Текст книги "Фотография, изменившая жизнь (СИ)"

Автор книги: Kasatad

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Глава первая. ==========

Одинокая фигура блуждает в туманном поле. Двигается неторопливо, будто что-то выжидает. В свою очередь местность, утопающая в серебристой дымке и глумливой тишине, как-то не располагала к расслабляющей обстановке. Естественно, что при таких обстоятельствах серые глаза наблюдающей так и непрерывно вглядывались в безлюдную окрестность. Китнисс, так звали эту девушку, останавливается, уловив в воздухе сладковатый запах апельсинов. Напряжённо обдумывает. Все происходящее кажется ей странным. Не может быть, чтобы в злаковом поле пахло апельсинами. Именно с такими мыслями девушка долго стоит на одном месте.

– Не вижу смысла бродить дальше, это сон, – устало проговаривает она и убирает тёмную прядь волос за ухо.

Что ж, теперь ей бы проснуться. Но обычно пробуждение было делом из нелёгких. Она могла бы закричать и проснуться на этом моменте. Не досматривать сон, чтобы и дальше не вспоминать детали того события. Даже несмотря на то, что уже прошло целых восемь лет. Во всяком случае, ласковый голос сестры смог бы пробудить её ото сна. Но сейчас Китнисс была в колледже, а соседка ещё не вернулась с университетской поездки. Так что комната пустовала. Это означало, что её никто не разбудит. Потому, наверное, в этот раз придётся продираться до конца. Одной. Осознав своё бедственное положение, девушка тяжело вздыхает и ждёт. Не двигается с места, пока в пространстве из ниоткуда не возникает дверь. Она напряжённо тянется к деревянной ручке и дверь открывается. Холодный свет, льющийся оттуда, поглощает её и переносит туда, где все начиналось.

Теперь Китнисс не одна, а стоит посреди спешащей, суетливой толпы в торговом центре. Массивная ёлка, украшенная золотистыми шариками, въедливый запах дешёвых духов, и стойка апельсиновых кексов, точнее обилие вещей действует ей на нервы. Стоять как истукан не вариант, так что она бредёт дальше, углубляясь в разношёрстную толпу.

Позже её взгляд непроизвольно падает на стенд сладостей. Не то, чтобы она одержима ими, но сказывается привычка младшей сестры, которая частенько тащила её посмотреть на пироги в витрине булочной. Ванильные пряники, булочки из песочного теста, карамельное печенье с миндалём, изобилие всего так и поражает. Как-никак уже конец ноября, не удивительно, что ей снятся такие сны.

Китнисс в повседневной жизни довольно упряма, но сейчас она решает не спорить со своим подсознанием. Наверное, она когда-то и вправду оказывалась в таком-то месте. Тем более, когда мозг услужливо подселяет в сон апельсиновые кексы, на которые так и невольно падает взор. Но на лавку засматривалась не только она. Кажется, что ещё один посетитель центра не спешил уходить с этого места.

Спустя некоторое время Китнисс обращает взгляд к неизвестной. Около лавки стоит маленькая девочка. Из рукавов голубого платья торчат худые руки, лицо измождённое, но робко улыбается. Обе фигуры моментально оборачиваются, когда добродушный мужской голос обращается к ребёнку.

– Китнисс, пойдём домой. А то мама заволнуется.

Но малышка, будто заворожённая не реагирует на обращённый к ней голос. И повзрослевшая Китнисс видит себя саму, своего покойного отца и смутно начинает припоминать сценарий этой кошмарной вылазки в город.

Другая Китнисс недовольно бормочет что-то вроде «сейчас», пока нынешняя пытается взять себя в руки. Она решительным шагом подойдёт к удаляющемуся мужчине и отговорит его от дальнейшего. Сделает так, чтобы он не двинулся в сторону лифта, этой треклятой стеклянной кабинки, стенам которой вскоре предстоит окраситься в цвет алой крови. Китнисс идёт за мистером Эвердином, немного колеблется, но дотрагивается до него. Однако рука проходит сквозь плечо. Этой Китнисс здесь не существует. Она словно привидение для окружающих. Никто не оглядывается, не смотрит, не задерживает на ней взгляд. Её даже в такой многолюдной толпе никто ни разу не сбивает с ног. Возможно, из-за растерянности девушка начинает отчаянно размахивать руками прямо перед носом своего отца.

