Текст книги "Тот, кто любит...(СИ)"

Автор книги: Ирен_Адлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– Я не останусь дома, – решительно заявил он. – Я не ребенок, не беспомощный младенец. Я – киборг, с боевой программой и навыками телохранителя. Выберусь через крышу. Или вызову беспилотник из ближайшего супермаркета.

Вадим, прибывший за своей подопечной на бронированном флайере, смерил его мрачным взглядом. Корделия, утомленная препирательствами, вздохнула.

– Блокатором его и в транспортный модуль. Чтоб не путался под ногами, – проворчал бывший спецагент.

– Вадим… – Корделия поморщилась.

Мартин не обиделся. Он уже привык к этой неприязненной, почти враждебной манере нового шефа службы безопасности. Дэна Вадим даже ударил, а потом спас. Безопасник и киборг несколько секунд играли в «гляделки», потом Вадим сдался. Видимо, оценил возможный ущерб от побега киборга.

– Пусть замаскируется как-нибудь.

Мартина обрядили в форменный комбез сотрудников СБ, а лицо скрыли за внушительным «визором». После всех камуфляжных манипуляций он стал близнецом одного из DEX’ов-семерок.

– Вот так-то лучше, – буркнул Вадим.

Мартин едва сдерживался, чтобы не издать победный клич. Нет, он не останется дома, запертый и ненужный. Он больше не прячется. Он – сильный, он уверен в себе. Он хочет быть со своим человеком и выполнять то, для чего был создан. А создан он – быть защитником.

Дрон взорвался через час после начала пресс-конференции. Мартин, в своем форменном, обезличивающем комбезе стоявший в двух шагах от Корделии, засек разрастающуюся тепловую кляксу и успел среагировать: прыгнул вперед, заслоняя собой хозяйку. Два DEX’а-телохранителя мгновенно оттеснили толпу и создали коридор для выхода охраняемого объекта. Уже во флайере Корделия спросила:

– А что случилось?

Через час Вадим, проведя предварительное расследование, доложил, что следов взрывчатых веществ не обнаружено. Да и откуда они могли взяться, если всех подававших заявку на участие журналистов допускали в зал только через сканер и короткое общение с двумя «семерками». Причиной взрыва, не повлекшего за собой никакого значимого ущерба, если не считать двух царапин у сидевшего в первом ряду репортера канала «Меньшие, но лучшие», послужил заводской брак. Что-то там замкнуло и перегрелось. Тем не менее, в прессе немедленно началась шумиха по поводу очередного покушения на главу холдинга «МедиаТраст». «Кто на этот раз?» вопрошали огромные голографические заголовки. «Заводской брак или диверсия?» взывали бегущие по вирт-окнам строки.

Корделия покачала головой.

– Ну все, не будет нам покоя.

Тогда же и возник план побега – инкогнито, на пассажирском лайнере, вторым классом.

– А почему мы летим через Аркадию? – спросил Мартин после того, как забронировал два билета на свое имя. – Через Шии-Раа ближе и безопасней.

– Потому что на Аркадии живет моя мать. А искать меня на одной планете с Катрин Эскот не догадается самый отчаянный журналист, – ответила Корделия.

========== 7 ==========

– Ты обещала рассказать, почему тебя не будут искать на Аркадии.

Пассажирский лайнер «Эльдорадо» покинул таможенную зону Новой Москвы и лег на курс к первому трансакционному переходу. Двигатели медленно, но неуклонно разгоняли огромный многопалубный паром до субсветовой скорости.

Мартин проверил ремни безопасности Корделии, но сам пристегиваться не стал. Устроился на полу рядом с ее койкой. В ответ на удивленный взгляд пояснил:

– Мне необходимо свобода маневра. А ремни могут помешать.

– Подумать только, целая секунда.

– Для киборга и секунда имеет значение.

Корделия не возражала. Она позволяла ему принимать решения и не вмешивалась. Сама эта поездка, от выбора рейса до каюты, была ему выдана как беспроцентный кредит на формирование ответственности, на осознание важности принятых решений, на учет и анализ последствий, а также на взращивание чувства самоуважения и уверенности в себе.

