Текст книги "К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №6 от 09.02.2010"

Автор книги: К барьеру! (запрещенная Дуэль)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Никто не может не испытывать дрожи, когда самолет одной сверхмощной державы случайно пересекает опасную границу и залетает на территорию, контролируемую другой такой же державой. Однако весьма полезно иметь перед глазами пример того, как инцидент такого рода можно удержать в определенных рамках».

«Дополнительные меры», принятые американским военным командованием в соответствии со «строгими указаниями президента» представляли собой директивно оформленные специальные организационно-технические мероприятия. Они включали: 1) введение 55-мильной запретной зоны вдоль всей линии германо-германской границы; 2) введение ограничений на проведение полетов путем организации предварительных подач заявок; 3) оборудование зоны специальными радио, радиотехническими и радиолокационными постами контроля; 4) введение системы предупреждений об опасном приближении к черте госграницы; 5) повышение ответственности должностных лиц за соблюдение этих правил.

Принятые таким образом меры были и оперативными и эффективными. И что особо важно, положения инструкции для ВВС США в рекомендательном порядке предлагались командованию объединенными ВВС и ПВО НАТО в Центральной Европе, чем фактически ограничивались полеты всей союзной авиации. Ситуация на воздушной границе стабилизировалась. Отныне натовские самолеты на территорию ГДР не залетали.

Однако следует полагать, что политическое значение «мер» больше, чем военное. Для европейских политиков они послужили своеобразным сигналом о выравнивании сил на континенте, необратимости политических процессов, а в конкретной обстановке предопределили заключение сепаратного договора СССР с ГДР от 12 июня 1964 г.

1964 г. Восточная Германия. Пленные

Летчики сбитого РБ-66 относительно благополучно (одного пришлось госпитализировать и лечить) приземлились в расположении наших войск на Гарделегенском полигоне (шли учения). Лично с ними не общался, но как-то один контрик доверительно спросил: «Как думаешь, капитан, почему экипаж оказался смешанным?» «То есть?» – не понял я. «Американец, голландец и немец», – уточняет он и называет фамилии. По созвучию запомнил две: Голанд или Холланд, Кесслер или Кестлер. Что мог ответить «линейный» капитан? Еще узнал, что экипаж в полете разорвал всю полетную документацию и выбросил в окошко. «Ищи ее теперь, – с сожалением добавил мой осведомитель и многозначительно добавил, – но американцы же не знают об этом. Пока разберутся...»

Материалы расследования инцидента показали, что РБ-66 нарушил воздушное пространство Восточной Германии неслучайно. До самого конца полета экипаж самолета-разведчика поддерживал двустороннюю радиосвязь с наземными службами ВВС США, что подтвердили сами летчики. На протяжении всего полета экипаж знал свое местонахождение. Самолет имел на борту оборудование для аэрофотосъемки и специальную аппаратуру для ведения радиотехнической разведки. Данные приборов фиксировались на пленку.

(Много лет спустя поднимаю документы. РБ-66 принадлежал 19 разведэскадрилье 17 воздушной армии ВВС США в Европе, авиабаза Туль-Розьер во Франции. По списочному составу должны быть все американцы. Выходит, что в полете были добровольцы-натовцы?)

В целом уникальная ситуация. Оказалось, что еще непризнанная мировым сообществом ГДР образца 1964 г. в правовом отношении соответствовала разряду производного (основанного не на суверенитете, а на соглашениях суверенных государств в виде соответствующих договоров) субъекта международного права и обладала юридической способностью «к самостоятельному осуществлению прав в международных отношениях». Она по статье 38 статуса могла обращаться в Международный суд, который обязан был рассмотреть апелляцию на основании «общих принципов права, признанных цивилизованными нациями». «Вопрос, кто будет ответчиком?», – добавляют мои консультанты. В самом деле. Опыт суда над Пауэрсом – пилотом высотного У-2, сбитого ракетой 1 мая 1960 г. в районе Свердловска – свидетельствовал о решимости и большой пропагандистской отдаче процесса. Хрущев использовал его для прямых нападок и обвинений США в агрессивных намерениях. Тогда президент Эйзенхауэр всю полноту ответственности принял на себя (он даже не перенес бремя ответственности на военных и Даллеса, чем вызвал искреннее уважение рядовых граждан и военнослужащих, в частности), но не принес личных извинений. Тогда поднялся скандал, была отменена парижская встреча в верхах. По словам американского обозревателя Рестона, американцы испытали горечь «национального унижения», позора и замешательства.

