Текст книги "Единственная слабость (СИ)"

Автор книги: Iriri

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Ватари, мы же договаривались: если тебе есть, что сказать, говори, – первой не выдерживает Эл. – Даже если хочешь сказать что-то неприятное.

– Ты жалеешь о своём решении, Эл?

Разговоры с Ватари, как и разговоры с Бейондом, обычно помогают ей развеяться и сбросить тяжкий груз ненужных мыслей, навязчиво лезущих в голову. Но при этом эти разговоры имеют абсолютно разную эмоциональную окраску.

– Может, немного, – задумчиво кивает она. – Но я его не изменю. Бей сам виноват, что не оставил мне другого выбора. Я сделала для него всё, что могла, оплатив лечение в лучшей клинике Лос-Анджелеса. Но я не стану подтасовывать улики, чтобы спасти его от тюрьмы. Ты меня знаешь, Ватари, я не ангел, но в расследуемых делах я никогда не допущу неточностей. Я найду преступника, несмотря на личные чувства. А Бей, пусть даже и ради меня, но убил трёх человек, в том числе тринадцатилетнюю девочку.

– Не сочти за личный упрек, Эл, но я никогда не замечал за тобой особого трепета перед ценностью человеческой жизни.

Ватари никогда не был ни слепым, ни дураком и не мог не заметить, что его гениальная воспитанница, которую он растил с малых лет, никогда не страдала человеколюбием. Ни в детстве, ни сейчас. Она работала отстранённо, не испытывая сочувствия к жертвам или их родственникам. Чья бы то ни было смерть, независимо от того, насколько она была жестокой, не вызывала у неё никаких эмоций, кроме равнодушия. Но Ватари принимал её такой, какой она была, не упрекая, не пытаясь навязать свою точку зрения. Хотя не исключено и даже очень вероятно, что порой ему ужасно хотелось высказаться на эту тему. Эл не раз замечала, как его коробила её бесчувственность. Как он невольно вздрогнул, когда она совершенно равнодушно констатировала смерть Артемиса.

– А его и нет, Ватари. Мне нет никакого дела до людей, которых убил Бейонд. Я просто категорически не одобряю его методов, вот и всё. Люди могут представлять какой-то интерес, только будучи живыми. В смерти нет ничего интересного. И убийство – это то немногое, что я не могу оставить без внимания, если уж дело попало ко мне.

Положив книгу на широкое деревянное сидение качели, она позволяет Ватари себя раскачивать, а в мыслях возвращается к недавнему периоду своей жизни, который предпочла бы забыть.

Play

– Ладья b1 – а1.

– Ферзь а6 – f6.

– Ладья е1 – g1.

– h7 – h5.

– Ладья а1 – а5.

– Ферзь f6 – е7.

– Ладья g1 – b1.

– h5 – h4.

– Ладья а5 – а6.

– Ладья f8 – f7. В чем дело, Эл? Ты сегодня какая-то слишком молчаливая.

– Как и ты, Бей. А чему, собственно, мне радоваться? Наша с Эральдом Койлом битва умов закончилась две недели назад, и за всё это время не было ни одного стоящего дела. Я уже устала удивляться, что полиция не может раскрыть дело священника, убивающего своих прихожан и прячущего тела в подвале церкви. Или разобраться, что изломанное тело оказалось почти на вершине дерева не потому, что его выбросили из вертолета, а вследствие наезда двигавшегося с огромной скоростью автомобиля. Ватари не успевает связываться с полицией разных стран, чтобы поскорее закрыть все эти дела. Хоть бы одна захудалая загвоздка…

– А какое именно дело ты бы хотела расследовать, Эл?

Pause

Дело о Лос-анджелесских убийствах BB, как впоследствии окрестили выходку Бейонда газетчики, поначалу не привлекает внимание Эл вообще ничем. Там нет ни многочисленных жертв, ни огромных денег, которые стояли бы на кону. Она натыкается на него случайно, когда ищет внезапно исчезнувшего без следа Бёздея.