Полноправное взаимодействие с миром для Мартина только начиналось, и он понимал, что находится в начале пути. Его подвиг с пленением Казака и возвращением «Асмодея» на станцию событие исключительное, прорывное, но отнюдь не означающее самостоятельность. Он действовал в критической ситуации, подгоняемый базовой директивой. Но способен ли он взаимодействовать с людьми, с обустроенным по их правилам миром в ситуации рядовой, рутинной, где сверхусилия системы не требуются?

Человеческая жизнь – это бесконечная череда коротких бытовых трансакций. Люди постоянно взаимодействуют друг с другом, и очень часто именно это каждодневное, бытовое общение требует от них наибольшей психологической устойчивости. Тысячи малозначимых решений, которые той же Корделии приходится принимать в течение дня. Даже покупка дорожной сумки требует усилий. Корделия предоставила Мартину полную свободу с одним-единственным условием: он не будет избегать личных контактов. По мере возможности. Эту самую сумку он мог бы заказать по инфранету, но все же вышел из дома и купил все дорожные принадлежности в ближайшем гипермаркете. Что также потребовало от него принять с десяток решений. Когда он вернулся, слегка растерянный, Корделия взглянула на него с чуть заметной усмешкой.

– Трудно?

Он кивнул. Это действительно было трудно. Очень трудно. Автономное движение представляется занимательной прогулкой только тем, кто обстоятельствами ограничен в передвижениях, для кого взаимодействие с внешним миром умозрительная фантазия. Как это было некогда для него. Он был заперт в стерильном, замкнутом пространстве, помещен в изолированную сферу, которая удовлетворяла базовые потребности, но отменяла решения, и мечтал выбрать что-то сам, сделать шаг в сторону, нарушить правила.

На Геральдике условия смягчились, в чем-то он получил свободу, но по-прежнему существующая сфера, ставшая зоной комфорта и безопасности, препятствовала его общению с миром. Они существовали параллельно друг другу, а роль посредника исполняла Корделия. Зона комфорта была светлой, теплой, уютной. Покидать ее не хотелось. Ну если только для поиска приключений.

Мартин вспомнил древний земной мультик, в котором создатели озвучили одну из гипотез исчезновения динозавров. Мартин сначала не понял, что это своего рода притча, а не научная гипотеза. Даже попытался поискать в архивах «Жанет» подтверждение этой гипотезы. Но искин со смехом объяснила ему, что это всего-навсего сказка. Динозавры вымерли потому, что их детеныши не смогли вылупиться из яиц. Из-за наступивших холодов скорлупа стала слишком толстой. Она выполняла свой долг. Мартин не раз представлял себя жителем такого же просторного яйца. Почти что купол из сверхпрочного стекла на далеком планетоиде. А за пределами этого купола – космический холод. Не безопасней ли оставаться внутри? Забота Корделии была той же непроницаемой скорлупой. И разрушать эту скорлупу совсем не хотелось. Но что же там снаружи?

Но Корделия разрушила эту скорлупку сама, вернее, истончила. Она осторожно снимала слой за слоем, помогая ему выбраться. Собственно, это уютное, безопасное пространство никуда не делось. Оно есть, и он в любой момент может туда вернуться, и осознание того, что средоточие покоя неколебимо, позволяло ему двигаться дальше. Очень трудно было удержаться и не спросить совета, а то и вовсе переложить выбор на Корделию. Потому что ей проще.

