Текст книги "Все дороги ведут в Рим (СИ)"
Автор книги: Katunf Lavatein
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
– О нет, я сам с собой, – Марсель покосился на экран. Как-то раз он уже приглашал собеседника, и тот предпочёл сделать вид, что они незнакомы. Как интересно. – Уже спускаюсь.
Констанс весело покатился вниз, разумеется, окликнув по ходу супругу. Недолго думая, Марсель перехватил Марианну на полпути и затащил к себе.
– А ты не слишком откровенен, друг мой? – усмехнулась Марианна, остановившись на пороге, но держа его за руку. – Констанс поймёт, конечно, но…
– Представь себе, я не за этим. У меня к тебе один вопрос, ничего серьёзного, – в один клик на экран вернулась весёлая фотография, от которой почему-то становилось тоскливо. – Ты же моя сокровищница памяти, подскажи, не знаешь ли кого…
Какое-то время она честно созерцала картинку, ощупывая взглядом лица и фоновый пейзаж, потом медленно покачала головой.
– Не знаешь? Жаль…
– Прости, мне не знакомы все твои друзья, – тихо сказала Марианна, поправляя и без того идеально зачёсанную прядь. – Может быть, они остались в Риме? Все похожи на местных.
– Я тоже так подумал. Извини за беспокойство, – говорить о странной встрече он пока не стал, тем более, раз Марианна никого не знает – смысла в этом ноль.
Насладиться ужином в полной мере не удалось: в неразбавленное любопытство против воли плеснули горечь, которая принимала облик то настороженности, то раздражения, то обиды. Теперь Марсель уже не сомневался в том, что этот человек его узнал; если задуматься и как следует вспомнить детали, это становилось очевидно. В отличие от того, почему на этом всё закончилось. Было интересно, очень интересно, но ещё и досадно, в голове роились беспочвенные догадки; а вдруг что-то такое случилось, отчего все начали его избегать? Не мог же Марсель натворить что-то настолько ужасное, чтоб его предпочли забыть? Все в один голос твердили, что он не изменился ни тогда, ни теперь, оставаясь общительной душой компании, да и самому как-то не верится в такой коварный образ – врождённое человеколюбие, обходящее стороной лишь откровенно противных типов, штука серьёзная, её просто так не вытравишь… Либо хорошо, либо никак. Ненавидеть Марселю не нравилось, это грустно, противно и занимает много времени. А могло ли произойти такое, чтоб возненавидели его?
– Вы сегодня задумчивы.
– Прошу меня извинить, – Марсель не сразу сообразил, что Констанс обращается к нему. Надо выбираться на поверхность, причём срочно. – Задумался слегка… Я прослушал что-то важное?
– И да, и нет. Я рассказывал Марианне, как приготовлено это мясо, – изысканный кулинар дремал в Констансе, но иногда он просыпался и начинал являть себя во всей красе.
– Какое «нет»?! Это очень важно, – встрепенулся Марсель. И, между прочим, не покривил душой: загадки загадками, а кушать хочется всегда.
Хорошая компания и вкусная еда своё дело сделали, и ворочающаяся внутри тоска свернулась в клубочек, поскулила и легла спать – наконец-то. Самое время, ведь они перешли к винам. Если бы хозяева не потеряли штопор, выпивать начали бы раньше. Если бы хозяева не потеряли штопор, не перерыли бы вверх дном все кухонные ящики. Если бы хозяева не потеряли штопор… много чего бы не произошло, но так уж, вероятно, было суждено.
Искомое обнаружилось вовсе не там, где его искали – в одном из выдвижных ящиков не буфетницы и не секретера, а в скромном настенном шкафу, висевшем в коридоре аккурат между кухней и гостиной, где они ужинали. Марсель уже схватился за штопор и собирался громогласно оповестить весь дом о своей находке, но наткнулся на то, чего, по всей видимости, видеть был не должен. В полутьме шкафчика пряталась снятая со стены рамка, прислонённая к внутренней стенке. Констанс не любил снимать фотографии, только вешать. Что он мог убрать с чужих глаз, а главное – зачем?