– Не ходи туда. Ты же не знаешь, что там. Кабинка взорвётся, там смертник.

Но он не слышит её. Его волнует другое. Он обеспокоен тем, что его старшая дочь осталась у ларька. Он думал, что девочка пойдёт за ним. Но она не шла. Ведь миссис Эвердин говорила мужу, что если дочери не будут его слушаться в городе, то пусть он притворится, что уходит от них на приличное расстояние и тогда девочки через некоторое время сами прибегут к нему. Только вот Китнисс была достаточно зрелой, чтобы угодить в ловушку отца. Вдруг гул толпы для Китнисс из настоящего сменяется резким звучанием. Звонит телефон. Нейл Эвердин начинает виновато объясняться с женой.

– Эль, милая. А вдруг она испугается? Не могу же её оставить. Знаю, что ей уже одиннадцать. Ладно, сделаем так. Спущусь на лифте и поднимусь обратно по эскалатору, чтобы отучить её от рассеянности. Увидимся позже. Люблю тебя.

Он нажимает «отбой», а затем с остальными подходит к кабине. Китнисс больше не двигается. Все это уже было. Свершилось, а ей оставалось лишь наблюдать. Он заходит в лифт и кабины закрываются. Теперь уж навсегда думается ей или может до следующего кошмара. Кто его знает? Все равно после пробуждения события в воспоминаниях тускнеют, хоть она и старается выжечь каждое мгновение в памяти. Но безуспешно.

Следующие секунды так и тянутся, как горный мёд, продаваемый миссис Хоторн. Китнисс на негнущихся ногах все дальше отходит от лифта и старается найти в толпе маленькую себя. Видимо девочка двинулась в противоположную сторону от лифта. Только тем и объясняется, что она тогда осталась жива в день, когда атаковали террористы.

Ожидаемо через минуту гремит взрыв, а тем временем ударная волна отбрасывает девушку на другую сторону. И она лежит залитая кровью пострадавших. Уши моментально закладывает, а затем отсутствие звуков сменяется неясным гулом. Она оглушена, но в сознании. Боли не чувствуется, но едкий дым жжёт глаза. Горькие слезы так и капают на пол. К людям бегут медики. Китнисс обессилена, чтобы тщательно рассматривать каждое лицо, но подоспевшая медсестра начинает взволнованно расспрашивать её.

– Ты в порядке, Китнисс?

Болотные глаза, веснушки и запах мыла с шалфеем. Откуда она её знает? Может знакомая мамы? Нет, для этого она слишком юна. Её ровесница. Не больше двадцати. Но ведь ей же самой лишь одиннадцать, нет? Той убежавшей одиннадцать, а она старше. Кто она? Почему это медсестра знает её? От всего случившегося так и кружится голова. Хочется сосредоточиться, вот только медсестра тормошит её без остановки. Китнисс моргает, и видение рассеивается. Стеклянный потолок торгового центра преображается в полутёмную комнату. А трясёт её за плечи соседка. Вернулась все-таки.

– Ты уже вернулась, – сонно произносит Эвердин, пытаясь встать с кровати. Она кривится, ей больно, видимо проспала в неудобной позе.

– Да, приехала ранним рейсом. Ты в порядке? Ты так ворочалась в постели, что я немного испугалась. Тебе снился кошмар?

Пока соседка резким движением открывает шторы, Эвердин непроизвольно щурится от солнечного луча. Для ноябрьского утра оно слишком уж ослепительное. Она бы рада ответить, но не помнит, что конкретно ей снилось. Лишь смутное чувство тоски по чему-то утраченному терзает её сердце.

– Китнисс, ты меня слышишь? Наверное, тебе нужно предложить кофе, – говорит соседка, вытаскивая термос из рюкзака.

Мать Китнисс обожает кофе, пьёт литрами, чтобы оставаться бодрой для менеджера фармацевтической компании. Но не Китнисс, ей претит горечь во рту вызываемый напитком. Соседка Китнисс видя, что она слегка нахмурилась, поспешно продолжает свою речь.

