Текст книги "Тяжелый случай (СИ)"

Автор книги: Имир Мади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Только вот ни одна из них не вернулась рассказать, действительно ли каждую забирали в лучшую, хорошую жизнь.

Их всегда забирали по ночам, по одной, не давая толком собраться, хотя что там собирать бедной сиротке. А по утрам всем им говорили, что да, ту или иную забрали новые родители и теперь у них все будет в шоколаде. Говорили, что придёт и их очередь, нужно лишь потерпеть и подождать.

Рей даже верила какое-то время.

Тоже с замиранием души ждала, когда же там за ней приедут новые родители, что должны были обязательно полюбить её, холить и лелеять. Будут улыбаться по утрам, а не толкать в спину. Будут подтыкать перед сном одеяльце под эту же спину и гладить по волосам, напевая колыбельную.

Пока в один прекрасный вечер не поддалась на уговоры девчонок сбежать на пару часов и не погулять. Ей действительно было весело, безо всякого пива, что подружки умудрились украсть в ближайшем круглосуточном магазине. Ей было радостно смотреть на кипящую вечернюю жизнь. Люди вокруг веселились, смеялись, обнимались, отдавая кусочки своего невидимого, но такого осязаемого счастья тем, кто тоже заслуживает.

Пока на обочине дороги они всей толпой не наткнулись на старшую девочку, что забрали с месяцев пять назад в новую семью.

Розовый мир рухнул, когда Рей углядела страшные синяки и заплывшие глаза, отвратно замаскированные тоналкой и тенями.

Рей никогда не считала себя дурой. Потому что и такие слушки гуляли по приюту. И она сразу поняла, что нихрена этого нет. Вот как будто камнем по темечку прилетело, что никаких новых семей, никакой шоколадно-мармеладной жизни. Ничего этого не будет. А будет жизнь на обочине в ожидании очередного клиента в короткой юбочке, с дикарской раскраской на избитом лице и наркота на утаенные деньги, чтобы забыть и перебить боль. И физическую и душевную.

Она сбежала на следующую же ночь, но далеко не ушла. Полиция вернула её уже к утру.

Первый побег ей простили, потому что Рей, хлюпая носом, заливалась соловьем, что просто хотела сама найти себе хороших родителей.

А вот второй – нет.

После второго наигранная ложь не прокатила и ее две недели продержали взаперти.

Третий раз она сбежала, едва ее выпустили из комнаты для провинившихся. После третьего побега ее снова закрыли там же… но уже наказанную. Били мягкими ремнями, чтобы фиолетовые полосы по лицу и спине сошли как можно быстрее.

Но ее и это не остановило.

После четвёртого побега били уже всерьёз. До располосованной до мышц кожи на руках и плечах, до рваных полос на спине и ногах. До несколько раз потерянного от боли и ужаса сознания.

В пятый раз Рей свалила прямо из больничной комнаты, где ее оставили одну, думая, что ей не хватит сил и воли хотя бы просто подняться. Полиции она не верила, и исковерканный страхом разум потащил ее… на ближайший призывной армейский пункт.

Она смутно помнила череду скандалов, когда ее из лап армейских чиновников пыталась выдрать сначала полиция, после даже федералы. Весь этот балаган имел кучу белых пятен и не срастающихся моментов, но и это Рей пропустила мимо ушей. Но хорошо запомнила хитрые самодовольные лица, пришедшие за ней в самом конце всей эпопеи. Но ей повезло, наглых уголовников, прикрывающихся целой сетью сиротских приютов, а на деле и вовсе торговцев живым товаром в виде бесхозных омег, сломали те же федералы. Она была наживкой, но Рей и не думала как-то обижаться или сердиться.

Просто в тот момент решила, что хочет быть себе хозяйкой. Поняла, что хочет отсечь себя из устоявшейся первобытной системы, разделяющей виды людей на альф, омег. Она твердо решила стать обычной бетой, коих слишком много в этом мире, а значит, всем плевать на них.

В тот миг Рей окончательно решила, что не позволит этой системе управлять ею.

В новом приюте, куда ее засунули, никто и не трогал. В новом приюте никому не было до нее дела. Ей даже в программе защиты не дали участвовать. Даже имени, и того не сменили.

