Текст книги "Черный, два сахара (СИ)"

Автор книги: Ifodifo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Шерлок хочет что-то сказать, но вместо этого просто кивает, продолжая сканировать Джона своим фирменным непроницаемым и до невозможности больным взглядом.

– Почему ты отключил телефон? – спрашивает Джон. – Я послал тебе сотню СМС, но ты, блядь, просто отключил телефон, – Джон ощущает подступающее бешенство и старается взять себя в руки.

– Он разбился, – быстро отвечает Шерлок и отводит взгляд в сторону, будто чувствует себя виноватым.

– Почему он разбился? – продолжает допрос Джон.

Он знает, что должен выяснить кое-что для себя раз и навсегда, даже если Шерлок не очень хочет перед ним душу открывать. Если оставить все так, как есть, Джон просто свихнется – Шерлок умеет сводить с ума.

– Я был зол, – смущенно отвечает Шерлок.

– Почему ты был зол? – Джон знает, чего хочет, и ведет разговор к намеченной цели.

Шерлок вскидывает на него обиженный взгляд и быстро облизывается:

– Ты целовался с девушкой.

Вот тут Джон взрывается:

– Не ври мне, Шерлок. Ты прекрасно слышал, что я орал, когда ты просто сбегал от меня. Вся улица слышала, что это – Клара, сиделка Гарри и теперь еще ее девушка, и что она лесбиянка. Что я тебя… – Джон обрывает сам себя, не в силах повторно пережить прошлое унижение и устало возвращается к тому, с чего они начали: – Повторяю вопрос, почему ты был зол?

Вид у Шерлока ошарашенный, словно он впервые слышит то, что Джон только что сказал. Он хлопает глазами, а потом громко выдыхает и отвечает едва слышно:

– Я, правда, не слышал, что ты тогда сказал.

Джон не верит ему:

– Я орал, как слон во время гона. Меня не слышал только глухой, – в его голосе звучат обида и недоверие.

Шерлок виновато утыкается взглядом в свои ботинки, а затем с каким-то вызовом вскидывает голову и смотрит на Джона:

– Ты прав, Джон. Я действительно глухой. С детства. Умею говорить, прекрасно читаю по губам и не люблю носить аппараты – от них болит голова. Меня не надо жалеть, я вполне справляюсь с этим, даже на скрипке играю, – говорит он заносчиво. – Я удовлетворил твое любопытство?

Хоть он по-прежнему стоит перед Джоном на коленях, выглядит идеально и недоступно, аристократично и холодно (как это ему удается в такой позе – непонятно), и Джон, хоть и удивлен тем, что узнал, не может сдержать восторга. Умом он понимает, что у самого Шерлока его заболевание не может вызывать ничего, кроме отвращения, но восхищение Джона относится и не к самой болезни, а к Шерлоку с ней.

– Потрясающе! – выдыхает он. – Невероятно!

– Что? – от надменности Шерлока не остается и следа, сейчас он выглядит потерянным и уязвимым. – Что ты говоришь? – он не понимает реакции Джона и это, похоже, его нервирует.

– Я говорю, это здорово, – искренне отвечает Джон. – Никто даже не догадывается, что ты не слышишь. Ты ведешь расследования, помогаешь полиции и ничего не слышишь. Как тебе это удается?

Шерлок пожимает плечами и осторожно перемещается с колен на пятки, а потом и вовсе садится на последнюю ступеньку (брюки намокли и испачкались, но Шерлок все равно интеллигентно поддергивает их), оказываясь очень близко к Джону. Он опять разглядывает Джона, словно видит его впервые, протягивает руку и заботливо стирает кровь со щеки. Его брови страдальчески сдвигаются, словно ему невыносимо видеть побои на лице Джона.

– Тебя нужно привести в человеческий вид, переодеть и согреть, – наконец решительно заявляет он, берет Джона за руку и тянет на себя.

Джон послушно встает и идет за Шерлоком в его квартиру, ни минуты не рефлексируя на тему того, правильно ли поступает.