– Я добавлю туда сливки и сахар, купила их вчера в супермаркете.

– Боже, как ты можешь быть такой жизнерадостной в семь утра?

– Я не жизнерадостная, а прагматичная. Так ты в порядке?

– Не знаю, но кофе оставь себе, – это был самый честный ответ, который она могла бы дать. Китнисс осекается на мгновение и добавляет, – пожалуйста.

– Тогда не буду приставать к тебе с расспросами. Через полчаса уже начнутся лекции, ты сегодня пойдёшь на свои занятия? – Китнисс пожимает плечами, мол, ещё не решила, а соседка в ответ разочарованно вздыхает, – Китнисс, тебе следует не пропускать занятия. Это уже третий раз за неделю. Ладно, позвони мне, если тебе нужно что-то принести.

Девушка поспешно встаёт, глядит на подругу каким-то странным взглядом и уходит на занятия. А Китнисс остаётся лежать в кровати, ведь повседневные дела кажутся ей бессмысленными. Берет на руки смартфон, смотрит на дату, высвечиваемый на экране. А затем опять испускает обречённый вздох, словно умирает. Сегодня ровно восемь лет со дня кончины отца.

Тогда в лифте подорвался смертник, унося за собой всех пассажиров, включая и её отца. С тех пор Китнисс старается держать нейтралитет по отношению к реальному миру, чтобы не впасть в отчаяние как её мать. Тогда её вытащил коллега, впоследствии ставший отцом для Прим и отчимом для Китнисс. А саму Китнисс вытаскивать с мрачных земель тоски никто и не собирался. И не собирается. Сестра не знала, как подступиться. А попытки соседки были уж слишком робкими, так что не в счёт. Хотя младшая сестра и соседка по комнате (ну может быть почти подруга), были единственным рубежом между Китнисс и реальностью, в которой она не хотела существовать.

========== Глава вторая. ==========

Мирте девятнадцать, она учится на психотерапевта и ей немного страшно. В прошлом году её двоюродный брат и по совместительству морской пехотинец вернулся с очередного задания, но потом так и не возвратился на службу. Марвел был старше её на шесть лет, окончил Вест-Пойнт и служил в Ираке. Разумеется, весьма странно ожидать, что человек, служивший в горячей точке, останется таким же жизнерадостным, но перемены, коснувшиеся его, были гораздо глубже, чем представлялось Мирте.

«Опустошённый» так бы она его описала. Мало чем интересуется, часто подавлен, но его неожиданные вспышки раздражительности, а порой агрессии пугало девушку не на шутку на общих семейных собраниях. Она даже прятала домашнее ружье в сейф, на всякий случай, когда гостила в доме Легранов. Надоедала дяде тем, что заставляла его ежедневно менять комбинацию сейфа, пока не уехала домой, в соседний штат. А потом и вовсе улетела в противоположную часть страны. Подальше от любимого, но ставшего опасным брата.

Она подозревала у него наличие посттравматического стрессового расстройства, потому и поступила на факультет психотерапии, чтобы разобраться в его поведении. Да и пугало её, что остальные родственники не обращали внимания на изменившийся характер брата. Но Мирта оставалась бдительной. По отношению ко всему. Следила за состоянием остальных, чтобы обеспечить себе безопасность.

А потому её и волновало поведение соседки по комнате. Китнисс часто пропускала лекции, мало контактировала с внешним миром и всегда была напряжена. Особенно после того, как у её матери родился сын от второго брака. Иногда Эвердин даже грубила ей, но она старалась не обращать внимания на такое поведение. Нет, Мирта не оправдывала её, но пропускала колкости мимо ушей, чтобы не провоцировать. Кто знает, что у неё на уме? Что у них на уме?

За невесёлыми мыслями о Китнисс, Мирта и не замечает, как пересекает парк, ведущий к университетскому кампусу. Тем временем телефон несколько раз вибрирует, наверное, кто-то из однокурсников ей пишет. Девушка лениво вытаскивает гаджет и начинает проверять. Оказывается, Диадема, знакомая с отделения художников, отправляет ей сообщение.

