Текст книги "Задержи дыхание (СИ)"

Автор книги: Kellerr

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Обстановка не блестела свежестью. Ремонт, сделанный в последний раз десять лет назад, а то и больше, привносил странное чувство уюта и комфорта. Одна комната вмещала в себя мягкий диванчик, который Эстель сразу оценила, пусть обивка на нём уже протёрлась на подлокотниках, односпальную кровать, трёхдверный шкаф с отсеком под полочки, где хранилось постельное бельё, мелкие предметы одежды и прочие вещи, которые попросту нужно было где-то хранить. Никаких лишних комодов и тумбочек. Телевизор висел на стене напротив дивана и был куплен Реми, а старушка разрешила даже прикрепить его на стену. Ноутбук преспокойно лежал на небольшом столике вместе с кучей всевозможных дисков.

Кухня отличалась минимализмом, в основном это касалось полупустого холодильника. Реми вообще проводил мало времени за приготовлением еды, предпочитая брать готовое, которое нужно только разогреть за пять минут.

Эстель здесь нравилось. После понедельника, проведённого с Леоном на занятиях в художественном кружке, она впервые серьёзно задумалась о том, что Реми в какой-то степени гораздо счастливее него. Эстель разрешили остаться на занятии, в процессе которого она неустанно наблюдала за диким нежеланием Леона водить кисточками по листку бумаги. Несколько раз он бросал всё из рук и сидел с полнейшим выражением паники и злости на лице. Потом, правда, подходила преподавательница, брала отброшенную кисть и, сладко напевая, что всё получится, делала несколько штрихов на листке.

Так повторилось ещё три раза. Интересно, что до сих пор удерживало Леона на месте: настойчивость мамы или же привычка доводить до конца даже самые нелюбимые дела?

Леон глубоко вдыхал каждый раз перед тем, как вновь взять кисть у преподавательницы, и задерживал дыхание, окуная её в краску и поднося обратно к листку.

Спустя полтора часа Эстель видела лишь выражение огромного облегчения на его лице. И она действительно была рада, что взяла брата за руку и вместе с ним переступила порог.

– Грета встретилась с Олафом, – сообщил Реми, отдав Эстель кружку с горячим чаем. – Ты оказалась права. Любовь не заменит ей удобства, к которым она привыкла.

На мониторе ноутбука горела заставка какой-то онлайн-игры. Из включенных колонок доносилась тихая фоновая музыка. Реми проспал полдня после рабочей смены, а свободное время перед тем, как пришла Эстель, заполнил игрой.

– Вот так просто? О, великая сила любви, – с сарказмом произнесла Эстель, закатив глаза. – Бедный Олаф. Позавчера на встрече клуба он выглядел подавленным, но держался хорошо.

– Я предложил ему перебраться ко мне. Вдвоём тянуть квартиру легче, да и диван здесь раскладывается. Всё лучше, чем продолжать ночевать в вагоне. Тем более теперь там много воспоминаний о Грете.

– Он так и не помирился с родителями?

– Он с ними уже давно не разговаривал. Насколько знаю, родители считают его безнадёжно пропащим человеком, который согласен даже жить на улице. – Волосы Реми привлекали внимание Эстель куда больше, чем раньше. Всклокоченные кудри смешно торчали в разные стороны после сна. Видимо, он совершенно забыл о существовании зеркала.

– Но ведь это из-за них он оказался на улице, – вспомнила она.

Реми подошёл к ноутбуку, закрыв всплывшее сообщение.

– Да. Может, думали, что стоит бросить сына на произвол судьбы, чтобы он научился жить. Это как учиться плавать: работай руками и ногами или утонешь.

– Жуткая аналогия.

Реми пожал плечами.

– Зато правдивая.

Они долго проиграли в карты, включив на фоне один из любимых фильмов подросткового периода. Эстель вздохнула с облегчением, когда Реми не стал уговаривать её посмотреть очередную работу режиссёра «Одинокого», видимо, поняв, что это бесполезная трата сил.