Джон щурится от яркого света на площадке и моргает, привыкая. Шерлок помогает ему подняться – только сейчас Джон понимает, что сломано, пожалуй, не два ребра, а больше. По высокой лестнице они поднимаются на второй этаж и оказываются в небольшой гостиной с камином. Джон стягивает грязную куртку и осторожно пристраивает ее в угол, чтобы не напачкать. Он оглядывается, отмечая царящие в комнате беспорядок и запустение, такое ощущение, что по ней торнадо прогулялся. И, кажется, Джон знает, что это за торнадо.

– Ты точно не слышишь без аппаратов? – уточняет Джон, когда Шерлок оборачивается к нему, и тот лишь кивает в ответ.

Джон удовлетворенно улыбается – это здорово, на самом деле, потому что рядом с Шерлоком он всегда боится ляпнуть лишнего или проговориться о своих чувствах. Нельзя сказать, что Джон о них не говорил, он о них кричал на всю улицу, но это не считается, потому что Шерлок его не слышал. Ситуация похожа на фальстарт, и Джон не против оказаться на старте вновь.

– Пойду за аптечкой, – говорит Шерлок, и исчезает где-то в недрах квартиры.

Джон оглядывается, отмечая череп на камине, оставленную в кресле скрипку, чучело летучей мыши, свою футболку на диване (сердце делает акробатический кульбит – сохранил, не выбросил!), а потом на кофейном столике видит шприц и свернутый колечком жгут, лежащие в открытой металлической коробочке. Его сердце опять пропускает удар от понимания. Джон сжимает кулаки и стремительно бледнеет – страх за Шерлока заполняет его почти мгновенно. Все же интуиция не подвела, Шерлоку действительно плохо, и Джон в этом виноват. В этот момент появляется Шерлок, все еще в пальто, покрытом капельками растаявшего снега, который мгновенно вникает в ситуацию и морщится, словно от зубной боли.

– Ох, нет, не так, – поспешно говорит он, сдвигая коробочку в сторону и выкладывая на столик аптечку. – Я не сорвался, – говорит он, – чуть не сорвался, – поправляется тихо. – Я не слышал, как ты звонил, правда, я просто пошел за дозой, когда наткнулся на тебя. Мне было плохо, я думал, что ты и та девушка состоите в отношениях, и с ума сходил от этой мысли. Я должен был забыть… – Шерлок не договаривает, но Джон и так понимает, о ком идет речь. – И я, кажется, готов был вернуться в прошлое… – он хмурится и отворачивается.

Шерлок сбрасывает пальто на пол, нервно двигается, стараясь занять руки перекладыванием ваты и бинтов, и не смотрит на Джона. Это и хорошо, Джону есть, что сказать не для того, чтобы его услышали, а чтобы облегчить свое сердце.

– Дурак, – говорит Джон, следя за мечущимися руками Шерлока, – ты гениальный дурак, Шерлок. И я дурак, никогда себе не прощу. Я, знаешь ли, люблю тебя, и мне плевать, как ты сам относишься ко мне. Можешь меня ненавидеть, но я больше не позволю тебе совершать глупости. Мне не плевать, как ты относишься к себе. Больше никаких наркотиков. Будешь у меня питаться три раза в день и по вечерам гулять на свежем воздухе, я тебе обещаю… – Джон не договаривает, потому что чувствует, что может сорваться в позорнейший плач, поспешно вытирает все же выступившие слезы, пока Шерлок не смотрит на него, и осторожно закрывает коробочку со шприцом, размышляя, куда бы ее спровадить навсегда.

Шерлок не реагирует на поползновения Джона в отношении коробочки, заканчивает расставлять на столе склянки и мази и поворачивается к нему. Он осторожно усаживает Джона в кресло, двумя руками поворачивает его лицо из стороны в сторону, рассматривая увечья, полученные от скинхедов.

– Ты обязательно расскажешь, во что опять вляпался без меня, – сердито говорит он и, не ожидая согласия Джона, начинает аккуратно стирать мягкой губкой с лица кровь и грязь.