Если бы это касалось его напрямую, Марсель бы не постеснялся упрятать рамку в карман, а уж потом тихо вернуть на место. Или закатить в лоб скандал, если б увидел на ней себя. Увы, его там не было, что лишало возможности манёвра – зато были сразу два знакомых лица. Фотографировали в той же родной гостиной, но стол отодвинут в угол, чтобы в центре комнаты можно было скромно вальсировать. Танцоры хороши, даже в застывшем кадре видно, что они умеют двигаться и делают это красиво, а уж каково сочетание – классическая красавица Марианна в платье с глубоким вырезом и розой в тёмных волосах ничуть не уступала своему напарнику, с которого тоже хоть картину пиши. Вообще-то, осознал Марсель, у него очень запоминающееся лицо, что чертами, что несомненным отпечатком харизмы, и никакая посттравматическая амнезия в оправдание не годится. Правда, в поезде он так не улыбался, да и чёрные волосы отросли ниже плеч – что ж, фотография сделана не пойми когда, зато уж точно здесь.
– Никто не нашёл? – послышался из-за угла взволнованный голос Марианны.
Марсель убедился, что рамка стоит на месте, вытащил штопор и закрыл дверцу.
– Вот он, душа моя, – свой голос звучал как будто со стороны и абсолютно ничем не выдавал увиденного. – Вы бы ещё дальше припрятали.
– О, ну наконец-то! Спасибо, – она взяла прибор в свои руки, заглянула в глаза Марселю – открыто, благодарно и с извечной теплотой, какую порой не увидишь во взгляде родной матери. Марсель тоже улыбнулся, он знал, что улыбается, потому что механизм работал сам собой, и жизнерадостно чесать языком обо всём на свете он мог на автопилоте. А вот мысль о том, что эта женщина, любовница и подруга точно так же соврала глаза в глаза, показалась странной. Они знакомы. Кем бы ни был этот человек, они знакомы. И весьма близко…
Не портить же весёлый вечер своими претензиями, хотя очень сильно хотелось закатить скандал в духе матушки. Марсель с новыми силами рассказывал какую-то увлекательную историю, которую слышал на той неделе в Париже, и подливал Марианне вина, размышляя о том, первый ли это раз, когда она ему лжёт.
*
Через какое-то время Марсель пришёл к неутешительному выводу, что от него кое-что скрывают – намеренно, расчётливо и по своей особенной системе. На стенах обнаружились ещё две дырочки и следы от старых рамок, снятых, вероятно, не так давно, но копаться в чужих ящиках в поисках самих фотографий он не стал. Стал бы – хладнокровно и без малейших угрызений совести, да только никак не мог поверить, что от него и впрямь прячут кусочки прошлого. Причём те люди, которым он так верил! А в людях Марсель разбирался, и мозаика не хотела складываться ладно: ни Марианна, ни Констанс ну ни в каком страшном сне не могли искренне желать ему зла.
Слишком много непонятностей на одной чаше весов и незамутнённая любовь к друзьям – на второй. Долго они, эти весы, планируют колебаться? Или только начали?
Да к чёрту гадать, если можно спросить прямо. Тем более, рано или поздно он покинет Прагу, и тогда все ниточки потеряются.
– Чем занимаешься? – вместо стука Марсель прислонился к дверному косяку, сложив руки на груди и беззастенчиво заглядывая в комнату: Марианна вообще не запиралась, когда дома были только свои. Она обернулась, не выпуская из рук расчёски, и теперь в сделанном под старину трюмо отражались безупречные локоны, лёгшие на оголённое плечо.
– Собой, – губы, сложившиеся в чарующую улыбку, были не накрашены, но всё равно ярки и манящи. – А что, свободный вечер?
– Если твой уже занят, я последую твоему примеру и куда-нибудь схожу.
– Я никуда не иду. Разве что к тебе, – она и впрямь собиралась или это сюрприз такой? В любом случае Марсель не был против. Главное – не забыть, чего он хотел… Помимо того, чего любой уважающий себя мужчина захотел бы при виде Марианны.