Когда-то на Геральдике ей хватило минуты, чтобы связаться с транспортной компанией и забронировать каюту 1-го класса. А ему приходилось выбирать, взвешивать, выяснять. И говорить… с людьми. Встречаться с ними, обмениваться взглядами, выстраивать фразы так, чтобы они соответствовали принятым условностям. И находиться среди людей. А их много, очень много… Мартин едва успевал переключаться с одного на другого. Преодолеть себя, уговорить, подавить свои страхи. Нет, эти люди не враги. Это нейтральные, равнодушные к нему объекты. Они даже не знают, что он киборг. Никто не будет любопытствовать, отворачиваться, едва скрывая отвращение, шарахаться, выкрикивать оскорбления. Он ничем от них не отличается. Он – человек, только выращенный искусственно, с кибернетическими добавками. Но это знало его сознание, а подсознание таило вытесненные страхи.

Когда-то эти страхи были так сильны, что Мартин не нашел в себе сил выбраться из флайера на аэропарковке в Лютеции. Он испытал нечто схожее с приступом агорафобии, когда вместо титанового свода над его головой распахнулось небо. Не черное молчание космоса, а сияющая бесконечность, без ограничивающих опорных координат. Он тогда сразу ушел за процессор, предоставив системе заново обсчитывать и перестраивать сетку. Тогда от него требовалось пройти всего несколько шагов до флайера, а там, за тонированными сверхпрочными стеклами, он почувствовал себя лучше. Пространство съежилось, сместилось до привычной тюремной конечности, до обжитой непроницаемой скорлупки. Космопорт Лютеции напугал его не своей масштабностью.

Этого он уже не боялся после прогулок по геральдийскому лесу и полетов с Корделией над океаном. Его напугали люди. Их было много.

Такого количества людей одномоментно ему видеть не приходилось. В исследовательском центре «DEX-company» было от силы несколько десятков сотрудников, из которых к экспериментам с Мартином было допущено не более десятка. Остальные людские миллиарды, заселенные людьми планеты, звездные системы имели для Мартина такое же значение, как расположенные за сотни парсеков космические объекты. Но в огромной планетарной гавани эти люди внезапно обрели свою видимость, свою осязаемую вещественность. Сотни, тысячи… И все – потенциальные враги. Корделия тогда нашла выход: придумала для него импровизированную капсулу из аудио-и видеофильтров. Эти фильтры позволили Мартину отгородиться от навалившейся пугающей реальности, гремящей, незнакомой, и пережить маленький катаклизм в обустроенном мире. Благодаря фильтрам Мартин слышал только голос Корделии – голос своего человека. А на внутреннем экране сменялись отснятые им ролики.

Он делал эти зарисовки во время своих прогулок. Бегущие облака, парящие птицы, крадущиеся солнечные пятна, дремлющие в прозрачных горных озерах странные, светящиеся рыбы… У него уже был огромный архив. Летопись новой жизни. За то время, пока Корделия вела его через паспортный контроль и таможню, он и сотой доли не просмотрел. Его убежище было обширным, с целую планету, и он был бы счастлив оставаться в пределах этого убежища. Ему больше ничего и не надо. Информации достаточно. Он готов был провести несколько недель или даже месяцев в одиночестве, позволив Корделии посвятить некоторое время работе на Земле и Новой Москве. Возможно, не объявись Джонсон с бригадой ловцов на Геральдике, хвати у Бозгурда благоразумия не затевать с Корделией войну, все бы так и сложилось, но обстоятельства вышвырнули его за пределы убежища, вынудив спешно, даже аварийно, учиться. И он учился. И многому уже научился.

Космопорт Новой Москвы, пожалуй, многолюдней и грандиозней космопорта на Геральдике, которая всячески подчеркивает собственную обособленность, подходя к своим визитерам очень избирательно. Новая Москва – ее полная противоположность. Это бурно растущий, высокоиндустриальный мир, обещающий в ближайшее десятилетие превратиться в крупный федеральный центр, и космопорт, один из трех, построен с расчетом на будущее. Запущены два терминала, три еще строятся. И людей, среди которых немало транзитников, в десятки раз больше. И Мартину уже не спрятаться, не задействовать аварийный протокол. Ему приходится смотреть и слушать, отслеживать и сканировать. Потому что теперь он ведущий, он – ответственный. Когда-то Корделия вела его за собой, оберегая от излишних, травмирующих прикосновений, а теперь ее ведет он. Он – ее внешняя линия обороны, ее хранитель. И не только ее. Мартин ответственен еще за две жизни, те, которые только формируются, готовятся. Он ответственен за их будущее. И, честное слово, ему это нравится.

