Текст книги "В широком прокате"

Автор книги: Katrin Sanna

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Это будет самое бестолковое решение, – парировала моя подруга.

– Давайте так, – Штильман попытался не допустить повторения тех же возмущений, что случились в первый день. – Не будем сейчас спорить. Нам следует переварить услышанную информацию. Уверен, вы хотите обговорить некоторые моменты друг с другом. Чуть позже соберёмся снова, а пока разойдёмся.

Все молчаливо согласились с этой идеей.

Глава 5

Мы лежали и смотрели «Доктора Хауса».

– Иногда лучший способ найти общий язык с другими людьми – это думать о самом себе, – утверждал с экрана доктор Уилсон.

Точнее будет сказать, я лежала и смотрела «Доктора Хауса», а Джен, закинув ногу мне на живот, дремала. Её настойчивое сопение иногда отвлекало меня от сериала, и тогда я погружалась в размышления.

Прошло примерно два дня с того момента, как Смит подробно изложила нам цель пребывания в плену. И до сих пор произошедшее с нами никак не укладывалось в голове.

Тяжело было понять человека, который поместил нас в эти обстоятельства. Он виделся ребёнком, который хочет получить игрушку, и неважно, какая цена за эту игрушку будет заплачена. Он представлялся злодеем, наплевавшим на законы и совершившим не одно преступление только ради того, чтобы провести эксперимент. Несомненно, он был жестоким, тщеславным, авторитарным интеллектуалом. И психопатом в придачу.

Многие из нас, в том числе и я, предполагали, что Заказчик был среди приспешников, которых мы видели. Это казалось самым логичным – спрятаться на виду. Вдобавок пребывание в гуще событий давало ему возможность видеть всё собственными глазами. Упиваться своей властью над нами. Наслаждаться тем, что он натворил. Возможно, похититель был ещё и садистом, и наши нервные срывы, панические атаки, приступы гнева, отчаяния и страха доставляли ему невообразимое удовольствие.

Сомневаюсь, что боссом могла быть Сандра. Она великолепно всё контролировала, знала ответы на все вопросы. Но её кандидатура казалась мне спорной.

Скорее уж это мог быть кто-то вроде Энрике, которого я, к слову сказать, так пока и не встретила. Он словно в воду канул. Может, над ним учинили расправу за чрезмерную разговорчивость? Может, он не должен был делиться со мной личной информацией? А может, Заказчик – это он, и, увидев, что я поставила под вопрос правдивость его истории, парень теперь боится быть разоблачённым?

С каждым часом, проведённым в этом комфортабельном склепе, вопросов становилось всё больше.

Позавчера нам показали, что было в бункере, кроме наших комнат, столовой и зала для общих заседаний. Сооружение состояло из трёх уровней. На среднем – исключительно номера, в которых ночевали мы, а также номера некоторых из тех, кто помогал Заказчику.

Нижний уровень располагал, как уже говорилось, столовой, залом с проектором, кинотеатром, там же находились помещения, которые можно было использовать как павильоны для съёмок, гримёрные, реквизиторские, звукозаписывающая и монтажная студии и несколько комнат, которые могли понадобиться в будущем при съёмке.

На верхнем уровне оказались помещения развлекательного характера: бассейн, тренажёрный зал, солярий, сауна, библиотека, бильярд. Там же находилось некое подобие медчасти, где мы, в случае необходимости, могли получить квалифицированную помощь.

Размах нашей тюрьмы пугал. После увиденного я окончательно прочувствовала серьёзность заключения. Ведь сколько нужно было человек, чтобы обслуживать такое здание.

Нам разрешили свободно передвигаться по бункеру, ночевать где угодно и делать что угодно в любое время, лишь бы это не мешало другим.

Хуже отсутствия связи с родными, наверное, было только отсутствие свежего воздуха. Никто не собирался устраивать нам прогулки. Так мы могли выдать себя или сбежать.

Мы потерялись во времени суток (никаких окон здесь не было и в помине), сбились с режима и спали, когда попало. Осознать, день сейчас или ночь, помогали только сигналы к приёмам пищи. В определённое время голос из динамиков, которые находились повсюду, сообщал, что мы можем спуститься к общему завтраку или ланчу. Но мы имели право питаться в любое время, хоть дни напролёт без остановки: еда в столовой была постоянно.