Эта искусница своего добилась – когда за окном окончательно стемнело, Марсель даже не сразу вспомнил, чего, собственно, должен был… и кому… и на кой? Но память, как ни иронично с её стороны, быстро расставила всё по местам. Он повернул голову набок, разглядывая с такого ракурса роскошную женщину на роскошной постели, усыпанной цветами. Одеялом накрылись лишь по пояс, и смотреть Марианне в глаза становилось затруднительно.
– Легче?
– Что, прости?
– Стало ли тебе легче, друг мой, – нараспев повторила она, не отводя взгляда и играя рукой с его волосами, отросшими и, кстати, выгоревшими в Риме. Светлость так и не сошла, ну и отлично, всем понравилось. – Ты последнее время где-то не здесь. Совсем чуть-чуть, но я это чувствую.
– Такое случается. Я в порядке, – Марсель внимательно посмотрел ей в лицо, но, чёрт возьми, всё было как обычно. Впервые он засомневался в справедливости своих неозвученных нападок, но факты говорили обратное. – Зачем Констанс снял фотографии?
– Что? – на две секунды Марианна не смогла скрыть ни удивления, ни странной, но отчётливо читающейся беспомощности, затем сделала неглубокий вдох и пришла в себя, однако этого хватило. – Иногда он меняет рамки. Ты заметил дыры в стенах?
– О да, и не только в стенах. Прости за прямоту, но я не люблю ни пробелов в памяти, ни сговоров за спиной; а первые здесь могут быть только у меня.
Она резко села, отвернувшись, и смотрела в одну точку на стене. Марсель не ожидал такой быстрой реакции, поэтому подвинулся не сразу. Лицо Марианны было бледным, а губы не улыбались, как и глаза.
– Извини, это было грубо. Я не хотел, – он легонько коснулся белого плеча. – Пожалуйста, объясни, что дурного я сделал в те десять месяцев. Я покаюсь, честное слово.
– Дурного? – Марианна казалась ещё более удивлённой, на этот раз она смотрела ему в глаза. – Нет, Марсель… ты никому не сделал ничего плохого, уж в этом я и сама готова поклясться. Ты бы не стал… разве что врагам…
– Хорошо, но что насчёт друзей? – она отчаянно помотала головой, всем своим видом прося прекратить этот разговор, но Марсель остановиться не мог. – Почему меня избегают? И почему вы с Констансом в этом участвуете?
– Кто тебя… – Марианна оборвала себя на полуслове. – Пожалуйста, перестань. Я ненавижу лгать, но ещё больше я ненавижу нарушать данные обещания… Поверь мне, поверь, если ещё можешь – ты не сделал никому зла… Боже, какая же я сейчас ужасная. Обманываю тебя в собственном доме! Будь моя воля…
– Вместо чьей? – Марсель ещё не договорил, а уже догадался. Память не возвращалась ни образами, ни идеями, ни словами, но некоторые вещи становились очевидными. – Ладно, – примиряюще сказал он, – прости, что я так напираю, но очень уж странно всё сложилось. Я не буду тебя расспрашивать, раз ты обещала…
– Правда? – Марианна повисла у него на шее и крепко-крепко обняла. – Спасибо! Не думай ничего дурного… Ни о себе, ни обо мне, если можешь.
– Конечно-конечно. Просто хочу заметить, что если кто-то думал, что от меня легко что-то скрыть, – проворчал Марсель, – то этот кто-то ошибался.
Подруга рассмеялась, и в её звонком смехе отчётливо читалось облегчение. Поглаживая её по спине, Марсель продолжал размышлять, и это было непросто – увы и ах, жизнь не фильм, где одна чёткая сцена сменяет другую, а в рекламную паузу можно выйти покурить. Просто на привычную картину мира наслаивалась другая, мелкими деталями и незначительными полунамёками, и выглядели они так, словно были в голове всегда. Он бы многое отдал, чтобы посмотреть кино о собственной малость забытой жизни, но всё происходило совсем не так.