Комедия про учеников колледжа с типичными грязными шуточками показалась даже весёлой и интересной, хотя Эстель не особенно вдумывалась в сюжет. Разве в комедиях про учёбу, тем более в колледже, может быть сюжет? Развлечения, отношения, друзья, учебники. Вот и всё, что необходимо. Ну и, конечно же, красивая блондинка. Куда же без неё.

– София была старше меня на восемь лет, – сказал Реми после закончившейся партии.

Собрав карты в ровную стопку, он принялся тасовать их.

– Поэтому я не рассказывал о ней. Никому не рассказывал, даже родителям. Чувствовал, что она им не понравится.

Эстель взглянула на ноутбук – там крутились титры под бодрую рок-н-рольную композицию.

– Я пришёл в тот клуб, куда ходишь теперь ты, – нашёл в интернете – и вывалил всё, что творилось на душе. К тому моменту мы с Софией встречались уже около семи месяцев. Знаешь, что мне там посоветовали? Поделиться с родителями, если это меня так беспокоит. Взять и пригласить Софию на совместный ужин. Всё равно рано или поздно пришлось бы рассказать, если бы отношения у нас были бы долгими.

– А дальше? – осторожно спросила Эстель, наблюдая, как Реми всё медленнее и медленнее тасует карты.

– Когда-то она была замужем. Осталась с девятилетней дочерью. Когда мама узнала, то сказала, что я не смогу заменить отца взрослой девятилетней девочке, так как мне самому на тот момент было всего двадцать два. Сказала, что я сам ещё ребёнок, – Реми сделал раздачу как раз в тот момент, когда закончились титры. – Потом мы поссорились. Не хотелось признавать, но мама в чём-то была права. Мне нравилось быть с Софией именно потому, что она всегда оставалась на голову выше, вела меня за собой, а я, принимая это за первые настоящие шаги во взрослой жизни, пытался чем-то гордиться. В общем, глупо получилось. И для отцовства я ещё не созрел.

Было время, когда Эстель считала Реми забавным добрым мальчишкой, что навсегда останется её другом из детства. И даже если они перестанут общаться, не пройдёт ни дня без воспоминаний об их дружбе.

Но не только сама Эстель так отчаянно двигалась вперёд к призрачной цели, наивно полагая, что смелые самостоятельные шаги приведут к обязательно хорошему концу. Реми, оставаясь не зацикленным на работе, сделал первые смелые шаги в совершенно другую сторону.

***

Эстель никогда не видела маму с подругами. Всю жизнь, что она провела рядом, мама посвящала себя семье. Мир мамы вращался только вокруг Эстель и её отца, а потом и вокруг Леона. Центром вселенной стал их дом, а всё остальное было второстепенно. Если задуматься, за пределами стен тоже что-то происходило. Везде были люди, каждый к чему-то стремился, чем-то занимался.

Мир не ограничивался пределами дома. Мир не ограничивался пределами города.

Эстель хотелось это почувствовать, вырвавшись в другое место, где не будет родных и вообще никого из знакомых. Но постепенно новый мир, показавшийся огромным, тоже сжался до маленького квадрата стен съёмной квартиры и работы.

Зачем люди ищут другие вселенные и планеты с жизнью, если и на Земле есть столько разных миров?

Новым миром, который открыла для себя Эстель, было кафе Инграма. Внутри всё было в тёмных тонах, преимущественно в коричневых и бежевых, но с добавлением белых пятен. Создавалась очень уютная тёплая атмосфера. Небольшие деревянные столики, крошечная сцена в дальнем углу, где стояла микрофонная стойка. Много мест было занято – видимо, Инграм потрудился над тем, чтобы о его маленьком концерте узнали.

Микаэль работал официантом. Он сновал туда-сюда, передвигаясь бесшумно, как тень, и постоянно что-то записывал в блокноте. Увидев Эстель, он поспешил подойти, оставив на мгновение остальных посетителей.

– Надо же, – улыбнулся он, – Инграм говорил, что пригласил тебя, но я не думал, что ты всё же придёшь.

Эстель и сама не думала, что придёт. Она была не из тех девушек, что зря давали ложные надежды парням только из-за того, что хотелось внимания или попросту было скучно. Подвернувшийся шанс выглядел способом вырваться куда-то дальше.