Вчера мы вновь собрались для того, чтобы договориться о дальнейших действиях. Как ни странно, нам удалось прийти к консенсусу, хоть и не сразу. Дэвид, как режиссёр, посчитал себя вправе быть нашим лидером. Никто не был против. Точнее, никто не возразил вслух.

Они вместе со сценаристкой Андерсон, которая выглядела настолько измождённой, будто не спала два месяца, пришли к согласию и приняли решение сразу после этого собрания начать работу над историей, которая станет фильмом.

Часть киношников поддерживали эту инициативу и считали, что только так мы выберемся отсюда. Остальные хоть и готовы были работать над проектом, при этом намеревались искать способ сбежать из плена или, как минимум, дать о себе знать кому бы то ни было снаружи.

Я не видела смысла в попытках побега. Мы понятия не имели, в какой части света находимся. Вдруг это Антарктида или какой-нибудь необитаемый остров в океане? Даже если мы выберемся из-под земли, что за неизвестность ждёт нас наверху?

Идея связаться с кем-либо во внешнем мире казалась более реалистичной. Однако как её реализовать – лично мне было непонятно. Мы беспрерывно находились под наблюдением. И на то, чтобы придумать план и осуществить подачу сигнала, может уйти больше времени, чем на съёмки.

Мои друзья были со мной не согласны. Они считали, что сидеть сложа руки – это преступление, и нужно хоть что-то предпринять, чтобы выкарабкаться из ситуации.

Джен прервала поток моих мыслей. Она резко дёрнулась во сне и тут же закинула на меня ещё и руку.

– Питерс, тебе удобно? – глухо спросила я, устав быть придавленной конечностями подруги.

– Я просто скучаю по Крису, – сонно отозвалась она, схватив меня рукой за шею. – Прости. Мне нужно к кому-то прикасаться, когда я сплю.

– Но я-то не твой Крис.

– Я хочу быть со своим женихом, хочу свою свадьбу, – продолжала бубнеть Джен. – А какой-то слабоумный экспериментатор забрал у меня возможность выйти замуж. Мне снятся кошмары, что мы находимся в заложниках долгие годы, и Крис забывает обо мне. У него появляется другая девушка, он изменяет мне. Я не понимаю! – вдруг взвизгнула она, открыла глаза и уставилась на меня.

– Что ты не понимаешь?

– Неужели ты совсем не думаешь о Джерри?

– Конечно, думаю.

Лучшую подругу не обманешь. Питерс сразу заметила, что я бесстыже солгала. Последний раз я вспоминала своего парня позавчера. Или даже ещё раньше.

– Меня тоже это ждёт? – с нескрываемой тревогой спросила Джен.

– О чём ты?

– Кажется, это называют бытовухой. Когда в отношениях нет страсти. Когда между партнёрами нет привязанности. Когда тебя похищают, а ты не только не тоскуешь по своему любимому, по его теплу, по его объятиям, но даже и не вспоминаешь о нём.

– Перестань. Я стараюсь не думать о Джерри, потому что так легче переживать всё это. Разве нет? – я сделала человечка из указательного и среднего пальцев и начала выстукивать им ритм прямо на предплечье Джен. – Вот ты каждый день считаешь, через сколько вы с Крисом должны пожениться. И этим только изводишь себя. А психопату, который нас сюда засунул, всё равно, по ком убивается Дженнифер Питерс. Не доставляй ему лишнее удовольствие своими слезами.

Питерс полностью проигнорировала мой призыв. Едва я успела договорить, как она прикрыла лицо ладонями и, ни капли не сдерживаясь, стала всхлипывать.

– Это всё похоже на безумие, – хныкала она. – Кажется, я накаркала, когда однажды в интервью ляпнула, что никогда не выйду замуж. И вот, замужество было так близко. Я находилась на финишной прямой. Наконец встретила человека, с которым чувствовала себя такой счастливой. А вдруг мы и вправду будем в плену столько времени, что он обо мне забудет?

– Джен, разве можно говорить так про человека, с которым тебя связывают сильные чувства? – мне стоило немалых усилий удержаться от того, чтобы самой не разреветься, как подруга.

– Мне страшно. Хорошо, что есть ты, иначе я бы сошла с ума, – она подняла раскрасневшиеся глаза на меня.

Я провела рукой по её шелковистым волосам платинового оттенка.

