Текст книги "К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №18 от 04.05.2010"

Автор книги: К барьеру! (запрещенная Дуэль)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Миронов: «Это была Ваша личная машина?».

Чубайс: «Она была служебная, принадлежала РАО «ЕЭС».

Миронов: «Действительно ли Ваша машина стоила 700 тысяч долларов, как сказал суду ваш водитель Дорожкин?»

Чубайсу денежный вопрос явно не по вкусу: «Я не готов отвечать за эти цифры, не знаю, возможно. Захочешь защититься от убийц – заплатишь».

Миронов: «Покупки такой стоимостью производятся без Вашего ведома?»

Чубайс демонстрирует могущество: «Конечно. В компании годовой оборот 40 миллиардов долларов».

Годовой оборот Миронова не сразил: «Скажите, Чубайс, а как осуществлялась Ваша личная охрана?».

Чубайс презрительно: «Эффективно».

Миронов не обращает на это внимания: «Я прошу назвать, сколько человек, машин сопровождения?».

Чубайс вынужден отвечать: «В тот момент, когда я ехал, была еще одна машина. И как я Вам сказал, и могу еще раз повторить, что я не знаю других машин сопровождения».

Миронов: «Это была машина так называемой разведки и осмотра местности, или это была все-таки машина сопровождения, осуществлявшая Вашу личную охрану?»

Чубайс уходит от ответа: «Мне непонятен вопрос, я не могу на него ответить».

Миронов: «На момент 17 марта 2005 года у Вас была личная охрана?»

Чубайс: «Нет».

Миронов: «Когда Вы передвигались по поселку Жаворонки, гаишники перекрывали там движение?»

Чубайс: «Да нет, ну что Вы!»

В этом месте напрашивается «Не верю!». Да и кто поверит, что в 2005 году Чубайс ездил на работу без личной охраны, если, как сам утверждает, ещё в 2002 году на него готовилось покушение, проплачивался киллер. О перекрытых дорогах в Жаворонках при проезде Чубайса присяжным на суде рассказывала жительница этих самых Жаворонков, свидетельница по делу. Показания её были еще свежи в памяти суда.

Миронов: «Вы останавливали машину сразу после взрыва?»

Чубайс осторожно: «Я уже отвечал на этот вопрос. Машина не остановилась после взрыва, она естественным образом потеряла ход».

Миронов: «После взрыва Вы лично слышали выстрелы?»

Чубайс раздражённо: «Я уже отвечал на этот вопрос. Вы пропустили, могу повторить».

Миронов настаивает: «Лично Вы слышали?».

Чубайс нехотя подчиняется: «Простите, это Вы не услышали. Я сказал, что я выстрелов не услышал».

Миронов: «Какая из машин, которые окружали БМВ, на момент взрыва находилась ближе к эпицентру взрыва?».

Чубайс: «Я же сказал, что в момент взрыва я не смотрел наружу, я смотрел в свой мобильный телефон».

Миронов: «Это по Вашей инициативе БМВ очень скоро вывели из разряда вещдоков и продали?»

Чубайс нервной скороговоркой: «Я не знаю, что она была выведена из разряда вещдоков, я только знаю, что она не подлежала восстановлению».

Миронов: «Если она не подлежала восстановлению, за сколько и для каких нужд она продана?»

Чубайс: «Понятия не имею. На запчасти, наверное».

Миронов: «Кто видел Вашу пересадку в другую машину, в Тойоту Лендкрузер?».

Чубайс: «Ну, естественно, мой водитель, мой помощник, милиционер, который находился рядом. Все видели».

Миронов: «Вы считаете себя потерпевшим?»

Чубайс с пафосом: «Конечно».

Миронов удивлённо: «Почему?».

Чубайс в порыве благородного негодования: «Ну если б Вас взрывали или стреляли из автомата, Вы считали бы себя потерпевшим?».

Миронова не трогают призывы к сочувствию: «Поясните, в чем состоит нанесенный Вам ущерб в физическом отношении?».

Чубайс подсчитывает увечья: «В момент взрыва в ушах раздался звон, по сути это была легкая контузия, к счастью, легкая, а не так, как рассчитывали те, кто пытался меня убить».

Миронов уточняет: «Справки соответствующих медицинских учреждений Вы имеете о легкой контузии?»

Чубайс: «Да нет, зачем мне это нужно?»