Пальцы Шерлока тонкие и нервные, а еще заботливые и прохладные, он едва касается ран Джона, обрабатывая их дезинфицирующей жидкостью, нанося заживляющую мазь, наклеивая пластырь. Иногда он дует на обрабатываемую поверхность, чтобы не щипало, и тогда Джон выпадает из реальности, вспоминая их первую ссору, после которой вот точно так же он сам оказывал Шерлоку медицинскую помощь. В эти моменты Джон дуреет от близости Шерлока, украдкой вдыхая его запах, стараясь удержать его в памяти и заставить сердце не биться в таком сумасшедшем темпе. Шерлок заканчивает с лицом Джона и с коротким смешком тихо произносит:

– Отомри.

Джон смущается и громко дышит. Шерлок деловито складывает обратно аптечку, а Джон понимает, что наступила та самая неловкая пауза, когда надо уходить. Джону ужасно не хочется оставлять Шерлока и эту уютную, несмотря на погром, гостиную. Второе кресло у камина выглядит исключительно привлекательно, но кто такой Джон Ватсон, чтобы навязываться. У него не осталось ни одного повода, чтобы задержаться на Бейкер-стрит еще хоть на мгновение. Даже ребра ведут себя прилично, давая понять, что не сломаны. Джон заставляет себя подняться и с фальшивой улыбкой произносит, глядя в глаза Шерлока, который перестает возиться с аптечкой и опять непонятно смотрит на него:

– Ну что ж, мне пора.

Шерлок молчит, и Джон делает первый, самый трудный шаг в сторону выхода. Сердце разрывается, но второй шаг дается гораздо легче. Он поплачет потом, когда останется один, снег скроет слезы и остудит пылающие щеки.

Джон протягивает руку к грязной куртке, бесформенной кучей уродующей угол, и неожиданно чувствует на плечах сильные руки Шерлока. Они удерживают его на месте, а потом разворачивают на сто восемьдесят градусов. Их лица оказываются в непозволительной близости друг от друга, и Джон вдруг замечает, что на самом деле глаза Шерлока цвета морской воды. Шерлок смотрит на Джона и широко улыбается, напоминая озорного мальчишку. Он никогда еще не улыбался Джону так открыто, и Джон сомневается, что он вообще хоть кому-то так улыбался. Джон удивленно смотрит на него, ничего не понимая, а Шерлок притягивает его к себе, крепко обнимает и, не отпуская, шепчет в макушку:

– Ты идиот, Джон! Ты идиот! Господи, да я тоже люблю тебя! Люблю с того самого мгновения, как увидел в окно вашего кафе, когда проходил мимо. Я не смог уйти и стоял, наверное, с полчаса, пока не решился зайти внутрь. Я наблюдал за тобой, следил, любовался, наслаждался – боже, да я помешался на тебе! Как ты мог подумать, что я тебя ненавижу… Бред какой! Просто я… – Шерлок судорожно вздыхает, сжимает Джона еще сильнее, отчего у Джона от счастья едва сердце из груди не выпрыгивает, так хорошо ему слышать то, что говорит Шерлок. А Шерлок и не думает затыкаться, он продолжает шептать свой монолог в макушку Джона: – Я, наверное, просто неправильный. Не имею ни малейшего понятия о том, как показать человеку свою в нем заинтересованность. Эмоции, отношения – я теряюсь в этих сферах. Кроме того, у меня уже был неприятный опыт, – Шерлок говорит торопливо, словно боится что-то забыть сказать. – Я был увлечен и думал, что это взаимно, но моя глухота… Тот человек… Он ушел. Я понял, что ущербный, никому не нужен, и поэтому я боялся показать тебе, как ты мне нравишься. Я не хотел, чтобы ты тоже оттолкнул меня. Мне казалось, что даже дружбы хватит для счастья. Я такой идиот, – признается Шерлок. – Прости. И за ревность тоже. Я правда люблю тебя, Джон. Тоже люблю.

Шерлок замолкает, а Джон, краснея от смущения, шепчет ему в грудь, не пытаясь выбраться из уютных и теплых объятий:

– Так ты все же слышишь, да? Ведь ты не смотрел на меня, когда я признавался в любви, – он не пытается выяснить отношения или вывести Шерлока на чистую воду, просто уточняет, чтобы не осталось между ними недомолвок и непоняток.