Надеялся он и во сне, и снова напрасно. Ни одного проклятого красочного сновидения. Один раз Марселю мерещилось какое-то метро, и на этом всё. Как восстанавливать память своими силами – непонятно, не идти же к психологу или к ведьме под мостом, которая за кругленькую сумму будет делать вид, что ворожит над твоим сознанием! К счастью, существовали пути попроще, и он на следующее же утро позвонил приятелю, занимавшемуся сбором и сортировкой информации, и вежливо попросил найти контакты одного человека с фотографии. Не прошло и двух часов, как на руках у Марселя оказался телефон Луиджи Джильди.
– А с тобой я пока не разговариваю, – капризно сказал Марсель, покосившись в левый угол снимка, и набрал номер. Странное дело, только сейчас он начал слегка нервничать – все уверения Марианны в том, что он ни перед кем не виноват, куда-то делись, а подозрения вернулись.
Будет забавно, если номер не тот. Или если Луиджи вообще не в курсе, что произошло.
Но сомнения развеялись, едва трубку сняли. Конечно, телефонная связь искажает звук, но Марселю не надо было многого, чтобы узнать голос, а затем в голове тут же нарисовался образ Луиджи, прижимающего мобильник к уху плечом, чем-то занятого и оттого раздражённого. На фоне кричали чайки, там определённо должны быть чайки! Это же Луиджи, его всегда тянуло к морю, как можно забыть?
– Слушаю вас, алло, – повторил сын известного итальянского бизнесмена, владельца нескольких крупных пароходов и пары туристических фирм. Как же Луиджи не терпел помогать ему с организацией круизов, а всё из-за того затонувшего лайнера!
– Добрый день, – воспоминания нахлынули слишком мощным потоком, и теперь их требовалось отогнать. – Я бы хотел поговорить с Луиджи Джильди, это вы?
На том конце провода резко замолчали. Чайки и впрямь надрывались, а Марсель как наяву видел перед собой изумлённое лицо друга, замерший в одной точке взгляд и сдвинутые брови.
– Марсель? – пробормотал Луиджи. В тихую водную гладь в очередной раз за эти дни бросили крупный камень. Бултых! Брызги разлетелись во все стороны, попробуй собери… – Это ты?
– Утром точно был Марсель, – он уже улыбался до ушей, что бы там ни произошло – радость от собственной победы грела душу, а что ещё важнее – осознание, как же он чертовски рад услышать голос друга. – Сейчас – не знаю, но я очень тебе рад. Не отвлекаю?
– Нет, что ты, – несколько выкриков на незнакомом языке, шорох, птицы замолчали. – Теперь точно нет. Извини за бестактный вопрос, просто… мне сказали, что ты не помнишь… где-то последние полгода?
– Около десяти месяцев, если быть точнее. Хотя, знаешь, за последние полминуты я уже вспомнил столько, что в голове не помещается. Как твои яхты?
– Прекрасно, – Луиджи звучал растерянно, но всё равно радостно. – А я не звонил, ведь… Неважно, забудь. У тебя всё хорошо?
– Лучше не бывает, – за исключением того, что его обманывают направо и налево, всё и впрямь было замечательно. – Слушай, мы ведь познакомились в августе, да?
– Конечно, так и было. И ты, скорее всего, обо мне не вспоминал, потому что август входит в эти самые десять месяцев, – Луиджи озвучил его мысли вслух. – Ох, ну и история, голова кругом. Хочешь спросить что-нибудь ещё? Как ты вообще на меня вышел?
– Долгая история… Спросить хочу, но не тебя, – Марсель не был уверен, но всё внутри кричало о том, что Луиджи не сможет объяснить, что за чертовщину они тут устроили. Потому что, о да, не он её устраивал. Устраивал не он. – Как странно это работает… Я не столько вспоминаю, сколько знаю заново, если так вообще можно выразиться.
– И тебе очень повезло, – серьёзно заметил Луиджи. – Один мой родственник так головой приложился, что до сих пор не может есть без посторонней помощи. А ты, видите ли, знаешь!
– Ну, всего на свете я уж не знаю, – скромно сказал Марсель, и они рассмеялись. – Но кое-что и впрямь встало на свои места. Спасибо, что не сбросил звонок, кстати.
– Я бы не стал, – теперь в его голосе послышалось едва уловимое напряжение. Весы снова закачались, чтоб их… – Гм, говоришь, встало на свои места?
