко от Сорбонны, я видел лицо Гермионы так близко, что казалось: протяни руку и можно коснуться ее щеки. Не буду лгать ни вам, ни самому себе – я хотел ее! И страшно мучился от глупой ревности к Рону, ведь он, в отличие от меня, имел право обнимать ее, целовать и даже… Я запрещал себе фантазировать о подобном, но что я мог поделать с собственными снами?! Просыпаясь на скомканных простынях, с подсыхающей коркой спермы на животе, я размышлял о том, как же я жалок с этой любовью к девушке, для которой я – пустое место! Именно здесь, в Париже, я принял решение постараться вытеснить ее образ из своей головы. Смириться с тем, что любовь, романтика и счастливая семейная жизнь – не мой удел. Многие люди, посвятившие себя науке или преподаванию, вообще не обзаводились семьями и как-то обходились без этого. Большинство профессоров Хогвартса: Альбус Дамблдор, Минерва МакГонагалл, Филиус Флитвик, Помона Спраут, Северус Снейп – были одиноки. Что ж, если справились они – значит, сумею и я.

***

Мы вернулись в Англию, и я тут же обложился словарями и учебниками по французскому. Для поступления мне было необходимо предоставить как минимум одну работу по интересовавшему меня предмету, а это значило – долгие часы в библиотеке и никаких отвлекающих мыслей о Гермионе Грейнджер. С первых дней занятий стало абсолютно ясно – с французским у меня прямо-таки беда. Если переводы со словарем еще худо-бедно, но удавались, то разговорная речь выходила вообще гротескно. Хорошо, что хоть устные вступительные экзамены мне не грозили. К весне статья «Мимбулус мимблетония (1) – магические особенности и свойства» была готова. Я дважды прочитал ее бабушке (разумеется, по-английски), затем показал профессору Спраут, чьему мнению очень доверял, и в конце концов с замиранием сердца послал с совой в Париж. Ответ пришел лишь ближе к сентябрю и содержал длиннющий перечень недостатков в моем исследовании, которые мне надлежало устранить, если я планирую все-таки подать повторное прошение о поступлении в магическую Сорбонну. Сначала от обиды мне захотелось просто-напросто уничтожить ни в чем не повинный пергамент Инсендио и навсегда забыть о перспективах получить ученую степень, но потом, немного успокоившись, я снова засел в библиотеке. В этот раз я не ограничился одной консультацией у профессора травологии. С согласия профессора Спраут я появлялся в Хогвартсе чуть ли не еженедельно, и к середине осени статья, на ее непредвзятый взгляд, выглядела идеально даже для самой строгой приемной комиссии. Я жаждал как можно скорее покинуть Англию, ведь двадцатого января, прямо во время свадьбы Гарри и Джинни, Рон и Гермиона собирались объявить о своей помолвке (так, по крайней мере, писали в «Ежедневном пророке»). Но проходили недели, а ответа из ректората магической Сорбонны все не было. Вместо долгожданного письма о зачислении Невилла Лонгботтома на курс травологии, сова принесла конверт с приглашением на свадьбу века: Гарри Джеймс Поттер и Джиневра Молли Уизли просили бабушку и меня оказать им честь и разделить с ними их счастье. Текст приглашения почти наверняка составляла Джинни, вряд ли Гарри был столь сентиментален.

– Может, хоть на этой церемонии ты познакомишься с симпатичной девушкой! – вздыхала бабушка.

Любопытно, как бы она отреагировала на мое заявление, что единственной девушкой, интересовавшей меня на предстоящем торжестве, была лучшая подружка невесты, собиравшаяся вскоре стать миссис Уизли.

***

За несколько дней до свадьбы разразился грандиозный скандал. Джинни премерзко повела себя на девичнике, и ее помолвка с Поттером была разорвана. Я откровенно сочувствовал Гарри, получившему такой жестокий и абсолютно незаслуженный удар. На второй странице «Ежедневного пророка» я увидел заголовок, заставивший меня на миг перестать дышать:

«Золотое трио распалось. Специальный корреспондент Рита Скитер сообщила о безобразной ссоре в «Норе». Похоже, мисс Грейнджер больше не может считать себя невестой Рона Уизли».