Бейонд как в воду канул после их последнего разговора, и Эл, как ни старается, не может выйти на его след. И невольно отмечает, что это неудивительно. Став фактически её копией, её темной половиной, как он называл себя несколько раз, он не хуже её самой овладел мастерством перевоплощения. Он мог стать кем угодно и без проблем затеряться в толпе.

Эл не беспокоится, что с ним могло что-то случиться, потому что Бёздей относится к той категории людей, с которыми в принципе ничего не случается. Поэтому она не сомневается, что его исчезновение – это очередной вызов ей, очередная загадка, перешедшая на иной уровень. И она принимает вызов, методично прочесывая город за городом, страну за страной, постепенно, параллельно с расследованием многочисленных других дел.

Она находит его в Лос-Анджелесе спустя долгих два года бесплодных поисков, и то при этом она отдаёт себе отчёт, что вполне могла бы и пройти мимо, не попади к ней в руки подсказка. Кроссворд, ранее полученный полицией, но не воспринятый ею всерьез, оказывается первой зацепкой. Глянув список вопросов, Эл уважительно качает головой, оценивая их сложность. Не обладая столь разношёрстной, бессистемной и обширной базой знаний, как у неё, практически невозможно решить ни один. Даже пользуясь интернетом. Вопросы требуют глубокого понимания мелких деталей по самым различным темам.

Заполнив сетку, Эл разгадывает шифр, таящийся в словах, получает адрес и, отследив последние новости, включается в игру.

Убиты три человека: Белив Брайдсмейд, Квотер Квин и Бэкъярд Боттомслэш. Каждый из них в своём доме, в запертой изнутри комнате. Каждый по разной причине: удушение, травма головы, кровопотеря. И на каждом месте преступления гвоздями к стенам прибиты соломенные куклы Вуду, известные как Вара Нингё. Сначала их было четыре, потом три и, наконец, две.

Всё выглядит интересно и многообещающе, и все обстоятельства дела прямо-таки кричат о том, что должно произойти ещё одно, четвёртое убийство. И Эл готова с головой уйти в решение новой головоломки, пусть даже и преподнесённой ей в столь кровавых условиях. И ей определённо не стоит рассчитывать на какие-то поблажки – Бейонд никогда бы не подкинул ей халтуру.

Как назло, стоит только поверхностно изучить все улики, как ей приходит срочный вызов Интерпола. Эл шипит от досады и просит Ватари отложить её участие на собрании. Она знает, касаемо какого дела международной полиции требуется её помощь, и готова им помочь, но не сейчас, только не сейчас. Но Ватари смотрит на неё так пристально, давя в зародыше детский каприз, что Эл остаётся только недовольно вздохнуть. Собрание Интерпола тянется так медленно, словно кто-то заговорил всех этих людей быть настолько неторопливыми, насколько это вообще возможно.

В результате дело осложняется появлением новых обстоятельств, и Эл остаётся признать, что разобраться с ним по-быстрому и с головой уйти в дело Бейонда ей не удастся. Придётся вести расследования параллельно, и она просит Ватари найти подходящую кандидатуру, какого-нибудь опытного агента, способного представлять её в этом деле.

Мисора Наоми, агент ФБР, временно отстранённая от работы, идеально подходит для этой цели, пусть и не кажется Эл слишком довольной свалившейся на неё честью быть представителем легендарного детектива. Её недовольство вполне понятно, и Эл принимает его как должное, быстро введя девушку в курс дела и отправив на расследование в дом первой жертвы.

Просматривая бумаги по делу, данному ей Интерполом, она сама не замечает, как один за другим съедает целых два огромных торта, которыми её расторопно обеспечивает Ватари. Она не спала уже трое суток, поддерживая организм убийственной дозой сахара, запивая и без того приторные сладости переслащенным кофе. Звонку Мисоры Наоми она даже радуется, и радость её только усиливается, когда та объявляет о внезапном появлении таинственного частного детектива с японским именем Рюдзаки Рю. Интуиция подсказывает Эл, что она не ошибается, а последующее описание Наоми – «страшный и жалкий, и такой подозрительный, что не будь я отстранена, арестовала бы сразу, как только он попался мне на глаза. Если бы мы делили, кому на свете жить, а кому не стоит, я бы ни секунды не сомневалась, что он окажется в числе последних. Это такой ушлёпок, что я поражаюсь, как он до сих пор сам себя не убил» – лишь подтверждает это. Только Бейонд может произвести такое впечатление при первой встрече, ну, и, возможно, она сама, учитывая их общую любовь к эпатажу и эксцентричным выходкам. В первый миг Эл ужасно хочется попросить Мисору передать ему телефон, но она вовремя одумывается, давая их сотрудничеству зелёный свет.