– Вот именно, пока что мы хотя бы вместе, – перевела я тему. – А если ты влезешь в какую-нибудь смутную историю, побег или бунт, ещё неизвестно, как всё может обернуться. Пообещай, что не станешь в это ввязываться.

– И что, нужно сидеть и ждать, пока с нами что-нибудь не сделают? – Питерс задохнулась от возмущения. Она поднялась с кровати и молча заходила по комнате из угла в угол. – Все побегут, и я побегу. И ты вместе со мной, понятно? – она остановилась, указала сначала на себя, потом на меня.

– Никто никуда не побежит, – я села, а Джен развалилась в кресле, вытянув ноги. – Человек, который нас украл, полный псих. И наше неподчинение может его разозлить. На что способен неадекватный человек в гневе? На что угодно! Он всё так устроит, что никто и никогда даже останков наших не отыщет. У него столько денег, столько возможностей, что нам и не снилось. Он незаметно угнал самолёт. У меня действительно складывается впечатление, что он может всё. Нам ведь прямо говорят – сделайте то, о чём вас просят, и вас отпустят. Зачем оттягивать своё освобождение какими-то интригами? И я говорю это не потому, что нас прослушивают, а потому что в самом деле так думаю.

– Нет, Лиз, – она обречённо помахала головой из стороны в сторону, – никого он не отпустит. Никогда. Он всё равно убьёт нас вне зависимости от того, снимем мы фильм или не снимем. Мы ведь свидетели. Можем дать показания, когда вернёмся домой, и его найдут.

– Интересно, как? Вот что ты можешь рассказать о Заказчике? О том, где мы? Хотя бы примерно? Я, например, не уверена даже в том, реальны ли имена его прислужников. Сандра –вовсе не Сандра. И Энрике – не Энрике. Мы ничего не знаем. И ничем не поможем полиции.

– Всё, – Джен с силой хлопнула себя по ноге, – хватит, ты утомила меня своим нытьём.

– Ну, конечно, – усмехнулась я. – Это ведь ты у нас не падаешь духом. Излучаешь бодрость и позитив. А я не могу быть такой сильной, я слишком…

– Заткнись, – пытаясь не улыбнуться, сказала она.

– Просто соверши невозможное – признай, что я права.

– Конечно, ты Элизабет Грант, воплощение американской мечты, – Питерс прикрыла глаза и сладко потянулась. – Ты не можешь быть не правой. Пойдём, – встала она.

– Куда?

– Хватит тебе уже валяться, надо как-то развеяться, – она неопределённо махнула рукой в сторону дверного проёма. – Пообщаться с другими людьми. Узнать обстановку. Покушать.

Мы решили побродить по нижнему уровню. Думали, что встретим там кого-то. Но все, видимо, так же, как и мы, бездельничали в комнатах. А может, разменивали бесконечность свободного времени в тренажёрке или бассейне. Неловко было ощущать эту покинутость.

Внезапно мы наткнулись на Северина. Парень сидел прямо на полу, прислушиваясь к какому-то шуму из неприкрытой до конца двери. Он растянул губы в широчайшей улыбке и сделал знак, чтобы мы молчали.

– Садитесь, – прошептал он, указывая на ковровое покрытие рядом с собой. – Тут такое развлечение.

Мы подошли ближе, но не приняли его предложение присесть.

Прислушавшись, я узнала резкий голос Дэвида, доносившийся из незапертой комнаты.

– Нет, ты меня, конечно, извини, – обращался к неизвестному режиссёр, – но мы с тобой далеко так не уедем. Понятно, что нам нужна история попроще. Наши возможности ограничены, и следует помнить об этом. И всё же в этом весь смысл. Мы должны создать нечто выдающееся, полагаясь не на прорву средств, а на творческое мышление. А ты хочешь упростить всё до крайности, создать какую-то банальную бытовую драму.

– Ну, зачем ты так? – наконец заговорила таинственная собеседница Штильмана. Её голос я не узнала, и поэтому вопросительно посмотрела на Максима.

– Это сценаристка, – тихо пояснил русский. – Андерсон.

– То, что я тебе рассказала, – после паузы продолжила женщина за стеной, – не банальная драма. Это довольно острая тема. И на ней можно выехать.

– Можно, но не нужно, – грубо ответил ей Дэвид. – Поверь моему чутью, это не зацепит.