Мартин сам выбрал рейс и лайнер. И даже каюту второго класса забронировал без подсказки Корделии, руководствуясь тем, что к пассажирам 1-го класса приковано больше внимания. У VIP-залов всегда крутится пара-тройка репортеров из желтых онлайн-изданий в надежде урвать несколько скандальных голоснимков. А кто обратит внимание на поток пассажиров, разбегающихся по каютам эконом-класса? Кто опознает среди этих пассажиров женщину в свободной, слегка мешковатой одежде, шагающую следом за парнем с дорожной сумкой? Да таких непритязательно одетых в дорогу женщин сотни. А парней в потертых джинсах и растянутых свитерах крупной вязки и того больше.

Каюты 2-го класса вполне приемлемы для путешествия. Правда, тесноваты. Придется заставлять Корделию гулять по коридорам, чтобы избежать застоя в мышцах и усилить кровообращение. Но это недолго, всего несколько дней. Лайнер перемещается не столь стремительно, как яхта класса А-плюс, к тому же делает еще остановки на пути к Аркадии. Но эти несколько дней станут долгожданной передышкой.

Корделия, невзирая на сопровождающий первый триместр токсикоз, продолжала очень интенсивно работать. История с похищением сыграла роль пиар-хода, на который ни один самый оптимистически настроенный пиар-менеджер не рассчитывал. Слухи о том, что Корделия негласно схлестнулась с Рифеншталями, этим могущественным банкирским кланом, неожиданно вынесли холдинг и голоканал GalaxieZwei в топы всех рейтинговых агентств. Посыпались предложения от рекламодателей и более крупных медиахолдингов о совместных проектах. А более мелкие компании стали искать пути для вхождения в холдинг. Предложения поступали не только от медиагигантов, но и от компаний, специализирующихся в области кибернетики и компьютерных технологий. Все как-то разом вспомнили, что «Медиатраст» принадлежит контрольный пакет акций пребывающей в анабиозе «DEX-company». Да, производство киборгов остановлено, но немало подразделений и лабораторий корпорации занимались разработками, применяемыми в производстве андроидов, в медицине, биоинженерии, генетике, в компьютерном оснащении космических лайнеров, яхт и более мелких транспортных средств. Конечно, большую часть этих предложений рассматривали и оценивали топ-менеджеры «Медиатраст», а к Корделии попадали наиболее перспективные, уже с экспертным заключением и финансовой перспективой. Но объем был значительный.

Однажды, когда Корделия приходила в себя после очередного приступа головокружения, Мартин заглянул в открытые вирт-окна. Сначала мало что понял – смутили формулировки, неизвестные понятия, термины, дополнительные значения, бизнес-категории. Пришлось задействовать процессор на полную мощность, чтобы тот, подключившись к нескольким источникам, обработал пласт незнакомой информации и перевел малознакомые структуры в привычные и распознаваемые. Все оказалось не так уж и сложно. Нет, все тонкости бизнес-отношений Мартин не постиг. Для него межличностные связи и без бизнеса представлялись клубком противоречий. Но сравнить намерения двух сторон, вступающих в контрактное противостояние, мог. Чем и поспешил поделиться с Корделией. Даже обнаружил скрытую в цифрах неточность. Корделия молча на него смотрела. Потом сказала:

– Какой же ты у меня умница… Вот что я буду без тебя делать?

– А почему без меня? Я не собираюсь становиться твоей потерей. Еще одной.

– А я не собираюсь становиться твоей тюрьмой. Еще одной.

Некоторое время молчали, как бы оценивая реплики друг друга. Затем Мартин добавил:

– Что-нибудь придумаем.

– Придумаем, – откликнулась Корделия.