– Да, частично. Чем дольше говорим, тем больше, – он не мог сказать, приехал в Рим один или в компании, но глупый язык выдал сам: – Мы приехали, а буквально через пару часов ты уже вынимал пробки из бутылок.
– Угу, – пробормотал Луиджи, которого, видимо, сбило с толку упоминание каких-то пробок. После небольшой паузы он заметил ещё тише и ещё печальнее: – Рокэ меня убьёт.
Бам! Это уже не метафорический камушек упал в метафорическую воду, а с комода на пол брякнулся кошелёк. Марсель молча проследил взглядом за летающей вещью и рассеянно подумал, что это, должно быть, сквозняк.
– Извини, вот сейчас мне пора, – чересчур бодро сказал Луиджи. Интересно, он догадался, что сболтнул лишнего, или просто занервничал? – Звони в любое время. Приезжай, кстати, тоже – сам я пока вырваться не могу. Ты же хочешь побывать здесь ещё раз?
– Разумеется, именно этого я и хочу. Спасибо за приглашение, – всё-таки ведение переговоров на автопилоте – очень полезный навык: пока Марсель собирался с мыслями, он параллельно закончил разговор вежливо, весело и как ни в чём не бывало, а потом ещё и позвонил приятелю, повторно поблагодарив его за раздобытый номер. Чего не сделаешь, если привыкнешь. Справляться с потоком взявшихся из ниоткуда ярких обрывочных воспоминаний он не привык.
Они и впрямь были похожие на вновь приобретённые знания, на возрождённый навык: как если бы, допустим, ты три года назад бросил лепку из глины, а сейчас вернулся, и пальцы сами собой умело формируют будущее изделие. То же самое происходило в голове. Марсель не совсем понимал, как, но он будто вернул на полку утраченные книги – теперь он не помнил, но чётко знал, что вино было красным, Луиджи долго отказывался пить, но в итоге всё равно выпил, на лодке дул сильный ветер, римские улочки были горячими, наземные и подземные поезда – и вовсе жаркими, а ещё они опускали головы в фонтан, чтобы хоть немного охладиться… Бедный Луиджи, у него своих проблем хватает, а тут ещё чужая память… Но его невесту давно похоронили… Кому-то предназначена автокатастрофа, кому-то – морское дно… Но их достали, Луиджи рассказывал, как смотрел на бледных мертвецов… Господи, неужели всё это правда было?!
Немного придя в себя, Марсель снова ощутил острое желание поболтать с фотографией.
– Убьёт, говоришь, – он перевёл взгляд с Луиджи на Рокэ. – Это если я его предварительно не убью.
Как ни крути, очевидно было лишь одно – зря он тогда позволил этой скотине сойти с поезда. Не то чтоб он помнил о Рокэ что-то конкретное, но то, что его теперь хрен сыщешь, это факт.
========== Часть 3 ==========
Голова разболелась в первый раз после больницы, и это стало неприятной неожиданностью. Уезжать, конечно, не сегодня, но Марсель и раньше терпеть не мог головную боль, исходящую не от похмелья, а он вчера не взял в рот ни капли, хотя надо было! Надо было нажраться до чёртиков и завалиться спать, а не думать о красивых итальянских девочках! За окном барабанил дождь, Прага вымокла до нитки. Это не могло остановить Марселя от прогулки по городу. Он сильно не любил мокнуть и мёрзнуть, но не сидеть же дома, глядя в стену… Марианна ушла, а Констанс точно что-то заподозрит. Марсель на то и Марсель, чтобы трещать без умолку и всякое такое, уж это-то он про себя знал точно – ни в коем случае нельзя предаваться воспоминаниям в позе истукана, в психушку сдадут и будут абсолютно правы.