– Ты не хочешь работать над этим сюжетом только потому, – напирала Лола, – что его придумала я. Тебе обидно, что это не твоя идея.

– Вот ещё!

Джен опустилась на пол рядом с Севериным. Я присоединилась к ним.

– И давно они так? – поинтересовалась Питерс у парня.

– Не знаю, – он пожал плечами. – Я всего минут тридцать эту перебранку слушаю. Такое ощущение, что они женаты друг на друге, – Максим направил большой палец в сторону открытой двери.

– Нет, Дэвид одинок, – я отрицательно помахала головой. – А насчёт Лолы не знаю. С ней я никогда не сталкивалась.

– По-моему, она замужем, только понятия не имею, за кем, – добавила Джен.

– Вы снимались у Дэвида? – задал ещё один вопрос русский.

– Да, но не в одном фильме, в разных, – охотно поддерживала беседу подруга. Она подтянула к себе ноги и обхватила их руками. – Мы с Лиз вообще никогда в одном и том же проекте вместе не работали.

– Ничего, зато сейчас поработаете, – простодушно ответил Максим.

Мы с Джен переглянулись, и мне стало понятно: она тоже вспомнила наш недавний разговор о том, что за всё время работы в киноиндустрии мы ещё ни разу не снимались вместе.

Однако я всегда опасалась этого. Почему-то внутри жила уверенность, что, оказавшись в одном фильме, мы можем утратить какую-то важную часть наших отношений. Взгляды на актёрство у нас были схожи, но вдруг, увидев друг друга на творческом поле боя, мы, например, будем разочарованы тем, на каком уровне находится каждая из нас? Смешно думать, что съёмки могут разрушить настоящую дружбу. И всё же мне не хотелось ни показывать Джен эту свою сторону, ни видеть подругу в рабочем процессе. Некоторые отношения лучше не опошлять работой.

Правда, Питерс меня в этом предположении не поддерживала. Она говорила, что не боится совместного творческого процесса и что даже хотела бы поработать со мной, чтобы узнать, как она выразилась, «вправду ли ты так бесподобна или все тебе просто льстят».

И, похоже, настал момент, когда нам придётся сосуществовать на съёмочной площадке. Осознав высокую вероятность такой перспективы, Джен ухмыльнулась мне.

– Послушай, – говорил Дэвид, – а может, нам попробовать снять «догму»?

– «Догму»? – с сомнением уточнила Лола. – Ты имеешь в виду «Догму 95»99
  «Догма 95» – направление в кинематографе, созданное датскими режиссёрами Ларсом фон Триером и Томасом Винтербергом в 1995 году. Манифест группы «Догма 95» утверждал отказ от проявлений личного вкуса и призывал к соблюдению 10 правил при работе над фильмом («обед целомудрия»), жёстко ограничивающих режиссёра в использовании некоторых выразительных средств. К примеру, запрещались: съёмка со штативов (только ручная камера), в павильонах (только в естественных условиях), жанровое кино, мнимые действия (убийство, избиение), музыка за кадром, спецэффекты, фильтры, дополнительное освещение сцен и т.д. Имя режиссёра не должно фигурировать в титрах. Фильмы этого направления называются догмами.


[Закрыть]?

Молчание.

– Мы, конечно, не сумеем соблюсти все правила «обета целомудрия», – голос Штильмана стал как будто спокойным. – Придётся работать в павильонах. Да и освещение всё равно нужно будет выставлять. Но мне кажется, что условия, в которых мы оказались, в целом располагают к работе в этом направлении.

– Если мы стеснены обстоятельствами, это не значит, что нужно вовсю пользоваться чужими идеями, – возразила сценаристка. – Всему своё время. А время «Догмы» ушло. Этим уже никого не удивишь.

– Да? – хладнокровие снова предательски покинуло режиссёра. – Тогда, может, предложишь что-то оригинальное? Правда, пока я не услышал от тебя ничего конструктивного. Ни одного приличного замысла. Ничего!

– Я знаю, за что ты злишься на меня, – выдавила из себя Андерсон.

– Я не злюсь на тебя. У меня просто такой темперамент.

– Нет, ты злишься, – настаивала она. – Ты психуешь, потому что в прошлом году я увела Оскар за сценарий у тебя из-под носа. И в этом году мы оба опять номинированы. И ты знаешь, что премию снова присудят мне.