Я ломал голову, как подобное могло произойти. За последние полтора года мы изредка встречались на официальных приемах в Министерстве, и каждый раз я наблюдал одну и ту же картину: светившиеся от счастья лица двух молодых влюбленных, сплетенные вместе руки, трогательная забота друг о друге. В такие минуты я проклинал себя, что согласился прийти в Министерство. Сидел бы в библиотеке, совершенствовал свой французский и не мучился от неистовой, сводящей с ума и совершенно бессильной ревности. «Да и вообще, – негодовал я на самого себя, – если искренне любишь человека, то, наверное, надо думать лишь о его благополучии. Пусть и не с тобой!» И вот, когда я уже почти смирился с мыслью, что потерял Гермиону навсегда, грянул этот скандал.

Я напрочь лишился покоя и сна. Я хотел быть рядом с ней, выслушать, утешить, поддержать, но боялся навязываться. Да и как бы это выглядело в ее глазах? Мы ведь с ней даже не дружили! Так, сокурсники… Был, правда, эпизод, когда мы стали соратниками и сражались плечом к плечу в Министерстве, но то время ушло. И все же… Осознавать, что она в одиночку вынуждена справляться со всей той грязью, что выплескивалась на страницы газет, и не броситься на помощь?..

***

В первый раз посланная мной сова вернулась ни с чем. Никаких там: «Спасибо за поддержку, но я никого не хочу видеть». Или даже обычного «спасибо». Ни-че-го. Адреса Гермионы я, разумеется, не знал, поэтому отправил еще одну коротенькую записку, всего из двух слов: «Как ты?» К моему несказанному счастью, возвратившаяся сова протянула мне кусок пергамента, на котором нетвердым почерком было выведено: «Спасибо. Держусь».

Успокаиваться на достигнутом я не желал: «Хочешь поговорить?»

«Вот теперь она, конечно же, не ответит, – грустно подумал я. – Сам виноват. Нечего навязываться к девушке, только что расставшейся с женихом!»

Я представил, как она сидит на своей маленькой кухне (почему-то я представлял ее именно за кухонным столом), подперев щеку ладонью, и с недоумением и раздражением смотрит на мои каракули. «Чего ему надо?» – наверняка спрашивает она себя. А может, моя записка уже давно превратилась в пепел, и Гермиона просто смахнула его со стола, как никому не нужный сор. Я настолько погрузился в свои мысли, что не заметил нахохлившуюся на подоконнике сову, с укором глядевшую на меня сквозь стекло – на дворе стоял январь и было, мягко говоря, не жарко. Я кинулся открывать окно с такой поспешностью, что с грохотом опрокинул стул, впрочем, зная мою неуклюжесть, ни бабушка, ни наш старый домовой эльф на подобные звуки из моей комнаты уже не обращали никакого внимания. Записка была коротенькой, но от волнения буквы прыгали у меня перед глазами, и мне удалось прочесть – а главное, понять ее смысл – лишь с третьего раза:

«Завтра в кафе Фортескью. В десять утра. Ты придешь?..»

***

– Невилл, у тебя свидание! – изумленно констатировала бабушка, когда я на следующий день спустился в гостиную чисто выбритый и в новенькой мантии, которую надевал исключительно на приемы в Министерство.

– Да что ты, ба?! – с деланой беспечностью отмахнулся я, стараясь скрыть дрожь в голосе, да и во всем теле тоже. – Какое там свидание! Старая школьная подруга попала в затруднительное положение. Просит встретиться и поговорить. – (Ага, после того, как я завалил ее письмами!) – Может, я смогу ей чем-то помочь. Вот и все.

– Старая школьная подруга? – подозрительно переспросила бабушка. – Это которая? Не мисс Грейнджер?

– Она самая, – отпираться было попросту глупо.

– Ну иди, иди, «помощничек», – понимающе усмехнулась бабушка. – Она выглядит очень смышленой девушкой, невзирая на происхождение и странный выбор жениха. Пожалуй, даже к лучшему, что ее помолвка с младшим Уизли не состоялась, я…

– Мне пора, ба… – я аппарировал с такой поспешностью, что едва избежал расщепа.

Стеклянный павильон кафе Фортескью был в эти утренние часы абсолютно пуст. Несмотря на это, сразу же, как только нам принесли кофе и две порции вафель с малиновым сиропом и мороженым, к которым ни я, ни она не притронулись, Гермиона набросила на нас мощнейшие чары Конфиденциальности.

– Ну как ты?