Миронов: «Поясните, в чём состоит нанесенный Вам ущерб в материальном отношении?»

Чубайс прикидывает выгоды и риски: «Мне лично или РАО «ЕЭС?».

Миронов: «Ну, если Вы себя ассоциируете с РАО «ЕЭС»…

После Саяно-Шушенской катастрофы такие ассоциации Чубайсу ни к чему, он и отнекивается: «Нет-нет, я так не считаю, поэтому и спрашиваю».

Миронов его успокаивает: «Вам лично».

Чубайс хлопотливо: «Мне никакого ущерба не было нанесено, я и не заявлял на этот счет никаких ходатайств».

Миронов: «А в чём состоит тогда нанесенный Вам ущерб в моральном отношении?»

Лицо Чубайса вновь обретает свекольный оттенок: «А как Вы считаете, если в результате такого события у жены и у детей какие возникнут чувства, что они переживают, можете себе представить чувства сына, дочери, чувства друзей!».

Миронова, похоже, мало тронули чувства друзей Чубайса: «Вам известны фамилии потерпевших: Крыченко, Моргунов, Хлебников, Клочков, Дорожкин?».

Чубайс: «Какие-то известны, какие-то неизвестны. Клочкова – не помню».

Охранник Клочков, сидевший в зале прямо перед носом у своего хозяина, вжал голову в плечи.

Миронов: «А такие фамилии известны: Ивашкин, Жолобова, Куприянов, Тюленев?..»

Чубайс: «Нет».

Миронов: «Эти люди из числа семидесяти пяти погибших на Саяно-Шушенской ГЭС, у которых остались сиротами сто шестьдесят четыре ребенка».

Судья, до того смиренно слушавшая вопросы, разгневалась вдруг: «Миронов, Вы предупреждаетесь о донесении до присяжных заседателей информации, не относящейся к фактическим обстоятельствам дела».

Миронов: «Скажите, потерпевший, на Саяно-Шушенской ГЭС потерпевшими признаны все, кто находился там во время катастрофы?»

Судья резко: «Вопрос снимается, как не относящийся к фактическим обстоятельствам дела».

Миронов: «Видели ли Вы на месте происшествия 17 марта 2005 года тех, кто взрывал и, как Вы утверждаете, стрелял?»

Чубайс зло, с вызовом: «Нет, я сказал, что вы в кустах сидели. Вас было не видно».

Миронов уточняет: «Видели ли Вы на месте происшествия тех, кто стрелял?».

Чубайс огрызается: «Я уже ответил на этот вопрос: из кустов не видно».

Миронов: «Почему же Вы дали телеинтервью, в котором заявили, что в вас стрелял Иван Миронов?»

Чубайс будто ждал этого вопроса, с готовностью выпаливает: «Вы лжете!».

Миронов спокойно смотрит на Чубайса: «Ну, это мы разберемся, кто лжет. Вы писали заявление о покушении на Вас?»

Вопрос снимается.

Миронов: «Это Вы просили следствие не считать машину БМВ вещественным доказательством по настоящему делу?»

Вопрос снимается.

Миронов: «Потерпевший, как были поощрены ваши водитель Дорожкин, помощник Крыченко и ваши охранники?».

Вопрос снимается.

Миронов: «Сколько Вы заплатили владельцу «Жигулей» Вербицкому?»

Чубайсу, наконец, разрешено отвечать: «Столько, сколько было на чеке за ремонт пострадавшей машины».

Миронов: «Почему Вы посчитали нужным ему заплатить?»

Чубайс: «Ну, потому что есть какие-то мерзавцы, которые готовы убивать людей ни в чем не повинных, и это мои отношения с ними. А есть люди, которые на работу едут, детей отвозят в школу, ну они почему должны страдать из-за этого?»

Миронов: «Можно расценить эту плату как подкуп свидетеля?»

Чубайс начинает оправдываться: «Ну почему как подкуп свидетеля? Мне от него ничего не нужно было».

Миронов: «Вы просили следствие внимательнее отнестись к проверке всех версий, Вами высказанных, относительно покушений на Вас?»

Вопрос снимается.

Миронов: «Доведена ли до Вашего сведения информация о причастности Службы безопасности РАО «ЕЭС» к покушению на Вас?».

Чубайс багровеет: «Это ложь!»