Эстель ждала Рейну. Конечно, она прекрасно отдавала себе отчёт, что вряд ли такие места Рейне по душе, но в конце концов за прошедшие пару дней после договорённости никакого отказа так и не поступило.

– Должна прийти ещё и Рейна, – ответила Эстель, украдкой оглянувшись вокруг.

– Рейна? – Микаэль выглядел удивлённым. – Та самая Рейна, из клуба? Я от неё всего пару слов слышал, хотя одно время мы пересекались довольно часто на собраниях.

– Ты тоже был не особо разговорчивым, когда я пришла в первый раз, – напомнила Эстель.

Микаэль согласно кивнул.

– Проблемы делают нас неразговорчивыми.

О проблемах она знала не понаслышке. Эстель с самого возвращения в родной город искала толчок, который бы избавил бы её от сомнений по поводу принятого решения. Она старалась спрятаться за домашними заботами, попробовать себя в роли домохозяйки с ребёнком, пусть и в родительском доме с братом, старалась честно воспользоваться предоставленным судьбой перерывом, чтобы всё обдумать. Но мысли покидали голову, стоило только начать пробовать строить дальнейшие планы. Так может, выбраться куда-то помимо прогулок с братом или Реми не такая плохая идея?

Микаэль проводил её за столик, и она была благодарна за то, что выбранное место не находилось прямо около сцены, а чуть сбоку. Чуть позже он принёс стакан воды и меню, которое ограничивалось напитками, сладкими закусками и салатами.

Инграм появился спустя несколько минут вместе с ещё двумя парнями с акустическими гитарами, которых Эстель видела впервые. Они о чём-то долго разговаривали, пока подкручивали стойки с микрофонами и по миллиметрам вымеряли пространство.

– Чёрт возьми, он и правда собрался петь. – Эстель так увлеклась наблюдением за Инграмом, что не заметила подошедшую сбоку Рейну. Та наклонилась к её плечу и неожиданно шепнула без приветствия, чем сильно напугала.

Отпрянув и уже готовясь выругаться, Эстель вдруг заметила то самое красное платье. Выпрямившись, Рейна не без удовольствия сделала шаг назад и, отняв руки от боков, медленно повернулась, завершив всё эффектной позой.

– Мне идёт? Вижу по твоему лицу, что идёт.

Отрицать было бесполезно. Впрочем, именно поэтому Эстель и отдала ей это платье, прекрасно понимая, что Рейна в нём будет выглядеть на все сто процентов. Если бы Эстель выпал шанс стать известным дизайнером, она сделала бы Рейну своей главной моделью.

– Я действительно не думала, что ты променяешь штаны на платье.

– Я говорила, что люблю платья.

– Да, но… – рассмеявшись собственным сомнениям, Эстель с трудом отвела взгляд от красивой фигуры, которая теперь подчёркивалась, а не пряталась в свободной одежде, делая Рейну куда агрессивнее, чем сейчас. – Если честно, я даже не была уверена, что ты придёшь.

Рейна села на соседний стул, тут же взяв в руки покоившееся на столике меню.

– Ну, я же не могла пропустить минуту славы Инграма, – с лёгким сарказмом ответила она. – К тому же ты так и не рассказала, от чего бежишь.

Эстель вспомнила неоконченный разговор на последней встрече клуба. Тогда Астрид ещё несколько раз меняла пары, давая новые темы для бесед. В последний раз она даже попала в пару с Олафом, но тогда говорил в основном он. Эстель узнала, какая Грета замечательная, как хорошо она готовит, как хорошо поддерживает чистоту и как хорошо она целуется. Только вот с семьёй и характером Грета подкачала.

Из колонок раздалась тихая гитарная мелодия. Эстель увидела, что один из спутников Инграма уже подключил инструмент и был готов начать выступление. Вокруг всё моментально стихло.