«Извини, меня не будет в ближайшие недели. Уехала в Миннесоту по личным делам. Высылаю замену. Зовут Мелларк».

Мирта закатывает глаза. Чудно, теперь ей придётся работать неизвестно с кем на классах арт-терапии. Обычно в рамках этой дисциплины будущие психотерапевты объединялись со студентами-художниками, чтобы перенять у них опыт работы с базовыми формами искусства. Ведь в будущем часть студентов будут учить пациентов выражать эмоции социально приемлемым способом. Что ж, пусть лучше брат будет рисовать маки, чем будет швыряться в неё копьём. Это она, конечно, утрирует, но все же не стоит недооценивать пусть даже бывших, но профессионалов. Мирта кладёт телефон обратно в карман и прямым путём направляется в одно из новых зданий университета, где и собственно проводятся практические занятия.

Девушка благополучно садится в лифт и за минуту доезжает до двенадцатого этажа. Добравшись до семьдесят четвёртой аудиторий, легонько стучит по двери и входит, озираясь по сторонам. Профессора ещё нет, потому девушка спокойно направляется к своему месту. Диадема уже уехала, так что её место занято другим студентом.

– Привет, меня зовут Пит. Пит Мелларк. Ты же Мирта, да? – парень протягивает ей руку с доброжелательной улыбкой.

Мирта не в духе, но еле переборов себя, слабо улыбается. Сказывается утомление от вчерашней дороги и нервное перенапряжение последних дней.

– Да, это я. Диадема мне написала о тебе. Значит, мы с тобой будем работать вместе следующие несколько недель?

Пит скромно улыбается и отвечает спокойным тоном.

– Да. Но ты не волнуйся, я хороший художник. Я с детства помогал родителям украшать пирожные и торты, потому что мы содержим булочную в городке.

– Мелларк, но с чего ты решил, что я волнуюсь? – удивлённо спрашивает Мирта.

– Просто ты с меня глаз не спускаешь, словно я ядовитый змей. Смотришь с опаской. Но я не кусаюсь, – непринуждённо смеётся он.

А вот девушке не до смеха. Значит ли это, что она перестала контролировать своё выражение лица? Видимо, недосып отобрал существенную психическую энергию, чтобы и далее исправно поддерживать дружелюбный внешний фасад. Оттого и без промедления Мирта переходит на беспечный тон.

– Правда? А я и не заметила. Прости, если тебе так показалось. Просто когда волнуюсь, то могу уставиться в одну точку и даже не заметить это. В последнее время знакомая немного хандрит, думаю, как её взбодрить.

Пит смотрит на напарницу по работе сочувственным взглядом и вытаскивает из сумки две красочные брошюры.

– А знаешь, сегодня вечером индийская диаспора города собирается устраивать Холи. В центральном квартале. Может, поведёшь свою подругу туда? – и протягивает ей брошюрки.

Мирта сомневается, но берет.

– Неплохая идея, только не знала, что весенний фестиваль празднуется в конце ноября, – саркастично добавляет девушка.

– Весенний фестиваль? Я особо и не вдумывался. Хотя не думаю, что остальные заостряют внимание на этом моменте. Может, индийцы хотят сбыть товар населению городка? Или только сейчас удалось выбить у мэрии разрешение на проведение фестиваля.

– Безусловно, проведение Холи в адский холод мудрое решение. Что ж, по крайней мере, здесь ещё не идёт снег, можно друг в друга без опаски кидать цветной порошок.

– Ты так вздохнула, так ты северянка? – заинтересованно уточняет Мелларк.

Мирта вздрагивает на секунду, но продолжает холодно улыбаться.

– Какой ты страшный человек, Мелларк. Видимо, мне придётся с тобой дружить, раз с таким как ты воевать опасно.

Какая-то фраза получилась двойственной, но Мелларк был парнем дружелюбным, потому все и обращает в шутку и звонко смеётся.

– Это уж точно, – затем удивлённо смотрит в сторону двери и шепчет ей, – смотри, вот и пришёл профессор. Хотя, честно что-то он не очень похож на него.

