Текст книги "Мой неприличный Кипр (СИ)"

Автор книги: Katou Youji

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Тишина зазвенела беззвучными матами Макса.

Не сказав ни слова, Макс откупорил коньяк, глотнул из горла, и протянул бутылку мне. Я тоже плеснул в себя обжигающую жидкость. Под его пристальным, задумчивым взглядом, по которому явно читалось, что он уверовал в кипрские приметы, я выдохнул, запихивая камень в рюкзак и чувствуя, что фальшивлю, как по Станиславскому:

-Да ты че? Это ж только суеверия.

-В номере поговорим,– мрачно подытожил Макс.– Я лично сделаю из тебя нормального мужика. Последняя фраза показалась мне несколько двусмысленной.

Глава десятая. Часть первая. Восток –дело тонкое.

Нарисовываюсь безалаберно в холле не ровно в четыре, а в четыре тридцать, предварительно заменив белоснежное всеобтягивающее шмотье на удобные свободные черные джинсы, футболку с надписью «Coma», вместо «Puma», и хлопковый, цвета хаки, джемпер. Возвращаться, пока еще тепло и светло, я явно не рассчитываю.

Микаэль тоже. С удовольствием наблюдаю в лестничный пролет, как он уже успел скурить три сигареты, судя по пепельнице на регистрационной стойке, и теперь нервно нарезает круги по просторному светлому холлу отеля.

Удивленно присвистываю в пространство. На нем тоже джинсы, но от очень дорогой американской фирмы, причем явно не подделка, трикотажный пиджак с закатанными рукавами я тоже видел такой в одном из бутиков в родном городе, но пожалел на него кучу бабок, которыми можно было оплатить почти половину стоимости поездки. Если будет выбор между тем спустить все на тряпки, или поехать куда-либо, я всегда предпочту второе.

В мозгах мгновенно всплывает собственное студенчество, и расслаблено выдыхаю. На такие «мероприятия» мы тоже собирали друганов всей компанией. Кто-то давал часы, кто-то – плеер покруче, кто-то одалживал на ночь модный пиджак для того, чтобы «фраернуть покрасивше».

Похоже, Микаэль «обнес» ради меня всех своих друзей.

Тихо радуюсь про себя, что не зря после получасовых переговоров с использованием ядрено виртуозного филфаковского мата с Максом, убедил того остаться в номере.

Сквозь расстегнутый на Микаэле пиджак просвечивает майка с весьма недвусмысленной картинкой: парень лежит на пляже на парне, и внизу надпись «Hello, I am as good as you».

Объяснить такое откровенное палево Максу было бы крайне затруднительно. Тут бы потребовалась риторика похлеще знаменитой водевильной: «Стреляй, Генрих, стреляй»,– закричала она нечеловеческим голосом».

Спускаюсь в холле и окрикиваю Михаэля коротким « Hi».

Он подлетает ко мне, чуть не сшибая с ног замешкавшуюся пожилую немку, и по его губам я читаю известный адрес, на который он отправил ее про себя.

– Hi, I have been waiting for you since half past 3. We have finished the work earlier. So, are you ready to get your piece of Cuprous?

-

Теперь темные, почти черные от возбуждения глаза Микаэля смотрят на меня еще без взрослой откровенной похоти, но уже с исключительно восточным терпким обволакивающим вожделением. Наверное, люди, рожденные на Востоке, с рождения обладают таким даром – напоминать одним только взглядом о самых примитивных и в то же время самых обычных инстинктах. Уже позже на Крите (обещаю рассказать вам и о нем), делаю для себя вывод: восточные нации совсем по-другому относятся к сексу и не чураются его, как это принято на Западе. Секс в любых его проявлениях –традиционных или не совсем, считается такой же нормальной частью жизни, как все остальные. От детей не прячут эротические картины, фотографии и не стесняются говорить о нем пусть и в метафорах, о том, какое удовольствие он может принести. Но и дети, в свою очередь, приучены не тыкать пальцем на пары, стремящиеся к уединению и пульсирующие предчувствием близости. Восток пропитан сексом. Но не грубым, площадно-маскарадным, а утонченным, похожим, скорее, на намеки возможного.