Миронов: «Скажите, мог Олег Николаевич Сосковец, лично по Вашей инициативе и по Вашей лживой информации о кремлевском заговоре уволенный с должности первого заместителя Председателя Правительства Российской Федерации, быть причастным к покушению на Вас по мотивам личной мести?»

Чубайс мнется, потом обращается к судье, намекая на неуместность вопроса: «Ваша честь, я должен отвечать?».

Судья: «Ответьте».

Чубайс подчиняется: «По-моему, это какая-то чушь».

Миронов: «А мог Владимир Павлович Полеванов, Ваш преемник на посту Председателя Госкомимущества, который оценивал Вашу работу как колоссальный вред государственным интересам, и который был снят с должности заместителя Председателя Правительства по Вашему личному настоянию, быть причастным к покушению на Вас по мотивам личной мести?»

Чубайс начинает многословно отнекиваться: «Вы знаете, я во время работы в Правительстве настаивал на увольнении десятков министров и губернаторов, наверное, это им не очень нравилось. Но идти на убийство, наверное, для этого нужно иметь совсем другие мозги. Я таких обвинений в их адрес не высказывал».

Миронов перебирает долгий список врагов Чубайса: «Мог ли быть причастным к покушению на Вас по мотивам личной мести Юрий Ильич Скуратов, чьей отставки с поста Генерального прокурора лично Вы добились после того, как он возбудил уголовное дело против Вас по факту дефолта?».

До Чубайса начинает доходить, что допрос приобретает серьезный оборот, он осторожно подыскивает слова: «Ну, во-первых, если я должен отвечать, то я должен сказать, что слово после в данном случае звучит как слово из-за. А, во-вторых, уголовное дело, о котором Вы говорите, было закрыто. В-третьих, к увольнению Скуратова я не имел никакого отношения».

Миронов: «Подавали ли Вы в суд за клевету и оскорбление на Конгресс Соединенных Штатов Америки, опубликовавший 20 сентября 2000 года доклад «О коррупции в России», где Вы названы крупнейшим коррупционером и вором?»

Чубайс нервно: «М-м-м. Нет, я не очень люблю подавать в суд. Я даже не подавал в суд на оскорбления, которые Ваш отец в мой адрес сделал, и уж тем более на американский Конгресс. Это меня не интересует».

Миронов: «Подавали ли Вы в суд за клевету и оскорбление на газету «Нью-Йорк Таймс», опубликовавшую доклад Конгресса США «О коррупции в России» и написавшую в редакционной статье: «Чубайс должен быть наиболее презираемым человеком в России?»

За столами, где восседают прокуроры и адвокаты Чубайса, нарастает ропот, те явно в панике. И судья, уловив панический ропот, тут же пресекает оглашение компрометирующих Чубайса сведений: «Вопрос снимается. В отличие от Миронова, основная масса в судебном заседании газет не читала и в материалах уголовного дела их не исследовала».

Миронов: «Потерпевший, подавали ли Вы в суд за клевету и оскорбление на Владимира Павловича Полеванова, Вашего преемника на посту Председателя Госкомимущества, который написал о Вас: «Когда я пришел в Госкомимущество...»

Судья раздражённо: «Миронов, Вы почему не подчиняетесь распоряжениям председательствующего судьи? Я вопрос снимаю, в каком бы виде он ни был».

Миронов не огорчается: «Скажите, это Вам принадлежат слова: «Что Вы волнуетесь за этих людей. Ну, вымрет тридцать миллионов, они не вписались в рынок. Не думайте об этом, новые вырастут».

Судья настолько оглушена этой цитатой, что забывает снять вопрос. Чубайс же с яростью набрасывается на подсудимого: «Это ложь, которую распространяет Полеванов вместе с Вашим отцом. Никогда в жизни ничего подобного я не говорил! Ни разу никто из них не мог привести мои слова!».

Действительно, отец подсудимого Ивана Миронова бывший Председатель Комитета Российской Федерации по печати Борис Миронов в своих книгах изобличал преступную деятельность Чубайса. Упомянув ненавистное ему имя – отца Ивана, Чубайс заметно побледнел.

Миронов в ответ медленно чеканит: «Скажите, Вы подавали в суд за клевету и оскорбление на журнал «Российская Федерация сегодня», опубликовавший именно эти слова?».

Чубайс успевает взять себя в руки: «Вы знаете, я никого и никогда, ни на Вашего отца, ни на его книги, ни на Полеванова не подавал в суд за клевету – это бессмыслица».