Мирта на это лишь неопределённо кивает. Сложно было разглядеть в полупьяном мужчине, который бродил по аудитории шатающейся походкой, достопочтенного представителя академической элиты. Хейтмич что-то проговаривает заплетающимся языком, но Мирта даже не делает попыток его понять. Но Мелларк напротив проявляет инициативу.

– Извините, сэр. А разве этот курс не ведёт мистер Ричтсон?

Мирта ухмыляется, вспомнив то, что одним из главных причин Диадемы, которая исправно посещает эти курсы, является их молодой и симпатичный профессор. Хейтмич глядит в сторону Пита, думает что ответить, но передумывает, смотря на усмехающуюся физиономию одной из студенток.

– Слушай, девочка. Нет, не ты. Та брюнетка с веснушками. Ты нагло улыбаешься, тебе смешно?

Мирта думает, как на это отреагировать. Однозначного ответа нет, а ругаться с пьяным дело последнее, ведь неважно, что она скажет сейчас. Он в любом случае найдёт причину, чтобы поссориться. Потому она встаёт отчуждённым видом и без разрешения начинает собирать вещи. А затем, натянуто улыбаясь, удаляется из аудитории под возгласы удивлённых однокурсников и заменяющего профессора. Оставляет напарника одного. Мирта закрывает дверь и улыбка моментально гаснет. Она медленным шагом подходит к лифту, когда встречает обкурившегося однокурсника.

– Как думаешь, есть вообще смысл идти на пары? – бесцеремонно обращается к ней Джейсон Галлахер, отчаянный любитель морфлинга.

– Решать тебе. Лично я ухожу, – кратко отвечает ему Мирта и жмёт кнопку «вызова». Джейсон заметив брошюрки в руках Мирты как бы в невзначай и дальше допытывается до неё, хоть и девушка всем видом показывает, что сейчас её волнует иное. А лифт все не поднимался к её разочарованию.

– Холи? Слышала, что университетская община индусов при поддержке мэрии разыгрывает конкурс среди студентов-фотографов? Обещают, что вручат победителю хорошую камеру.

Мирта смотрит на него равнодушно и насмешливо произносит:

– А какая мне разница? Удивительно, что это тебя интересует. Разве для тебя главное не праздничная выпивка с марихуаной?

Как раз под аккомпанемент издевательской реплики подходит лифт, и девушка, пытаясь унять чувство стыда от своей несдержанности, поспешно проходит в кабинку. «Стерва» думает Джейсон, пока Мирта спускаясь вниз немигающим взглядом, задумчиво смотрит на брошюрку. А затем изумлённая бросает своему бледному отражению.

– Надо бы свозить Эвердин на Холи под предлогом конкурса. Она же у нас учится на фотографа.

========== Глава третья. ==========

Дверь комнаты с грохотом отворяется. Китнисс приходится раскрыть заспанные глаза, ведь она все ещё оставалась в постели. Ну как оставалась? Встала несколько раз, чтобы умыться и перекусить бутербродом, а затем обратно легла.

А в кровати лежать было все неудобнее, потому что давно поднявшееся солнце нещадно нагревало простыню. Китнисс думала перелечь на кровать соседки, но запах намертво въевшегося шалфея отталкивал. Китнисс вяло привстаёт и глядит в сторону двери с мыслью, что соседка вернулась раньше, чем ожидалось.

– Все ещё лежишь? – озадаченно спрашивает Мирта, глядя на взлохмаченные волосы и угрюмый вид соседки.

– Ну, знаешь, делать было все равно нечего. Что у тебя там? – Эвердин указывает на контейнер с едой. Есть ей хотелось, ведь одним бутербродом сыт не будешь. Мирта, отмечая голодный вид подруги, тотчас достаёт с рюкзака брошюрки и контейнер. А затем, сняв крышку, берет оттуда несколько творожных тарталеток с фундуком. После протягивает их Китнисс. Усевшись на кровать около неё, Мирта как-то мрачно смотрит на девушку и бесцветным голосом начинает говорить.

– Слушай, Китнисс. Тебе надо выходить из комнаты. Я серьёзно. Сегодня в городе будет праздноваться холи. Там как раз будет конкурс для студентов-фотографов.