Зацениваю игру слов. Киваю и направляюсь вместе с Михаэлем к его роскошному байку. Отказываюсь от шлема ( блеск его глаз становится еще более глубинным) и не прикасаюсь к нему, предпочитая держаться за ручку сзади за сидением.

С губ Микаэля срывается легкий вздох сожаления, из динамиков льется «случайное» «Bu gece» Таркана.

Давай попробуем все этой ночью,

Давай запятнаем тела грехом.

Не говори, ни о чем не спрашивай,

Все тайны в простом перед нами.

Его байк легко скользит между многочисленными арендованными машинами, вырывается за пределы трафика предпляжной зоны и устремляется вверх в основной город, где почти нет места залетными европейцам, приехавшим на Кипр ради мимолетного погружения в ночные клубы, шопинг и идеальный загар.

Бежевые, теплого оттенка невысокие дома с небольшими палисадниками, начинают все плотнее лепиться к друг другу, наподобие ласточкиных гнезд. Засматриваюсь на необычные заведения общепита, располагающиеся на первых этажах. Где-то среди посетителей только женщины, где-то – только мужчины.

… И врезаюсь грудью в плечи Микаэля, тормозя коленкой без защиты в паре сантиметров над асфальтом. На автопилоте хватаю его рукой за талию, отмечая, как напряжены прокаченные мышцы на его прессе.

-Deeply sorry, I am a really good driver. Four years without any accidents.

Микаэлю не получается разъехаться с двухэтажным международным туристическим автобусом, случайно оказавшимся на узких городских улицах и опаздывающим развести после экскурсии усталых туристов по отелям к проплаченному ужину.

– It's OK. Everything happens. Is it far from here to your restaurant? – интересуюсь для приличия, пока он выравнивает машину.

-No, just a few minutes,– поясняет он, вновь набирая скорость.

Останавливаемся перед невзрачной таверной почти в центре города. Выбираюсь из байка. Иду вслед за ним в глубину подвала и удивляюсь чистым скатертям и уже поставленному заледеневшему графину с водой.

– The food is really good here.Choose whatever you want, don’t matter about the price, -бросает он, пока я разбираюсь в меню и с удивлением замечаю в зале «окиприотившихся» иностранцев.

Глава десятая. Часть вторая. Дикий пляж.

Микаэль, в отличие от Марка, нарушает все допустимые нормы приличия, садясь за деревянный стол в таверне не напротив меня, как это принято в Европе, а передвигает стул ближе и устраивается почти вплотную ко мне сбоку. Его рука вторгается в мое интимное пространство широким загорелым запястьем, положенным на спинку сидения. Он наклоняется надо мной и смотрит прямо в глаза.

– So, where are you from? What is your native city? What is your profession?

Я чувствую его горячее возбуждение дыханием на своих скулах. Оно похоже на летний знойный ветер всех стран, где количество солнечных дней зашкаливает за три сотни. Такой ветер не несет обещающей прохлады, но еще больше погружает расслабленное тело в незримую расплавленную негу сорокоградусной всепоглощающей нирваны.

Стягиваю свитер и опираюсь несильно спиной на стул так, чтобы его пальцы оказались в паре сантиметров от моих трицепсов. Мальчишку надо поощрить и показать свое одобрение. Перед тем, как ответить, откровенно любуюсь его подтянутым сухощавым телом, которое не могут скрыть тряпки, и упругой чистой кожей. В силу юности на ней еще не отпечатываются последствия долгих бессонных ночей и сигарет.

Время в прокуренном полумраке таверны замедляется, выводя за пределы реальности существования в десятке минут езды пчелиных сот отелей, бойкой прибрежной торговли надувными матрасами и навязчивого запаха чуть подгоревшего международного фаст-фуда.

– Actually, I аm from…

….Интимный танец взаимного сближения тел нарушает официант, подошедший к нам с меню. Микаэль не дергается и не убирает руку. Он лишь властно бросает что-то, кажется, на турецком языке.

