сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Продумывал план, как это лучше сделать. Слова подыскивал? Я, внизу, складывал из букв слова, чтобы признаться, а он, там, наверху уже все распланировал.
Даже на татушку согласился из-за задания. Сведет потом за копейки, по сравнению с гонораром-то.
Езус Крист! А я-то, я-то распустил сопли! Мой автограф! У сердца!
Какой же ты ебанько, милый. Тебя просчитали до последней буквы и цифры. Как букварь, вторую страницу. Звездулька, автографы, немножко внимания, любви, много траха и крепкая рука "папочки". Не так уж много тебе надо, как оказывается.
- Потрахались - и отлично, всем спасибо, все свободны
Подушка долго крепилась, но все-таки прорвалась.
Внутри оказались перья. Чтобы не выть в голос, я перевернул подушку и вцепился в другой угол зубами, рвал ее, заглушая рыдания.
Показывать, до какой степени он меня раздавил, я ему не стану.
Нельзя доставлять такую радость Тэдди.
Я привык умирать в одиночестве. Это не первое мое разочарование в жизни. Но никто не видел моих слез на публике.
И сейчас я выдержу. Я сильный. У меня, кроме меня, никого нет.
Только фотографии Тэдди в телефоне. Улыбающийся Тэдди. Хмурящийся. Хитрый Тэдди. Милый Тэдди. Целующийся со мной Тэдди.
Кусочек шестидневного счастья. Украденного, надуманного, волшебного, фейкового счастья.
И этот дневник, как память о нем.
Блядь!
Бляяяядь!
Почему, Тэдди, почему я несмотря на все твои слова все равно люблю тебя? Ебучий стокгольмский синдром. Ненавижу! Ненавижу!!!
Опять мистер Адамс, мой личный психолог, будет укоризненно-ласково смотреть на меня на кушетке и с благодарностью принимать чеки с крупными суммами.
Всего шесть дней, а как глубоко проросли в меня твои корни, Тэдди. Их придется выдергивать долго и болезненно. Потому что все корешки прошли через моё израненное сердце, опутали все внутренности, до самых ласт.
Зато теперь пальцы на руках и на ногах опять свободны??
Я справлюсь. Мне б только завтра пережить. А дальше - по накатанной. Интересно, примет ли организм после медвежонка солнечные апельсиновые антидепрессанты? Не уверен. Даже сейчас подкатывает к горлу тошнота, происходит какое-то отторжение всего рыжего и апельсинового. Ньют.. Он милый. Он и целуется, как котенок. Но мне не нужны котята. Мне нужен медведь. Один-единственный. От поцелуя которого умираешь, сгораешь и возрождаешься. От прикосновения - плавишься. От взгляда - взлетаешь. От голоса - таешь.
Но медведи любят мед и бабло.
Ты хороший профи, Колин. Надо отдать должное.
Ты справился.
Я влюбился.
И я сломлен.
========== Вот и всё. ==========
Я начал новый дневник.
Патамушта, как обычно, гладиолус.
Начну с самого начала: уолт дисней пикчерз представляет..
Просыпаться было мучительно. Адское похмелье на голодный желудок - то еще состояние. Башка трещала. Тошнило. Мысли ворочались, как жернова.
Но это даже лучше. Даже лучше. Физическая боль делала мысли о произошедшем вчера не такими яркими и болезненными.
Я в своей постели. Один. Надо же, даже не сбежал к Тэдди под бочок. А мог бы.
Только толку - он бы выгнал стопудово, ведь задание выполнено. Не надо больше косплеить влюбленного папочку.
Вода из-под крана была вкусной, но желудок не наполнила. А вид в зеркале в точности отображал внутреннее состояние - разбитое, зареванное, сломленное, мутное, взъерошенное.
Если я переживу сегодняшний день... то стану Эзрамонстром.
"Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее". Ню-ню.. Заодно и проверю.