Она так и болталась там дерьмом в проруби, пока за ней не пришли новые родители. И вот только тогда Рей позволила себе распустить пружину недоверия. Не сразу, но вот тогда-то она и позволила себе поверить, что бывает хорошая, интересная жизнь, когда тебя любят за просто так, что ожидают взамен лишь ответной любви без единого намёка на что-то плохое.

Счастье закончилось ровно через неделю после восемнадцатилетия.

Рей вприпрыжку неслась домой сообщить любимым родителям, что она нашла работу и будет хоть как-то зарабатывать, хотя ей постоянно твердили об учёбе в колледже.

Дома ее ждала полиция.

С новостью о гибели тех, кто подарил ей счастье.

После снова была череда детективов, постоянно распрашивающих ее о чем-то. Приходили, уходили мужчины и женщины с холодными глазами и четкой выправкой. Какие-то незнакомые люди все бродили по дому в поисках непонятного.

Туман в ее голове рассеялся после появления в доме очередных незнакомых мужчин, слишком плохо на нее глядевших.

Уже через сорок минут Рей стояла с документами в потайном кармашке напротив входа в ближайший призывной пункт.

Ей снова невероятно повезло.

По возрасту она не проходила, физически по параметрам даже рядом не стояла по требованиям, ибо до кучи ещё и была омегой. Но, видимо, госпожа фортуна краем глаза все же глянула на нее. Непонятно как, невероятно почему, но мимо нее прошёл мимо мужчина со злобно-хитрыми глазами… и зачем-то спросил ее, какого хрена она вообще тут делает.

А Рей и вывалила ему все все.

Внезапно округлившиеся глаза после озвученных имён погибших родителей Рей заметила сразу, как и ставший сразу очень колючим взгляд. Ей очень повезло в тот момент, за что она не переставала благодарить всех богов.

Уже через час она сидела в кузове тентованного армейского грузовичка с кучей балагуристых новобранцев альф, с самим Люком Скайуокером впридачу, не постеснявшимся усесться напротив и всю шестичасовую дорогу до закрытой академии очень внимательно, но вроде даже благожелательно на нее таращиться.

Она хорошо запомнила длинные очереди за новехонькой формой и странные бесячие взгляды от призывников-альф, что насылали на нее волны откровенного недоумения, мол, что среди них делает делает девчонка, да еще и омега. Хорошо запомнила тихую, но весьма проникновенную речь генерала в его кабинете, что Рей сама выбрала себе путь. Запомнила отлично слова Люка, что давал ей ровно сутки одуматься и начать нормальную жизнь, а не рвать себе жилы в его программе. На слова, что он даже готов ей выделить энную сумму, чтобы она осела в каком-нибудь городе и была простой омегой – Рей даже не ответила. Просто молча таращилась на него, старательно держа осанку. Люк тогда не стал ее мурыжить, просто рявкнул, как там положено курсантам отвечать старшим по званию.

Он не стал рассусоливать, и Рей хорошо запомнила, как первой же ночью к ней в комнату ворвались трое амбалов, за милю воняющих альфами, скрутили ее же одеялом и потащили брыкающуюся и воющую омегу в неизвестность. Холод кафеля пустой душевой она еще после годами помнила, ощутив лед промороженной поверхности собственными голыми лопатками, когда начали методично и сосредоточенно намеренно очень грубо с нее срывать пижаму и трусы, раздирая чуть ли не в клочки. Щелканье ремней около носа и где-то в районе разведенных коленок остановил приказ генерала, что оказывается, все это время торчал буквально в паре метров от них. Одно краткое хватит и все трое альф вдруг подскочили на ноги… и выстроились в ряд, как на смотринах. Рей хорошо запомнила еще одну проникновенную тихую речь Люка, что подобное будет повторяться раз за разом и любое из этих покушений может зайти гораздо дальше… пока она не научится противостоять. Люк все говорил и говорил, а она могла лишь выдирать слова из общих предложений. Хорошо запомнила, что тогда генерал обещал научить ее противостоять всему миру, если у нее хватит духу. Говорил, что приложит все усилия и будет спускать с нее сто, двести, пятьсот шкур, пока Рей не научится. Тихонечко шептал, нависнув над ней, скукоженной в комочек, вздрагивающей от каждого звука и заливающейся бессильными слезами, что если утром сама не решится уйти, то потом никто ее отсюда не выпустит, пока она не сломается окончательно или не окаменеет.