Вопрос был совершенно излишним. Я и без него видел «как». Бледное лицо, темные круги под покрасневшими явно от пролитых слез глазами, обкусанные чуть ли не до корней ногти…

– Прости, что я тебя отвлекла от дел, – голос у Гермионы был немного гнусавый, как будто она страдала от жуткого насморка.

– У меня нет никаких дел, от которых ты могла бы меня отвлечь.

– Спасибо, – она судорожно вздохнула и провела по глазам тыльной стороной ладони. – Все это так… больно. Я не думала, что Рон…

Другая девушка на ее месте уже давно дала бы волю слезам, но Гермиона была совсем не такой, как «другие» девушки. Она обхватила себя руками, точно ей стало нестерпимо холодно, упрямо сжала губы, тряхнула гривой каштановых волос и попросила:

– Не хочу о нем говорить, ладно? – предательская слезинка все-таки поползла у нее по щеке.

– Ты можешь говорить, о чем пожелаешь, – в моей груди клокотал гнев на Уизли, причинившего ей подобную боль. Я не устоял, протянул через столик руку и вытер пальцем влажную дорожку. Гермиона вздрогнула.

– Спасибо тебе, – прошептала она, – я пытаюсь быть сильной, но не всегда получается. Я чувствую себя… ужасно одинокой. Мне не с кем посоветоваться, не с кем поделиться. Раньше я кое-что рассказывала маме. О Роне, например. Когда на шестом курсе мы с ним поссорились, и он начал встречаться с Лавандой, мама очень поддержала меня. Я уже понимала, что надвигается война и, возможно, мы – Гарри, Рон, все остальные – не переживем ее, а мы с мамой на рождественских каникулах целыми вечерами болтали о мальчиках. Если бы я тогда знала, что уже летом…

Видимо, тщательно возводимые ею преграды рухнули, и она заплакала, вздрагивая всем телом.

– Я стерла себя из их памяти, Невилл, представляешь? Я своими руками сделала так, чтобы родители забыли о моем существовании! Это было необходимо для их безопасности. Волдеморт нашел бы их и пытал, чтобы выведать, где я скрываюсь. Поэтому я уничтожила все, что могло навести его на мой след. Вещи, фотографии… Ничего не осталось. Я внушила им непреодолимое желание иммигрировать в Австралию. Подальше от войны. Я спасла их жизни, но разрушила нашу семью. А этой осенью я вдруг ужасно захотела увидеть их. Воспользовалась поиском по крови – оказалось, он и на магглах прекрасно работает – и мы с Роном отправились в пригород Сиднея. Разыскали их дом. Постучаться, конечно же, не решились… Что бы я им сказала? «Здравствуйте, я – Гермиона, ваша дочь-волшебница, два года назад стершая вам память о себе?» Мы с Роном устроились на скамейке напротив их дома. А через час появились папа и мама. Они шли по дорожке и катили перед собой коляску с близнецами. Они выглядели такими счастливыми, такими… умиротворенными… Я так и не осмелилась подойти к ним. Да и зачем? Мы уже долгое время жили в разных мирах… А теперь, когда у них родились малыши, я и вовсе не нужна им со своими проблемами…

Я жаждал встать, обойти мордредов столик и прижать ее к себе, но вместо этого лишь внимательно слушал и сочувственно кивал. Закадычная подружка Невилл Лонгботтом! Да и кто бы понял ее лучше, чем я? Ведь мои собственные родители не узнавали меня вот уже восемнадцать лет!

– А Рон забрал свои вещи и ушел, – неожиданно зло сказала Гермиона. – Насовсем. Так что моя мечта стать миссис Уизли лопнула, словно мыльный пузырь… Надо как-то встряхнуться, а я прихожу со службы, ложусь на диван и тупо смотрю в стену… – она абсолютно по-детски шмыгнула носом. – Рон требовал, чтобы я сидела дома, как его мама… Говорил, что мы сможем прожить на зарплату аврора, а пока нас поддержат его родители… Я решила по-своему… В тайне от него устроилась в архив при Министерстве… Мы с ним тогда впервые страшно поссорились… А сейчас, когда мы расстались, работа – единственное мое утешение…

– Гермиона, а давай ты поможешь мне готовиться к поступлению в магическую Сорбонну, – вырвалось у меня против воли. Не хватало еще навешивать на нее собственные проблемы.

– Сорбонна? – в ее потускневших глазах словно зажегся слабый огонек. – А когда ты думаешь поступать?

– В сентябре. Если мою статью опять не вернут с пометками «переделать».