Когда я спустился в кухню похлебать вчерашнего супчика, Колин был внизу, как обычно, одет с иголочки, идеален, молчалив.
Поставил мне тарелку теплого супа.
Алилуйя!!
Молчание было, как на похоронах.
- Эззи, я..
И тут зазвонил его телефон. Падре приедет сюда через 2 часа.
Пиздец.
Казалось, хуже чувствовать себя уже некуда, но оказалось - показалось.
Ложка выпала из рук. Внутренности скрутило.
До этого звонка у меня еще теплилась надежда, что всё обойдется. Как-нибудь. По волшебству. Что-то случится. Или не случится. Или мы сбежим с медвежонком.
Или у меня вырастут крылья и я улечу.
Или сдохну.
Но чуда не произошло. Впрочем, как всегда.
Дохуилионы кончились.
Что ж. Надо готовиться к последней части марлезонского балета.
На Тэдди я смотреть не мог. Совсем не мог. Было невыносимо увидеть вместо любящего, боготворящего взгляда любимого Тэдди, от которого зажигались звезды в небе, едкую ухмылочку, или равнодушие, или просчитывающий, сканирующий взгляд. Поэтому лучше не смотреть. Не смотреть на эту верхнюю губу птичкой, клювиком изогнутую в спокойном состоянии, и мило очерченную, когда Тэдди нежно улыбался мне.
Зато у меня в жизни было то, чего никогда до этого не было. Экс ДХ16.
Без Тэдди я бы и не узнал никогда, что так бывает, что такое возможно.
Не знал бы, что можно летать, парить, возноситься от одного только присутствия рядом любимого человека. А то, что это не взаимно, любви не отменяет.
Была она, была. Однополосная. Ведущая в никуда. В пропасть. В которую я сейчас и лечу со страшным свистом.
И пусть. Пусть приезжают, доломают, заставят, выпотрошат. Зато закончится этот театр абсурда. И можно будет сжаться в комочек и выть в голос, катаясь по полу, пока не сорву связки, не выору, не выстону все, что накопил за эти 6 дней.
А потом бережно отделю зерна от плевел и буду тетешкать и перебирать свои сокровища, счастливые мгновения по пальцам, по крупицам. Вот их у меня никому не отнять. Даже падре.
Мой внутренний магнит все еще чувствовал Тэдди, даже не видя его.
Смешно. Все сломалось, а настройки у магнита работают.
Поплевшись к выходу из кухни, не поднимая головы, как сомнамбула, чтобы привести себя в порядок перед приездом падре, я почувствовал приближение Колина, и его теплые, горячие руки нежно обняли меня. А губы уткнулись мне в шею, ошпаривая кипятком мурашек, разбегавшихся по всему телу.
Странное ощущение. Заледеневшая душа, ошпаренная кипятком. Хм. Дохуилионы продолжают сыпаться. ДХ17
- Мальчик мой, Эззи, солнышко. Пожалуйста, доверься мне. Я желаю тебе только добра, пожалуйста, поверь в это.
Асподь!!!
Как же хотелось довериться этим рукам, этому голосу, этой последней надежде на чудо! Но во мне что-то умерло, заледенело, превратилось в камень, и я просто физически не мог даже расслабить напряженные плечи.
Я был гипсовой подделкой той мраморной статуи Микеланджело, которой совсем недавно так восторженно любовался Колин. Я казался себе собранной из кусков грубой копией аляповато склеенного разбитого муляжа. Где-то не хватало частей, где-то выпирали лишние обломки, торчали куски проволоки.
- Сейчас-то это зачем, Колин? Ты всё уже сделал. Отработал гонорар. Не растрачивай понапрасну свой театральный талант. Или ты репетируешь перед следующим клиентом?
- Я пытаюсь тебя спасти, глупенький ты мой.
...подпиши документы, иначе они убьют тебя.
...потом хоть на яхту, хоть куда
...останься в живых.