Миронов: «Были ли до 17 марта 2005 года попытки покушения на Вас?»

Чубайс: «Да».

Миронов: «Действительно ли в ноябре 2002 года заказчиками Вашего убийства были представители экстремистского крыла КПРФ?».

Чубайс уверенно: «Я так считаю, у меня есть на то подтверждения».

Миронов: «Действительно ли в ноябре 2002 года нанимался киллер за 10 тысяч долларов, чтобы убить Вас?».

Чубайс: «Да, обвиняемый Миронов, так и есть».

Миронов: «Потерпевший, действительно ли в ноябре 2002 года Ваша служба безопасности передавала материалы о готовившемся покушении на Вас в ФСБ?»

Чубайс в запальчивости: «Потерпевший Миронов! Я не…».

Судья цедит сквозь зубы: «Он подсудимый».

Чубайс поправляется: «Подсудимый, прошу прощения, материалы эти содержатся в томах уголовного дела и мной эти сведения уже сообщались. Так и есть».

Миронов: «А Вы допрашивались по этому делу?»

Вопрос снимается.

Миронов: «Кто был привлечен по данному делу в качестве обвиняемых?»

Вопрос снимается.

Завеса с таинственного покушения на Чубайса в 2002 году так и не упала. Не сумел Миронов одолеть стену судейских запретов.

Миронов: «Могло ли покушение на Вас быть связано с Вашей деятельностью на посту Председателя Госкомимущества при проведении Вами глобальной приватизации, нанесшей колоссальный урон стране, о чём свидетельствуют документы Государственной Думы, Совета Федерации, Службы Внешней разведки, ФСБ, Генеральной Прокуратуры, Счетной палаты?»

Чубайс растерянно бормочет: «Ну есть и другие, прямо противоположные материалы».

Судья: «Вопрос я, пожалуй, сниму. Как не направленный на выяснение фактических обстоятельств дела и содержащий умозаключения подсудимого Миронова. Нам не представлено документов, которые бы содержали тот вывод, который он привел в своем вопросе».

Миронов: «Считаете ли Вы себя общественным деятелем, потерпевший?»

Чубайс очень живо, с облегчением: «Да, именно так квалифицируется статья, по которой вас и обвиняют».

Миронов: «Так в чём выражается Ваша общественная деятельность?»

Чубайс горделиво: «Ну в том, о чём Вы только что меня спрашивали: в приватизации, в реформе энергетики, в привлеченных инвестициях, в построенных электростанциях, – ровно в этом».

Миронов резко возвращается к врагам Чубайса: «Вы действительно, как рассказывает Ваш биограф Андрей Колесников, посылали Юрия Михайловича Лужкова?».

Вопрос, разумеется, снят.

Тогда Миронов делает заход с другой стороны: «Скажите, Чубайс, как Вы относитесь к заявлению депутата Государственной Думы Хинштейна…».

Судья: «Вопрос я заранее снимаю, поскольку господина Хинштейна мы не допрашивали и он нам ничего не говорил».

Миронов: «Одним из предполагаемых мотивов убийства через три недели после взрыва на Митькинском шоссе – 10 апреля 2005 года – генерал-полковника Анатолия Трофимова и его жены, по заявлению Хинштейна, Ваша месть Трофимову за организованное против Вас покушение…»

Кто же даст на такой вопрос отвечать. Вопрос, конечно же, снимается.

Миронов: «Какие отношения Вас связывали с бывшим главой Главного следственного управления Следственного комитета при Прокуратуре Довгием Дмитрием Павловичем, который курировал наше дело и был осужден на девять лет за коррупцию?»

Надо ли уточнять, что вопрос немедленно снят.

Миронов: «Скажите, какая сумма была передана Довгию или какой административный ресурс задействован, чтобы я оказался на скамье подсудимых?»

Судья завела было привычное: «Вопрос снят как… – но пересилило простое человеческое любопытство: Вообще-то оставлю. Ответьте ему, пожалуйста».

Чубайс почти рычит: «Если бы была передана сумма, то Вы бы там и остались».

Адвокат Ивана Миронова Михалкина вскидывает голову: «Ваша честь, это угроза!».

Судья усмехается: «Где угроза? Каков вопрос – таков ответ».