– Всем привет! – выкрикнул он в микрофон и помахал рукой пришедшим. – Если кто не знает, то я здесь главный, – по залу прошлись смешки, и Инграм, поняв, что поймал нужную волну, продолжил в том же духе: – Поэтому я могу и хочу использовать свою кофейню, которая, конечно же, досталась мне усилиями отца, для своего выступления. Но не бойтесь, пою я не так плохо, как делаю всё остальное. И я рад, – он повернулся к столику, за которым сидела Эстель, – что сегодня сюда пришёл один важный человек.

Инграм никак не прокомментировал присутствие рядом Рейны, но Эстель заметила мелькнувшую в его глазах грусть.

– Надеюсь, ты не пожалеешь, что сейчас здесь, – закончил он вступительную речь.

И парень, сидевший по левую руку, первым ударил по струнам.

Надо признать, пел Инграм действительно хорошо. Гитарное сопровождение выгодно подчёркивало бархатистый голос, не перекрывая его. Интересно, было ли верным решение оставить музыку исключительно как хобби и занятием второго плана?

Под конец песни некоторые, запомнив несколько повторяющихся строк припева, начали подпевать и хлопать в ритм песни.

– Полагаю, не будь меня здесь, он бы прямо сейчас предложил тебе встречаться, – шепнула Рейна.

Эстель качнула головой.

– Это же не романтический фильм, а я не главная героиня.

– Скажи это Инграму, не зря ведь он тебя пригласил, – к её удивлению, Рейна присоединилась к хлопающим зрителям. – Если не хочешь с ним встречаться, скажи сразу, иначе в следующий раз он посвятит тебе целый концерт. Или звезду с неба достанет. Что ещё там можно сделать для покорения сердца…

Переведя взгляд на Рейну, когда звучали последние аккорды припева, Эстель сказала первое, что пришло в голову:

– Например, надеть красное платье.

Вокруг раздались оглушающие аплодисменты, из-за которых она больше ничего не слышала.

***

Хоть Эстель искренне считала, что Инграм зря себе что-то напридумывал, отсутствие разговора после его выступления выглядело как незавершённая книга. Она должна была объяснить, что между ними ничего не будет, раз очевидный отказ в общении Инграма не убедил.

Где-то глубоко внутри Эстель понимала, что сомневается. Вдруг он тот самый человек, с которым ей суждено было бы провести счастливую жизнь, а она вот так просто не желает даже попробовать? Разве люди не так делают: пробуют, общаются, узнают друг друга и в какой-то момент решают, стоит ли им продолжать быть вместе или нет?

В очередной раз запутавшись в собственных мыслях, Эстель стала инициатором того, чтобы выпить по баночке алкогольного напитка. Рейна не стала отказываться, воодушевлённо поддержав идею и свернув к ближайшему магазину.

– Нет, серьёзно, как можно постоянно носить эти ужасно неудобные каблуки? Как можно добровольно покупать то, что пусть и выглядит красиво, но совершенно непрактично? – громко рассуждала вслух Рейна после алкоголя.

– Для кого-то каблуки – как работа. Вот мне приходилось постоянно выглядеть хорошо, иначе меня бы не воспринимали всерьёз. Это как… ну, я не знаю… мастер маникюра с обгрызенными ногтями или продавец нижнего белья в поношенном бюстгальтере десятилетней давности. – Сказав это, Эстель задумалась насчёт корректности второго примера. – Последнее, пожалуй, лишнее.

– Нет-нет-нет, – запротестовала Рейна, схватив её за руку. – Мне нравятся твои примеры. Продолжай, детка, продолжай!

Эстель расхохоталась. Наверное, со стороны они выглядели двумя сумасшедшими или попросту слишком пьяными, идущими по пустой улице вдаль от центра, куда всякий здравомыслящий человек отказался бы соваться после захода солнца.

– Твоё платье, кстати, слишком хорошо для меня. К слову о поношенных бюстгальтерах – к нему было сложно что-то подобрать.

– Да к чёрту их! Оно сидит на тебе как влитое, даже ничего ушивать или расшивать не нужно!

Смех Рейны постепенно сменился молчаливой усмешкой. Она хитро посмотрела на Эстель, идя на шаг впереди.

