Текст книги "Туарег. Серебряный мираж (СИ)"
Автор книги: Иман Кальби
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
– Очень приятно,– снова выдавливает из себя, насилу заставляя свои глаза перестать ее сверлить. Её… Чужую жену… В преддверии их брачной ночи…
Она не может говорить. Лишь чуть заметно кивает и опускает голову. Луэй переводит глаза на жену и списывает ее реакцию на объективный страх неопытной девушки перед первой брачной ночью…
– Все хорошо, любимая,– целует ее в лоб снисходительно,– сейчас тебя заберут прислужницы… Я приду через полчаса… Не волнуйся… Просто жди меня… Все будет хорошо…
Иштар молча кивает, так и не решаясь снова посмотреть на брата мужа. Разворачивается и семенит за прислугой. Она настолько оглушена и ослеплена встречей, что даже не слышит музыку и шум вокруг… Все ее рефлексы сейчас сосредоточены на этих двух мужчинах, двух братьях, оставшихся позади… Один– хранитель самой сокровенной ее тайны, от которой зависит ее жизнь… Другой– этой самой ее жизнью теперь и владеет… Если Аллах и придумал способ наказать ее на земле, то более изощренного, болезненного варианта, чем ее реальность, не было…
Откроет ли он ее секрет? Разоблачит ли ее, после чего ее имя, равно как и имя ее семьи будет втоптано в грязь… Каким– то чудом она слышит позади обрывки их диалога. Наверное, потому, что от того, что происходит у нее за спиной, зависит ее будущее… Намеренно чуть замедляет ход, делая вид, что запуталась в шлейфе изумительно красивого платья.
– Традиционная марокканская свадьба…– слышит, как усмехается Туарег своим хриплым, чувственным голосом.
– Да, как положено, ты же понимаешь, от меня этого ожидали…
– Впереди брачная ночь? Тоже все согласно традициям?
Луэй лишь усмехается, тем самым давая утвердительный ответ.
– Ты останешься? После выноса полотна я оставлю ее отдыхать и можем пообщаться… Соскучился по тебе…– продолжает.
– После выноса полотна?– голос Белькасема еще сильнее охрип,– останусь обязательно… Я ведь не зря приехал на твою свадьбу…
Глава 20
Ее знобит и тошнит. Внутри не просто агония. Внутри паника, которая в буквальном смысле выворачивает внутренности наизнанку. Вот он, настоящий ад. Вот она, расплата за ее необдуманную выходку… Сотни раз Иштар перематывала в голове события тех роковых суток ее жизни– и не могла найти объяснения своим действиям… Она, умная, взрослая, образованная, осознанная, рассудительная и логичная… Знающая свое место в обществе, готовая и приученная с детства нести на себе гордое имя своей семьи… Как она могла так опрометчиво поступить? Как она могла настолько потерять голову рядом с этим совсем ей незнакомым мужчиной? Наверное, думала она, все дело в том, что ее «хорошесть» была искусственной… Иштар была плохая от природы, гнилая… Как иначе можно было оправдать ее сумасшедшие выходки и авантюры, которые все эти годы умело прикрывались деньгами и хорошо продуманными планами… Достойная девушка ее положения не могла совершать такое… Она бы даже не помыслила об этом, по крайней мере, так бы думали и говорили достопочтенные матроны и патроны ее окружения. А она совершала… Уезжала на другой конец света, пускаясь в очередное сумасшествие, нагло и бессовестно пользуясь доверием семьи… Смешнее всего было то, что весь этот обман и скрытность, которой грешила далеко не только она одна в их окружении, были прямым и неизбежным следствием практики табу и запретов, выстроенных косным, консервативным обществом, которые, как выяснялось, отнюдь не оберегали честь и нравственность подрастающего поколения, а, напротив, выпускали наружу самых страшных, извращенных джиннов… Чем был лучше ее брат, лет с пятнадцати погрязший в постоянных загулах с моделями по клубам Европы и Америки? Он хотя бы, насколько она знала, не грешил прочими видами извращенств, а сколько жутких, черных историй она знала и слышала о представителях других влиятельных семей региона… Наркотики, оргии, жестокость и насилие… Фиксеры только и успевали ездить за отпрысками богатых семей, зачищая оставленную ими грязь… Девушки тоже умело и искусно прикрывали свое двуличие, пользуясь любой возможностью оторваться, стоило им только оказаться за пределами всевидящего ока родительского надзора… Неудивительно, что, как тихо шепнула ей на ухо обрабатывавшая швы медсестра в клинике, главными клиентами по гимнеопластике в клинике были именно представительницы богатого Ближнего и Среднего Востока…
