Текст книги "Бес противоречий (СИ)"

Автор книги: ira.gale

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== bad romance ==========

thirty seconds to mars – love is madness (feat halsey)

Пак Чимин – образцово-показательный сын, студент, в конце концов, наследник.

Он живет по четко заданной траектории, потому что ему нравится порядок во всем… буквально. Книги на полке по алфавиту? Это для детского сада. Чимин шагнул дальше – джинсы подвернуты ровно на два сантиметра, шнуровка на ботинках всегда двойным узлом, ручки кружек в кухонном шкафу смотрят на север и по цветовой гамме rgb, на каждый день недели свой цвет одежды и это всегда монохром. В общем, никто из друзей даже под сомнение поставить не смеет, когда он перед двадцать первым днем рождения заявляет:

– Я выбрал себе соулмейта.

У такого, как Пак Чимин, не могло быть иначе. Рандом, судьба, высшие силы? Чимин ещё при рождении всех поставил в коленно-локтевую, потому что таким априори никакие законы не писаны. Тем более законы природы, которые насильно спаривали одну человеческую особь с другой, игнорируя сексуальные предпочтения, социальные статусы, возраст и даже, блять, пол. Но! Речь-то шла о Пак Чимине, который образцово-показательный сын, студент и, в конце-то концов, наследник. Он не мог позволить судьбе решать за него, тем более, что по одному ему известному жизненному плану соулмейтом была подруга детства Чхве Миран – единственная девушка, которую Чимин мог выносить рядом с собой. Окей, ладно, единственная девушка, которая могла выносить Чимина рядом с собой.

– Полагаю, поздравительную открытку слать на адрес Миран? – цокает Тэхён. Он своим соулмейтом обзавелся только пару месяцев назад, и, если Ким вынужден повиноваться судьбе, то Чимин – Тэхён уверен в этом – подчинит судьбу своим планам. Не силой воли, так подкупом. Даром, что ли, сплетничают, что система оповещения прочно увязла во взятках, а у семьи Пак денег достаточно, чтобы их единственный сын хоть целый конкурс на такое вакантное место организовал.

Одного Тэхён не знает – что отец Чимина максимально консервативный и упертый баран, отказавшийся помогать сыну в его планах, но Чимин и без денег уверен в своей совместимости с Миран. Она кофейные кружки правильно научилась ставить аж с четвертого раза и не плакала, когда он её перед первым сексом к гинекологу повел, а вот Джису с экономического на йух его за такое послала. В общем, Чхве Миран идеальная девушка для Чимина, и это ясно как день, без всяких взяток.

Служба оповещения СОУЛ:

«Согласно закону и кодексу о соулмейтах Пак Чимину, достигшему двадцати одного года, была подобрана пара в соответствии со всеми анализами, психологическими данными и природой.

Пак Чимин обязан связаться со своей парой в течение двух недель, в течение четырех месяцев установить тесный контакт и подать заявление на узаконивание союза, а также предоставить фотоотчет о месте совместного проживания. В прикрепленном файле находится вся необходимая информация о соулмейте. Татуировка тотема пары проявится на теле в течение получаса после получения данного сообщения.

Служба оповещения СОУЛ желает Вам удачи!»

Чимин чувствует, как у него пальцы мелко дрожат, скрючиваются, не могут несчастный файл открыть. Он минут пять тратит на уговоры самого себя, что нового он там ничего не прочитает, всё ведь уже давно знает о Миран. Чемодан с вещами для переезда в новую квартиру, подобранную специально для них, стоит в коридоре – ждет. Пак делает глубокий вдох и на шумном выдохе открывает файл.

– Мин Йесо, – сухими губами шевелит Чимин, – двадцать лет, студентка Сеульского университета, факультет лингвистики, тотем – кошка.

Чимин ещё раз перечитывает файл, потом снова и снова. Всё силится буквы сложить в давно заученное и привычное: «Чхве Миран, двадцать лет, студентка Сеульского университета, факультет экономики, тотем – мышь-полевка». Телефон летит в сторону, а Чимин в ванную, игнорируя хрустящий звук ломающегося смартфона. Футболку почти сдирает с себя и начинает вертеться вокруг зеркала, боясь обнаружить на себе не-мышь. Кошка всплывает на ребрах, больно прожигая кожу. Она прогибается в спине, потягивается и когтями впивается прямо в чиминово ребро, жмурясь довольной мордой.