– Даже не начинай, я не пойду, мне все равно на соревнование, – с возмущением откликается Эвердин. Ей просто хочется побыть одной. А Мирта без конца пристаёт к ней своими ненужными предложениями.

– А если я скажу, что это принесёт свои дивиденды. Спорим, что тебе понравится, – лукаво глядит на неё веснушчатая.

Китнисс усмехается.

– Манипуляция «а слабо тебе» не сработает со мной, мисс Реггадсон, – подчёркнуто вежливо обращается к соседке, беря ещё одну тарталетку из пластикового контейнера.

Мирта заливисто смеётся. Все-таки Эвердин своей прямотой кажется ей весьма очаровательной.

– Дай мне хоть договорить. Зря ли я что купила эти тарталетки? – наигранно негодует она, а затем, тяжко вздохнув, добавляет, – Знаю я, что хочешь, чтобы тебя оставили в покое. Клянусь, что тебя оставят, если ты пойдёшь на это горе мероприятие, а затем сфотографируешься там и выложишь пост в социальные сети. Не знаю, сможешь ли этим обмануть Прим, но мать с отчимом отстанут. Тогда твоя мама не будет тебя постоянно сравнивать со сводной сестрой. Как там звали её, Фиона?

– Финч, – бессознательно поправляет её Китнисс и замолкает. Её сводную сестру часто сравнивали с рыжей принцессой из «Шрека» за внешнее сходство, вот она и привыкла объяснять знакомым, что она Финч, Франческа, только не Фиона. Да хоть Фиалкой её зовите. Но раздражало её не это, а то, что Финч всегда загадочно улыбается. «Почему ты не можешь разок улыбнуться?», – часто говорила ей бывшая миссис Эвердин, ставшей ныне миссис Эмерсон, многодетная мама троих дочерей и сына.

– Попробую привести другие причины, – упёрто стоит на своём Мирта, а в руках вертит брошюрки. Метание ножей по настоянию брата научило её терпению и сосредоточенности. Если не брать во внимание её сегодняшнюю выходку с Хейтмичем.

– Давай убеди меня. Ты сможешь, – озорно смотрит неё Китнисс. Она любила людей, которые не боялись стоять на своём. Её друг детства Гейл Хоторн был таким же, но сейчас он был в Канаде, потому и виделись редко.

– Будет разыгрываться новая камера среди студентов-фотографов. Можешь за это поблагодарить Амриту Чоудари. Она же вроде вице-президент студенческого сообщества?

– Именно. Слушай, ты в детстве смотрела «Дарью»? – Реггадсон кивает, – так вот считай, что наша прелестная индианка вторая Джоди. И все же этой причины недостаточно, чтобы пойти туда.

Мирта призадумывается, а на секунду даже сомневается, может ей все так и оставить? Нет, нельзя. Итак-то она трусливо сбежала от Марвела. Ей было стыдно, что она оставила его в таком состоянии. Потому как-никак нужно сделать для Китнисс все, что в её силах, раз она находится здесь. Ведь у неё не все так запущено. Конечно, обыкновенная прогулка не вылечит депрессию соседки, но, по крайней мере, она могла бы отвлечься. Ей бы лекарств и сеансы психотерапевта, а не эти танцульки в городе. Но что есть, то есть твердит себе Мирта.

– Покупка безделушек? – неуверенно начинает она, но потом, взглянув на брошюрку, радостно восклицает, – там будет ярмарка восточных сладостей. Ладу, творожные шарики под сливочным соусом, миндальное мороженое с кардамоном. А напоследок искупаемся в краске. Капитулируй, Эвердин. Я знаю, что ты любишь сладости.

– Сдаюсь. Но временно, – улыбается Китнисс.

Эвердин была одним из лучших фотографов на потоке, потому к ней частенько захаживали другие девушки, чтобы сделать приличные фотографии для «Тиндера». Одна из прошлых посетительниц забыла у неё некоторые тряпки. А Эвердин было лень возвращать, вот потому так и лежали у неё. Причесав волосы, Китнисс достаёт с комода две длинные платки и протягивает одну из них Мирте.