Только осознание этого не освобождало ее от удушающих мук совести и внутреннего стыда, что она оказалась такой же, что она подвела тех, кто ей безоговорочно верил, можно сказать, предала… Папа… Ее любимый папа… Как только она думала о том, сколько боли может принести ему правда о ее поступках, становилось нестерпимо плохо, на разрыв сердца, до паники, пульсирующей в горле… Их отец был настолько благороден и настолько искренне, самоотверженно доверял своим детям, что даже помыслить не мог о том, чтобы следить за их действиями. Это правило в их семье было железным и непреложным. Каждый имел право на личное пространство… Мать Иштар, Валерия, была слишком принципиальной, свободолюбивой и идейной жениной, чтобы позволять вот так копошиться в жизни самых близких людей… Более того, как она любила говорить, задумываясь о негативном опыте их прошлого, рыскать в грязном белье все равно бы доверялось кому– то из нанятой обслуги, а это лишь еще больше бы создавало опасность для семьи… Они уже это проходили… В свое время, именно от такого человека, приближенного и посвященного едва ли не во все тайны семейства, они и получили удар[1]… Да и сам Нуреддин всегда говорил, что его отец слишком сильно был помешан на тотальной слежкой даже за самыми родными… Ни им, ни ему это счастья не принесло, зато все годы настраивало детей против отца… Он не хотел так… Он хотел быть другом и союзником своим детям, чтобы в случае беды или проблемы они сами пришли к нему, а не боялись быть разоблаченными… Вот только она сама, как оказалось, не достойна была кредита столь высокого доверия… Лучше бы к ней приставили десяток телохранителей… Может тогда ее мятежный разум бы не восставал, сидел бы себе в клетке и не создал того хаоса и ужаса, в который, подобно болоту, погружалась сама и могла погрузить других правдой, которая может вскрыться…
Не заметила, как пробежало время… Очнулась, когда дверь в спальню скрипнула. Вздрогнула, резко оглядываясь назад. Она провела в комнате не меньше получаса, а даже, оказывается, не сдвинулась с места. Даже воды не попила и в уборную не зашла… Так и осталась стоять истуканом.
На пороге стоял Луэй. Тяжело дышал, не отрывая от нее взгляда. Подошел близко. Молчит… Иштар зажмурилась… Потому что темнота в его глазах, недобрая, зловещая, могла говорить о чем угодно… Что это было? Желание? Злость от того, что узнал правду? Вдруг Туарег ему все рассказал? Ее дыхание замерло… Страшно… Боязно… Невыноснимо… Сейчас она все и узнает…
Чувствует на плечах его руки. Он скользит ими по ее плечам, а потом перескакивает на грудь, сильно, до боли сжимает через лиф ладонями. Резко притягивает Иштар к себе, впечатывая в свою эрекцию.
– Что ты знаешь о сексе, каткута (араб.– котенок)?
Девушка шумно выдыхает. Голова кружится от страха и нервов. Его руки кажутся чужими, грубыми, нетерпеливыми… Сглатывает колющий ком в горле.
Он больше не медлит, быстро и решительно расшнуровывает ее корсет, резко дергает, верхнее платье тут же падает ниц к ногам, оставляя ее в красивой атласной комбинации в стиле бэби– долл от Агента Провокатора. Он собственнически очерчивает ладонями контуры ее фигуры. Впивается губами в шею, тут же оставляя на нежной коже синеватый засос. Смотрит на него. Ему нравится… Хищный, животный голод… Вдыхает аромат ее тела, снова наклоняясь к шее. Шумно, раздувая ноздри.
– Пахнешь соблазном, Таша… Ничего и никого так не хотел, как тебя…– его голос осипший, низкий. Почти утробный.