А после, когда связь прерывается, Эл думает, что, наверное, Бёздей разочарован, что она не явилась на место преступления лично, прикинувшись собственным агентом, как делала, когда её утомляла кабинетная работа. И она бы с радостью так поступила и в этот раз, не свались ей на голову Интерпол.

Чем дальше, тем больше Эл подозревает, что международная полиция подготовила против неё грандиозный заговор, потому что дело, над которым они совместно работают, всё разрастается: находятся всё новые и новые улики, более мелкие дела, до этого казавшиеся самостоятельными, подключаются сюда же, и всему этому не видно конца. Поэтому всё, что ей остается, это координировать действия Мисоры Наоми, исходя из её отчётов о проделанной работе. И Эл не удивляется, что девушка так уверенно идёт по следу, находя подсказку за подсказкой. Бейонд сам её ведёт к цели, это и так понятно. Разговаривать с Эл он демонстративно отказывается, игнорируя её звонки, (ради интереса Эл вычислила его номер и позвонила сама, но без толку).

От дела Интерпола, постепенно перетёкшего в рутину и вызывавшего лишь желание зевнуть, Эл избавляется только через несколько дней и, игнорируя сигналы бедствия, посылаемые измученным организмом, переключает всё своё внимание на «Дело о Лос-анджелесских убийствах BB», если пользоваться определением СМИ. Ещё на раз изучив все предпосылки и досконально исследовав чёткие и лаконичные отчёты Наоми, Эл штудирует телефонные справочники, городские архивы и Интернет-сайты. И собственные выводы ставят её в тупик. Она не понимает, как Бейонд пришёл к такому решению и, главное, по какой причине. Она просит Мисору Наоми сделать всё возможное, чтобы предотвратить четвёртое убийство, и снова, уже в который раз, выстраивает в голове логическую цепочку. Мыслительный процесс стопорится до тех пор, пока она, потряся головой и выкинув из мыслей прошлое дело, не приказывает себе прекратить думать однобоко.

И только тогда приходит понимание. И ужас от задуманного Бейондом ледяной волной заполоняет всё её тело. И, не помня себя, она пулей вылетает из номера гостиницы, служащего ей временным штабом, на бегу отдавая распоряжения Ватари. И, запрыгнув в машину, на всех парах несётся к месту четвёртого убийства.

Play

– Как ты думаешь, Эл, какая смерть является самой жестокой?

– В физическом плане? Потому что, если тебе интересно моё мнение, я считаю самой жестокой моральную смерть. Ладья а6 – с6.

– Ферзь е7 – f8. По-твоему сломать внутренний стержень более жестоко, чем самая изощренная пытка?

– Ладья b1 – g1. Нередко первое является следствием второго, Бей. Но если тебе нужен конкретный пример, могу привести и его.

– Слон с5 – е7. Давай.

– Хм… Ну, если мучитель хорошо знаком с анатомией человеческого тела и отлично разбирается в токсикологии, то он мог бы накачать свою жертву препаратом, подавляющим болевой эффект, но оставляющим ту в сознании. Представь, Бей, каково это человеку: видеть, как его лишают всего, что делает его человеком. Как ему постепенно ампутируют руки, ноги, вырывают волосы, зубы, язык, отрезают губы, уши, нос, веки, половые органы. Что в результате остаётся? Жалкий обрубок, полностью осознающий своё положение, не способный ни говорить, ни двигаться, только жалобно пищать. Физическая смерть по сравнению с подобным покажется ему спасением. Ладья с6 – е6.

– Я говорил тебе, что ты страшный человек, Эл?.. Король g7 – h7.