– Вернут – переделаем, – категорично заявила Гермиона. Теперь она снова походила на себя прежнюю. Все-таки душевных сил у этой девушки было просто немерено. Стоило намекнуть, что мне нужна помощь, и вот она уже спешит ее предложить. – И когда ты хочешь начать заниматься?

«Сию минуту!» – едва не ляпнул я. От восторга сердце пустилось в бешеный пляс.

– Завтра тебе подходит? – спросил я, чувствуя себя совершенно сумасшедше счастливым.

– Подходит. Завтра в это же время приходи с учебниками прямо сюда. В архиве Министерства – скользящий график, и я смогу выкроить себе перерыв. Тебе удобно?..

_______________________________________

1. Мимбулус Мимблетония – очень редкое растение, произрастающее в Абиссинии (старое название Эфиопии, что в Северной Африке). На вид это – невзрачный серый кактус, у которого вместо иголок по всему стволу расположено что-то вроде волдырей. Обладает потрясающей защитной реакцией: при малейшей опасности выбрасывает мощную струю Смердящего сока, субстанцию не ядовитую, но весьма неприятно пахнущую, застывающую на враге толстым слоем.

На пятнадцатилетие Невилл Лонгботтом получил такое растение в подарок от двоюродного деда Элджи. Он был в восторге от способностей растения и хорошо за ним ухаживал.

http://ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Мимбулус_мимблетония

========== Глава 4 ==========

Мы уже в пятый или шестой раз встречались в кафе Фортескью, когда Гермиона раздраженно отложила в сторону учебник по французскому.

– Нет, тут совершенно невозможно заниматься! Я постоянно отвлекаюсь. Пошли ко мне.

Опасаясь, что она передумает, я поспешно собрал книги, уменьшил их заклинанием и сунул в карман мантии.

Небольшая двухкомнатная квартирка в маггловском районе Лондона была точно такой, как я себе и представлял. Узкий коридор-прихожая с вешалкой, куда Гермиона предложила мне повесить мантию. Крохотная гостиная с диваном, обитым тканью в веселый цветочек. Маленькая, довольно уютная кухня, напичканная приспособлениями, назначения которых я, к собственному стыду, не знал. Единственное, что в этой квартире было поистине огромным – книжный шкаф во всю стену гостиной.

– Вот, здесь нам будет гораздо удобнее, – сказала Гермиона, чарами призывая к нам журнальный столик. Она расстегнула молнии на своих полусапожках, скинула их и с ногами устроилась на диване.

Я вдруг пожалел, что согласился пойти к ней. Мы еще никогда не оставались наедине, и теперь, когда она сидела так близко от меня, я буквально сходил с ума от возбуждения. Гермиона с невозмутимым видом повторяла спряжения глаголов, а я не мог ни на чем сосредоточиться. Я неотрывно смотрел то на ее склоненное над учебником задумчивое лицо, то на непослушную прядь волос, выбившуюся из «конского хвоста», то на тонкую изящную руку, листавшую страницы. Наверное, я бы отдал сейчас полжизни за возможность поцеловать ее.

Я почувствовал, что мне становится невыносимо жарко, а брюки, к моему ужасу, точно сделались на размер меньше.

– Гермиона, где у тебя ванная комната? – краснея, пролепетал я.

– Там, рядом с прихожей, – она показала мне направление. – Не заблудишься?

Я стоял, согнувшись над раковиной, и плескал в лицо холодной водой. Возбуждение, к моему невообразимому стыду, и не собиралось улетучиваться, а скрыть внушительную выпуклость на брюках без мантии было просто немыслимо. Не аппарировать же домой прямо из туалета, не сказав ей ни слова? Я запер дверь на ключ, приспустил штаны и провел рукой по ноющему члену. Из горла против воли вырвался сдавленный стон.

– Невилл, ты в порядке? – послышался обеспокоенный голос Гермионы.

– Да. Все нормально, – прохрипел я, все быстрее двигая ладонью, – живот прихватило. Я сейчас…

Я представил себе ее лицо, ее губы и чуть не повалился на колени от острого, мучительного наслаждения, прошившего меня насквозь.

Тщательно смыв в унитаз следы моей несдержанности, я сполоснул руки, почистил одежду, на которую тоже попали капли спермы, и как ни в чем не бывало вернулся в гостиную. На столике меня уже ждал чай, источавший тонкий аромат ромашки.