Шерлок хмыкает в макушку, невесомо целуя Джона:

– Я, правда, не слышу без аппаратов. Но когда собрался за дозой, я их надел. Извини, – Джон тихо смеется, расслабляясь и обнимая, наконец, Шерлока в ответ.

– А в кафе? – спрашивает он, улыбаясь. – Ты тоже был в аппаратах? Та история с толстяком. И с таблеткой Виктора. Ты надевал их, да?

– Нет, – усмехается Шерлок, – я не люблю аппараты. Я отлично читаю по губам, а кроме того мне не обязательно слышать, чтобы понять, что происходит. Дедукция возникла на моем нежелании носить аппараты.

– Дедукция, – восторженно повторяет Джон, – но ты же не мог знать про двадцатку. Когда толстяк говорил, он смотрел на меня, а ты сидел за его спиной. Как?

Шерлок на мгновение отрывается от Джона и заглядывает ему в глаза своим смеющимся взглядом:

– За твоей спиной висит огромное зеркало, Джон, – говорит он, тепло улыбаясь, – ты потрясающе ненаблюдателен, – и пока Джон переваривает это, произносит: – Можно и я кое-что спрошу, раз уж мы сейчас ликвидируем белые пятна в наших отношениях? – Джон кивает, все еще переживая маленькое потрясение, и тот расценивает это как согласие: – На что ты обиделся тогда, когда не стал варить мне кофе? Я ведь правильно понял, что ты обиделся, да?

Джон вспоминает их первую ссору, на мгновение каменеет, а потом принимается выпутываться из объятий Шерлока. Шерлок не удерживает, но смотрит так, словно от ответа зависит если не судьба мира, то, как минимум, судьба Великобритании. Джону стыдно признаваться в своих комплексах, но он понимает, что это нужно сделать:

– Да, я обиделся тогда, прости, – бубнит он, не глядя на Шерлока. – Просто я видел тебя на работе, на месте преступления. Случайно гулял мимо. Остановился рядом поговорить, но ты даже не обернулся, – Джон вздыхает, заново переживая давнее унижение, и поспешно добавляет: – Теперь-то я знаю, что ты просто не слышал меня, но тогда мне было жутко обидно. Извини.

– Ты все же был там, в парке, – восклицает Шерлок, хлопая себя по лбу, – ты все же там был, мне не показалось, – Джон удивленно смотрит на него. – Я почувствовал твой запах, – объясняет Шерлок, – и решил, что это галлюцинация, потому что я слишком много о тебе думаю. Я даже поискал тебя вокруг, но никого не увидел. Черт, черт, черт… Прости, Джон! – Шерлок выглядит расстроенным, и Джон корит себя за это.

– Нет, Шерлок, ты не виноват, – спешит он успокоить его, – это просто случайность.

– Случайность, – эхом повторяет Шерлок, – случайность. Боже, Джон, мне становится страшно, когда я понимаю, что ты мог бы не прийти, а я мог бы сорваться, – он выглядит потрясенным и испуганным.

Эта мысль внезапно пугает и Джона.

– Я бы пришел, – говорит он. – Спасибо тому типу с зонтом – ты давал его визитку, когда Гарри попала в аварию. Это он сказал адрес, – признается Джон и опускает глаза, стараясь удержать внутри себя рвущийся вопрос.

– Мы обязательно скажем брату спасибо, – заверяет Шерлок, – он та еще задница, но иногда и на него находит делать добрые дела.

– Брату? – вскидывается недоверчиво Джон. – Я думал, он… – Джон смущается, не решаясь озвучить свои версии.

– Майкрофт – мой старший брат, – объясняет Шерлок. – Тогда он приходил в кафе познакомиться с тобой. По его словам, тебя стало слишком много в моей жизни, – Шерлок улыбается. – Ты ему понравился, – сообщает он, и Джон улыбается ему в ответ.