Микаэль совсем по– другому говорит на английском. В очередной раз замечаю, как сексуальность голоса людей меняется в зависимости от используемого языка общения. Теперь в нем звучит, набирает силу сочная спелость вызревающих под палящим солнцем гранатов, эротичность случайно спаренных сиамских близнецов лимонов, растущих повсеместно на улицах, наслаждение каждым мгновением жизни, присущая вкусу самого знаменитого вина Кипра «Коммандории». Его голос сейчас – отражение всей полноты жизни.

Официант исчезает в пространстве со сверхзвуковой скоростью и также быстро прилетает уже с новой папкой меню на местном и большим графином красного сухого. Еще двое несутся сзади с обязательными соусами и «приветственными» каламари – кольцами кальмара.

– Sorry, you should know, there is always the great difference between welcoming tourists and serving the local population.

По ходу, Микаэля все здесь тоже неплохо знают, поскольку никто даже не пытается теперь поднять глаза на меня. Впрочем, гостям до нас действительно нет никакого особого дела. Люди заняты своими собеседниками и наслаждаются флюидами отпускных романов, витающими в воздухе.

…Микаэль –студент, потому, несмотря на его щедрый жест, стараюсь выбрать не самые дорогие блюда. Я не хочу разводить парня на деньги, да и в конце концов, кипрская кухня и отличное вино, (очень пьяное, кстати) – это всего лишь предлог для знакомства с большим.

Кажется, он немного обижается на меня. Но молчит из вежливости. Потом не выдерживает и подносит к моему рту вилку с набором чего-то мало аппетитного на вид, напоминающим по цвету и консистенции детскую неожиданность.

– Taste it, please.

Соглашаюсь только ради эксперимента и желания проверить общеизвестную теорию , что о блюдах восточной и азиатской кухни по внешнему виду судить не стоит… И чувствую себя последним лохом, когда собственная челюсть выпадает на пол до пят. Несмотря на непрезентабельный внешний вид, это оказывается моей любимой баклажанной икрой, приготовленной по особому рецепту и с особыми специями – кориандром, ригано (оригано – в европейской традиции), базиликом.

Микаэль откидывает голову и заливисто, совсем по-мальчишески, хохочет на всю таверну.

Потом снова наклоняется надо мной, касаясь пальцами уголков моих губ и невзначай разворачивая меня подбородком к источнику света. В этом жесте уже столько интимности ласки, что я сам с удивлением ощущаю, как меня погружает в приливную волну возбуждения.

Мы неторопливо беседуем с ним о спорте, погоде, разных странах и традициях наций. Оказывается, что он довольно неплохой собеседник, осведомленный о многих сферах жизни и читающий мировые газеты, что искренне удивляет меня.

За все это время он выпивает лишь полбокала, это значит, наша сегодняшняя программа не ограничивается только едой. Он хочет показать что-то еще. Я позволяю себе большее, и …внезапно чувствую, как неожиданно быстро хмелею.

Беру его за запястье, разворачивая руку циферблатом к себе и … опять же почти с недоумением обнаруживаю, что мы просидели в таверне больше пяти часов. Я даже не заметил, как пролетело это время. Его вены на руке пульсируют под моими пальцами.

Микаэль кивает, быстро расплачивается, и мы снова направляемся к его байку. Теперь, расслабленный после вина, я первым кладу руки на его талию. Я не прижимаюсь, но держусь за его напряженное тело , пока мотоцикл снова летит в нижнюю часть города. Теперь куда-то к морю.

Он уверенно ведет машину, выбирая неприметные переулки и спускаясь к солоноватому запаху моря, царящему везде.

Наконец, мы добираемся до места.