Она молчала. Волнение не покидало. Оно перебивало все зачатки ее ответного желания, хотя страх немного и отступил… Его поведение говорило о том, что Туарег ничего ему не сказал…
Бретельки были скинуты с плеч, ткань заструилась по телу, оставляя ее в одном белье.
– Раздевайся… Плавно, не спеша… Соблазняя…– сел напротив, буквально упав в кресло, пожирая ее глазами. Наспех скинул с себя джабадур, оставшись в одних плавках.
– Но… Сначала же нужно…– стушевалась, Иштар в надежде выкрасть еще пару минут у него девушка… Только чтобы отдышаться, настроиться… Его напор пугал ни на шутку…
Он полоснул по ней острым взглядом.
– Раздевайся, Иштар… Не люблю повторять…
По телу дрожь… Те же слова, та же интонация… Раньше она не понимала… Теперь все очевидно… Время от времени он был так похож на Туарега… От этой мысли дико щемило в груди…
Она снова опустила глаза в пол. Молча скинула с себя лиф и стянула трусики. Получилось не очень изящно, но его это, казалось, ничуть не расстроило. Он приказывал дальше.
– Садись на стул,– снова короткая команда, рвущая напряженную, жесткую атмосферу в комнате. Ее не смягчала даже пленительная игра многочисленных свечей на стенах… Убранство в специально подготовленном для молодых пространстве могло настроить на романтичный лад, но только не в ее случае…
Сглатывает. Слушается.
– Хочешь соблюдения всех традиций, котенок?– усмехается, ерзая глазами по ее оголенной плоти. Она со всей силы зажимает ноги, пытаясь скрыть свою наготу, его это забавляет. Усмехается.
Вальяжно встает. Придвигает к ней бронзовый чан с водой, в которой плавают лепестки красных роз. Берет такой же красивый, в комплекте, богато украшенный кувшин и омывает ей одну ногу.
Его рука собственнически проводит влажную дорожку от щиколотки наверх. В районе чуть выше колен усиливает захват, и тут же до боли связок внутренней стороны бедра отводит ее ногу в сторону, открывая для себя ее влагалище.
– Розовая… Красивая… Невинная…– шепчет, захлебываясь в своем желании,– сиди так, поставь ступню на край стула, чтобы я тебя видел…
Иштар стыдно. Возбуждения нет. Хочется закрыться. Но она снова молча повинуется, закусив губу. Его глаза снова и снова впиваются в ее плоть, потом поднимаются выше, к груди. Щурятся неодобрительно, потому что девушка инстинктивно прикрывает хотя бы ее. Видит его реакцию и, не дожидаясь следующей команды, сама добровольно опускает руки.
Луэй берет ее вторую ступню, подносит ее было к чану с водой, но тут же замечает браслет на ноге.
– Что это?– его голос резок и колюч. Смотрит исподлобья на Иштар. Челюсти сжаты. И она в очередной раз за вечер с волной страха ловит себя на мысли, что совсем его не знает… Что он изначально предстал перед ней другим… Более мягким, романтичным, веселым… Этот мужчина другой…
– Откуда у тебя эта серебряная ерунда, Иштар?– повторяет вопрос более нетерпеливо.
Она хватает ртом воздух… Дура, совсем забыла об этом браслете… Она так привыкла к нему, так сжилась с ним… Вся ее одежда была либо платьями до пола, либо абайей, либо джинсами… Никто не видел ее браслета на ноге… Никто, кроме назойливой, осведомленной обо всем Кейт, ее не спрашивал… Да и вообще, она любила украшения… Почему она должна была, в сущности, отчитываться перед кем– то об очередной, тысячной безделице…
– Ничего… Просто украшение…– отвечает, запинаясь…
– Откуда?– продолжает он допрос.
– Я ведь люблю пустыню, ты знаешь… Купила у туарегов во время очередного похода… А что?– ей кажется, она звучит убедительно…
Луэй молча кивает. Кажется, ее ответ его устраивает, и в то же время, он словно прогоняет от себя какую– то мысль, воспоминание…
– Ничего… Не пристало жене наследника и по совместительству золотого короля Марокко носить серебряные побрякушки. Это дешевка, Иштар… Хочешь браслет на ногу, завтра же прикажу сделать для тебя золотой… Какой– нибудь модный, а не этот примитивный дизайн.