Как раз эти слова Рей выжгла у себя на сердце… и повесила огромный замок.

На следующую ночь ворвавшихся к ней тех же альф уже ждала свернутая из украденных из прачечной одеял и чужих униформ кукла, а она сама лежала под кроватью… и воткнула тоже украденный в столовой ножик в ближайшую к ней ступню.

Уроки инструкторов не проходили для нее даром. Рей жила вполуха, спала одним глазком, зато отдача на физическую и умственную подготовку была на тысячу процентов. Рей не переставала бояться, но натягивала на лицо самую светлую улыбку и шагала по жизни дальше.

Лишь после окончания академии Люк рассказывал ей, благостными вечерами просиживая в беседке на заднем дворике купленного специально для нее маленького, но красивого домика, что приемные родители Рей были его старыми друзьями. Рассказывал, что он и прикатил-то в то время лишь для личного расследования автокатастрофы, снова оставившей ее круглой сиротой. Поделился искренней радостью, что нежданно негаданно судьба свела его с ней, что он и подошел к ней только потому, что уже знал о приемной дочурке и видел ее в доме друзей, но тогда так и не смог добиться хоть какого-либо внятного разговора. Честно признался, что таких как он, в армии сотни. И у каждого своя программа подготовки, одобренная правительством. Рассказал, что как раз таки он старается сохранить в своих ребятах понятия чести и достоинства, хотя прочие тугодумные офицеры не заморачиваются подобным.

После ей снова везло. Люк не оставил ее после пятилетнего ада в его академии, к тому времени благополучно слитый на пенсию собственным командованием. Он и потом учил ее всему, чем пренебрегла программа. Уже через пару месяцев Рей научилась противостоять прямым приказам альфы. Пусть чуточку, пусть не сразу и сполна, пусть с неимоверным сопротивлением и раскалывающей душой, но она научилась сопротивляться истинному голосу Альфы. Люк тогда хлопал в ладоши и радовался аки дитя, когда его очередной прямой приказ раздеться и лечь на спину Рей проигнорировала и банально фыркнув, ушла за новой порцией тортика с чаем.

Еще бы сам Люк знал, каких моральных трудов ей это стоило.

Даже ту же девственность она потеряла с подачи бывшего генерала, когда тот долго и настырно приводил на вечерние посиделки то очередного альфу, то напыщенных и беспокойных бет. Она сама выбрала себе тихого спокойного, но весьма уверенного в себе альфу, за целый месяц до этого прекратив принимать супрессанты. Это был весьма постыдный для нее опыт, было весьма дико вспоминать, как она выла, требуя раздетого мужчину над ней трахать ее сильнее, который позволял ей на считанные минуты забыться от непрекращающейся боли внутри размеренным, почти равнодушным сексом. Было неимоверно стыдно, как она, растеряв остатки воли, умоляла альфу укусить ее, ногтями раздирая свои железы на шее и за ушами, требовала сцепить ее как подобает. И было жутко обидно за потерянные впустую четверо суток, которые она запомнила лишь по чудовищной неутоленной боли и безумному опустошению после очередной секундной разрядки. Выветрившийся туман течки оставил взамен чувство несмываемого позора, от которого хотелось просто спрятаться на необитаемом острове или просто застрелиться на месте.

Это была первая и единственная течка, которую Рей вообще себе позволила только ради эксперимента.

Она искренне считала своим везением то, что и фармацевтика не стояла на месте, и медцентр по указу Люка каждый год выдавал ей новые препараты, прежде, чем ее организм привыкал к предыдущему. Правда, потом Люк и вовсе отдал ей контакты и связи этих врачей, чтобы она уже сама занималась своими медикаментами.