Джон улыбается и не может удержаться, чтобы не потянуться за новыми объятиями, которые Шерлок встречает с энтузиазмом голодающего. Они набрасываются друг на друга, цепляясь за одежду, стараясь прижаться кожей к коже как можно ближе. Ненасытные руки шарят по телам, губы ищут губы, чтобы слиться в поцелуе, а ноги подкашиваются, позволяя обоим рухнуть на изрядно уже потертый, весь в пятнах от химических опытов персидский ковер. Вся выстроенная Джоном защита давно рухнула – сейчас он беззащитен и открыт, только для Шерлока и его поглощающей любви. Джон чувствует, насколько сильно нуждается в нем Шерлок и пытается сказать ему языком тела, что нуждается в нем также, если не сказать сильнее. Шерлок беспорядочно целует Джона, и шепчет, словно в лихорадке:

– Мой, мой, мой… Наконец-то мой, навсегда… – а Джон в ответ лишь стонет (язык опять подводит его), подставляясь под ласки и выгибаясь навстречу прикосновениям.

В свой первый раз они не сдержаны и поспешны, словно пытаются утвердить права друг на друга, помечая территорию тела укусами и засосами. Они грубы в ласках и движениях, но некая болезненность лишь обостряет чувства и оголяет нервы. Они стремительно и одновременно финишируют, всего лишь от трения плоти о плоть, а затем в контрастной полубессознательной неге раздевают друг друга и изучают. Они засыпают на полу, переплетясь руками и ногами. Голова Шерлока лежит на плече Джона, а сам Джон даже во сне обнимает Шерлока в защитном жесте. Они близки и счастливы, как никогда.

Джон успешно сдает зимнюю сессию и переезжает к Шерлоку накануне Рождества. Они вместе встречают праздник, но вскоре после двенадцати на телефон Шерлока приходит сообщение от инспектора Лестрейда. Джону ужасно не хочется расставаться с Шерлоком, и они едут на место преступления вместе.

– Это мой ассистент, – представляет его Шерлок заносчивой девушке-полицейской, и тянет за рукав к трупу. – Что думаешь, Джон? – поворачивается он к любовнику, чтобы видеть его ответ, и Джон улыбается.

Шерлок по-прежнему не носит аппараты, и потому старается не терять Джона из вида, а Джон дотрагивается до плеча Шерлока, если хочет что-то сказать. Они идеально взаимодействуют, понимая друг друга с полуслова и полувзгляда, и производят впечатление парочки. Они не целуются на людях демонстративно, не шокируют их объятиями, они просто вращаются друг вокруг друга, как планета и спутник в сложной схеме взаимного функционирования. Иногда Джону страшно от того, насколько счастливым он чувствует себя рядом с Шерлоком. Он просыпается ночью и просто слушает его дыхание, заставляя сердце не бояться утратить это невесть за что свалившееся на него длинноногое лохматое и гениальное счастье. Самое сладкое, что в глазах Шерлока он читает тот же самый страх, от которого сосет под ложечкой и тянет внизу живота. И Джон согласен жить с этим страхом всю жизнь, потому что ничего и никого лучшего, чем Шерлок, в его жизни не случалось и, определенно, не случится. Шерлок – явление, стихийное бедствие и природный катаклизм, которым Джон не устает восхищаться. И любоваться. И наслаждаться.

– Джон, так что ты думаешь? – повторяет свой вопрос Шерлок, возвращая его к распростертому на полу телу.

Попытка Шерлока вовлечь в расследование студента-медика первого курса, возможно, провальна, но Джон собирается с духом и приступает к осмотру, вспоминая все, чему успел выучиться. Отчего-то кажется, что впереди у них с Шерлоком еще много трупов, а сияющие глаза Шерлока лишь подтверждают догадку.

Конец.

Комментарий к

В заключении хочется процитировать очень красивое стихотворение zimaleto, на которое ее вдохновила эта история:

Наши чувства словно кофе крЕпки.

Нам друг друга слышать ни к чему,-

Мы сцепились как стальные скрепки.

Нам не жить теперь по одному.

Мы друг друга чувствуем ментально

И ведет по жизни нас любовь,

Мы помочь сумеем моментально

Если надо, то прольем за друга кровь.

И пусть мир вокруг не идеален,-

Против нас он может ополчиться.

Наш союз с тобой вполне реален,

Это лучшее, что в нем могло случиться!