– Лу, прошу… Он дорог мне, как память… Символ… Весь смысл как раз в его аутентичности…
Он даже не слушает ее… Резко, со всей силы дергает, разрывает, срывая с ноги и при этом оставляя на коже красный след– царапину…
Иштар вскрикивает. Больно. Резко хватается за ногу.
– Вернись в свое исходное положение, котенок. Я не разрешал тебе опускать ногу и снова закрываться от меня,– жестко приказывает, даже не смущаясь, что сейчас сделал ей реально больно, заставляя ее снова открыться для него.
Выдыхает, немного успокаиваясь.
Теперь его пальцы гладят ее плоть. Не спеша, исследуя.
– Сухая…– шепчет то ли равнодушно, то ли недовольно,– девственница должна быть сухой… Должна бояться… Иначе она не девственница, а похотливая шлюха… Ничего… Сегодня придется потерпеть… Со временем я научу тебя доставлять мне удовольствие не только своим телом, но и ответным желанием… Мужчину прет, когда женщина его желает… Ты будешь желать меня, Иштар?– касается тремя пальцами ее подбородка, заставляет посмотреть в его глаза. Большой палец трет ее нижнюю губу, приоткрывая зубы. Почему– то у Иштар в голову лезут нехорошие ассоциации с иппо– аукционом, когда покупатели вот так же проверяют зубы у лошадей…
Пытается ответить, но с первого раза не получается– от волнения во рту так сухо, что слова цепляются за шершавую поверхность языка, прилипают к небу.
– Я буду стараться быть для тебя идеальной женой, Луэй… Научусь всему, что ты пожелаешь…
Он улыбается. Гладит поощрительно ее по лицу, а у нее снова ощущение, что так же гладят собачонку или лошадь. Хочет оттолкнуть его руку, но не делает этого… Пытается успокоить себя сама, усмирить… Это просто шок… Просто слишком много всего за один день на нее навалилось…
– Вставай,– снова жесткая команда,– на кровать и на колени.
Иштар опять вздрагивает, но слушается.
– Руки вперед, возьмись на изголовье. Вот так…– он быстро берет зачем– то припрятанную в шкафу веревку и довольно крепко привязывает ее за запястья к изголовью.
Отходит. Смотрит на свою работу. Проводит по изгибам ее тела, шлепает по выставленной заднице. Опускает руки к грудям, получая беспрепятственный к ним доступ. Сильно, собственнически сжимает.
– Вот в такой позе больше всего хотел поиметь тебя, принцесса,– хрипло, возбужденно шепчет,– ты похожа на породистую кобылку, Таша… Тебя хочется укротить и объездить… Это дико возбуждает мужчину… Даже сильнее, чем невинность и беззащитность… Хочется поставить тебя на колени и драть в этой самой позе…
Его пальцы бесцеремонно вторгаются в нее. Благо, что он смачно плюнул себе на руку. Влага помогает смягчить боль, но ей все равно дискомфортно. Снова паника… Страх. Фрустрация… Ей будет больно? Доктор после операции сказал, что крови может быть много…
Он стягивает с себя плавки. Иштар чувствует, как прогибается рядом матрас. Пристраивается сзади. Снова плюет себе на ладонь, на этот раз смазывая свой член. Без промедления и разговоров входит в нее одним махом, резко выдыхая…
_______________________
[1] Историю Нура и Валерии можно прочитать в дилогии «Сто дней с пиратом»
Глава 21
Она думала, что готова к боли. Ошибалась. Как же чудовищно она ошибалась. Всё, чего сейчас хотелось– чтобы он вышел из нее, чтобы эта нестерпимая резь между ног прекратилась… Иштар автоматически дернулась, пытаясь освободить руки, безрезультатно… Паника от скованности движений начала душить. Она трепыхалась, насаженная на него, как жертва удава перед тем, как быть поглощенной им полностью.
Луэй похотливо застонал.
Схватил ее за волосы, намотал их на кулак, с силой сжал грудь другой рукой, снова вошел.