Поэтому, вооружившись таблеткой обезболивающего, плащом и зонтом, он вышел в дождь, оказавшийся, кстати, не таким уж страшным. Направился по улице, битком набитой красивыми и бросающимися в глаза зданиями посольств, сделал огромный крюк, следуя знакомому ресторанному маршруту – всё, чтобы не ходить вдоль реки, ведь там дуло сильнее и было мокрее в два раза. Безумная прогулка: скажи кто Марселю, что он будет добровольно шататься под дождём дольше получаса, он бы не поверил. Но нужно было подумать, не столько подумать в полном смысле слова, сколько «посоображать», побыть при этом одному, ни на кого не отвлекаясь. В голове царил такой хаос, что его было просто необходимо расставить по полочкам. Только вот полок не хватало, потому что за последний год – точнее, десять месяцев – произошло столько всего, что захочешь – не уместишь.
Всего раз поговорив с Луиджи и вспомнив его имя, Марсель восстановил в памяти почти всё, что знал о друге, и многое, что с ним ассоциировалось. В тумане оставались лишь их совместные римские дела, но знакомство – знакомство было как на ладони, и душераздирающие рассказы о прошлом друг друга, сразу после бокала на брудершафт… Нет, всё-таки память – отвратительная вещь. Кто же это сказал? На этот раз не Ницше?
Сложнее было со всем остальным. Складывалось впечатление, что всё это время он занимался чем-то непривычным, и оттого не получалось воплотить в голове хотя бы смутный образ. Машина билась уже на границе, и почему он оказался на границе не в поезде и не на самолёте, Марсель тоже не знал, просто раньше это его не смущало. Мало ли, где…
Прямо в ухо прокричали что-то на чешском, и Марсель вернулся с небес на землю – оказывается, ноги принесли его к знакомому бистро, а там какие-то добровольцы концерт давали прямо на пороге. Ну надо же, он, задумавшись, чуть мост не перешёл. Ничего оригинального не пели – каверы на известные композиции на разных языках, но выходило интересно, и он остановился послушать, пока зонт окончательно не прошило этим железобетонным дождём. На ступеньках сидели вчерашние студенты (а может, и сегодняшние) и, пряча инструменты под навесом, голосили песни. Может, не очень профессионально, зато с душой… Но откуда ему знаком этот порог? В такие заведения Констанс ни ногой, а как ещё…
– Out of my life, out of my mind, – надрывался остроносый блондинчик, микрофона у него не было – был пустой бокал в руке для комического эффекта, но пел неплохо. – Out of the tears we can’t deny… We need to swallow all our pride and leave this mess behind…
Известная песня, почему бы и нет. Марсель какое-то время постоял рядом, неожиданно для себя радуясь тому, что его тут никто не знает. Можно стоять себе с каким угодно лицом, хоть задумчивым, хоть потерянным, и не выпадать из привычной картины мира своих близких – они-то попросту этого не видят. Ему и самому, по правде, не улыбалось долго страдать и ходить с постной рожей, но раз уж ходится – почему бы и нет?
– Out of my head, out of my bed…
– Не хочу показаться грубым, но кто так играет? – Рокэ наконец соизволил посмотреть на самодельную сцену, и, признаться, хорошо, что его оттуда не слышали. – Это не так уж трудно, и я даже не профессионал…
– Всё-то ты знаешь, – всплеснула руками Марианна, передавая бокал через стол. Марсель принял его в руки, заинтересованно следя за перепалкой; интерес к алкоголю как-то поутих. – Сыграй сам… Может, и споёшь заодно…
– Ещё чего. Я так делаю, только когда напьюсь, – все присутствующие дружно потянулись к бутылке, чтоб налить ещё, и он засмеялся. – Нет.
– Я протестую, – заметил Констанс, аккуратно складывая салфеточку вчетверо. Вот уж кто смотрелся в дешёвом бистро, как совершенно неуместный человек. – Вы обещали.
– Обещал, но вам, а не всем случайным посетителям заведения. Название которого я, к слову, даже не помню.
– Подсказать? – Марсель без запинки выговорил хитровымудренное местное название и сам удивился, как это сделал.
– Предатель, – протянул Рокэ, глядя на него поверх бокала. Потом опрокинул залпом и, под радостное восклицание Констанса, быстро поднялся – надо предполагать, пока не передумал. – Вы так уверены, что мне дадут гитару в руки, а не гитарой по голове? И учтите, на английском петь не буду…
Никто в маленьком зале не возражал; впоследствии выяснилось, что некоторые даже знали испанскую версию, которая слегка отличалась по тексту, но не по смыслу.