– Слон d2 – е1. Говорил, и не раз. И я по-прежнему не стану возражать.

– Ладья f2 – f1. И всё же, если говорить о физической смерти?

– Хочешь, чтобы я рассказала тебе об инквизиторских пытках Средневековья? О колыбели Иуды, медном быке или четвертовании? А может быть, о колесовании или скафизме?

– Я даже спрашивать не стану, откуда у тебя столь широкие познания в данной области.

– Да брось. Думать, что всё это осталось в древних временах, по меньшей мере, наивно. Убийцы, не чурающиеся подобного, встречаются и по сей день. Ладно, раз тебя интересует что-нибудь менее экзотическое, то, наверное, это участь быть похороненным заживо. Хотя самым сильным болевым ощущением считается горение.

Pause

Эл не успевает остановить его вовремя. Плюнув на конспирацию, она несётся к квартире, в которой Бейонд собрался поставить ей шах и мат, завершив головоломку, найти ответ к которой она бы не смогла, успей он завершить задуманное. Убив трёх предыдущих жертв, в качестве последней он избрал себя, совершив акт самосожжения.

Живой факел, в который превратил себя её друг детства, повергает обычно равнодушную Эл в шок, граничащий с паникой. И она несколько долгих секунд лихорадочно думает, что ей делать. А потом срывает с гардины плотную штору и набрасывает на него, пытаясь сбить пламя, обжигаясь сама, но не отступая. Мисора Наоми с огнетушителем наперевес появляется как нельзя вовремя и изумленно смотрит на Эл, отчаянно борющуюся с огнём. Но все вопросы откладываются на потом.

Позже, когда суматоха заканчивается, Эл чувствует себя совершенно опустошённой и отказывается от госпитализации. Она позволяет подъехавшему Ватари укутать себя и молчаливо поддерживать, отеческим жестом обнимая за плечи.

И всё это какое-то ненормальное, совершенно запредельное безумие, которому нет объяснения, и оно просто не укладывается в голове. И Эл смотрит на Бейонда, которого на каталке везут в машину скорой помощи, и не знает, что думать. Она представляется его сестрой и берёт на себя все расходы, связанные с его лечением. А потом, встретившись с Мисорой Наоми лично, благодарит её за работу.

Когда состояние Бейонда стабилизируется, она навещает его в больнице и задаёт один-единственный вопрос: «Зачем?» И, услышав в ответ: «Ты ведь развеяла свою скуку, верно?», впервые в жизни ощущает непреодолимое желание во всеуслышание назвать себя полной идиоткой и разреветься, сорвавшись в банальную истерику.

– Я никогда не просила убивать людей, чтобы создать для меня дело, Бей.

– Эти трое всё равно бы умерли в тот самый день, Эл, – беззаботно, насколько позволяет ему его состояние, отвечает он. – Мои глаза не врут. И, поверь мне, лучше уж безболезненная смерть от моей руки.

– Это была отвратительная загадка, Бей. И теперь я просто обязана отплатить тебе той же монетой.

Она знает, что ему прекрасно известно, о чем она говорит: Эл не станет выгораживать его перед судом. Более того, как L, она и вовсе оставит за кадром факт их знакомства.

Когда она уходит, Бёздей смотрит ей вслед с вызовом, принимая правила игры, которую заслужил своей выходкой. И Эл улыбается уголками губ, зная, что теперь ежедневно будет отслеживать новости о тюрьме Сан-Квентин. Она по-прежнему не сомневается в способностях Бейонда, и у неё нет повода думать, что побег из тюрьмы может стать для него непосильной задачей.

Play

– Эй, Эл, завязывай уже со своей работой! На улице чудесная погода, и я хочу поиграть с тобой в снежки.

– А ты не староват для подобных игр, Бей? Слон е1 – d2.

– Слон е7 – с5. С каких пор тебя начали волновать подобные предрассудки? Делать то, что тебе хочется, можно и нужно, независимо от возраста. Ты же, в конце концов, центр собственной вселенной. Так какая разница, что подумают другие?