С тех пор Мартин занимался поступающими документами – меморандумами о намерениях, резолюциями, экспертными заключениями, бизнес-проектами – постоянно. Это стало походить на своего рода учебу. Он изучал проект, аналитические заметки к нему и высказывал свое мнение, следует ли этот проект принять к рассмотрению или отвергнуть, и почему, а Корделия выслушивала и объясняла ошибки. Пока у Мартина лучше всего получалось, если речь шла исключительно о технической стороне воплощения. Он легко просчитывал и сравнивал, черпая необходимые данные в инфранете, просматривая биржевые сводки и банковские предложения по кредитованию, а вот что касалось возможного успеха того или иного проекта, то тут он пока проигрывал.

– Ты еще плохо разбираешься в людях, – успокаивала его Корделия, – судишь слишком прямолинейно, без учета нюансов, то есть человеческих заморочек. А заморочек этих у людей превеликое множество. Проект в сфере медиа и шоу-бизнеса может иметь успех при условии, что учтет наибольшее количество этих самых заморочек, зацепит тайные струны, удовлетворит ряд подсознательных потребностей.

– Накормит всех тараканов? – вспомнил Мартин выражение одного из редакторов.

– Именно! – улыбнулась Корделия. – А ты еще не со всеми познакомился. Только с самыми крупными.

Но Мартин и не стремился постичь науку управления медиапространством. Он хотел всего лишь помочь Корделии. Вот и на лайнере, заметив, что она приготовилась изучать переброшенные на планшет документы, решительно отобрал гаджет и сказал:

– Я сам посмотрю.

Она растерялась.

– Чувствую себя Фемистоклом*.

Мартин порылся в памяти, но обнаружил только мимолетное упоминание этого исторического деятеля. Что-то такое, связанное с Древней Грецией.

– Однажды Фемистокл, правитель Афин, назвал своего сына самым сильным человеком в Элладе, – начала свои пояснения Корделия.

– Почему? Тогда же киборгов не было.

– Конечно, не было. Более того, его сын в то время был младенцем.

Мартин совсем запутался, и Корделия сжалилась.

– Сын командует женой Фемистокла, жена – самим Фемистоклом, а Фемистокл – эллинами. Из этого следует…

– Что младенец командует всеми?

– Правильно.

– А, понял. Ты хочешь сказать, что я теперь управляю холдингом?

– Что-то вроде того.

– Нет, я не управляю. Не умею. Я хочу, чтобы ты отдохнула.

Мартин отложил планшет, сел, скрестив ноги, у ее койки.

– А теперь расскажи мне, почему никто не будет искать тебя на Аркадии?

Корделия вздохнула. На несколько секунд закрыла глаза. Задумалась.

– Это не так просто, Мартин.

– Расскажи. Нам еще долго лететь.

– Ну, вероятно потому, что я плохая дочь.

– А что ты сделала плохого?

– Не оправдала надежд.

Комментарий к 7

*Фемисто́кл (ок. 524 до н. э. – 459 до н. э.) – афинский государственный деятель, один из «отцов-основателей» афинской демократии, полководец периода Греко-персидских войн (500—449 годы до н. э.).

========== 8 ==========

Корделия положила руку на живот и закрыла глаза. На несколько секунд она погрузилась в совершенно недоступный и непостижимый для Мартина мир – в мир созидания новой жизни. Он мог прочитать всю доступную в инфранете медицинскую литературу, мог назвать и подробно описать все стадии развития человеческого эмбриона, мог назвать все осложнения при родах и возможные мутации плода, но даже самая подробная информация, со всеми научными выкладками, оставляла его в статусе стороннего наблюдателя, рассчитывающего процессы в звездном ядре по спектральным всполохам.

Мартин не упускал случая посмотреть на Корделию в инфракрасном диапазоне. Он почти изнывал от любопытства и нетерпения. Это же так интересно, так увлекательно. Он наблюдает за рождением целой вселенной. Даже двух. Непостижимое чудо жизни. Из ничего, из двух клеток, видимых только под микроскопом, развивается разумное существо. И в то же время терзался тревогой и подспудным страхом. Тем самым, о котором ему часто рассказывала Корделия, страхом потери. Чем больше любишь кого-то, тем больше боишься его потерять.