– Да, я заметила, как ты смотришь. Очень профессиональный взгляд.

Эстель порывисто помотала головой, потом подняла руки, собираясь ответить нечто колкое, но в бессилии опустила их обратно. Рейна стояла здесь, напротив неё, смотрела пристально и внимательно. Эстель отвечала на её взгляд, вспоминая давно забытую детскую игру в гляделки. Сейчас отвести взгляд означало признать, что мысли Рейны верны. Пусть она их не озвучивала напрямую, но Эстель знала, что права.

Каким было её впечатление о Рейне? Девушка, которая живёт в заброшенном вагоне и очень недружелюбна по утрам.

– Слушай, я не планировала заводить новых друзей в ближайшее время.

– Ты говорила.

– Мы круто провели время, но мне кажется, ты перегибаешь, – сказала она, пожав плечами.

– Я перегибаю? Это не я отдала тебе вызывающее красное платье, позвала на свидание, чтобы отделаться от парня на его же глазах, и сказала, что платье чертовски сексуально на мне сидит.

Эстель опешила.

– Это не так звучало.

– Я неплохо читаю между строк.

Возразить было действительно нечего.

***

Эстель проснулась от лёгкого ветра, холодившего ступни. Заворочавшись в постели, она поддела одеяло пальцами ног и спрятала руки глубже под подушку. Прозрачная занавеска колыхалась из-за открытой створки окна, а за ним уже вовсю расцветало раннее летнее утро.

Где-то внизу, на первом этаже, громко смеялась мама, что-то рассказывая в один голос: видимо, говорила по телефону. Леона не было слышно. Обычно в свободное время он убегал на улицу гулять с друзьями, если только мама не усаживала его за стол заниматься рисованием или прочими развивающими занятиями.

Эстель в полудрёме подумала, что нужно поговорить с мамой по поводу художественного кружка. Если Леона настолько тяготит это занятие, почему бы не позволить ему выбирать самому? Если почувствует тягу в более сознательном возрасте, всегда можно начать заново, но уже осознанно, а не из-под палки. Правда, мама всегда была за разностороннее развитие, вот только поступать любила по-своему. Эстель открыла глаза с воспоминаниями о балетной школе, из которой несколько раз со слезами просила её забрать.

Мама, конечно же, была против, отстаивая позицию, что всё начатое нужно обязательно заканчивать.

Несколько минут Эстель молча смотрела в окно, слушая размеренное дыхание за своей спиной. Она повернула голову не сразу, ощущая бегающие по коже мурашки, от которых хотелось передёрнуть плечами. Мысленно отсчитав с десяти до одного, она завозилась и наконец взглянула на Рейну. Впервые увидев её лицо так близко, в утреннем свете, Эстель, задержав дыхание, рассматривала линию ресниц, очертания губ и носа, разметавшиеся по подушке волосы, заплетённые в дреды. На оголённом плече виднелись старые давно зарубцевавшиеся тонкие шрамы, а на шее висел кулон на серебряной цепочке в форме сердца. Парень? Скорее, мать или отец.

Вспомнив о вчерашнем порыве, Эстель крепче сжала в кулаке простынь под подушкой. О, как Рейна целовалась! Напористо, отрывисто, без раздумий отдаваясь моменту. Эстель тогда ни о чём не думала, просто дом оказался рядом, а руки Рейны, гладившие по бёдрам под платьем, подтолкнули её открыть дверь, бросить что-то вроде: «Я с подружкой, мам» – сонной маме и закрыться в полутьме в своей комнате. А теперь Рейна спала в её постели без одежды, прикрывшись одеялом по пояс, и Эстель чувствовала странное спокойствие, которое не посещало её весь последний год, а, может быть, и больше.

В телефоне было несколько непрочитанных сообщений. Первые три – от Инграма:

Ты ещё здесь?

Я хочу с тобой увидеться. Рад, что ты пришла.

Эстель?

Четвёртое – от Реми, отправленное уже утром:

Как прошёл концерт? Олаф сегодня ночевал у меня. Господи, он храпит! Я уже жалею о том, что помог ему.