...лучше велосипед, чем катафалк.
...тебе... нам нужно пережить сегодня,
...доверься мне, мальчик мой.
Если бы ты знал его, Колин.. если бы ты всё знал... Есть вещи куда хуже быстрой смерти.
Но ты не знаешь.
Всё бесполезно.
Гриндевальд прибыл минута в минуту. Гребаная пунктуальность. Именно поэтому, в пику ему, я разбрасываю вещи и не слежу за порядком. Началось это противостояние еще с момента нашего знакомства, а потом вошло у меня в привычку.
Умытый и причесанный, я сидел на диване, не зная куда деть руки, чтобы скрыть дрожь и подступающую истерику.
- Здравствуй, Геллерт, - механически произнес я, сцепляя дрожащие руки в замок.
Падре заговорил с Колином и их слова доносились, словно через вату.
Когда он подсунул мне папку с документами, я посмотрел на Колина.
Он незаметно кивнул.
Еще вчера с утра я бы покуражился, взбрыкнул бы, дал достойный отпор Гриндевальду, но сегодня я был замороженной, снулой рыбой, без сил, без желаний, без капли жизни внутри, все вокруг потеряло смысл.
Колин ломает профессиАнально. Технично. Грамотно.
Сегодня мне было всё равно.
Вот и всё. Вот и всё. Вот и всё, - билось в голове. Никаких чувств. Холод, мороз, безразличие.
Я даже не видел, что там написано, буквы плавали перед глазами, действительность была размыта, сознание уплыло и спряталось где-то глубоко внутри.
Когда моя кардиограмма-подпись была проставлена на всех документах, Геллерт потянул меня в мою комнату:
- Теперь можно и выезжать, пойдем, соберем твои вещи.
Не глядя на Колина, чтобы не видеть торжествующей улыбки и радости от светящихся в глазах больших и красивых цифр стоимости контракта, (медведи любят бабло), я поднялся с идущим по пятам падре в свою комнату.
Бросая вещи в чемодан я вдруг наткнулся взглядом на этот дневник, который не должен был лежать так ровно, так выверено, так идеально на этой тумбочке.
О, нет!
О, нееет! Колин читал его!!! Когда? Вчера, когда я готовил ему кофе и продумывал монолог с признанием.
Шит. Шиииит!!! А потом позвонил Ньют. И заверте...
Весь он прочитать не успел. А что успел? До звонка Ньюта, с моим корявым почерком.. Самое начало?
О, Господи!
Так вот откуда растут ноги. Так вот откуда..
- Подойди-ка ко мне, Эзра.
Чертов падре! Я даже забыл на минуту, что он здесь!
Я забыл, что я в его власти. Забыл, каким может быть гипнотическим и сладким до тошноты его голос, его движения, и взгляд, как у гигантской змеи.
Против воли я сделал два шага к нему.
Желтый земляной червяк!
Его мерзотные прикосновения к моему лицу, масляный взгляд, скользнувший по моим дрожащим губам, а потом со злобой уткнувшийся в засос на шее, который оставил Колин, вызывали во мне тошноту. К горлу подкатил комок.
- Раздевайся.
- Зачем? Зачем мне нужно раздеться?- трясущимися губами выдохнул я.
- Ты знаешь зачем, Эзра. Плохие мальчики должны быть наказаны. Ты - очень плохой мальчик, Эзра. Не заставляй меня применять насилие, ты же понимаешь, что здесь, в этом прекрасном, но уединенном шале, никто за тебя не вступится? Зачем усложнять жизнь нам обоим, просто разденься и попытайся получить удовольствие. Ты умеешь, я знаю. Раздевайся.
Как в моих кошмарных снах.
Как когда после смерти мамы я проснулся в его кровати раздетым. После влитого в меня алкоголя картинка никак не складывалась целиком. Что было, что привиделось...
Нечем дышать.
Нет спасения.