Миронов абсолютно спокойно: «Уточните, пожалуйста, свой ответ. Конкретизируйте».

Чубайс усмехается: «А Вы свой вопрос, пожалуйста».

Миронов чётко: «Какие коррупционные отношения связывали Вас с Дмитрием Павловичем Довгием, что Вы имели возможность передать ему определенную сумму для того, чтобы кто-то остался под стражей?».

Чубайс выпаливает: «В глаза Довгия не видел!».

Вопрос снимается, так что оправдания Чубайса в протокол не попадают.

Миронов: «Скажите, по Вашей ли инициативе Дмитрий Павлович Довгий предлагал прекратить против меня уголовное преследование и выпустить меня из тюрьмы, если я дам показания против своего отца, а также Дмитрия Олеговича Рогозина, Сергея Юрьевича Глазьева и ряда других лидеров народно-патриотического поля России?»

Судья снимает вопрос, рассуждая при этом: «Вообще-то удивительно Миронов ставит себя на одну ступень с Рогозиным и Глазьевым и другими. Насколько я помню, эти деятели государственные должности занимали или общественные. Ни на одной такой должности Миронов не был».

Миронов напоминает: «Я был помощником Глазьева, Ваша Честь».

Судья не рада уточнению: «Уважаемые присяжные заседатели, есть государственный деятель, а есть помощник».

Миронов: «Так показаний от меня на мое начальство и требовали».

Истощилось терпенье судьи: «Миронов, встаньте! Это будет последнее предупреждение Вам. Следующая мера – удаление Вас из зала!».

Миронов: «Скажите, Чубайс, внезапная смерть одного из членов экипажа второй машины сопровождения Кутейникова связана с попыткой шантажа Вас за неразглашение обстоятельств имитации покушения?»

Чубайс зло цедит сквозь зубы: «Вы это сами придумали?».

Миронов: «Вы заявили о том, что Вас пытались убить профессионалы. Вы можете отнести к профессионалам аспиранта-историка, ни дня не служившего в армии?»

Чубайс недобро усмехается: «Конечно, если он мастер по рукопашному бою».

Миронов без секунды задержки: «И Бэтман вдобавок, который на крыльях летает… Когда Вы впервые озвучили идею ликвидации РАО «ЕЭС России»?».

Вопрос снят.

Миронов: «Скажите, инсценировка покушения явилась акцией устрашения противников расчленения российской энергетики?»

Чубайс пытается сохранить остатки лица перед присяжными: «Уважаемый Иван Борисович! Вы хорошо знаете, что энергетику никто не расчленял. Энергетика получила инвестиции в размере более 600 миллиардов рублей. Строятся десятки электростанций на эти деньги».

Миронов горячо: «Вы это скажите ста шестидесяти четырём сиротам!».

Чубайс: «При чём здесь я?! Никакого расчленения не было и быть не могло. Были действия Президента страны, Парламента страны, принявшего соответствующий закон. И мои действия – только исполнение их. А насчёт инсценировки – это Ваши домыслы. Я уже объяснял: попробуйте сами так инсценироваться».

Миронов: «Скажите, Вы находились в машине БМВ 17 марта 2005 года, когда произошел взрыв?»

Чубайс: «Да, а Вы не в курсе?».

Миронов: «Я в курсе, что Вы там не находились».

В допрос вступает адвокат Оксана Михалкина: «Вопрос относительно покушений, которые были осуществлены на Вас до марта 2005 года. Вы эти покушения связываете с чем?».

Чубайс нехотя: «С тем же, что и здесь».

Михалкина настойчиво: «В связи с Вашей государственной и общественной деятельностью?».

Чубайс отрывисто: «Да».

Михалкина: «Отвечая на вопросы моего подзащитного, Вы неоднократно упоминали о том, что, привожу дословно: «Вы в кустах сидели». Скажите, Вы видели, сколько человек сидели в кустах?».

Чубайс морщится: «Я уже отвечал на этот вопрос. Мне их совсем не было видно, а им меня хорошо было видно. Они для этого в кусты залезли».

Михалкина: «Кто это – они?».

Чубайс: «Те, которых обвиняют в убийстве меня».

Михалкина: «Фамилии, будьте любезны».

Чубайс пятится: «Вы их фамилии хорошо знаете».

Михалкина твёрдо: «Пожалуйста, для протокола назовите фамилии тех, кто сидел в кустах».