Сначала она ответила Реми, но потом долго думала, что бы ответить Инграму. Любой вариант казался лишь отмазкой, и Эстель сломала голову, пока в конце концов не отправила правду:

Ушла с Рейной. Извини, увидимся в следующий раз. Ты выступил потрясающе!

– Значит, пока я не вижу, ты вовсю переписываешься с Инграмом? Измена сразу после первой ночи, какой кошмар, – сонным голосом сказала Рейна.

Она улыбалась. Эстель до сих пор не могла отделаться от первого впечатления о злой и неразговорчивой Рейне с утра.

– Да, а ещё я вообще-то была на его концерте, с которого ты же меня и утащила. И кто кому изменяет? – в такой же шутливой форме ответила Эстель.

– Если мне не изменяет память, ты не собиралась с ним встречаться.

– Я так же не собиралась целоваться с тобой.

– И не только, – нахально напомнила Рейна, после чего Эстель запустила в неё подушкой, отложив телефон на край кровати.

Они провели около часа за изучением гардероба Эстель из рабочего прошлого. Рейна внимательно рассматривала каждое платье, каждую юбку или блузку, некоторые из которых прикладывала к плечам, смотрела в большое зеркало на стене во весь рост и со смехом спрашивала: «Мне идёт?». Некоторые Эстель даже хотела отдать ей, тем более что большинство вещей так и остались лежать в коробках, однако Рейна отказалась, сославшись на то, что ей и так хватит надолго тех трёх уже подаренных платьев.

– Мне некуда в этом ходить, – повторилась она, пожав плечами. – На прогулках по лесу в платьях неудобно, да и на работе тоже.

– А кем ты работаешь? —Эстель вдруг поняла, что никогда даже не задумывалась о том, что Рейна на что-то живёт, что она тоже человек, которому нужна вода и еда.

Та в ответ наклонила голову, хитро сощурившись, положила тёмно-синее платье обратно в коробку и поправила лямку бюстгальтера, продолжая сидеть на ковре в одном нижнем белье.

– Секрет.

– Что, настолько тайная работа? Тебе придётся меня убить, если узнаю? – отшутилась Эстель.

– Может, и придётся, – рассмеялась Рейна и достала прозрачную чёрную блузку с глянцевым воротничком и манжетами. – Ух ты, какая красота!

– Самое то, чтобы устраивать вечеринки в твоём вагоне.

– Очень смешно, – оценила она, облокотившись на закрытую коробку. – Так почему ты ушла с работы? Судя по всему, тебе очень нравилось. Какой смысл бросать то, что нравится?

Ну вот, снова эта тема. Та тема, от которой Эстель так старательно отмахивалась на протяжении всего времени, как вернулась домой.

– Мне надоело. Просто надоело, – она вздохнула. – Знаешь, когда надоедают повседневные вещи, с этим можно смириться. Привыкнуть. Но тут другое… я несколько лет представляла себе, каков он – мир моды, и как я буду в нём смотреться. И мне действительно нравилось то, чем я занималась. Но я была там одна, понимаешь? Возвращалась в квартиру, а там никого. Всё свободное время – работа, чтобы занять голову. Мне не хватало друзей, родителей, брата. Дома.

Рейна внимательно выслушала, не перебивая и ничего не спрашивая.

– Устройся в ателье, например. Здесь, в городе, чтобы никуда не пришлось уезжать. Жизнь в ярком свете огней, богатых людей и дорогих нарядах не для всех. Видимо, и не для тебя.

– Предлагаешь найти золотую середину?

– Именно. Кто сказал, что обязательно нужно стремиться к небесам, когда твёрдая земля под ногами – лучше?

– Ты правильно сказала тогда, на встрече клуба. Я стремилась не к той красивой жизни, а бежала от этой. От родительского дома, от них самих. От воспоминаний о Клаусе. – Произнеся его имя, Эстель невольно вздрогнула. За последние несколько лет она практически не вспоминала о нём, насколько было возможно.

– Клаус? Бывший парень? – предположила Рейна.

– Брат. Старший брат. Он был моей опорой, моим лучшим другом.