Точно не мышь-полевка, даже на крысу не смахивает.

Пак Чимин живет по четко заданной траектории, потому что ему нравится порядок во всем… буквально. Именно поэтому первое, что он делает – это едет в тату-салон, перебивает животное надписью «nevermind» самым жирным шрифтом, какой только был возможен, а уже после направляется в банк, чтобы опустошить весь свой трастовый фонд и исправить эту тупую ошибку природы. Он костьми ляжет, но никогда не станет второй половиной самой грубой, вульгарной, радикально настроенной лесбиянки университета – Мин Йесо.

Пак Чимин – образцово-показательный сын, студент, наследник и самая конченная мразь, когда что-то рушит его планы.

***

К концу недели Чимин понимает, что жизнь не просто не идет по плану – она ломается. В системе подбора соулмейтов его разворачивают со словами «Поговорите с отцом, Чимин-ши». Отец встречает его с каменным лицом и ещё более каменным и несгибаемым: «Это судьба, Чимин-а», а потом следует абсурдное и ни в какие ворота не лезущее:

– Не подчинишься – лишу наследства. Отсюда следует, что у тебя всего два варианта. Вариант первый: смириться и найти общий язык со своей парой. Вариант второй: оказаться на улице с учебным кредитом, арендой квартиры и пустыми карманами. И поверь, на улице никто не будет ставить твои кружки ручками на север, потому что там и кружек-то нет.

В понедельник Чимин пьет кофе из зеленой кружки, вспоминая, что одно древнее племя то ли индейцев, то ли инков, то ли ещё каких-то вудуистов раньше окрашивало зеленым цветом своих воинов перед схваткой, дабы те лучше сливались с природой и могли незаметнее напасть на врагов. Чимин, может, и не раскрашивает себя зеленым, но вдруг кофе из зеленой кружки поможет ему мимикрировать под нормального студента в серой кофте, серых брюках, серых ботинках, с серыми часами на запястье, серым чехлом на телефоне и серым, от несправедливости мира, лицом?

Ну да, ну да.

Йесо он находит только на большом перерыве и не в столовой, где сейчас максимальная концентрация студентов, а на одном из диванчиков в большом холле. Бесит ли это Чимина? Да. Возможно ли выбесить его ещё больше? Однозначно. Например, кислотно-розовым топом, который открывает далеко не тонкую полоску живота, и ультра-короткой юбкой – видимо, её девушка носит ещё со средней школы, судя по длине. Ноги свисают с подлокотника, а каблуки скрипуче цепляют пол набойками – раздражает так, что у него скулы сводит.

Минут пять у Чимина уходит на то, чтобы подавить в себе порыв развернуться и уйти… на улицу, например, где нет его любимых кружек. Ещё пять он тратит на уговоры не смотреть на синюю кляксу от чернил, что расплывалась блестящим пятном на внутренней стороне запястья Йесо. В висках так и долбится: сотри, сотри, сотри до кости, чтобы запомнила навсегда, как это некрасиво.

– Йесо.

Ноль реакции.

– Йесо, – чуть громче.

Снова ноль реакции и только долбаный скрип каблуков о мраморную плитку в холле. Чтоб она на этих каблуках тут себе ноги переломала и шею желательно тоже.

– Йесо, – вкладывает как можно больше децибелов, борясь между желанием схватить её за шкирку и отвращением от необходимости прикасаться к ней. К той, кто даже чернильное пятно не в состоянии оттереть, не говоря уже о вызывающей одежде, явном отсутствии какого-либо этикета и о ебучих каблуках.

С-с-с-к-к-р-р-р-щ-щ-щь.

По ушам будто бульдозер проезжает, ломая хрящи и взрывая перепонки, Йесо вскидывается с места, выдергивая наушники и оказываясь почти на голову выше Чимина. И вот, когда кажется, что дальше падать в яму ненависти уже некуда – она пробивает дно.