Чубайс срывается в крик: «Я Вам уже сказал, что обвиняемые по данному процессу обвиняются в том, что они сидели в кустах».

Сердобольная судья спасает Чубайса: «Потерпевший говорит: я не видел!».

Михалкина возражает: «Он так не говорит, Ваша честь».

Тем не менее вопрос неумолимо снят.

Михалкина: «Отвечая на вопрос моего подзащитного относительно Ваших взаимоотношений с осужденным Довгием, Вы сказали, что «Вы бы там остались». Поясните, где там он мог остаться, имея в виду Миронова».

Судья как профессиональный спасатель: «Я вопрос о Довгии снимала. Поэтому вопроса нет и ответа тоже нет».

Тут Михалкина подходит к главному в поисках причин происшествия: «На дату 17 марта 2005 года проводились ли какие-либо проверки деятельности РАО Счетной палатой?».

Чубайс напрягся: «Ну у нас Счетная палата постоянно проверяла, но на эту дату, по-моему, нет».

У адвоката Михалкиной другие сведения: «Скажите, а Вам известно, что материалы Счетной палаты по результатам проверки РАО, в том числе о злоупотреблении должностных лиц РАО, где упоминалась Ваша фамилия, были направлены в Генеральную прокуратуру 18 марта 2005 года?».

Судья тут как тут со спасательным кругом: «Вопрос снимается в связи с содержащейся в нем информацией, которая не исследовалась в суде. Присяжные заседатели должны оставить ее без внимания».

Александр Найдёнов: «Анатолий Борисович, у Вас в личном пользовании была автомашина в период февраля-марта 2005 года?».

Чубайс: «Да».

Найдёнов: «Вы от окружающих этот факт не скрывали?»

Чубайс замельтешил: «Если Вы помните, я на прошлых судах Вам об этом говорил. В материалах дела содержится ответ на этот вопрос. У меня была машина моя личная, не служебная, БМВ». Последние слова он практически проглатывает, и они едва слышны.

Но не в интересах Найденова их замалчивать: «Ваша личная машина была бронезащищенной?».

Чубайс неохотно: «Нет».

Найденов: «Вас можно было разглядеть снаружи?»

Чубайс нехотя: «Ну, конечно, можно. Особенно через лобовое стекло».

Найденов: «Вы по Митькинскому шоссе на личном автомобиле ездили?»

Чубайс выдавливает: «Да-а».

Найденов: «Сами за рулем были?»

Чубайс еле слышен: «Да».

Найденов: «Вы на личной автомашине ездили в сопровождении охраны?»

Чубайсу приходится признаться: «Как правило, нет, хотя бывало и так».

Найденов подходит к кульминации своих вопросов: «Вы сказали, что против Вас работали профессионалы. Что им мешало вычислить Ваш личный автомобиль?».

Чубайс с наигранной бодростью: «Ну как я знаю, у одного из организаторов покушения по четвергам был библиотечный день. Он только тогда мог с работы уйти. Это – во-первых. А во-вторых, Вы прекрасно понимаете, регулярность нужна. В одно и то же время выезжает человек».

Найденов: «Так если Вас в бронированном БМВ видно не было, а в личном автомобиле видно?»

Чубайс понимает, что прокололся: «Нет-нет, там примерно одинаково плохо видно. А вот то, что наткнулись на мой бронированный автомобиль – это большая ошибка. Не хватило профессионализма. Так же, как и с размером взрывчатки».

Найденов: «Вы можете точно назвать количество пулевых пробоин в двери БМВ, возле которой сидели?»

Чубайс: «Нет, я их не считал. Десятки пробоин».

Найденов: «А как Вы объясните, что, согласно экспертному заключению, всего три пробоины пулевых с правого борта БМВ?»

Чубайс ретируется: «Ну, я не специалист. Не отличу пулевые от осколков».

Котеночкина, адвокат Найденова: «Вы сказали, что вашу машину отбросило. Объясните смысловое значение слова отбросило. Как именно отбросило? Ее приподняло в воздух? Как это произошло?».

Чубайс неожиданно смутился: «Ну мне трудно объяснить, что такое отбросило. Отбросило – это отбросило. Она шла прямо и после сильного удара справа она приподнялась и отодвинулась. Это и есть отбросило».

Все в зале с ужасом представили летающий по воздуху четырехтонный броневик.