Скалы, спрятанные под тонким слоем наносного не местного песка. Кипр – не страна природных пляжей, здесь изначально каменистый берег. Никаких спасателей. Никаких буйков. Никаких ограничений. Просто дикий пляж для местных. Быстро скидываю с себя одежду до боксеров, по-хорошему надо было сбросить для него и этот ничего не значащий кусок ткани. Но всему свое время. Страна учит не торопить время. И иду в воду первым. Я не знаю ни глубины дна, ни камней под водой, спрятанных заботливыми богами, хранящими этот остров. Рассчитываю только на себя. Отмеряю сажени гребками, толкая невесомое тело дальше от берега. Вода еще больше усиливает алкоголь в крови.

Микаэль за пару взмахов догоняет меня. Приближается. Коротко окрикивает на английском. Сам нарушаю все правила. Тащу к себе. Первый поцелуй во взрослом возрасте – это всегда небольшое исследование. Своеобразный тест на совместимость партнеров вне зависимости от пола, на умение чувствовать друг друга и инстинктивно отдавать и брать. Он проходит его.

– Are you a good swimmer? – интересуюсь для приличия и, не дожидаясь ответа, тоже по-мальчишески подныриваю под него и тащу на прозрачное, чуть освещаемое луной дно.

Выныриваем вместе. Он снова тянется поцелуем ко мне. Сплетение тел в воде.

Еле догребаем до берега. Падаем, запыхавшиеся, на шмотки. Он снова нависает надо мной для поцелуя.

– I live a few minutes from here. Let's go. It’s a private beach you can leave everything here.

Не возражаю и не заморачиваюсь на одевание шмоток. Подхватываю лишь джинсы.

Глава одиннадцатая. Easy, бл, easy

У Микаэля жесткие, цепкие пальцы двадцатилетних и нескромная, по отечественным меркам, студия в 60 квадратов с отдельным входом на первом этаже дома.

Его губы с отчетливым йодным привкусом соли настойчиво тянутся к моим, дарят еще пока легкие поцелуи и получают их взамен. Пальцы недвусмысленно сжимают джинсовую ткань на моем пахе.

Мне нравится ощущение на собственных пальцах от сухощавой упругости его треугольных трицепсов, дорожек хорошо прочерченных мышц на впалом, но не перекаченном животе, пульсирующая венкой кремовость более светлой, не знающей загара кожи под ремнем приспустившихся джинс.

…Мы вваливаемся в его квартиру под насмешливо-ироничный взгляд пожилой матроны в черном. Развалившись в кресле палисадника под проступающую, давящую звездами восточную ночь, она неторопливо смакует фаллическую темно-коричневую сигару и гладит кошку у себя на коленях.

Женщина улыбается и пыхает. Кошка громко, как все подобные тощие создания на Кипре, мурлычет, прищуривая один карий глаз. Кошке на нас наплевать, пожилой даме – нет, в ее жизни осталось не так уж много развлечений...

До недавних пор Кипр предоставлял женщинам небольшое поле для выбора – муж, дети, кухня, редкие посиделки с подругами и обязательная тяжелая физическая работа на клочке земли, принадлежащем семейству и передаваемом по наследству. Пару-тройку десятилетий назад слабый пол получил право работать в торговле, туристическом бизнесе и, как ни странно, в интеллектуальном банковском секторе, связанном с ипотекой и выдачей кредитов на машины. Однако возможность стать домохозяйкой до сих пор считается верхом карьерной лестницы. Наш гид Арина, рассказавшая нам об этом и умудряющаяся совмещать и то, и другое, исключение. Но она не киприотка по рождению. На остров Ариадна приехала уже будучи студенткой престижного МГИМО, затем влюбилась в местного владельца небольшого винзавода и осталась в стране.

..Микаэль рывком втаскивает меня вовнутрь и захлопывает дверь. Матрона разочарованно бухтит что-то под нос…

…Восточная неспешность сменяется непосредственной юношеской горячностью, его влажные ладони лихорадочно скользят по моему торсу. Неловко и не очень умело задевают соски, стараясь завести, не понимая, что возбуждают не опытные движения, а молодость и влюбленность их владельца. Язык немного грубовато раздвигает мои губы и рвется вовнутрь, сразу почти к глотке…