– Давай, кобылка, дергайся на моем члене. Чувствуй, как хозяин тебя укрощает… Чем послушнее будешь, тем будет легче…
Он входил резко, размашисто. Иштар смотрела перед собой в пустоту, чувствуя, как горячие слезы стекают по ее щекам и падают на подушку. Она молчала. Ни пика, ни звука… Она заслужила этот ад… Это ее наказание… В душе свербело сильнее, чем между ног.
Туарег тоже не церемонился. Он тоже был жесток и требователен… Но с ним все было иначе. С ним она парила… Она отдавалась ему… Без остатка, добровольно, потеряв голову… И это щедро окупалось его ответной страстью, удовольствием… Они были на одной волне. Падали и возвышались вместе… Луэй же брал… Просто брал, расхищал, пользовал, ничего не возвращая взамен…
Его толчки стали еще более яростными и быстрыми. Он громко сопел и время от времени постанывал, в то время, как Иштар до крови кусала губы, чтобы не произнести ни слова, ни лживохороших, ни плохих…
– Иштар…– простонал он, откидывая голову назад и изливаясь в нее…– Моя Иштар… Моя принцесса…
Он упал всей своей массой на нее… Глубоко, удовлетворенно выдохнул. Девушка не могла остановить слезы. Они теплой завесой закрывали ее от мира… от мужа… от себя самой… Только сейчас осознала, что по внутренней стороне бедер стекает теплая, вязкая жидкость. Что это? Опустила, наконец, глаза вниз. Кровь… Сколько крови…
– Таша…– рассекло воздух его неуместно ласковое обращение… Словно секунду назад не он бесцеремонно и жестоко устанавливал свои права на нее…—Прости, слишком сильно хотел тебя…– Поцеловал ее в висок, приподнимаясь и тоже видя кровавое побоище внизу. Чертыхнулся.
Она молчала. Руки до сих пор были привязаны к изголовью, затекли. Он заметил ее потуги хотя бы немного ослабить натяжение веревок. Одним махом разорвал бечевки. Поцеловал оголенную спину.
– Прости, котенок… Не знаю, что на меня нашло… Ты просто животное из меня сделала… Даже дышать забыл, как хотел тебя… В следующий раз будет приятнее…
Иштар ничего не ответила, лишь свернулась клубком, воспользовавшись долгожданной свободой движений. Луэй взял специально приготовленную ткань. Вытер кровь между ее ног. Встал, налил стакан воды и протянул ей. Быстро обтер себя влажными полотенцами.
– Ты как?– спросил все так же хрипло, словно сочувствуя и сожалея.
– Жива…– ответила не глядя. А про себя начала гомерически смеяться…
Та же ситуация. Тот же вопрос… Гребанное дежа вю, только в каком– то извращенном преломлении… Словно это две параллельные реальности– и одна из них в преисподней…
– Ты сможешь идти?
– Да,– отвечает односложно.
– Тогда надень этот халат. Мы сейчас выйдем с полотном к ждущим нас родственникам, а потом можешь отдыхать.
Иштар молча встала, начала одеваться на ходу, покачиваясь. Дернулась, почувствовав его объятия сзади.
– Если бы я делал это медленно, было бы точно так же больно… Всем девушкам нужно через это пройти… Это ваша судьба… Ваш рок… Вы платите за грехи своей прародительницы, Таша. Ева была изгнана из рая, потому что совершила первородный грех. Женская кровь– наказание и искупление…
Он говорил это, а Иштар впервые с того момента, как он развернул ее к себе спиной и поимел, заглянула в его глаза, обернувшись… Но ее губы так и остались сомкнутыми. Она так и не проронила ни слова…
Иштар наша в себе силы натянуть свободное белое, украшенное богатой золотой вышивкой, традиционное платье. Ее волосы все еще были распущены и немного растрепаны, но она даже не удосужилась их собрать… Между ног саднило. Хотелось провалиться в забытие и проснуться в другой реальности.. Чтобы все это– эта проклятая свадьба, это адское совокупление– были просто сном…
Луэй, как показалось, снова смягчился и стал нежным, галантным ухажером. Придерживая Иштар за талию, вышел вместе с ней наружу, попадая в красиво убранный зал. Девушка невольно опустила глаза в пол. Все эти традиции были варварскими, теперь даже она, толерантная и терпеливая, это понимала. Кейт была права… Сейчас, ощущая себя жертвенным агнцем, растерзанным волком, она прочувствовала на своей шкуре это с лихвой…
Ни на кого не глядя, подошла к матери Луэйя Ваад, протянула ей скомканную в руках ткань.