После Рей даже старалась жить, как простой обыватель. Учила себя зависать на полчасика по утрам в кофейнях, попивая мелкими глотками дурацкий кофе, который терпеть не могла, так и не научившись адекватно воспринимать эту горечь. Училась смотреть на прохожих незаинтересованным взглядом, а не искать у каждого скрытую кобуру. Одергивала себя каждый раз, заходя в какой-нибудь магазин, отвешивая мысленного пинка, чтобы не начать принюхиваться к каждому посетителю в поисках опасности.

Но все же от нормальных омег ее отличал напрочь подавленный запах и отсутствие течек. Все видели в ней обычную никому не нужную бету.

Чего Рей и добивалась.

И так было проще выполнять работу. Она никогда не спрашивала, за что и почему. Никогда не прикрывала свои действия местью или чем-то подобным. Называла кошку кошкой, то есть все вещи у нее назывались своими именами. Работа и все тут. Она даже своих работодателей никогда не видела. В век технологий задания ей передавались чуть ли не электронной почтой, правда с кучей защиты, но все же. Все цели почему-то казались ей игрушечными фигурками, если через прицел, или ненастоящими какими-то существами, если приходилось заниматься диверсиями. Платили отменно, на жизнь и медикаменты хватало с лихвой, Рей и не жаловалась.

Люк уже сто лет как переехал в другой конец страны, но постоянно держал с ней связь, поэтому для нее не стал чем-то диковинным его звонок посреди ночи. Больше напрягло его почти неразборчивое сумбурное бормотание, что он все испортил, что ему больше некому довериться. Рей слушала, как обычно волевой властный старик вдруг почти истерично и судорожно шептал, что он хотел как лучше, а получилось как всегда, и все сама цепенела, пытаясь хоть немного представить, что же там такого навертел Люк, что превратился вот в этот мямлящий кусок ходячего мяса.

Новые медикаменты должны были привезти со дня на день, но Люку нужна была помощь немедленно. Как потом оказалось, организм решил поднасрать, и по закону подлости в этот раз взбунтоваться на привычные супрессанты, коих было с огромным запасом. Уже через восемь часов она была у Люка и слушала его наставления.

Но с пустыми карманами и воняющая омегой на весь квартал.

Все происходящее почему-то выбило ее из колеи. Мозги словно распухли и готовились вылезти через уши, не помещаясь в черепе.

Ее изумлению не было предела, когда она, успевая саму себя возненавидеть, очухалась на грязном полу контейнера, с разорванными между ног штанами и аж четырьмя своими же пальцами в себе. Отвращение, нахлынувшее с болью в кишках, подняло ее на ноги и заставило схватиться за дребезжащий настырным виброзвонком телефон.

Пропущенный миллион звонков от Люка заставил выписать бодрящего ментального леща, но внезапно силы снова кончились, и все, на что ее хватило, это непослушными пальцами ответить на звонок.

Рей не особо помнила, когда там прикатил Люк, но запомнила, как тот матерился очень громко и по-армейски очень многоэтажно, вытаскивая ее пальцы из вагины и насильно заталкивая ей в рот кислые таблетки. То, как он ее заворачивал в какие-то тряпки и грузил в свой пикап – она не запомнила.

Продираясь сквозь дебри запутанных образов и мыслей, Рей нашла себя посреди вороха одеял на кушетке явно медицинского назначения. Внушительный ряд пузырьков на ближайшем столике, набитых по самые крышечки мелкими кругляшками неимоверно порадовал. Не меньше она возликовала, обнаружив через стенку огромную душевую со стопкой новой одежды прямо у двери. Но Рей запросто могла умудриться сама себе испортить даже в ноль испоганенное настроение. Так и вышло. Вода смыла грязь, но не очень-то помогла разобраться в себе. Мысль, что в кои-то веки ее заинтересовал альфа, давила на плечи. Так и стояла под кипятком с этой же мыслью и выжженными глазами этого альфы под веками, на образ и запах которого она и кончала. Хрен его сколько раз причем, память наотрез отказывалась принимать воспоминания за те сутки, что она провалялась в своем контейнере. И без того гадостное состояние только ухудшилось.