– В таком случае, может, мы ещё на санках покатаемся с горки? Ладья е6 – с6. Признаться, иногда мне делают предложения, от которых просто невозможно отказаться.

Pause

Эл не хочет себе признаваться, что без Бейонда ей становится совсем скучно. Она отчаянно ищет для себя новое дело, которое могло бы захватить её с головой хотя бы на некоторое время, одновременно с этим давя то и дело появляющиеся мысли, что можно надавить на необходимые рычаги и обеспечить ему амнистию.

Она не сомневается, что за заслуги ей бы не отказали в удовлетворении этого маленького каприза. Но всё же не идёт на поводу у своих желаний. Несколько раз, когда от скуки хочется завыть, Эл почти срывается в мимолетный порыв плюнуть на всё и нанести Бёздею визит в тюрьме, но, ловя взгляд Ватари, справляется и с этим.

Дабы развеять тоску, она всё чаще работает вне штаба, самостоятельно выезжая на места преступления, контактируя с полицией, ФБР и прочими службами. Эти нехитрые мелочи позволяют ей хоть немного ощутить чувство причастности к происходящему, которого нет и не может быть, когда ты сидишь за компьютером и просто анализируешь полученную информацию.

– Прошу, называйте меня Рюдзаки, – говорит она полицейскому, представляясь агентом L.

И это глупо и нелепо до жути, и представляемая реакция Бейонда на то, что она в работе называется его псевдонимом, неизменно заставляет Эл улыбаться.

Play

– Скажи, Эл, я ведь знаю, что ты терпеть не можешь, когда тебя отрывают от работы. Почему ты делаешь для меня исключение?

– Не знаю, Бей. Из благодарности, быть может? Ты единственный человек, с которым мне действительно нескучно на протяжении стольких лет. Между прочим, я всё ещё жду твоего хода. И, наверное, чувствую, что должна хоть чем-то тебе отплатить.

– Ладья f7 – f3. Кто бы сомневался, Эл. Но, если смотреть на нашу ситуацию трезво, то ты ничем мне не обязана. Ведь то, что я последовал за тобой даже после твоего ухода, было исключительно моим желанием.

– g2 бьёт f3. Ты всегда придавал слишком большое значение чувствам и привязанностям, поэтому и не смог меня отпустить. А ведь после нашего расставания ничто не мешало тебе бросить всё и начать жизнь заново.

– Я мог бы, но меня не оставляли опасения, что в таком случае ты рискуешь совершенно закиснуть в одиночестве. Ладья f1 бьёт f3. Хотя, как я погляжу, это случилось всё равно.

– Ты безнадёжно отравлен, Бей. Из меня получилась ядовитая анаконда…

– Ты всегда от всех отличалась. Почему же на этот раз должно быть иначе?

Pause

– Как странно, – бормочет Эл, отслеживая криминальную сводку со всего мира, а потом поворачивается к Ватари, прикатившему сервировочный столик, ломящийся от самых разнообразных десертов. – Ты ведь уже в курсе последних новостей?

– Да. На днях должно состояться заседание Интерпола, и обсуждаться будут именно эти странные смерти.

– Масштаб, с которым действует преступник, просто невероятен. Я никогда такого раньше не видела. Ватари, я уверена, Интерпол будет заинтересован в нашем сотрудничестве, так что тебе придётся присутствовать на собрании и обеспечивать связь, как обычно.

– Да.

Эл задумчиво берёт с тарелки кремовое пирожное и целиком засовывает в рот, не отрывая взгляд от экрана монитора, на котором в режиме перемотки отображаются имена и лица жертв, погибших от непонятных сердечных приступов. Эл заинтригована, она не представляет, как можно организовать смерть такого количества людей в разных частях света. Пока не представляет и чувствует приятное покалывание в пальцах, гонящее скуку прочь. Закусив ноготь большого пальца, она крутит колесико мыши, оценивая масштаб предстоящей работы. Бездейственная депрессия наконец-то отступает.

Play

– Ладья с6 – с7. Шах.

– О, да ты решила перейти к активным действиям, Эл. Король h7 – h8.

– Рано или поздно кто-то должен атаковать. Слон d2 – h6.