– Чего? – сразу хмурясь, будто на всякий случай, будто знает, что там где Чимин – ничего хорошего ждать не приходится.

– Я… – голос предает, горло сушит. – Мы… Короче, я не в восторге от слова «совсем», но вот, – и протягивает ей телефон, где раскрыто сообщение от службы оповещения.

Йесо мажет взглядом по черным буквам, меняясь в лице за секунду. Из напряженного оно становится злым, потом сменяется на насмешливое, и в самом конце, перед глубоким вдохом, становится нечитаемым. Чимина это бесит ужасно, потому что ему сейчас не до игр в шарады, ему бы хоть за что-нибудь зацепиться, хоть какой-нибудь шанс в Мин Йесо отыскать на то, что его жизнь окончательно не покатится по наклонной.

– У тебя поэтому цвет настроения серый? А чего сразу не черный?

– По делу, пожалуйста, Йесо, – ну, не объяснять же этой невеже, что по понедельникам у него серый гардероб, по вторникам темно-синий и так до белого воскресенья.

– По делу, Чимин-ши, я не по мальчикам, разве не слышал? – ухмыляется, а у самой на лице ни грамма эмоций.

– И? Нас выбрала система соулмейтов – это закон, правило.

– Чихала я на эти правила, – и он не сомневается, что она не только в переносном смысле чихает на них. – В жопу закон, в жопу систему, в жопу тебя.

– У тебя уже проявилась татуировка моего тотема, так? – Чимин не уходит только потому, что ему совсем не нравится улица, там слишком много таких, как Йесо. Он не уходит потому, что, кажется, прирос к полу желанием ногой сломать её каблуки, опустить на один с ним уровень хотя бы визуально, ибо, давайте начистоту, она никогда не была и не будет на одном уровне с ним. Чимин правильный, без чернильных пятен, лучший на курсе и наследник крупной телекоммуникационной компании – завидный жених, одним словом. У Мин Йесо за душой только кислотный топ, шпильки длиной сантиметров одиннадцать точно, средняя успеваемость, такие же средние родители – серая масса, прямо в тон к понедельничному костюму Чимина.

– Допустим.

– А теперь вспомни уроки по биологии соулмейтов в школе за пятый класс, – улыбается уголками губ, чувствуя, наконец, то самое превосходство, в котором привык жить. – После проявления татуировок-тотемов соулмейтов физически начинает тянуть друг к другу. Когда они пытаются сопротивляться процессу, то начинают страдать бессонницей, тревожными расстройствами, сердечной недостаточностью и так далее по списку. Смирись, Мин Йесо.

– В жопу смирение, – не отступает, скалясь и ершась. – Вот когда откроют олимпийский вид спорта по смирению, тогда я подумаю об этом с одной целью – отобрать у тебя первое место, потому что ты, очевидно, в этом мастер.

Чимин зависает. Ловит синий экран ошибки внутренней системы и жмет кнопку выключить, чтобы потом обратно нажать на «вкл». Ему требуется какое-то время, чтобы переварить этот многоступенчатый подъёб, к которому он оказался не готов.

– То, что меня теперь за лодыжку кусает вытатуированная овчарка, не дает тебе на меня никаких прав, – тем временем чеканит Йесо. – Ты, может, и правильный со всех сторон, но я-то вижу, что ты волшебный на голову. Лучше загнуться от сердечного приступа, чем прожить всю жизнь с тобой и твоими тараканами.

Чимин чувствует себя не просто уязвленным, внутри копошится нечто совсем незнакомое ранее, нечто смахивающее на… обиду? Знаете, когда в школе выбирают двух капитанов, чтобы они, в свою очередь, набрали себе команду, и всегда в самом конце остается неловко стоять кто-то один. Кто-то, кого все не хотят к себе, потому что он странный, неприятный, глупый, раздражающий – подчеркнуть нужное. Чимин всегда был тем кто выбирает, в худшем случае – кого выбирают самым первым, и сейчас он вспоминает лица всех тех, кого с презрением оглядывал, когда они оставались последними, и ему – вот сюрприз! – не нравится. Новая роль, которую ему отвела Йесо, раздражает, бесит, хочется стряхнуть её с себя, потому что Чимин завидный жених и вот это вот всё, а она – серая, как его наряд.