Многие люди считают, что потные ладони – это отнюдь не эротично и сами очень нервничают по этому поводу. Улыбаюсь и почему-то, пока Микаэль ласкает меня, вспоминаю занятие по разделу психологии, которое я посетил примерно в том возрасте, как сейчас он. Старый интеллигентный препод, больше специализирующийся на теории межличностных конфликтов, под угрозой увольнения был вынужден читать нам что-то вроде курса о сексуальной этике поведения в деловой среде. Но, как и любой творческий человек, он периодически отвлекался на смежные темы и рассказывал много интересного не по предмету. «Так вот, молодые люди (этим термином он объединял мужчин и женщин), если у вашего партнера потные ладони,– перескочил он с лекции о дресс-коде в офисе и обязательности ношения костюмов даже в жару,– это наоборот очень хорошо. Это свидетельствует, что ваш партнер действительно испытывает к вам влечение, так как подделать физиологическую реакцию тела почти невозможно. И, наоборот, если у партнера ладони сухие – это уже повод задуматься, действительно ли он, она так заинтересованы в вас. Об остальных…эээ… естественных физиологических реакциях, вроде выделения смазки у мужчин и женщин, я уже не говорю. Всем известна фраза: шл…эээ…люди, вынужденные зарабатывать телом на свое существование, не потеют…».

Вот эта самая естественная физиологическая реакция уже скоро совсем откровенно будет упираться мне в бедро, я тоже почти на грани. Дальше остановиться будет уже очень сложно, но нам обоим хочется, чтобы это был трах не на скоряк, а красивая курортная ночь. Легко отстраняю Микаэля, дую ему в нос:

– Your lips are so salty, and I am salty too. May I use your shower and will you give me a towel? It won't take a moment.

Микаэль смущается, смотрит на меня взглядом побитого щенка и обиженно плетется к большой (я тихо хренею от ее размеров и содержимого) открытой гардеробной в углу, откуда извлекает необходимое мне полотенце. Теперь он тоже понимает, что лучше смыть с кожи соль, которая уже зацементировала волосы и начала проступать на теле белесыми разводами. Удовлетворённо замечаю легкую панику в его глазах, когда он бросает взгляд на собственную постель и не очень чистое белье на ней. Перед свиданием и после ночной смены Микаэль успел привести в порядок себя, но на комнату времени не хватило. В ней царит типичный еще мальчишеский беспорядок. На компьютерном столе куча дисков, диджейские наушники, тарелка с недоеденными чипсами, пустая банка из-под местного пива. На стенах постеры с местными секс-иконами мужского пола и парой залетных заграничных старров. Обязательная полка (это уже западная традиция) с кубками побед на спортивных соревнованиях. В сторону кухонной зоны лучше пока не смотреть. Что он хранит под кроватью, и насколько все поменялось со времен моих двадцати, я узнаю скоро, очень скоро.

Устраиваю еще один небольшой эксперимент. Оставляю не закрытой дверь душевой кабины. Микаэль, лихорадочно убираясь, смотрит, буравит матовое, скрывающее детали и оставляющее для воображения только контуры тела стекло.

Улыбаюсь про себя. Скорее всего, я у него от силы третий или четвертый любовник. Их явно было немного. Для опытных, уверенных партнеров открытая дверь в такой ситуации – это почти равнозначно приглашению. Точнее, и есть само немое приглашение.

Выплываю в комнату в одном полотенце. Снова ловлю восхищенный взгляд и теперь уже откровенный стояк, который не могут скрыть его джинсы. Он смущенно отворачивается. Сейчас, когда он окончательно поверил в то, что я останусь у него на ночь, вся его сексуальная напористость и энергия растворяется в элементарном юношеском смущении.

Знаю, Микаэля надо немного поощрить. Подхожу к нему сзади и легко обнимаю за плечи, целую шею у корней коротких жестких волос, дразню языком их, посильнее прикусываю кожу до маленького красного пятнышка засоса. Сжимаю, покручиваю пальцами теперь твердые, почти каменные светло-шоколадные соски. Он вскрикивает, и с его губ летит тихое ругательство сквозь рычание. «Проклятье, чтоб тебя... что ты делаешь?"– в такие минуты многие фразы не надо переводить, чтобы понять. Они слишком интернациональны. Легко толкаю его в сторону душа.