Спортзал был абсолютно пуст в такое время, она едва дождалась, когда же там свалят последние посетители, спрятавшись в пустом кабинетике под выданной кучей одеял. Люк бродил где-то поблизости, грохоча дверями в прачечной и монотонно ворчливо бурча на нерадивость персонала, отвратительно прибравшего вторую мужскую душевую. Ничего не предвещало беды, когда в нос ударил тот самый запах, а Рей разминала застывшие мышцы. Будто кто-то невидимой, но мягчайшей лапищей прошелся по затылку и остался на спине.

Говорить Люку, что в его кабинете его уже ждут – она не стала. Вроде не идиот, должен сам понять, идти ему туда, или нет.

Люк пошел. Бросив на нее странный взгляд, но чуть сведя свободные пальцы в знаке готовности.

Нарочито шаркая ногами, изображая из себя совсем немощного старика.

Но Рей видела, что под стопкой полотенец тот уже держит ствол.

Не то чтобы ей было интересно, о чем они там могли разговаривать, но голова снова помутнела, едва позволяя двигаться враз одеревеневшему телу. Привычные, миллион раз выполняемые упражнения были словно впервые опробованы, настолько тряслись колени.

Тревожная сирена прямо взвыла внутри, впрыскивая литры адреналина в кровь, когда Люк замаячил ей светом, призывая на встречу, но намекая быть в полной готовности.

Страха, привычного, но сейчас такого далекого, почему-то не было и Рей шагала к кабинету в некоей уверенности, что в случае чего, она справится. Да и Люк подстрахует.

Вот кто-кто, а бледнолицый был меньше всего похож на Люка, но спустя несколько секунд старик лишь подтвердил родственность.

Правда, по виду бледнолицего громилы можно было подумать, что ему эта родственность вообще ни разу не вперлась.

Она почти сорвалась с места, чтобы, сверкая поджаренными пятками, свалить из кабинета, едва бугай одним плавным движением перетек из кресла на ноги и отточенным годами жестом сунул руку за спину.

Рей отлично знала, что означает подобный жест. Где-то глубоко внутри даже мелькнул интерес, достанет ли тот обычный огнестрел или чем-то сможет удивить ее. Даже вылез вопрос, если он там пришел ее пришибить, то хотя бы за что? Не за заклеенный же в мимолетном залихватстве рот или ерзание на его наверняка бесподобном члене.

Сил не было даже что-то ляпнуть, собственный голос подвел. И Рей прекрасно понимала, что открой она сейчас рот, то вместо сарказма выдаст что-то вроде писка.

А трижды проклятый племянник Люка… сумел ее удивить. Настолько удивил, что она была готова открыть рот для самой настоящей, искренней благодарности.

Видишь? Видишь? Он про тебя не забыл! Ты ему оооочень нравишься! Видишь, даже оружие твое лично притащил! Он заботится о твоем имуществе!

Предательский внутренний голосок никак не сдавался, даже когда Рей цапнула выглядящее игрушечным в его лапище протянутое оружие. Как можно осторожнее забрала, стараясь не коснуться его хоть миллиметром кожи и пытаясь не думать, почему этот альфа так гневается, что его злость ощущалась мелкими иголочками по всем нервам.

Потому что знала, что ни к чему хорошему это не приведет.

Чужие гулкие шаги она услышала буквально через несколько секунд, едва она сама сломя голову рванула прочь.

Словно тот сорвался следом, словно он знал, как на нее влияет, и теперь словно собрался преследовать ее, чтобы… поработить, захватить, загнать в угол, не оставив и шанса.

Рей сумела ускользнуть от него, сбежала в другой конец здания.

Только это не спасло ее от запаха, пропитавшего каждый уголок сознания. Чудовищно приятный букет обволакивал ее уютнейшим коконом, насильно вырывая желание. Рей почти взвыла, понимая, что все, что она сейчас хочет, это броситься следом. Догнать, запрыгнуть ему на руки, доказать, что достойна этого альфы.

Убедить, что она достойна любви этого самца.

Но одновременно Рей убеждала себя, что ничего больше банальной первобытной физиологии не будет.

Ничего не будет.

Ее оттрахают, поимеют во все дыры.