– Вот… Рону всегда помогало… Тебе лучше?

– Да… спасибо… и за чай тоже.

Похоже, сегодня мне не светило запомнить ни единого французского глагола…

***

Следующую нашу встречу я едва не отменил. Сам. Я больше не мог притворяться просто другом. Я боялся, что снова сорвусь, а дрочить на Гермиону у нее же в туалете было невыносимо, немыслимо стыдно. Но… разумеется, я ничего не отменил и в положенный час стоял у двери в ее квартиру, сжимая в руке букет выращенных в нашей оранжерее зимних роз и осознавая, насколько нелепо выгляжу с этими дурацкими цветами и пылающими щеками. Впрочем, милосердной Гермионе так вовсе не показалось. Она очень обрадовалась цветам, наколдовала из воздуха вазу, наполнила ее водой и водрузила прямо на пол возле книжного стеллажа. Налила нам чай и поставила на маленький столик покупной кекс (готовить Гермиона совершенно не умела и не любила, и теперь впервые ей не нужно было стесняться этого).

– Знаешь, я сегодня не спала всю ночь…

«Надо же, Герми, и я тоже!..»

– …и решила: а почему бы нам не поступать вместе? Я уже начала писать работу по трансфигурации.

Дзинь! Чашка с чаем дрогнула у меня в руке и чуть не выпала из враз ослабевших пальцев, щедро плеснув мне на колено кипятком.

– До чего я неловкий! – попытался улыбнуться я, хотя от боли на глазах выступили слезы.

– Мерлин, Невилл, сними брюки! Я дам тебе мазь от ожогов! – засуетилась Гермиона.

– Нет, нет, все уже прошло, – соврал я. Раздеваться в ее присутствии грозило мне полной потерей жалких остатков самоконтроля.

– Ничего подобного! – менторским тоном заявила мисс Грейнджер. – Иди в ванную и сними эти мордредовы брюки. Мазь я тебе туда принесу!

Поставив чашку на столик и проклиная все на свете, а особенно мою неимоверную неуклюжесть, я потащился в ванную комнату. Ожог оказался даже больше, чем я представлял, но, как ни странно, боли я почти не чувствовал. В голове непрерывно звучали слова Гермионы «почему бы нам не поступать вместе», переполняя сердце неуемной радостью.

В дверь просунулась рука, державшая баночку с противоожоговой мазью.

– Сам справишься? – заботливо осведомилась Гермиона.

– Ну уж не до такой же степени я беспомощный! – буркнул я. – Скажи, а ты действительно намерена поступать в магическую Сорбонну?

– Еще как намерена! – ответила она. – Кстати, мы можем снимать одну квартиру на двоих. Так получится намного дешевле.

При этих словах я едва не выронил баночку с мазью. Я не ослышался? Она поедет со мной в Париж и будет жить в одной квартире? Сегодня определенно был мой день!

***

Все свободное от службы в архиве Министерства время Гермиона посвящала нашим занятиям. Собственную монографию по трансфигурации она, вероятно, писала по ночам, сократив часы сна до минимума. Она стала бледной и раздражительной, под глазами у нее залегли глубокие тени, и мне было невыносимо стыдно, что, в отличие от нее, благодаря нашему небольшому фамильному сейфу в банке Гринготтс, у меня имелась возможность не работать.

А между тем газеты запестрели статьями, поначалу вызвавшими у меня приступ гомерического хохота, а затем – непреходящего изумления. Получалось, что либо журналисты дружно посходили с ума, либо мир перевернулся с ног на голову: Гарри Поттер и Северус Снейп во всеуслышание объявили о желании вступить… в магический брак. Что заставило моего знаменитого на всю магическую Британию сокурсника, никогда не проявлявшего особенного интереса к своему полу, согласиться на нерасторжимый союз, да еще со Снейпом, можно было лишь предполагать. Но факт оставался фактом: фотографии нежно державшихся за руки, точно влюбленные голубки, Поттера и Снейпа публиковались в «Ежедневном пророке» чуть ли не каждый день.

Как-то перед нашими занятиями Гермиона положила на стол записку, в которой Гарри просил ее быть свидетелем на их свадьбе.

– Ну и что ты думаешь по этому поводу? – осведомилась она.

– Ты намерена ответить положительно, – констатировал я.