После похорон Клауса Эстель запретила себе думать о нём. Пока родители скорбели по сыну, она единственная пыталась найти в себе силы жить дальше, хоть ей и казалось, что она переживает потерю гораздо острее.

– Что с ним случилось? – Рейна больше не копалась в коробке с одеждой; всё её внимание было устремлено на Эстель. – Давай же, сейчас я твой клуб потерянных сердец. Считай, у нас незаконченное задание в парах.

Они вправду так и не дошли до обсуждения настоящих проблем на том занятии. На работе Эстель ни разу не упоминала о Клаусе, всем говоря, что брат у неё только один – Леон. Однако Леон появился уже после ухода Клауса. Эстель расценила это как попытку родителей найти ему замену. Всё их время было посвящено Леону, и в какой-то момент Эстель остро ощутила одиночество в том доме, куда раньше со всех ног спешила вернуться. Она поняла, что теперь ей больше всего на свете хотелось сбежать как можно дальше.

– У него было слабое сердце, – она с трудом перевела дыхание, слыша громкие удары в груди. – Однажды я вернулась домой и обнаружила его мёртвым в гостиной. Он упал, когда ставил на стол тарелку с пастой и фрикадельками. Врачи сказали, остановка сердца – он умер мгновенно. Но я до сих пор не могу отделаться от мысли, что если бы пришла на несколько минут раньше, то могла бы вызвать скорую и спасти его. Могла бы…

Рейна ничего не говорила достаточно долго, а Эстель сидела, опустив голову и видя перед собой только пушистый ворс ковра. В один миг нескольких лет не стало, осталась лишь маленькая четырнадцатилетняя девочка, которая сильнее всех в семье скучала по брату.

– Ты не виновата, – без попытки приободрить сказала Рейна.

Эстель, собравшись с силами, кивнула, хоть и ощутила груз, взваленный ей самой на плечи, ещё сильнее.

– Я знаю. Но от этого не легче.

***

– Ты вспоминаешь о Клаусе? Хоть иногда.

Эстель задала вопрос и только после опомнилась, резко обернулась, столкнувшись с застывшей мамой. Она держала сковороду под сильной струёй воды из крана. Мелкие частые капли летели в стороны, брызгая на красный фартук, но мама этого совершенно не замечала. Её взгляд медленно потух, и, часто заморгав, она отвернулась обратно к раковине, принявшись жёстко тереть сковороду.

– Почему ты вдруг спросила? – мама старалась, чтобы голос не дрожал, но Эстель заметила предательский скачок в конце фразы.

Она выпрямила спину, уперевшись руками в край стола.

– Просто… всегда хотела спросить. Ты никогда не вспоминала о нём. А когда появился Леон, то Клаус и вовсе перестал существовать.

Эстель думала, мама разозлится. Думала, она закричит на неё, бросит мокрую губку и громко топнет ногами в мягких пушистых тапочках. Но мама не закричала, лишь продолжая тщательно отмывать сковороду.

– Клаус не перестал существовать, милая. Просто всё время уходило на Леона, так что… – Она остановилась, шумно вздохнула и закрыла кран. – В конце концов, кто-то должен был держаться. Мы все держались, и если бы хоть один не выдержал, думаю, не выдержали бы все. Леон нам помог.

Леон нам помог.

Эстель помнила свои первые смешанные ощущения, когда у неё появился новый брат. Она начинала ревновать родителей к нему, хотя с Клаусом такого не происходило. Ей казалось, что родители специально перестали обращать на неё внимание: Леон стал новым центром, вокруг которого всё вращалось, новым центром, который был призван помочь забыть остальное.

Желание побега родилось в первый год жизни Леона.

Бежать. Бежать как можно дальше. Нет цели? Найти её. Придумать, в конце концов! Что ей так нравилось в детстве? Одежда? Модные показы? Нитки и иголки? Отлично!

Так Эстель и убедила себя, что ей непременно нужно стать лучшей в этом деле. Лучшей она, может быть, и не стала, зато с успехом заняла голову на несколько лет, да и ещё умудрилась уехать из дома, а потом полностью погрузилась в работу. Однако побег настолько утомил её, что пришлось признать слабость.