И выбросят на улицу. Может даже с напутствием удачного дня и пустой благодарностью за якобы хорошо проведенное время. И хорошо, если действительно выпроводят, а не запрут в подвале голой и избитой до сломанных костей. И после будут новые страшные ночи с бесконечными кошмарами и невыпущенными наружу криками боли. Когда слезы снова станут бесполезными, а разбитые в хлам костяшки будут сверкать белыми проблесками суставов. В ее мире омеги не заслуживают счастья, Рей давно это поняла.

Нет! НЕТНЕТНЕТ! Это Он! Понимаешь? Оооооон! Твой альфа! Аааааааааааааа! Тот самый, дура! Истинный!

Внутреннему переполошенному голосу она все равно не верила, хотя на ничтожно краткое мгновение почти позволила себе поддаться уговорам. Но холод дверной ручки обжег ладошку, возвращая совсем крохотную толику здравомыслия… И Рей отпустила ручку, так и не открыв дверь.

Менять что-либо в своей устоявшей жизни она и не собиралась. Нужно было лишь найти силы перетерпеть. Переждать вот это все дерьмо, свалившееся ей на голову.

Эту дверь она открыла гораздо позже, спустя тысячелетия борьбы с собой и душа с переодетым бельем и штанами, ожидаемо промокших чуть ли не до самых колен. Наоравшийся по мобильнику Люк сбежал первым, сунув в комнату голову и заметно морщась на едкий запаха репелллента, что Рей от души разбрызгала в помещении в надежде хоть так забить чужой запах, и бросил виноватый взгляд с фразой, что ему надо отлучиться, тут же исчезая.

Только Рей сразу пожалела, что высунула нос из комнатки.

Безумно вкусный коктейль запаха давно ушедшего альфы набросился на нее, почти сбивая с ног. Она честно зажимала нос, стараясь дышать мелкими глотками, но казалось, что воздух вокруг до последней молекулы был пропитан ароматом того, что без труда заставлял ее организм бушевать. Даже общий огромный спортзал был средоточием всех этих феромонов, хотя альфа и не заходил туда.

Почти нихрена не соображая, но всеми матерными словами проклиная свою взбунтовавшуюся, несмотря на принятые таблетки, сущность, мозгов хватило лишь выбежать через черный вход в надежде хоть так проветрить эти самые мозги.

Рей на голой реакции попыталась врезать мелькнувшей хищной тени по яйцам, но бесцеремонно перехваченная коленка вдруг оказалась прижата к рёбрам и на горло легла раскаленная ладонь, недвусмысленно чуть сдавившая гортань, одним своим наличием подавляя последние крохи воли.

Рей сама себя возненавидела за голос, звучавший даже для нее самой слишком жалобно, слишком умоляюще. Сушащая горло, губы и разум осевшая неповторимой сладостью на языке душная смесь запахов заперла многотонными кандалами беснующееся сердце. Непонятно о чем просящий тон острейшими лезвиями рвал горло. Уши заложило, оставив тихий звон.

Настоящий огонь потёк по венам, едва он дёрнул бёдрами, вдавливаясь твердокаменным бугром ей прямо между ног. Рей могла лишь неосознанно умолять этого распаленного зверя не причинять ей вреда, с ужасом осознавая, что да, она снова промокла насквозь. За последние часы в который раз.

Хуже стало, когда он приказал ей своим голосом, не терпящим никаких возражений, не дергаться….

И ее снова накрыло тем самым ненавистным застарелым страхом, рожденным еще в годы ее обучения у Люка. В годы, когда она изо всех сил старалась воспитать в себе умение сопротивляться приказам альфы.

Потому что Рей внезапно поймала себя на искреннем желании подчиниться. Ей вдруг захотелось не бояться.

Сознание взбрыкнуло, выписывая цирковой кульбит… и все резко прекратилось. Огненная ладонь исчезла с горла, оставив выжженные под кожей отпечатки, обе ступни вдруг через тонкую подошву ощутили камешки на асфальте. Рен даже отступил на целый шаг назад, лишая жара своего тела и выставляя пустые ладони.