– В общем, повторю в последний раз и только из уважения к тебе, как к сонбэ, Чимин-ши, – и на секунду она выпускает свои эмоции, а он успевает их поймать за хвост: злость и презрение, граничащие с чистым отвращением. – В жопу закон, в жопу систему, в жопу биологию, в жопу тебя, Пак Чимин.

Шпильки звонко цокают по полу, превращая в крошево чужие гордость и самолюбие. Чимин в этот раз даже не молится, чтобы она переломала себе ноги вместе с шеей. Его мелко трусит от ярости несколько долгих минут, а потом он все-таки нажимает ту самую кнопку «вкл» и возвращает себя прежнего на место, вынимая телефон из кармана брюк. Быстро набирает короткое сообщение отцу и дает себе обещание поставить девчонку на её законное место, сломав не только каблуки, но и её хребет, хотя бы из принципа, потому что не существует ещё чего-то, что не мог бы подчинить своей системе Пак Чимин.

***

Цирк с конями начинается примерно в середине первой недели совместного проживания. Чимин понимает, что напрячься стоило ещё на этапе, когда Йесо с присущим ей покер-фейсом приняла новость о своем добровольно-принудительном переселении. Он-то рассчитывал, что она будет бесноваться, бить кулаками стену, рвать, метать и проклинать родителей, которые буквально продали свою дочь её соулмейту. Но! Йесо с ноги открывает дверь в свою комнату, оставляя черную полосу от ботинка на белом гипсокартоне, и, мать его за ногу, обживается. Заклеивает стены обилием странных фотографий, разбрасывает подушки по всей квартире – даже, сука, на полу туалета валяются! – и вешает свои вещи через одну от чиминовских, нарушая цветовой баланс.

Чимин не знает, что ему первым загуглить: второй шкаф или яд.

Двадцать первый раз за день поправляя ручку красной кружки на кухонной полке, Чимин думает, что яд и второй шкаф – это слишком просто, и решает идти на радикальные меры. Он создает правила проживания в доме, распечатывает внушающую кипу бумаг и гордо вручает её Йесо.

– Это что? – фырчит, брякая кружкой по столешнице, пока Чимин залипает на влажное кофейное пятно под керамическим изделием. Неужели так сложно протянуть руку к ящику, отодвинуть и достать гребаную подставку?

– Правила комфортного сосуществования.

– Твоего? – насмешливо атакует его девушка.

– Нашего, – он щерится довольно, наблюдая, как у неё кривится лицо от отвращения. Йесо только на первый взгляд кажется непробиваемой, а на второй оказывается, что расшатать её нервную систему очень даже легко. Достаточно просто тыкать её носом в их одну на двоих судьбу.

– В жопу правила, – указательным пальцем толкает бумаги обратно к Чимину, а он про себя отмечает, что Мин так часто отправляет всё и всех в жопу, что могла бы уже карту соорудить, чтобы туристы все-таки достигали пункта назначения, потому что пока не очень выходит.

– Там на последней странице система штрафов, – Чимин поднимается из-за стола, отряхивая невидимые пылинки с черных штанов, потому что сегодня пятница и на нем всё черное. «В цвет твоей души», – очень банально пошутила однажды Йесо, а потом тут же предположила, что возможно, это дань уважения черным пятницам в магазинах. Весело с ней было, только вот не Чимину. Он медленно, наслаждаясь моментом, разворачивается к ней и толкается языком в щеку, готовясь сбросить бомбу. Сразу же было понятно, что сводом правил её не урезонить, а вот мелким шрифтом на последней странице– очень даже.

– Открой же, Йесо-я, – кивает на документ, уголки губ вверх ехидно поднимая.

Маска равнодушия слетает ровно на секунду, обнажая смятение и микро-испуг, она моргает быстро-быстро и перегибается через весь стол, чтобы вытянуть пару листов снизу. Взглядом проходится по буквам, щурится, силясь прочитать последний пункт, где черным по белому: «В случае неповиновения Мин Йесо, Пак Чимин обязуется жениться на ней в течение двух дней».