– Бред! Меня не интересуют премии.

– Нет, милый, это меня они не интересуют. А для тебя-то весь этот тлен как раз имеет значение. Но вот парадокс: их жаждешь ты, а получаю я. И знаешь, почему? Не потому, что мир несправедлив. Ты замечательный режиссёр, но сценарии у тебя хромают. Тебе не стоит их писать самому. Но разве у тебя достанет сил признать это? Разве твоё эго позволит тебе заняться реализацией чужой идеи? Вот и сейчас ты делаешь то же самое. Ты хочешь всё повернуть по-своему.

– Потому что ты необъективна, – мужчина наконец ответил на тираду Лолы.

– Искусство и не должно быть всегда беспристрастным и объективным. Иначе оно рискует превратиться в какую-нибудь точную науку. Творчество по своей сути субъективно, разве нет?

– То есть, по-твоему, я должен молча принимать навязывание личных вкусовых предпочтений и бесцеремонное вмешательство в художественные решения?

– Я не это сказала. Тебе следует слышать кого-то, кроме себя. Хоть иногда.

– Чёрт, мы пропустим церемонию, – шепнула Лиз, запоздало сообразив, что Оскар будут вручать всего через две недели и вряд ли нам удастся к четвёртому марта выйти отсюда.

– А вы номинированы? – осведомился Максим.

– Нет, – дуэтом откликнулись мы.

– Тогда ничего страшного.

Я уже начинала привыкать к тому, как этот парень по-философски ко всему относится.

– Меня пугает другое, – призналась я. – Эти двое могут месяцами так спорить. Что нам делать всё время, пока они пишут сценарий?

Взглянув на расширившиеся от ужаса глаза Джен, я пожалела о своём вопросе.

– А что тут можно сделать? – Северин развёл руками. – Главное, забыть о том, что мы заключённые. И использовать весь этот период для работы над собой. Нужно держать своё тело в форме. И разум. Заняться саморазвитием. Научиться тому, чему хотели научиться, но у нас вечно не хватало времени.

– Ты так запросто об этом говоришь, – с изумлением проговорила Питерс.

– Девчонки, вы считаете, что мне не страшно? У меня мама в Челябинске с ума сходит, не зная, живой я или нет. Такая злость накатывает, как подумаю. Хочется разорвать тут всех. Но что толку? Вон я полез в драку – и что из этого вышло? Досталось вашему другу. Надо, как говорится, расслабиться и получить удовольствие. Я верю, что они нас отпустят.

– Ты же собирался участвовать с нами в побеге, – напомнила я.

– Да это я так, к слову.

Слева от нас послышался гул мужских голосов. Я повернулась в сторону шума, и в этот самый момент по проходу, перпендикулярно расположенному к коридору, в котором мы сидели, прошагало двое парней. В одном из них я узнала Энрике.

Решение догнать охранника пришло мгновенно. Бросив короткое «я сейчас» Джен и Максу, я встала с пола и понеслась вслед за парнями. В глазах своих товарищей я, должно быть, выглядела будто ополоумевшая фанатка, заметившая своего кумира. Усилилось это впечатление после того, как я повернула налево и крикнула в половину мощи своего голоса:

– Энрике!

Мексиканец и его спутник прервали свой путь и обернулись. Во взглядах обоих читалось недоумение. Но по мере моего приближения выражение лица Энрике делалось теплее.

– Привет, – выдохнула я, подойдя к парням. – Извините, что помешала вашему общению. Просто я не могла упустить возможность поговорить с тобой, – мягко улыбнувшись, я коснулась предплечья Энрике. – Потому что поймать тебя здесь практически невозможно.

– Ничего, мы, похоже, закончили, – ответил за него незнакомец с примечательным оксфордским выговором. Вся его внешность заметно контрастировала с видом мексиканца: высокий, тощий, лет под тридцать, на носу – круглые очки в тонкой оправе, русые выгоревшие волосы. И, в отличие от тёмного облачения Энрике, на парне красовались пёстрые широкие шорты и белая рубашка поло.

– Мистер Нортон… – начал было Энрике, но его прервал собеседник:

– Можно просто Гарри. Гарри, – он обратился ко мне и протянул руку.

– Элизабет, – кивнула я, едва сжав его ладонь.

– Гарри, я постараюсь выполнить вашу просьбу, – договорил мексиканец. – Но пока ничего не могу обещать.