Котеночкина воплотила образы в слова: «То есть машина приподнялась и по воздуху перелетела к краю дороги?».

Судья уловила иронию и обиделась за летающего в броневике Чубайса: «Госпожа Котеночкина! Уважайте суд!».

Адвокат Закалюжный: «Вы можете объяснить, каким образом автомобиль Вербицкого, следовавший впереди вашего автомобиля, находившийся ближе к эпицентру взрыва, не получил ни одного ни осколочного повреждения, ни пулевого – ни одного?»

Чубайс даже глазом не моргнул: «Честно говоря, ответ-то ясен: работали профессионалы, они же убивали не Вербицкого. И взрыв был направлен на мою машину, а не на его».

Пули, науськанные персонально на главного энергетика, перелетавшие через машину Вербицкого и гонявшиеся за машиной Чубайса, трудно давались воображению присутствующих. За весь допрос по залу впервые пробежал короткий смешок.

Закалюжный: «На вопрос государственного обвинителя о расстреле БМВ в гараже Вы сказали, что это глупость, бессмыслица. Вы можете конкретней ответить на вопрос: известно ли Вам что-либо о расстреле автомашины БМВ, на которой Вы ездили 17 марта 2005 года, в гараже. Было ли такое?»

Чубайс пытается увернуться от ответа: «Да, мне известна эта абсурдная версия, выдуманная обвиняемыми с тем, чтобы отвести от себя вину. А абсурдность ее тем более очевидна: как известно – произошел взрыв и взрывать машину в гараже…».

Закалюжный напоминает: «Я говорил не о взрыве, а об обстреле».

Чубайс с вызовом: «А я говорю о взрыве и о расстреле».

Закалюжный: «Вы все-таки не ответили на вопрос: известно ли Вам, расстреливали БМВ в гараже РАО «ЕЭС» или нет?»

Чубайс вяло, уже без напора: «Ну конечно же известно. Это абсурд, выдуманный защитой, он не соответствует действительности».

Закалюжный: «Скажите, Вы всегда давали аналогичные показания на следствии и в суде, в частности об обстоятельствах пересадки из БМВ в автомобиль Лендкрузер?»

Чубайс возвращает себе безмятежный вид: «Да, конечно. Вы имеете в виду простой вопрос: почему об этом мной не было сказано на первом суде, а сказано на втором? Это очень просто: я тогда и сейчас отвечаю только на те вопросы, которые мне задаются. Меня спросили – пересаживался ли я? Я сказал – да. Раньше об этом не спрашивали – я и не сказал, вот и все».

Закалюжный: «Сокрытие вопроса о Вашей пересадке не связано с обеспечением безопасности, как говорили здесь Ваши помощник и водитель?»

Чубайс переминается: «Это вопросы не ко мне».

Закалюжный: «Почему Вы на предварительном следствии не давали показаний о том, что Вы пересели в другой автомобиль?»

Чубайс раздельно, сквозь зубы: «Потому что я отвечал на вопросы, которые мне задавались».

Закалюжный: «Вы всегда описывали Ваши ощущения от взрыва так, как сегодня в суде?»

Чубайс снова уклоняется от прямого ответа: «Я всегда описывал их правдиво. И сегодня в том числе».

Допрос защитой завершен, но Миронов повторно просит слова. Вздохнувший было с облегчением Чубайс захлебывается молчаливым бешенством.

Миронов: «Скажите, тот факт, что во время Вашего руководства РАО «ЕЭС» тарифы на электроэнергию выросли в десять раз – это тоже результат Вашего настроения после имитации взрыва?».

Судья быстро придумывает, как замять неудобную тему: «Вопрос снимается как направленный на оскорбление потерпевшего».

Миронов: «Анатолий Борисович, во время своих показаний Вы неоднократно говорили: как писал Ваш отец, как писал Ваш отец… Так, может, мое привлечение в качестве покушавшегося на Вас является Вашей личной местью за деятельность и разоблачения, которые делал мой отец?»

Чубайс аж вспотел от неожиданности: «Слушайте, ну я-то откуда знаю, чего Вы делали и как Вас привлекли к обвинению».

Миронов: «Вы мне скажите – да или нет?»

Чубайс сбивается на оправдания: «Я Вам отвечаю, что я не могу в принципе дать ответ на вопрос, какие основания были у следствия привлекать Вас. И я не мстил Вам за Вашего отца, к которому, кстати, у меня было вполне нормальное отношение».