– You ‘ ve got 5 minutes. I'm waiting for you.

Пока он торопливо моется, разваливаюсь на его кровати, запускаю руку под нее… И звонко, заливисто смеюсь на всю комнату. Как хорошо, что в этот мир приходят современные технологии, появляются новые способы общения – интернет, скайп, мобильники, о которых еще десятилетия назад даже нельзя было подумать, но при этом суть и психология людей не меняется.

Конечно. Под кроватью, в пыли и под слоем чипсов порно-журналы, а вот на дне того самого большого кубка, полученного за победу на гонках, обязательно будет валяться самая первая , подаренная в детстве игрушечная модель автомобиля. Облупившаяся от времени и жары краска, отвалившееся колесо, но он ни за что ее не выкинет, потому что благодаря ей он стал сейчас тем, кем есть.

… И снова тихо, затейливо матерюсь про себя, когда он выходит из душа и наваливается на меня, пинком раздвигая мои ноги и заводя себе за поясницу.

Он спешит, он очень торопится, забывая о самом важном. Время есть ничто. Мы есть ничто без чувств.

Его движения так резки, но в них так много разочарованного очарования юности.

Кривлюсь от первого неумелого толчка, вторжения в меня, мне больно и не очень приятно от того, как он рвется внутрь меня, в мою суть. Меньше всего хочу сейчас быть изнасилованным.

– Easy, блять, easy.

Немая сцена.

– Ты, что русский что ли? – бросает он и замирает надо мной, давая привыкнуть. Почти идеальное чистое произношение. Как будто он учил язык с детства. – Русский?

Глава двенадцатая. Пенелопа

Хриплый шепот Микаэля похож на шорох волн предштормового ночного моря, шумящего всего в нескольких сотнях метрах от нас. Такой же резкий, повелительный и, в тоже время, просящий уступить, покориться, не думать больше ни о чем. Микаэль не очень уверенный в себе партнёр и не включает свет. Его постель в темноте похожа на берег Кипра. Та же размытая песочная белизна. Южные сумерки так кратковременны. Еще пару часов назад за окном не горели уличные фонари. Все, что они, зажженные, могут теперь – прорезать темноту лишь на пару метров вокруг себя. Тело Микаэля теряется в пространстве естественной бронзой, мое на его фоне выделяется уже не молочной, но европейской белизной.

– Ты красивый… сексуальный…

Отступать некуда, думать невозможно: он уже во мне, и я привыкаю. Не очень сильная, но неприятно-режущая боль от его вторжения проходит, оставляя место обоюдному желанию, остающемуся на его коже лишь ощущением от капель моей проступившей смазки на плоти, зажатой его животом. Он также чувствует ее, я вижу это по участившейся пульсации вен на шее, по биению жилки на виске, по тому, как он вдруг зажимает до мгновенных от всей пятерни красных синяков мое заведенное за голову запястье.

– Хочешь… хочешь… меня, Микаэль?

Я не могу сказать ему того же, что говорил бы русскому любовнику. Дело не в сленге, который он вполне может знать. «Трахнуть» звучит сейчас также неуместно, как шерстяной свитер и тяжелые ботинки, в которых я прилетел на Кипр. Я хочу испытать давно забытое чувство не желания, но влюбленности в тело. Никто из опытных одноразовых партнеров не может имитировать это, хотя и способен подарить плоти самые изысканные удовольствия.

Легко киваю ему, тянусь полуоткрытыми губами к его губам, посасываю языком его язык, и теперь сам одним толчком насаживаюсь на его плоть до конца. Всхлип – вскрик. Его или мой? Разве это так важно. Кусаю, снова дразню мягкие, уже потерявшие четкий от поцелуев контур, раскрасневшиеся губы.