– В чем прикол? – непонимание отражается на чужом лице.

– Всё просто: в жизнь супружеской пары никто не лезет и не знает, что там за закрытыми дверьми происходит, а там частенько падают с лестниц, сворачивают шеи на своих высоченных шпильках, попадают под колеса машин, падают с балконов, перепив на ужине. Полагаю, мне очень пойдет роль разбитого горем вдовца.

– Мне в пятницу сигануть из окна, а то у тебя крыша же поедет, если во вторник придется черное надеть, – скрипит зубами, сминая бумагу меж ладоней, а Чимин, наконец, чувствует, что это уже не антракт, не заход на второй акт, а конец – цирк сворачивает шатер, запрягает коней и отправляется с гастролями в следующий город.

– Будь так добра, – растягивает губы в улыбке, большим пальцем скользя по девичьей скуле. – Шкаф в твою комнату привезут в понедельник, встреть курьера.

***

Они учатся.

Учатся жить вместе: отмечают свои отношения в службе СОУЛ, назначают дату свадьбы на окончание бакалавриата Йесо, то есть через три с половиной года. Почти не разговаривают друг с другом, но ловко надевают маски в обществе, вынужденно сокращая дистанцию. Чимин даже думает, что, возможно, у неё ещё есть шансы стать нормальной, когда Мин надевает платье в тон его костюма на очередной семейно-деловой прием. Глубокий синий очень идет ей и, слава всем богам, что ткани у портного в этот раз хватило, чтобы прикрыть её попу, грудь и ноги, а потом она поворачивается к нему совершенно голой спиной, и Чимин не дышит. Не знает, то ли ему завыть, что она никогда не искоренит свои замашки нудистки, то ли удариться головой об стену от внезапного желания прикоснуться к коже, пальцами ощупать лопатки, пересчитать ребра, забраться под край бархата и провести под грудью.

Они не спят друг с другом по очевидным причинам: Чимину противно, Йесо противно, она ещё лесбиянка к тому же, а с другими по правилам проживания нельзя. Санузел у них, хоть и большой, но один на двоих, а венерические заболевания передаются разными путями, сколько случаев бывало (странно, что она тогда твой окр не подхватила с ободка унитаза, блять). С другой стороны, Чимин не железный, и вот такого поворота он не предусмотрел.

– Другое платье есть? – сглатывает вязкую слюну, толкая её по пересохшему пищеводу.

– Сегодня вторник, не хочу, чтобы ты опять запер меня тут и отключил мне интернет. Завтра новая серия дорамы выходит, а послезавтра новая глава фанфика. В общем, интернет мне позарез нужен, – объясняет ему Йесо с таким уставшим лицом, будто всё ещё надеется когда-нибудь перестать разговаривать с ним, как с пятилеткой, которому в сотый раз разжевывают почему небо голубое. Он залипает на пухлые губы, насилу отращивая железную броню, и первый – если быть точнее, то почти первый раз в жизни мирится с ситуацией.

Они учатся.

Йесо с переменным успехом учится ставить правильно кружки, подбирать тарелки: под стейки круглые, под рыбу прямоугольные, под пасту глубокие. Чимин учится закрывать глаза на непозволительно короткие домашние шорты – спасибо, что не в университет их надела, – поправляет коврик, чтобы лежал в центре комнаты и ровно между ванной с раковиной. Он даже думает, что, возможно, у неё ещё есть шансы стать нормальной, когда Мин приходит домой после занятий и ставит кроссовки на полку с другими кроссовками, и не путает белое с фиолетовым. Чимин почти испытывает некоторую гордость и мысленно заканчивает первую главу книги о перевоспитании нерадивого соулмейта, когда Йесо внезапно обвивает его шею руками и тычется носом в чувствительное место под ухом.

– Чи-и-и-и-имин-а, – канючит, – хочу называть тебя Чиминни или просто Минни…хотя так вроде зовут мышь какую-то из мультфильма, а я мышей ненавижу, так что будешь Чим-Чим.