– Так, Эл, ты просто вынуждаешь меня снова опускаться до шантажа. Или ты немедленно гонишь прочь кислую мину и улыбаешься, или я не делаю ответного хода. И нет, аргументы о накатившей скуке не принимаются.

– Но других у меня нет, Бей. А тебе, как никому, известно, как пагубно влияет на меня бездействие.

– А что я, по-твоему, делаю, Эл? Я разговариваю с тобой именно для того, чтобы тебе было чем заняться. Если это тебе поможет, мы можем начать параллельно ещё что-нибудь, будь то вторая шахматная партия или игра в шашки. И вообще, раз уж у тебя нет никаких дел, ты могла бы выкроить время и подкинуть что-нибудь мне, из разряда особо сложного. Уж я-то знаю, что твоя фантазия способна на многое.

Pause

На собрании Интерпола Эл официально берётся за расследование дела Киры, как прозвали газетчики убийцу. Через несколько дней, устроив дерзкую провокацию по телевидению, ей удаётся сузить зону поиска до всего лишь района Канто в Японии, и Эл хмыкает, на расстоянии чувствуя, как бесится её неизвестный противник, только что в прямом эфире убивший Линда Л. Тэйлора, преступника, изображавшего L, казнь которого была запланирована на этот день. Азарт и опасность захлёстывают с новой силой, и Эл, обращаясь к Кире, во всеуслышание объявляет, что обязательно поймает его.

Кира может убивать на расстоянии, и для этого ему нужны имя и лицо жертвы. И Эл, координируя действия японских полицейских, впервые за долгое время чувствует себя настолько живой. Новые обстоятельства открываются одно за другим, и, анализируя их, Эл понимает, что ходит по опасной грани. И это первое расследование, где её жизни действительно может грозить опасность. Но боязнь смерти никогда не была ей свойственна, и Эл скорей откажется от десертов, чем позволит себе упустить возможность поиграть с огнём всласть.

Кира может оказаться школьником или студентом…

Кира может контролировать время смерти…

Кира может контролировать действия жертвы перед смертью.

«L, ты знаешь, шинигами любят яблоки» – отправляет он ей сообщение в предсмертных записках заключённых. И Эл широко улыбается, чувствуя родственную душу. Кира тоже любит поиграть и очень не любит проигрывать, и то, что он убивает исключительно преступников, почти что умиляет. Потому что Эл всем своим существом ощущает, что справедливость тут ни при чём. Потому что и у неё, и у Киры есть только один истинный двигатель.

Скука.

Play

– Ладья f3 бьёт d3. Так ты согласна на мои условия, Эл? Ты ведь сама говорила, что хочешь меня отблагодарить. А я прошу не так много. Я всего лишь хочу, чтобы ты улыбалась.

– Договорились. Слон h6 бьёт f8.

– Вот, совсем другое дело.

Pause

Кружка с кофе выскальзывает из пальцев, секундой позже разлетаясь по полу тысячами осколков, а клубничный торт становится картонным на вкус, вставая комком в горле.

Пришедший на шум Ватари удивлённо смотрит на свою воспитанницу, но Эл отводит взгляд, пряча глаза за длинной чёлкой, и делает вид, что полностью поглощена работой. Своим обычным невыразительным голосом она просит Ватари унести и торт, и прочие сладости, и под конец объявляет, что хочет побыть в одиночестве и подумать.

Во взгляде старика промелькивает согласие, понимание и… жалость? Но он ничего не говорит, не возражает. Просто молча убирает осколки кружки, составляет все десерты на сервировочный столик и оставляет Эл одну.

А она снова открывает сухой отчёт о жертвах Киры, полученный из тюрьмы Сан-Квентин, и вновь чувствует, как горлу подступает ком и сердце обрывается. И, проведя пальцами по фотографии Бейонда, высветившейся на экране, Эл стискивает зубы и чувствует, как где-то в глубине её души что-то мучительно корчится в агонии. Что-то очень важное и ценное, чему она до этого не придавала значения.