– Говори… говори со мной по-русски, – выдыхает он мне в лицо на турецком, прикрывая глаза. Теперь их острый восхищенный блеск становится матово-смазанным в уже скором получении необходимой разрядки. Микаэль снова постанывает мне в губы, когда наши соски соприкасаются, взрыкивает, когда я с силой провожу пальцами с чуть отросшими и затвердевшими от морской воды ногтями по его спине, оставляя царапины, сжимаю до синяков в отместку зубами плечи, толкаю пятками на себя его упругие ягодицы.

– Я хочу тебя, Микаэль…Быстрее…

Уже скоро никакие слова не будут вообще нужны, но сейчас его заводит мой русский, а меня его восточный. Расслабляюсь, опадаю в его руках, на миг теряя нить реальности, и позволяю ему мгновенно войти так глубоко, как он сам хочет.

Моя плоть упирается в его напряженный, сейчас почти каменный от усилий живот, скользит, трется об него, все больше набухая.

Одним движением переношу ноги Микаэлю на плечи. Так будет удобнее ему и мне. Микаэль ускоряет толчки. Что-то еще бросает сквозь сжатые зубы на родном языке (кажется, это «псих, ненормальный» или, может быть, «любимый»?), старясь одновременно сдерживаться и не терять темп. Он всеми силами пытается показать мне, какой он хороший и опытный любовник. Шлепки его бедер о мои ягодицы теперь заглушают для нас шум местной дискотеки на первом этаже. Но сейчас он думает о том, чтобы мне было хорошо здесь и сейчас, и это важнее для меня, чем любые изощренные любовные ласки.

Теперь его спина, руки, плечи мокрые от пота. Микаэль начинает подрагивать от напряжения и близости финала. Несмотря на ночь, комната все не может остыть от ненасытного, жгучего солнца, встающего здесь в пять утра и светящего почти 340 дней в году. Наши тела излучают весь полуденный зной и жар, которое оно дарит всем, не раздумывая о цвете кожи, национальности или языке.

Я тоже уже скоро… И не первый раз, он уже был. Анальный секс почти всегда позволяет пассивному партнеру расслабиться раньше активного... Но теперь это будет по-другому. Микаэль сам увидит результаты своих стараний. Пальцы на моих ногах начинает сводить судорогой. Снова впиваюсь в его губы поцелуем, уже сам проникаю ему в глотку до рези в глазах, позволяя ему двигаться, как он хочет.

Еще один толчок.

Еще.

Выдыхаю. Я тоже больше не могу. Слишком длинный марафон. Еще с пляжа. Микаэль падает на меня, придавливая всей юношеской тяжестью. Выплескиваюсь на него. Он тяжело дышит, формулируя самый главный вопрос. Интересно, как он будет звучать в итоге.

– Маму звали Пенелопа. Она родилась на Кипре, как и мой отец. Потом они поехали учиться на физиков в Россию и встретились. Мама говорит, у нее были серьезные проблемы из-за краткого имени в России. Ты третий мужчина, с которым у меня был секс.

Захожусь в немом приступе гогота. Микаэль глубоко оскорблен и обижен.

– Все было плохо?

Вытираю слезы с глаз. «Попа». Будь я проклят, если мать Микаэля в России звали сокращенно по-другому.

– Нет, что у тебя есть выпить?

Глава тринадцатая. Руссо туристо

Мы перемещаемся с Микаэлем в кухонную зону студии. Он долго по-хозяйски шарится по полкам и, наконец, находит нужное. Пятилитровый сосуд, видимо, домашней узо. Выпадаю в осадок. Пить самогонку после вина – это равноценно назначить самому себе время утренней похмельной казни.

– Бабушка прислала напиток на особый случай. Он… как это? Чистый. Голова болеть не будет. Я слышал, русские любят мешать и могут очень много выпить, – заговорщицки подмигивает Микаэль. – Слабо?

Теоретически – «да». На практике я чувствую сейчас себя рядом с Микаэлем таким же двадцатилетним юным раздолбаем, которому хочется экспериментов и открытий взрослой жизни, пусть впоследствии и не очень приятных.