Внутри словно переключили рубильник… и Рей рванула прочь. Инстинкты и страх гнали ее с такой жуткой силой, словно ей уже пятки подожгли и только расстоянием можно было их потушить. Неслась, пока ей не изменила госпожа удача и свербевший в носу и на теле чужой мужской запах не придавил к асфальту. Осознание собственной беззащитности перед этим самцом било по вискам, повторяя ритм скачущего сердца. Она очнулась в своём контейнере с тянущей пустотой в груди. Пустая, никому нахрен ненужная… и текущая. Впервые в жизни вот такая беспомощная, хнычущая, залитая соплями и собственной слабостью перед первобытными намертво вбитыми инстинктами. Откуда-то она знала, что положение « я готова и раздвину ноги перед кем угодно и прямо сейчас» уже не за горами. Прям задницей чуяла, что организм окончательно сорвал с себя все цепи и успешно сопротивляется новым супрессантам, кои действовали только на запах и то, видимо, уже безуспешно. Чувствуя себя типичной не обремененной моралью омегой, Рей уже почти подняла руку, что ухватиться за ближайший ствол и пустить себе пулю в лоб. Так и валялась бы, проваливаясь с пиков относительной адекватности в бездну ударных волн тянущей по телу боли, если бы не изредка доносящяяся совсем тоненькая струйка запаха, внезапно дарившая блаженство и тишину.

Но она бы не была той самой Рей, если бы позволила себе просто так сдаться.

Когда ее нашел Люк, она уже была почти предельно собрана и сидела в режиме ожидания, старательно не обращая внимания на странный шум снаружи. Снаружи загрохотало, что-то лязгнуло. Вроде кто-то даже что-то орал, но все кончилось и ввалившийся старикан не сказал ни слова, не задал ни единого вопроса, просто протянув позабытый телефон и баночки с таблетками, но она прям чуяла его нервозность и дикое желание расспросить, что там у нее происходит. Только держал в руке кусок извазюканной ткани, пахнущей так вкусно, что Рей едва сдерживала визжащую внутри примитивную тварюшку.

Правда, наотрез отказалась возвращаться в спортзал, предпочтя сохранить мозги. Люк просто без разговоров вторым рейсом привез новехонький матрас и кучку одеял с подушкой. Также равнодушно и вручил, мол, хочешь спать тут, как хочешь. Но Рей сразу поняла невысказанную просьбу остаться еще ненадолго. Неспроста же Люк так аккуратно выкладывал привезенные матовые хрусткие коробки с патронами. Она понимала, что это только самое начало вселенского дерьма, в котором придется поучаствовать. Он приезжал каждый день, зачем-то пытаясь вытащить ее из скорлупы на откровенный разговор. Все задавал вопросы о ее состоянии, ходил кругами и все бесил наводящими вопросами, словно ему было больше нечем заняться, кроме как ее душевным равновесием. Но Рей отмалчивалась и тот снова пропадал на некоторое время.

Ей было просто нечего ответить Люку.

Зуд внутри черепа почти прошел, как и замолк блядский омежий голосок, но явившийся провонявший чужой кровью старикан привычным, почти позабытым ею голосом приказал собираться.

Через наушник выданной ей рации она слышала отрывистые приказы самых различных голосов и даже вроде не лажала, не давая никому покинуть обозримый сектор заброшенного склада, где сейчас творился ад и все египетские казни.

Рей была почти абсолютно спокойна. Но это пока в голову не ворвался рык.

– Не дай ему уйти! Запад, он отходит к западной стене, – сурово рявкнул этот голос…

И Рей поплыла. Прямо вот натуральнейше поплыла. Вся старательно собранная в кучу выдержка лопнула. Она даже подпрыгнула на месте, глазами выискивая того, кого приказал задержать альфа.

Он тебя похвалит! Выполни приказ, он это достойно оценит!

– Рей, твой сектор! Не дай Сноуку уйти! – гаркнул в ухе Люк.

– Сука! Ты тварь! Сука! Ты же обещал! Ты! Мразь, ты же сказал… Ты же обещал, что ее здесь не будет!

– Не забивай канал, Кайло Рен!

И Рей не сдержалась. Даже подумать не успела, почему племянника то Беном называли, то Кайлокакимтоматьего Реном.