– Esto es final, sabes, no oigo tus mentiras esta vez, te dejo sola con tus lágrimas falsas…
Как странно один текст накладывался на другой, почти как воспоминания. Словно мощное дежа вю, чувство непричастности к настоящему моменту выбивало из колеи, и даже если б дождь усилился и ливнем окатил Марселя с ног до головы, он бы почувствовал вряд ли – он едва был здесь, застряв на границе прошлого и настоящего и изо всех сил ловя подробности. К сожалению, кто-то толкнул его локтем в бок, и страшная в своей реальности, почти осязаемая иллюзия развеялась, как наваждение, как дым; в голове лишь застряли испанские куплеты, словно он слышал их сотни раз и мог повторить по памяти в любое время суток. Olvídame, olvida los momentos pasamos juntos…
*
– Вы меня напугали, дорогой друг, – укоризненно вещал Констанс, глядя на него снизу вверх и протягивая полотенце. – Впрочем, нет, идите сразу в горячий душ и переоденьтесь во всё сухое, вы же вымокли до нитки! Как так можно?
– К сожалению, дождь мокрый, – развёл руками Марсель, которому почему-то стало смешно. – И так вышло, что я оказался прямо под ним – потому что небо находится над головой…
– Я рад слышать в вас именно вас, а не кого-то иного, но это никак не поможет вам скорее высохнуть, – сбить хозяина с пути истинного не под силу никому. – Даже не вздумайте сопротивляться, я сейчас же займусь горячими напитками.
Ну он же не дурак, в самом деле, отказываться от такого рая на земле. Тепло и уют и впрямь помогали отключать мысли, хотя ещё не факт, что это было именно тем, в чём он нуждался. Как же жаль, что сейчас нет никакого дела, неожиданно для себя затосковал по работе Марсель – вот бы что отвлекло… А так придётся прикидываться, что у него всё прекрасно и никаких вопросов.
Может, сослаться на усталость и тихонько посидеть наверху? Как же… Раньше срабатывало безотказно, но то было до аварии. Никому в голову не приходили всякие гадости, а теперь вот приходят. Осознавая, что те редкие моменты, когда он и впрямь не хочет никого видеть, выпадают в такое неудачное время, Марсель едва не взвыл – быть тем самым весёлым парнем замечательно до той минуты, когда тебе не захочется кого-нибудь покусать, а деться будет некуда. Но он же не мог позволить себе кидаться на людей, на друзей – тем более, что б они там ни задумывали в его отсутствие!
Неужели раньше жизнь была такой уж беззаботной, что его это не волновало? Значит, произошло что-то переломное, и не факт, что в лучшую сторону, но что?
Чем дольше он думал и злился, тем очевиднее ниточки сходились в одной точке, подобно световым лучам фонарей, изо всех сил старающихся показать ему, где лежит потерянная вещь. В голове постепенно созревал новый план, осуществить который не помешала бы ни работа, ни постоянные разъезды – скорее, всё это было бы на руку. Решено, как только он покинет Прагу…
– …нагрел вино, – сообщил Констанс, ставя на стол высокий прозрачный бокал с ручкой причудливой формы – вероятно, кто-то когда-то подарил. – Взял на себя смелость подмешать туда немного имбиря и корицы. Конечно, не глинтвейн, но, согласитесь, и не дождь!
– Бесспорно. Дождь – это ужасно, – капли забарабанили по окнам сильнее, словно услышали и обиделись. – На него надо смотреть из дома, а не бегать по улицам. А вот тот, кто придумал глинтвейн, определённо гений.