Эгоцентричной и зацикленной на себе Эл ещё никогда не доводилось что-то терять безвозвратно. Если что-то ломалось, она незамедлительно получала взамен новое. И сейчас, когда до неё окончательно доходит, что Бейонда, её Бейонда, больше нет и никогда не будет, Эл не может разобраться в собственных чувствах.

И, до крови прикусив губу, когда боль приводит её в себя и раскладывает мысли по полочкам, Эл решительно закрывает отчёт и, притягивая к себе клавиатуру, возвращается к расследованию. И ей заранее жаль того безумца, который посмел бы её отвлечь.

Play

– Ладья d3 бьёт h3. Шах.

– Так и знала, что мой пример окажется заразительным, Бей.

– Иногда к твоим советам стоит прислушаться, Эл.

– А иногда лучше пропускать их мимо ушей. Король h1 – g2.

Pause

– Ватари, пожалуйста, принеси ещё кофе.

– Ватари, пожалуйста, сведи все получаемые отчёты о расследовании в один.

– Ватари, пожалуйста, передай полиции, чтобы не сводили глаз с заключённых. Могут последовать новые сообщения от Киры.

– Ватари, пожалуйста, …

Она знает, что просит многого, но сейчас её это мало заботит. И она, и Ватари, и японский отдел расследований особо тяжких преступлений работают на износ. Потому что у Эл в кои-то веки появилась цель. Она хочет разоблачить Киру как можно скорее, хочет разоблачить, смотря ему в глаза в этот момент, хочет увидеть на его лице понимание, что он проиграл. И Эл перестаёт воспринимать расследование как новую интересную игру, превращаясь в сурового профессионала, требующего от каждого участника дела максимальной отдачи. И она чувствует, что близка к цели, когда становится ясно, что Кира черпает информацию из полиции.

– Ватари, пожалуйста, свяжи меня с директором ФБР, – говорит она, когда Ватари поздно вечером возвращается в номер гостиницы, в котором она остановилась на время расследования.

Однако, вопреки ожиданиям, Ватари не торопится исполнять её просьбу. Он смотрит на её сгорбленную спину долгим взглядом, и, когда терпеть повисшую тишину становится невыносимо, она оборачивается.

– Эл, то, что ты не спишь шестые сутки, занимаясь расследованием, не жалея ни себя, ни других, не вернёт тебе Бейонда.

Эл вздрагивает и на миг напрягается, но только на секунду, встретившись взглядом со своим опекуном. А потом вновь отворачивается к компьютеру, закусывая губу, пользуясь тем, что Ватари не видит её лица, и её пальцы излишне сильно сжимают компьютерную мышь, рискуя сломать.

– При чём здесь Бейонд, Ватари? – её голос не срывается и не дрожит, оставаясь привычно спокойным и беспристрастным, и это даётся Эл с трудом, вынуждая признать, что она не готова к подобному разговору.

– Ты ведь его любишь, Эл. Любила.

Произнесённые Ватари такие простые слова заставляют глаза широко распахнуться, а сама Эл снова поворачивается к нему, и, наверное, её взгляд сейчас как никогда растерянный и удивлённый.

– О чем ты, Ватари? Это он любил меня, а не я его. Мне было с ним интересно.

Эл знает, что её опекун терпеть не может слово «интерес» и все его производные. Однако сейчас Ватари не хмурится, а наоборот смотрит на неё с тёплой отеческой улыбкой, словно на не понимающую ничего в жизни маленькую девочку. И Эл почему-то не находится, что ещё сказать.

– И только из интереса ты, нарушая все правила, разговаривала с ним? И встречалась, отбросив работу? Из интереса ты раз за разом прослушиваешь записи ваших телефонных разговоров? И носишь подвеску, которую он тебе подарил, хотя много раз говорила, что не любишь украшения? И при расследовании называешься именем Рюдзаки тоже только из интереса? Если не хочешь говорить со мной, тебе стоит быть честной хотя бы с самой собой, Эл.

С каждым сказанным Ватари словом начинает всё ощутимее щипать в глазах, и её это в корне не устраивает. Она упрямо отворачивается и, стиснув зубы, смотрит в пространство перед собой. И, чёрт возьми, она не станет лить слёзы! Ни сейчас, ни потом. Ни по Бейонду, ни по кому-то ещё. Никто и никогда не видел слёзы Эл. И Ватари не увидит их сейчас.