– Я намерена прежде всего встретиться с Гарри и убедиться, что он полностью в своем уме и понимает, чем это может для него обернуться, – припечатала она, строго поджав губы. – И если я только заподозрю какое-либо темное колдовство…

– Но ведь для подобного обряда требуются два свидетеля, – спохватился я. – Где Гарри найдет другого?

– Видимо, им придется стать тебе. Но лишь после того, как я серьезно потолкую с Гарри и выясню, с чего это ему вдруг приспичило заключать магический нерасторжимый брак с человеком, которого он всю жизнь терпеть не мог!

***

Серьезный разговор с Поттером закончился тем, что через неделю мы с Гермионой нерешительно вошли в родовой зал Блэк-хауса и застыли, увидев облаченных в франтоватые парадные мантии Малфоев.

– Мистер Лонгботтом, мисс Грейнджер, – вежливо кивнул нам Люциус.

– Я так и думал, что Поттер позовет вас! – усмехнулся Драко.

– А тебя что-то не устраивает в его выборе свидетелей? – ощетинился я. Малфоя-младшего я не переносил еще со времен ОД, когда он вовсю шпионил на Амбридж, будучи активным членом Инспекционной дружины.

– Да нет, почему же… – примирительно протянул Драко. – Вы, кстати, очень неплохо смотритесь вместе! Рад за тебя, Грейнджер! Невилл ведь тоже чистокровный волшебник!..

Щеки Гермионы заалели, а я потянулся в карман за волшебной палочкой, чтобы запустить в этого наглеца каким-нибудь особо болезненным заклятием из арсенала ОД, но как раз в этот момент в зал вошли Гарри, Снейп и распорядитель церемоний.

– Магическая дуэль. Завтра. Место пришлю с совой, – прошептал я одними губами.

– Принято, если не боишься, – ответил Малфой.

Гермиона шикнула на меня и дернула за мантию. Церемония бракосочетания началась.

***

Да, вот теперь я понял окончательно и бесповоротно, почему дотошная Гермиона, несмотря на все свои сомнения, согласилась стать свидетелем на этой странной свадьбе. Стоявшая передо мной пара выглядела абсолютно, прямо-таки сумасшедше влюбленной и такой же счастливой. Я не верил собственным глазам. Я и не предполагал, что наш профессор зельеварения, мрачный «Ужас Подземелий», способен проявлять подобные чувства, да еще на людях. Более того, он даже волновался сильнее, чем Гарри, хоть и тщательно скрывал это. Я старался не слишком пялиться на Снейпа, но трудно было отвести взгляд от лица, на котором в прежние времена всегда сохранялось выражение желчности или язвительности, а сейчас оно дышало… любовью. Не оставалось ни малейших сомнений: Северус Снейп был просто без ума от Гарри и, похоже, пользовался у того взаимностью. Думать о том, уживутся ли вместе эти двое и не убьют ли они друг друга в первый же год супружеской жизни (опасение, высказанное на днях Гермионой), мне совершенно не хотелось.

Распорядитель церемонии между тем долго и нудно что-то говорил. Я не вслушивался в его слова. Я представлял на месте Гарри и Снейпа себя и Гермиону. Магический брак, гражданский брак… В сущности, разницы для меня не было никакой. Я полностью погрузился в мечты и почти наяву слышал, как мои губы повторяют клятву верности и любви, видел, как ее рука ложится в мою раскрытую ладонь, а я надеваю ей на палец обручальное кольцо…

– Можете поцеловаться! – провозгласил тем временем распорядитель.

И на наших глазах самый холодный и жесткий человек, которого я только знал, привлек к себе Гарри и поцеловал так нежно и бережно, точно он являлся редчайшим сокровищем.

***

– Я заблуждалась по поводу Снейпа, – вздохнула Гермиона, когда мы вышли на пустынную площадь перед Блэк-хаусом. Она ненавидела признавать собственные ошибки. – Уж не представляю, как это произошло, но он по-настоящему любит Гарри. И даже не пытается скрывать своих чувств. Просто удивительно! Я всегда считала его холодным и черствым человеком, а он… И Гарри рядом с ним выглядит таким счастливым… Да, – вдруг вспомнила она, – а что сказал тебе Малфой прямо перед тем, как Гарри и Снейп вошли в зал?

– Ничего особенного, – отмахнулся я беспечно, – обычное хоречное зубоскальство. Бедный Поттер! Теперь ему наверняка придется часто видеться с этим семейством, раз его… супруг так с ними дружен!