Чим-Чим чувствует специфический сладковатый запах, который забивается в ноздри, и понимает – не перевоспитать, не запугать, не сломать. Он даже пропускает мимо ушей её замечание про мышь, которое явно служит каким-то звоночком, но он подумает об этом после. Сейчас ему предстоит борьба между желанием все-таки скинуть её с балкона и подержать ещё немного в своих объятиях, потому что Йесо мягкая, а кожа на ощупь у неё шелковая, и она губами задевает вздувшиеся вены на шее, оставляя влажный след. Чимин, честно, не знает чего в нем больше: гнева или раздражения.

Он закидывает её себе на плечо и тащит в ванну, где включает холодную воду, ждет, пока наберется достаточное количество и в последний раз бросает взгляд на Йесо. Запоминает её такой открытой, разнеженной до состояния желе и тянущей к нему свои руки. Он видит это в первый и в последний раз в жизни, потому что после она снова обернется колючкой и вряд ли уже откроется ему хоть раз. Горько ли во рту от этого? Да. Отступит ли Чимин от задуманного? Никогда раньше, и теперь не станет. Хватает пальцами за шею, давит, заставляя её ватные ноги согнуться, и со всей дури окунает лицом в воду. Вытаскивает, слушает её хрипы, перемежающиеся с матом и снова повторяет. Йесо бьется коленями о пол, стирает кожу о край коврика, собирая его в гармошку, и захлебывается водой, пока Чимин смотрит, как вытатуированная овчарка – его тотемное животное – глодает её лодыжку, пуская слюну на розовый носок.

Он бросит ей полотенце, а утром скажет, что в субботу их ждут в мэрии для заключения брака, потому что Чимин никогда не отступает перед своими правилами и не позволит делать это кому-то ещё.

– Ты ахуел? – звучит почти резонное с дивана, но вот только не в данных обстоятельствах.

– А ты? Думаешь, я – наследник одной из крупнейших компаний в Корее – позволю своей невесте позорить меня и мою семью, расхаживая по университету под дурью? Я и так сделал тебе множество поблажек и исключений. Хватит. Всему есть предел, Йесо-я.

– В жопу…

– Пределы? Меня? Дурь? Мэрию? – предлагает ей варианты Чимин. – Нет, милая, в жопу тебя. Я предупреждал, и ты читала мелкий шрифт.

***

Мин Йесо – это вызывающие наряды, банальные шутки, провокационное поведение и протест окружающему миру, а внутри пустота, запертая на сотню замков, чтобы никто и никогда не увидел, что она всего лишь пустая консервная банка. Её как вскрыли в пятнадцать лет, так и забыли поставить в холодильник, чтобы содержимое не протухло.

Шлюха, лесбиянка, ненормальная с языкового, ведьма.

На неё каждый день навешивают ярлыки, а Йесо только успевает улыбаться и кивать, потому что лучше быть шлюхой и лесбиянкой в одном флаконе, чем пустой жестянкой, по бокам которой засохшие куски её прежней. Она прекрасно понимает, что со слухами бесполезно бороться, их проще принять и соответствовать, потому что травля – физическая или моральная – это выбор. Не та черная дыра вместо сердца, которая выматывает тело и психику, а именно выбор. Твой или тот, что сделали за тебя. И Йесо выбирает быть «шлюхой» и улыбаться своим обидчикам, демонстрируя всем своим видом, что на социальном дне тоже можно дышать.

Она делает этот выбор первый раз в пятнадцать, перед финалом школьного конкурса талантов, когда её опаивают лошадиной дозой кофеина вкупе с наркотиком и запирают в подсобке актового зала с двумя выпускниками из соседнего корпуса школы. Пока Чхве Миран забирает главный приз со своей песней про солнышко, реки и весну, Мин Йесо познает новые грани боли в каморке среди костюмов мушкетеров и чучела Дровосека. Боль – созерцательна. Разодранное платье в горошек, ссадина на ключице от длинных ногтей старшеклассника. Запекшийся багрянец в уголках припухших от затрещины губ, чтобы не сопротивлялась. В отзвуке приближающихся шагов и гулком смехе одноклассников слышит не стук каблуков и шанс на спасение, а унизительный хлёст пощечины.