Нет сил.
Нет выхода.
Никто не поможет.
Вот и всё. Вот и всё. Вот и всё...
Отключиться. Перетерпеть. Не думать. Это не я. Меня нет. Здесь только пустая оболочка.
Рубашку я с трудом снял сам, постоянно путаясь в пальцах, пуговицах, рукавах.
Джинсы с трусами снял он.
И зашипел, глядя на синяки и отметины, оставленные Колином, брызгаясь ядом.
- Небось тут трахались, суки. Со всеми трахаешься, сучонок, только не со мной. Ничего, теперь ты никуда не уползешь. Теперь ты мой. Нагибайся, Эзра, папочка дома.
И он набросился на меня, прижимая всем своим весом к кровати.
"Папочка" из его губ встряхнуло и чуть не вывернуло меня наизнанку. Придало внезапно сил и желание сопротивляться. Но он был очень тяжел и разъярен. Чувствуя добычу под собой, ему снесло крышу. Ноздри раздувались, в глазах полыхал огонь, он дорвался до желанного трофея. Все то, что я ему не позволял, оказалось внезапно доступно и билось под ним в тщетной попытке освободиться.
- Ты мне не папочка, - с ненавистью выплюнул я ему в лицо.
- КОЛИН!!! - во всю глотку заорал я. Оно как-то само вырвалось в последней надежде на спасение. Живым не дамся. Не дамся. Нет. Жажда жизни пробила ледяную корку, и когда внизу что-то загрохотало, а потом Гриндевальда внезапно отбросило от меня, я даже не сразу понял, что случилось.
Мозги не соображали, я мог только фиксировать взглядом, как Колин надел наручники на пришибленного Геллерта, и оттащил его к стенке.
- Одевайтесь, господин Бербоун. - в меня прилетел комок одежды.
Мозги все еще тупили, но руки уже натягивали на себя без разбора какую-то одежду.
- Господин Гриндевальд, вы мне еще не заплатили.
...советую не усугублять свою ситуацию.
...видеокамера ... запись того, что тут только что случилось
...как вы пытаетесь изнасиловать приемного сына,
...попадет в интернет,
...ваша репутация
...наша безопасность
Когда Колин заговорил, я, наконец-то, отмер и проснулся, что-ли. От адреналина в крови все еще потряхивало, но тело уже начало слушаться. Забросив в рюкзак самое главное, мобилку, дневник, какую-то нужную мелочевку, я бросился к Колину, но остановился в шаге от него.
- Выходите к машине, господин Бербоун, у меня небольшой разговор с господином Гриндевальдом. Телохранители в отключке. Я соберу чемодан. Ключи должны быть в зажигании, прогрейте салон.
Жалкий земляной червяк, конечно же, не смолчал:
- Мальчишка и вас приручил, Грейвс, у него несомненный талант, он гений манипуляции. Скажите мне, стоит ли рухнувшая карьера недели траха? В вашем возрасте менять профессию - это рискованное занятие.
Я пулей вылетел из комнаты, добежал до прихожей, ухватил полушубок, вскочил босыми ногами в угги и бросился к машине.
Все, как сказал Колин. Ключи в зажигании. Заведя машину, я пересел на соседнее сидение и замер в ожидании. Мысли всплывали и тонули, незаконченными хвостиками мельтеша в голове.
Это была не ломка. Не ломка. Вчера была не ломка. Дневник. Гадский дневник. Звонок Ньюта. Стечение обстоятельств?
Что-то выстраивалось в голове, но тонуло в нервном ожидании Колина, так и не оформившись в связную мысль.
Что теперь будет? Куда бежать? Как теперь жить?
Все фигня, фигня, фигня.. Главное - Колин. Он не врал. Он спас. Он со мной. Он вернулся!
Колин. Колин. Колин. Колин - билось набатом в голове.
Когда он появился в дверях шале, облегчение накатило душной волной.