– Всё, что я сделала, это погубила его. Я совершила ошибку, признаю. Ты был прав, наши отношения не должны были заходить дальше дружбы. И, раз это произошло, мне не следовало уезжать из «Дома Вамми» одной. Ведь это из-за меня его любовь превратилась в одержимость, повинуясь которой он без раздумий поставил на кон собственную жизнь, только чтобы развеять мою скуку. Не отрави я его собой, ничего бы не произошло.

– Не нужно скрывать свою боль за улыбкой, излишней серьёзностью или работой без отдыха, Эл. Я знаю, что ты сильная, ты всегда такой была. Но помни, что даже твёрдую породу может подточить вода. А ты, прежде всего, человек, и твоё сердце не высечено из камня, как тебе того хотелось бы.

– Ватари, я никогда не позволю моему сердцу управлять моей головой. Я не собираюсь устраивать вендетту, если тебя это волнует, я собираюсь найти Киру и покончить с ним. И закроем тему.

Выслушивать неожиданно метко бьющие в цель слова Ватари ей совсем не хочется, потому что в кои-то веки Эл не уверена, что сможет сохранять хладнокровие при разговоре.

– Поэтому, пожалуйста, принеси мне кружку кофе, Ватари, а потом соедини меня с директором ФБР. В японской полиции утечка информации, и этот факт нельзя игнорировать.

Ватари вздыхает, понимая, что давить дальше не имеет смысла, но всё же отбывает на кухню, оставляя Эл наедине с её мыслями. Принесённый кофе она отпивает без задней мысли и едва успевает закончить разговор с директором Федерального Бюро Расследований, как сонливость накатывает на неё неудержимой волной.

Play

– Эл, а тебе снятся сны?

– Ну, если верить ученым, проводящим исследования в этой области, сны снятся всем людям без исключения. Другое дело, что одни люди их запоминают, а другие – нет. Я отношусь ко второй категории. Ты сейчас спросил, и я поняла, что не могу вспомнить ни единого случая, когда бы запоминала свой сон.

– Не удивлюсь, что это из-за того, что ты по большей части вообще не спишь.

– Вполне вероятно. Ведь я сплю исключительно для того, чтобы дать отдых своему мозгу. Полагаю, он именно это и делает, сводя активность к минимуму. Следовательно, сны не запоминаются. А что, у тебя иначе, Бей?

– Не совсем. По большей части я тоже по утрам не могу ничего вспомнить, но некоторые всё же запоминаю. Знаешь, мне часто снится моя смерть, Эл. И каждый раз она разная. Возможно, это связано с моими глазами и с тем, что я не знаю точной даты, когда истекает мой срок.

– Думаешь, один из этих снов может оказаться вещим? Иногда наше бессознательное может рассказать нам о нас то, о чем мы и не подозревали.

– Вряд ли. Эти сны преследуют меня с самого детства. И они – единственные, которые я запоминаю. И вообще вероятность увидеть настоящий вещий сон стремится к нулю. Просто переживать подобный опыт во сне довольно занимательно. По крайней мере, всегда помнишь, что твой срок может прийти в любой момент. Даже если не ждешь. Особенно если не ждешь.

– На то она и смерть, Бей.

Pause

– Эл, один из агентов ФБР хочет с тобой поговорить.

Прошло шесть дней с тех пор, как двенадцать агентов ФБР по её просьбе начали независимое расследование утечки информации, произошедшей в японской полиции. Сто сорок один человек в отделе по расследованию особо тяжких преступлений имели доступ к информации по этому делу, и где-то среди них или их близких непременно был Кира.

Так как Эл не знала, что конкретно следует искать и на что обращать внимание, распоряжение агентом она выдала самое четкое: докладывать абсолютно обо всём, не утаивая никаких мелочей, «даже если в транспорте кто-то отдавит вам ногу или над Токио внезапно появится радуга». И вот, наконец, первые новости.