Женщина развернула полотно и радостно заулюлюкала. Ее трели подхватили и другие присутствовавшие в комнате женщины, мужчины одобрительно стали пожимать руки друг другу, поздравляя с консумированным союзом. Иштар машинально подняла глаза и пересеклась взглядом с Туарегом… Он стоял совсем рядом… Совсем близко…
Перед глазами все расплылось и потекло… Она открыла побледневшие губы, чтобы что– то сказать, но тут же почувствовала, как теряет почву под ногами и сползает вниз…
Глава 22
Это получилось автоматически. Он сам не понял, как инстинктивно подался к ней и подхватил, не дав свалиться на пол в бессознательном состоянии. И ему показалось, что на выдохе, когда ее глаза закатывались в беспамятстве, она произнесла «Туарег»… Мгновение замерло… Она снова была в его руках… Ее запах, ее хрупкость, ее теплота… Ее аппетитная грудь, теперь вжимающаяся к его тело через тонкую ткань платья… Закрыл глаза, теряясь во времени и ощущениях…
– Дай мою жену сюда,– послышался непривычно жесткий, требовательный по отношению к брату голос Луэйя рядом. Нетерпеливо выхватил ее из рук Белькасема.
Тот словно, наконец, отмер. Восстановил самообладание. Посмотрел на брата, теперь собственнически сжимающего девушку в своих руках, снова перевел взгляд на нее…
– Девушке нужна помощь, Луэй. Дайте понюхать ей нашатырь и позовите доктора. Она, судя по всему, потеряла много крови. Посмотри на ее бледные губы…
Брат ничего не ответил Туарегу, но явно был недоволен, что тот пытался распоряжаться, как считал Луэй, его собственностью. Лишь ноздри недовольно раздувались.
– Положите Иштар на диван, давайте,– вмешалась деловито Ваад,– не стоит создавать драмы на ровном месте. Все мы через это проходили. Как у нас говорят, песок не снег, не растает… Пусть отлежится сегодня ночью, а завтра будет как новенькая…
Лицо женщины, смотрящей на девушку, вокруг которой уже активно вилась прислуга, приводя ее в чувства, в этот момент было каким– то заостренным, хищным…
Туарег быстро подошел к Луэйю, протянул ему руку в прощальном жесте.
– Я, пожалуй, все же поеду… Потом пообщаемся. Занимайся своей молодой женой, Лу. И не будь с ней животным, пожалей…– последние слова произнес чуть слышно, только для ушей Луэйя.
Не дожидаясь ответа брата, развернулся, направляясь скорее из дома. До того момента, как она придет в себя и их взгляды снова неизбежно пересекутся…
Таша, Таша, Таша… Что же ты наделала, девочка… Зачем это все… В какой из кругов ада она их всех непроизвольно загнала и сколько им в нем теперь мучиться…
– Уже уходишь?– послышался знакомый низкий голос сбоку уже на выходе, когда Туарег подходил к своей машине.
Нехотя повернул голову. Он уже знал, кто к нему обращается… Кадаф в темноте, когда не было видно слегка прихваченной сединой головы и мелких морщин лица, казался до невозможности похожим на своих сыновей, особенно на Белькасема. Луэй был таким же статным и высоким, он забрал глаза и улыбку отца, но многое у него было и от матери. Старший же сын был похож на Кадафа, как его двойник, реинкарнировавшийся во времени… Даже самому Туарегу вдруг показалось, что это он стоит в темноте, смотрит на самого себя…
– Спешу, отец, прости,– не стал сбавлять ходу.
– Не спешишь…– уверенно и спокойно парировал Кадаф,– Прекрати, Кассум… Давай поговорим, я так соскучился…
Сын лишь поджал челюсть. Недовольно выдохнул, но все же остановился. Нехотя повернулся к отцу.