– Буду признателен, если всё получится, – пробормотал Гарри в ответ и побрёл дальше, сунув руки в карманы и оставив нас с охранником.

– Это кто? – еле слышно спросила я, когда новый знакомый скрылся из виду, повернув налево.

– Кто-то из ваших. Он киношник. Ты разве его не знаешь? – парень удивлённо вскинул брови.

– Я, признаться, немного кого знаю из заложников, – честно ответила я. – С некоторыми довелось поработать, с некоторыми мы всего пару раз пересеклись. А кого-то я никогда прежде не видела.

– Он, кажется, скриптер, – пояснил Энрике. – Или как это у вас называется?

– Верно, скриптер1010
  Скриптер (полное название – скрипт-супервайзер) – помощник режиссёра на съёмочной площадке. Скриптер следит и сообщает режиссёру о несоответствиях в кадре (т.н. «киноляпах»), фиксирует в монтажных листах информацию о снимаемых сценах, кадрах и дублях, а также следит за тем, чтобы снимаемые сцены соответствовали сценарию.


[Закрыть].

Мексиканец, скрестив руки на груди и глядя себе под ноги, молчал.

– Мне бы хотелось извиниться перед тобой, – нарушила я эту неловкую тишину. – Моё поведение было непозволительно бесцеремонным.

Я говорила это, но не была уверена, что прошу прощения абсолютно искренне. Доверия к истории парня так и не появилось.

– Ничего, – Энрике наконец поднял на меня свой обжигающий взгляд. – В подобной ситуации любой станет подозревать всех подряд. На твоём месте я был бы таким же недоверчивым. У тебя всё в порядке? – он поспешил сменить тему.

– Мне сложно ответить на этот вопрос.

– Я имею в виду – может быть, что-то нужно?

Хотелось ответить как-нибудь остроумно, но ничего забавного на ум не пришло. А делиться своими реальными желаниями я не собиралась, потому что знала: никто их не исполнит.

– Нет, благодарю, мне всё нравится, – выговорила я. – Точнее, не то чтобы нравится. Скажем так, вы создали отличные условия для относительно комфортного существования.

– Лиз, прости меня, я должен идти, – виновато сказал парень.

– Да, само собой. Может, позже, когда у тебя будет время, мы могли бы пообщаться? Если ты не против. И если вам разрешено неформально контактировать с пленными.

Кому-то моя просьба показалась бы чистым притворством. Вот только я в самом деле хотела общения с Энрике. Он зацепил меня, и поэтому отпускать парня было нельзя. Я намеревалась понять его, узнать, насколько рассказанное им соответствует действительности. Я намеревалась раскусить его. Кто осудил бы меня за решимость сблизиться с одним из захватчиков, особенно если результатом этого сближения, вероятно, станет доступ к такой информации, которую я никогда не узнала бы без связей с кем-либо из приспешников Заказчика?

И, кроме этого, если бы Энрике мне не нравился, я бы так не поступила. Меня тянуло к нему.

– Конечно, почему нет? – парень ответил довольно охотно. И тут же добавил с усмешкой: – Но ты помнишь: мы просто болтаем. Я не стану рассказывать тебе ничего лишнего.

Он будто подслушал мои мысли.

– Чёрт, а у меня в голове уже сложился такой живописный план обольщения, – игриво прощебетала я.

Энрике тихо рассмеялся, снова не глядя на меня.

– Я пойду, – проронил он, не то спрашивая разрешения, не то ставя перед фактом.

– Счастливо!

Вернувшись к прежнему месту, я застала подругу и нового приятеля от всей души хохотавшими над чем-то. Но, едва меня завидев, Джен ядовито зашептала:

– Правильно, зачем ей думать о Джерри или о своих друзьях? У неё же теперь есть латиноамериканский красавчик Энрике.

– Прекрати нести чушь, – отреагировала я. – Кто за то, чтобы перекусить?

– И аппетит у тебя после общения с ним появился, да? – Питерс не унималась.

– Что у них там нового? – я решила игнорировать подругу с её колкостями и обратилась к русскому, указав на дверь комнаты с режиссёром и сценаристкой внутри.

– Задумали снять кино о нас, – поднимаясь, сообщил Северин. – Лола предложила создать историю о том, как кто-то захватил в заложники съёмочную группу, чтобы снять шедевр.