- Поехали? - сказал Колин, садясь за руль.
Всё, что я мог, так это ткнуться ему лбом в висок и обнять. Молча. Без сил. Без эмоций.
- Поехали! - поцеловал я его в щеку.
Ответный поцелуй в висок, крепкие объятия Колина, и машина тронулась.
А по дороге мы нашли мою красную шапочку.
- Я же говорил, что ее тебе принесу?
Серый медведь и красная фапотька, бля!
Надо прошерстить дневник и вспомнить всё, что он мне обещал.
Колин честен.
Колин выполняет обещания.
Чем дальше мы отъезжали от шале, от падре, тем больше вопросов заполняло мою голову.
- Колин… Куда мы едем? - спросил я.
И понеслооооось...
- Чемодан. Вокзал. Гостиница.
Ну охуеть теперь!
Оказывается, Колин психолог.
И у меня стокгольмский синдром.
И всё я делал правильно в такой обстановке, когда приручал Тэдди.
И что он меня понимает.
И что мне надо вернуться к нормальной жизни, к друзьям, к вечеринкам.
Но только не к бухлу и наркотикам.
И друзья-то меня поддержат, и Ньют оказался хорошим и милым.
Йоптвайумааааать!!!
Тэдди! Тэдди, милый! Что ты несешь?!!!
- Забудь про Ньюта! Тебе так не терпится от меня избавиться?
- Да на кой хуй я тебе сдался, Эзра? Гриндевальд обезоружен надолго, бумаги твои подписанные вон на заднем сидении валяются, или ты боишься, что сейчас перестанешь играть любовь неземную и я поверну обратно? Можешь не бояться, не поверну, я себя отлично закопал, чтобы поворачивать. Выдыхай, Эзра, ты всех победил.
Жованый крот, щука брат!!!
- Ты, блядь, серьёзно, Колин? Вот так ты обо мне думаешь?
- Ты хороший, Эзра, очень хороший! Но я тоже не совсем идиот, чтобы верить в невозможное.
И тут я вспомнил про дневник. Про этот гребаный дневник.
Твой кролик пишет*
Психолог, он, твою мать! Выдернуть из контекста фразы! Прочитать только начало, где мы оба были на нервах, и сделать выводы.
- Возьми. И прочти до конца, раз уж начал. Бумаге ты веришь, а мне, значит, нет?
Здорово, Колин! Геллерту он верит. Записям в дневнике верит. Своим дебильным теориям верит, а мне - нет.
- Тебя понесло на волне событий, и ты принял единственно верное решение, чтобы выбраться из опасной ситуации с наименьшими повреждениями. Это пройдет, поверь мне, это всегда проходит. Я-то на что рассчитывал? Какого хера я-то влюбился, даже зная про это все?
Тэдди. О, Господи, Тэдди!
Ты признался мне в любви, милый?!
Но судя по твоему решению это не имеет ни-ка-ко-го значения для нас. Для нас с тобой вместе.
Потому что он уже все решил. И за себя и за меня. И, что бы я не сказал, уже не поможет - диагноз вынесен. У нас нет будущего, потому что он мне наскучит. Не сейчас, так через пол-года.
Так и я могу быть психологом. Только плохим. Ибо хороший психолог вначале выслушает пациента, а потом смеется, а не наебарот.
Тэдди любит меня. Езус Крист!!!
Сказать ему то же самое? Да, блядь, после того, как мне разжевали, что я кАлечный стокгольмский пациент, и все преходяще, а музыка вечна, этого упертого медведя даже разорвавшаяся бомба над головой не остановила бы.
Вот тебе и признание. В машине. Как я и писал. Только меня опять не хотят слушать.
Хотелось выть и кусаться. Если бы это помогло, я бы так и сделал.
Но вместо этого я наехал на Тэдди и пригрозил ему, что деньги решают все. Что я из-под земли его достану, если он не даст нам шанс.