– Прежде всего, – заговорила Корделия, – я не родилась мальчиком.

О том, что у Корделии есть мать, Мартин узнал далеко не сразу. Это случилось уже на Новой Москве, вскоре после того, как состоялось поглощение «DEX-company». Корделия была очень занята, изучая поступающие на ее электронный адрес документы. Основные работы осуществлялись через независимые аудиторские фирмы, привлеченные к проверке и пересмотру всех соглашений и контрактов перекупленной корпорации. На имя главы холдинга поступали сухие цифры итогов.

Корделия часами следила за бегущими в вирт-окне строками, изредка притормаживая столбцы, чтобы развернуть убранное под кат примечание. Мартин, в то время еще не освоившись окончательно и остро переживая свою отстраненность, находился где-то поблизости, изнывая от желания быть допущенным и доказать свою полезность. Да, он еще мало что понимает в этом сложном человеческом мире. Он еще только ребенок в едва очерченных границах личности. Он учится взаимодействовать, преодолевать и контролировать. Пока он только наблюдает, счастливый уже тем, что хозяйка… нет, уже не хозяйка, блок подчинения заархивирован… его человек здесь, с ним, в безопасности, что опасность миновала, и он снова, по утрам открывая глаза, прислушивается к звучанию любящего, гармоничного мира. Вероятно, то же самое испытывают выздоравливающие, когда боль отступает, а тело вновь обретает способность к полноценному движению. Он наблюдал за ней, своим человеком, пытаясь по легкому мимическому сдвигу разгадать ее мысли, ее настроение, предвосхитить за доли секунд подступающие радость или досаду.

– Ты чего? – спросила однажды Корделия, поймав его взгляд.

– Смотрю.

– И что видишь?

– Тебя. Ты все время меняешься.

Она удивилась.

– Разве? Я этого не чувствую. Ничего не происходит. Я работаю. Просматриваю отчеты. Скучно, буднично.

– Это тебе так кажется. Потому что ты не видишь себя со стороны. А я вижу.

– Неужели так интересно?

Мартин кивнул.

– Очень.

То, как она изменилась, заметил бы и человек. Корделия развернула какой-то документ. Брови у нее поползли вверх. Она присвистнула.

– Что-нибудь случилось? – забеспокоился Мартин.

По символу в верхнем правом углу вирт-окна он идентифицировал отправителя. Авшурская адвокатская контора «Майерс, Голдман и Ко». Но в этом нет ничего удивительного. Корделия ежедневно получала письма с их логотипом. Далее шел стандартный формуляр выставленного счета. Четырехзначные числа. Мартина встревожил стилизованный кадуцей. Что-то связанное с медициной. Неужели Корделия все еще нездорова? Но тут она произнесла загадочную фразу.

– Матушка в своем репертуаре.

Матушка? О ком это она? Мартин еще ни разу не слышал,

чтобы Корделия кого-нибудь называла «матушкой». Чей-то псевдоним? Прозвище?

– Пора прикрыть эту лавочку, – продолжала Корделия, изучая поступивший счет.

– Что случилось? – повторил Мартин.

Тогда она развернулась в кресле.

– Очередное кровопускание. Моя достопочтенная родительница прошла омолаживающий курс.

– Твоя… кто? Родительница?

– Ну да. Моя мать, Катрин Эскот.

Они взирали друг на друга с недоумением. Мартин, потому что слышал о достопочтенной родительнице первый раз, а Корделия… по той же причине.

– Ты моя единственная семья, – сказала она однажды.

И Мартин с тех пор даже не задумывался над тем, что же, собственно, было до него или до гибели «Посейдона». Он знал совершенно точно, что семья Корделии погибла в той катастрофе, ее муж и пятилетний сын. «Жанет» тайком показывала ему задвинутые в дальние сектора папки с семейными голографиями. Этих голографий было много, но сама Корделия никогда в эти папки не заглядывала. Мартин определил это по дате последнего изменения.