Луч от фонаря поймал на миг в свой светлый плен лицо Белькасема. Кадаф вздрогнул… Как бы другие ни поражались их схожести, для него сын был продолжением и воплощением Её…
– Как же ты похож на свою мать, сынок… Каждый раз смотрю на тебя, и сердце заходится в нестерпимой боли от ее утраты…
Туарег с силой сжал кулаки.
– Не смей, Кадаф… Не смей говорить о ней… Если это все, что ты хотел мне сказать, то до нескорой встречи…
Снова развернулся и теперь уже не обращая внимания на оклики отца, направился прочь из особняка своего брата. Прочь от боли, источники которой хоть и оставались позади, но продолжали жечь сердце… Старые раны, никак не желающие зарубцеваться, к которым теперь прибавились и новые…
***
Кадаф всегда спал один. Неважно, был ли он увлечен какой– то женщиной в конкретный момент, имел ли любовницу, содержанку, наложницу или очередную молодую жену– вторую, третью, четвертую, его спальня всегда оставалась его бастионом, доступ в которую был заказан для любой женщины, кем бы она ни была. Ваад тоже не стала исключением из этого правила, хоть и неимоверно бесилась по этому поводу… Он всегда засыпал один, руководствуясь смешной, юношеской, грубой поговоркой – «не живи там, где е…шь, не е..и там, где живешь»… Вот только истинную суть своего секрета знал только он… Возможно, Ваад тоже догадывалась, но стиснув зубы, искусно скрывала этот факт…
Только Она имела право засыпать и просыпаться с ним вместе… Когда– то…
Мужчина и женщина рядом друг с другом глазами и сердцем, а не только постелью…
Она любила вспоминать эту старинную мудрость своего народа… И он хорошо ее запомнил, слишком хорошо…
Все началось сорок лет назад. Двадцатипятилетний парень, которому казалось, что море по колено… Море песка… Он был опьянен свалившимся на него богатством и в буквальном смысле купался в нем, чувствуя себя бесстрашным и всесильным… Так всегда бывает с теми, кто ловит за хвост фортуну… Судьба благоволила Кадафу. Заключив на удачу выгодную сделку по покупке голой скудной земли в Бу– Гаффер, сын торговца– ремесленника из прибрежной Касабланки, за считанные месяцы стал единоличным владельцем одного из крупнейших месторождений золота в Северной Африке. Отец Кадафа не был большим человеком, не проходил он и институтов, но это не умаляло его умственных способностей и предприимчивой хватки, которые он с лихвой передал сыну в числе своих многочисленных жизненных уроков.
Я был слишком труслив, чтобы изменить свое будущее в прошлом, я слишком стар, чтобы менять его в настоящем, но ты можешь это сделать, сынок… И сын делал. У сына получалось.
Люди, прикрывая черную зависть напускным презрением, шептались ему вслед– выскочка, сын торговца, нувориш (франц.– «внезапно разбогатевший», в пренебрежительном контексте)– последнее звучало очень часто, марроканцы так любили вплетать в речь французские словечки вне зависимости от того, хорошо ли они владели языком своей бывшей метрополии[1] или нет, флер «французскости» неизменно сопровождал их речь, будь она наполнена сладкой лестью или горькой ненавистью. Но ему было все равно. Он лишь смеялся им в лицо. Тогда еще он наслаждался подарком судьбы… Это позже тщеславие и амбиции отравят его, сейчас же он только заключил сделку с золотым шайтаном, тот еще ничего не потребовал у него взамен…
Кадаф полагался на свой ум, предприимчивость и удачу. А еще он полагался на интуицию… Каждый вечер он полной грудью вдыхал воздух закатного Марокко и чувствовал, что эта удивительная земля, его земля, готовит для него еще не один подарок… Ему казалось, что недра его родины должны открыть ему еще больше своих тайн, сделать еще более богатым… Больше всего загадок для нее являла великая пустыня… Эрг[2] манил его… Манил своими скрытыми богатствами… Он и сам не понимал эту свою интуитивную, сакральную связь с пустыней… Его, человека с берега щедрого Средиземноморья… Коренного жителя прекрасной Касабланки…