– Держи, оранжевая твоя. Накинешь на себя, наверное, получится что-то наподобие сари. Доставай утюг, будем притворяться индианками.

Мирта вытаскивает утюг с нижней полки шкафа и отдаёт Китнисс. Пока Мирта переодевается, Китнисс приводит материи в приличный вид. Девушки накидывают на себя платки, после так и выходят. А на улице холодно, дует сильный ветер. Мирта улыбается, как-никак угрюмый антураж напоминает ей о родном Олдборо.

Со стороны девушки выглядели странно. Если у Китнисс это компенсировалось оливковой кожей и густыми волосами угольного цвета, то Мирта смотрелась просто нелепо, как миссионерка в одеянии коренных народов. Объяснялось это тем, что в родословной мистера Эвердина присутствовали чероки. Вот и Китнисс унаследовала экзотическую внешность и умение метко стрелять в людей словами.

Добравшись до центральной улицы, девушки одновременно ахают. На площади собралось столько людей. Весёлые девушки, одетые в различные расцветки сари, страстно танцуют под звуки дхоли, продавцы настойчиво предлагают посетителям угоститься сладостями. Так как рано вечереет, немногим позже зажигаются фонари.

Китнисс с Миртой так и ходят удивлённые размахом событий. Через некоторое время, заметив лавку, где продаются краски, предназначенные для холи, покупают несколько упаковок. Открывают её, кидаются порошком друг в друга, а затем Мирта несколько раз фотографирует Китнисс для «инстаграма». Но кто-то случайно обливает Мирту холодной водой, потому она возвращается в кампус, чтобы переодеться во что-то сухое. Но не обещает, что вернётся на праздник.

Тем временем Джейсон, смертельно оскорблённый утренними событиями, увидев, что поблизости нет Мирты, подходит к Китнисс. Эвердин внешне знала его, да и Мирта не рассказывала ей об стычке с ним, потому она вовсе и не настораживается, когда он с ней заговаривает.

– Привет, ты подруга Мирты? – Китнисс исподлобья кивает, – ты не могла бы ей передать это? Она говорила утром, что ей не терпится попробовать бханг. Вот и купил, чтобы отблагодарить за помощь с проектом.

– Бханг? – недоверчиво переспрашивает Эвердин, – а что это?

– Сладкий напиток из мёда, молока и миндаля, – парень намеренно не упоминает наличие в нем конопли. Посмотрит он завтра на мисс «сама трезвость», – в общем, я тороплюсь. Держи.

Джейсон уходит, как-то нервно озираясь, а девушка так и стоит. Так как Мирта не торопилась возвращаться, Китнисс от скуки выпивает напиток сама. Между тем температура все падает ниже, а Мирта пишет, что она останется в общежитии из-за мигрени. Пляски продолжаются и брюнетка, чтобы согреть окоченевшие конечности тоже начинает неуклюже отплясывать. И ей почему-то совсем не хочется уходить отсюда.

Мягкий свет фонарей, разукрашенные люди и запах пряностей расслабляет её. Да и под воздействием напитка девушка все шире улыбается и с удовольствием кидает в прохожих краски. А все негативные чувства плавно исчезают. Улетучивается чувство ожесточённости на мать, за то, что впала в депрессию после смерти отца и чуть не позволила дочерям умереть от голодной смерти. Они с Прим выжили только благодаря новому мужу матери, который смог отсудить у опеки штата право на Китнисс и Примроуз.

Растворяется озлобленность на отчима за то, что он не притворяется, а является хорошим человеком. Она забывает то, как Прим легко приняла отчима, само существование молчаливой Финч и этого гребаного младенца, которого она презрительно именует кровным «братом». Угасают все подавленные чувства, которые делают Китнисс антисоциальной личностью в последние месяцы.

Китнисс раскованно смеётся. Впервые после смерти отца. Коренастый блондин, проклинающий редакцию журнала из-за неожиданного задания, застывает на месте, когда видит невероятно весёлую персону так лихо кидающей краски в воздух. Несколько прядей мило выбиваются с косички, загорелая кожа вся обвалена в сияющих красках и задорные огоньки в глазах делают её самой притягательной девушкой, которую он видел в своей жизни.