«Шлюха» разойдется потом по всей школе вместе с позорными фотографиями, где она на коленях у выпускника, а сзади к ней пристраивается второй. Первая реакция – сбежать, сменить школу, паспорт, планету. Вторая – надеть самую короткую юбку, расстегнуть лишнюю пуговицу на белоснежной рубашке и запомнить, что она принесла себя в жертву слепого поклонения Чхве Миран: «Чимин никогда не полюбит меня, если я не буду на первом месте, и никогда не посмотрит на тебя, если ты будешь шлюхой». Быть шлюхой напоказ несложно, особенно когда внутри тебя пустота, которая требует, чтобы её хоть как-то заполнили.

Йесо не замечает, как начинает делать выбор каждый день. Сначала думает, что достаточно закончить среднюю школу и всё пройдет, но перейдя в старшую узнает, что слухи имеют свойство распространяться очень далеко. Потом она думает, что надо доковылять до университета, где будет проще, потому что там никому не нужна эта драма, там у каждого второго бэкграунд такой, что её изнасилование покажется простым школьным пранком.

Граница плывет летом перед университетом, когда она встречает Сынхёна, который окружает её заботой, теплом и пониманием до того самого момента икс. Йесо честно думает, что готова, перешагнула уже, всё дело в голове и с Сынхёном всё будет иначе, но стоит его рукам забраться под майку, как тело сковывает дрожь и позвонки прошивает острой болью. Не готова, не прошло. Она неловко подбирается на кровати, глаза щиплет слезами, и слышит саркастичный смех на её неуклюжее «но я же люблю тебя» в спину. Осенью Йесо узнает, что Сынхён ходит в один с ней университет, на два курса старше, и теперь она:

– Фригидная и точно лесбиянка.

И оказывается, что быть лесбиянкой куда безопаснее и проще, когда ты одеваешься, как шлюха, и только что не на лбу неоновый указатель носишь «не влезай – убьет», для всех потенциальных желающих залезть ей под юбку. Йесо снова делает выбор, мечтая закончить учебу и уехать куда-нибудь далеко, а потом случается Чимин. Тот самый Чимин, ради которого Миран опоила её и запихала в клетку с озабоченными животными. Он, скорее всего, даже не знает, что сделала его любимица, но с осуждением и отвращением смотрит на Йесо, не понимая, что сам приложил руку к тому, что перед его глазами.

Ей снова остается только два варианта: бей или беги. Она выбирает второй, но Чимин её ловит, выкупает, как какую-то вещь, у родителей, которые погрязли в долгах и перестали понимать, что происходит с их дочерью. Проще сплавить её, тем более не абы куда, а в приличную и достойную семью. «Это честь для тебя», – говорит ей в тот вечер мать, собирая чемодан. Йесо думает, что лучше бы она удавилась ещё в пятнадцать, и сколько ещё Чимин готов у неё забрать, подгоняя окружающий мир под свою систему. Ведь только полный дурак не поймет, что у Пака беды с башкой, которые зовутся обсессивно-компульсивным расстройством. Поэтому в новой квартире она кидает везде подушки, нарушает цветовую палитру гардероба, впихивая фиолетовую толстовку между синим кардиганом и, простигосподи, темно-синим свитером. Проливает кофе на стол, поворачивает ручки кружек на юг, босоножки укладывает на полку с зонтами, а в пятницу надевает всё белое. Бесить Чимина страшно весело, но она это делает с конкретной целью сломать ему психику окончательно и довести до суицида. Правда, своего или чиминовского – неизвестно.

А потом она сдается, потому что он – нет.

Принимает его правила игры, потому что воевать с Чимином дома и поддерживать образ легкодоступной лесбиянки в университете оказывается очень утомительно. Йесо учится подчинять свой хаос в критических моментах, но выпускать наружу там, где Чимин готов закрывать глаза. И до определенного времени эта система работает: они почти не говорят друг с другом, но успешно создают вокруг себя образ нормальной пары на публике. Йесо в этом специалист, поэтому ей несложно, и она даже думает, что смогла бы так всегда. Но однажды:

– Эй, шлюха, – надрывно кидает в спину Миран.