Он понимал, почему они никогда не говорят о прошлом. Это слишком больно. Как ему, так и ей. Он старался забыть, забросать прошлое новыми впечатлениями, будто яму кедровыми ветками, а она… потому что рана еще тлеет и воспаляется под слоем регенерирующего геля. Если начать говорить, вспоминать, то гель предстоит сорвать вместе с наросшей коллоидной тканью. Потому Мартин и не задавал вопросов, соблюдая клятву, данную «Жанет». Но ему и в голову не приходило, что семья Корделии – это не только муж и ребенок, что семья еще и родители. Об отце не раз упоминалось. Это он оставил ей наследство, имя, обанкротившийся голоканал и владения на Геральдике. Отец Корделии давно умер. И как-то по умолчанию Мартин перенес в категорию умерших и мать. Ведь Корделия же сказала, что он, Мартин, ее единственная семья. Какие еще могут быть вопросы?

– Твоя мать… жива? – спросил он тогда нерешительно.

– Еще как! И обходится мне очень дорого.

Больше Корделия ничего не сказала. А Мартин задумался. В самом деле, чему он удивляется? Корделия выросла в обычной человеческой семье. О ней кто-то заботился, кто-то воспитывал, кто-то водил ее в школу. Мартин воспринимал привычную, по человеческим меркам, картинку несколько отстраненно, как нечто происходящее в ином измерении, потому что сам ничего подобного не переживал. Как объяснить слепому, что такое свет, а парализованному – что такое движение? А если даже объяснить и дать научное определение поляризованному фотону, то как слепому постичь этот свет, прожить его и прочувствовать?

Мартин ни о чем подобном не задумывался, потому что все происходящее в человеческой семье для него так же малопостижимо, как и происходящее в далеких галактиках, в иных мирах. Ему доступна только теория. Вот почему это явилось для него открытием. Корделия вовсе не сирота, как ему представлялось. Она так же одинока, как и он. Она так же пережила утрату. И вот у нее, оказывается, есть мать. Тогда почему она так странно себя ведет?

Вот что бы сделал он, если бы узнал, что та женщина, Эмилия Валентайн, жива? Что она не погибла в транспортном инциденте на Новой Земле, а живет на далекой планете? Та клевета, возведенная на родителей Мартина Каленберга, следовательно, и его родителей, давно опровергнута, и он часто вспоминал посещавшую его женщину с фиолетовыми глазами. Он любил ее. Там, на станции, он этого не понимал, он был слишком глуп. Он был всего лишь говорящей заготовкой для человека и не мог как-то квалифицировать свое чувство. Только много позже он понял – любил. Это была любовь. И чтобы воскресить эту любовь, он бы, вероятно, рванул на самый край Галактики, чтобы вернуть это мимолетное живое тепло, дарованное той женщиной. Но Корделия этого не делает.

Очень скоро после состоявшегося открытия они переехали зимовать на Геральдику, и радость возвращения, красота кедрового леса, необъятные просторы, путешествия вытеснили тревожащие Мартина вопросы. Правда, когда они были на Новый год в Перигоре, Корделия показала ему дом, где провела свое детство.

– Вот здесь мы жили, пока его светлость Карлос-Фредерик не указал нам на космопорт, – сказала она, кивая на окна одного из домов. – Катрин Эскот снимала здесь квартиру, когда работала секретарем у Карлоса-Фредерика. – Помолчав, она добавила: – Дом сейчас принадлежит мне. Сол им распоряжается. Дерет с квартиросъемщиков три шкуры.

– А долго ты здесь жила?

– Восемь лет.

И перевела разговор на другую тему.