Мелларк, студент-художник, работающий внештатным фотографом университетской газеты, не раздумывая достаёт фотоаппарат. И мгновенно запечатляет её, живое воплощение светлой радости, и уже знает, что позже отнесёт эту фотографию в редакцию.

========== Глава четвертая. ==========

В час ночи Китнисс Эвердин нетвёрдой походкой возвращается в общежитие, пользуясь тем, что университет две недели назад наложил вето на политику комендантского часа. Празднование фестиваля было окончено. И девушке пришлось обратно возвращаться в реальный мир. Свет фонарей больше не кажется ей мягким и успокаивающим, а скорее безмерно ярким и разоблачающим все пороки её жизни.

Мерцание лампочек, прямо бьющий в воспалённые глаза, невольно заставляет её содрогнуться от своего внешнего вида. Багровые разводы на руках хоть и потускнели, но смотрелись как-то зловеще. Взъерошенные волосы, помятый вид и бутылка спиртного делали Китнисс желанным субъектом для выписки штрафа, но полицейские в этот день были заняты более важными делами.

– Извините, мисс, – останавливает её прохожий в махровом джемпере, – меня зовут Пит Мелларк, я работаю фотографом и сегодня сделал снимок того как вы танцуете. Могу ли я опубликовать данный кадр в университетской газете?

Мелларк отдаёт камеру прямо в руки Китнисс, пока она стоит в ступоре. Какой-то парень ночью в пустынной улице задерживает её со странной просьбой, а у неё с собой даже нет перцового баллончика. Парень невысокий, если уловить момент, то получится ударить в солнечное сплетение. Но будучи пьяной, девушка порядком сомневалась, что сможет унять дрожь в руках и перебороть общую слабость. Так что видимо ей придётся отвлекать его разговорами до самой центральной улицы, а потом если повезёт, то врезать. За то, что пугает одиноких девушек.

Китнисс неплохой боец и вовсе не трусиха, просто она умеет трезво оценивать ситуацию. А удача сегодня как раз не была на её стороне. Потому, чтобы не выдать растерянность Китнисс как можно увереннее берет фотоаппарат и мутным взглядом смотрит на кадр. Однако, несмотря на смутную неприязнь, она мысленно отмечает, что снято неплохо, здесь девушка даже выглядит вдохновлённой, будто в ней сосредоточена сама жизнь.

– Знаете, я даже не знаю, что на это ответить, – отзывается она заплетающимся языком, – снято весьма недурно. Только вот один вопрос. Вы что меня преследуете? Ловите меня одну в глухую ночь и просите разрешение. Разве приличные люди так делают? Во всяком случае, можно было бы написать на почту.

Пит, изрядно смущён, кажись, забыл, что мир представляет собой опасное место для многих девушек. Так что она говорила весьма разумные вещи. Мелларк бы с радостью поискал бы её завтра, но дело было неотложным, редакция требовала материал сегодня же, чтобы к раннему утру выпустить онлайн материал.

– Какая почта? Простите, просто мы же с вами совсем не знакомы. И я подумал, что не смогу потом вас разыскать. Вот и последовал сразу же, чтобы заполучить разрешение. Кстати, а как вас зовут?

Китнисс еле стояла от усталости и раздражения, а этот человек, как назло, был готов вести светскую беседу. Плохая ситуация. Да и ужасный день. Вместо того чтобы горевать по ушедшему отцу, она шлялась на празднике с алкоголем.

– Китнисс. Китнисс Эвердин, – утомлённо произносит она, – а теперь с вашего позволения, я пойду домой. Понимаете, я устала и намерена сейчас же отправиться в постель.

Смотря на налитые кровью глаза девушки, парень не осмеливается тревожить её и дальше.

– Вы правы. Хотите, чтобы я сопроводил вас до нужного места? Все-таки уже поздно, – пытается он учтиво предложить свою компанию.

– Нет, не надо. Я сама, – сразу же отрезает Эвердин. Вышло резко, но кто будет любезничать с незнакомцем в час ночи?