Он пришел к шаввафе (араб.– у марроканцев– предсказательница, гадалка, повитуха, крайне популярная в традиционной среде) в надежде услышать ответы на свои вопросы… Та посмотрела на него и усмехнулась…
– Тебя тянет в пустыню, йа шаб (араб.– обращение к юноше)… Я чувствую этот магнит.. Таких, как ты немало… Отчаянные смельчаки, готовые бросить вызов всесильным барханам… Вам кажется, что вы способны противостоять их великой мощи… Не понимаете, что сила их не в испепеляющем жаре и не в зыбучей вязкости… Истинная сила барханов в их непредсказуемости… Они с невиданной скоростью меняют свою очертания, не оставляя глазу ни единого шанса за что– либо зацепиться… Ты только пытаешься понять, а тебя уже опережают на два шага вперед… Но ты не бойся, молодой путник… Для тебя долина смерти будет наполнена жизнью… Ты найдешь свое сокровище в Сахаре… Вот только… Это будет не золото… Напротив, там, где будет твое сокровище, не будет места золоту… Придется выбирать… Рано или поздно придется сделать выбор… Но час выбора еще не настал… Так что иди на зов сердца и инстинктов, йа шаб… Ищи… Только помни, золото дает– золото забирает… Тебе золото дало так много, что и заберет не меньше… От часа расплаты не уйти…
– Может я смогу не платить по долгам?– усмехнулся самонадеянный Кадаф шаввафе белозубой обезоруживающей улыбкой.
– Судьба даст тебе шанс… Судьба подскажет… А ты уже сам решишь, какой выбор сделать…
Потом он поймет значение слов сумасшедшей старухи… Он будет выть от осознания и своего отчаянного бессилия… Но это будет потом… После того, как в его жизни случится Она… После того, как войдет в его жизнь, как нож в гладкий кусок зубейды, желтоватого сливочного масла… После того, как станет его «мактуб»…
Кадаф помнил как вчера тот момент, когда его караван набрел на поселение туарегов и Она вышла к нему на встречу. Гордая голубоглазая красавица с татуировкой на подбородке, смело смотрящая на него, не прячущая лицо абайей, не скрывающая своего чисто женского интереса…
В ту ночь он со спутниками останется на ночлег в их поселении… И она сама отодвинет полог его палатки и войдет к нему… Наверное, будь на ее месте другая, он бы посчитал ее обычной продажной придорожной шлюхой, вот только Кадаф знал, что перед ним истинная женщина туарегов. Та, кто гордо несет свою женскую природу, та, кто так сильно испокон веков влек мужчин всех народностей и национальностей, познавших силу и красоту пустыни… Женщина туарегов и была сердцем этой самой пустыни… Она не подчинялась общепринятым правилам морали и нравственности. Она подчинялась лишь зову сердца…
В жизни уже успевшего пресытиться до оскомины женщинами Кадафа не было ночи упоительнее, чем с ней… Наутро он уже знал, что никогда не сможет отпустить красавицу Лунью… На тамашеке, туарегском языке, это имя означала «сказочная принцесса». Она и была для него таковой…
Он помнил, как, опьяненный после ночи любви, сжимал ее в своих объятиях на рассвете, не в силах насытиться– и целовал, целовал, целовал…
– Ты подарила мне невинность, Лунья? Почему я? Почему чужак?
– Никогда не спрашивай у туарега, «почему»? Ты никогда не получишь ответ на этот вопрос, ибо туарег действует не разумом, но сердцем, когда дело касается любви… Только тот, кто способен броситься в объятия самого высокого бархана, не боясь быть погребенным зыбучими песками или ужаленным сотнями затаившихся в его тепле скорпионов, достоин любви…
– Я заберу тебя с собой, Лунья… Ты моя… Только моя…
– Я не твоя, Кадаф… Я принадлежу пустыне… Только она моя истинная хозяйка… Но я готова пойти с тобой потому, что так велит мне сердце…
– Я задарю тебя подарками, моя красавица… Ты будешь утопать в золоте… Не будет женщины богаче тебе во всем Марокко.