И вот повторение ситуации в пикантном варианте. Командование НАТО не является юридическим лицом и не может быть ответчиком. Кто отвечает? Президент США – за всех трех граждан союзных государств? Каждый глава государства за своего военнослужащего? Но тогда – нонсенс: главы суверенных ведущих государств – США, Нидерландов и ФРГ – признают международное право непризнанного государства – Восточной Германии! «Чертовщина какая-то», – заключают мои заслуженные военные юристы. «Но что можно было бы ожидать от Запада в этой обстановке?» – не унимаюсь я. «Задай вопрос полегче, – отвечают. – Лучше загляни в экспертную оценку советников президента. Ты же разведчик...» Смеются. «Но на практике все оборачивается сделкой, вымогательством путем угрозы разоблачения, политическим шантажом...» «Или все же блеф?» «А тебе-то что? Блеф – это тоже признанное средство политического воздействия. Лучше выбрось это из головы, а если уж так невмоготу – напейся...»

* * *

Из трезвого анализа следует, что действия Хрущева для американцев были проявлением типовой непредсказуемости. «Иррациональное» поведение советского лидера в этом случае основывалось не на разуме, а чувстве «классовой непримиримости». Несмотря на «опыт» поведения Хрущева в ООН и во время кубинского кризиса, американцам было невозможно предусмотреть все аспекты его поведения и мотивацию поступков во внештатной ситуации. (И здесь, видимо, сказалась подсказка Великого Дипломата А.А. Громыко). Подготовка и заключение Договора с признанной таким образом де-факто ГДР от 12 июня 1964 г. стало делом техники. Он явился промежуточным звеном на пути полного документального оформления послевоенных границ в Европе и весьма важным явлением в политическом отношении: инициатива в закреплении европейского статус-кво переходила к Востоку. Создавался прецедент силового воздействия, дипломатического давления с разрешением ранее нерешаемых проблем путем политической интриги. Пока (!) это в региональном масштабе. Но господа западные политики не учли тогда большевистской неукротимости своих московских оппонентов. Признание ГДР де-юре и послевоенных границ стало для них делом времени. Надо было еще решить, «что делать» с Западным Берлином.

1965 г. Берлин. В «бой» идут одни старики

Проблема Западного Берлина являлась ключевой в раскладе политических сил Европы 60-х. Она рассматривалась в контексте с общегерманской проблематикой. Угроза Хрущева заключить мирный договор с ГДР еще при Кеннеди встречала резкий отпор Соединенных Штатов. Тогда такой исход означал для них потерю завоеванных и договорно оформленных прав на оккупационный режим, престижа и доверия союзников. Дело доходило до подготовки американской танковой бригады прорыва возможной блокады, а в случае сопротивления советских войск – подрыва тактического ядерного боеприпаса на одном из полигонов Восточной Германии. Не получила развития и идея Хрущева придать «прифронтовому городу» статуса «вольного города».

И вот теперь, через год после описанных событий, советское руководство решило «проиграть» вариант физической блокады Западного Берлина в новых политических реалиях. Сбылась заветная мечта опального уже Хрущева показать «западникам кузькину мать в Берлине»...

Повод для проведения военной акции предоставило само правительство ФРГ, решившее провести 9 апреля 1965 г. заседание бундестага в Конгрессхалле, расположенном непосредственно у здания рейхстага. В тот день «Правда» вышла с подзаголовком «Провокаторы терпят провал», и командование Группы советских войск в Германии приступило к операции по срыву «реваншистской затеи», а по существу – к реализации плана фактической изоляции Западного Берлина.

Были полностью перекрыты подъездные пути, шоссейные и железные дороги, закрыты пропускные пункты, блокированы блок-посты. Наземные войска заняли районы сосредоточения, а летный состав ВВС ГСВГ приступил к выполнению триединой «боевой» задачи. Ему предстояло «воспрепятствовать» доставке транспортными самолетами «делегатов» и грузов путем их облета-сопровождения с преднамеренно-демонстративным занятием отведенных натовцам эшелонов («вытеснение» за пределы воздушной «трубы» автоматически делало их нарушителями). Часть истребителей и истребителей-бомбардировщиков выделялась для самой «экзотической» задачи – «выставления» оконных стекол и воздействия на барабанные перепонки (кто-то же придумал!) путем производства мощных аэродинамических хлопков – «выстрелов» сверхзвуковой «волной» новых Су-7 и МИГ-21. Основная часть боевой авиации была брошена на штурмовку здания Конгрессхалле с целью срыва заседания бундестага путем создания «шумовых эффектов». Как непосредственный участник акции – небольшая зарисовка.