– Только мы никак не узнаем, кто, – заметил Рокэ, развалившись в кресле напротив с такой же кружкой, но наполовину пустой. Он умудрялся одновременно выглядеть частью этого дома и страшно выбиваться из интерьера, что, впрочем, никого не возмущало, даже древнего изобретателя глинтвейна, окажись он по случайности здесь. – Мне доводилось слышать версию о древних римлянах, но, откровенно говоря, древним римлянам не было нужды вино греть – у них и так тепло… Вот Северная Европа…
– Все дороги ведут в Рим, – патриотично заметил сидевший с ногами на диване Луиджи. – И не только. Античность – колыбель европейской культуры, иногда мне кажется, что изобретение телевизора тоже готовы приписать древним грекам…
– Как ты быстро перешёл на греков, – возмутился Марсель и едва не утопил в кружке кусочек сушёного лимона. – Хотя, пожалуй, сообщать о жертвоприношении Дионису в вечерних новостях было бы куда удобнее. Бедные древние греки, сколько утраченных возможностей!
– О чём это вы? – поинтересовалась Марианна, появляясь на пороге с небольшим подносом. Она была в том самом платье, в котором танцевала… минуточку, она ещё не танцевала…
– О том, как в колыбели варили первый глинтвейн, – заявил Рокэ и залпом допил оставшееся.
– …и тогда стали добавлять пряности, – воодушевлённо вещал Констанс. Марсель порадовался, что хозяин дома смотрит в бокал, и сам перевёл взгляд на пустые стулья и незанятый диван. Дежа вю. Усиленное дежа вю. А в тот раз имбиря было поменьше… – Насколько мне известно, единого рецепта нет, ведь каждый добавляет то, что его душе угодно, но если вы спросите меня – без имбиря, корицы, кардамона гвоздики и кусочков фруктов даже говорить не о чем! Согласитесь?
– Воистину, – Марсель внимательно посмотрел на коричную палочку, нагло торчащую из бокала, и зачем-то сдвинул её пальцем на полсантиметра правее. – Но и без пряностей вполне неплохо. Кстати, Констанс…
– Да, друг мой?
– Вы сильно расстроитесь, если не проведёте прощальный ужин? Я бы хотел уехать пораньше, не в обиду вашему гостеприимству. Появились дела…
– Я страшно обижусь, – ответил хозяин дома, – и никогда-никогда не забуду, как скоро вы нас покинули.
Спорить с ним было страшновато, и Марсель согласился потянуть ещё один день. Пренебрегать столь приятным расположением было грубо и глупо, а билетов он пока не покупал – значит, сиди и располагайся дальше.
Марианна, вернувшись и расправив в прихожей зонт, тоже не сильно обрадовалась его отъезду. Марселю показалось, что, помимо обычной тоски расставания, её беспокоит что-то ещё, но чем дальше в лес – тем больше ему кажется.
– Появились дела, – повторил он и не смог сделать ни шагу в сторону, угодив в дружеские объятья. От её волос пахло дождём и немного – фруктами, что невольно напоминало о глинтвейне с его пряностями.
– Какие же? – ресницы щекотно прошлись по его шее. Иногда так бывает, что чужую улыбку чувствуешь кожей, даже не глядя в глаза.
– Очень важные и безумно интересные, – заверил её Марсель. – Не говоря уж о том, что с работой я разделался. В этом городе уж точно.
– И что же, уезжаешь? Прямо сейчас? – она и впрямь переживала, если не лгала очень искусно, и Марсель покорно проследовал наверх, запоздало порадовавшись, что прибрался в своей спальне – весьма условно, но хоть как-то. – Не может такого быть.
– Не сейчас, завтра вечером. Неужели думала, что твой супруг меня отпустит?
– Ты мог уйти, никому не сказавшись, – ровно ответила Марианна, присаживаясь на край кровати лицом к окну. Он сел рядом, в равной степени готовый и поболтать, и поболтать без слов.
– Я-то?
– Ты. Никто не ожидал, но однажды ты так уже сделал, – грустная улыбка проступила на её лице, растворяя маску равнодушия. Марсель слегка растерялся – он оставил всякие попытки узнать что-то от неё, и вот подруга сама, по доброй воле, намекает на что-то, что он определённо забыл. – Удивлён?
– Немного. Значит, у меня были причины, – хотелось бы верить в это, а не в то, что он смотался на юг и там сошёл с ума, из-за чего теперь видит галлюцинации. – Душа моя, определись, пожалуйста, ты со мной разговариваешь или нет? Я не настаиваю.