– Ладно. Давай по чуть-чуть. Но башка все равно будет болеть, – предупреждаю честно, глядя в зеленые с пляшущими после секса бесенятами глаза, – не потому что, напиток плохой, а потому что получится что –то вроде «ерша». Его пьют, чтобы быстро вырубиться.

– Ерша? Вырубиться? – теперь озадачено смотрит на меня Микаэль, но все же решительно приносит стопки, лед и воду. Ему еще все интересно в жизни. Например, перепить русского и доказать тому, что он уже настоящий зрелый мужчина. Тем более что «узо» – национальный алкоголь, с последствиями возлияний которого, как кажется Микаэлю, он слишком хорошо знаком, а я нет.

Ладно, я действительно его предупредил.

Пить узо с водой и льдом – это лайт-версия. Стопки наполняются сначала содержимым с градусами, затем добавляется безалкогольная составляющая. Смесь из прозрачной мгновенно становится молочно-белой.

– Поехали. За тебя, – теперь моя очередь подмигивать Микаэлю. – Между первой и второй перерывчик небольшой.

Я знаю, черт побери, что это аморально и антипедагогично с точки зрения моего возраста, но я тоже не могу удержаться от этой взаимной игры.

Наши уже чуть сладкие от алкоголя губы снова соприкасаются, и мы опять выпадаем из реальности. Теперь секс уже более расслабленный, Микаэль, наконец, никуда не спешит и не торопится, как на отъезжающий поезд. В его исполнении мне нравится так больше. Грубый животный трах не для него. Пока. Возможно, и на всю жизнь.

Потом снова узо. Но уже не лайт, без воды и льда. Запасливо заныкиваю бутылку с водой и ставлю ее рядом с расхристанной кроватью.

Микаэль еще совсем по-детски мгновенно отрубается в час ночи и, засыпая, уже еле ворочающимся языком бормочет что-то о том, что ему обязательно надо встать в полпятого утра на работу, и как он мог так напиться.

Я просыпаюсь, как и просил Микаэль, в начале пятого и впервые вижу Кипр… абсолютно серым. Здания, привычно яркие днем рекламные вывески, растения в палисаднике, немногочисленные машины, нависающая гора, вид на которую открывается из окна, кошка старухи, уже деловито умывающаяся на крыльце, одного непонятного оттенка. Солнце еще не встало. Небо затянуто низкими, тяжелыми тучами. Почему-то решаю, что сегодня обязательно будет дождь.

Из соседнего дома с гостевыми апартаментами, расположенного на расстоянии, максимум в тридцать метров, уже настойчиво тянет вкусной сдобной выпечкой и кофе, а на балконе развешено только что постиранное белье. Киприоты один за другим неспешно подтягиваются на работу. По дороге они останавливаются, чтобы поздороваться с соседями и зависают на пятнадцати – двадцатиминутную беседу.

Это только приезжающие туристы могут позволить себе спать до полудня и гулять до утра. Местному населению необходимо зарабатывать, хоть и не особо напрягаясь. В конце концов, деньги здесь всего лишь способ, а не цель существования.

Я честно пытаюсь добудиться Микаэля, но он только больше зарывается в легкое тканевое покрывало, морщится и стонет во сне, умудряясь отбиться от моих рук.

Неудивительно. У меня у самого зверски раскалывается башка. Ощущение, как будто кто-то равномерно и методично тюкает по вискам молотком. Это, несмотря на то, что я вчера немного смухлевал. Перед сном выпил пару таблеток международного спасительного «алкозельцера», который на всякий пожарный прихватил с собой.

Но курить я могу. Это гуд. Жить будем.

Быстро пишу записку Микаэлю и оставляю ему последние две таблетки с инструкцией, как применять. По моим оценкам, он проснется только к полудню и отойдет в лучшем случае к вечеру. Надеюсь про себя, что у него не будет уж очень серьезных проблем с работой, хотя, конечно, могут и оштрафовать.

Уволить – вряд ли. На стеклах почти каждого отеля и заведения общепита висят объявления на турецком, греческом, английском и русском о том, что требуется мужской персонал. Работа далеко не респектабельная и мало оплачиваемая.