Затем Корделия упомянула о матери в связи с каким-то кинофестивалем, где Катрин Эскот оказалась среди гостей. Шла прямая трансляция. Они с Мартином завтракали. После завтрака Мартин собирался в поход на грависанях. Корделия, краем глаза наблюдавшая за новостной лентой конкурирующего голоканала, со смешком бросила:

– Леди Эскот верна традициям. Третий муж на три года моложе своего предшественника.

Мартин попытался определить, кто в толпе гостей эта пресловутая леди Эскот. У «Жанет» не было ее изображения.

– У нее уже третий муж?

– Ага. И тоже бывший.

И вновь ни единого слова пояснений. А спрашивать Мартин не решался. Он чувствовал, что тема, будучи не вовремя затронутой, ранит Корделию. А он уже не единожды ошибался, задавая бестактные и даже неприличные вопросы. Нет, она не сердилась, не обзывала его безмозглой жестянкой. Она отвечала мягко, терпеливо. Но за плавно, размеренно звучащим голосом он слышал боль, особенно если он со своей машинной прямолинейностью касался ее погибшей семьи. Он тогда нарушал какие-то неведомые для него границы: задавал вопросы о маленьком Мартине, о том мальчике, который остался на «Посейдоне». В архивах «Жанет» обнаружилась целая подборка детских книг и фильмов. И рациональный киборг тут же попытался выяснить их предназначение. Корделия, услышав вопрос и заметив развернувшийся в вирт-окне список, побледнела, взгляд затуманился и брови как-то страдальчески сошлись. Она беспомощно заморгала, будто попыталась согнать некую пелену. Мартин испугался. Ее эмоции спутались, перемешались. Уголки глаз заблестели. Она несколько секунд молчала, вынуждая Мартина терзаться виной. Потом отмерла и ответила, тускло, с заметным усилием, что эти книги и мультики она собирала для своего сына, рассчитывая подарить после возвращения с Асцеллы. Только некому было дарить…

– Извини. – Мартин поспешно свернул вирт-окно. – Я не знал.

– Ничего. Жаль, что ты для них уже взрослый.

Она потом долго молчала и заговорила с ним только вечером. С тех пор Мартин стал осторожней. Даже обозначил свое любопытство как опасное свойство. Ему лучше молчать. Он же ничего не понимает в людях! Потому что он машина! Бесчувственный и прямолинейный. Облагороженное оружие, лишь внешне схожее с человеком. Но два дня спустя Корделия, заметив его настороженную молчаливость, сказала, что он по-прежнему может задавать ей любые вопросы. Это полезно не только ему, но и ей.

– Почему?

– Потому что боль надо проговаривать, – пояснила она. – Я за эти пятнадцать лет никогда ни с кем не говорила о том, что случилось на «Посейдоне». И о своей жизни «до». Пресекала малейшие попытки психоаналитиков вызвать меня на откровенность. Я и вообразить не могла, что кто-то чужой, полный исследовательского пыла, заглянет в то, что принадлежит только мне, будет изучать, препарировать, разлагать на оставляющие… что кто-то коснется наточенным инструментом их лиц, их последних прощальных взглядов… Но это неправильно. Это как заложенный много лет назад ядерный заряд. Говорят, что время лечит. Неправда, время не лечит. Время формирует свинцовую капсулу. Защитный саркофаг. Но сам заряд остается взрывоопасным. Обезвредить его может только сам носитель. Сознательно. Пропуская этот заряд через себя.

Мартин понимал, о чем она говорит. Его прошлое было таким же испускающим смертельную радиацию зарядом.

– Я всегда тебя выслушаю, Мартин. Я разделю это с тобой. Когда придет время.

– И я с тобой разделю.

– Не бойся. Задавай мне вопросы.

И вот он вспомнил тот короткий, неожиданно напряженный решающий разговор, который обрел значимость ключа.

– Что значит «не оправдать надежд»?

========== 9 ==========

Корделия вздохнула.

– Любой родитель возлагает на своего ребенка определенные надежды. Появление детей – это всегда перемены, пересмотр прежде утвердившихся планов. Иногда дети вписываются в эти планы, а иногда – нет.

– А ты… не вписалась?