Миронов: «Критерием моего возможного участия в покушении, критерием профессионализма Вы назвали то, что я являюсь якобы мастером рукопашного боя. Так в Вас на Митькинском шоссе стреляли или Вас там били ногами?»

Чубайс с трудом выкарабкивается из ямы, которую сам же и копал: «Ну не смогли же машину остановить. А так, я думаю, что побили бы тоже».

Миронов: «Вы мне подскажите логику Вашего утверждения о моём профессионализме?»

Чубайс продолжает карабкаться: «Логика очень простая. Вы задали вопрос: а может ли аспирант, работающий над диссертацией, выйти на действия такого рода? Вы себя не назвали. Вы сказали: может ли? Я сказал: да, может, если он мастер рукопашного боя. А Вы – мастер рукопашного боя?».

Миронов: «Нет. Но я знаю, что Вы распространяли эту клевету, которую проплачивали, и она выплескивалась на экраны. Я хочу уточнить все-таки: Вас били ногами там или стреляли, Анатолий Борисович?».

Судья монотонно, как диктор на железнодорожном вокзале: «Я предупреждаю Вас о недопустимости некорректного отношения к участникам процесса. Вы, Миронов, сообщили о себе часть сведений, господин Чубайс – другую часть. Обменялись любезностями, называется».

На том допрос Чубайса завершился. Мозаика прежних показаний потерпевших и свидетелей, экспертиз и обысков, при допросе главного потерпевшего сложилась в цельную и яркую картину, в которой события двоятся и логическому осмыслению не поддаются. Назовем их, по примеру классической логики, парадоксами Чубайса – в расчёте на то, что присяжные справятся с ними, приложив всю силу здравого смысла. Чубайс утверждает, что на него покушались еще в 2002 году, но никаких доказательств тому не найдено. Чубайс говорит, что был в БМВ под обстрелом и взрывом, но почему-то не помнит ни обстрела, ни взрыва, ссылаясь на то, что не отводил глаз от телефона. Чубайс уверяет, что ездил без охраны по неперекрытым дорогам, чему не поверит и ребенок. Чубайс утверждает, что его четырёхтонный броневик от взрыва подбросило и понесло по воздуху, что пули, как заговоренные, попадали исключительно в его БМВ, старательно огибая попадавшиеся на пути другие машины. Чубайс долго скрывал, что после взрыва приехал в РАО «ЕЭС» на другой машине, а когда его поймали на лжи, стал настаивать, что его об этом никто не спрашивал. Чубайс насчитал на БМВ десятки пулевых пробоин, а эксперты установили по всей машине не больше двенадцати, а там, где якобы сидел Чубайс, и вовсе ни одной. Загадкой осталось, где обстреляли броневик энергетика, в суде однозначно установлено, что это было не на месте взрыва. Чубайс убеждает, что против него действовали профессионалы, хотя именно профессионалы не полезли бы никогда подрывать бронированную машину РАО, когда есть возможность подорвать личную небронированную чубайсовскую. Чубайс жалостливо называет себя потерпевшим, ссылаясь на звон в ушах, страдания жены и друзей. От одного этого картина происшествия кажется гротеском, перерастающим в фарс. Фарс несомненный, если не принимать во внимание пяти лет жизни, потраченных подсудимыми на тюрьмы и суды. Фарс, имя которому имитация покушения на Чубайса!

Но для обычных граждан допрос Чубайса знаменателен тем, что они прикоснулись к своей заветной мечте, волнующей современников скоро двадцать лет – допросить и судить Чубайса. Конечно, допросить не так, как здесь, одним днем, при потворстве прокурора и угодливости судьи. Но все же и на этом суде прозвучали вопросы, которые каждый хотел бы задать Чубайсу. И каким предстал перед нами Чубайс – этот «всесильный демон реформ»? Путался и краснел, оправдывался и отпирался, потел от бессильной злости и леденел от страха проговориться, свои преступления валил на Президента и Парламент, я-де лишь исполнитель, от вины за Саяно-Шушенскую катастрофу трусливо отнекивался… Не так страшен Чубайс, как его малюют. И потому суд по делу о покушении на Чубайса, как первая ласточка, возвещающая о весне, заронил в нас надежду, что до воплощения великой российской мечты – суда над самим Чубайсом – не так уж и долго осталось.