Слезы прямо брызнули водопадом от обиды. Мелочной, некрасивой обиды, что ее даже не считают полезной. Считают никчемным куском мяса. Рей ревела, позволив эмоциям захлестнуть себя беспощадным водоворотом, хныкала в голос, что этому альфе она даже такая не нужна. Рыдала, краем мозга не понимая, какого хера вообще с ней происходит и она сейчас расклеилась.

Себя она обнаружила посреди открытого пространства с винтовкой наперевес… и с новой стреляной раной на том же месте, где еще недавно только-только заросла предыдущая царапина. Шальная пуля, пройдя навылет, оставила идею, что даже металл отказывается застревать в ней, брезгуя таким бесполезным телом. Мысль, что она идиотка, каких еще поискать, и умудрилась упустить указанную цель, пойдя на поводу своих низменных чувств – окончательно спустила самооценку, хороня его на дне.

Так и сидела, зареванная, прямо на голой земле, в обнимку с больше не нужной винтовкой, пока по плечу ее не хлопнул Люк, мол, харэ страдать, надо валить.

Рей даже не сопротивлялась, когда старик привез ее в свой спортзал, лишь молча поковыляла в знакомую комнатку с старой доброй медицинской кушеткой. Сама стянула окровавленные штаны, сама уселась в ожидании Люка, даже не заморачиваясь внешним видом. Чего-чего, а старик видел ее всю, но и мыслью не тронул. Тот не заставил себя долго ждать, на ходу натягивая резиновые перчатки.

Его племянник вошёл так бесшумно, что о наличии постороннего в комнате сообщил лишь ворвавшийся с ним вихрь целой мешанины запахов. Сладкий, солёный, терпкий, горячий, вкусный – Рей даже не могла адекватно подобрать слова, чтоб хоть чуточку описать все нотки аромата этого альфы, без труда перебившую кислятину давно севшей оскомины во рту.

– Рей? Реееей? Все в порядке? Потерпи, сейчас, последние скобки, – приговаривал Люк, вдруг засуетившись, хотя еще с пять секунд назад флегматично стягивал рану на ноге пальцами и давил медицинским степплером железной рукой. – Я скоро освобожусь, Бен, подожди меня в каб…

– Дальше я сам, – раздался мрачный голос Рена.

От его слов Люк вдруг дернул рукой… и нечаянно рванул в сторону степплер, махом разрывая кожу.

Рей так и не поняла, отчего ей поплохело так, что голова загудела, а перед глазами поплыли темные пятна. То ли от рыка альфы, углядевшего тоненькую струйку потекшей на пол крови из нового разрыва, то ли от его волны чудовищного бешенства, почти физически ударившей ее.

– Какого хрена, Бе… Кайло. Не лезь под руку, видишь, я занят. Теперь еще и это сшивать. Потерпи, малая, сейчас еще обезболим, и…

– Я сказал, я сам.

– Совсем берега попутал, малец?

– Люк! – жутко скривив губы, бросил бледнолицый, но при этом не отрывая страшных глаз от нее.

Откуда-то с потолка взятое понимание оглушило не хуже лопаты по затылку.

Альфа уже требовал повиновения… Но не от нее… Под ключицами, где-то там, в районе враз выжидательно затихшего сердца зашевелилось нечто толком не сформировавшееся, совсем непонятное.

Альфа смотрел на нее так, будто был… болен ею. Глядел так, словно это ему прострелили навылет грудь и оставили эту рану зиять, сияя на весь мир багровыми равными краями, мол смотрите, я почти убит, но пока что жив. Пока что. Глаза в глаза смотрел, ничего не требуя именно от нее. Словно наоборот, предлагал и давал шанс отречься от навязанного присутствия. Откуда-то она вдруг поняла, что да, один ее жест и вот этот пугающий и пылающий изнутри зверь… просто исчезнет, выйдет за дверь и все, испарится и больше никогда не даст о себе знать. Видимо, оттуда же и знала, что один кивок и все, последняя стена будет разрушена. Сметена одним махом, не оставляя и шанса для вины, что обязательно должна будет вылезти вслед за сломанными принципами.