– Эй, дура? – выгибает бровь Йесо, оборачиваясь к ней и сильнее сжимая ремешок сумки.

– Уходи от Чимина, ты ему не пара, ты только нервы ему расшатываешь, – шипит Чхве, атакуя в лоб с наскока.

– Что такое? Хочешь мыть его кружечки и расставлять ручками на север?

– Ты его не понимаешь!

– Зато ты его так хорошо понимаешь, что готова других людей заставлять насиловать девушек, лишь бы выиграть долбаный конкурс талантов, – почти кричит Йесо, выдергивая руку из хватки, в которой та неизвестно как оказалась.

– Я не хотела. Они должны были задержать тебя и сделать несколько фото и только, – шагает назад Миран, опуская взгляд в пол. На секунду Йесо кажется, что Чхве жалеет о своем поступке, но только на секунду, потому что потом девушка достает телефон из сумочки и тычет экраном в лицо. Из динамиков раздается смех, всхлипы, гулкий звук удара и снова ржач. Йесо не надо смотреть, чтобы понять, что на видео она, двое старшеклассников и коморка с чучелом, мать твою, Дровосека. – Не уйдешь сама – я покажу это видео не только всему университету, но и отправлю его в компанию отца Чимина, чтобы они с позором выгнали тебя. Я даю тебе шанс уйти с достоинством и хоть какими-то отступными.

– В жопу… тебя и твоего, блять, Чимина, – выплевывает свое коронное Йесо и бежит куда глаза глядят.

Она не помнит, как оказалась в дверях Мин Юнги с музыкального, который, по слухам, делится своими запасами «вдохновения» с любым желающим, надо только послушать с ним его новый трек и поделиться, желательно честным, фидбэком. Йесо шапочно с ним знакома через других знакомых, но он её всё же впускает, заботливо наливает чай, угощает дозой травки и выслушивает всю историю её жизни под свой печальный новый трек. Он умудряется давать ценные советы и в конце усаживает в такси, крепко обнимая и заключая:

– Поговори с ним, потому что он наверняка ничего не знает. Чимин из тех, кому сложно смотреть дальше своего носа, но если его ткнуть, то он вполне способен понять и иногда даже помочь.

И она правда собирается с ним поговорить, воспользовавшись травяным дурманом. Вон, даже кроссовки ставит на правильную полку, а это непросто, учитывая её состояние. Обнимает его, но всё равно тем вечером что-то идёт не так, и теперь Йесо смотрит на Чимина в белом костюме, в котором он смахивает на невесту больше, чем она сама. В этот раз она не выделывается: платье простое и в пол, без единого разреза, с высоким воротником и белое. Не потому что свадьба, а потому что Чимин по воскресеньям надевает белое. Йесо его не боится, но хочет успокоить зверя, которого нечаянно разбудила.

Она снова делает выбор – не рассказывать, дождаться, когда Миран отправит видео, а Чимин узнает в полной мере, что такое настоящий позор.

***

Во вторник к Чимину в столовой подсаживается Юнги и вместо поздравлений со свадьбой рассказывает занимательную историю, как на днях накурился с первокурсницей, которая, на минуточку, является его соулмейтом и жертвой жестокого буллинга со стороны Миран, а она, на минуточку, является его бывшей. Ещё Юнги добавляет, что на буллинг это не смахивает, скорее на абьюзерство и клиническую депрессию у Йесо. Чимину требуется пару минут, чтобы сообразить и расставить услышанное по полочкам. Многое, в том числе её необоснованное агрессивное поведение, встает на место. Пазл с характерным щелчком сходится в целостную картинку. Он откладывает на потом желание разъебать самому себе лицо и бежит к Тэхёну, чтобы первый раз в жизни попросить его об услуге. Тэхён вопросов лишних не задает. Терпит, ждет подходящего момента и без лишних вопросов взламывает облачное хранилище Миран, удаляя оттуда видео, предварительно скинув копию Чимину.