– Мам, – вздохнула она, – может, позволишь Леону бросить художественный кружок? Он ему всё равно не нравится.

– Но ведь…

– Разностороннее развитие, да-да, я знаю. Поверь, если он поймёт, что ему это действительно нравится, то он сам попросит вернуться. Кстати, куда ты ходила на свои кулинарные курсы?

Мама в тот момент выронила губку от удивления. Эстель ещё долго веселилась, вспоминая тот момент и то, как легко мама согласилась дать Леону паузу. Лучший способ понять, что тебе что-то действительно нравится – отказаться от этого. Сделать ту самую паузу, переключиться на другое. Задержать дыхание и с наслаждением выдохнуть и вдохнуть вновь.

Эстель записалась на кулинарные курсы, а придя на вступительную лекцию, долго не могла поверить, что собралась возиться с ложками и чашками. Она уже была готова признать, что нитки, иголки и чертежи ей нравятся гораздо больше, но решила не спешить.

Просто нужно время. Время, чтобы спокойно находиться там, где жил Клаус, и не хотеть больше сбежать. Нужно время, чтобы определиться, чего она на самом деле хочет.

Рейна очень долго смеялась, когда узнала, что вместо работы в ателье Эстель предпочла обучиться ненавистной кулинарии. В тот вечер они сидели на крыше небольшого двухэтажного домика, долго целовались, после чего Эстель вслух прочитала сообщение от Реми:

Грета захотела увидеться с Олафом. Олаф сказал, что не хочет. Повеселись!

Но Рейна веселилась сильнее, бормоча сквозь смех, что Олаф наконец-то отрастил яйца. А Эстель в этот момент совершенно искренне радовалась, что, вернувшись, нашла таких замечательных людей. Ей нравился Олаф, пусть он и был зависим от Греты и вообще выглядел обманчиво благодаря мышцам и росту. Ей нравился Инграм, пусть и пришлось сказать ему «нет». Оставался вопрос, смогут ли они просто общаться, или же теперь Инграм не сможет даже говорить ей «привет»? Ей нравилась Рейна – свободолюбивая, немножко дикая, но в то же время добрая и стойкая. Может быть, Эстель и в этом случае делала очередную ошибку. Может быть, ей стоило сказать Инграму «да» и начать ходить с ним на свидания, как все обычные люди, но она решила попробовать другое.

– Смотри, – Рейна указала куда-то вниз, на проезжую часть.

Эстель видела лишь мелькавшие автомобили, пока не поняла, что Рейна указывает на жёлтое такси, притормозившее у обочины.

– И что?

– Такси.

– Вижу.

– Раз уж ты поведала о том, что решила учиться готовить, то и я кое-что расскажу. Ты спрашивала, кем я работаю. Так вот. Вожу вот такое жёлтое корыто на колёсах.

Теперь настала очередь Эстель смеяться.

– Нет-нет, подожди, я правильно расслышала: ты – водитель такси? Водитель такси, живущий в старом вагоне поезда?

– Тебя что-то удивляет?

Эстель только громче рассмеялась.

– Просто это… так странно.

– Ничего странного. Тот вагон – моя съёмная квартира на природе. По крайней мере, так считает отец, – Рейна выставила руку вперёд, пресекая попытку Эстель издать удивлённый возглас. – Да, у меня есть нормальный родной отец. И с ним у меня хорошие отношения. Просто летом у нас что-то вроде отпуска друг от друга, а зимой, когда бывает слишком холодно, я порой живу и ночую у него.

Такси, подобрав пассажира, отъехало от обочины и скрылось за ближайшим поворотом. Эстель в очередной раз восхитилась девушкой, сидящей рядом, и долго-долго смотрела на её профиль, окрашенный вечерними огнями. На душе было тихо и спокойно. Теперь она могла прийти в «Клуб потерянных сердец», сесть напротив Астрид и рассказать свою историю, не беспокоясь даже по поводу десяти незнакомцев рядом.

Теперь ей хотелось рассказать свою пока ещё не законченную историю.