Теперь, уже в ранге командира авиазвена и на новом истребителе МИГ-21, моя задача простая – держаться ведущего, командира эскадрильи Александра Михайловича Гречухина, летчика экстракласса. Это он вторым из полка был поднят вслед за нами на помощь тогда, 10 марта, но опоздал! Это он уже в сумерках при нулевой видимости садился на родном аэродроме (я же был посажен на запасном). С Михалычем любая задача выполнима, а наше задание – проверить обстановку на автобане Ганновер-Берлин представлялась сущей прогулкой. А вот и она, серая лента автострады. От самой границы ни одного транспортного средства. Кое-где заставы, местами бронетехника. Но чем ближе к Берлину, тем хуже видимость – над городом плотная пелена промышленных дымов.

«Пожарный» характер принятых мер обусловил экспромт решений по организации и обеспечению полета «парадных колонн» атакующих: южнее Берлина была установлена зона ожидания – «воздушная этажерка»; в пригороде Берлина – приводная радиостанция и пара прожекторов, а на одной из прилегающих к «объекту» крыше – командный пункт заместителя командующего Александра Ивановича Бабаева. Впрочем, до начала «работы» с ним еще много самостоятельных действий. Прежде всего надо занять верхний эшелон «этажерки». А наверху голубое небо, ниже блестит на солнце звено «сухих». Но расслабляться не дают... По команде с КП постепенно снижаемся: 8000, 6000, 4000 метров... Переходим на связь с Бабаевым. Его хриплый бас не вызывает сомнения: «там» – напряженка! «Кто на боевом?», «Доверни влево!», «Плотнее!», «Ниже!», «Форсаж!», «Набор!», «Запрещаю повтор! Домой... Эшелон...», «Форсаж! Набор!» Чувствуется, что идет плотный поток «штурмующих». Курс – на Берлин.

Чем ниже, тем плотнее дымка. Вот уже засветились две точки прожекторов. Их створ – направление на «цель», впереди идущую четверку уже давно поглотила мгла. Михалыч доложил, что прошел первый прожектор. Пригород Берлина. Бросил взгляд на скорость: 1100 приборная. Околозвуковая, предел у земли. Теперь плотнее, все внимание ведущему! Лишь в поле зрения сплошная лента оранжево-красной, коричневой черепицы крыш, детали не разберешь... «Если не подскажут с земли, основной ориентир – Бранденбургские ворота – проскочим за милую душу», – думаю. «Вижу, – говорит Бабаев, – идете правильно, можно ниже!» Неприятное ощущение влияния земли: показания высотомера искажаются, он уже показывает минус, а еще можно «ниже!» «Форсаж! Набор!», – командуют с земли-крыши. Желто-оранжевый конус вырывается из сопла командира, рывок и... Михалыч потянул на полупетлю. «Размазывать» здесь нельзя! Переломить траекторию так, чтобы суммарная струя исходящих газов прицельно била, разметая людей, ломая крышу, вырывая антенны, разбивая стекла... Нате вам, гады! За Сережку с Малой Бронной и того парня! Еще мгновение и мразь погодная и «реваншистская» осталась там, внизу. Здесь – голубое небо и солнце! Полный атас...

Только на «штурмовку» было выполнено более 400 самолето-полетов. Наполнение «боевой зоны» конкретным звуковым содержанием обернулось для берлинцев сущей экологической западней. Воздушная «стрельба», подобная артиллерийской канонаде, вызвала панику. Жители выбегали на улицу, дети жались к взрослым, в школах прекращались занятия. Дрожали окна, звенели разбитые стекла, на проезжей части – пробки, отмечались случаи преждевременных родов. В какой-то момент фото и кинокорреспонденты, решив запечатлеть «исторический момент», высыпали на улицу и крышу Конгрессхалле. И... по команде Бабаева очередное звено начисто сдувает всех... папарацци посыпались с крыши горохом! (При ажиотажном сносе берлинской стены подумалось: если главной ударной силой выступали двадцатипятилетние, то их утробное развитие проходило под воздействием этой шумовой вакханалии...).

И вот финал. 12 апреля 1965 г. Групповой дом офицеров. Банкет. Главком ГСВГ П.К. Кошевой сказал примерно следующее: «Работа ваша получила самую высокую оценку партии и правительства... Так что мы посовещались на военном совете, как нам отблагодарить наших соколов? И решили устроить этот банкет... Ну вы дали им перцу! Долго будут помнить! И чем больше войск в Западном Берлине, тем лучше. Они у нас в заложниках. Надо будет – прихлопнем всех, никто не уйдет!» Бурные продолжительные аплодисменты. Цель оправдала средства. То были не слова Главкома. То была высказанная вслух позиция Политбюро по Западному Берлину.

* * *

Это была последняя запятая на пути к окончательной точке в проблеме закрепления послевоенных границ. Путь для ведомства Великого Дипломата был расчищен. Он мог со всем миром разговаривать, не кланяясь и не унижаясь.

В.Г. ИВАННИКОВ,

«Дуэль», №10, 1998 г.